Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Аполлон Майков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

   1889

«ОНИ О ЛЮБВИ ГОВОРИЛИ...»

Они о любви говорили

За чайным блестящим столом.

Изяществом дамы сияли,

Мужчины – тончайшим умом.

«Любовь в платоническом чувстве», —

Заметил советник в звездах.

Советница зло улыбнулась,

Однако промолвила: «Ах!»

В ответ ему толстый каноник:

«Любить надо в меру, затем

Что иначе – вред для здоровья».

Княжна проронила: «А чем?»

С улыбкой давая барону

Душистого чаю стакан,

Графиня сказала протяжно;

«Амур – беспощадный тиран!»

За чаем еще было место:

Тебе б там, малютка, засесть

И, слушая только сердечка,

Урок о любви им прочесть.

   <1866>

««СКОЛЬКО ЯДУ В ЭТИХ ПЕСНЯХ!..»

«Сколько яду в этих песнях!

Сколько яду, желчи, зла!..»

Что ж мне делать! столько яду

В жизнь мою ты пролила!

«Сколько яду в этих песнях!»

Что ж мне делать, жизнь моя!

Столько змей ношу я в сердце,

Да и сверх того – тебя!

   <1866>

«КРАСА МОЯ, РЫБАЧКА...»

Краса моя, рыбачка,

Причаль сюда челнок,

Садись, рука с рукою,

Со мной на бережок.

Прижмись ко мне головкой,

Не бойся ничего!

Вверяешься ж ты морю —

Страшнее ль я его?

Ах, сердце – тоже море!

И бьется, и бурлит,

И так же дорогие

Жемчужины таит!

   <1866>

ЛОРЕЛЕЯ

Беда ли, пророчество ль это...

Душа так уныла моя,

А старая, страшная сказка

Преследует всюду меня...

Всё чудится Рейн быстроводный,

Над ним уж туманы летят,

И только лучами заката

Вершины утесов горят.

И чудо-красавица дева

Сидит там в сияньи зари,

И чешет златым она гребнем

Златистые кудри свои.

И вся-то блестит и сияет,

И чудную песню поет:

Могучая, страстная песня

Несется по зеркалу вод...

Вот едет челнок... И внезапно,

Охваченный песнью ее,

Пловец о руле забывает

И только глядит на нее...

А быстрые воды несутся...

Погибнет пловец средь зыбей!

Погубит его Лорелея

Чудесною песнью своей!..

   <1867>

AUF FLUGELN DES GESANGES^[43]

Поэзии гений крылатый,

Незримой воздушной стезей,

В край солнца, к источникам Ганга,

Умчит нас, мой ангел, с тобой!

В глубокой, цветущей долине,

В виду неприступных снегов.

Ты явишься пышной царицей

Роскошнейших в мире цветов!

Там пенные с гор водопады,

И шелест волны в тростнике,

Толпы богомольцев, идущих

Омыться в священной реке.

Всё чудные сказки нам скажет

Про войны людей и духов,

Про жен, исторгавших супругов

Из челюстей адских богов...

Услышим мы вопль их страданий,

И вдруг – в их далекой любви,

Сквозь бездну веков, мы узнаем

Любовь и страданья свои...

   1867

«НЕЖДАННОЙ МОЛНИЕЙ, ВПОЛНЕ...»

Нежданной молнией, вполне

Открывшей мне тот мрак глубокий,

Где чуть дышу я, были мне

Тобой начертанные строки...

Среди обломков, ты одна

В моем минувшем – образ ясный,

Как мрамор божески прекрасный,

Но и как мрамор холодна!..

О, каковы ж мои мученья!..

Вдруг этот мрамор тронут! он

Заговорил! и сожаленья

Слезою теплой окроплен!..

А ты, мой бог! Тебя напрасно

Молю я: узел развяжи,

Дай мне покой, и положи

Конец трагедии ужасной!

   <1866>

«КОНЕЦ! ОПУЩЕНА ЗАВЕСА!..»

Конец! Опущена завеса!

К разъезду публика спешит...

Ну что ж? успех имела пьеса?

О да! В ушах моих звучит

Еще доселе страстный шепот,

И крик, и вызовы, и топот...

Ушли... И зала уж темна,

Огни потухли... Тишина...

Чу! что-то глухо прозвенело

Во тьме близ сцены опустелой...

Иль это лопнула струна

На старой скрипке?.. Там что? Крысы

Грызут ненужные кулисы...

И лампы гаснут, и чадит

От них дымящееся масло...

Одна осталась... вот – шипит,

Шипит... чуть тлеет... и угасла...

Ах, эта лампа... то, друзья,

Была, увы! душа моя.

   1857

EXCELSIOR^[44]

«О ЦАРСТВО ВЕЧНОЙ ЮНОСТИ...»

О царство вечной юности

И вечной красоты!

В твореньях светлых гениев

Нам чувствуешься ты!

Сияющие мраморы,

Лизипп и Пракситель!..

С бессмертными мадоннами

Счастливый Рафаэль!..

