Текст книги "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии"

Автор книги: авторов Коллектив

Перевод А. Сергеева

Под дождем гляжу на гору Цзюншань из беседки Юэян

 
¹Был сослан на десять тысяч смертей,
седым возвращаюсь домой.
Живым пробрался через Цюйтан [959]959
  Живым пробрался через Цюйтан… – См. сноску 716.


[Закрыть]
и сквозь заставу Яньюй.
Уже я весельем полон, хотя
в Цзяннань [960]960
  Цзяннань– См. сноску 759.


[Закрыть]еще не попал.
С высокой беседки Юэян [961]961
  Беседка Юэян– знаменитая постройка в горах Юэян на берегу озера Дунтинху.


[Закрыть]
гляжу на гору Цзюншань [962]962
  Гора Цзюншань– находится посреди озера на острове.


[Закрыть].
 
 
²Стою у перил напротив горы,
над озером ветер и дождь.
Закручены волосы феи Сян Э
в двенадцать тугих узлов. [963]963
  Закручены волосы феи Сян-э // в двенадцать тугих узлов. – Сян-э – фея реки Сян (см. вариант легенды в сноске 591). По преданию, Э-хуан, жена Шуня, мифического правителя, после его смерти вместе с наложницей Нюй-ин утопилась в реке Сян и стала феей этой реки. Дух ее будто бы обитает на горе Цзюнь-шань, похожей по форме на двенадцать пучков волос.


[Закрыть]
Увы, двенадцать уступов скал
вздымаются из воды.
Колеблются горы из серебра [964]964
  Горы из серебра– то есть волны.


[Закрыть]
вокруг голубой горы.
 

Поднявшись в беседку Куайгэ [965]965
  Беседка Куайгэ– в провинции Цзянси, где служил поэт.


[Закрыть]

 
Опять смешной глупец отложил
правительственные дела.
Любуюсь под вечер из Куайгэ
закатом после дождя.
Листва опадает на сотнях гор,
уходят вдаль небеса.
Во всей спокойно текущей Чэн [966]966
  Чэн– река Восточная Чэн.


[Закрыть]
уже отразилась луна.
Оплакал друга славный Бо Я
и красные струны порвал. [967]967
  Оплакал друга славный Бо-я // и красные струны порвал. – Музыкант, порвавший струны на своем пине после смерти друга, которого он считал единственным достойным ценителем своего искусства.


[Закрыть]
Темнели от счастья глаза Жуань Цзи,
отведавшего вина. [968]968
  Темнели от счастья глаза Жуань Цзи, // отведавшего вина. – Жуань Цзи (III в.) – поэт (см. выше).


[Закрыть]
Вернулись из дальних стран корабли,
на пристани флейты поют.
Как белая чайка, на высоте
готов крылами взмахнуть.
 

Впервые взглянул на горы у реки Хуай

 
Под шубой ветер, на шапке снег —
прощался с домом у леса.
Зеленая иволга, серый стриж —
пришло глубокое лето.
Мне нужно всего три котла зерна [969]969
  Мне нужно всего три котла зерна… – Ученик Конфуция Цзы-гун, чтобы прокормить мать, служил за три котла зерна.


[Закрыть]—
хочу зарабатывать деньги.
С надеждой сердце матери ждет
весь год моего возвращенья.
Живу в заботах, ночую в корчмах,
не знаю дня передышки.
Больными глазами на горы взглянуть —
и то не хватает силы.
О, если б вечернее солнце мне
увидеть на трех тропинках,
Когда умолкает гомон цикад
и ивы темны и тенисты…
 

Перевод М. Басманова

Строфы о рыбаке

 
От суеты мирской
Ушел, не страшась молвы.
То трезв, а то пьян опять,—
Случается когда как.
В бамбуковой шляпе своей,
В зеленом плаще из травы
Иней да снег привык
Смело встречать рыбак.
Ветер утихнет едва —
С удочкой вечером он.
И наверху и внизу —
Месяца волшебство.
Что небо и что река —
Мир в синеву погружен,
Где разве что гусь порой
Возникнет – и нет его!
 

