Текст книги "Сочинения в двух томах"
Автор книги: Аполлон Майков
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
И я глаза открыл с трудом —
И всё как прежде: портик, дом,
И цепь – всё тут... Чуть-чуть светало...
Один старик
(благоговейно) Господь уж это... по делам
Твоим... восхитил к небесам
Твой дух... быть может, упреждает
Через тебя, что сам идет
Судить, и знаменье дает...
Иов Когда господь придет, не знает
Никто!.. И мир его узрит
Внезапно, во мгновенье ока,
Как молния: блеснет с востока
И разом небо озарит
До края запада...
Лида ...Теперь, отец, прости,
Иду к другим.
Иов Всем повести!
Дак
(ей вслед) Уж завтра встретимся, быть может,
При гласах трубных... день суда!
Лида
(делает несколько шагов и останавливается) Сердца их радуются... Да!
Но душу мне еще тревожит
Обет, не совершенный мной...
(Оглядываясь на дворец Деция.) О Деций, Деций... Боже мой!
Ужель и в миг, когда над бездной
Теперь стоит он, ты ему
Не бросишь луч свой с тверди звездной
Во всю им пройденную тьму!
(Уходит.)
СЦЕНА ВТОРАЯ
Комната в термах.
Деций, богатый римский патриций, отдыхает после бани, окруженный клиентами.
Вдали, у выходной арки, толпа рабов. Ювенал, молодой человек, заглянув в комнату, поспешно входит.
Ювенал Ах, Деций! на одно мгновенье!
По знаку Деция клиенты и рабы удаляются.
Ужели правда?
Деций Жаль одно!
Задумал я уже давно,
Да отлагал всё исполненье
И кесарю доставил честь
Напомнить! Вот что мне обидно!
Я знаю, стоит произнесть
Мне только слово, – с тем бесстыдный
И назвался ко мне евнух
Миртилл на ужин: обнимает
И ластится, как нежный друг,
На все лады мне намекает,
Скажи, мол, слово, и тотчас
Всё позабыто! Но уж нас
Врасплох, надеюсь, не застанет!
Ювенал Ужель вся буря оттого,
Что декламацией его
Ты не был тронут?
Деций Как кто взглянет!
Ему на чтеньи три лица
Своим присутствием уж в зале —
Помпоний, Руф и я – мешали,
И крикнул он: «Три мертвеца!» —
И вышел, в нас швырнувши свиток...
Что ж? Слово кесаря – закон!
В нем – Рим!.. Я тут же на прощанье
На пир всё пригласил собранье...
Но тотчас спохватился он:
От казней, от убийств и пыток
Рим отдохнуть успел едва;
Везде читаются слова
Предсмертные Сенеки; шепот
Еще идет, как умирал
Пизон и Люций, даже ропот
В преторианцах пробежал, —
И к нам клеврета за клевретом
Он шлет с намеком иль советом.
Руф и Помпоний, перед ним
Те извинились: мы молчим...
Весь анекдот, пожалуй, в этом.
Ювенал В какое время мы живем!..
И жизнь, и смерть – всему значенье,
Цена утрачена всему!
Деций
(равнодушно, полушутливо) Что значит жизнь? Из тьмы и в тьму
Промчался мотылек, мгновенье
Блеснув на солнце!.. Человек
Сам по себе что значит в мире?
Кому он нужен? Кончен век,
И за прибор его на пире
Другой садится...
(Вдруг одушевляясь.) Но для нас,
Для старых римлян, для фамилий.
Которых с Римом жизнь слилась,
Которых предки Риму были
Отцами и которых дух
Из рода в род передавался
И держит Рим, – уж то нейдет
Сравненье!.. В Рим теперь собрался
Со всей вселенной всякий сброд;
В курульных креслах восседают
Чуть не вчерашние рабы
И грязным пальцем наклоняют,
Куда хотят, весы судьбы...
От этой сволочи презренной
Мы устранились и смиренно
Живем в провинциях, в полях;
На Рим, пока он в их руках,
Глядим извне, как чужестранцы
Или как трезвые спартанцы
На перепившихся рабов...
Мы ждем, и наша вся забота
Лишь в том, чтоб старый дух отцов
Являлся требовать отчета
В палаты кесарей порой;
Чтоб у поруганного трона
Он появлялся судией,
Грозящим призраком Катона, —
А этот призрак всякий раз
Встает, во все дома стучится,
Лишь только новое свершится
Самоубийство между нас!
Ювенал Самоубийство, меч, отрава!
И в этом – лучших из мужей
Теперь величие и слава!
Что ж с бедной музою своей
Поэт тут сделает?.. Не знаешь,
На чем стоишь! Почти теряешь
Уж и понятие о том,
Что называть добром и злом!