Святая лира Пушкина,

Его кристальный стих,

Моцартовы мелодии,

Всё радостное в них —

Всё то – не откровенья ли

С надзвездной высоты.

Из царства вечной юности

И вечной красоты?..

   1883

«ЧУЖОЙ ДЛЯ ВСЕХ...»

Чужой для всех,

Со всеми в мире —

Таков, поэт,

Твой жребий в мире!

Ты – на горе,

Они – в долине;

Но – бог и свет

В твоей пустыне.

Их дух привык

Ко тьме и ночи,

И голый свет

Им режет очи, —

Но ведь и им,

На самом пире,

Им нужно знать,

Что есть он в мире,

Что где-нибудь

Еще он светит,

Что воззовешь —

И он ответит!

   1872

ПУСТЫННИК

И ангел мне сказал: иди, оставь их грады,

В пустыню скройся ты, чтоб там огонь лампады,

Тебе поверенный, до срока уберечь,

Дабы, когда тщету сует они познают,

Возжаждут Истины и света пожелают,

Им было б чем свои светильники возжечь.

   <1883>

EXCELSIOR

(Из Лонгфелло)

На высях Альп горит закат;

Внизу, в селеньи, стены хат

Отливом пурпурным сияют...

Вдруг видят люди: к ним идет

Красавец юноша, несет

В руке хоругвь, на ней читают:

Excelsior!

Идет он мимо – вверх – туда,

Где царство смерти, царство льда;

Не смотрит, есть иль нет дорога;

Лишь ввысь, восторженный, глядит,

И клик его в горах звучит,

Как звук серебряного рога:

Excelsior!

Предупреждают старики:

«Куда идешь? Там ледники!

Там не была нога людская!

Спокон веков там ходу нет!»

Но он не слушает, в ответ

Лишь кликом горы оглашая:

Excelsior!

Краса-девица говорит:

«Останься здесь, от бурь укрыт,

Любим и счастлив с нами вечно!»

Он перед ней замедлил шаг,

Но через миг опять в горах

Раздалось, вторясь бесконечно:

Excelsior!

И вот уж скрылся он из глаз —

Уж пурпур на горах погас,

Бледнеют снежные вершины,

И там, в безмолвьи ледяном,

Звучит, как отдаленный гром,

С высот несущийся в долины:

Excelsior!

Чуть свет, при меркнущих звездах,

На льды в обход пошел монах,

Неся запас вина и хлеба, —

И слышит голос над собой

Как бы от тверди голубой,

С высот яснеющего неба;

Excelsior!

И тут же лай собаки, вмиг

Он к ней – и видит: в снеговых

Сугробах юноша... О, боже!

Он бездыханен, смертный сон

Его сковал, и держит он

В руке хоругвь, где надпись тоже —

Excelsior!

Уж горы облило зарей:

Лежит он, бледный и немой,

Среди пустынь оледенелых...

Стоит и слышит вдруг монах —

Уже чуть внятно – в высотах —

В недосягаемых пределах:

Excelsior!

   1881

«КУДА Б НИ ШЕЛ ШУМЯЩИЙ МИР...»

Куда б ни шел шумящий мир,

Что б разум будничный ни строил,

На что б он хор послушных лир

На всех базарах ни настроил, —

Поэт, не слушай их. Пускай

Растет их гам, кипит работа, —

Они все в Книге Жизни – знай —

Пойдут не дальше переплета!

Святые тайны Книги сей

Раскрыты вещему лишь оку:

Бог открывался сам пророку,

Его ж, с премудростью своей,

Не видел гордый фарисей.

Им только видимость – потреба,

Тебе же – сущность, тайный смысл;

Им – только ряд бездушных числ,

Тебе же – бесконечность неба,

Задача смерти, жизни цель —

Неразрешимые досель,

Но уж и в чаемом решенье,

Уже в предчувствии его

Тебе дающие прозренье

В то, что для духа – вещество

Есть только форма и явленье.

   1888

«БЕЛЫЕ ЛЕБЕДИ, ВЕСТНИКИ СВЕТЛОЙ ВЕСНЫ, ПРОЛЕТЕЛИ...»

Белые лебеди, вестники светлой Весны, пролетели.

Сердце Земли встрепенулось, сверкнули ожившие воды...

Миг – и проглянут цветы... Да, Весна это, Радость-весна!

Как эти лебеди, мысли виденьем в душе пролетают,

Сердце трепещет в груди... пробиваются слезы восторга:

Чувствую – близятся – их осязаю и вижу – стихи!

   1891

«ЗАЧЕМ ПРЕДВЕЧНЫХ ТАЙН СВЯТЫНИ...»

Зачем предвечных тайн святыни

В наш бренный образ облекать,

И вымыслом небес пустыни,

Как бедный мир наш, населять?

Зачем давать цвета и звуки

Чертам духовной красоты?

Зачем картины вечной муки

И рая пышные цветы?

Затем, что смертный подымает

Тогда лишь взоры к небесам,

Когда там радуга сияет

Его восторженным очам...

   1887

«ВДОХНОВЕНЬЕ – ДУНОВЕНЬЕ...»

