Текст книги "Сочинения в двух томах"
Автор книги: Аполлон Майков
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)
Весла – Яни-рыболову,
А у Яни – люба Мара;
А когда узнает Мара —
Все узнают в околотке,
Как тебя я ночью лунной
В благовонный сад впускала,
Как ласкала, целовала,
Как серебряная яблонь
Нас цветами осыпала.
<1860>
«ТИХО МОРЕ ГОЛУБОЕ!..»
Тихо море голубое!
Если б вихрь не налетал,
Не шумело б, не кидало б
В берега за валом вал!
Тихо б грудь моя дышала,
Если б вдруг, в душе моей,
Образ твой не проносился
Вихря буйного быстрей!
<1862>
ПОЦЕЛУЙ
Между мраморных обломков,
Посреди сребристой пыли,
Однорукий клефтик тешет
Мрамор нежный, словно пена,
Прибиваемая морем.
Мимо девица проходит,
Златокудрая, что солнце,
Говорит: «Зачем одною
Ты работаешь рукою?
Ты куда ж девал другую?»
«Полюбилась мне девица,
Роза первая Стамбула!
Поцелуй один горячий —
И мне руку отрубили!
В свете есть еще девица,
Златокудрая, что солнце...
Поцелуй один бы только —
И руби другую руку!»
<1860>
«СВЕТЛЫЙ ПРАЗДНИК БУДЕТ СКОРО...»
Светлый праздник будет скоро,
И христосоваться к вам
Я приду: смотри же, Дора,
Не одни мы будем там!
Будто в первый раз, краснея,
Поцелуемся при всех,
Ты – очей поднять не смея,
Я – удерживая смех!
<1860>
«СЛОВНО АНГЕЛ БЕЛЫЙ, У ОКНА НАД МОРЕМ...»
Словно ангел белый, у окна над морем
Пела песню дева, злым убита горем,
Ветру говорила, волны заклинала,
Милому поклоны с ними посылала.
Пробегал кораблик мимо под скалою;
Слышат мореходы голос над собою,
Видят деву-чудо, парус оставляют,
Бросили работу, руль позабывают.
«Проходите мимо, мореходы, смело!
Ах! не белокрылым кораблям я пела!
Я молила ветер, волны заклинала,
Милому поклоны с ними посылала».
1858
«МЕЖ ТРЕМЯ МОРЯМИ БАШНЯ...»
Меж тремя морями башня,
В башне красная девица
Нижет звонкие червонцы
На серебряные нити.
Вышло всех двенадцать ниток.
Повязавши все двенадцать —
Шесть на грудь и шесть на косы, —
Вызывает дева солнце:
«Солнце, выдь! – я тоже выйду!
Солнце, глянь! – я тоже гляну!
От тебя – луга повянут,
От меня – сердца посохнут!»
1858
СТАРЫЙ МУЖ
Запевают пташки на заре,
Золотятся снеги по горе;
Пробудилась молода жена,
Будит мужа старого она:
«Пробудись-проснись, голубчик мой!
Полюбуйся молодой женой;
Мой ли стан – что тонкий кипарис,
Что лимоны, груди поднялись...»
Старый муж прикинулся, что спит,
Сам не спит, а вполугляд глядит.
«Эх, когда бы прежние года,
Не будила бы меня млада!
Засыпала б поздно ввечеру,
Просыпала б долго поутру;
По утрам бы я ее будил,
Золотые б речи говорил;
Притворялась бы она, что спит,
Крепко спит, не слышит, не глядит».
<1860>
МОЛОДАЯ ЖЕНА
Наряжалась младая Елена,
Наряжалась на праздник к обедне.
Красный фес с жемчугом надевала
И червонцы на черные косы;
Из лица вся сияла, что солнце,
Бела грудь – что серебряный месяц.
Подымалася на гору в церковь,
Стала спрашивать буйное сердце:
«Что ты, сердце, болишь и вздыхаешь,
Словно камень ты на гору тащишь?..»
– «Легче б камни тащить мне, чем горе,
Злое горе от старого мужа.
Я б к другому пошла хоть в неволю,
Хоть в неволю б пошла к молодому!
Ненаглядно б я им любовалась,
Что высоким в саду кипарисом;
Любовался б он, тешился мною,
Что цветущею яблонькой нежной;
Я сама бы его наряжала,
Как меня наряжает мой старый;
Я ему бы всё в очи глядела,
Как глядит мой старик в мои очи;
И не звал бы меня он ворчуньей
И капризной, негодною плаксой,
Называл бы веселою пташкой,
Называл бы своею голубкой!..»
<1862>
ПЕВЕЦ
Некрасив я, знаю сам;
В битве бесполезен! —
Чем же женам и мужам
Мил я и любезен?
Песни, словно гул в струнах,
Грудь мне наполняют,
Улыбаются в устах
И в очах сияют.
<1860>
«ПТИЧКИ-ЛАСТОЧКИ, ЛЕТИТЕ...»
