Текст книги "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии"

Автор книги: авторов Коллектив

Первые три стихотворения в переводе А. Сергеева, четвертое – Л. Эйдлина

Свирепые тигры [774]774
  «Свирепые тигры»– В этих стихах поэт намекает на беззакония, которые чинили представители знатных родов.


[Закрыть]

 
Что юг, что север – везде в горах
под лиственным сводом – тьма;
Свирепые тигры средь бела дня
бродят вокруг села.
К вечеру жертву свою они
пожирают у всех на глазах;
Что юг, что север – в горах везде
олени боятся дышать.
В долине голой из года в год
все больше и больше тигрят;
Тигр с тигрицей выходят врозь,
будто не муж и жена.
В долине вблизи от логова их —
село на склоне холма;
Свирепые тигры из года в год
крадут у крестьян телят.
Даже улинские молодцы [775]775
  Улинские молодцы– аристократическая молодежь.


[Закрыть]
не смеют в тигров стрелять;
Напрасно в рощу входят они
и на следы глядят.
 

Песня честной женщины

 
Вы понимаете,       что я служанка мужа,
А преподносите       две светлые жемчужины.
Глубоко тронута       великой вашей страстью
И вашим жемчугом       украшу платье красное.
Мой дом возвысился       над деревами парка,
Мой муж с копьем стоит       у трона императора.
Хоть ваша искренность       луны и солнца ярче,
Но с мужем в жизни я       и в смерти быть обязана.
Я возвращаю вам       в слезах ваш жемчуг чудный,—
Жаль, мы не встретились       до моего замужества.
 

Другу, пропавшему без вести в Тибете

 
В позапрошлом году       ты стоял в юэчжийской твердыне.
Только вышли за стены,       как было разгромлено войско.
Из Тибета сюда       с той поры не приходит известий.
Ты живой или мертвый,       но наша разлука – надолго.
В опустелый шатер       никогда не войдет полководец.
Конь вернулся без всадника.       Знамя изорвано в клочья.
Может, ты еще жив?       Возлагаю с надеждою жертвы.
На дорогу гляжу       и не вижу дороги от слез.
 

Ночую в доме рыбака

 
Дом рыбака       расположен у устья реки.
Волны прилива       вбегают во двор за плетень.
Гостю проезжему       надо здесь ночь провести,
Только хозяин       еще не вернулся домой.
Гуще бамбук, –       потемнела дорога в село.
Вышла луна, –       стало меньше рыбачьих челнов.
Вижу – вдали       он на берег песчаный ступил.
Ветер весенний       играет плащом травяным.
 

Перевод В. Рогова

Горы и камни

 
Неровны щербатые камни,
едва заметна тропа.
Пришел я в сумерки к храму,
летают нетопыри.
Я в зале сел на ступени,
влажные от дождя.
Огромны бананов листья,
пышен гардений цвет.
Монах мне сказал: на стенах
буддийские росписи есть.
Принес огня посветить мне,—
отменное мастерство!
Циновку встряхнул для ложа,
похлебкою угостил;
Мне пищи простой довольно,
чтоб голод мой утолить.
Все тихо, лежу спокойно,
не слышен стрекот цикад.
Встал чистый месяц над кряжем,
сияние входит в дверь…
Светает. Иду на воздух.
Нигде не видно дорог.
Блуждаю кругом бесцельно,
лишь дым и туман окрест.
В сиянье алеют горы,
лазурью блещут ручьи,
И вижу: в десять обхватов
и сосны здесь и дубы.
На камни ручья спокойно
ступаю босой ногой;
Журчит вода, убегая,
мне ветер треплет халат.
При жизни такой нетрудно
возрадоваться всему —
Зачем же сидеть непременно
на привязи у других!
В одном желанье признаюсь
моим немногим друзьям:
Хочу до старости жить здесь,
отсюда не уходить!
 

В пятнадцатый день восьмой луны [777]777
  Пятнадцатый день восьмой луны– Праздник середины осени и почитания луны, а на юге Китая, в Кантоне, еще и Праздник фонарей. Это день самой яркой луны в году.