Вдохновенье – дуновенье

Духа божья!.. Пронеслось —

И бессмертного творенья

Семя бросило в хаос.

Вмиг поэт душой воспрянет

И подхватит на лету,

Отольет и отчеканит

В медном образе – мечту!

   1889

ХУДОЖНИКУ

К тебе слетело вдохновенье —

Его исчерпай всё зараз,

Покуда творческий восторг твой не погас

И полон ты и сил, и дерзновенья!

Оно недолго светит с вышины

И в смысл вещей, и духа в глубины,

И твоего блаженства миг недолог!

Оно умчалося – и тотчас пред тобой

Своей холодною рукой

Обычной жизни ночь задернет темный полог.

   1881

«ЕСТЬ МЫСЛИ ТАЙНЫЕ В ДУШЕВНОЙ ГЛУБИНЕ...»

Есть мысли тайные в душевной глубине;

Поэт уж в первую минуту их рожденья

В них чует семена грядущего творенья.

Они как будто спят и зреют в тихом сне,

И ждут мгновения, чьего-то ждут лишь знака,

Удара молнии, чтоб вырваться из мрака...

И сходишь к ним порой украдкой и тайком,

Стоишь, любуешься таинственным их сном,

Как мать, стоящая с заботою безмолвной

Над спящими детьми, в светлице, тайны полной...

   1868

«ВОЗВЫШЕННАЯ МЫСЛЬ ДОСТОЙНОЙ ХОЧЕТ БРОНИ...»

Возвышенная мысль достойной хочет брони;

Богиня строгая – ей нужен пьедестал,

И храм, и жертвенник, и лира, и кимвал,

И песни сладкие, и волны благовоний...

Малейшую черту обдумай строго в ней,

Чтоб выдержан был строй в наружном беспорядке,

Чтобы божественность сквозила в каждой складке

И образ весь сиял – огнем души твоей!..

Исполнен радости, иль гнева, иль печали,

Пусть вдруг он выступит из тьмы перед тобой —

И ту рассеет тьму, прекрасный сам собой

И бесконечностью за ним лежащей дали...

   1869

«ОКОНЧЕН ТРУД – УЖ ОН МНЕ ТРУД ПОСТЫЛЫЙ...»

Окончен труд – уж он мне труд постылый.

Как будто кто всё шепчет: погоди!

Твой главный труд – еще он впереди,

К нему еще ты только копишь силы!

Он облачком чуть светит заревым,

И всё затмит, все радости былые, —

Он впереди – святой Ерусалим,

То всё была – еще Антиохия!

   1887

««НЕ ОТСТАВАЙ ОТ ВЕКА» – ЛОЗУНГ ЛЖИВЫЙ...»

«Не отставай от века» – лозунг лживый,

Коран толпы. Нет: выше века будь!

Зигзагами он свой свершает путь,

И вкривь, и вкось стремя свои разливы.

Нет! мысль твоя пусть зреет и растет,

Лишь в вечное корнями углубляясь,

И горизонт свой ширит, возвышаясь

Над уровнем мимобегущих вод!

Пусть их напор неровности в ней сгладит,

Порой волна счастливый даст толчок, —

А золота крупинку мчит поток —

Оно само в стихе твоем осядет.

   1889

ПЕРЕЧИТЫВАЯ ПУШКИНА

Его стихи читая – точно я

Переживаю некий миг чудесный:

Как будто надо мной гармонии небесной

Вдруг понеслась нежданная струя...

Нездешними мне кажутся их звуки:

Как бы, влиясь в его бессмертный стих,

Земное всё – восторги, страсти, муки —

В небесное преобразилось в них!

   1887

«МЫ ВЫРОСЛИ В СУРОВОЙ ШКОЛЕ...»

Мы выросли в суровой школе,

В преданьях рыцарских веков,

И зрели разумом и волей

Среди лишений и трудов.

Поэт той школы и закала,

Во всеоружии всегда,

В сей век Астарты и Ваала

Порой смешон, быть может... Да!

Его коня равняют с клячей,

И с Дон-Кихотом самого, —

Но он в святой своей задаче

Уж не уступит ничего!

И пусть для всех погаснет небо,

И в тьме приволье все найдут,

И ради похоти и хлеба

На всё святое посягнут, —

Один он – с поднятым забралом —

На площади – пред всей толпой —

Швырнет Астартам и Ваалам

Перчатку с вызовом на бой.

   1890

ГР. А. А. ГОЛЕНИЩЕВУ-КУТУЗОВУ

Стихов мне дайте, граф, стихов,

Нетленных образов и вечных,

В волшебстве звуков и цветов

И горизонтов бесконечных!

Чтоб, взволновав, мне дали мир,

Чтоб я и плакал, и смеялся,

И вместе – старый ювелир —

Их обработкой любовался...

Да! ювелир уж этот стар,

Рука дрожит, – но во мгновенье

Готов в нем вспыхнуть прежний жар

На молодое вдохновенье!