Птички-ласточки, летите
К прежней любушке моей:
Не ждала б она, скажите,
Мила друга из гостей.
Во чужой земле сгубила
Зла волшебница меня,
И меня приворожила,
И испортила коня.
Я коня ли оседлаю —
Расседлается он сам;
Без седла ли выезжаю —
Гром и буря ввстречу нам!
У нее слова такие:
Скажет – реки не текут!
С неба звезды золотые,
Словно яблочки, спадут!
Глянет в очи – словно хлынет
В сердце свет с ее лица;
Улыбнется – словно кинет
Алой розой в молодца!
<1862>
ОЛИМП И КИССАВ
Стал Киссав с Олимпом спорить:
«Ты угрюм стоишь, пустынный,
Я ж, смотри, цветущ и весел!»
Отвечал многовершинный,
Отвечал Олимп Киссаву:
«Не хвались, Киссав надменный,
Я – старик Олимп, и знают
Старика во всей вселенной!
У меня ль под синим небом
Шестьдесят вершин сияют;
У меня ли с лона шумно
Сто ключей живых сбегают;
Надо мной орлы кружатся,
Любит клефт меня воитель
И боится храбрый турок —
Твой высокий повелитель».
<1860>
ГОЛОС ИЗ МОГИЛЫ
Два дня у нас шел пир горой, два дня была попойка,
На третий, поздно к вечеру, вина в мехах не стало;
Достать еще вина меня послали капитаны;
Пошел я в незнакомый путь – дорогой заплутался,
Шел дикими тропинками, шел узкими путями;
И узкий путь привел меня к пустынной старой церкви.
Вкруг церкви было кладбище – всё плиты гробовые;
Одна плита пониже всех – от всех была в сторонке;
И я не разглядел ее, ногой прошел по камню.
И слышу будто стон глухой и голос из могилы.
«О чем, – спросил я, – ты вопишь, о чем, могила, стонешь?
Земля ли тяжела тебе иль давит черный камень?»
– «Нет, мне не тяжела земля, не давит черный камень,
А стыдно мне, и больно мне, и горько несказанно,
Что ходишь надо мною ты, меня ногою топчешь!..
Аль не был тоже молод я? аль не был паликаром?
При месяце не хаживал пустынными тропами?
И с зорями росистыми не радовался миру?..»
<1860>
ПЛЕННИК
Сторожат меня албанцы;
Я в цепях, но у окна
Зацветают померанцы:
Добрый знак – близка весна!
Дайте ей лишь укрепиться,
Обрасти густым ветвям,
И тропинкам позакрыться
Темной листвой по горам, —
Не сдержать меня железу!
Из темницы я уйду,
Через стену перелезу,
И в кустарник пропаду.
Пусть албанцы тут стреляют!
Посреди турецких сел
Скоро матери узнают,
Завопят, что Дим ушел!
<1860>
ГАДАНИЕ
Египтянка, как царица,
Вся в червонцах, в жемчугах,
Сыплет зелья на жаровню
С заклинаньем на устах.
Перед ней, бела как мрамор,
Дева юная стоит...
Египтянка побледнела,
Смотрит в тьму и говорит:
«Вижу дикое поморье;
Слышу стук мечей стальных:
Бьется юноша-красавец.
Бьется против семерых.
Он упал, они бежали...
К синю морю он ползет...
Мимо идут бригантины,
Он им машет, он зовёт:
– «Передайте Казандони,
Что идет Вели-паша»,
Мимо идут бригантины,
Не внимая, не спеша...
Он исходит алой кровью,
Холодеет... лишь один
Томный взор следит за бегом
Уходящих бригантин...
А над ним уж реют чайки,
Всё-то ниже и смелей,
И не сводит взгляда ворон
С потухающих очей».
<1860>
ЦАВЕЛИХА
С гор Али-паша на Сули
В нетерпеньи взоры мечет,
А над ним порхает птичка,
И кружится, и щебечет:
«Видно, это не Янина,
Где шумят твои фонтаны;
Не Превеза, где ты ставишь
Для своих албанцев станы.
Это Сули, город славный!
Нет ей равного на свете!
Здесь в рядах мужей воюют
Жены, девицы и дети!
И с ружьем в руке выводит
Всех Цавелиха их в поле —
На плечах с грудным младенцем
И с патронами в подоле!»
<1860>
«ПОБЕДУ КЛЕФТЫ ПРАЗДНУЮТ, ПИРУЮТ КАПИТАНЫ...»
Победу клефты празднуют, пируют капитаны;
Разносит вина, яства им кудрявый, статный мальчик.
Наелися, напилися, метать пошли каменья,
А мальчик – что в сражении, что в играх всюду первый.
Да раз, как размахнулся он, – еще не бросил камня, —
Ан пуговицы лопнули, и петли оборвались,
И белая грудь девичья широко распахнулась.
