Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Аполлон Майков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц)

Все в одну душу слились – чистую душу на миг;

Но разбредутся – и в каждом проснется опять своя совесть,

В каждом опять заскребет в сердце таящийся гад.

* * *

Всюду: «Что нового?» – слышишь. Да вдумайся в старое прежде!

В нем для себя ты найдешь нового много, поверь!

* * *

Формы, мой друг, совершенство – не всё еще в деле искусства

Чистая пусть извнутри светится в ней мне душа.

* * *

Времени мстить предоставь за пороченье, ложь и обиды:

Тайных агентов оно в каждой имеет душе.

* * *

Друг мой! Ученые, верь, не такие, как кажутся, боги;

Наше невежество – вот в чем нередко их сила!

   1882-1883

«О ТРЕПЕЩУЩАЯ ПТИЧКА...»

О трепещущая птичка.

Песнь, рожденная в слезах!

Что, неловко, знать, у этих

Умных критиков в руках?

Ты бы им про солнце пела,

А они тебя корят,

Отчего под их органчик

Не выводишь ты рулад!

   1872

«ТЫ ГОВОРИШЬ, У ТЕБЯ НЕТ ВРАГОВ – ИЗВИНИ, НЕ ПОВЕРЮ...»

Ты говоришь, у тебя нет врагов – извини, не поверю:

Столько ты сделал добра! стольким помог! стольких спас!

Знай: благодарность для низкой души – нестерпимое бремя —

Ну, а высоких-то душ – много ль ты знаешь?..

Сочти!

   1891

Гр. О. А. Г. К – Й

Жизнь – достиганье совершенства,

И нам победа над собой

Едва ль не высшее блаженство

В борьбе с ветхозаветной тьмой.

   1891

«В ЧЕМ СЧАСТЬЕ?.. В ЖИЗНЕННОМ ПУТИ...»

В чем счастье?..

В жизненном пути,

Куда твой долг велит – идти,

Врагов не знать, преград не мерить,

Любить, надеяться и – верить.

   1889

О ПАМЯТЬ СЕРДЦА! ТЫ СИЛЬНЕЙ РАССУДКА ПАМЯТИ ПЕЧАЛЬНОЙ!

ИЗ ПИСЬМА

Миг внезапных откровений,

Миг, – когда в душе твоей

Новых чувств пробил источник,

Новый свет явился в ней;

Миг, – когда восторжествует

Ангел твой над сатаной;

Миг – святого умиленья

Человеческой душой —

Всё – лишь миг!.. Но с ним зажглася

Над тобой еще звезда,

И лучом своим пронижет

Все грядущие года...

Дай господь таких мгновений

Вам что звезд на небесах,

Чтобы радовалось сердце

В перекрестных их лучах!

   1889

«УЛЫБКИ И СЛЕЗЫ!.. И ДОЖДИК И СОЛНЦЕ!..»

Улыбки и слезы!.. И дождик и солнце!

И как хороша —

Как солнце сквозь этих сверкающих капель —

Твоя, освеженная горем, душа!

   Май 1889

«О МОРЕ! НЕЧТО ЕСТЬ СЛЫШНЕЙ ТЕБЯ, СИЛЬНЕЙ...»

О море! Нечто есть слышней тебя, сильней

И глубже, может быть... Да, скорбь души моей

Желала и ждала тебя – и вот я ныне

Один – в наполненной тобой одним пустыне...

Ты – в гневе... Вся душа моя потрясена,

Хоть в тайном ужасе есть сладкое томленье»

Чего-то нового призыв и откровенье...

Вот – темной полосой лазурная волна,

Потряхивая там и сям жемчужным гребнем,

Идет – и на берег, блестя и грохоча,

Летит и – рушится, и с камнями и щебнем

Назад сливается, уж злобно рокоча,

Сверкая космами быстро бегущей пены...

И следом новая, и нет конца их смены,

И непрерывен блеск, и непрерывен шум...

Гляжу и слушаю, и оглушен мой ум,

Бессильный мысль связать, почти не сознавая,

Теряяся в шуму и в блеске замирая...