* * *

 
Из объятий садов
Убежав на простор,
Здесь, над звонким ручьем,
Мэйхуа расцвела…
Нет, ее не страшит
Холод в горной глуши,
Ей как будто бы встреча
С весной не мила.
Кто узнает, о чем
Загрустила она,
Сокровенные кто
С ней разделит мечты?
Ароматная, нежная,
И – одна!
Разве месяц взойдет,
Чтоб взглянуть с высоты.
 

Осенний лес, далекие вершины. Альбомный лист. Чжао Юн, XIII–XIV вв.

Перевод М. Басманова

* * *

 
Вижу снова простор голубой,
Над беседкою тихий закат.
Мы совсем захмелели с тобой,
Мы забыли дорогу назад.
Было счастье – и кончилось вдруг!..
В путь обратный пора нам грести,
Только лотос разросся вокруг,
Всюду лотос на нашем пути.
Мы на весла
Дружней налегли,
Мы гребем,
Выбиваясь из сил.
…И в смятении чайки вдали
Улетают с песчаной косы.
 

* * *

 
Весны приметы ярче с каждым днем.
Уютный дворик. Тихое окно.
Еще не поднят занавес на нем,
Но пали тени синие давно.
В молчанье с башни устремляю взгляд,
И струны цитры яшмовой молчат,
Над горною вершиной облака —
Они торопят сумерек приход.
Зыбь по траве прошла от ветерка,
Кропит дождем померкший небосвод.
Цветущей груше холода страшны,
Боюсь, цветам не пережить весны.
 

* * *

 
Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек… [972]972
  И День поминовенья недалек…– См. сноску 681.


[Закрыть]
Курильница из яшмы. А над ней,
Редея, извивается дымок.
Не в силах встать – лежу во власти грез,
И не нужны заколки для волос.
Прошла пора цветенья нежных слив,
Речные склоны поросли травой.
Плывет пушок с ветвей плакучих ив,
А ласточка все не летит домой.
И сумерки. И дождик без конца.
И мокрые качели у крыльца.
 

* * *

 
Слабый луч. Ветерок несмелый.
То вступает весна на порог.
Я весеннее платье надела,
На душе ни забот, ни тревог.
Я с постели только что встала,
Охватил меня холодок.
В волосах запутался алый
Мэйхуа опавший цветок.
Где ты, край, мне навеки милый?..
Нам в разлуке жить суждено.
Нет, забыть я тебя не в силах,
Не поможет тут и вино!
Свет курильницы тускло мерцает,
Словно омут, манит постель…
Догорает свеча и тает,
Но еще не проходит хмель.
 

* * *

 
Крик залетного гуся слышу,
Вижу яшмовой тучи следы.
Снова снег осыпает крыши,
Из курильницы тянется дым.
Птица-феникс – заколка резная,
И на ней отраженье свечи.
Отчего – я сама не знаю,—
Радость в сердце ко мне стучит.
Где-то звуки рожка на рассвете
Ускоряют утра приход.
Ковш с Тельцом в час урочный встретить
На востоке заря встает.
Ни цветочка нигде не видно,
Только знаю: весна в пути.
Ветер западный – так обидно —
Холодам не дает уйти.
 

Утуны

 
Гор молчаливые толпы
Вижу я с башни высокой.
И на безлюдной равнине
Стелется дымка седая,
Стелется дымка седая…
Угомонились вороны —
Спят, прилетев издалёка,
Ярким закатом любуюсь,
Голосу рога внимая.
Свечи давно не курятся,
И опустели бокалы.
Грустно мне так и тревожно,
А отчего – я не знаю.
Не оттого ль, что с утунов
Листьев так много опало,
Листьев так много опало…
Осень, глубокая осень,
Тихая и глухая.
 

Банановая пальма

 
Не знаю кем посаженная пальма
Так разрослась с годами под окном…
Она весь двор
Закрыла черной тенью,
Она весь двор
Закрыла черной тенью.
Листы ее
При ветра дуновенье
Все шепчутся
О чем-то о своем.
Лежу одна, печальная, в постели,
До третьей стражи – дождик за стеной,
За каплей капля
Проникает в душу,
За каплей капля
Проникает в душу.
Мне больше не по силам
Шум их слушать
И ночь в разлуке
Коротать одной.
 