Деций Да, жаль мне вас!.. На вашу лиру
Из мира нечему пахнуть,
Чтобы аккордом звучным миру
Ей отозваться как-нибудь!..
У диких скифов и тевтонов
Видал ночные я пиры:
Среди глухих, лесных притонов
Зажгут они свои костры,
В кругу усядутся в долине
И пьют меды, а посредине
Поет певец. Напев их дик,
Для нас, пожалуй, неприятен, —
Но как могуч простой язык!
Как жест торжествен и понятен!
И кто там больше был поэт —
Певец иль слушатели сами?
Но эта ночь, в лесу, с кострами,
И между листьев лунный свет,
И в лихорадочной тревоге
Кругом косматый этот люд —
Всё – даже самые их боги,
Что в вихрях мчатся, тоже тут,
С высот внимают, – всё дышало
В тех песнях пламенных... Но в них
Певец вливал в свой звучный стих
То, что толпа ему давала...
А вы? Куда вас повлекут
И что вам слушатели скажут?
Какие цели вам укажут
И в ваши песни что вольют?
Ювенал И Рим такой же был когда-то!
Такая ж песнь и в нем жила!
Он пел Виргинию, дела
Кориолана, Цинцинната!..
О Деций, нет! с собой самим,
С тобой к чему мне лицемерить?
Но я почти не верю в Рим!
Деций Кто верит в разум, тот не верить
Не может в Рим!.. Афины – в них
Искусства нам явилось солнце;
Их гений в юном Македонце
Протек между племен земных,
С мечом неся резец и лиру.
Рим всё собой объединил,
Как в человеке разум; миру
Законы дал и мир скрепил.
Находят временные тучи,
Но разум бодрствует, могучий
Не никнет дух... И сядь на трон
Философ – с трона свет польется,
И будет кесарев закон
Законом разума. Вернется
Златой, быть может, век. Твой дар
Сатира. Помни ж, что сатира —
Дочь разума. Ее удар
Разит перед глазами мира.
Чтоб мир признал твои права,
Ты должен сам стоять высоко:
Стрела тогда лишь бьет далёко,
Когда здорова тетива!
Вот что тебе я на прощанье
Сказать могу!..
По знаку Деция рабы и клиенты к нему подходят и надевают на него верхнюю тогу.
Ювенал
(в раздумьи) ...Ужасное сознанье!
В чем, где же эта высота?
В душе кипит негодованье,
Под ним же, боги, пустота!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В КАТАКОМБАХ
Большая зала в катакомбах. Направо, налево внутренние подземные входы. При них лампады. По стенам несколько ниш для гробниц, и над ними надписи. В глубине сцены вырубленная в скале лестница. На повороте этой лестницы, в половину ее высоты, сидит Дидима, девочка, слепая; тут же светильник и свечки. В глубине сцены, около стены, где лестница, значительная группа разных лиц, странников и преимущественно рабов, слушающих Иова.
Дидима
(заслыша шаги приближающихся двоих, нараспев) Свечечкой, свечечкой,
Зрячий, от слепенькой
В путь запасись!
Один из проходящих Мы к старцу Иову... Господь
С тобой, Дидима!
Дидима С вами тоже!
Они сходят с лестницы и присоединяются к слушателям.
Девочка
(сама с собою, нараспев) Мне он ненадобен,
Светоч земной!
Всё озаряет мне
Света небесного
Искорка малая
В сердце моем...
Один из группы слушающих Иова А после женщин он потом
Ученикам явился днем?
Иов Да, ввечеру. Как прибежали
К ученикам они, сказали,
Что видели, те всё почли
За их мечтанье. С этим двое,
Клеопа и Лука, пошли
В Эммаус. Место там пустое
Дорогой. Шли они одни —
Вдруг между них явился третий
И их спросил: о чем они
Печалятся и плачут? Эти
Дивятся: как же это он
Не знает, быв в Ерусалиме,
Что там Исус-пророк казнен!
Он речь повел об этом с ними,
И слушать сладко было им,
И на слова его горело
Их сердце. Между тем стемнело.
Подходят к дому. Дольше с ним
Побыть им хочется, и просят,
Чтоб с ними в дом и он вошел.
Зажгли светильник. Хлеб приносят,
Вино. И, взявши хлеб, возвел
Горе он очи, преломляя
Его с благословеньем: вмиг
Как бы открылись очи их,
И оба вдруг они признали,
Что это Сам Он – с ними шел,
И говорил, возлег за стол,
И делал так всё, как видали,
Он делал, – и взыграл их дух:
«Равви», – хотели уж воскликнуть
И броситься к нему, как вдруг,
Глядят, он стал невидим...
Слепая
(у себя наверху) Свечечкой, свечечкой,
Зрячий, от слепенькой
В путь запасись!
Двое молодых людей, Главк и Эвмен, подходят к ней, берут свечи.