О, если бы и ты, о сердце! ты могло

Дать выбить грохоту тех волн свое-то горе,

Всё, что внутри тебя так стонет тяжело,

Пред чем, как ни ликуй на всем своем просторе, —

Бессильно и само грохочущее море!..

   1887

«УТРАТА ДАВНЯЯ ДОСЕЛЬ СВЕЖА В ТЕБЕ...»

Утрата давняя досель свежа в тебе...

Покорность тихая карающей судьбе

Горячих сердца ран в тебе не исцелила...

Везде перед тобой – та бедная могила

С чугунным крестиком, с невянущим венком...

Луч даже радости над пасмурным челом

Нежданно слезы лишь на очи вызывает...

Так хмурой осенью стоит недвижен лес,

И медленно туман на листья оседает;

Прорвется ль луч с яснеющих небес, —

Игривый ветерок вспорхнет, его встречая, —

Но с улыбнувшихся древес

Вдруг капли крупные посыплются, блистая...

   1871

«ГОНИ ИХ ПРОЧЬ, ТВОИ МУЧИТЕЛЬНЫЕ ДУМЫ!..»

Гони их прочь, твои мучительные думы!

Насильно подыми поникший долу взгляд!

Дай солнцу проглянуть в туман души угрюмый,

И разорвется он, и клочья полетят,

Как привидения – а с ними мрак и горе,

И жизнь в глаза блеснет, под золотым лучом,

Как вдруг открывшееся море

Во всем своем просторе голубом!

   15 октября 1890, Буюк-дере

«ТАК!.. ДОБРЫМ ДЕЛОМ БЫЛ ОТМЕЧЕН...»

Так!.. Добрым делом был отмечен

Твой день сегодня!.. О, блажен

Тот, чей приход враждой был встречен,

Потом – в слезах благословен!

Ты сам как будто в новом мире,

И новый свет тебе пахнул,

И в сердце – точно струнный гул

На только что умолкшей лире...

   1883

«ВНЕ ДОЛГА – ЖИЗНИ И НЕ ЗНАЯ...»

Вне долга – жизни и не зная,

Она несет свой крест земной,

Для тяжкой ноши почерпая

Лишь в сердце силу и покой;

Мир, ею созданный, ревниво

От чуждых взоров сторожит,

И что в душе у ней – стыдливо

И от себя самой таит...

Лишь в миг удара громового,

Или когда подъем волны

На берег вынесет – и снова

Настанет радость тишины, —

Такое выскажет вдруг слово,

Такие вскроет глубины,

Что в новость ей и в изумленье,

Вдруг просиявший под грозой,

От уз земного принужденья

Освобожденный – образ свой...

   1890

«ТУМАНОМ МИМО ЗВЕЗД СРЕБРИСТЫХ ПРОПЛЫВАЯ...»

Туманом мимо звезд сребристых проплывая

И вдруг как дым на месяце сквозясь,

Прозрачных облаков разрозненная стая

Несется по небу в полночный тихий час...

В тот тихий час, когда стремлений и желаний

Уймется буйный пыл, и рой воспоминаний,

Разрозненных, как эти облака, —

Бог весть откудова, из тьмы, издалека,

Из бездн минувшего – виденье за виденьем

Плывут перед моей усталою душой.

Но из-за них одна, всё озаря собой,

Ты, непорочная, недремным провиденьем,

Усладою очей сияешь надо мной —

Одна – как месяц там на тверди голубой,

Недвижный лишь один над этой суетой,

Над этим облачным, бессмысленным движеньем.

   1889

ИЗ АПОЛЛОДОРА ГНОСТИКА

«ДУХ ВЕКА ВАШ КУМИР; А ВЕК ВАШ – КРАТКИЙ МИГ...»

Дух века ваш кумир; а век ваш – краткий миг.

Кумиры валятся в забвенье, в бесконечность..

Безумные! ужель ваш разум не постиг,

Что выше всех веков – есть Вечность!.

   <1877>

«МИЛЫХ, ЧТО УМЕРЛИ...»

Милых, что умерли,

Образы светлые

В сердце своем схорони!

Там они – ангелы

Будут хранители

В жизненных бурях тебе!