* * *

 
Грусть в сердце. И смятенье дум,
Тревожит каждый звук.
Холодный мир вокруг угрюм,
И пусто все вокруг.
Луч обласкал – и вновь темно,
И холодно опять.
С ненастным ветром и вино
Не может совладать.
Печальный голос слышен мне:
«Наш старый друг, прощай!»
То гуси где-то в вышине
Летят в далекий край.
Здесь было много хризантем,
Цвели – и отцвели.
О них кто вспомнит и зачем?
Валяются в пыли.
Я у окна чего-то жду,
И скорбь меня гнетет.
А тут еще, как на беду,
Дождь льет, и льет, и льет.
Утун, промокший до корней,
И сумеречный свет,
И в небе, как в душе моей,
Просвета нет и нет.
 

* * *

 
Расплавленное золото заката
И яшма лучезарных облаков…
Не вместе ты со мною, как когда-то,
Ты в этот вечер где-то далеко.
Дымятся ветки опушенной ивы,
И звуки флейты грустные слышны,
Поет она про увяданье сливы,—
О, таинства извечные весны!
Удался Юаньсяо тих и светел [973]973
  Удался Юаньсяо тих и светел… – Юаньсяо – пятнадцатый день первого месяца, последний день Праздника весны.


[Закрыть],—
Принес он радость первого тепла,
Но разве не подует снова ветер
И не нависнет дождевая мгла?
Друзья по песням и вину гурьбою
Пришли за мной. Коляска ждет давно.
Хочу я быть
Наедине с собою,
Мне не нужны
Ни песни, ни вино.
А в мыслях – процветающий Чжунчжоу, [974]974
  А в мыслях – процветающий Чжунчжоу… – Поэтесса думает о столице сунского Китая Кай-фыне, расположенном в центральном районе страны – Чжунчжоу. В это время столица была захвачена кочевниками – чжурчжэнями.


[Закрыть]—
Чреда ничем не омраченных дней.
Мне праздники весны под отчим кровом
С годами все дороже, все роднёй.
Усыпанные жемчугом уборы,
И камни изумрудные в косе,
И золотые на шелках узоры,
И состязанье в блеске и красе.
Но все прошло. И вот краса увяла.
От бури жизни – иней на висках.
И не манит уж больше, как бывало,
В ночных прогулках радости искать.
Мне лучше в стороне,
Вдали от всех,
За занавеской слышать
Чей-то смех!
 

Перевод В. Тихомирова

Маленький пруд

 
Грустное око пруда,       ручья беззвучные слезы.
Любят глядеться погожим днем       в воду тенистые лозы.
Побеги лотосов только что       проклюнулись из воды —
На острых проростках уже сидят       маленькие стрекозы.
 

На рассвете выхожу из храма Чистого Любвеобилия и провожаю Линь Цзы-фаня [976]976
  Храм Чистого Любвеобилия– знаменитый буддийский храм около Шанхая. Линь Цзы-фань– Друг поэта.


[Закрыть]

 
Виды Сиху [977]977
  Сиху– озеро в Ханчжоу.


[Закрыть]       в середине шестой луны
Не те, что зимою,       осенью или в начале весны.
Листья лотосов в отраженье небес       неиссякаемо бирюзовы.
В солнечном блеске цветы на воде       по-особенному красны.
 

Перевод В. Тихомирова

У почтовой станции Цзячуаньпу попал в мелкий дождь; вокруг стало удивительно красиво

 
Вешний ветер, дорожная пыль
докучали с утра в пути.
Быстрый дождь пробежал по горам —
и веселей идти.
В опасном ущелье узкий мосток
над синей кручей повис.
Цветы опадают – скользят лепестки
по зеленым утесам вниз.
Облако прямо перед глазами
одинокой птицей парит.
Внизу, под ногами, горный поток
далекой грозой гремит.
Смеху подобно, – ученый муж,
я жизнью не дорожу:
Сам выбираю опасные тропы,
долго по ним брожу.
 