Остолбенели молодцы, и смотрят капитаны, —
Не месяц ли, не молния ль блеснула перед ними...
Зарделася красавица, от гнева чуть не плачет.
«Чего глядите? – крикнула. – Три года были слепы!»
Свой фес и нож им бросила и скрылася из виду.
С тех пор пропал и слух о ней, в горах, у паликаров.
Но во святой обители, между белиц смиренных,
Смиренней всех их новая беличка появилась.
1872
ПЛАЧ ПАРГИОТОВ
«Ты летишь к нам, птичка, из-за моря,
Расскажи мне, что в горах за грохот?
Точно стон весь день стоит над Паргой,
Приступили, что ли, турки снова?
Загорелся, что ли, бой смертельный?»
«Нет, не турки к Парге приступили,
И не бой смертельный загорелся;
Предана неверным наша Парга!
Паргу срыть велели христиане,
Христианских царств цари-владыки!
Паргиотов с родины погонят,
Как быков погонят, как баранов!
И пойдут они в чужую землю!
И отцов своих гроба покинут,
На позор покинут божьи храмы!..
Вьючат мулов, разоряют домы...
Жены косы рвут в печали лютой,
Старики рыдают злым рыданьем;
По церквам попы с великим плачем
Забирают утварь и иконы...
Видишь пламя: дым поднялся черный;
Раскрывали гробы, кости взяли,
Кости жгут, святые кости храбрых,
Что когда-то сами жгли визирей!
Дети жгут отцов и дедов кости,
Чтоб рукам неверных не достались!
Слышишь – стон сильней пошел и выше?
Голоса подымутся и стихнут...
Расстаются, камни обнимают,
Уходя, едят родную землю!..»
<1860>
ДЕСПО
Сули пала, Кьяфа пала,
Всюду флаг турецкий вьется...
Только Деспо в черной башне
Заперлась и не сдается.
«Положи оружье, Деспо!
Вам ли спорить, глупым женам?
Выходи к паше рабою,
Выходи к нему с поклоном!»
«Не была рабою Деспо
И не будет вам рабою!»
И, схватив зажженный факел,
«Дети, – крикнула, – за мною!»
Факел брошен в темный погреб...
Дрогнул дол, удар раздался —
И на месте черной башни
Дымный столб заколебался.
<1860>
ЗАВЕЩАНИЕ
Собирайтесь, паликары!
Умирает капитан!
Умирает он от честных,
От святых турецких ран!
Умереть, друзья, не страшно,
Да могила мне страшна...
Тёмно, тесно... Одинокий
В ней лежи и спи без сна!
Съест земля и фес, и долман,
Меч, не ржавевший в крови,
И усы мои, и брови,
Брови черные мои!..
Нет, меня не зарывайте,
Братцы, в землю! На горе
Вы меня поставьте стоймя
Во гробу, лицом к заре.
В гробе окна прорубите,
Чтоб мне веяло весной,
Чтобы ласточки, кружася,
Щебетали надо мной!
Чтоб из гроба я далеко
Мог бы турок различать,
Чтоб направо и налево
Мог им пулю посылать.
<1860>
«СОРОК КЛЕФТОВ НА ЗИМОВКИ...»
Сорок клефтов на зимовки
Возвращалися домой,
Малый наняли кораблик, —
Да похвастали казной.
Корабельщик – плут-албанец!
К островку он пристает.
«Погуляйте-ка тут, братцы,
Переждем, гроза идет!»
И на остров вышли клефты
(Он был мал, и дик, и гол),
А меж тем поставил парус
Корабельщик – и ушел.
Через сорок дней приходит
За добычею своей:
Только двое шевелятся
Меж разбросанных костей;
Жив был Яни, – весь искусан, —
И Георгий чуть дышал;
У него ж голодный Яни
Ноги тощие глодал.
<1862>
ЧУЖБИНА
Умереть не дай бог на чужбине!
Видел я, как пришлых там хоронят!
Без попа, без свеч и без кадила,
Не помазав миром, не отпевши,
Где пришлось зароют, как собаку!
Как пахать потом приедут землю,
С гор пригонят двух волов рогатых,
В плуг впрягут, и молодец удалый
Понуждать в бока начнет их саблей,
И по первой борозде глубокой
Из земли да выкинет он ноги,
По другой – красавца паликара...
Завопит, завоет бедный пахарь:
«Будь такой да у меня товарищ,
Я бы съесть земле его так не дал!
Я пошел бы к морю, к синю морю,
На широкое б пошел поморье;
Я б нарезал тростнику морского,
Смастерил бы гроб ему просторный,
Я б в гробу постлал ему постелю,
Всю б цветами, ландышами выстлал,
Всю бы выстлал свежим амарантом!»
<1860>
БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ
Удалец с горы сбегал в долину,
Феска набок, волосы кудрями.
Смерть за ним с вершины примечала,
И в обход пустилась, и в ущелье
Вдруг ему дорогу заступила.