   1887

Е. И. В. ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ КОНСТАНТИНУ КОНСТАНТИНОВИЧУ

Зачем смущать меня под старость!

Уж на покой я собрался —

Убрал поля, срубил леса,

И если новая где зарость

От старых тянется корней,

То это – бедные побеги,

В которых нет уж прежних дней

Ни величавости, ни неги...

Даль безграничная кругом,

И, прежде крытое листвою,

Одно лишь небо надо мною

В безмолвном торжестве своем...

И вот – нежданно, к нелюдиму,

Ваш стих является ко мне

И дразнит старого, как в зиму

Воспоминанье о весне...

   1887

ОТВЕТ

(К. А. Дворжицкому)

Во многолюдстве шумном света,

С его базарной суетой,

Уж чует вещею душой

Издалека поэт поэта.

Им любо, если довелось

Хоть перекинуться порою,

Над этой тесною толпою,

Букетом из душистых роз...

Ты перебросил мне нежданно

Свой дорогой, благоуханный

Дар поэтической любви —

Так вот и мой тебе – лови!

   5 мая 1887

ОТВЕТ Л.

Нет, то не Муза, дщерь небес,

Что нас детьми уж дразнит славой!

То злобный гений, мрачный бес,

То сын погибели лукавый

К нам, улыбаясь, предстает,

Пленит нас лирою заемной,

И поведет, и понесет,

И пред тобой уж тартар темный,

Но ты летишь в него стремглав,

Без рассужденья, без сознанья,

В душе, увы! давно поправ

Любви и веры упованья,

Не признавая ничего

И, бесу в радость и забаву,

За недающуюся славу

Кляня и мир, и божество!

Нет, Муза – строгая богиня:

Ей слава мира – тлен и прах!

Ей сердце чистое – святыня,

И ум, окрепнувший в трудах!

В жизнь проникая постепенно,

И в глубину, и в высоту,

Она поет отцу вселенной

С своею лирой умиленной

Его творений красоту!

   1887

«МЫСЛЬ ПОЭТИЧЕСКАЯ – НЕТ!..»

Мысль поэтическая – нет! —

В душе мелькнув, не угасает!

Ждет вдохновенья много лет

И, вспыхнув вдруг, как бы в ответ

Призыву свыше – воскресает...

Дать надо времени протечь,

Нужна, быть может, в сердце рана —

И не одна, – чтобы облечь

Мысль эту в образ и извлечь

Из первобытного тумана...

   1887

«ВОПЛОЩЕННАЯ, СВЯТАЯ...»

Воплощенная, святая,

В обаяньи красоты,

Ты, земле почти чужая,

Мысль художника – что ты?

Посреди сплошного мрака,

В глубине пустынь нагих,

Ни пути где нет, ни злака,

Ни журчанья вод живых;

Под напором черной тучи,

Что из вечности несет

Адский вихрь, что пламя, жгучий,

От которого всё мрет, —

Ты – удар посланца божья

В мрак сей огненным мечом,

Ужас тьмы и бездорожья

Вмиг рассеявший кругом

И открывший для поэта

Солнце Истины над ним,

Мир кругом – в сияньи света,

И в душе его, поэта,

Образ, выстраданный им!

   1888

«ВЧЕРА – И В САМЫЙ МИГ РАЗЛУКИ...»

Вчера – и в самый миг разлуки

Я вдруг обмолвился стихом —

Исчезли слезы, стихли муки,

И точно солнечным лучом

И близь, и даль озолотило...

Но не кори меня, мой друг!

Венец свой творческая сила

Кует лишь из душевных мук!

Глубоким выхвачен он горем

Из недр души заповедных.

Как жемчуг, выброшенный морем

Под грохот бури, – этот стих!

   1889

«ИЗ ТЕМНЫХ ДОЛОВ ЭТИХ ВЗОР...»

Из темных долов этих взор

Всё к ним стремится, к высям гор,

Всё чудится, что там идет

Какой-то звон и всё зовет:

«Сюда! Сюда!..» Ужели там

В льдяных пустынях – божий храм?

И я иду на чудный зов;

Достиг предела вечных льдов;

Но храма – нет!.. Всё пусто вкруг;

Последний замер жизни звук;

Туманом мир внизу сокрыт, —

Но надо мною всё гудит

Во весь широкий небосклон:

«Сюда! Сюда!» – всё тот же звон...

   1883

В. и А.

Всё, чем когда-то сердце билось

В груди поэта, в чем, творя,

Его душа испепелилась,

Вся в бурях творчества сгоря, —

В толпе самодовольной света

Встречая чуть что не укор,

Всё – гаснет, тускнет без привета,

Как потухающий костер...

Пахнёт ли ветер на мгновенье

И вздует уголь здесь и там —

И своего уж он творенья

Не узнает почти и сам...

Восторг их первого созданья,

Их мощь, их блеск, их аромат —

Исчезло всё, и средь молчанья

Их даже самые названья

Могильной надписью звучат!

Безмолвный, робкий, полн сомнений,

Проходит он подобно тени

Средь века хладного вождей,

Почти стыдяся вдохновений

И откровений прежних дней.