   <1883>

«НЕ ГОВОРИ, ЧТО НЕТ СПАСЕНЬЯ...»

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звезды,

Чем глубже скорбь, тем ближе бог.

   1878

«БЛИЗИТСЯ ВЕЧНАЯ НОЧЬ... В СТРАХЕ ДРОГНУЛО СЕРДЦЕ...»

Близится Вечная Ночь... В страхе дрогнуло сердце —

Пристальней стал я глядеть в тот ужасающий мрак...

Вдруг в нем звезда проглянула, за нею другая, и третья,

И наконец засиял звездами весь небосклон.

Новая в каждой из них мне краса открывалась всечасно,

Глубже мне в душу они, глубже я в них проникал...

В каждой сказалося слово свое, и на каждое слово,

С радостью чувствовал я, отклик в душе моей есть;

Все говорили, что где-то за ними есть Вечное Солнце,

Солнце, которого свет – блеск и красу им дает...

О, как ты бледно пред Ним, юных дней моих солнце!

Как он ничтожен и пуст, гимн, что мы пели тебе!

   1882

ЭПИТАФИЯ

(Списано с гробницы)

Здесь почивающей жребий выпал не тот, что всем людям.

Да! умерла – и живет, и немеркнущий свет созерцает;

Вечно жива – для живых! кто же мертвой ее почитает —

Мертв тот, поистине, сам!.. О земля! что дивишься

Новой еще для тебя этой тени? Что значит твой страх?..

   1882

«ЗАКАТА ТИХОЕ СИЯНЬЕ...»

Заката тихое сиянье,

Венец безоблачного дня, —

Не ты ли нам знаменованье

Иной ступени бытия?..

Взор очарованный трепещет

Пред угасанием твоим,

Но разгорается и блещет

Всё ярче звездный мир над ним...

Земного, бедного сознанья

Угаснут бледные лучи, —

Но в наступающей ночи

Лишь перерыв существованья:

От уз освобожденный дух

Первоначальный образ примет,

И с вечных тайн пред ним подымет

Завесу Смерть, как старый друг,

И возвратит ему прозренье,

Сквозь все преграды вещества,

Во всё духовное в творенье,

О чем в телесном заключенье

Он и мечтать дерзал едва...

   1888

«ВЫШЕ, ВЫШЕ В ПОДНЕБЕСНОЙ...»

Выше, выше в поднебесной

Возлетай, о мой орел,

Чтобы мир земной и тесный

Весь из глаз твоих ушел!

Возносися в те селенья,

Где, как спящие мечты,

Первообразы творенья

В красоте их чистоты, —

В светлый мир, где пребыванье

Душ, как создал их господь,

Душ, не ведавших изгнанья

В человеческую плоть!..

   1887

«КАТИСЬ, КАТИСЯ НАДО МНОЙ...»

Катись, катися надо мной

Всё просвещающее Время!

Завесу тьмы влеки с собой.

Что нам скрывает Свет Святой

И на душе лежит как бремя, —

Чтобы мой дух, в земных путях

Свершив свое предназначенье,

Мог восприять в иных мирах

И высшей Тайны откровенье.

   1892

«ПОЭЗИЯ – ВЕНЕЦ ПОЗНАНЬЯ...»

Поэзия – венец познанья,

Над злом и страстью торжество;

Тебе в ней свет на всё созданье,

В ней – божество!

Ее сияние святое

Раз ощутив – навек забыть

Всё мимолетное, земное;

Лишь ею жить;

Одно лишь сознавать блаженство,

Что в дух твой глубже всё идет

И полнота, и совершенство

Ее красот...

И вот уж он – проникнут ею...

Остался миг – совсем прозреть:

Там – вновь родиться, слившись с нею,

Здесь – умереть!

   1889

«ПИР У ВАС И ЛИКОВАНЬЯ...»

Пир у вас и ликованья:

Храм разбит... Но отчего,

В блеске лунного сиянья,

Не пройдёшь без содроганья

Ты пред остовом его?

Отчего же ты, смущённый

Пред безмолвием небес,

Хоть из пропасти бездонной,

Силы темной, безымённой

Ждёшь явлений и чудес?..