[Закрыть]дарю Чжан Гун-цао [778]778
  Чжан Гун-цао– друг поэта Чжан Шу, переживший вместе с Хань Юем опалу и ссылку на юг.


[Закрыть]

 
Облака подвернуты кругом,
нет Реки среди небес, [779]779
  …нет Реки среди небес. —То есть не видно Млечного Пути, который по-китайски именуется Небесной Рекой.


[Закрыть]
Чистый ветер дует в пустоте,
сгладил волны свет луны.
Спит вода, спят ровные пески,
образов и звуков нет.
Пьем с тобой из кубка одного —
спой мне что-нибудь, прошу.
Ты поешь – с кислинкою напев,
а слова твои горьки;
Не могу дослушать до конца —
слезы льются, словно дождь.
«С небесами высота Цзюю
сводит озеро Дунтин [780]780
  Дунтин– самое большое озеро Китая.


[Закрыть],
Всплыл дракон и снова в глубь нырнул,
слышны крики обезьян.
Десять жизней, девять в них смертей —
вот как выслужил я чин.
А теперь один в глуши живу,
точно скрывшийся беглец.
Покидая ложе, змей боюсь
и отравы жду в еде.
Воздух моря увлажнил червей,
мяса, крови смрад вокруг.
Пред ямынем [781]781
  Ямынь– чиновничья управа, канцелярия.


[Закрыть]барабан большой
бил торжественно вчера:
Новый государь у нас теперь, [782]782
  Новый государь у нас теперь… – В 805 г. на престол вступил император Сянь-цзун.


[Закрыть]
Гао будет вознесен.
За день о прощении указ
десять тысяч ли прошел,
Всем, кто к казни был приговорен,
жизнь дарована была;
Возвращают ссыльных, служба ждет
всех, кто отрешен от дел,
Будет смыта грязь, сметен порок,
стихнут козни во дворце.
В списки некий чин меня вписал —
имя вымарал другой,
Не везло мне – только удалось
к варварам забраться в Цзинь. [783]783
  Не везло мне – только удалось // к варварам забраться в Цзинь.– Поэт говорит, что амнистия в связи с воцарением нового императора не коснулась его, – изменилось лишь место ссылки.


[Закрыть]
Что судебный исполнитель? [784]784
  Судебный исполнитель– должность, которую занимал Чжан Гун-цао. Здесь он поет о себе.


[Закрыть]Тля!
Если жалобу подам,
То накажут палками меня
да затопчут в пыль и в грязь.
А из тех, кто начинал со мной,
в гору многие пошли…
Тяжко подыматься в высоту
по Небесному пути». [785]785
  Тяжко подыматься в высоту // по Небесному пути. – То есть достичь успеха в чиновничьей карьере столь же трудно, как взобраться на небо.


[Закрыть]
Ты окончил песню, а теперь
слушай то, что я спою,
Подарю тебе я песнь мою,
столь несхожую с твоей:
«Ночью ныне ярок лунный свет —
хватит и на целый год,
Жизнь стремится по стезе судьбы,
и другого нет пути.
Если есть вино, а ты не пьешь,
то зачем луне светить?»
 

Посетив храмы Хэнъюэ [786]786
  Гора Хэнъюэ, или Хэншань – южная из пяти священных гор. – См. сноску 492.


[Закрыть]и переночевав в храме на вершине горы, оставляю надпись на надвратном павильоне

 
Пять гор по уставу обрядов
стоят, как гордые гуны,
Четыре горы – что стражи,
и высится Сун [787]787
  Сун– то есть Суншань, центральная из них.


[Закрыть]в середине.
Земля на Хэнъюэ пустынна,
немало чудес там встретишь:
Там небо горам дарует
волшебную власть и силу.
Росою и облаками
горы половина сокрыта,
Хоть есть у нее вершина,
кто в силах ее достигнуть?
Туда я как раз приехал
во время осенних ливней.
Дух инь [788]788
  Дух инь– здесь: символ осени.