Но поколенья уж иного

Приходит юноша-поэт:

Одно сочувственное слово —

Проснулся бог и хлынул свет!

Встают и образы, и лица,

Одушевляются слова,

Племен, народов вереница,

Их голоса, их торжества,

Дух, ими двигавший когда-то,

Всё – вечность самая встает,

И душу старшего собрата

По ним потомок узнает!

Да! крепкий выветрится камень,

Литой изржавеет металл,

Но влитый в стих сердечный пламень

В нем вечный образ восприял!

Твори, избранник муз, лишь вторя

Чудесным сердца голосам;

Твори, с кумиром дня не споря,

И строже всех к себе будь сам!

Пусть в испытаньях закалится

Свободный дух – и образ твой

В твоих созданьях отразится

Как общий облик родовой.

   Октябрь 1887

«ОСТАВЬ, ОСТАВЬ! НА ВДОХНОВЕННЫЙ...»

Оставь, оставь! На вдохновенный,

На образ Музы неземной

Венок и вянущий, и тленный

Не возлагай! У ней есть свой!

Ей – полной горних дум и грезы,

Уж в вечность глянувшей – нейдут

Все эти праздничные розы,

Как прах разбитых ею пут!

Ее венок – неосязаем!

Что за цветы в нем – мы не знаем,

Но не цветы они земли,

А разве – долов лучезарных,

Что нам сквозят в ночах полярных

В недосягаемой дали!

   1888

МОЕМУ ИЗДАТЕЛЮ

(А. Ф. Марксу)

Издатель добрый мой! Вот вам мои творенья!

Вы – друг испытанный, вам можно вверить их...

А всё в их авторе, в последний самый миг,

Такие ж всякий раз тревоги и сомненья...

Он – жил в самом себе; писал лишь для себя

Без всяких помыслов о славе в настоящем,

О славе в будущем... Лишь Красоту любя,

Искал лишь Вечное в явленье преходящем

Отшельник – что же он для света может дать!

К чему и выносить на рынок всенародный

Плод сокровенных дум, и настежь растворять

Святилище души очам толпы холодной...

   23 мая 1893

АКВАРЕЛИ

АЙВАЗОВСКОМУ

Стиха не ценят моего

Ни даже четвертью червонца,

А ты даришь мне за него

Кусочек истинного солнца,

Кусочек солнца твоего!

Когда б стихи мои вливали

Такой же свет в сердца людей,

Как ты – в безбрежность этой дали

И здесь, вкруг этих кораблей

С их парусом, как жар горящим

Над зеркалом живых зыбей,

И в этом воздухе, дышащем

Так горячо и так легко

На всем пространстве необъятном, —

Как я ценил бы высоко,

Каким бы даром благодатным

Считал свой стих, гордился б им,

И мне бы пелось, вечно пелось,

Своим бы солнцем сердце грелось,

Как нынче греется твоим!

   1877

МЕРТВАЯ ЗЫБЬ

Буря промчалась, но грозно свинцовое море шумит.

Волны, как рать, уходящая с боя, не могут утихнуть

И в беспорядке бегут, обгоняя друг друга,

Хвастаясь друг перед другом трофеями битвы:

Клочьями синего неба,

Золотом и серебром отступающих туч,

Алой зари лоскутами.

   1887

«НАД НЕОБЪЯТНОЮ ПУСТЫНЕЙ ОКЕАНА...»

Над необъятною пустыней Океана

С кошницею цветов проносится Весна,

Роняя их на грудь угрюмого титана...

Увы, не для него, веселия полна,

Любовь и счастие несет с собой она!

Иные есть края, где горы и долины,

Иное царство есть, где ждет ее привет...

Трезубец опустив, он смотрит ей вослед...

Разгладились чела глубокие морщины, —

Она ж летит – что сон – вся красота и свет —

Нетерпеливый взор куда-то вдаль вперяя,

И бога мрачного как будто и не зная...

   1885

ДЕННИЦА

Луна – опальная с двором своим царица

Идет из терема прохладою дохнуть,

Но вот бежит Рассвет, царю готовя путь, —

Царица дрогнула... лишь светлая Денница,

Царевна юная, краса-отроковица,

Средь звезд бледнеющих, не меркнешь ты пред ним.

Что грозный царь тебе? Отринутая им,

Царица скорбная пусть ждет минуты сладкой

Супруга издали увидеть хоть украдкой,

И скрыться в терем свой, опять, к слезам своим...

Царевна ж юная – тебе какое дело!

Светясь веселием беспечных юных лет,

Идешь за матерью опальною вослед,

На грозного царя оглядываясь смело.

   1874

ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ

Всё готово. Мусикийский

Дан сигнал... Сердца дрожат...

По арене олимпийской

Колесниц помчался ряд...

Трепеща, народ и боги

Смотрят, сдерживая крик...

Шибче, кони быстроноги!

Шибче!.. близко... страшный миг!

Главк... Евмолп... опережают...

Не смотри на отсталых!

Эти... близко... подъезжают...

Ну – который же из них?