   1889

««ПРОЧЬ ИДЕАЛЫ!» ГРОЗНЫЙ КЛИК!..»

«Прочь идеалы!» Грозный клик!..

«Конец загробной лжи и страху!

Наш век тем славен и велик,

Что рубит в корень и со взмаху!

Мир лишь от нас спасенья ждёт —

Так – без пощады! и вперёд!..»

И вот, как пьяный, как спросонок,

Приняв за истину символ,

Ты рушить бросился... Ребёнок!

Игрушку разломал и зол,

Что ничего в ней не нашёл!..

Ты рушишь храмы, рвёшь одежды,

Сквернишь алтарь, престол, потир, —

Но разве в них залог Надежды,

Любви и Веры видит мир?

Они – в душе у нас, как скрытый

Дух жизни в семени цветка, —

И что тут меч твой, ржой покрытый,

И детская твоя рука!..

   4-10 октября 1889

«ТВОРЦА, КАК ДУХА, ПОСТИЖЕНЬЕ...»

Творца, как Духа, постиженье,

О человек, душой твоей —

Что звёзд и солнца отраженье

В великом зеркале морей!

Ты сам, пришелец в сей юдоли,

Ты – тоже дух, созданный Им,

И даром разума и воли

Стоишь как царь над всем земным.

Свободен ты – но над тобою

Есть Судия. В дни ветхой тьмы

Он налетал огнём, войною,

Как гром, как трус, как дух чумы...

Его лица, ни даже тени,

Никто из смертных не видал,

И лишь костями поколений

В пустыне путь Его сверкал...

Теперь – не то...

Неслышный входит. Весь – сиянье.

С крестом, поправшим Смерть и тлен;

В раскрытой книге – начертанье

Святых евангельских письмен;

Глубокий взор помалу светом

Охватит внутрь всего тебя,

И ты, прозрев во свете этом,

Осудишь сам уже себя,

И сам почуешь, что в паденье

Твоей мятущейся души

Одно ей жизнь и воскресенье —

Его: «Иди и не греши!»

   1889

«ИЗ БЕЗДНЫ ВЕЧНОСТИ, ИЗ ГЛУБИНЫ ТВОРЕНЬЯ...»

Из бездны Вечности, из глубины Творенья

На жгучие твои запросы и сомненья

Ты, смертный, требуешь ответа в тот же миг,

И плачешь, и клянешь ты Небо в озлобленье,

Что не ответствует на твой душевный крик...

А Небо на тебя с улыбкою взирает,

Как на капризного ребенка смотрит мать.

С улыбкой – потому, что всё, все тайны знает,

И знает, что тебе еще их рано знать!

   1892

«АСКЕТ! ТЫ НЕКОГДА В ПУСТЫНЕ...»

Аскет! ты некогда в пустыне,

Перед величьем божества,

Изрек, восторженный, и ныне

Еще не смолкшие слова:

«Жизнь эта – сон и сновиденье,

Мираж среди нагих песков;

Лишь в смерти – полное забвенье

Всей этой лжи, успокоенье,

Сон в лоне бога – и без снов».

Ты прав, мудрец: всё в мире тленье,

Всё в людях ложь... Но что-нибудь

Да есть же в нас, что жаждет света,

Чему вся ложь противна эта,

Что рвется в Вечность проглянуть...

На все моленья без ответа,

Я знаю, Время мимо нас

Несет событья, поколенья,

Подымет нас в своем стремленье

И в бездну бросит тот же час;

Я – жертва вплоть и до могилы

Всей этой бешеной игры, —

Ничто пред Разумом и Силой,

В пространство бросившей миры, —

Но говорит мне тайный голос,

Что не вотще душа моя

Здесь и любила, и боролась:

В ней есть свое живое я!

И жизнь – не сон, не сновиденье,

Нет! – это пламенник святой,

Мне озаривший на мгновенье

Мир и небесный, и земной,

И смерть – не миг уничтоженья

Во мне того живого я,

А новый шаг и восхожденье

Всё к высшим сферам бытия!

   1893

КАРТИНЫ

ВЕКА И НАРОДЫ

САВОНАРОЛА

В столице Медичи счастливой

Справлялся странный карнавал.