Эвмен
(спускаясь с лестницы) Отсюда без огня уж нам
Нельзя идти.
Главк
(указывая на девочку) Она слепая?
Эвмен Слепая, но по всем путям,
Свои приметы наблюдая,
И здесь, и в городе пройдет
Везде одна...
Главк И раздает
Нам, зрячим, свет!
Эвмен
(приближаясь к авансцене) Да, но простая
Одна случайность... Видишь, тут
У нас для странников приют,
Их первый отдых. Издалека
Приходят – с запада, с востока,
Из Африки. От всех церквей
Приносят вести, край от края,
Со всей земли. Вокруг гостей
Всегда беседа...
Главк Тут слепая,
Свет раздающая!.. в цепях
У входа старец – руки, плечи
Изъязвлены, а в небесах
Витает дух и на устах
Любви исполненные речи, —
Всё это точно чудный сон!
Эвмен Тот старец? Оглянись, вот он!
Как люди кончат труд, с тяжелой
Он цепи сменится – всё тут!
Все, как на цвет медвяный пчелы,
Послушать слов его бегут...
Начитан древних книг еврейских,
Сам он с Востока, был вождем
Племен каких-то арамейских
(Язык их сходен), жил царем,
Поли гордых замыслов когда-то, —
И вдруг разгром! Всего утрата!
Пленен и продан, дни влачит
Рабом – и что же?.. Говорит,
Что бытия познал он сладость
Лишь тут, по благости творца;
Что тут вкусил и понял радость
Он вдруг прозревшего слепца;
Что лишь в цепях, на жестком ложе,
Обрел он то, что нам дороже
Земного скиптра, и венца,
И всех сокровищ мира, – бога
И путь к нему! И с этих пор,
Как путник ночью у порога
Пред освещенным домом, взор
Он с совершенств его не сводит,
И в созерцаньи их находит
Ту мудрость, силу и покой,
Чем всех невольно покоряет,
И в высоты, где пребывает,
Всех увлекает за собой...
Главк Не в этом ли и всё ученье
Христа, Эвмен? Не всё ль в одной
Молитве «Отче наш»? В моленье
О царстве божьем на земли?
Когда б мы все постичь могли
Отца святое совершенство
И все исполнились бы им, —
Жизнь стала б вечное блаженство
И мир стал раем бы земным!
Его лишь волю б мы творили,
И зло исчезло б навсегда...
Не только кары, мы б суда
Названье даже позабыли!
Эвмен Ах, Главк, умом хоть и поймешь
И видишь дивные примеры,
Да вдруг ни силы нет, ни веры,
И ты колеблешься и ждешь,
Как перед пропастью, – спасенье
Иль шаг изменит – и паденье!
Пример нам старец Иов... Но...
Вот видишь, Главк, раздвоено
Всё существо мое! Тревожит
Меня сомненье: дай совет.
Назавтра брак мой, и, быть может,
Назавтра ж кесарев декрет!
Быть может, страх мой и не к месту,
Но против воли трепещу.
Что поведу я вдруг невесту
Не к алтарю, а к палачу, —
И тут испуг или невольный
Прочту укор в ее глазах,
Сам поколеблюсь... Вот мой страх!
И с ним мне тяжело и больно!
Так молода! Почти дитя...
Вхожу вчера, в душе так мрачно,
Она, с подругами шутя,
Спешит наряд окончить брачный,
И спор у них – из-за шитья!
Чтоб я решил, еще хотела!..
Потом другое: вечерело,
В саду сидела вся семья;
Два белых голубя над нами
Взлетали плавными кругами
Всё выше в синеву небес;
Она следит, дохнуть не смея,
Как светлой искрой, всё слабея,
В лазури вдруг их след исчез...
Она мне крепко сжала руку
И шепчет: «Это мы с тобой!»
И улыбается... Какой —
Ну как сказать – восторг и муку
В тот миг я разом ощутил...
Что отвечал уж – и не знаю...
Прости мне, Главк! Хоть облегчил
Признаньем сердце...
Главк Понимаю.
Но вряд ли прав ты перед ней.
Всей новой жизнию моей —
А этой жизнью называю,
Когда Христа лишь начал знать, —
Я женщине обязан. Мать
Меня взрастила в неге, в холе.
Из этой роскоши потом
Вдруг очутился я рабом,
Но роскошь та же и в неволе:
Хозяин мой был меценат,
Поэт, певец, над ним, скорее,
Я деспот был, и он был рад
Служить любой моей затее,
Гордясь лишь правом надо мной.
Так я страстям не знал преграды
От детских лет; всегда с толпой
Друзей: где явимся – пощады
Уж нет и нет на нас суда!