[Закрыть]был угрюм и темен,
и чистый ветер не веял;
Вознес я моленье сердцем,
от суеты отрешенным,—
Или неверно, что к Небу
взнесется праведный голос?
Лишь миг – и туман растаял,
и гор вершины открылись;
Взглянул я вверх: как огромен
простор пустоты лазурной!
Цзыгай [789]789
  Цзыгай, Тяньчжу, Шилинь, Чжуюн– горы, окружающие Хенъюэ.


[Закрыть]протянулась далеко,
пока Тяньчжу не коснулась,
Шилинь обрушилась, прянув,
и на Чжуюн навалилась.
И вдруг душа взволновалась,
я спешился поклониться,
Меж сосен и кипарисов
спешу во дворец чудесный. [790]790
  …спешу во дворец чудесный. —То есть в храм на горе Юйсы.


[Закрыть]
Колонны алые ярки,
светятся белые стены,
Ало-сини картины
и поклоненья предметы.
Всхожу, в поклоне сгибаясь,
вручаю вино и мясо,—
Пусть эти дары ничтожны,
но искренность несомненна!
Старик премудрый во храме
желания духов знает,
Бесхитростен он и весел,
любезен к духам и гостю;
Гадательные таблички
раскинуть мне предлагает
И говорит, что выпал
мне самый счастливый жребий.
Я изгнан, как крыса, в пустыню,
но, к счастью, еще не умер,
Еды бы малость, одежды —
и здесь до смерти останусь.
Не буду вовек я князем,
сановником, полководцем —
И даже духи едва ли
доставить мне счастье могут.
Ночую в буддийском храме,
всхожу на высокую башню —
Светлы облака, и в небе
луны и звезд переливы.
Кричат обезьяны в роще,
мне слышен звон колокольный,
Холодное белое солнце
рождается на востоке.
 

Песнь о каменных барабанах [791]791
  «Песнь о каменных барабанах»– Считается, что каменные барабаны были созданы при династии Чжоу в правление Сюань-ванаили его предшественника Чэн-вана (IX–VIII вв. до н. э.): на десяти барабанах выгравировали стихотворные надписи. Современные историки относят создание барабанов к IV в. до н. э.


[Закрыть]

 
Список надписей с барабанов
мне доставил почтенный Чжан [792]792
  Почтенный Чжан– Чжан Цзи.


[Закрыть]
И о каменных барабанах
попросил меня песнь сложить.
С нами больше нет Шао-лина [793]793
  Шао-лин– второе имя Ду Фу.


[Закрыть]
и Отшельник Ссыльный [794]794
  Ссыльный Отшельник– Ли Бо.


[Закрыть]почил —
Где уж каменные барабаны
недостойному [795]795
  Под недостойнымпоэт имеет в виду себя.


[Закрыть]воспевать!
Когда чжоуский престол пошатнулся,
к потрясению всей страны,
Сюань-ван воспрянул во гневе,
и взмахнул небесным копьем [796]796
  Небесное копье– название одного из созвездий; здесь, видимо, образно: копье государя.


[Закрыть],
И в престольной палате принял
поздравленья князей и вельмож —
А у них мечи и подвески,
мерно стукаясь, пели в лад,
И пошла большая охота
на полуденном склоне Ци,
И на тысячи ли в округе
не спаслись ни птица, ни зверь.
Государь про ловитву надпись
повелел на камне иссечь,—
Барабаны творя из камня,
обтесали глыбы тогда.
Все, кто послан был, отличались
дарованьем и мастерством,
Подобрали слова усердно
и на склонах оставили их.
Ливень лил, и палило солнце,
и пылал свирепый огонь,
Существа чудесные зорко
их блюли, творя волшебство…
О, скажите, где вы сумели
этот дивный список достать?
Ни ошибок нет, ни описок,
четко виден любой волосок;
Слог отборен, но смысл глубокий
нелегко при чтенье постичь,
Начертанье письмен не схоже
ни с лишу и ни с кэдоувэнь [797]797
  Лишу, кэдоувэнь– древние формы письма, надписи же на барабанах сделаны особым стилем, создание которого приписывают историографу Сюань-вана Ши Чжоу.


