Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Аполлон Майков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

   1858

АЛЬПИЙСКАЯ ДОРОГА

На горе сияньем утра

Деревянный крест облит,

И малютка на коленях

Перед ним в мольбе стоит...

Помолись, душа святая,

И о странных и чужих,

О тоскующих, далеких,

И о добрых, и о злых...

Помолись, душа святая,

И о том, чей путь далек,

Кто с душой, любовью полной,

В мире всюду одинок...

   1858

«ВСЁ – СЕРЕБРЯНОЕ НЕБО!..»

Всё – серебряное небо!

Всё – серебряное море!

Теплой влагой воздух полон!

Тишина такая в мире,

Как в душе твоей бывает

После слез, когда, о Нина,

Сердце кроткое осилит

Страстью поднятую бурю,

И на бледные ланиты

Уж готов взойти румянец,

И в очах мерцает тихий

Свет надежды и прощенья...

   1858, Ницца

«ЗДЕСЬ ВЕСНА, КАК ХУДОЖНИК УЖ СЛАВНЫЙ, РАБОТАЕТ ТИХО...»

Здесь весна, как художник уж славный, работает тихо,

От цветов до других по неделе проходит и боле.

Словно кончит картину и публике даст наглядеться,

Да и публика знает маэстро – и уж много о нем не толкует:

Репутация сделана – бюст уж его в Пантеоне.

То ли дело наш Север! Весна, как волшебник нежданный,

Пронесется в лучах, и растопит снега и угонит,

Словно взмахом одним с яркой озими сдернет покровы,

Вздует почки в лесу, и – цветами уж зыблется поле!

Не успеет крестьянин промолвить: «Никак нынче вёдро»,

Как – и соху справляй, и сырую разрыхливай землю!

А на небе-то, господи, праздник, и звон, и веселье!

И летят надо всею-то ширью от моря и до моря птицы —

К зеленям беспредельным, к широким зеркальным разливам!

Выбирай лишь, где больше приволья, в воде им и в лесе!

И кричат как, завидя знакомые реки и дебри,

И с соломенных крыш беловатый дымок над поляной!..

Унеси ты, волшебник, скорее меня в это царство,

Где по утренним светлым зарям бодро дышится груди,

Где пред ликом господних чудес умиляется всякое сердце...

   1859, Неаполь

НЕАПОЛИТАНСКИЙ АЛЬБОМ

(МИСС МЕРИ)

1858-1859

ДОН-ПЕППИНО

Жар упал. На берег моря

Шумно в сад толпа валит,

И кругом, по звонкой лаве,

Экипажей рой летит...

Звон колес, и блеск, и хохот...

Крик и щелканье бичей!..

Всё-то к саду мчится, к морю,

В сень каштановых аллей.

«Что за женщины!» – бормочет

Северянин от души;

Северянки ж прибавляют:

«И мужчины хороши!»

Хороши! но вот, смотрите —

Из красавцев Аполлон!

Как он божески спокоен,

Точно нектаром вспоен!

Даже эта эспаньолка,

С шиком лондонским наряд,

Даже розочка в петлице

Сходству с богом не вредят!

Вот он бросил свой миланский

Щегольской кабриолет,

Входит в сад – в толпе движенье,

Все глядят ему вослед...

Аполлон!.. Но вот к мисс Мери

Олимпиец подошел...

Вкруг нее как будто вспыхнул

Тотчас светлый ореол...

Ах, я чувствую, неловко

Ей от этих черных глаз,

Хоть глядит он так покорно,

Говорит полусмеясь...

И, должно быть, в этом взгляде

Власть и сила без границ!

Ледяных я знал красавиц,

Величавых, гордых львиц...

Но взглянул он – прочь величье!

Эта львица перед ним

Тише, тише – и уж смотрит

Вдруг зверком совсем ручным!

Так и ластится, и ходит,

И с него не сводит глаз...

О, мисс Мери, о, мисс Мери!

Признаюсь – дрожу за вас!

«БОЖЕ МОЙ, КАКАЯ НЕГА...»

Боже мой, какая нега

В этих палевых ночах!

Всё как будто замирает

В сладострастных, жарких снах!

На цветы посмотришь – право, —

Покраснеешь со стыда!

Как ласкаются, что шепчут

И что делают – беда!

Нет, домой скорей, мисс Мери!

На замок скорей балкон!

Прогоните дон-Пеппино...

Он отважен и влюблен...

В эту ночь как раз забудешь,

Что дозволено, что грех,

И в одну минуту сердце

Скажет вам: всё вздор и смех

«ВОТ СМОТРИТЕ, О МИСС МЕРИ...»

Вот смотрите, о мисс Мери,

Весь на арках, весь сквозной,

Королевы Иоанны

Замок темный и немой.

Днем в тот замок ездят даже

Кушать устрицы – там вид

Чудный к морю, и беседка

Виноградная стоит.

По ночам – другое дело!

Не пройдет вблизи руин

Без воззвания к мадонне

Босоногий капуцин;

В страхе ослика колотит

Здесь погонщик в поздний час,

И бежит проворной рысью

Сам, за хвост его держась;

И с компанией веселой

Из Пуццоло каретьер

Только с хлопаньем и гиком

Пролетит во весь карьер.