Вдруг воспылал я страстью – да! —
К замужней женщине... Бывало,
Полуспустивши покрывало,
Идет... Ребенок иногда
За палец держится... Сгораю
Я, вспоминая, от стыда...
Я тотчас план изобретаю
Из дома выманить, увлечь
И обмануть. Обдумал речь —
Уже заране торжествуя, —
Друзья в засаде, в дом вхожу я
И вижу: на густых коврах
Она, ребенок на руках,
Другой целует шею, третий
Из-за плеча, с боков, в ногах,
Кругом смеющиеся дети,
И улыбается она,
Живым венком окружена
Из детских лиц; все во мгновенье
Прижались к ней. В самой смущенье —
«Кто ты? Зачем?» – порыв души,
Здесь до меня без опасенья
Царившей в тайне и тиши
Своей святыни... Все расчеты,
Вся ложь, с какой вошел я к ней,
Разбились в прах. Что из детей,
Окроме двух, те все сироты,
Что это христианский дом,
Я прежде знал. Стою, стыдом
Как бы прикованный на месте...
Эвмен, я то хочу сказать:
Мне кажется, в твоей невесте
Должна, уж в девице, сиять
Такая ж будущая мать
И то ж для близких провиденье,
Как та мне сделалась потом...
Ну, в свой черед мне извиненья
Просить – я задержал, идем.
Уходят, засветив свечи.
С лестницы между тем спускается слепой старик, ведомый мальчиком.
Слепой старик
(к мальчику) Здесь и сберутся и объявят
Декрет?.. Ну, вот! до своего
И дожил дня!.. Ведь я его
Сам близко видел... Запоздали
В пути мы и как раз попали,
Как выводил его Пилат
К народу... Помню этот взгляд,
Слегка опущенные веки,
Весь образ, – я был зряч тогда, —
Ну – точно в сердце навсегда
Отпечатлелся, уж навеки...
Два факела по сторонам,
И он в венце из терний сам... —
Ослеп потом, и потускнело
Всё в памяти... Он как живой
Один остался...
(Останавливается, прислушиваясь к голосу Иова.)
Иов Не льститесь благами земными!
Вот ты сокровищ приобрел
И спрятал – сердцем будешь с ними
Везде, куда бы ни ушел!
Сбирай сокровища для вечной
Лишь жизни...
Слепой старик А! Иов тут!.. Пойдем к нему!
Ох, дивный муж!
Присоединяются к группе Иова.
Из галереи справа выходит Лида, ведя под руку пожилую женщину Мениппу, сажает ее на скамье.
Лида Приотдохни, садись сюда!
Ты так устала, ослабела...
С лестницы спускается несколько человек детей; с ними женщина. Лида подходит к ним, оправляет их, ласкает.
Мениппа
(одна) Всё видела, всё осмотрела, —
И в Риме нет... Всё нет!.. Куда
Еще теперь? Куда? В какие
Еще края?.. И хоть бы след!
(К Лиде, к ней подходящей.) Как хорошо у вас!.. Такие
Все добрые... Ко всем привет!
Пещеры... своды... лица эти —
Всё мирно, тихо... Я б у вас
Осталась...
Лида Что же? В добрый час...
(Указывая на детей.) А эти дети – «божьи дети»
Мы их зовем – на площадях
Подобраны, на пустырях...
Кто бросил? Чьи? Никто не знает:
Вот «божьи» и зовем мы их!
Мениппа
(содрогнувшись, сильно) Злодеи! Зверь детей своих,
И дикий зверь не покидает!
С лестницы несут на носилках раненого,
Лида
(к несущим) Ко мне?
Носильщик Уж перевязан. Раны
Не глубоки. Был принесен
Без чувств.
Мениппа
(бросается к раненому, смотрит и возвращается грустная. Детей между тем уводят) Всё нет! Не он, не он!
(Возвращается на свое место.) А так же, может, бездыханный
Подобран был... и был спасен...
(К Лиде.) Нет, я не в силах... Нет, таиться
Я не могу – душа моя
Должна перед тобой открыться:
Я вас обманывала!.. Я —
Не христианка... Из Милета
Я родом. Век жила я там —
И вот теперь шестое лето
Скитаюсь по чужим землям...
Я сына всё ищу!.. Когда-то
Мы жили пышно и богато...
Но вдруг война... Свои враги...
Муж умер... Началась расплата —
И сын взят в рабство за долги!
Он был учен, играл на лире,
Слагать гекзаметры умел...
Раз господин ему велел
В честь Афродиты петь на пире.
Он отказался! Отчего —
Досель не знаю! Говорили,
Что христиане соблазнили...
Все поднялися на него,
Вмешалась чернь – такие нравы
У нас уж! Крики, брань и стон!
Бегу я, вижу след кровавый,
Его разорванный хитон,
А он исчез!.. Одни вопили —
Убит и в море труп стащили,
Другие – кем-то унесен.