[Закрыть].
Неужели можно избегнуть
искажений за столько лет?
Крокодила живого разом
меч стремительный разрубил.
Феникс ввысь воспарил с луанем, [798]798
  Крокодил… Феникс ввысь воспарил с луанем… —Видимо, развернутая метафора красоты и энергичности этих надписей.


[Закрыть]
все отшельники сходят с гор,
У лазурного древа с кораллом
цепко ветви переплелись,
Связь крепка золотых веревок
и железных жестких шнуров,
Буен пляс треножников древних,
и взлетает, клубясь, дракон…
Но вниманьем мелких ученых
эти надписи обделены,
Широты не хватает, право,
в Одах малых, в Одах больших. [799]799
  Оды малые, Оды большие– разделы «Шицзина».


[Закрыть]
Устремясь на запад, Конфуций
не сумел добраться до Цинь;
Взял он звезды и взял планеты, [800]800
  Взял он звезды и взял планеты… —То есть триста песен «Шицзина», по преданию, отобранных Конфуцием; надписи на барабанах уподобляются Сии Э(солнцу и луне, см. выше).


[Закрыть]
но оставил и Си и Э.
Почему, так любящий древность,
был я слишком поздно рожден?
Я о том проливаю слезы,
бурно льются они из глаз.
Вспоминаю: будучи юным,
получил я званье боши —
Заменили девиз правленья
той порою на Юаньхэ [801]801
  Годы Юаньхэ– 806–820.


[Закрыть].
В то же время в Юфу [802]802
  Юфу– местность, где в VII в. были найдены барабаны.


[Закрыть]образцово
друг мой службу ратную нес,
И со мной предложил он вместе
головастиков ямы [803]803
  …головастиков ямы…– Надписи на барабанах по форме напоминают головастиков.


[Закрыть]разрыть.
Вымыл шапку, свершил омовенье
и начальнику доложил:
«Драгоценных таких сокровищ
разве много дошло до нас?
Завернем их в циновки, в войлок,
и нетрудно доставить их;
Барабанов числом десяток,
их верблюды в силах везти,—
И войдут, Гао-дину [804]804
  Гао-дин– треножник правителя Гао, был найден в 710 г. и внесен в главный храм.


[Закрыть]подобны,
барабаны в верховный храм.
Разве меньше будет их ценность,
коль стократно их восхвалять?
Если в Высшей школе [805]805
  Высшая школа– конфуцианская академия.


[Закрыть]оставить
барабаны эти велит
Совершенномудрая милость,
разберутся ученые в них,—
Вход заполнили те, что каноны
в Лебедином учат Дворе. [806]806
  Лебединый Двор– одна из конфуцианских школ.


[Закрыть]
Вы увидите: все государство
к ним нахлынет, словно прилив.
Надо будет с них грязь отчистить,
плесень смыть, и мох соскоблить,
И, наклона не допуская,
прямо-прямо поставить их.
Осенить их большою крышей,
стены прочные возвести —
Эти древности и в грядущем
от несчастий должно беречь».
Но погрязли в наветах и кознях
все сановники при дворе
И моим словам не внимали,
околичности говоря.
Пастушата огонь высекают,
в поле буйволы точат рога,—
Кто бы ласкою их приветил,
кто погладил бы их теперь?
Солнце рушит их, луна плавит,
лягут в землю – и пропадут!
Год седьмой, обратясь на запад,
я вздыхаю, а толку нет.
Красоты полна несказанной
даже скоропись у Си-чжи [807]807
  Си-чжи– Ван Си-чжи (321–379) – знаменитый каллиграф.


[Закрыть],
Коль отдашь немного бумажек,
то твоим будет белый гусь.
После Чжоу было восемь династий,
и усобицы прекращены,
Барабаны же ныне в забросе —
но возможно ль о них забыть?
Много дней не приходят смуты,
и царит великий покой,
Власти ныне весьма учены,
ими чтимы и Кун и Мэн,—
Если б тем, что здесь написал я,
мне внимание их привлечь!
Пусть уста рассуждают плавно,
как подвешенная река!
Песнь о каменных барабанах
завершаю на этих словах —
Но, увы, я над ней, наверно,
лишь напрасно время терял!
 