Вздыхаю

 
Вздыхаю, вздыхаю,       тоски не могу унять.
Конца не видно –       скитаюсь который год.
Иней пал –       скоро зима опять.
Птицы кричат –       солнце скоро зайдет.
Вальков стукотня –       жены стирают мужьям:
Солдаток много и здесь,       на краю земли.
Листвой завален       ветхий почтовый ям,
И я, одинокий,       от родины в тысячах ли
Средь барсов и тигров       свой доживаю век.
Кровь на траве,       кровь по терновым кустам —
Здесь, у дороги,       съеден был человек.
А я от рожденья       духом и тверд и прям.
Служил государству       и даже семьей пренебрег.
Я и теперь       не боюсь девяти смертей.
Но чем же семье,       чем государству помочь?
Давно на равнине       смута и стук мечей. [979]979
  Давно на равнине // смута и стук мечей. – Поэт говорит о том, что и земли на равнинах к северу от реки Янцзы уже почти полвека, как захвачены иноземцами.


[Закрыть]
Муж отважный       слез не смог превозмочь.
Мне рано в отставку –       послужит еще книгочей:
Коня оседлает,       и разбойников – прочь!
 

Делюсь чувствами, мною владевшими в холодную ночь

 
Сижу перед полной чаркой –       не пью.
Печальные мысли       пьянят сильнее, чем хмель.
Многое видел,       побывал не в одном краю —
Тоску схоронить не смог       ни в одной из земель.
В столицу приехал,       помню, то было давно.
Конь на бегу       гривой густою тряс.
На синей башне       ночью пили вино.
Веселая песня       в небесную даль неслась.
Вернуть невозможно       счастья минувших дней.
До шеи свисают       длинные пряди седин.
Прекрасна в окне       луна над горами Эмэй: [980]980
  Прекрасна в окне // луна над горами Эмэй… – Горы Эмэй в провинции Сычуань славятся живописными видами.


[Закрыть]
Осень пришла, грущу       с луною один на один.
Под утро луна       озаряет пустую кровать:
Глаз не смыкал –       цикады пели окрест.
Понял давно:       от печали нельзя сбежать —
Чего же ради       уйду из родимых мест.
 

Нечаянно написал в беседке у пруда

 
Сижу, беспечный, в тени беседки,
свищу на яшмовой флейте.
На беззаконную грусть о прошлом
зря потратил десятилетье.
Старое древо упало в поток —
кто же вспомнит о нем?
Сама не знает сухая полынь,
куда ее катит ветер.
Платан у резного колодца в полдень
тень рождает и тишину.
Рябью подернулся синий пруд —
чуть колышется тина.
Людям присуще радость искать —
так было и в старину.
Закон известный – его толковать
разве необходимо?
 

Павильон Цуйпингэ на западном утесе

 
В далекой беседке полдня провел
с чаркой один на один.
Своими глазами видел осенний
вид Хэшаньских вершин.
Знаю – красоты здешних мест
словами трудно изобразить.
Рад – беззаботно брожу по горам,
сам себе господин.
Орлы слетают с высоких скал,
клекочут весь день.
В глубокой пади на водопое
вечерами трубит олень.
Живущий свободно, как сердцу угодно,
радость найдет в пути.
Жизнь просидевший в богатом доме
подобен узнику взаперти.
 

Маленький сад

 
Что южный, что северный край деревни —
горлиц слышу вдали.
Проростки риса торчат из воды —
полей неоглядна гладь.
Не раз бывал на краю земли,
отсюда в тысячах ли.
А ныне сам у сельчан учусь
вешнюю землю пахать.
 

При луне

 
Луна светла; двор пуст;
тени дерев наискосок.
В темных кустах шорох, возня;
не спит семейство сорок.
Старый ученый, ныне учусь
у несмышленых детей —
Пытаюсь поймать жука-светляка —
халат от росы намок.
 