«Ты куда, красавец, и откуда?»
– «Я из стана, пробираюсь к дому».
– «За каким торопишься ты делом?»
– «Захватить хочу вина и хлеба
И тотчас назад вернуся в горы».
– «Не захватишь ни вина, ни хлеба
И назад ты в горы не вернешься.
Я тебя давненько поджидаю».
Усмехнулся молодец удалый,
Оглядел он Смерть, встряхнул кудрями.
«Я, – сказал, – отдамся только с бою.
Если хочешь, попытаем силы:
Сломишь ты – бери мою ты душу,
Я сломлю – сама ты мне послужишь»,
– «По рукам», – костлявая сказала.
По рукам ударили. Схватились.
Бились два дня, билися две ночи;
Всю траву ногами притоптали;
На колено гнули и с отмаху,
Смерть давно бока ему ссадила;
У нее самой трещали кости,
А как хватит он на третье утро,
На ногах насилу устояла.
Да за то уж вдруг рассвирепела
И как схватит молодца за кудри,
Как рванет – и грянулся он оземь,
Словно дуб, поваленный грозою.
Смерть тотчас на грудь к нему вскочила,
Принялась душить его под горло.
«Ты уж больно давишь, – простонал он. —
Кончим шутку, мне пора быть дома,
Стричь овец, сыры из кадей вынуть».
Смерть глядит в глаза ему и давит.
«Дай ты мне еще хоть двое суток
Погулять на вольном белом свете;
Попрощаюсь только со своими
И потом приду, куда укажешь».
Смерть глядит в глаза и пуще давит.
«У меня жена есть молодая!
Как одна останется, голубка!
Весела всегда была, как пташка...
У меня сынок есть – чуть лепечет,
Есть другой – чуть-чуть смеяться начал...
Отпусти хоть ради их, сироток!»
Налегает Смерть уж всею силой.
«Об душе хоть дай подумать грешной!» —
Прохрипел он и замолк навеки.
С тем она его и доконала.
<1860>
АД
Из подземного из ада
С шумом вылетела птичка;
И, как вылетела, села
На траву и еле дышит.
Видят матери и сестры,
Сладкий мускус ей приносят,
Амарант и белый сахар.
«Освежися, пей и кушай! —
Уговаривают птичку, —
Расскажи нам, что в подземном,
Темном царстве ты видала?»
– «Что сказать мне вам, бедняжки! —
Вздрогнув, вымолвила птичка, —
Смерть я видела, как скачет
На коне в подземном царстве;
Юных за волосы тащит,
Старых за руки волочит,
А младенцев нанизала
Вкруг, за горлышко, на пояс».
<1860>
«ЧТО ГОРЫ ПОТЕМНЕЛИ?..»
Что горы потемнели?
Что тьма по ним ползет?
Не ветер ли их хлещет?
Не дождик ли сечет?
Не ветер горы хлещет,
Не дождик их сечет:
Их Смерть переезжает
И полк теней ведет.
Кончают поезд старцы,
А юноши в челе;
Рядком сидят младенцы
У Смерти на седле.
И юноши ей кличут,
И молят старики:
«Свернем с пути в деревню,
Вздохнем хоть у реки!
Испьют водицы старцы,
И юноши пускай
Поборются, а детям
Нарвать цветочков дай».
«В деревню не заеду,
Не стану над рекой!
К ней матери и жены
Приходят за водой:
Жена узнает мужа,
Узнает сына мать —
Уцепятся друг в друга,
И их уж не разнять!»
1858
««ПРИВОЛЬЕ НА ГОРАХ РОДНЫХ – ПРИВОЛЬЕ В ТЕМНЫХ ДОЛАХ...»
«Приволье на горах родных – приволье в темных долах...
Белеют летом овцы там; зимой снега белеют,
Там светит солнце красное, там смерти не боятся!»
Так в тартаре три молодца о свете толковали,
Решились хоть на миг уйти – на свет взглянуть украдкой;
Один решил – к весне пойдем, другой – уж лучше к лету,
А третий – лучше к осени, к сбиранью винограда;
Услышала их девица, и дрогнуло в ней сердце;
Скрестила руки, просится она из ада с ними.
«Меня возьмите, молодцы, на белый свет с собою!»
– «Нельзя, нельзя, красавица, нам взять тебя с собою!
Ты ходишь – башмаки стучат, бряцают ожерелья,
Ты платья легким шелестом, пожалуй, Смерть встревожишь!»
– «Я платье подвяжу себе, я сброшу ожерелье,
По лестнице тихохонько пойду босая с вами!
Еще раз, братцы, хочется взглянуть на свет мне белый,
Взглянуть, как плачет матушка, по дочке убиваясь!
Взглянуть, как братцы-сродники тоскуют по сестрице!»
– «Ах, девица-красавица! о милых не крушися!
Твои все братцы-сродники уж пляшут в хороводе,
А матушка на улице с соседками судачит!»