Первые два стихотворения в переводе Л. Эйдлина, далее – В. Рогова

Ранняя весна в Линлине

 
Спрошу весну –       о том, когда она
Направится       отсюда в Циньюань [809]809
  Линлинв Юнчжоу (нынешняя провинция Хунань) – место ссылки поэта (на юге страны); Циньюанъв Хэдуне (нынешняя Шаньси) – его родина (на севере).


[Закрыть],
Чтоб с ней послать       мои о доме сны.
Пусть хоть они       войдут в родной мне сад.
 

Въезжая в Хуанци [810]810
  Хуанци– также в Хэдуне.


[Закрыть], слушаю обезьян

 
Путь проходит водою,       извиваясь, тысячи ли,
Да еще обезьяны       где-то так тоскливо кричат.
Но опальный чиновник       свои слезы выплакал все,
И его не встревожит       обрывающий сердце крик.
 

Снег над рекой

 
Вздымается тысяча гор —
а птицы над ними летать перестали,
Лежат десять тысяч дорог —
но только следов на них больше не видно,
Лишь в лодочке старый рыбак
в бамбуковой шляпе, в плаще из соломы
Согнулся, закинув крючок,
а снег все идет, и река холодеет.
 

Старый рыбак

 
С ночи на западный темный утес
старый рыбак взошел,
Сянской воды на рассвете набрал,
чуский бамбук зажег.
Дым разлетелся, вот и заря,
нет ни души кругом,
Зелены горы и воды, в тиши
только уключин скрип.
Вижу, что к середине реки
снизился неба край,
А над утесом резво летят
легкие облака.
 

Утром в храме наставника Чжао читаю буддийскую сутру

 
Рот полощу водой колодца,       и холодно зубам.
Очищен разум, чисто сердце,       с халата пыль стряхнул.
В руках сжимаю праздно книгу       из пальмовых листов, [811]811
  В руках сжимаю праздно книгу // из пальмовых листьев. – Книга из пальмовых листьев – так обычно называли буддийские сочинения, некогда записанные в Индии на пальмовых листьях.


[Закрыть]
Восточный павильон покинул,       читаю нараспев.
Источник истинный навеки       от разума сокрыт,
По следу ложному так часто       стремятся в наши дни.
Словам оставленным, надеюсь,       нас просветить дано; [812]812
  Словам оставленным, надеюсь, // нас просветить дано…– Оставленные слова, по-видимому, учения древних мудрецов, в первую очередь Будды.


[Закрыть]
Добросердечье очень редко,       и как созреть ему?
Даосский дворик тих и мирен,       ни шороха кругом,
Сливается с глухим бамбуком       темно-зеленый мох.
Восходит солнце, и от влаги       тумана и росы
Как будто залил зелень сосен       густой, блестящий лак.
Во мне все тает, растворилось,       и трудно говорить…
Со мною радость просветленья – [813]813
  Со мною радость просветленья…– Просветление – одно из основных понятий буддизма, в том числе чань-буддизма. Просветление приходит после того, как человек подчиняет все свои помыслы достижению определенной цели, отрешившись от иных устремлений.


[Закрыть]       что надо мне еще?
 

У ручья

 
Я долго был связан       с людьми, носящими шпильки, [814]814
  Я долго был связан // с людьми, носящими шпильки…– См. сноску 640.


[Закрыть]
Но, к счастью, сослан              к южным варварам был.
Я празден, соседи мои –       огородник да пахарь,
Порой я похож       на гостя гор и лесов. [815]815
  Порой я похож // на гостя гор и лесов.– То есть на отшельника.


[Закрыть]
Я утром пашу –       и трава в росе шевелится,
Бью ночью багром –       и камни в ручье звенят.
Слоняюсь бесцельно,       людей на пути не встречая,
И чуского неба лазурь       протяжно пою.
 

