Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Аполлон Майков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

На глазах моих с высот

Наземь камнем упадет,

В бой вступив в воздушном поле

С целой стаей соколов;

Наконец, я сам готов

Сгнить у мавров в злой неволе

От истомы и оков, —

Коль не ложь – моя измена,

Не гнуснейшая из лжей,

Что я рвусь уйти из плена

У владычицы моей.

   <1892>

ИЗ ПЕТРАРКИ

Когда она вошла в небесные селенья,

Ее со всех сторон собор небесных сил,

В благоговении и тихом изумленьи,

Из глубины небес слетевшись, окружил.

«Кто это? – шепотом друг друга вопрошали. —

Давно уж из страны порока и печали

Не восходило к нам, в сияньи чистоты,

Столь строго девственной и светлой красоты».

И, тихо радуясь, она в их сонм вступает,

Но, замедляя шаг, свой взор по временам

С заботой нежною на землю обращает

И ждет, иду ли я за нею по следам...

Я знаю, милая! Я день и ночь на страже!

Я господа молю! Молю и жду – когда же?

   1860

МАДОННА

Стою пред образом Мадонны:

Его писал монах святой,

Старинный мастер, не ученый;

Видна в нем робость, стиль сухой;

Но робость кисти лишь сугубит

Величье девы: так она

Вам сострадает, так вас любит,

Такою благостью полна,

Что веришь, как гласит преданье,

Перед художником святым

Сама пречистая в сиянье

Являлась, видима лишь им...

Измучен подвигом духовным,

Постом суровым изнурен,

Не раз на помосте церковном

Был поднят иноками он, —

И, призван к жизни их мольбами,

Еще глаза открыть боясь,

Он братью раздвигал руками

И шел к холсту, душой молясь.

Брался за кисть, и в умиленье

Он кистью то изображал,

Что от небесного виденья

В воспоминаньи сохранял, —

И слезы тихие катились

Вдоль бледных щек... И, страх тая,

Монахи вкруг него молились

И плакали – как плачу я...

   1859, Флоренция

МИНЬОНА

(Из Гёте)

Ах, есть земля, где померанец зреет,

Лимон в садах желтеет круглый год;

Таким теплом с лазури темной веет,

Так скромно мирт, так гордо лавр растет!

Где этот край? Туда, туда

Уйти бы нам, мой милый, навсегда!

Я помню зал: колонна за колонной,

И мраморы стоят передо мной,

И, на меня взирая благосклонно,

Мне говорят: «Малютка, что с тобой?»

Ах, милый мой! Туда, туда

Уйти бы нам с тобою навсегда!

А там – гора: вдоль сыплющихся склонов

Средь облаков карабкается мул...

Внизу – обрыв, где слышен рев драконов,

Паденье скал, потоков пенных гул...

Где этот край?.. Туда, туда

Уйти бы нам, мой милый, навсегда!

   <1866>

ИЗ ГЕТЕ

Кого полюбишь ты – всецело

И весь, о Лидия, он твой,

Твой всей душой и без раздела!

Теперь мне жизнь, что предо мной

Шумит, и мчится, и сверкает,

Завесой кажется прозрачно-золотой,

Через которую лишь образ твой сияет

Один – во всех своих лучах,

Во всем своем очарованье,

Как сквозь дрожащее полярное сиянье

Звезда недвижная в глубоких небесах...

   <1874>

ИЗ ГЁТЕ

ЛИЛЛИ

1

Эта маленькая Лилли —

Целый мир противоречий,

То трагедий, то идиллий!

Что за ласковые встречи!

Льнет к тебе нежней голубки,

А обнять хочу – отскочит!

Засмеюсь – надует губки,

Рассержусь – она хохочет.

Вон в сердцах хочу бежать я —

Дверь собою застановит,

Открывает мне объятья,

Умоляет, руку ловит.

Сдался – уж глядит лукаво, —

Так и знай, что будет худо...

Это бес какой-то, право, —

Только бес такой, что чудо!

2

«Надо кончить», – порешили

Мы вчера. Финал любви!

Съехать надо: с этой Лилли

Вот уж где мне vis-a-vis!^[42]

Занавесилась... Уф! злится!

Но ведь в щелочку глядит...

Уголок-то шевелится

Занавески... Пусть сидит!

Я уж выдержу. Уткнуся

Носом в книгу. Позовет —

И тогда не оглянуся!..

Только долго что-то ждет...

Как так?.. Ветер кисеею

Размахнул до потолка —

И всё пусто! Я-то строю

Перед кем же дурака!

Бросил книгу я с досадой.

«Ха-ха-ха!» – вдруг слышу. «Ты?»

– «Ну и что ж?» – И всё как надо —

Смех опять, любовь, цветы...

   1864, 1889

ИЗ ГАФИЗА

Встрепенись, взмахни крылами,

Торжествуй, о сердце, пой,

Что опутано сетями

Ты у розы огневой,

Что ты в сети к ней попалось,

А не в сети к мудрецам,

Что не им внимать досталось

Дивным песням и слезам;

И хоть слез, с твоей любовью,

Ты моря у ней прольешь

И из ран горячей кровью

Всё по капле изойдешь,

Но зато умрешь мгновенно

Вместе с песнею своей

В самый пыл – как вдохновенный

Умирает соловей.