Все в белом, с ветвию оливы,

Шли девы, юноши; бежал

Народ за ними; из собора,

Под звук торжественного хора,

Распятье иноки несли

И стройно со свечами шли.

Усыпан путь их был цветами,

Ковры висели из окон,

И воздух был колоколами

До гор далеких потрясен.

Они на площадь направлялись,

Туда ж по улицам другим,

Пестрея, маски собирались

С обычным говором своим:

Паяц, и, с лавкой разных склянок,

На колеснице шарлатан,

И гранд, и дьявол, и султан,

И Вакх со свитою вакханок.

Но, будто волны в берегах,

Вдруг останавливались маски

И прекращались смех и пляски:

На площади, на трех кострах,

Монахи складывали в груды

Всё то, что тешит резвый свет

Приманкой неги и сует.

Тут были жемчуг, изумруды,

Великолепные сосуды,

И кучи бархатов, парчей,

И карт игральных, и костей,

И сладострастные картины,

И бюсты фавнов и сирен,

Литавры, арфы, мандолины,

И ноты страстных кантилен,

И кучи масок и корсетов,

Румяна, мыла и духи,

И эротических поэтов

Соблазна полные стихи...

Над этой грудою стояло,

Верхом на маленьком коньке,

Изображенье карнавала —

Паяц в дурацком колпаке.

Сюда процессия вступила.

На помост встал монах седой,

И чудно солнцем озарило

Его фигуру над толпой.

Он крест держал, главу склоняя

И указуя в небеса...

В глубоких впадинах сверкая,

Его светилися глаза;

Народ внимал ему угрюмо

И рвал бесовские костюмы,

И, маски сбросивши тайком,

Рыдали женщины кругом.

Монах учил, как древле жили

Общины первых христиан.

«А вы, – сказал, – вы воскресили

Разбитый ими истукан!

Забыли в шуме сатурналий

Молчанье строгое постов!

Святую Библию отцов

На мудрость века променяли;

Пустынной манне предпочли

Пиры египетской земли!

До знаний жадны, верой скупы,

Понять вы тщитесь бытие,

Анатомируете трупы —

А сердце знаете ль свое?..

О матерь божия! тебя ли,

Мое прибежище в печали,

В чертах блудницы вижу я!

С блудниц художник маловерный

Чертит, исполнен всякой скверны,

И выдает вам за тебя!..

Разврат повсюду лицемерный!

Вас тешит пестрый маскарад —

Бес ходит возле каждой маски

И в сердце вам вливает яд.

В вине, в науке, в женской ласке

Вам сети ставит хитрый ад,

И, как бессмысленные дети,

Вы слепо падаете в сети!..

Пора! Зову я вас на брань.

Из-за трапезы каждый встань,

Где бес пирует! Бросьте яству!

Спешите! Пастырю во длань

Веду вернувшуюся паству!

Здесь искупление грехам!

Проклятье играм и костям!

Проклятье льстивым чарам ада!

Проклятье мудрости людской,

В которой овцы божья стада

Теряют веру и покой!

Господь, услышь мои моленья:

В сей день великий искупленья

Свои нам молнии пошли

И разрази тельца златого!

Во имя чистое Христово

Весь дом греха испепели!»

Умолк – и факелом зажженным

Взмахнул над праздничным костром;

Раздался пушек страшный гром;

Сливаясь с колокольным звоном,

Te Deum^[48] грянул мрачный хор;

Столбом встал огненный костер.

Толпы народа оробели,

Молились, набожно глядели,

Святого ужаса полны,

Как грозно пирамидой жаркой

Трещали, вспыхивали ярко

Изобретенья Сатаны

И как фигура карнавала —

Его колпак и детский конь —

Качалась, тлела, обгорала

И с шумом рухнула в огонь.

–

Прошли года. Монах крутой,

Как гений смерти, воцарился

В столице шумной и живой —

И город весь преобразился.

Облекся трауром народ,

Везде вериги, власяница,

Постом измученные лица,

Молебны, звон да крестный ход.

Монах как будто львиной лапой

Толпу угрюмую сжимал,

И дерзко ссорился он с папой,

В безверьи папу уличал...