Слух идет о королеве,

Будто черт, поспоря с ней,

По ночам ей обязался

Приводить богатырей;

Что в своих объятьях много

Их замучила она,

Но доселе не сказала:

«Мне довольно, сатана!..»

И в урочный час, сияя

Красотой могучей жен

Тех железных, тех кровавых,

Полуварварских времен,

В замок свой она приходит...

Стражи тут тревогу бьют,

Видно, как пажи в аркадах

С канделябрами бегут,

И в короне многоцветной

В свой чертог она идет,

И с своей порфирой алой

То мелькнет, то пропадет...

И безумцев так и тянет

С ней, женой богатырей,

Испытать и пыл, и негу

Нам неведомых страстей.

Раз и я был, о мисс Мери,

Этой чарою объят...

Долго ждал я, скоро ль в окнах

Канделябры заблестят...

И когда б тут не промчался

Мистер Джона экипаж,

И при белом лунном свете

Не мелькнул мне образ ваш —

Образ, полный тем прозреньем,

Торжеством и тишиной,

Что в страдальцах пред кончиной

Поражает нас порой, —

Я клянусь вам, о мисс Мери,

В эту ночь с ее луной,

С этой негой – я не знаю,

Что бы сделалось со мной!

К МИСС МЕРИ

(Романс дон-Пеппино)

Se io fossi un angelo^[28]

Andante^[29]

Когда б я ангел был небесный,

Тебя б на небо я умчал,

И, полон радости чудесной,

С тобой к всевышнему предстал,

Чтобы – о чистое созданье! —

Средь ликованья горних сил

Он красоты твоей сиянье

Лучом бессмертья озарил!

Allegro^[30]

«Океан кидает волны!

Всё глядит к звезде своей!

И в волнах, на каждом взломе,

Блещет свет ее лучей.

Упади, звезда златая,

Упади ко мне на грудь,

А не то ведь я сумею

И до неба досягнуть!»

«ВЕСЬ НЕАПОЛЬ ЗАЛИТ ГАЗОМ...»

Весь Неаполь залит газом,

Шумом улицы полны,

Но в Hotel di Gran-Bretagna^[31]

Окна все затворены.

Лишь в одном окошке лампа:

За газетой мистер Джон...

Точно саван примеряя,

Times^[32] развертывает он...

За работой вы, мисс Мери!

Как идет румянец к вам

И рассыпанные просто

Ваши кудри по плечам!

Блеск в глазах... и грудь как дышит...

Так, я видывал не раз,

Дышит птичка, из-под лапы

У кота освободясь...

«Я ЛЮБЛЮ В CAFE D'EUROPA...»

Я люблю в Cafe d'Europa^[33]

Смех и шум во всех углах,

Серебро, хрусталь на звонких

Беломраморных столах.

Всем тут весело: французам

С вечной сахарной водой,

Савве Саввичу с шампанским

И с котлетой отбивной.

Итальянцы ж, как на бале,

Все во фраках щегольских...

Лишь блестящий дон-Пеппино

Нынче что-то приутих.

«Вот уж каменное сердце! —

Он шипит. – Невмоготу!..

И дает же им Создатель

Неземную красоту!..

Чай, сидит теперь и пишет

Про Неаполь чепуху

Своему такому ж точно

Ледяному жениху!

Вздохи шлет свои в Калькутту,

Где Альфред ее лет пять

Сеет мак, во имя Мери, —

Чтоб китайцев отравлять!»

«КАКОЕ УТРО! СТИХЛИ ГРОМЫ...»

Какое утро! Стихли громы,

Широко льется солнца луч,

Горят серебряные комы

За горы уходящих туч...

Какое утро!.. Море снова

Приемлет свой зеркальный вид,

Хотя вдоль лона голубого

Тяжелый вздох еще бежит;

И – след утихнувшего гнева —

Бурун вскипает здесь и там,

И слышен гул глухого рева

Вдоль по отвесным берегам...

Плыву я, счастьем тихим полный,

И мой гребец им дорожит:

Чуть-чуть по влаге, сам безмолвный,

Веслом сверкающим скользит...

Молчит – и лишь с улыбкой взглянет,

Когда на нас от берегов

Чуть слышным ветерком потянет

Благоухание цветов:

Как будто сильфов резвых стая,

Спрыгнув со скал, дыша теплом,

Помчалась, вся благоухая,

Купаться в воздухе морском...

   7 мая 1859, Неаполь

К МИСС МЕРИ

Перед тобой синеет море,

Заря играет по горам,

Но как тоскующая лебедь

Блуждаешь ты по берегам;

За убегающей волною,

Сжимая руки, ты следишь,

И «где он? где? скажи, о море!»

В пустыню с воплем говоришь!

«КНЯЗЬ NN И ГРАФ ФОН ДУМ – ЕН...»

Князь NN и граф фон Дум – ен,

Мичман С., артист Б – ин,

Мечут с хохотом червонцы

В глубину морских пучин.