   <1874>

ИЗ ИСПАНСКОЙ АНТОЛОГИИ

1

Эти черные два глаза

С их глубоким, метким взглядом —

Два бандита с наведенным

Из засады карабином.

2

Против глаз твоих ничуть,

Верь, я злобы не питаю.

На меня ведь им взглянуть

Страх как хочется, я знаю.

Это ты в душе своей

Строишь ковы! ты хлопочешь

О погибели моей —

И позволить им не хочешь.

3

Я – король. Ты – королева.

Мы в войне. Я главных сил

И фельдмаршала их Гнева

Не боюсь. Я б их разбил.

Но как двинешь ты резервы,

В бой войти велишь слезам —

Тут беда! Пожалуй, первый

Брошусь я к твоим ногам!..

4

Эти очи – свет со тьмою,

Очи, полные зарниц!

Окаймленные густою

Ночью черною ресниц!

Но был миг – и ночь вдруг стала

Раздвигаться, мрак исчез —

И мне в сердце засияла

Глубина святых небес.

5

Холодный, смертный приговор

Твои глаза мне произносят;

Мои ж, снедая свой позор,

Лишь о помилованьи просят.

6

В тихой думе, на кладбище,

Златокудрое дитя,

Ты стоишь, к холмам печальным

Кротко очи опустя.

Знаешь? Спящим тут во мраке,

В забытье глубоком их,

Снится в райской ореоле

Светлый ангел в этот миг.

   <1878>

ИЗ ТУРЕЦКОЙ АНТОЛОГИИ

1

Длинные кудри твои вдоль высокого стана

Прячутся в кольцах, но глаз не спускают с меня,

Скажешь: виясь, с кипариса спускаются змеи,

Чтобы поющего в розах схватить соловья.

2

На миг упал с лица прекрасной

Ее скрывающий покров...

Я думал: месяц глянул ясный

В разрыве быстрых облаков.

3

Я сказал ей: «Дай твои мне губки,

Поцелуем их не опорочишь!»

А она мне: «Дам тебе я губки,

Ты обнять и всю меня захочешь!»

«Эти руки знает враг Корана, —

Я сказал, – ты в них как за стеною!»

«Но мои, – она в ответ, – сильнее,

Если их я подыму с мольбою!»

   <1872>

ДВЕ БЕЛОРУССКИЕ ПЕСНИ

1

ПЕТРУСЬ

Ой, худые вести

Люди приносили:

Бедного Петруся

До смерти забили.

А за что ж забили,

За вину какую?

От своей-то женки

Полюбил чужую!

Как же мог подумать

О такой он пани?

Пани – вся в атласах,

Ты ж – в худом кафтане!

Пани трех служанок

За Петрусем слала;

Не дождалась пани,

В поле поскакала:

«Ой, бросай, Петрусик,

Соху середь поля!

Пана нету дома —

Полная нам воля!»

Верные холопы

Пана повестили;

Панские хоромы

Крепко оцепили.

Выглянула пани,

Видит – хлопов кучи;

Панский конь весь в мыле,

Пан – чернее тучи...

«Серденько Петрусик,

Утекай скорее!

Пан приехал, тучи

Громовой чернее!»

Чуть Петрусь до двери —

Засвистали плети.

Бьют и бьют Петруся

Час, другой и третий,

Парень уж не дышит;

Хлопцы бить устали,

За бока Петруся

Взяли, подымали,

Понесли к Дунаю...

Быстр Дунай раскрылся...

«Вот тебе, голубчик,

Что пригож родился!»

Вельможная пани

В сени выходила,

Пани рыболовам

По рублю дарила:

«Будет вам и больше!

Рыбачки, идите,

Моего Петруся

Тело изловите!»

Рыбаки искали

В омуте и тине —

И нашли Петруся

В Жалинской долине.

Некого им к пани

Вестником отправить,

Чтобы приезжала

Похороны справить.

Вельможная пани

Бродит как шальная;

О своем Петрусе

Плачет мать родная;

Плачет мать родная

Горькими слезами;

Вельможная сыплет

Белыми рублями:

«Ой, не плачь ты, мати,

Пусть одна я плачу!

Жизнь и панство с сыном

Я твоим утрачу!»

И ходила пани

Борами, лесами;

Щеки обливала

Жаркими слезами;

Все об остры камни

Ноженьки избила;

Бархатное платье

По росе смочила.

Ходит пан по рынку,

Тяжело вздыхает,

На себя сам горько

Плачется, пеняет:

«Ведай-ко я прежде

Про такую долю,

Не мешал Петрусю б

Тешиться я вволю!»

2

«Ой, сынки мои, соколы мои,

Доченьки-голубоньки!

Как придет мой час, помирать начну,

Соберитесь вкруг меня!»