«Главк!» – кричат... И вон он, гордый,

Шагом едет взять трофей,

И в пыли чуть видны морды

Разозлившихся коней.

   1887

ЖАННА Д'АРК

(Отрывок)

Бой кипел... Она скакала

На коне на вороном —

Гордо поднято забрало,

С орифламмой и копьем,

И везде, где чуть опасно,

Уж звенит на страх врагам

Этот звонкий, этот ясный

Женский голос по рядам.

   1887

RENAISSANCE^[45]

К ЮБИЛЕЮ РАФАЭЛЯ САНЦИО

В светлой греческой одежде,

В свежем розовом венке,

Ходит юноша по свету

С звонкой лирою в руке.

Под одеждой кармелиток,

Преклонясь пред алтарем,

Дева тает в умиленьи

Пред небесным женихом.

Тот вступает в сумрак храма —

Очи встретилися их —

Миг – и кинулись друг к другу,

Как невеста и жених.

«Для него во мне спасенье», —

Мыслит дева; он шептал:

«Я нашел его – так долго

Убегавший идеал!..»

Идут в мир – и, где ни ступят,

Всюду клики торжества.

Дух смягчающие слезы

И прозренье божества!

   1887

ГРОЗА

Кругом царила жизнь и радость,

И ветер нес ржаных полей

Благоухание и сладость

Волною мягкою своей.

Но вот, как бы в испуге, тени

Бегут по золотым хлебам,

Промчался вихрь – пять-шесть мгновений —

И, в встречу солнечным лучам,

Встают серебряным карнизом

Чрез все полнеба ворота.

И там, за занавесом сизым,

Сквозят и блеск, и темнота.

Вдруг словно скатерть парчевую

Поспешно сдернул кто с полей,

И тьма за ней в погоню злую,

И всё свирепей и быстрей.

Уж расплылись давно колонны,

Исчез серебряный карниз,

И гул пошел неугомонный,

И огнь, и воды полились...

Где царство солнца и лазури!

Где блеск полей, где мир долин!

Но прелесть есть и в шуме бури,

И в пляске ледяных градин!

Их нахватать – нужна отвага!

И – вон как дети в удальце

Ее честят! Как вся ватага

Визжит и скачет на крыльце!

   1887

«УЖ ПОБЕЛЕЛИ НЕБА СВОДЫ...»

Уж побелели неба своды...

Промчался резвый ветерок...

Передрассветный сон природы

Уже стал чуток и легок.

Блеснуло солнце: гонит ночи

С нее последнюю дрему, —

Она, вздрогнув, – открыла очи

И улыбается ему.

   1887

«ТЫ ВЕРИШЬ ЕЙ, ПОЭТ! ТЫ ДУМАЕШЬ, ТВОЙ ГЕНИЙ...»

(Мотив Коппе)

Ты веришь ей, поэт! Ты думаешь, твой гений,

Парящий к небу дух и прелесть песнопений

Всего дороже ей, всего в тебе святей?

Безумец! По себе ты судишь!.. И Орфей —

Была и у него младенческая вера,

Что всюду вслед ему идущая пантера

Волшебной лирою навек укрощена...

Но на колючий терн он наступил пятою.

И кровь в его следе почуяла она —

Вздрогнула и, взрычав, ударилась стрелою

Лизать живую кровь... Проснулся мигом зверь!..

И та – не чудный дар твой нужен ей, – поверь! —

Ей сердца твоего горячей крови надо,

Чтоб небо из него в терзаниях изгнать,

Чтоб лиру у него отнять и разломать

И, тешася над ним, как пьяная менада

Над яростью богов, – в лицо им хохотать!

   Август 1889

У МРАМОРНОГО МОРЯ

1

Всё – горы, острова – всё утреннего пара

Покрыто дымкою... Как будто сладкий сон,

Как будто светлая, серебряная чара

На мир наведена – и счастьем грезит он...

И, с небом слитое в одном сияньи, море

Чуть плещет жемчугом отяжелевших волн, —

И этой грезою упиться на просторе

С тоской зовет тебя нетерпеливый челн...

2

Румяный парус там стоит,

Что чайка на волнах ленивых,

И отблеск розовый бежит

На их лазурных переливах...

3

Заалел, горит восток...

Первый луч уж брызнул... Мчится

В встречу солнцу ветерок...

Пошатнулся и клубится

И летит туман, летит...

Что ж в волнах его метели

И алеет, и блестит?

Легионы ль полетели

На Царьград, на славный бой?

То их вождь – на колеснице

И с поднятою рукой,

И в венце, и в багрянице?..

Тени прошлого?.. Но нет!

Скрылся поезд триумфальный,

На поверхности ж зеркальной

Всё стоит зеленый след...

   1887

НА ЧАМЛИДЖИ

Как дышится легко на этих высотах,

Какой-то радостью ты полон безотчетной —

Здесь – точно ближе ты к живущим в небесах,

И вдруг в тебе самом проснулся дух бесплотный,

И ты глядишь на мир не как уж сын земли!