<1860>
«В ТЕМНОМ АДЕ, ПОД ЗЕМЛЕЮ...»
В темном аде, под землею,
Тени грешные томятся;
Стонут девы, плачут жены,
И тоскуют, и крушатся...
Всё о том, что не доходят
Вести в адские пределы —
Есть ли небо голубое?
Есть ли свет еще наш белый?
И на свете – церкви божьи,
И иконы золотые,
И как прежде, за станками,
Ткут ли девы молодые?.
<1860>
«ОПУСТЕЛИ НАШИ СЕЛА...»
Опустели наши села;
Не видать богатырей!
Не палят, не мечут камней,
Даже свадьбы – без гостей!
Все ушли, у всех забота —
Крепость вывели в горах;
Башни, стены – из порфира,
Медь литая – в воротах.
По стенам уж ставят пушки,
Подымают знамена...
И приходит Смерть под крепость,
Безоружна и одна.
И глядит: «Здорово, детки!»
– «Здравствуй, Смерть! куда бредешь?»
– «Да господь послал за вами».
– «Что ж, твои – коли возьмешь!»
И со стен на Смерть смеются:
«Есть ли лестница с тобой?»
Не полезла Смерть на стены,
Только топнула ногой:
Гул раздался под землею,
Туча гору облегла...
И чрез миг – одна стояла
Обожженная скала.
<1862>
«ПОКАЗАЛАСЬ ЗВЕЗДА НА ВОСТОКЕ...»
Показалась звезда на востоке.
Золотая звезда показалась.
Не звезда то была золотая,
То был ангел с златыми крылами,
Возвещал он в услышанье людям:
«Щеголяйте, пока еще время!
В многоцветные платья рядитесь!
Злато-серебро сыпьте, кидайте!
Красных дев ко груди прижимайте!
Наступает последнее время:
Похвалилася Смерть в преисподней,
Огород городить собралася;
Что в своем ли она огороде
Не дерев-кипарисов насадит,
А лихих молодцов-паликаров;
И не розанов вкруг их душистых, —
А румяных девиц, белогрудых;
Не гвоздик, не анютины глазки,
А малюток в куртинах посадит;
И натычет вокруг огорода —
Стариков и старух частоколом».
<1862>
ОТЗЫВЫ ЖИЗНИ
ДУХ ВЕКА
Дух Здорово, друг!.. Что ты так мрачен?
Меж тем ты юн и в цвете сил...
Ужели мир души утрачен?
А я давно тебя следил,
Тебя встречая, улыбался,
Умильно на тебя глядел, —
Но ты понять меня боялся
Или, быть может, не хотел...
Юноша Да, мне лицо твое не чуждо.
Тебя я видел... но когда —
Не помню.
Дух До того нет нужды!
Юноша Я беса Фауста так всегда
Воображал.
Дух Всё может статься.
И бесом я у Фауста был;
Другим иначе я служил;
С людьми в пустыню шел спасаться;
В Ерусалим Готфреда рать
Водил неверных поражать;
Еще же прежде...
Юноша Кто ж ты ныне?
Дух Я был и буду друг людей.
Я жил с отшельником в пустыне,
Ел желуди, не спал ночей,
Мы с ним пороки поражали
И вместе тело бичевали,
И, в избавленье от грехов,
Я жег живых еретиков.
С ученым жил я в бедной келье;
В Амальфи роясь, весь в пыли,
Едва не плакал от веселья.
Когда пандекты мы нашли;
Я комментировал всю древность,
Всё разрывал, всё изучал,
И до того я простирал
В душе классическую ревность,
Что не считал я за грехи
Свои латинские стихи...
Кто я таков – когда узнаешь,
Меня полюбишь, приласкаешь;
Меня как хочешь назови:
Я простодушен, изворотлив,
Мот, скряга, пышен и расчетлив.
В век романтической любви
Я пел романсы трубадуром,
Вздыхал... Потом пришла пора,
Среди версальского двора
Явившись сахарным амуром,
Я в будуарах герцогинь
Ловил их взор, улыбку, ласки, —
Там пародировал я сказки
Про гомерических богинь.
Вокруг меня всегда роились
Толпы поклонников моих, —
Они все вдоволь насладились,
И верь, я не обидел их:
Мои отшельники – святые!
Мои ученые нашли
Закон движения земли,
Нашли у древних запятые;
Мои питомцы удалые
Колумб, де Гама, Кук, Ченслор
Миры за бездной отыскали;
Мои вздыхатели вздыхали
И были счастливы: любовь
Моих версальских пастушков
Маркизы щедро награждали...
Явился к Фаусту бесом я —
Но сам ведь кинулся он к бесу,
Он стал допытывать меня —
С загадок сдернул я завесу,
И от меня он всё узнал,
Что после горько проклинал.
Итак, ты видишь, человека
Всегда, везде был другом я.