Ходят в горенке, сынки шепчутся,

Как им мать хоронить;

Ходят в горенке, зятья шепчутся,

Как добро разделить;

Ой, а доченьки, что голубоньки,

Вкруг матушки вьются!

А невестушки ходят в горенке,

Над ними смеются.

   <1870>

СОН НЕГРА

(Из Лонгфелло)

Измучен зноем и трудом,

Он наземь бросился ничком...

Недвижно рис над ним стоял.

Палимый зноем, он дремал...

То был ли бред, то был ли сон —

Родимый край увидел он.

Увидел он: в степи глухой

Несется Нигер голубой;

Под сенью пальм стоят шатры;

К ним караван ползет с горы,

И люди веселы кругом:

Он в том народе был царем.

Среди цветов стоит жена,

Толпой детей окружена;

И дети к ней, ласкаясь, льнут,

И в лес, отца искать, зовут...

И вот сквозь сон, горячий сон,

В бреду заплакал тихо он...

И снова чудится во сне:

На борзом мчится он коне.

Как вольный вихорь, конь летит,

Взбивая прах из-под копыт,

Златою сбруею звеня,

И сабля бьет в бока коня...

Что миг – свободней дышит грудь!

Что шаг – торжественнее путь,

Всё ближе горы. Лев рычит,

Кричит гиена, змей свистит,

И тяжело по тростникам

Идет в реке гиппопотам.

Под небом темно-голубым

Фламинго красный, перед ним

Несясь вдали, крылами бьет,

Как знамя красное, – и вот

Ему открылся кафров стан

И в очи глянул океан!

И встал он там, и слышит: вдруг

Подобный трубам, мощный звук

Поколебал и дол, и лес,

И глубь пустынь, и глубь небес...

То звал к свободе из оков

Великий дух своих сынов.

И вздрогнул он, услыша клич...

И уж не чувствовал, как бич

По нем скользнул, и как ногой

Его толкнул хозяин злой,

Как он, сдавив досады вздох,

Пробормотал потом: «Издох!..»

   1859

КУПАЛЬЩИЦЫ

(Мелодия с берегов Ганга)

Люблю тебя, месяц, когда озаряешь

Толпу шаловливых красавиц, идущих

С ночного купанья домой!

Прекрасен ты, воздух, неся издалека

С венков их роскошных волну аромата,

Их нам возвещая приход.

Прекрасно ты, море, когда твою свежесть

Я слышу у них на груди и ланитах,

И в черных, тяжелых косах...

   1862

ИЗ «КРЫМСКИХ СОНЕТОВ» МИЦКЕВИЧА

1

АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ

В простор зеленого вплываю океана;

Телега, как ладья в разливе светлых вод,

В волнах шумящих трав среди цветов плывет,

Минуя острова колючего бурьяна.

Темнеет: впереди – ни знака, ни кургана.

Вверяясь лишь звездам, я двигаюсь вперед...

Но что там? облако ль? денницы ли восход?

Там Днестр; блеснул маяк, лампада Аккермана.

Стой!.. Боже, журавлей на небе слышен лет,

А их – и сокола б не уловило око!

Былинку мотылек колеблет; вот ползет

Украдкой скользкий уж, шурша в траве высокой, —

Такая тишина, что зов с Литвы б далекой

Был слышен... Только нет, никто не позовет!

2

БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА

Скачу, как бешеный, на бешеном коне;

Долины, скалы, лес мелькают предо мною,

Сменяясь, как волна в потоке за волною...

Тем вихрем образов упиться – любо мне!

Но обессилел конь. На землю тихо льется

Таинственная мгла с темнеющих небес,

А пред усталыми очами всё несется

Тот вихорь образов – долины, скалы, лес.

Всё спит, не спится мне – и к морю я сбегаю;

Вот с шумом черный вал подходит, жадно я

К нему склоняюся и руки простираю...

Всплеснул, закрылся он; хаос повлек меня —

И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,

Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.

3

АЛУШТА ДНЕМ

Пред солнцем гребень гор снимает свой покров,

Спешит свершить намаз свой нива золотая,

И шелохнулся лес, с кудрей своих роняя,

Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов;

Долина вся в цветах. Над этими цветами

Рой пестрых бабочек – цветов летучих рой —

Что полог зыблется алмазными волнами;

А выше – саранча вздымает завес свой.

Над бездною морской стоит скала нагая.

Бурун к ногам ее летит и, раздробясь

И пеною, как тигр глазами, весь сверкая,

Уходит с мыслию нагрянуть в тот же час.

Но море синее спокойно – чайки реют,

Гуляют лебеди и корабли белеют.

   1869

РАЗРУШЕНИЕ ИЕРУСАЛИМА

Ущельем на гору мы шли в ту ночь, в оковах.

Уже багровый блеск на мутных облаках,

Крик пролетавших птиц и смех вождей суровых

Давно питали в нас зловещий, тайный страх.

Идем... И – ужас! – вдруг сверкнул огонь струею

На шлемах всадников, предшествовавших нам...

Пылал Ерусалим! Пылал священный храм,

И ветер пламя гнал по городу рекою...