За червонцем в ту ж минуту

Мальчик – прыг! исчез в водах, —

И уж вынырнет наверно

С золотым кружком в зубах...

Молодец!.. Но, милый мальчик,

Знаю бездну я одну...

Сам господь червонцев всыпал

Много в эту глубину, —

Только дна ты в ней не сыщешь!

Эта бездна, милый мой,

Сердце мраморной мисс Мери,

Англичанки ледяной!

«В ТЕМНЫЙ ХРАМ ОДИН ПРОКРАЛСЯ...»

В темный храм один прокрался

Луч полдневный, озаря

Два-три белых покрывала

Из толпы у алтаря.

Тихо! точно как на отдых

Собрались в прохладный храм —

Эти ангелы под своды,

Эти люди к алтарям.

Вы войдете: что малюток

Улыбается! что глаз —

Черных глаз – в толпе безмолвной

Подымается на вас!

«ВОТ С РЕЗНОЙ КАФЕДРЫ ГРОЗНО...»

Вот с резной кафедры грозно

Держит речь к толпе монах

И к огромному распятью

Припадает весь в слезах.

«Се страдалец! – восклицает —

Острый терн чело язвит!

Се божественные ребра!

Кровь ручьем из них бежит!

Он за вас приемлет муки!

Вам же трудно для него

Обуздать порывы плоти,

Страсти сердца своего!..»

И толпа вокруг рыдает,

Всё готова обуздать, —

Лишь бы, выйдя вон из храма,

Черных глаз не повстречать.

«АХ, МЕЖ ТЕМ КАК ВЫ СТОЯЛИ...»

Ах, меж тем как вы стояли,

На решетку опершись,

В темном храме, и душою

В светлый купол унеслись, —

Я глядел на вас, мисс Мери,

Понял я ваш грустный взор! —

Этих ангельчиков с вами

Я подслушал разговор.

«Жаль, что ты для нас чужая!» —

Вам сказали. «Но, увы!

Воротиться невозможно!» —

Отвечали кротко вы.

«У тебя так много горя!

С кем ты выплачешь его?»

– «С кем? Одна! сама с собою!

Вкруг – пустыня! никого!»

«Кто в пути тебя наставит?»

– «Ум!» – «Всё ум!.. а сердце что ж?»

– «Ум для сердца лучший кормчий!»

– «Лжешь, мисс Мери, право, лжешь!

Мы ведь знаем – как ребенок,

Сердце скажет вдруг: «хочу» —

И прощаем!..» – Вы ж с улыбкой:

«Но сама я не прощу!»

Тут поднялись вы – и легким

Наклоненьем головы

С светлым сонмом сил небесных,

Как с детьми, простились вы...

«ЗОЛОТОЙ АРХИЕПИСКОП...»

Золотой архиепископ,

Signoria^[34] и народ,

Иностранцы в черных фраках,

Весь Неаполь – чуда ждет.

Взоры всех на склянке с кровью...

Только кровь всё не кипит...

Сан-Дженнаро, Саи-Дженнаро!

Или ты на нас сердит?

Или есть меж нами грешник?

Бейте ж в грудь себя сильней!

Бейтесь об пол головами!

Плачьте громче, горячей!

Донна Анна! ты, Джульетта!

Подвели ль вы счет грехам?

И на исповеди всё ли

Перечли духовникам?..

Да не я ли уж помеха?

Я ведь здесь совсем чужой!

Не мисс Мери ль? Но мисс Мери

Уж уехала домой.

Мимоездом в Сан-Дженнаро,

В амазонке и с хлыстом,

Появлялася мисс Мери...

Взгляд лишь бросила кругом —

Боже! точно льдом пахнуло

От нее на всех на нас —

Льдом полярным, правда, чистым

И прозрачным, как алмаз!..

Мистер Джон один остался

И во все глаза следит

За движеньями прелата,

Что пред склянкою стоит.

НАРОДНАЯ ПЕСНЯ

Далеко, на самом море,

Я построю дом

Из цветных павлиньих перьев,

С звездами кругом.

Вставлю в них кругом сапфиры,

Жемчуг, бирюзу,

Жить туда со мной навеки

Нину увезу.

И едва кругом с балкона

Нина поглядит —

«Солнце всходит! Солнце всходит!» —

Всё заговорит!

ЕЩЕ ИЗ НАРОДНОЙ ПЕСНИ

Не хочу я смерти ждать,

Ждать до старости постылой,

Умирать – так умирать

От ножа, в глазах у милой!

Станет вдруг она тогда

Говорить – о чем молчала,

Целовать – как никогда

До того не целовала!

«ЧТО ЗА ШУМ И КРИК? О БОЖЕ!..»

Что за шум и крик? О боже!

Нина! Ты ль, моя краса,

Так безжалостно вцепилась

Лоренцино в волоса!

Точно молния блеснула,

Видел я, в глазах твоих —

И из ангела в тигрицу

Превратилася ты вмиг!

А всё вы виной, мисс Мери,

Что смотрели на него

И этюд нашли в нем чудный

Для альбома своего!