Что ж? жив иль нет?.. Я больше году
Томлюсь! Покоя ни на миг...
Иду раз в гавани. Народу
Толпа! Грузят товары. Крик!
Вдруг предо мной остановился
Матрос. «Он жив», – шепнул и скрылся.
Жив!.. Где ж искать его? Пошла
Я наудачу, где землею,
Где морем, к Риму прибрела
И тут... тут встретилась с тобою,
У вас смотрела... Что ж теперь?
Лида Несчастный!.. Но надейся, верь:
Есть бог!
Мениппа
(не слушая, сама с собою) Шесть лет передо мною
В глазах – разорванный хитон,
И площадь, лужа крови или
Залив и корабли – и он,
В даль уходящий!.. И манили
Опять надежды, и я шла...
О, да! скажу, что полила
Слезами долгий путь...
Лида Ты с нами
Останься: может быть, найдем.
Скажи, как звать его. Потом
Расскажем старшим... Ах, путями,
Поверь, неведомыми нам
Ведет нас бог, и встретишь там,
Где и не чаешь... А слезами
Политый путь он видит... Сам
Христос прошел его...
Мениппа Ты добрая душа...
(Вдруг от нее отпрянув.) А если... умер?
Лида Умер... боже!..
Ей, откровенья чуждой, что же
Скажу я?.. Что мои слова!
(Увидав вошедшую пред тем и остановившуюся пред одною в стене гробницей Камиллу, молодую женщину с двумя детьми, мальчиком 8-10 лет и другим 4-х, указывает на нее.) Смотри, вот мать с детьми, вдова.
В гробнице этой прах хранится
Отца их... Видишь, подняла
Ребенка к камню приложиться —
Гляди, как смотрит, как светла
Улыбка!.. К старшему нагнулась...
Тсс... слушай... говорит...
Камилла
(сыну) Так помни ж, в этой нише прах,
Прах вашего отца. Он львами
Разорван был, и в небесах
Теперь душа его и нами
Любуется, когда творим
Мы доброе и бога чтим,
А нет, то плачет... Может статься,
У вас и маму бог возьмет.
С ним вместе с голубых высот
Мы вами будем любоваться...
Смотри же, помни этот ход,
А подле крест и надпись...
(Припадает к камню головой на руки и шепчет.) Милый!
Мальчик
(читает надпись) Ж, д, у – жду – вас.
Камилла
(быстро вставая и отирая слезу и обращаясь к гробнице) О, прости!
Невольно изменяют силы!..
(Становится с детьми на колени.) Моли, чтоб нам к тебе пройти
Чрез все земные испытанья,
И суеты, и тяготы
Такими ж чистыми, как ты!
Чтоб там, где нет ни воздыханья,
Ни слез, ни скорби, ни стенанья,
Ты нас бы принял, веселясь
И духом радуясь о нас...
Мениппа
(Лиде) Они с ним говорят?..
Лида Он в небе!
Он видит их, их слышит... С ней
Свести тебя?
Мениппа
(радостно, тихо, с любопытством) О да!
Лида Камилла!
Вот мать несчастная – тебе
Довольно, чтоб принять участье...
Камилла
(подавая руку Мениппе) Да кто же счастлив здесь?.. Мне счастье
Вот – дети. Я живу лишь в них...
А что до счастия других —
То вот нам Лида провиденьем
Ко всем несчастным послана
Как добрый ангел с утешеньем...
Лида
(с испугом и удивлением) Камилла, что ты, что!
Камилла Она,
Где только слышит – есть страданье,
Она уж там, чужой ли, свой...
Лида
(быстро, с упреком) Камилла!..
Камилла Всё существованье
Ее для ближних!.. Боже мой!
А дети, сирые, больные...
Лида
(Мениппе порывисто) Не верь!
Камилла В заботах день-деньской,
Как неусыпная Мария...
Лида отходит в сторону, в лице следы внутренней тревоги. Когда б ты видела ее
Средь заключенных, средь страдальцев,
В тюрьме, где сотни у нее
Хотят одежд коснуться, пальцев,
Услышать слово...
Лида припадает к скамье, закрыв лицо руками. Всё кругом
Благодарит, благословляет...
Слышны рыдания Лиды. Но, боже мой!.. Она рыдает...
(К ней с тревогой и заботой.) Что, что с тобой?
Лида Оставь!
Мениппа
(тихо Камилле) Уйдем!
Камилла Да что с тобой?
Лида
(с большим нетерпением) Уйди!
Камилла Не знаю...
Что ж я...
Лида
(почти в отчаянии) Уйди же... умоляю...
Мениппа
(Камилле тихо) Знать, тоже горе...
Камилла Своего
У Лиды горя не бывает!
Мениппа Свое, чужое ли – кто знает!