И вопли наши вдруг в единый вопль слились...

«Ах, мщенья, мщения!..» Но дико загремели

Ручные кандалы... «О бог отцов! ужели

Ты медлишь! Ты молчишь!.. Восстань! Вооружись

В грома и молнии!..» Но всё кругом молчало...

С мечами наголо, на чуждом языке

Кричала римская когорта и скакала

Вкруг нас, упавших ниц в отчаянной тоске...

И повлекли нас прочь... И всё кругом молчало...

И бог безмолвствовал... И снова мы с холма

Спускаться стали в дол, где улегалась тьма,

А небо на нее багряный блеск роняло.

   <1862>

ВАЛКИРИИ

Высоко, безмолвно

Над полем кровавым

Сияет луна;

Весь берег – далёко

Оружьем и храбрых

Телами покрыт!

Герои! Им слава

И в людях, и в небе

Почет у богов!

Вон – тень пролетает

По долам, по скалам,

На блеске морском:

То, светлые, мчатся

Валкирии-девы

С эфирных высот!

Одежд их уж слышен

И крыл лебединых

По воздуху свист,

Доспехов бряцанье,

Мечей ударенье

По звонким щитам,

И радостный оклик,

И бурные песни

Неистовых дев:

«В Валгаллу! В Валгаллу!

Один-Вседержитель

Уж пир зачинал!

От струнного звона,

От трубного звука

Чертоги дрожат!

И светочи жарко

Горят смоляные,

И пенится мед, —

В Валгаллу, герои!

Там вечная юность —

Ваш светлый удел,

Воздушные кони,

Одежды цветные,

Мечи и щиты,

Рабыни и жены,

И в пире с богами

Места на скамьях!»

   1873

ПЕРЕВОДЫ И ВАРИАЦИИ ГЕЙНЕ

ГЕЙНЕ

(Пролог)

Давно его мелькает тень

В садах поэзии родимой,

Как в роще трепетный олень,

Врагом невидимым гонимый.

И скачем мы за ним толпой,

Коней ретивых утомляя,

Звеня уздечкою стальной

И криком воздух оглашая.

Олень бежит по ребрам гор

И с гор кидается стрелою

В туманы дремлющих озер,

Осеребренные луною...

И мы стоим у берегов...

В туманах – замки, песен звуки,

И благовония цветов,

И хохот, полный адской муки...

   1857

«ПОРА, ПОРА ЗА УМ МНЕ ВЗЯТЬСЯ!..»

Пора, пора за ум мне взяться!

Пора отбросить этот вздор,

С которым в мир привык являться

Я, как напыщенный актер!

Смешно всё в мантии иль тоге,

С партера не сводя очей,

Читать в надутом монологе

Анализ сердца и страстей!..

Так... но без ветоши ничтожной

Неловко сердцу моему!

Ему смешон был пафос ложный;

Противен смех теперь ему!

Ведь всё ж, на память роль читая,

В ней вопли сердца я твердил

И, в глупой сцене умирая,

Взаправду смерть в груди носил!

   1857

«СЕРДЦЕ, СЕРДЦЕ! ЧТО ТЫ ПЛАЧЕШЬ?..»

Сердце, сердце! что ты плачешь?

Иль судьба тебе страшна?

Полно! что зима отымет —

Всё отдаст тебе весна!

А ведь что еще осталось!

Божий мир не обойдёшь!

Выбирай себе любое,

Что полюбишь – всё возьмешь!

   1857

«ОСЕННЕГО МЕСЯЦА ОБЛИК...»

Осеннего месяца облик

Сквозит в облаках серебром.

Стоит одинок на кладбище

Пастора умершего дом.

Уткнулася в книгу старуха;

Сын тупо на свечку глядит;

Две дочки сидят сложа руки;

Зевнувши, одна говорит:

«Вот скука-то, господи боже!

В тюрьме веселее живут!

Здесь только и есть развлеченья.

Как гроб с мертвецом принесут!»

Старуха в ответ проронила:

«Всего четверых принесли

С тех пор, как отца схоронили...

Ох, дни-то как скоро прошли!»

Тут старшая дочка очнулась:

«Нет, полно! Невмочь голодать!

Отправлюсь-ка лучше я к графу!..

С терпеньем-то нечего взять!..»

И вторит ей брат, оживившись:

«И дело! А я так в шинок,

У добрых людей научиться

Казной набивать кошелек!»

В лицо ему книгу швырнула

Старуха, не помня себя:

«Издохни ты лучше, проклятый!

Отец бы услышал тебя!»

Вдруг все на окно оглянулись,

Оттуда рука им грозит:

Умерший пастор перед ними

Во всем облаченьи стоит...

   1857

«НЕ ТЕРЯЙ, МОЙ ДРУГ, ТЕРПЕНЬЯ...»

Не теряй, мой друг, терпенья,

Что в стихах моих порой

Слышно старое мученье,

Веет прежнею тоской!..

Дай, умолкнет в сердце эхо

Прежних бед и мук моих —

Полон счастья, полон смеха,

Из души польется стих.