Перевод Л. Эйдлина

Я остановился на ночь в деревне на северном склоне горы Цзыгэ

 
С утра я бродил       по склонам горы Цзыгэ,
А вечером спать       к подножью в деревню сошел.
В деревне старик       встретил радушно меня.
Он для меня       открыл непочатый кувшин.
Мы подняли чарки,       еще не пригубили их,
Свирепой толпой       наемники в дом ворвались.
В лиловой одежде.       Топор или нож в руке.
Их сразу набилось       больше десяти человек.
Схватили они       с циновки все наше вино,
И взяли они       с блюда всю нашу еду.
Хозяину дома       осталось в сторонку встать
И руки сложить,       как будто он робкий гость.
В саду у него       было дерево редкой красы,
Что он посадил       тридцать весен тому назад.
Хозяину дома       жалко стало до слез,
Когда топором       под корень рубили ствол…
Они говорят,       что им велено строить дворец.
Они берегут       государев священный покой!
Хозяину дома       разумней всего молчать:
Начальник охраны       в большой при дворе чести.
 

Спрашиваю у друга

 
Посадил орхидею,       но полыни я не сажал.
Родилась орхидея,       рядом с ней родилась полынь.
Неокрепшие корни       так сплелись, что вместе растут.
Вот и стебли и листья       появились уже на свет.
И душистые стебли,       и пахучей травы листы
С каждым днем, с каждой ночью       набираются больше сил.
Мне бы выполоть зелье, –       орхидею боюсь задеть.
Мне б полить орхидею, –       напоить я боюсь полынь.
Так мою орхидею       не могу я полить водой.
Так траву эту злую       не могу я выдернуть вон.
Я в раздумье: мне трудно       одному решенье найти.
Ты не знаешь ли, друг мой,       как в несчастье моем мне быть?
 

В жестокую стужу в деревне

 
В год восьмой,       в двенадцатый, зимний, месяц,
В пятый день       сыплет и сыплет снег.
Кипарис и бамбук       замерзают в садах и рощах.
Как же вытерпят стужу       те, кто раздет и бос?
Обернулся, гляжу –       в этой маленькой деревеньке
На каждый десяток       восемь-девять дворов в нужде.
А северный ветер,       как меч боевой, отточен,
И ни холст, ни вата       не прикроют озябших тел.
Только греются тем,       что жгут в лачугах репейник
И печально сидят       всю ночь, дожидаясь дня.
Кто же не знает,       что в год, когда стужа злее,
У бедного пахаря       больше всего невзгод.
А взгляну на себя –       я в это самое время
В домике тихом       затворяю наглухо дверь.
Толстым халатом       накрываю шелк одеяла.
Сяду ли, лягу –       вволю теплом согрет.
К счастью, меня       миновали мороз и голод.
Мне также неведом       на пашне тяжелый труд.
Но вспомню о тех,       и мне становится стыдно:
Могу ль я ответить –       за что я счастливей их?
 

Я сшил себе теплый халат

 
Холст из Гуэй       бел, точно свежий снег.
Вата из У       нежнее, чем облака.
И холст тяжелый,       и ваты взят толстый слой.
Сшили халат мне –       вот уж где теплота!
Утром надену –       и так сижу дотемна.
Ночью накроюсь –       спокойно сплю до утра.
Я позабыл       о зимних морозных днях:
Тело мое       всегда в весеннем тепле.
Но как-то средь ночи       меня испугала мысль.
Халат я нащупал,       встал и заснуть не мог:
Достойного мужа       заботит счастье других.
Разве он может       любить одного себя?
Как бы добыть мне       халат в десять тысяч ли,
Такой, чтоб укутать       люд всех четырех сторон.
Тепло и покойно       было бы всем, как мне,
Под нашим бы небом       не мерз ни один бедняк!
 

Навещаю старое жилище почтенного Тао

Я с давних пор люблю Тао Юань-мина. В прежние годы, когда я не был занят службой и жил на реке Вэй, я написал шестнадцать стихотворений в подражание Тао. Теперь, посетив Лушань, побывав в Чайсане и в Лили [817]817
  Лушань, Чайсан, Лили– места в нынешней провинции Цзян-си, где родился и жил Тао Юань-мин.


[Закрыть], думая об этом человеке и навестив его жилище, я не могу молчать и снова пишу стихи.