Я назову тебе себя,
Когда угодно, духом века:
Я тот могучий чародей,
Который мыслью вашей правит,
Возносит вас, честит и славит
И служит целью в жизни сей.
Юноша Дух века?.. Что ж ты мне предложишь
Давно я голову ломал,
Но всё тебя не угадал.
Дух Я знаю, ты себя тревожишь
Несвоевременной мечтой!
Что было раз, того в другой
Ты возвратить никак не можешь.
На мир ты дельно погляди
И хладнокровно рассуди:
Всё, до чего дошли науки,
То всё теперь дано вам в руки;
Искусство нынче не ново —
Не подивишь уж никого!
Притом статуи и картины
Теперь выводятся в гостиной,
Зачем им праздно там висеть?
Теперь совсем иное чувство
В нас услаждать должно искусство —
Нам мягко надобно сидеть...
Юноша О, не кощунствуй над святыней!
Не станет муза вам рабыней!
Немногих избранных синклит
Зародыш творчества растит,
Руководимый к высшим целям...
В вас нет души... Вы хладный труп,
Не Пантеон вам надо – клуб,
И Гамбс вам будет Рафаэлем!
Дух Не горячись. Дай кончить мне.
Притом пойми: кто может в море
Идти наперекор волне?..
Итак, вам незачем гоняться;
Вам стоит только наслаждаться
Тем, что вам создали века.
Открытий жажда устремляла
К опасным странствиям, бывало.
Теперь опасность далека:
Прорыты на реках пороги,
Вас паровоз и пароход
Повсюду дешево везет;
В горах проведены дороги,
Висят над безднами мосты...
Хоть тем у ваших путешествий
И отняты все красоты
Внезапных, странных происшествий,
Но уж зато вернетесь вы
Не своротивши головы
И сыты: скверного трактира
Теперь почти нигде уж нет...
Юноша Блажен, кто мог увидеть свет!
Тот не вполне знал прелесть мира,
Кто на Неаполь не глядел
С высот, в часы вечерней тени;
Не знает тот, что может гений,
Кто мрамор Фидия не зрел;
Тот жил еще полудушою,
Кто посреди твоих могил
С тобой, о Рим, не говорил!
Дух Всё это правда, и ценою
Мы купим всё не дорогою.
Юноша А как, скажи-ка?
Дух Не спеши,
Мы всё уладим, обещаю.
Но ты не слушаешь... О, знаю,
Что в глубине твоей души...
Юноша Так ты до дел чужих охотник?
Дух Твоя Мария...
Юноша Знает всё!
Дух Как мне не знать; я первый сплетник
И ex officio.[55] Ее
Я видел... Как она прекрасна!
Как небо южное, темны
Ее глаза – и смотрят ясно,
А как они оттенены
Ресницей длинной!.. А ланиты?..
Лучистый блеск разлит вкруг них,
С румянцем нежным чудно слитый...
А косы?.. Перед кем-то их
Она, о пышная сирена,
Распустит, черные как смоль,
Чуть не по самые колена...
Юноша О демон, замолчи!
Дух Изволь —
А ты бы шелк их благовонный
Мог, вынув гребень, рассыпать
И то вакханкой, то мадонной
Свою красотку убирать...
Юноша О, нет, не мучь меня напрасно...
Да, я ее боготворил,
Но обладания желаньем
В своих мечтах не оскорбил.
Любовь я мерил лишь страданьем
И безнадежною тоской!
Дух Да, тут тебе расчет плохой.
Отец ведь из моих клиентов —
Ее без выгод не продаст;
Как капитал, он для процентов
Жидовских в рост ее отдаст.
Ведь женщин этаких нет боле:
Какая гибкая душа,
То с слабой, то с могучей волей...
Нельзя отдать без барыша!
Юноша Оставь, оставь мой сон чудесный!
Пусть тихо спит моя любовь,
Пусть явится она мне вновь
Как призрак чистый, гость небесный!
Дух Но к цели можно бы прийти.
Мы в честь войдем, богатства скопим:
На то есть разные пути...
Юноша А совесть?..
Дух Что ж!.. в вине утопим!
И что за совесть у него!
И что за слово? Для чего
Употреблять всегда его?
Одно понятие пустое...
Понятье можно ль запятнать?
Да кто поруку может дать,
Что есть понятие такое!
Всем благам есть один итог:
Набитый туго кошелек,
Сей ключ под все подходит двери;
Вес, слава, честность, прямота,
Великодушье, красота,
Честь, ум – или, по крайней мере,
Названье «умный человек» —
Всё купишь золотом в наш век...
Когда б на острове Марию
Ты видел с берега, ты к ней
Поплыл ли бы среди зыбей
Через неверную стихию,
Рискуя – или досягнуть,
Иль, захлебнувшись, утонуть?
Юноша В нас сердце часто то решает,
Что не решим мы головой.
Дух Но если голова узнает.
Что, не кидаясь в омут...