Ночью сижу. Кончилось масло в лампе: в шутку написал стихи

 
Книгу хотел дочитать, но вдруг
в светильне фитиль погас.
Жаль, темно, не могу разобрать
последних несколько фраз.
Разве не глупо всю жизнь
потратить лишь на бумагу!
Засмеялся; окно распахнул, сижу,
с луны не свожу глаз.
 

Выздоравливаю

 
В селенье горном болел – поправляюсь;
шапку надел – велика.
На юге, в долине Янцзы, – весна,
а мы всё тепла ждем.
Грущу, – в пустынном краю герой
стал немощней старика.
Вижу – цветы, воспетые всеми,
обрывает ветер с дождем.
Удобно лежу в подушках; вдыхаю
цветочный дух у окна.
Стыдно выйти – так разрослись
дикие травы в саду.
Книги расставил; читаю письмо;
отставил чарку вина.
Печальные вести – много несчастий
случилось в этом году.
 

Слушая доклады, смотрю вдаль, на горы Мумушань

 
Нет покоя – с утра до ночи
чиновничья служба томит.
В пыли казенных бумаг задыхаюсь;
лицо со стыда горит.
Но кое-чем похвалиться и я
перед другими могу:
В окно присутствия горы видны —
прекрасный заречный вид.
 

Чиновные дела

 
Когда же смогу, хотя бы на время,
уйти от чиновных дел?
Годы идут; на моей голове
волос уже поседел.
Только отдамся душевной беседе —
высокого гостя встречай.
Только что видел светлые сны —
вставай, бубенец прозвенел.
Уйти бы в горы под облака —
век бы на них глядел.
Дружил бы с овчаром и с дровосеком
за трапезой вместе сидел.
Стихи записал – пора бы теперь
в сердце смирить гнев:
Птице в неволе крыло подрезают,
что делать – таков удел.
 

Ночью двадцать пятого числа третьей луны не мог заснуть до самого утра

 
Ночь не спал, совсем головой поник.
Болею, болею, – вовсе я стал старик.
Сяо-сяо –       тени бамбука в окне.
Чжэ-чжэ –       птичий в заречье крик.
Зря выбивали       ратный налог батогом.
Пыль, дым, –       страна под варварским сапогом.
Спать не могу:       печалюсь не о себе —
Плачу о нынешних временах,       и ни о чем другом.
 

Жалобы крестьянина

 
По взгоркам, где почва суше,       пшеницу сею.
В низинах, где есть вода,       сажаю рис.
До самой кости       буйвол протер шею.
Пашем и ночью –       кричу: давай, не ленись!
Из сил последних       сеем, сажаем, пашем.
Страда не вечна –       день отдыха недалек.
Но кто дубасит       с утра по воротам нашим?
Уездный чиновник       пришел собирать налог.
К уездной управе       меня ведут под охраной.
Днем и ночью       жестоко порют плетьми.
Кто же из смертных       не трусит смерти нежданной?
Думал, умру, не простясь       ни с родителями, ни с детьми.
Домой вернулся,       хотел обо всем поведать.
Не стал вестями тревожить       родительский слух.
Лишь бы отцу и матери       было чем отобедать.
А дети с женой –       все равно, что лебяжий пух.
 

Болею

 
Болею; лежу в саду; стар,—
стала седой голова.
Снадобья пью – тем и живу;
одолело меня нездоровье.
В дымке луна; в невысоких горах,
слышу, кричит сова.
Свет из окна; на высоких деревьях,
вижу, воронье гнездовье.
Силу мою подорвали несчастья,
ложь, наветы, злословье.
Душу мою истомила нужда —
сердце бьется едва.
Юные годы вспомню – и вправду,
будто прошли века.
Не о себе говорю – о государстве
мысли мои и слова.
 

В сильный дождь на озере

 
Туман клубится в устье ручья —
озерная скрылась коса.
Дождь нежданный все поглотил —
горы и небеса.
Природе чуждо великолепье —
ее красота в простоте.
Луна в облаках провожает домой
рыбачьей ладьи паруса.
 

В начале осени написал стишки на рифму: «Старик у окна доживает последние дни. К старым деревьям осень явилась вдруг»

 
Всяк о себе
думает в наши дни.
По этой причине
столько несчастий вокруг.
Тот, кто не делит мир
на «я» и «они»,
Тот в этом мире
мой друг.
 