   1857

«МНОГО СЛЫШАЛ ДОБРЫХ Я СОВЕТОВ...»

Много слышал добрых я советов,

Наставлений, ласки и обетов;

Говорили: «Только не ропщите,

Мы уж вас поддержим, погодите!»

Я поверил, ждал, заботы кинул,

И едва от голоду не сгинул...

Да нашелся добрый человек,

Поддержал, спасибо, он мой век.

Каждый день он хлеба мне приносит,

И в награду ничего не просит...

Обнял бы его я – да нельзя!

Человек-то добрый этот – я.

   1852

НА МОРЕ

Тишь и солнце! спят пучины,

Чуть волною шевеля;

Изумрудные морщины

Вкруг бегут от корабля.

В штиль о море не тревожась,

Спит, как мертвый, рулевой.

Весь в дегтю, у мачты съежась,

Мальчик чинит холст худой.

С грязных щек румянец пышет,

Рот, готовый всхлипнуть, сжат;

Грудь всё чаще, чаще дышит,

Лоб наморщен, поднят взгляд,

Перед ним, багров от водки,

Капитан стоит, вопя:

«Негодяй! ты – красть селёдки!

Вот я вышколю тебя!»

Тишь и солнце!.. В влаге чистой

Рыбка прыгает; кольцом

Вьет свой хвостик серебристый,

Шутит с солнечным лучом.

Вдруг по небесам пустынным

Свищет чайка как стрела,

И, нырнувши клювом длинным,

С рыбкой в небо поплыла.

   1857

«ОСЕРДИВШИСЬ, КАСТРАТЫ...»

Осердившись, кастраты,

Что я грубо пою,

Злобным рвеньем объяты,

Песнь запели свою.

Голоса их звенели,

Как чистейший кристалл;

В их руладе и трели

Колокольчик звучал;

Чувства в дивных их звуках

Было столько, что вкруг

В истерических муках

Выносили старух.

   1857

«НУ, ВРЕМЯ! КОНЦА НЕ ДОЖДЕШЬСЯ!..»

Ну, время! конца не дождешься!

И ночь-то! и дождик-то льет!

К окну подойдешь, содрогнешься,

И за сердце злоба возьмет.

А вон – с фонарем через лужи

Ведь вышел же кто-то бродить...

Старушка-соседка! дрожит, чай, от стужи,

Да надобно мучки купить.

Чай, хочет, бедняжка, для дочки, для крошки

Пирог она завтра испечь...

А дочка, поджавши ленивые ножки,

Изволили в кресла залечь...

И щурят на свечку глазенки...

И рады, что пусто вокруг.

Лепечут, шаля, их губенки

Заветное имечко вслух,

   1857

«ПЛАЧУ Я, В ЛЕСУ БЛУЖДАЯ...»

Плачу я, в лесу блуждая.

Дрозд за мной по веткам скачет,

На меня он всё косится

И щебечет: «Что он плачет?»

«Ты спроси своих сестричек,

Умных ласточек спроси ты,

У которых гнезда прямо

Над окошком милой свиты!»

   1857

«СИЯЛ ОДИН МНЕ В ЖИЗНИ...»

Сиял один мне в жизни,

Один чудесный лик!

Но он угас – и мраком

Я был затоплен вмиг...

Когда детей внезапно

В лесу застигнет ночь,

Они заводят песню,

Чтоб ужас превозмочь;

И я, чтобы не думать,

Пою среди людей...

Скучна им эта песня —

Да мне не страшно с ней!

   1857

«Я ВГЛЯДЫВАЮСЬ ЖАДНО...»

Я вглядываюсь жадно

В портрет ее немой —

И, мнится, оживает

Она передо мной;

Глядит мне прямо в очи,

С улыбкой и слезой,

И, точно сожалея,

Качает головой...

Невольно слезы льются

Из глаз моих в ответ...

Не верится! ужели

Ее уж больше нет!..

   1856

«ОДИНОКАЯ СЛЕЗКА...»

Одинокая слезка

По ланитам прокралась...

Лишь одна от былого

Мне она оставалась...

Ее светлые сестры —

Их развеяли годы!

С ними радость и горе

Унесли непогоды...

Расплылися в туманы

Прежних звезд мириады,

Проливавших так много

Мне на сердце отрады...

В самом сердце уж нету

На любовь отголоска...

Уж и ты проливайся,

Одинокая слезка!

   1857

«В ТОЛПЕ ОПЯТЬ Я СЛЫШУ ПЕСНЮ...»

В толпе опять я слышу песню,

Что пела милая когда-то...

Ах, в это праздничное солнце

Еще страшней ее утрата!

И, уронить бояся слезы,

При всех я очи потупляю,

И в лес спешу, но за слезами

Едва дорогу различаю...

   1857

«ЧТО ЗА МИЛЫЙ ЭТО МАЛЬЧИК!..»

Что за милый это мальчик!

Как он рад всегда поэту

Предложить отведать устриц,

Сделать честь его Моэту!