Но с папой спорить было рано:

Неравен был строптивый спор,

И глав венчанных Ватикана

Еще могуч был приговор...

И вот опять костер багровый

На той же площади пылал;

Палач у виселицы новой

Спокойно жертвы новой ждал,

И грозный папский трибунал

Стоял на помосте высоком.

На казнь монахов привели.

Они, в молчании глубоком,

На смерть, как мученики, шли.

Один из них был тот же самый,

К кому народ стекался в храмы,

Кто отворял свои уста

Лишь с чистым именем Христа;

Христом был дух его напитан,

И за него на казнь он шел;

Христа же именем прочитан

Монаху смертный протокол,

И то же имя повторяла

Толпа, смотря со всех сторон,

Как рухнул с виселицы он,

И пламя вмиг его объяло,

И, задыхаясь, произнес

Он в самом пламени: «Христос!»

Христос, Христос, – но, умирая

И по следам твоим ступая,

Твой подвиг сердцем возлюбя,

Христос! он понял ли тебя?

О нет! Скорбящих утешая,

Ты чистых радостей не гнал

И, Магдалину возрождая,

Детей на жизнь благословлял!

И человек, в твоем ученье

Познав себя, в твоих словах

С любовью видит откровенье,

Чем может быть он свят и благ...

Своею кровью жизни слово

Ты освятил, – и возросло

Оно могуче и светло;

Доминиканца ж лик суровый

Был чужд любви – и сам он пал

Бесплодной жертвою . . . . .

. . . . . . . . . . . . . .

   1851

КЛЕРМОНТСКИЙ СОБОР

Не свадьбу праздновать, не пир,

Не на воинственный турнир

Блеснуть оружьем и конями

В Клермонт нагорный притекли

Богатыри со всей земли.

Что луг, усеянный цветами,

Вся площадь, полная гостей,

Вздымалась массою людей,

Как перекатными волнами.

Луч солнца ярко озарял

Знамена, шарфы, перья, ризы,

Гербы, и ленты, и девизы,

Лазурь, и пурпур, и металл.

Под златотканым балдахином,

Средь духовенства властелином

В тиаре папа восседал.

У трона – герцоги, бароны

И красных кардиналов ряд;

Вокруг их – сирых обороны —

Толпою рыцари стоят:

В узорных латах итальянцы,

Тяжелый шваб, и рыжий бритт,

И галл, отважный сибарит,

И в шлемах с перьями испанцы;

И, отдален от всех, старик,

Дерзавший свергнуть папства узы:

То обращенный еретик

Из фанатической Тулузы;

Здесь строй норманнов удалых,

Как в масках, в шлемах пудовых,

С своей тяжелой алебардой...

На крыши взгромоздясь, народ

Всех поименно их зовет:

Всё это львы да леопарды,

Орлы, медведи, ястреба, —

Как будто грозные прозванья

Сама сковала им судьба,

Чтоб обессмертить их деянья!

Над ними стаей лебедей,

Слетевших на берег зеленый,

Из лож кругом сияют жены,

В шелку, в зубчатых кружевах,

В алмазах, в млечных жемчугах.

Лишь шепот слышится в собраньи.

Необычайная молва

Давно чудесные слова

И непонятные сказанья

Носила в мире. Виден крест

Был в небе. Несся стон с востока.

Заря кровавого потока

Имела вид. Меж бледных звезд

Как человеческое было

Лицо луны, и слезы лило,

И вкруг клубился дым и мгла...

Чего-то страшного ждала

Толпа, внимать готовясь богу,

И били грозную тревогу

Со всех церквей колокола.

Вдруг звон затих – и на ступени

Престола папы преклонил

Убогий пилигрим колени;

Его с любовью осенил

Святым крестом первосвященник;

И, помоляся небесам,

Пустынник говорил к толпам:

«Смиренный нищий, беглый пленник

Пред вами, сильные земли!

Темна моя, ничтожна доля;

Но движет мной иная воля.

Не мне внимайте, короли:

Сам бог, державствующий нами,

К моей склонился нищете

И повелел мне стать пред вами,

И вам в сердечной простоте

Сказать про плен, про те мученья,

Что испытал и видел я.