«ВЫ ПОВСЮДУ – О МИСС МЕРИ!..»

Вы повсюду – о мисс Мери! —

В этот зной!.. Лучи палят,

Сотни каторжников красных

Гору белую сверлят...

Что вы взорами впилися

В этот пестрый сброд людей,

В эти бронзовые лица?

Иль вам чуден стук цепей?

Или вам в толпе несчастных

Дико видеть смех и спор,

И трагические позы,

И комический задор?

Знаю – «мучеников мысли»

Всё вы ищете меж них,

Чтобы несколько им бросить

Утешенья слов святых!

О, под этим ясным небом,

Посреди счастливых лиц —

Эти люди ведь опасней

И бандитов, и убийц!

Их катоновская мрачность

И улыбка злая их

Навели б и страх, и скуку

На людей и на святых!

И, спасибо, их далёко

Убирают здесь – туда,

Где и солнце ненароком

Не бывает никогда!

ДВА КАРЛИНА

Эй, синьор! хоть два карлина

Дайте мне за что-нибудь!

Спеть вам «Bella Sorrentina»?^[35]

Или пыль с сапог стряхнуть?.

Боже мой! С какою злобой

Вы кричите: «Негодяй!»

Здесь Неаполь! Здесь особый

И народ, и самый край!

Много есть народов умных,

Но философ – наш один,

Хоть живет средь улиц шумных,

Как поэт и арлекин!

Богачи и ладзароны —

Всё одна душа! У всех

Счастье – те же макароны,

Те же песни, тот же смех!

Наши песни – что их краше?

Как цветы из недр земных,

Из груди певучей нашей

Так и тянет солнце их!

Смех нам хартия! Захочет

Деспот сжать нас – смех уж тут:

Знак, два слова – и хохочет

Весь Неаполь, всякий люд!

Мирно с церковью он ладит,

Да и церковь ко двору!

Для него мадонну рядит,

Как невесту на пиру!

Галлы, немцы, арагонцы

Спор вели из-за него —

Он, от всех ловя червонцы,

Не стоял ни за кого!

Возвестил ему свободу

Гарибальди – perche no?^[36]

Были б праздники народу,

Были б песни и вино!

Всё равно, кто правит нами —

Тот иль этот!.. Здесь один

Над рабами и царями

Есть повыше господин...

Вон – чудовище! – открыло

К ночи огненную пасть —

Точно ждет, сбираясь с силой,

Только знака, чтоб напасть!

Не минуем верной кары!

Нынче ль, завтра ль – всё одно!..

Уж подземные удары

Ночью будят нас давно,

И колеблющейся лентой

По прозрачным небесам

От Пуццоло до Сорренто

Дым стоит и здесь, и там...

Всё, что дышит, – гибель чует

И, бояся опоздать,

Веселится и ликует...

Человеку ль отставать?

Лучше петь, забывши горе,

Перед часом роковым,

Как поглотит огнь иль море

Почву шаткую под ним...

Ах, ужасная картина!

Вдруг порвется жизни нить...

Так что... ваши два карлина...

Перед смертью, может быть!

ТАРАНТЕЛЛА

(На голос: «Gie la luna e mezz'al mare...»)^[37]

Нина, Нина, тарантелла!

Старый Чьеко уж идет!

Вон уж скрипка загудела!

В круг становится народ!

Приударил Чьеко старый...

Точно птички на зерно,

Отовсюду мчатся пары!..

Вон – уж кружатся давно!

Как стройна, гляди, Аглая!

Вот помчалась в круг живой —

Очи долу, ударяя

В тамбурин над головой!

Ловок с нею и Дженнаро!..

Вслед за ними нам – смотри!

После тотчас третья пара...

Ну, Нинета... раз, два, три...

Завязалась, закипела,

Всё идет живей, живей,

Обуяла тарантелла

Всех отвагою своей...

Эй, простору! шибче, скрипки!

Юность мчится! с ней цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Эй, синьор, синьор! угодно

Вам в кружок наш, может быть?

Иль свой сан в толпе народной

Вы боитесь уронить?

Ну, так мимо!.. шибче, скрипки!

Юность мчится! с ней цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Вы, синьора? Вы б и рады,

К нам сердечко вас зовет...

Да снуровка без пощады

Вашу грудь больную жмет...

Ну, так мимо! шибче, скрипки!

Юность мчится! с ней цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Вы, философ! дайте руки!

Не угодно ль к нам сюда!

Иль кто раз вкусил науки —

Не смеется никогда?

Ну, так мимо!.. шибче, скрипки!

Юность мчится! с ней цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Ты что смотришь так сурово,

Босоногий капуцин?

В сердце памятью былова,

Чай, отдался тамбурин?

Ну – так к нам – и шибче, скрипки!

Юность мчится! с ней цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Словно в вихре мчатся пары,

Не сидится старикам...

Расходился Чьеко старый

И подплясывает сам...

Мудрено ль! Вкруг старой скрипки

Так и носятся цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

Не робейте! Смейтесь дружно!