 
Самой страшною грязью       осквернить невозможно нефрит.
Фэн, волшебная птица,       пищи, салом смердящей, не ест…
О «спокойный и чистый»,       нас покинувший Тао Цзин-цзе, [818]818
  О «спокойный и чистый» // нас покинувший Тао Цзин-цзе… – Посмертное имя Тао Юань-мина – Цзин-цзе – «спокойный и чистый».


[Закрыть]
Жизнь твоя охватила       гибель Цзинь и восшествие Сун. [819]819
  Жизнь твоя охватила // гибель Цзинь и восшествие Сун. – Правление династии Восточная Цзинь – 317–420 гг., династии Сун – 420–479 гг.


[Закрыть]
Глубоко в своем сердце       ты хранил благородную мысль, [820]820
  Глубоко в своем сердце // ты хранил благородную мысль… – Бо Цзюй-и, по-видимому, считает, что Тао Юань-мин не захотел служить узурпатору Лю Юю, основателю династии Сун. «Благородная мысль» Тао была шире: он не хотел служить и «своей» династии Цзинь.


[Закрыть]
О которой устами       людям прямо поведать не мог.
Но всегда поминал ты       сыновей государя Гучжу,
Что, одежду очистив,       стали жить на горе Шоуян. [821]821
  Но всегда поминал ты // сыновей государя Гучжу, // Что, одежду очистив, // стали жить на горе Шоуян. – В XI в. до н. э., во времена династии Инь, Бо-и– старший сын государя страны Гучжу – не захотел служить узурпировавшему престол основателю Чжоуской династии У-вану и вместе с братом своим Шу-циушел на гору Шоуян. Там питались они одною травою вэй и умерли от голода. Очистить одежду – то же, что отряхнуть прах, то есть уединиться, уйти от суетного мира.


[Закрыть]
Бо и Шу, эти братья,       оказались на свете одни,
И мучительный голод       их поэтому и не страшил.
У тебя ж, господин мой,       в доме выросло пять сыновей,
И они разделяли       нищету и несчастья с тобой;
И в семье твоей бедной       никогда не хватало еды,
И на теле носил ты       весь в заплатах потертый халат.
Ко двору приглашали,       но и там ты служить не хотел.
Вот кого мы по праву       настоящим зовем мудрецом!
Я на свет появился,       государь мой, намного поздней:
Пролегли между нами       пять столетий, пять долгих веков,
Но когда я читаю       «Жизнь под сенью пяти твоих ив», [822]822
  Но когда я читаю // «Жизнь под сенью пяти твоих ив»… – См. сноску 648.


[Закрыть]
Я живым тебя вижу       и почтительно внемлю тебе.
Как-то в прежнее время,       воспевая заветы твои,
«В подражание Тао»       сочинил я шестнадцать стихов.
Наконец я сегодня       навещаю жилище твое,
И мне кажется, будто       и сейчас ты находишься в нем…
Не за то ты мне дорог,       что любил, когда в чаше вино,
Не за то ты мне дорог,       что на цине бесструнном играл.
То всего мне дороже,       что, корыстную славу презрев,
Ты на старости умер       среди этих холмов и садов!
А Чайсан, как и прежде, –       с деревенькой старинной, глухой.
А Лили, как и раньше, –       под горою, у той же реки.
Я уже не увидел       под оградой твоих хризантем,
Но еще задержался       в деревнях расстилавшийся дым. [823]823
  Я уже не увидел // под оградой твоих хризантем, // Но еще задержался // в деревнях расстилавшийся дым. – Намек на стихи Тао Юань-мина (см. стихи «За вином»).


[Закрыть]
О сынах и о внуках       мир хотя не узнал ничего,
Но доныне потомки       с мест, обжитых тобой, не ушли;
И когда я встречаю       с добрым именем Тао людей,
Снова каждая встреча       расставаньем пугает меня!
 

Луна на чужбине

 
Гость недавно       пришел из Цзяннани к нам.
В ночь прихода       месяц рождался вновь.
В странах дальних,       где путник долго бродил,
Трижды видел он       чистый и светлый круг.
Утром вслед       за ущербной луною шел,
Ночью рядом       с новым месяцем спал.
Чьи это сказки,       что нет у луны души?
Тысячи ли       разделяла невзгоды с ним!
Утром встанет       на мост над рекою Вэй,
Ночью выйдет       на старый Чанъаньский путь.
Разве скажешь,       еще у кого в гостях
Этой ночью       будет светить луна?
 