Сочинил в постели, а до того услышал, что на морском побережии у гор Сымин большое наводнение

 
Лежу в постели, тяжко вздыхаю,—
думы все об одном.
Совсем обнищал, – голодная смерть
теперь угрожает мне.
В доме холод; шумит, шумит
дождевая вода за окном.
Тысячу ли нынче прошел
ночью в тревожном сне.
Там – речные ракушки в полях;
ветер в горах, гром.
В приморских селеньях половину домов
затопила речная вода.
Вчера поздравлял соседа сосед
с изобильем осенних нив.
Надежды прахом – вместо еды
досталась людям беда.
 

Записал свой сон

 
Если бы знать, сколько еще
среди людей проживу.
Вальков стукотня, звуки рожка
грустью тревожат слух.
Снова с войском иду на врага —
в сновидении, как наяву.
Ныне тот же юный во мне,
неукротимый дух.
На дальней заставе, помню, дивился
небу цвета реки.
Все остальное забыл за годами —
поседели давно виски.
Тело умрет, но никогда
я в стихах не умру.
Кто же с первого взгляда по строчке одной
не признает моей руки?!
 

Перевод М. Басманова

Совершаю прогулку на озеро Эху и, выпив вина, пишу стихи на стене трактира

 
Весна осела прочно на равнине —
Пастушья сумка всюду зацветает.
На борозды распаханного поля
Ворон крикливых опустилась стая.
Я стар и сед, а в сердце чувства зреют.
Кому и как их изольешь весною?
В лучах заката вывеска трактира.
Там, верно, отпускают в долг хмельное.
Живу в тиши,
Природой наслаждаюсь,
И в праздности
Проходят дни за днями.
Вот скотный двор. Кунжут и шелковица
У западной стены сплелись ветвями.
В зеленой юбке, в кофте белоснежной
Выходит незнакомка за ограду.
Она спешит родителей проведать
Теперь, когда окрепли шелкопряды.
 

Пишу ради забавы на стене деревенской хижины

 
Уж вечереет. Но еще в деревне
Повсюду кур и уток гомон слышен.
Как разрослись тутовник с коноплею —
Их ветки возвышаются над крышей.
Тот счастлив, кто довольствуется малым,
Ему всегда завидую невольно.
В конце концов что требовать от жизни?
Наелся вдоволь – и с тебя довольно.
Я вижу
Молодую поросль ивы,
И отмели
Уже не те, что были.
Вот здесь когда-то ручеек струился,
Теперь его теченье изменили.
Когда на свет рождается ребенок,
Здесь чуда от него не ждут большого
И говорят: «Вот и невеста Юям!»
Или: «А вот и зять для дома Чжоу!»
 

Читал стихи Тао Юань-мина и не мог от них оторваться. Развлекаясь, написал и посвятил ему небольшое стихотворение

 
На склоне лет он сам ходил за плугом,
На трудности не сетовал в беседе.
Вина есть доу, есть к вину цыпленок —
И можно приглашать к себе соседей!
Что для него история династий?
И Цзинь и Сун – тщета больного века!
Фу-си считал он образцом для смертных
И был иного мира человеком.
Тысячелетье
В вечность отлетело,
А все живут
Бессмертные творенья!
И каждый знак, написанный поэтом,
В себе содержит ясное значенье.
Я размышляю: если б и поныне
Все здравствовали Се и жили Ваны —
Все их дела не стоили бы больше,
Чем прах с полей священного Чайсана!
 

Провожая друга

 
Давно умолкла «Песня о разлуке»,
Но на глазах слеза блеснет порою.
Нам много ль надо? Только б чашку риса,
А слава – дело для мужей второе!
Лазурь воды слилась с лазурью неба,
Их только разделяет кромка леса.
Вдруг опустилась туча дождевая
К подножию горы сплошной завесой.
Как в старину,
Так и теперь разлука
Вселяет в сердце
Горечь и досаду.
Затем ли, чтоб узнать и скорбь и радость,
Нам расставаться и встречаться надо?
Поднимется ли шторм в пути – не знаю,
Да и гадать не стоит понапрасну.
Одно я знаю, что дорога жизни
Трудна для человека и опасна!
 