Вон там – за полосой сверкающего моря

Белеют городки, чуть видные вдали...

И – точно голосам вселенской жизни вторя —

В душе одна лишь мысль, одна звучит струна:

«Когда б в сердцах людей, везде, во всем бы мире,

Такая ж красота, и свет, и тишина,

Как здесь – и на земле – и в море – и в эфире!..»

   1890, В Малой Азии

НА ПУТИ ПО БЕРЕГУ КОРИНФСКОГО ЗАЛИВА

Всё время – реки без воды,

Без зелени долины,

С хрустящим камешком сады

И тощие маслины;

Зато – лазурный пояс вод,

И розовые горы,

И беспредельный неба свод,

Где ищет взор и не найдет

Хоть в легком облачке опоры!..

   Октябрь 1890

АЛЬБОМ АНТИНОЯ

ИЗ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ «АДРИАН И АНТИНОЙ»^[46]

«ВЫСОКАЯ ПАЛЬМА...»

Высокая пальма

Над бедным селеньем;

Под вечер на пальму

Рой светлых голубок,

Слетаясь, гнездится —

На ветвях ее.

Но утро блеснуло —

Они встрепенулись

И мигом, что на пол

Рассыпанный жемчуг,

Кругом разлетелись

В безбрежную даль.

Душа моя – пальма,

Рой светлых голубок —

Мечты золотые,

Что на ночь отвсюду

Слетаются к ней.

«ОДИН, БЕЗ СИЛ, В ПУСТЫНЕ ЗНОЙНОЙ...»

Один, без сил, в пустыне знойной

В тоске предсмертной я лежал,

И вдруг твой чудный, твой спокойный,

Твой ясный образ увидал —

И я вскочил: коня и броню!

Я снова силен, я боец!

Где враг? навстречу иль в погоню?

Где лавр! Где слава! Где венец?!!

«ВДОЛЬ НАД РЕКОЙ БЫСТРОВОДНОЙ...»

Вдоль над рекой быстроводной

Быстро две бабочки мчатся, кружась друг над другом,

Только друг друга и видят они.

Ветку несет по реке: они сели,

Редкими взмахами крылышек держат кой-как равновесье,

Заняты только любовью своей.

Друг мой! река – это время;

Ветка плывущая – мир;

Бабочки – мы!

«СМЕРТИ НЕТ! ВЧЕРА АДОНИС...»

Смерти нет! Вчера Адонис

Мертв лежал; вчера над ним

Выли плакальщицы, мраком

Всё оделось гробовым: —

Нынче ж, светлый, мчится в небе

И земля ликует, вслед

Торжествующему богу,

Восклицая: смерти нет!

«ВЫ РАЗБРЕЛИСЯ...»

Вы разбрелися,

Овцы заблудшие;

Слышите – где-то

Стад колокольчики.

Рог пастуха!

Близко он слышится?

Вверьтесь зовущему!

Выведет вас он

К пастбищам тучным!

К светлым ключам!

«ТЫ НЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ ЖИВЕШЬ...»

Ты не в первый раз живешь,

Носишь образ человека;

Вновь родишься, вновь умрешь,

Просветляясь век от века.

Наконец достигнешь ты

Через эти переходы

До предела красоты

Человеческой природы;

Здесь уж зрелый плод – тогда

Высоко взойдешь над нами

Вдруг, как новая звезда

Между звезд в ряду с богами.

«В ПУСТЫНЕ ЗНОЙНОЙ ОН ЛЕЖАЛ...»

В пустыне знойной он лежал,

Я поделился с ним водой;

И речи чудные вещал

Он мне потом, идя со мной.

И это было уж давно.

Я был ребенок. Тех речей

Теперь не помню. Лишь одно

Звучит досель в душе моей, —

Что должно ближнего любить,

Себя забывши самого,

И быть готову положить

Всечасно душу за него.

Теперь мне кажется, что он,

Тот чудный старец, людям нес

Разгадку жизни. Опален

Был зноем, в рубище и бос.

И шел с ним долго, долго я,

И не заметил, как вошел

В какой-то город – там меня

Ввели с ним в дом; накрыт был стол,

И много свеч – и полон дом

Народу был, – и лица их

Сияли тихим торжеством

И пели все – и был у них

Я точно дома...

«СМОТРИ, СМОТРИ НА НЕБЕСА...»

Смотри, смотри на небеса,

Какая тайна в них святая

Проходит молча и сияя

И лишь настолько раскрывая

Свои ночные чудеса,

Чтобы наш дух рвался из плена,

Чтоб в сердце врезывалось нам,

Что здесь лишь зло, обман, измена,

Добыча смерти, праха, тлена,

Блаженство ж вечное – лишь там.

   1887

ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ

ВОПРОС

Мы все, блюстители огня на алтаре,

Вверху стоящие, что город на горе,

Дабы всем виден был; мы, соль земли, мы, свет,

Когда голодные толпы в годину бед

Из темных долов к нам о хлебе вопиют, —

О, мы прокормим их, весь этот темный люд!

Чтобы не умереть ему, не голодать —

Нам есть что дать!