Одна пусть выплачет его!
Уходят.
Лида
(одна, сев на скамью) Я – как вчера еще была —
Той, что теперь, – и суд и кара!
Оставил дух!.. Что я могла
Сказать ей?.. Вдруг не стало дара
Ни слез, ни слов, душа нема, —
Что в ней горело, погасает...
Вошла и всё растет в ней тьма!
Два слова: «Деций умирает» —
Одни звучат в ней...
Деций...
Из прошлого лишь он один
Мне виден... Он лишь не разгадан...
Один стоит, как властелин,
Над этой тьмой...
Но что ж влечет меня к нему?
Тот мир уж обречен во тьму!
Тому ж, кто выше всех главою,
И первой молнии удар
Господня гнева...
Что же
Меня влечет к нему?.. Любовь?
Любовь, но та уж, для которой
В мученьях источить всю кровь,
Пройти моря, подвигнуть горы
Возможно – всё, чтобы спасти!
Бог указует ей пути,
И, может быть, чтоб сделать чудо,
Меня избрал – и мне велит —
И дух пошлет – и совершит, —
И дело здесь не до сосуда,
Куда он влил воды живой
Для путника в палящий зной...
(Падает на колени.) Ты, сердцеведец, прозираешь
С твоих высот и в глубь морей,
И в глубь сердец! В моем, ты знаешь,
Нет места для земных страстей!
Даруй мне, сильный, да разрушу
Его гордыню! Да спасу
И в дар тебе да принесу
Его смирившуюся душу...
(Встает спокойнее, но судорожно-отрывочно продолжает.) Но время нечего терять:
Сегодня ж этот пир безбожный!..
Там быть и ждать. И написать
Марцеллу, «старый друг, надежный» —
Всегда звал Деций... А пойдет
Марцелл? Спасти – пойдет, пойдет!..
Вынимает таблетку и пишет. В это время слышны слова Иова.
Иов
Иисус сказал ему в ответ: «Сказано в писании: «Не искушай господа бога твоего»».
Молодой человек
(поспешно сошедший с лестницы, подает Лиде таблетку) Вот от Марцелла.
Лида
(берет ее и вручает свою) А в обмен
Отдай Марцеллу.
Между тем зала все наполнялась христианами. Одни присоединяются к слушателям Иова, другие группируются в разных местах залы, между ними и Главк. Другие садятся на скамьи у стен. Между прочими Павзаний.
(Прочтя письмо, обращается к присутствующим.) Марцелл нам пишет – просит вас:
«В вину мне братья да не ставят,
Что медлю; жду и тот же. час
Прибуду, только лишь объявят
Декрет, касающийся нас...»
(Уходит вверх по лестнице.)
Один
(в группе молодых людей) И всё еще не решено...
Другой И вдруг отменится решенье...
Главк
(спокойно) На всё господня воля!
(Вдруг одушевляясь.) Но
За что нас гонят? Озлобленье
На что – постичь я не могу!
И чем Христос, – он, отдающий
Динарий кесарю, врагу
Прощающий, свой крест несущий
Покорно, учащий любить,
Любить бесстрашно и безлестно,
И в мире совершенну быть,
Как совершен отец небесный, —
Чем ненавистен им?
(Помолчав.) И всё ж
К нему придут! И зло, и ложь
Падут. Богатый и убогий,
Простой и мудрый – все придут!
Со всех концов земных дороги
Всех ко Христу их приведут...
Людское горе и страданья,
Все духа жажды и терзанья,
Источники горючих слез, —
Все примет в сердце их Христос,
Все канут в это море!..
Близ группы этих молодых людей сидит на скамье, с мрачным видом, Павзаний. На последние слова он отвечает.
Павзаний
(мрачно и с возрастающим отчаянием) Братья!
Блажен, кто сам пришел к Христу,
Соблюв красу и чистоту,
Как дева к жениху в объятья;
К кому же низошел он сам
Его извлечь среди крушенья
Из волн кипящих, – о! спасенье
Тебе быть может тяжелей,
Чем смерть в волнах... В душе твоей
Все язвы прежние огнями
Горят... И слышишь над собой:
«Кто понесет мой крест, тот мой», —
Но помнишь: чистыми руками
Он нес свой крест... А у тебя
Они в крови, и над тобою
Гремит проклятье...
Опускает голову на грудь. Молодые люди хранят благоговейное молчание, смотря на Павзания с участием и недоумением. Среди минутного молчания слышен голос Иова.
Иов Поистине скажу вам: плачь,
Кому он скажет в осужденье.
Что ни студен ты, ни горяч...
Любовь – огонь, а сердце злато;
Лишь чрез огонь пройдя, оно
Светло и чисто...
Тем временем входят Эвмен и Аркадий и останавливаются близ Павзания, мрачно сидящего, склонив голову.