Пусть детьми мы будем век!

Человеку знать не нужно,

Что такое человек!..

Что тут думать!.. шибче, скрипки!

Наши – юность и цветы,

Беззаботные улыбки,

Беззаветные мечты!

LACRYMAE CHRISTI^[38]

На Везувии пустынник

Жил уж много лет;

Был здоров, румян и весел,

Хоть давно уж сед;

Но, живя в уединенье,

Говорить отвык

И что год, то становился

Туже на язык.

Жил он, жил, молился богу,

Виноград садил —

Виноград же этот в мире

Всем известен был:

Только он давал густое,

Темное вино...

Под названьем Слез Христовых

Славилось оно.

И хотя к нему названье

Не Христовых слез,

А скорее Слез Титана

Лучше бы пришлось —

Жгло оно и страсть будило —

Но, увы! старик

В мифологии не смыслил,

В жизнь не видел книг...

А могучих лоз обилье,

В простоте своей,

Всё приписывал мадонне,

И молился ей,

И за каменной оградой

У своих ворот

Ей часовенку поставил —

От всех бед оплот!

Так шли годы. На Везувий

Вечно шел народ;

К старику уж верно каждый

За вином зайдет;

Только вот – уже с неделю

Стал вулкан бурлить;

Старика предупреждали,

Что уж худу быть!

Что геологи пугают

Близкою бедой, —

Но старик лишь улыбался

И махал рукой.

Только вот с своей постели

Он был сброшен вдруг

От подземного удара...

Смотрит – ад вокруг!

Из жерла вулкана – пламя

Огненным снопом!

Гром – как будто сотни пушек

Грянули кругом.

Всюду лопают вулкана

Черные бока —

И течет из недр их лавы

Светлая река...

Ослеплен и задыхаясь,

Еле жив старик;

Чуть дополз он до часовни,

К ней лицом приник,

Лоз пригнул к себе – но листья

Свертывает жар,

Кисти лопают и каплют,

И идет с них пар...

Этих лоз, что возращал он,

Что в его дому

Разливали столько счастья —

Стало жаль ему,

И, себя забыв, к мадонне

Вдруг он простонал:

«Сохрани мой виноградник» —

И без чувств упал.

Вопль услышала мадонна:

Лава обошла

Вкруг стены и знаменитых

Лоз не обожгла.

И старик потом был найден,

В чувство приведен,

И досель живет, остывшей

Лавой окружен.

Только вот что вышло худо:

К кратеру горы

Уж совсем другой дорогой

Ходят с той поры;

Пьют вино уж у другого!

Старец перестал

Виноградник свой лелеять —

Виноград пропал...

С ним он сам почти что высох:

Вечерком сидит

У ворот и на часовню

Грустно он глядит:

«Помолился я мадонне, —

Думает, – тогда,

Да не выразился ясно!

Вот моя беда!»

«ВСЁ ТЫ БРЕДИШЬ АНГЛИЧАНКОЙ...»

Всё ты бредишь англичанкой,

Что сегодня на заре

Оссиановскою тенью

Пронеслася по горе...

Я уверен, Савва Саввич,

Что и ослик серый твой

Всё арабской кобылицей

Нынче бредит день-деньской.

Странно б было, если б даже

Вы в сужденьях разошлись —

Он – о кровной кобылице,

Ты – о кровной этой мисс!

«ВСЕМ ТЫ ЖАЛУЕШЬСЯ ВЕЧНО...»

Всем ты жалуешься вечно,

Что судьбой гоним с пелен,

Что влюбляешься несчастно,

Дважды чином обойден!

Друг! не ты один страдаешь!

Вон, взгляни: осел стоит

И с горы на весь Неаполь

О бедах своих кричит.

«ФЕРДИНАНД-КОРОЛЬ БЫЛ РЫЦАРЬ...»

Фердинанд-король был рыцарь,

Деликатности пример!

Он за собственной печатью

Запер всех нагих Венер,

А раздетых Геркулесов

Всех оставил по местам...

Не боясь мужчин обидеть,

Обижать не смел он дам.

«ВНЕ ОГРАДЫ CAMPO SANTO...»

Вне ограды Campo Santo,^[39]

Не в ряду святых могил,

Нынче с почестью Неаполь

Примадонну хоронил.

Без военного конвоя,

Без монахов и попов,

Сам народ «комедиантку»

Провожал дождем цветов.

Каждый чувствовал, что город

Точно вдруг осиротел,

Ото всех сердец как будто

Добрый гений отлетел...

Не без зависти, мисс Мери,

Вы смотрели из окна,

Как за гробом примадонны

Шла народная волна.

Как, в своих лохмотьях, важно

Ладзароны гроб несли,

Как по их угрюмым лицам

Слезы тихие текли...

Хоть вы знали, пуританка,

Что ценою жгучих слез,

Бурной жизнью, трудной школой

Всё божественной далось...

Мистер Джон об этом знает,

Но молчит ваш мистер Джон...

Вспоминая, сколько фунтов

На нее потратил он...

Но зато мой Савва Саввич,

С простодушием детей,

Бескорыстно рад поплакать

Чуждой скорби, как своей.