Вся плоть истерзана моя,

Спина хранит следы ремня,

И язвам нету исцеленья!

Взгляните: на руках моих

Оков кровавые запястья.

В темницах душных и сырых,

Без утешенья, без участья

Провел я юности лета;

Копал я рвы, бряцая цепью,

Влачил я камни знойной степью

За то, что веровал в Христа!

Вот эти руки... Но в молчанье

Вы потупляете глаза;

На грозных лицах состраданья,

Я вижу, катится слеза...

О, люди, люди! язвы эти

Смутили вас на краткий час!

О, впечатлительные дети!

Как слезы дешевы у вас!

Ужель, чтоб тронуть вас, страдальцам

К вам надо нищими предстать?

Чтоб вас уверить, надо дать

Ощупать язвы вашим пальцам!

Тогда лишь бедствиям земным,

Тогда неслыханным страданьям,

Бесчеловечным истязаньям

Вы сердцем внемлете своим!..

А тех страдальцев миллионы,

Которых вам не слышны стоны,

К которым мусульманин злой,

Что к агнцам трепетным, приходит

И беспрепятственно уводит

Из них рабов себе толпой,

В глазах у брата душит брата,

И неродившихся детей

Во чреве режет матерей,

И вырывает для разврата

Из их объятий дочерей...

Я видел: бледных, безоружных

Толпами гнали по пескам,

Отсталых старцев, жен недужных

Бичом стегали по ногам;

И турок рыскал по пустыне,

Как перед стадом гуртовщик,

Но миг – мне памятный доныне,

Благословенный жизни миг,

Когда, окованным, средь дыма

Прозрачных утренних паров.

Предстали нам Ерусалима

Святые храмы без крестов!

Замолкли стоны и тревога,

И, позабывши прах и тлен,

Восславословили мы бога

В виду сионских древних стен,

Где ждали нас позор и плен!

Породнены тоской, чужбиной,

Латинец с греком обнялись;

Все, как сыны семьи единой,

Страдать безропотно клялись.

И грек нам дал пример великий:

Ерея, певшего псалом,

С коня спрыгнувши, турок дикий

Ударил взвизгнувшим бичом —

Тот пел и бровию не двинул!

Злодей страдальца опрокинул

И вырвал бороду его...

Рванули с воплем мы цепями, —

А он Евангелья словами

Господне славил торжество!

В куски изрубленное тело

Злодеи побросали в нас;

Мы сохранили их всецело,

И, о душе его молясь,

В темнице, где страдали сами,

Могилу вырыли руками,

И на груди святой земли

Его останки погребли.

И он не встанет ведь пред вами

Вам язвы обнажить свои

И выпросить у вас слезами

Слезу участья и любви!

Увы, не разверзают гробы

Святые жертвы адской злобы!

Нет, и живое не придет

К вам одноверцев ваших племя —

Христу молящийся народ;

Один креста несет он бремя,

Один он терн Христов несет!

Как раб евангельский, изранен,

В степи лежит, больной, без сил...

Иль ждете вы, чтоб напоил

Его чужой самаритянин,

А вы, с кошницей яств, бойцы,

Пройдете мимо, как слепцы?

О нет, для вас еще священны

Любовь и правда на земле!

Я вижу ужас вдохновенный

На вашем доблестном челе!

Восстань, о воинство Христово,

На мусульман войной суровой!

Да с громом рушится во прах —

Созданье злобы и коварства —

Их тяготеющее царство

На христианских раменах!

Разбейте с чад Христа оковы,

Дохнуть им дайте жизнью новой,

Они вас ждут, чтоб вас обнять,

Край ваших риз облобызать!

Идите! Ангелами мщенья,

Из храма огненным мечом

Изгнав неверных поколенья,

Отдайте богу божий дом!

Там благодарственные псальмы

Для вас народы воспоют,

А падшим – мучеников пальмы

Венцами ангелы сплетут!..»

Умолк. В ответ как будто громы

Перекатилися в горах —

То клик один во всех устах:

«Идем, оставим жен и домы!»