Мой вздох при взгляде на гору Сун и реку Ло

 
Наконец-то сегодня       Сун и Ло у меня пред глазами:
Я назад обернулся       и вздыхаю о тяготах мира,
Где цветенье и слава       преходящи, как быстрые воды,
Где печали и беды       поднимаются выше, чем горы.
Только горе изведав,       знаешь радости полную цену,
После суетной жизни       станет милым блаженство покоя.
Никогда не слыхал я,       чтобы птица, сидевшая в клетке,
Улетев на свободу,        захотела вернуться обратно.
 

После того, как впервые расстался с Юанем Девятым [824]824
  «После того, как впервые расстался с Юанем Девятым…»– Юань Девятый – поэт Юань Чжэнь (см. ниже), девятый в роду Юань. Стихи написаны после первой ссылки Юань Чжэня в 810 г. Перевод публикуется впервые.


[Закрыть], вдруг увидел его во сне, а когда проснулся, получил от него письмо вместе со стихотворением о цветах туна. Растроганный и взволнованный, посылаю ему эти стихи.

 
В Чанъани мы в храме       Юншоу с тобой говорили
И в северной части       Синьчана с тобой расстались.
Домой я вернулся       и лил безутешные слезы,
Скорбя о несчастье,       не просто Юаня жалея.
В далекие дали ведет       за Ланьтянем дорога.
С тех пор, как уехал,       о нем ничего не известно.
А я все считаю привалы       его и ночлеги:
Уже он, должно быть,       за северным склоном Шаншаня…
Вчерашнею ночью       на небе рассеялись тучи
И все расстоянья       одною луной озарились.
С приходом рассвета       во сне я увидел Юаня.
Он тоже, конечно,       не мог об мне не подумать.
В моем сновиденье       я крепко сжал руку Юаню.
Спросил у Юаня:       «Скажи мне, о чем твои мысли?»
Юань мне ответил:       «Я с болью тебя вспоминаю.
И нет человека,       который письмо передал бы»…
От сна пробудился,       еще и не вымолвил слова,
Как в дверь застучали –       дун-дун – и послышались крики.
И мне доложили –       мол, прибыл гонец из Шанчжоу,
Привез господину       письмо и вручить его должен.
Подушку покинул       и сразу в волненье поднялся.
Не глядя, поспешно       набросил на тело одежду.
Письмо я вскрываю       и вижу – знакомой рукою
Ко мне на бумаге       тринадцать начертано строчек.
В начале он пишет       о тягостном горе изгнанья,
Затем переходит       к тяжелой печали разлуки.
Те горе с печалью       так неисчерпаемы сами,
Что не было места       для вежливых слов о погоде.
Читаю: писалось       письмо это в полночь глухую
Во время ночлега       в пути на востоке Шанчжоу.
И лишь для Юаня       горел сиротою светильник
В Янчэне, в какой-то       дорожной гостинице горной.
Глубокою ночью,       когда завершал он посланье,
Луна над горами       все больше клонилась на запад.
И дерево встало       вдруг перед глазами Юаня,
Луну заслонили       цветы темно-красного туна.
А тун, как известно,       когда отцветать начинает,
Считается это       тоскою о друге любимом.
В знак нежности пишет       он на обороте посланья
И мне посвящает       «Цветы темно-красного туна».
Лишь восемь созвучий [825]825
  Лишь восемь созвучий… – То есть шестнадцать строк, рифмующихся через строку.


[Закрыть]       в «Цветах темно-красного туна»,
Но, ах, как глубоки       в них мысли и чувства Юаня!
Они всколыхнули              мой сон на рассвете сегодня
И соединили       с тоскою Юаня той ночью…
Я стихотворенье       без устали трижды читаю,
Строку за строкою       раз десять пою с наслажденьем.
Мне так драгоценны       все восемьдесят этих знаков,
Что каждое слово       как чистого золота слиток.