«МИСС! НЕ БОЙТЕСЬ ЛЕГКОЙ ШУТКИ!..»

Мисс! не бойтесь легкой шутки!

Мы ведь шутим надо всем,

Шутим даже над героем

Наших собственных поэм...

Да и что моя вам шутка!

Вдруг у ваших ног блеснет

И, как ящерица в камнях,

Шаловливо пропадет.

«ДОН-ПЕППИНО РУССКОЙ БРЕДИТ...»

Дон-Пеппино русской бредит,

Щеголяет в бирюзе

И в Cafe d'Europa^[40] всюду

Чертит пальцем букву З.

Повторяет беспрестанно

При других и про себя:

«Зина, Зина – che bel' nome!»^[41]

И потом: «Люблю тебя».

Так, по-русски... Вот нескромник!

Здесь ведь редкость бирюза,

И, любуясь ею, денди

Шепчет всем: «Ее глаза».

«ПУЛЬЧИНЕЛЛЬ ВСКОЧИЛ НА БОЧКУ...»

Пульчинелль вскочил на бочку,

И толпа уж собралась;

Жест лишь сделал – и вся площадь

Ярким смехом залилась.

Берегись, смотри, проказник!

Этот смех ведь обежит

Целый город – там, как эхо,

В Апеннинах прогремит,

Здесь раскатится по морю

И ударит по скалам

Капри, Исхии, Прочиды,

В домы к смелым рыбакам!

Берегись! хоть Сан-Дженнаро

И с тобою заодно —

Но уж с фортов этих пушки

На тебя глядят давно!

«МНЕ НЕАПОЛЬ ОПРОТИВЕЛ...»

Мне Неаполь опротивел,

Опротивел, как тюрьма!

Это скал на груде груда,

На домах еще дома!

Продавцов, мальчишек крики!

Крики взбалмошных ослов...

Точно город этот вечно

Занят пробой голосов!

Нынче ж, кажется, и в море,

Заглушая всё, идут

Репетиции трескучей

Оперетты «Страшный суд».

«ДУШНО! ИЛЬ ОПЯТЬ СИРОККО?..»

Душно! Иль опять сирокко?

И опять залив кипит,

И дыхание Сахары

В бурых тучах вихорь мчит?

В лицах страх, недоуменье...

Средь безмолвных площадей

Люди ждут в томленьи страстном,

Грянул гром бы поскорей...

Чу! уж за морем он грянул!

И Сицилия горит!

Знамя светлое свободы

Уж над островом стоит!

Миг еще – конец тревоги,

Ожиданья и тоски,

И народ вкруг Гарибальди

Кинет в воздух колпаки!

«ГОВОРЯТ, СО ВСЕХ СОБОРОВ...»

Говорят, со всех соборов

Нынче статуи святых

Собирались в Сан-Дженнаро

О делах судить своих.

Несогласье вышло в мненьях,

Кто храбрился, кто робел;

Порешили напоследок —

Ожидать исхода дел.

«БЛЕСТИТ САЛОН КНЯГИНИ ЗИНЫ...»

Блестит салон княгини Зины,

Но в шумном говоре гостей —

Над мягкой красною фланелью

Сверкают иглы русских фей.

Но как пугливы эти феи!

От бурь войны они бегут:

Княгини Зины чемоданы

Лишь утра завтрашнего ждут!

«НАРОДНЫЙ ВОЖДЬ ВСТУПАЕТ В ГОРОД...»

Народный вождь вступает в город...

Всё ближе он... Всё громче крик...

И вот он сам, средь этих криков

От счастья тих... О, чудный миг!

К нему все рвутся, как на приступ;

Но вот дорвалася одна —

И уж с цветком из рук героя

Уходит, гордая, она!

О, сколько там, в стране туманов,

Средь вечных будничных тревог,

Напомнит Мери этот скромный,

С трудом доставшийся цветок —

И загорелый лик героя,

И пестрых волн народных плеск,

И вкруг на всем, с высот лазурных,

Луча полуденного блеск!

ДОМА

МАТЬ

«Бедный мальчик! Весь в огне,

Всё ему неловко!

Ляг на плечико ко мне,

Прислонись головкой!

Я с тобою похожу...

Подремли, мой мальчик,

Хочешь, сказочку скажу:

Жил-был мальчик с пальчик...

Нет! не хочешь?.. Сказки – вздор!

Песня лучше будет...

Зашумел сыр-темен бор,

Лис лисичку будит;

Во сыром-темном бору...

Задремал мой крошка!..

...Я малинки наберу

Полное лукошко...

Во сыром-темном бору...

Тише! Засыпает...

Словно птенчик, всё в жару

Губки открывает...»

«Во сыром бору» поет

Мать и ходит, ходит...

Тихо, долго ночь идет...

Ночь уж день выводит —

Мать поет... Рука у ней

Затекла, устала,

И не раз слезу с очей

Бедная роняла...

И едва дитя, в жару,

Вздрогнув, встрепенётся —

«Во темном-сыром бору»

Снова раздается...