Но... если б умер в нем живущий идеал,

И жгучим голодом духовным он взалкал,

И вдруг о помощи возопиял бы к нам,

Своим учителям, пророкам и вождям, —

Мы все, хранители огня на алтаре,

Вверху стоящие, что город на горе,

Дабы всем виден был и в ту светил бы тьму, —

Что дали б мы ему?

   <1873>

МАНИ – ФАКЕЛ – ФАРЕС

В диадиме и порфире,

Прославляемый как бог,

И как бог единый в мире,

Весь собой, на пышном пире,

Наполняющий чертог —

Вавилона, Ниневии

Царь за брашной возлежит,

Что же смолкли вдруг витии?

Смолкли звуки мусикии?..

С ложа царь вскочил – глядит —

Словно светом просквозила

Наверху пред ним стена,

Кисть руки по ней ходила

И огнем на ней чертила

Странной формы письмена.

И при каждом начертанье

Блеск их ярче и сильней,

И, как в солнечном сиянье,

Тусклым кажется мерцанье

Пирных тысячи огней.

Поборов оцепененье,

Вопрошает царь волхвов,

Но волхвов бессильно рвенье,

Не дается им значенье

На стене горящих слов.

Вопрошает Даниила, —

И вещает Даниил:

«В боге – крепость царств и сила;

Длань его тебе вручила

Власть, и им ты силен был;

Над царями воцарился,

Страх и трепет был земли, —

Но собою ты надмился,

Сам себе ты поклонился,

И твой час пришел. Внемли:

Эти вещие три слова...»

Нет, о Муза, нет! постой!

Что ты снова их и снова

Так жестоко, так сурово

Выдвигаешь предо мной!

Что твердишь: «О горе! горе!

В суете погрязший век!

Без руля, на бурном море,

Сам с собою в вечном споре,

Чем гордишься, человек?

В буйстве мнящий быти богом,

Сам же сын его чудес —

Иль не зришь, в киченьи многом,

Над своим уж ты порогом

Слов: мани – факел – фарес!..»

   1888

EX TENEBRIS LUX^[47]

Скорбит душа твоя. Из дня —

Из солнечного дня – упал

Ты прямо в ночь и, всё кляня,

За смертный взялся уж фиал...

Нет! Погоди!.. В ту тьму вглядись:

Вон – огонек блеснул... звезда...

Другая... третья... Вон – зажглись

Уж мириады... Никогда

Ты не видал их?.. Но постой:

Они бледнеть начнут – и тень

Пойдет редеть – и над тобой

Внезапно развернется день, —

Им осиянный, разом ты,

Уже измерив бездну зол,

Рванешься в горни высоты,

Как солнца жаждавший орел!

   1887

РАССКАЗ ДУХА

(Отрывок)

...И как же умирал ты? Как свершился

Ужасный этот переход из здешней

К загробной жизни?..

...И на вопрос мой начал дух:

...«Боль унялася, и я вдруг

Почувствовал» иль лучше – догадался,

Что умираю. Несказанный страх

Меня объял. Всё близкое, земное

Передо мной исчезло. Страх один —

И точно враг извне – меня борол.

А извнутри меня – я живо помню —

Живое нечто бросилося с ним

Бороться и отстаивать меня —

И этого б союзника я назвал

Надеждой: так, быть может, стала б мать

За своего ребенка биться...

Ум между тем – он бодрствовал и жадно

Среди борьбы их вглядывался, слушал.

И отстранял их, силясь проглянуть

Вперед, глубоко, в даль и бесконечность.

Но тьмы завеса перед ним лежала.

Я думал: миг еще – и тьма меня

Охватит и удушит... Но внезапно

Надежда, страх – всё смолкло. Впереди

Завеса дрогнула и расступилась.

И вкруг меня всё – люди и предметы

Каким-то чудным озарились светом,

Который им как бы прозрачность придал, —

И этот свет шел сверху – и ужасен

Мне в первый миг казался. «Это – Смерть? —

Я спрашивал себя. – Нет, быть не может!..»

И всё не верил, и глядел упорно

В ужасную зарю – и ждал, всё ждал, —

А между тем давно уж совершилось —

Всё кончено – я понял наконец,

И уж извне смотрел на труп свой – и

Был поражен загадочной улыбкой,

Застывшей на губах: как будто в ней

Навек отпечатлелся переход

От изумленья к радости... Рыданья

Раздались вкруг – о, милые мои!

Как мне хотелось их обнять, утешить,

Сказать им, что я пережил, – но тщетно —

И было мне их жаль...

   1876

НАБРОСКИ

«ОПЫТ! СКАЖИ, ЧЕМ ГОРДИШЬСЯ ТЫ? ЧТО ТЫ ТАКОЕ?..»

Опыт! скажи, чем гордишься ты? что ты такое?

Ты – плод ошибок и слез, силам потраченным счет.

* * *

Бродит вино молодое: не должно броженью мешать;

Но и разумный уход, крепкие нужны меха.

* * *

В этой толпе под волшебною силой искусства