Вечно – фрак и белый галстук;

Тон хорошего сословья;

По утрам ко мне он ходит

О моем узнать здоровье;

О моей хлопочет славе,

Остроты мои сбирает;

Мне в делах или в безделье

Услужить не пропускает;

Декламирует в салонах,

Дам пленяя слух и взгляды,

Из моих творений дивных

Вдохновенные тирады...

О, такие люди – редкость,

Хоть смешны порой, как дети,

В век, когда уж лучших нету,

Да выводятся и эти!

   1856

«МНЕ СНИЛОСЬ: НА РЫНКЕ, В НАРОДЕ...»

Мне снилось: на рынке, в народе,

Я встретился с милой моей;

Но – как она шла боязливо,

Как бедно всё было на ней!

В лице исхудалом и бледном,

С своею ресницей густой,

Глаза только прежние были

И чудной сияли душой.

У ней на руке был ребенок;

За палец держась, поспевать

За нею другой торопился —

Румяный... как некогда мать...

И с ними пошел я, тоскливо

Потупивши в землю глаза.

В груди моей точно проснулись

Подавленных чувств голоса.

«Пойдем, – я сказал ей, – жить вместе;

Я нянчиться буду с тобой,

Ходить за детьми и работать,

И вновь расцветешь ты душой!»

Она подняла ко мне очи,

И очи сказали без слов,

Одной только грустью: «Уж поздно!»

И я зарыдать был готов...

И в очи смотрели ей дети,

Вдруг обняли мать горячо...

Их крик уязвил мою душу...

Вдруг слышу, меня за плечо

Хватает еврей, мой издатель:

«Победа! – кричит. – Торжество!

В три дня разошлось всё изданье...»

О, как же я проклял его!..

   1857

«МЕНЯ ТЫ НЕ СМУТИЛА...»

Меня ты не смутила,

Мой друг, своим письмом.

Грозишь со мной всё кончить —

И пишешь – целый том!

Так мелко и так много...

Читаю битый час...

Не пишут так пространно

Решительный отказ!

   1857

«ЕЕ В ГРЯЗИ ОН ПОДОБРАЛ...»

Ее в грязи он подобрал;

Чтоб всё достать ей – красть он стал;

Она в довольстве утопала

И над безумцем хохотала.

И шли пиры... Но дни текли —

Вот утром раз за ним пришли:

Ведут в тюрьму... Она стояла

Перед окном и – хохотала.

Он из тюрьмы ее молил:

«Я без тебя душой изныл,

Приди ко мне!» – Она качала

Лишь головой и – хохотала.

Он в шесть поутру был казнен

И в семь во рву похоронен, —

А уж к восьми она плясала,

Пила вино и хохотала.

   1857

НЕВОЛЬНИК

Каждый день в саду гарема,

У шумящего фонтана,

Гордым лебедем проходит

Дочь великого султана.

У шумящего фонтана,

Бледный, с впалыми щеками,

Каждый раз стоит невольник

И следит за ней очами.

Раз она остановилась,

Подняла глаза большие

И отрывисто спросила:

«Имя? родина? родные?»

– «Магомет, – сказал невольник: —

Емен – родина, а кровью

Я из афров, род, в котором

Рядом смерть идет с любовью».

   1856

«НА МОЛЬБЫ МОИ УПОРНО...»

На мольбы мои упорно

Нет и нет ты говоришь,

А скажу ль: «Ну, так простимся!» —

Ты рыдаешь и коришь...

Редко я молюсь, о боже!

Успокой ее ты разом!

Осуши ее ты слезы,

Просвети ее ты разум!

   1857

ЛИЛИЯ

От солнца лилия пугливо

Головкой прячется своей,

Всё ночи ждет, всё ждет тоскливо —

Взошел бы месяц поскорей.

Ах, этот месяц тихим светом

Ее пробудит ото сна,

И – всем дыханьем, полным цветом

К нему запросится она...

Глядит, горит, томится, блещет,

И – все раскрывши лепестки,

Благоухает и трепещет

От упоенья и тоски.

   1857

ЧАЙЛЬД ГАРОЛЬД

Челн плывет, одетый в траур,

И, подобные теням,

Похоронные фигуры

В этом челне по бортам.

Перед ними – труп поэта;

С непокрытой головой

Всё он в небо голубое

Смотрит мертвый, как живой...

Даль звенит... Кого-то кличет

Точно нимфа из-за волн...

Точно всхлипывают волны,

Лобызать кидаясь челн.

   1857

«НОЧИ ТЕПЛЫЙ МРАК ГВОЗДИКИ...»

Ночи теплый мрак гвоздики

Благовонием поят;

Точно рой златистых пчелок,

Звезды на небе блестят.

В белом домике, сквозь зелень

Вижу, гаснет огонек;

Слышу стук стеклянной двери,

Слышу милый голосок...

Сладкий трепет; робкий шепот,

Нега счастья и любви...

И – внимательнее розы,

Вдохновенней соловьи.

   1857

«ОН УЖ СНИЛСЯ МНЕ КОГДА-ТО...»