Отклони удар, уйди,

Смерть с своей косою!

Мать дитя с своей груди

Не отдаст без бою!

Заслонит средь всех тревог

Всей душой своею

Жизни чудный огонек,

Что затеплен ею!

И едва он засветил —

Вдруг ей ясно стало,

Что любви, что чудных сил

Сердце в ней скрывало!..

   1861

ВЕСНА

Посвящается Коле Трескину

Уходи, зима седая!

Уж красавицы Весны

Колесница золотая

Мчится с горней вышины!

Старой спорить ли, тщедушной,

С ней – царицею цветов,

С целой армией воздушной

Благовонных ветерков!

А что шума, что гуденья,

Теплых ливней и лучей,

И чиликанья, и пенья!..

Уходи себе скорей!

У нее не лук, не стрелы,

Улыбнулась лишь – и ты,

Подобрав свой саван белый,

Поползла в овраг, в кусты!..

Да найдут и по оврагам!

Вон – уж пчел рои шумят

И летит победным флагом

Пестрых бабочек отряд!

   <1880>

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ

«Золото, золото падает с неба!» —

Дети кричат и бегут за дождем...

– Полноте, дети, его мы сберем,

Только сберем золотистым зерном

В полных амбарах душистого хлеба!

   1856

СЕНОКОС

Пахнет сеном над лугами....

В песне душу веселя,

Бабы с граблями рядами

Ходят, сено шевеля.

Там – сухое убирают:

Мужички его кругом

На воз вилами кидают...

Воз растет, растет, как дом...

В ожиданьи конь убогий.

Точно вкопанный, стоит...

Уши врозь, дугою ноги

И как будто стоя спит...

Только жучка удалая,

В рыхлом сене, как в волнах,

То взлетая, то ныряя,

Скачет, лая впопыхах.

   1856

НОЧЬ НА ЖНИТВЕ

Густеет сумрак, и с полей

Уходят жницы... Уж умолк

Вдали и плач и смех детей,

Собачий лай и женский толк.

Ушел рабочий караван...

И тишина легла в полях!..

Как бесконечный ратный стан,

Кругом снопы стоят в копнах;

И задымилася роса

На всем пространстве желтых нив,

И ночь взошла на небеса,

Тихонько звезды засветив.

Вот вышел месяц молодой...

Одно, прозрачное, как дым,

В пустыне неба голубой

Несется облачко пред ним:

Как будто кто-то неземной,

Под белой ризой и с венцом,

Над этой нивой трудовой

Стоит с серебряным серпом

И шлет в сверкании зарниц

Благословенье на поля:

Вознаградила б страду жниц

Их потом влажная земля.

   1862

В СТЕПЯХ

1

НОЧНАЯ ГРОЗА

Ну уж ночка! Воздух жгучий

Не шелохнется! Кругом

Жарко вспыхивают тучи

Синей молнии огнем.

Словно смотр в воздушном стане

Духам тьмы назначен! Миг —

И помчится в урагане

По рядам владыка их!

То-то грянет канонада —

Огнь и гром, и дождь и град,

И по степи силы ада

С диким свистом полетят!..

Нет, при этаком невзгодье,

В этом мраке, предоставь

Всё коню! Отдай поводья

И не умничай, не правь:

Ровно, ровно, верным шагом,

Не мечася как шальной,

По равнинам, по оврагам

Он примчит тебя домой...

2

РАССВЕТ

Вот – полосой зеленоватой

Уж обозначился восток;

Туда тепло и ароматы

Помчал со степи ветерок;

Бледнеют тверди голубые;

На горизонте – всё черней

Фигуры, словно вырезные,

В степи пасущихся коней...

3

Мой взгляд теряется в торжественном просторе...

Сияет ковыля серебряное море

В дрожащих радугах, – незримый хор певцов

И степь и небеса весельем наполняет,

И только тень порой от белых облаков

На этом празднике, как дума, пролетает.

   1862

4

ПОЛДЕНЬ

Пар полуденный, душистый

Подымается с земли...

Что ж за звуки в серебристой

Всё мне чудятся дали?

И в душе моей, как тени

По степи от облаков,

Ряд проносится видений,

Рой каких-то давних снов.

Орды ль идут кочевые?

Рев верблюдов, скрип телег?..

Не стрельцы ль сторожевые?

Не казацкий ли набег?

Полоняночка ль родная

Песню жалкую поет

И, татарченка качая,

Голос милым подает?..

5

СТРИБОЖЬИ ВНУКИ

Се ветри, Стрибожьи внуци, веют с моря...

на силы Дажьбожья внука, храбрых русичей.... «Слово о полку Игореве»

Стрибожьи чада! это вы

Несетесь с шумом над степями,

Почти касаяся крылами

Под ними гнущейся травы?

Чего вам надо? Эти степи

Уже не те, что в дни, когда

Здесь за ордою шла орда,

Неся на Русь пожар и цепи!

Ушел далеко Черный Див

Перед Дажьбожьими сынами,

Им, чадам света, уступив

Свое господство над степями!