* * *

 
Я один за судьбу отвечаю мою,
Небо спрашивать я ни о чем не желаю!
Одиноко
На башне высокой стою,
И в душе моей скорбь
Без конца и без края.
В неурочный вы час повстречались со мной:
Сон меня одолел, сердце отдыха просит…
Вам бы лучше, пожалуй,
Вернуться домой,
Вам бы лучше, пожалуй,
Вернуться домой…
И пускай ветер западный
Осень приносит!
 

Посвящается девушке, которая прислуживала гостям на пиру у Ян Цзи-вэня

 
Совсем, совсем еще девочка —
Пятнадцать ей лет от рожденья.
И с нею за шелковым пологом
Один только ласковый ветер.
Как рад я: ее не заметил
Никто, в ком живет вожделенье.
Я слышал: она очень робкая
И быстро приходит в смущенье.
Едва вас завидит, как личико
Зальется под пудрою краской.
На вас разве только украдкой
Задержит свой взгляд на мгновенье.
У озера прошлой ночью
Сгустились холодные тени,
Она в окруженье подружек
От дома вдали загулялась.
Цветком она слабым казалась
Иль ивой, поникшей в томленье.
Она еще так неумело
Гостям подает угощенья,
Вино наливает – и мнится:
Вот-вот его на пол расплещет…
Ей петь – и в прическе трепещет
Цветок, выдавая волненье.
 

Один провел ночь в горах

 
Ничтожны века моего свершенья,
Все – от начала до конца – ничтожны.
Вокруг надолго утвердилась осень,
И тишиною насладиться можно.
Не спится мне. И слух мой жадно ловит
Все шорохи и звуки поздней ночи.
Бурлит, шумит ручей неугомонный —
На что он вечно сердится и ропщет?
Серп месяца, и бледный и холодный,
Навеял грусть. И грусти нет предела.
Далеко где-то петухи проснулись —
Ко мне их перекличка долетела.
Здесь мир иной. Здесь слава и нажива
Еще собой не заслонили света.
Но почему так рано встали люди
И трудятся задолго до рассвета?
 

Перевод Е. Витковского

Проезжая по округу Синьчжоу

 
На две тысячи ли вокруг
прекрасны земли на вид.
Вдоль дороги чиновничьей весь откос
бегониями увит.
Прошлогодние листья ветер метет,
поторапливает коня.
Еще усердней, чем человек,
весенний ветер спешит.
 

Перевод И. Смирнова

Могила полководца Юэ Фэя [984]984
  «Могила полководца Юэ Фэя»– Юэ Фэй – национальный герой Китая, знаменитый полководец, не знавший поражений в битвах с чжурчжэнями, которые напали на страну в эпоху Сун (XII в.). Боролся против сторонников мирных соглашений с захватчиками, за что в 1141 г. был умерщвлен в тюрьме по доносу царедворца Цинь Хуэя.


[Закрыть]

 
Травою зарос могильный курган.
Здесь лежит великий герой.
Безлюдно. Только каменный лев
охраняет его покой.
Сановники, даже сам государь,
трусливо бежали на юг.
На севере разве что старики
о свободе вздохнут с тоской.
Однако давно убит Юэ Фэй —
нет печальным вздохам числа.
Захватили Север чужие войска,
и на Юге плохи дела.
Не сто́ит над озером Сиху
грустную песню петь —
Красота пленительных гор и рек
развеять скорбь не смогла.
 

Перевод Е. Витковского

Свиток с изображением пейзажа

 
Чуть приметно деревья       колышутся в дымке седой.
Светит луна       над неровной горной грядой.
У дальнего берега       обратная лодка видна.
Слева и справа       утесы стоят над водой.
Является мысль       от мирских соблазнов уйти,
С дровосеками и рыбаками       дружбу отныне вести.
Обширное озеро,       синие горы вдали.
В эту страну,       увы, не знаю пути.