Юноша Стой!
Давай мне золота...
Дух Вот дело!
Вот мужа речь! Умно и смело!
Но ведь ты знаешь, никогда
Его не будет без труда,
Так выслушать имей терпенье
Теперь мое нравоученье.
Всегда, во-первых, в людях ты
Кажись героем правоты:
Где горд, где низок; ум и глупость,
Иль даже от природы тупость,
Показывай; здесь – ни гугу!
А там дай волю языку —
Льсти дуракам. А если встретишь
(Рыбак ведь виден рыбаку),
В ком цель такую же заметишь, —
Спеши опутать, сбить, связать.
Нельзя – то тотчас приласкать:
В порядке, мной теперь открытом,
Всё общим держится кредитом.
Друзья уж вынесут. Дадут
Тебе творить народу суд —
Вот тут-то знай стезю лукавых:
Тогда умей своей рукой
Закон то усыпить порой,
То пробудить. Громя неправых,
Неправду в тишине твори;
Придет ли мор – толпе радея,
Свои амбары отвори:
Одной рукой златницы сея,
Другой сторицею бери...
Умей загадочным казаться,
Открыто общим злом терзаться,
С слезой в очах, нахмуря лоб,
Чтоб подозренья успокоить,
Толкуй, как пылкий филантроп,
Что бедных надобно пристроить!
Тогда всему ты властелин!
Я приведу мильон примеров
Счастливцев всяких величин,
Больших и маленьких размеров.
Юноша И я – я слушаю тебя!
Сношу твое я хладнокровье!
Прочь, прочь!
Дух Красавица – твоя
Могла бы быть!
Юноша Прочь от меня!..
Дух Не нравятся мои условья,
Но из контракта своего
Не уступлю я ничего!..
Мне душу надо молодую,
Чтоб под дыханием моим
В ней доблесть таяла, как дым...
За то я золото дарую —
А ты так чванишься, чудак!
Юноша И ты зовешься духом века!..
Дух Я прежде действовал не так:
Мной говорил Платон, Сенека,
Мной вдохновлен был Аристид...
Юноша И он, дух века, мне твердит,
Чтоб всё, что в мире есть святого,
Всё – душу, совесть, мысль и слово,
Мой образ божий – я разбил
И, лишь корыстью распаленный,
Союз позорный заключил
С толпой мерзавцев развращенной!..
О том ли говорил мне ты,
О голос матери-природы,
Питая пыл моей мечты
Величьем славы и свободы?..
Я голос сердца своего
Чтил гласом бога самого;
Любовь, и гордость, и отвага,
И независимость ума —
Моей души прямые блага...
Прочь, ядовитая чума!
Дух Меня ты гонишь, но не бойся,
Я не сержусь.
Юноша Змея, сокройся!
Дух С тебя я глаза не спущу
И скоро снова навещу.
Юноша Прочь, адский дух!..
1844
БАРЫШНЕ
«Вам – быть оракулом! (Petits jeux)[56]
Вас, ангел, реющий в гостиных,
Краса и диво наших зал,
Вас, примадонна игр невинных,
Наш лучезарный идеал,
Дерзаю робкими струнами
Я славить... Сердцем и душой
Благоговею перед вами...
Природы лучшею мечтой
Вы рождены: ваш стан так строен,
Так очи светлы, взор спокоен...
Так широко из-под кольца
На грудь, на плечи восковые
Упали локоны густые...
Дивлюсь могуществу творца
И вашей маменьки искусству:
Так много вашим красотам,
Движеньям, взглядам и словам
Придать и грации, и чувства!
Она взрастила вас в тиши,
Храня от страшных бурь души,
Вам ум и волю заменяя,
За вас прочувствовать желая
Всё, чем нас губит жизнь, томит,
Хотя мгновенно веселит...
Так цвет изнеженной лилеи
Хранят в тепле оранжереи.
Его мороз не прошибал
И бурный ветер не сгибал.
Хотя не пил головкой жадной
Он утра свежести прохладной,
Не красовался он, блестя
Весь в каплях вешнего дождя.
Сквозь солнце вспрыснувшего поле...
Вы, нежась в сладостной неволе,
Лелея тихо свой покой
И жизни крайностей не зная,
Взросли, питая ум мечтой
И жизнь себе изобретая...
И эта жизнь не шумный пир —
Особый, светлый, чудный мир:
Как в фантастическом балете,
Из-за прозрачной кисеи
Встают пред вами в тихом свете
Картины счастья и любви;
Среди волшебных декораций,
Средь групп эфирных нимф и граций,
Над урной спящих стариков,
Под сенью лотосных листов,
Огромных раковин, кристаллов
И фантастических кораллов,
Ковром душистой муравы
Чудесно странствуете вы...
Но не одни: крылатый гений
Ведет вас... Там сияет храм...
И тихо мраморных ступеней
Уже коснулись вы... И там
Священный жертвенник с цветами
Перед богинею возжжен...