И Солнца русые сыны

Пришли – и степь глядит уж садом...

Там зреют жатвы; убраны

Там холмы синим виноградом;

За весью весь стоит; косцов

Несется песня удалая,

И льется звон колоколов

В степи от края и до края...

И слух пропал о временах,

Когда, столь грозное бывало,

Здесь царство темное стояло;

И путник мчится в сих местах,

Стада овец порой пугая,

Нигде засад не ожидая;

Спокойно тянутся волы;

И падших ратей ищут тщетно

В степи, на клёкт их безответной,

С высот лазуревых орлы...

   1863

НИВА

По ниве прохожу я узкою межой,

Поросшей кашкою и цепкой лебедой.

Куда ни оглянусь – повсюду рожь густая!

Иду, с трудом ее руками разбирая.

Мелькают и жужжат колосья предо мной

И колют мне лицо... Иду я наклоняясь,

Как будто бы от пчел тревожных отбиваясь,

Когда, перескочив чрез ивовый плетень,

Средь яблонь в пчельнике проходишь в ясный день.

О, божья благодать!.. О, как прилечь отрадно

В тени высокой ржи, где сыро и прохладно!

Заботы полные, колосья надо мной

Беседу важную ведут между собой.

Им внемля, вижу я: на всем полей просторе

И жницы, и жнецы, ныряя точно в море,

Уж вяжут весело тяжелые снопы;

Вон на заре стучат проворные цепы;

В амбарах воздух полн и розана, и меда;

Везде скрипят возы; средь шумного народа

На пристанях кули валятся; вдоль реки

Гуськом, как журавли, проходят бурлаки,

Нагнувши головы, плечами напирая

И длинной бичевой по влаге ударяя...

О боже! ты даешь для родины моей

Тепло и урожай, дары святые неба, —

Но, хлебом золотя простор ее полей,

Ей также, господи, духовного дай хлеба!

Уже над нивою, где мысли семена

Тобой насажены, повеяла весна,

И непогодами не сгубленные зерна

Пустили свежие ростки свои проворно, —

О, дай нам солнышка! Пошли ты ведра нам,

Чтоб вызрел их побег по тучным бороздам!

Чтоб нам, хоть опершись на внуков, стариками

Прийти на тучные их нивы подышать

И, позабыв, что мы их полили слезами,

Промолвить: «Господи! какая благодать!»

   1856

«ДОРОГ МНЕ, ПЕРЕД ИКОНОЙ...»

Дорог мне, перед иконой

В светлой ризе золотой,

Этот ярый воск, возжженный

Чьей неведомо рукой.

Знаю я: свеча пылает,

Клир торжественно поет —

Чье-то горе утихает,

Кто-то слезы тихо льет,

Светлый ангел упованья

Пролетает над толпой...

Этих свеч знаменованье

Чую трепетной душой:

Это – медный грош вдовицы,

Это – лепта бедняка,

Это... может быть... убийцы

Покаянная тоска...

Это – светлое мгновенье

В диком мраке и глуши,

Память слез и умиленья

В вечность глянувшей души...

   1868

СТРАНЫ И НАРОДЫ

«СИДЕЛИ СТАРЦЫ ИЛИОНА...»

Сидели старцы Илиона

В кругу у городских ворот;

Уж длится града оборона

Десятый год, тяжелый год!

Они спасенья уж не ждали,

И только павших поминали,

И ту, которая была

Виною бед их, проклинали:

«Елена! ты с собой ввела

Смерть в наши домы! ты нам плена

Готовишь цепи!!!...»

В этот миг

Подходит медленно Елена,

Потупя очи, к сонму их;

В ней детская сияла благость

И думы легкой чистота;

Самой была как будто в тягость

Ей роковая красота...

Ах, и сквозь облако печали

Струится свет ее лучей...

Невольно, смолкнув, старцы встали

И расступились перед ней.

   1869

ПЛАТОНА ЕДИНСТВЕННЫЕ ДВА СТИХА ДО НАС ДОШЕДШИЕ

Небом желал бы я быть, звездным, всевидящим небом

Чтобы тебя созерцать всеми очами его!

   1883

ИЗ САФО

Он – юный полубог, и он – у ног твоих!..

Ты – с лирой у колен – поешь ему свой стих,

Он замер, слушая, – лишь жадными очами

Следит за легкими перстами

На струнах золотых...

А я?.. Я тут же! тут! Смотрю, слежу за вами —

Кровь к сердцу прилила – нет сил,

Дыханья нет! Я чувствую, теряю

Сознанье, голос... Мрак глаза мои затмил —

Темно!.. Я падаю... Я умираю...

   1875

РЫЦАРЬ

(Из Berirand de Born)

Смело, не потупя взора,

Но как праведник, на суд

К вам являюсь я, синьора,

И скажу одно: вам лгут.

Пусть при первом же сраженьи

Я бегу, как подлый трус;

Пусть от вас я предпочтенья

Пред соперником лишусь;

Пусть в азарте, в чет и нечет,

Всё спущу я – меч, коня,

Латы, замки и поля;

Пусть мной выхоженный кречет