Он уж снился мне когда-то,

Этот самый сон любви!..

Воздух, полный аромата...

Поцелуи... соловьи...

Так же месяц всплыл двурогий,

И белеет водопад...

Так же мраморные боги

Сторожат у входа в сад...

Ах! я знаю, как жестоко

Изменяют эти сны!

Как заносит снег глубоко

Поле, полное весны...

Как мы сами сон свой губим,

Забываем и клянем, —

Мы, которые так любим

И блаженством жизнь зовем!..

   1857

«ЧУДНЫМ ЗВУКОМ ДАЖЕ НОЧИ...»

Чудным звуком даже ночи

Наполняет мне весна,

И в мечтах моих, как эхо,

Отзывается она.

Точно в сказочном я мире...

Всё мне чудно – шум листов,

Пенье птичек-невидимок,

Аромат ночных цветов.

Розы кажутся краснее,

И вокруг головок их

Точно розлито сиянье,

Как вкруг ангелов святых.

Сам я – кажется в ту пору —

Сам я точно соловей,

И пою я этим розам

Всю тоску любви моей.

И пою я им до солнца,

Иль пока не грянет сам

Соловей весенней рощи

Вызов к братьям-соловьям.

   1857

КОРОЛЬ ГАРАЛЬД

Король Гаральд на дне морском

Сидит уж век, сидит другой,

С своей возлюбленной вдвоем,

С своей царевною морской.

Сидит он, чарой обойден,

Не умирая, не живя;

В блаженстве тихо замер он;

Лишь сердце жжет любви змея.

Склонясь к коварной головой,

Он в очи демонские ей

Глядит всё с вящею тоской,

Глядит всё глубже, всё страстней.

Он, как пергамент, пожелтел,

В сухой щеке скула торчит;

Златистый локон поседел,

И только взгляд горит, горит...

И лишь когда гроза гремит,

И вкруг хрустального дворца

Хлябь, зеленея, закипит, —

Очнется бранный дух бойца;

В шуму и плеске слышит он

Норманнов оклик удалой —

И схватит меч, как бы сквозь сон,

И кинет прочь, махнув рукой.

Или когда над ним заря

Румянит свод прозрачных вод,

Он слышит песнь, как встарь моря

Гаральд браздил средь непогод, —

Его встревожит песня та;

Но злая дева сторожит,

И быстро алые уста

К его устам прижать спешит.

   1857

АЛИ-БЕЙ

Али-бей, герой ислама,

Упоенный сладкой негой,

На ковре сидит в гареме,

Между жен своих прекрасных.

Что игривые газели

Эти жены: та рукою

Бородой его играет,

Та разглаживает кудри,

Третья, в лютню ударяя,

Перед ним поет и пляшет,

А четвертая, как кошка,

У него прижалась к сердцу...

Только вдруг гремят литавры,

Барабаны бьют тревогу:

«Али-бей! вставай на битву!

Франки выступили в поле!»

На коня герой садится,

В бой летит, но мыслью томной

Всё еще в стенах гарема

Между жен своих витает» —

И меж тем как рубит франков,

Улыбается он сладко

Милым призракам, и в битве

От него не отходящим...

   1858

«ТЫ ВСЯ В ЖЕМЧУГАХ И АЛМАЗАХ!..»

Ты вся в жемчугах и алмазах!

Богатство – венец красоты!

При этом – чудесные глазки...

Ужель недовольна всё ты?

На эти чудесные глазки

Я рифмы сплетал как цветы,

И вышли – бессмертные песни...

Ужель недовольна всё ты?

Ах! эти чудесные глазки

Огнем роковым налиты...

От них я совсем погибаю...

Ужель недовольна всё ты?

   1865

«ИЗ МОЕЙ ВЕЛИКОЙ СКОРБИ...»

Из моей великой скорби

Песни малые родятся,

И, звеня, на легких крыльях,

Светлым роем к милой мчатся,

Покружася над прекрасной,

Возвращаются и плачут...

Не хотят сказать, малютки,

Мне, что слезы эти значат...

   1857

«ПОСМОТРИ: ВО ВСЕМ ДОСПЕХЕ...»

Посмотри: во всем доспехе

Муж, готовый выйти в бой;

Он уж бредит об успехе,

Меч свой пробуя стальной.

Вдруг амуров рой крылатый

С толку сбил его совсем:

Кто расстегивает латы,

Кто с главы срывает шлем;

Кто с улыбкою лукавой.

Пальчик к губкам приложив,

Шепчет на ухо – и славы

Позабыт святой призыв.

Узнаешь ли в этой сцене,

Милый ангел мой, меня?

Век зовет, бойцы в арене,

А в твоих объятьях я!

   1857

«ТЫ БЫСТРО ШЛА, НО ПРЕДО МНОЮ...»

Ты быстро шла, но предо мною

Вдруг оглянулася назад...

Как будто спрашивали гордо

Уста открытые и взгляд...

К чему ловить мне было белый,

По ветру бившийся покров?..

А эти маленькие ножки...