Эвмен
(продолжая разговор) Я часто думал о тебе.
Знал, ты несчастлив, – мать крестила
Меня, когда еще мне было
Двенадцать лет, – в твоей судьбе;
Я думал, мир и утешенье
У нас, в Христовом лишь ученье, —
И вижу – ты идешь сюда!
Аркадий! расскажи ж, когда,
Как было это обращенье?
Аркадий Как на вопрос твой дать ответ?
Ведь человек, родясь на свет,
Не знает, что был до рожденья!
Был слеп я и стал видеть; глух —
И слышать. Знал одно лишь тело,
И ощутил бессмертный дух,
Живую душу. Просветлело
Всё предо мной, и я в других
Прозрел такую ж душу. Все же,
Хоть разны жребии у них,
Перед отцом небесным те же
Возлюбленные дети...
(Помолчав.) Тьма
Та назади. И что в ней? Скроет
Пускай навек, мертва, нема!..
(Вздохнув.) Да! сердце иногда заноет,
Но вспомнишь...
(Обрывает речь, вдруг увидав Павзания, отступает назад и смотрит с ужасом.) Боже мой!.. Он! он!
(Хватаясь за грудь.) Как бьется сердце... Он!.. И тоже
К Христу пришел... Чего ж, чего же
Стою и медлю?.. Чем смущен?
(Пересилив себя, делает несколько шагов к Павзанию.) Павзаний! ты?
Павзаний
(содрогнувшись) Аркадий! боже!
(Смотрит на Аркадия и, не смея взять протянутую к нему руку, медленно опускается перед ним на колени. Молодые люди от них незаметно отступают.) Твой погубитель... твой злодей...
Аркадий
(стараясь его поднять) Забудем всё, что совершилось
Там, там, во тьме!
Павзаний
(обнимая его колени) Ох, истомилась
Душа моя...
Аркадий Да будет в ней
Покой и мир!
Павзаний
(страстно) Шли вереницей
Года, а я живу всё в том —
Когда как друг вошел в твой дом —
И выбежал потом убийцей!
Аркадий Оставь!
Павзаний Дай говорить мне, дай!
(Шепотом.) Евфимия...
Аркадий
(с болью) Не вспоминай!
Павзаний
(судорожным шепотом) Святая тень!.. Она молила!..
Аркадий Молчи!
Павзаний
(с силой) Последним словом было:
«Будь проклят!»
Аркадий
(живо) Нет! как я, – простила!
Павзаний Как ты?.. И ты... простил?.. Простил...
И смотришь на меня – и плачешь...
Аркадий От радости: я победил
Себя, себя, Павзаний!
(Обнимает его и уводит в глубину сцены.)
Сцена между тем все наполняется. Приходят Мениппа и Камилла. Последние к авансцене.
Камилла Муж мне говаривал не раз:
Не мы детей, нас дети учат
И довоспитывают нас!
При них не сделает, не скажет
Отец, не поглядев вперед:
Ведь сеешь семя! То взойдет,
Что в сердце с детских лет заляжет!
Ах, милая! с детьми воочью
Увидишь бога!.. Разболится —
Ты что тогда?.. Горит, томится,
Всю душу надорвет твою,
И нет тебе ни дня, ни ночи!
Ты чувства все окаменишь,
Дохнет ли, двинется ль – следишь,
Вся в нем! И наконец нет мочи!
Сил что осталось соберешь
И выльешь все в одно их слово:
«Спаси, спаси!» – и упадешь
Пред тем, кто может всё...
Мениппа Ужасно!
Ох, знаю, знаю! Поняла!
И всё теперь мне стало ясно!..
Уж ты-то очень мне мила!
И скажешь-то так всё понятно,
И речь-то тихая твоя...
Ах, ты мой ландыш ароматный,
Фиалка нежная моя!
(Обнимает ее.) Ведь я давно о вашем боге
Уж помышляю! Всем богам,
Где только вижу по дороге,
Всегда снесу к их алтарям
Я хоть цветок. Да раз попала
Вот так и в христианский храм,
В горе, в Фессалии. Сначала
Мне стало страшно: свечи, мрак;
Жрец говорит в толпе молящих.
Вдруг он сказал, да ясно так,
Слова: «Наш бог – бог всех скорбящих!»
И точно в сердце у меня
Что дрогнуло. Упала я,
И стала этого я бога
Молить, да плакать лишь могла.
Вдруг слышу: «В Рим твоя дорога,
Там всё найдешь». Я подняла
Глаза: как раз передо мною
Какой-то старец был, но тут
Исчез. Все, вижу, вон идут, —
Я к выходу; перед собою
Всех пропустила – старца нет!