Кто ж этот гений?.. Да! он, он!
Его я видел... Ведь он с вами
Вчера мазурку танцевал,
Разочарованным казался,
Так ус крутил, так зло смеялся,
Так всю вас взором пожирал,
Так крепко шпорами стучал...
Его я знаю; с уваженьем
Всегда внимаю я сужденьям
Его о винах и конях...
Счастливец! Он один виденьем
Мелькает в ваших легких снах...
Понятно мне, зачем бледнели,
Краснели вы пред ним, зачем
Вчера с таким вы чувством пели:
«Si tu savais, combien je t'aime!»[57]
Но, боже мой!.. вот туча всходит,
Я вижу, меркнет небосклон,
Виденье милое проходит,
Как мимолетный легкий сон...
Я вижу...
Тихо в вашей спальне
Проснулись утром вы, лежат
Вкруг вас цветы, убор ваш бальный,
Венок, браслет, и ваш наряд
Разбросан в милом беспорядке;
Уж вы проснулись, но поднять
Глаза не хочется, вам сладко
Ночные грезы продолжать,
К груди подушку прижимая,
Бог знает что воображая,
Уста сжимать и разжимать...
Внезапным маменьки приходом
Всё прервано: целуя вас,
С вас не спуская зорких глаз,
Она вас спросит мимоходом:
«Как нравится тебе NN?»
Вы отвечаете наивно:
«Он в парике и препротивный!»
– «Умен...» – «Мамаша! Старый хрен!»
– «И добр...» – «И пахнет так духами!»
– «Богат и мил...» – «Богатство... вздор!»
– «Не стар и уж богат чинами...»
Короче, этот разговор
Такое кончит заключенье,
Что брак по страсти – заблужденье,
Что страсть пройдет, как метеор...
И правда!.. Вам потом одетой
Велят к обеду быть; жених
Вам привезет уже браслеты.
Пред ним бледнея каждый миг,
Ему вы будете сбираться
Сказать, во всем ему признаться;
Но недостанет силы в вас
Ему изречь простой отказ...
И вы поплачете немного...
Дня через три пройдет печаль;
Все скажут хором: «Слава богу!»
Никто про вас не скажет: «Жаль!»
Вам осенят венком цветущим
Из белых роз, обвитых плющем,
Широкий узел черных кос;
Все ахнут: «Как она прекрасна!»
И не заметят робких слез —
Слез Ифигении несчастной
Перед Калхасовым ножом...
Но это миг один... Потом
И вы привыкнете к супругу,
Как в детстве к нянюшке своей,
К его значенью, чину, кругу
Тяжелых, будничных идей;
Приняв восточную небрежность,
Вы девок станете ругать
И мужу каждый раз являть
В очах особенную нежность,
Когда он в службе отличен
Иль высших ласкою почтен;
Он на звезду свою укажет,
Прочтет патент и нежно скажет:
«Всё для тебя я» – и солжет...
В кругу хозяйственных забот,
За самоваром иль в гостиной,
Пленяя милой болтовней,
Смеяся шуточке невинной,
Страдая нервами порой,
Вы вечно будете казаться
(Что свет про вас ни говори)
Созданьем розовой зари
И легкокрылого зефира,
И выше праха, выше мира!
Что мир вам? Грязная нужда
И нищета в лохмотьях бедных,
Толпа страдальцев, грубых, бледных,
С безумным взором, без стыда,
С клеймом насильного разврата,
С клеймом проклятья от собрата,
Чужда вам будет и чудна,
И отвратительно-страшна!
Полны возвышенной морали,
Вы скажете: «То их вина...
Зачем они не соблюдали
Долг добродетели святой!»
С какою гордостью прямой
Себя бы с ними вы сравнили —
Хотя без нужды, без борьбы
Быть добродетельной купили
Вы златом право у судьбы...
Зато другие твари мира
В вас сострадание найдут
И даже слезы извлекут:
Ив клетке птичка, дочь эфира,
И заяц жареный... Увы!
Невольно вспомните тут вы,
Что он тот самый, что пугливо
Дорогу вам перебегал,
Пугал вас в роще, торопливо
Скакнув из листьев, и нырял
В златистом море пышной нивы.
И что ж! сгубил его тиран,
Убийца тварей беззаботных...
Так вы в страданиях животных
Прочтете истинный роман,
И в жизни, полной тихой лени,
В вас успокоится на миг
Потребность сильных ощущений,
Источник болей головных.
Но тут не всё. Неся условья,
Оковы среднего сословья,
Вы не сроднитесь с ним душой:
Читать вы будете порой
Романы из большого света,
И на себе их примерять,
И в новых формах этикета
Его свободу применять...
Средь жизни мирной, жизни чинной,
Благопристойной и невинной,
Желая душу отвести,
Следить вы будете упрямо
Траги-нервические драмы,
Симпатизируя вполне