К чему искал я их следов!

Теперь исчезла эта гордость,

И стала ты тиха, ясна.

Так возмутительно покорна

И так убийственно скучна!

   1857

ВЕСНОЮ

Сверкая, проносятся волны реки...

Так любится сердцу весною!..

Пася свое стадо, сплетает венки

Румяная дева одна над рекою.

И солнце, и зелень! и жжет, и томит!..

Так любится сердцу весною!..

«Кому же венки?» – кто-то вслух ей твердит,

И мчится мечта за мечтою...

Вот слышится топот... вот всадник летит,

И перьями веет, и блещет он сталью...

Робеет малютка, и ждет, и молчит —

Но миг – и он скрылся за синею далью!..

И плачет, и мечет в златые струи

Бедняжка венки, с уязвленной душою...

А где-то запел соловей о любви...

Так любится сердцу весною!..

   1857

НА ГОРАХ ГАРЦА

Раскрывайся, мир преданий!

Приготовься, сердце, к ним,

К сладким песням, тихим грезам,

К вдохновеньям золотым!

Я иду в леса густые,

Доберусь до замка я,

На который устремляет

Первый нежный луч заря.

Там среди седых развалин,

Как живые, предо мной

Встанут дней минувших люди

С прежней свежею красой...

Вот он, вот! над ним, как прежде,

Полны блеску небеса,

А внизу – в волнах тумана

Словно плавают леса...

Но травой покрыта площадь,

Где счастливец побеждал,

И победы приз у лучших,

Может быть, перебивал...

Плющ висит кругом балкона,

Где склонялась на скамью

Победившая очами

Победителя в бою...

Ах! и рыцаря, и даму

Смерть давно уж унесла...

Всех нас этот черный рыцарь

Вышибает из седла!

   1868

РОМАН В ПЯТИ СТИХОТВОРЕНИЯХ

1

Инеем снежным, как ризой, покрыт,

Кедр одинокий в пустыне стоит.

Дремлет, могучий, под песнями вьюги,

Дремлет и видит – на пламенном юге

Стройная пальма растет и, с тоской,

Смотрит на север его ледяной.

2

Давно задумчивый твой образ,

Как сон, носился предо мной,

Всё с той же кроткою улыбкой,

Но – бледный, бледный и больной —

Одни уста еще алеют,

Но прикоснется смерть и к ним

И всё небесное угасит

В очах лобзаньем ледяным.

3

В легком челне мы с тобою

Плыли по быстрым волнам...

Тихая ночь навевала

Грезы блаженные нам...

Остров стоял, как виденье,

Лунным лучом осиян;

Песни оттуда звучали

Сквозь серебристый туман.

Песни туда нас манили...

Но, и сильна, и темна,

В море, в широкое море

Грозно влекла нас волна.

4

Любовь моя – страшная сказка,

Со всем, что есть дикого в ней,

С таинственным блеском и бредом,

Создание жарких ночей.

Вот – «рыцарь и дева гуляли

В волшебном саду меж цветов...

Кругом соловьи грохотали,

И месяц светил сквозь дерёв...

Нема была дева, как мрамор...

К ногам ее рыцарь приник...

И вдруг великан к ним подходит,

Исчезла красавица вмиг...

Упал окровавленный рыцарь...

Исчез великан»... а потом...

Потом... Вот когда похоронят

Меня – то и сказка с концом!..

5

Здесь место есть... Самоубийц

Тела там зарываются...

На месте том плакун-трава

Одна, как тень, качается...

Я там стоял... Душа моя

Тоскою надрывалася...

Плакун-трава в лучах луны

Таинственно качалася.

   <1866>

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

На тему одной немецкой песни

С шумом и топотом пляшет в лугу молодежь,

В лад под визгливые скрипки.

Вдруг понеслась одна пара вперед, из толпы

Вынырнув, точно две рыбки.

Точно плывут они, тихо колышась и в такт,

Мерно, как волны морские —

Но – усмехаются, глядя друг другу в глаза...

Ведает бог, кто такие!

«Вы, – говорит кавалеру она, – здесь чужой?..

Белый на шляпе цветочек —

Только ведь в самой морской глубине он растет...

Как ни рядитесь, дружочек,

Вас я узнала – по остреньким щучьим зубкам

Тотчас же, с первого взгляда!

Вы – Водяной, и красотку сманить за собой

В терем хрустальный вам надо».

Он отвечает: «Сударыня – ух! как блестят

Ваши зеленые глазки!

Ручки – как холодны!.. Если ж обнимут – то смерть,

Верная смерть ваши ласки!

Вас я по первому книксену тотчас признал...

Так что... секрет неуместен...

Вы ведь – Русалка, сударыня... Промысел наш,

Значит, друг другу известен»...

Ловко, изящно, от смеха же еле держась,

Легкие оба такие,

Плавают, в медленном вальсе колышась, они

Мерно, как волны морские.

Кончился танец – они расстаются, как все —

Он – с грациозным поклоном,

Книксен глубокий – она, – всё как люди, давно

С лучшим знакомые тоном.