Я в путь, чуть занялся лишь свет,
И на корабль, и в Рим, и всюду
Как будто надо мной звучит:
«Бог всех скорбящих возвратит
Его...» И жду... И точно к чуду
Готовлюсь... А уж как теперь,
Не знаю...
Лида
(поспешно сойдя с лестницы) Марцелл идет... декрет объявлен!
Общее движение.
Иов
(сойдя со своего места и выступая несколько вперед, как бы в центре полукруга всех присутствующих) Се день, блаженнейший из дней!
Мы, церковь видимая, вступим
Уж в сонм невидимой и с ней
Сольемся в общем восклицанье:
«Господь наш бог благословен!»
Слепой старик Господь наш бог благословен —
Да всякое гласит дыханье!
Все
(наклонясь головами к Иову) Господь наш бог благословен!
После минутного благоговейного молчания, во время которого около Иова смыкается кружок, между прочими начинаются полушепотом частные разговоры.
Дидима
(раздает свечи, нараспев повторяя) Готовьте светильники,
Близок жених!
Мениппа в волненьи рассматривает приходящих и присутствующих; Камилла близ нее, около гробницы мужа, прижав к себе детей, взор на небо.
Эвмен
(увидав между женщин Агнессу, свою невесту) Агнесса!.. в брачном одеяньи!..
Агнесса Да нынче брак ведь наш, Эвмен,
На небесах... И я невеста...
Эвмен
(восторженно) Агнесса! ты меня спасла!..
Павзаний
(схватив за руку Аркадия с порывом) Теперь душа уж не страшится
Встать перед ним лицом к лицу!
Главк
(к молодым людям, восторженно) Знать, что чрез миг душа помчится
Чрез океан лучей к отцу!..
И что же смерть христианину, —
В глазах у всех стоит Христос!
Скорбеть о том ли, что покину
Обитель горечи и слез?
Что преступлю через мгновенье,
Здесь кесарю отдавши дань,
К отцу всего, в его селенья
Уже достигнутую грань?
Душа, им полная, ведь знает,
Что оболочка сих телес
Ее едва лишь отделяет,
Как легкий завес, от небес!
Вдруг этот завес упадает...
Мениппа
(всматривается в него, бросается к нему с криком) Главк, сын мой! Главк!..
Главк Мать! Ты жива!..
Кидаются друг другу в объятья.
Мениппа
(не выпуская его из объятий) Вот он, мой вдохновенный...
Мой выстраданный, вот он!..
(Ища взорами Камиллу.) Камилла!.. вот он...
(Берет ее за руку и вдруг остановясь.) Но как ты здесь?.. Христианин?
Главк А ты?..
Мениппа
(вдруг вспомнив) Бог всех скорбящих...
(Опускается на колени.)
Несколько человек поспешно сходят с лестницы, тихо сообща, направо и налево: «Марцелл, Марцелл», все передают друг другу это имя. Все становятся полукругом, оставляя место Марцеллу. Он показывается на лестнице, наверху.
Марцелл
(спускается с лестницы и со второй или третьей ступени) Господне будь благословенье
И мир вам, братия!..
Все тихо: «Аминь». Зовет
Нас ныне бог на прославленье
Его любви, его щедрот
И на свидетельство пред миром,
Что он есть дух, и он один
Земли и неба властелин,
Что честь ему, а не кумирам,
Кумир же, чей бы ни был он,
Рукою смертной сотворен.
Идем пред кесаря. Поставлен
От бога он царем племен.
Во всем, чем может быть прославлен
Он на земле и вознесен —
Победой над неправдой, славой
В защите сирых, торжеством
Хотя б меча и мзды кровавой
Над буйной силой, над врагом
Ему поверенного царства, —
Служить ему нам бог судил
Всем сердцем, до последних сил,
Без лжи, без всякого коварства.
Всё, что у нас земное есть, —
Вся наша кровь, всё достоянье
И всё умение и знанье, —
Готовы каждый миг принесть
Мы с духом радостным к подножью
Его престола. Но чтоб быть
Ему слугой, чтобы не ложью
Был наш обет, должны хранить
Мы душу чисту, только к божью
Суду внимательну во всем.
Что божье, что стоит вовеки
И в чем должны все человеки —
И кесарь сам – пред тем судом
Отдать отчет.
Повелевает
Нам кесарь: бога в нем признать,
Его ж кумиру честь воздать,
Как божеству лишь подобает;
Ослушным смерть. Пусть ваш совет
Решит, что делать. Наше тело —
Есть кесаря. Наш дух – всецело
Господень.
Один из старцев Двух решений нет
Идти! Но как не налагает
Христос ярма на душу – ей
Дан разум, воля, – то решает
По правде внутренней своей
(Обращаясь к собранию.) Пусть каждый сам.
Общее благоговейное движение.
Голоса
(тихие, как бы каждый сам с собой; взор на небо) – Идти, идти