И в умилении святом

Вокруг железные бароны

В восторге плакали, как жены;

Враг лобызался со врагом;

И руку жал герой герою,

Как лев косматый, алча бою;

На общий подвиг дамы с рук

Снимали злато и жемчуг;

Свой грош и нищие бросали;

И радость всех была светла —

Ее литавры возвещали

И в небесах распространяли

Со всех церквей колокола.

–

Вот так латинские народы,

Во имя братства и любви,

Шли в отдаленные походы.

Кипела доблесть в их крови.

Иуде чуждая и Крезам,

Лишь славолюбием дыша,

Под этой сталью и железом

Жила великая душа.

И ею созданные люди

На нас колоссами глядят,

Которых каменные груди

Ни меч, ни гром не сокрушат.

Тогда в ряды священной рати

Не ополчались мы войной.

Отдельно, далеко от братий,

Вели мы свой крестовый бой.

Уж недра Азии бездонной,

Как разгоравшийся волкан,

К нам слали чад своих мильоны:

Дул с степи жаркий ураган,

Металась степь, как океан, —

Восток чреват был Чингисханом!

И Русь одна тогда была

Сторожевым Европы станом,

И уж за веру кровь лила...

Недолго рыцарей глубоко

Так трогал клик: «Иерусалим!»

Стон христианского Востока

Всё глуше становился им!

Россия гибла: к христианам

Взывала воплями она;

Но, как Иосиф агарянам,

Была от братьев продана!

Упала с громом Византия;

Семья славянских царств за ней;

Столпы сложились костяные

Из черепов богатырей;

За честь Евангелья Христова

Сыны Людовика Святого

Уж выручать не шли Царьград.

От брата отшатнулся брат...

Мы – крестоносцы от начала!

Орда рвала нас по клочкам,

Нас жгла, – но лучше смерть, чем срам;

Страдальцев кровью возрастала

И крепла Русь; как мститель встала

И, верная себе, идет

В обетованный свой поход.

За что же западные братья,

Забыв свой подвиг прежних лет,

Ей шлют безумные проклятья,

Как скрежет демонов во след?

За что ж с тоскою и заботой

На нас они, косясь, глядят?

За что ж на нас идут их флоты

И нам погибелью грозят?

За что ж?.. За то, что мы созрели,

Что вдруг в учениках своих

Они совместников узрели;

Что то не шутка: между них

Мы смело требуем гражданства!

Мы не пришельцы – зиждем храм,

Еще неведомый векам;

На необъятное пространство

Фундамент вывели; пред ним

Бледнеют древние державы, —

И новых сил, и новой славы

Младое солнце страшно им!

Докончить храм – в нас есть отвага,

В нас вера есть, в нас сила есть,

Все для него земные блага

Готовы в жертву мы принесть...

За то, что нам пришлось на долю

Свершить, что Запад начинал;

Что нас отныне бог избрал

Творить его святую волю;

Что мы под знаменем креста

Не лицемерим, не торгуем,

И фарисейским поцелуем

Не лобызаем мы Христа...

И, может быть, враги предвидят,

Что из России ледяной

Еще невиданное выйдет

Гигантов племя к ним грозой,

Гигантов – с ненасытной жаждой

Бессмертья, славы и добра,

Гигантов – как их мир однажды

Зрел в грозном образе Петра.

   1853

ПЕВЕЦ

(Из Шамиссо)

Светел ликом, с смелой лирой,

Перед юностью цветущей

Пел старик худой и сирый.

«Я – в пустыне вопиющий! —

Возглашал он. – Всё придет!

Тише, ветреное племя!

Созидающее время

Всё с собою принесет!

Полно, дети, в тщетном гневе

Древо жизни потрясать!

Лишь цветы еще на древе!

Дайте плод им завязать!

Недозрев – он полн отравы,

А созреет – сам спадет

И довольства вам и славы

В ваши домы принесет».

Юность вкруг толкует важно,

На певца как зверь ярясь:

«Что он лирою продажной

Останавливает нас?

Подымайте камни, братья!

Лжепророка заклеймим!

Пусть народные проклятья

Всюду следуют за ним...»

Во дворец с своею лирой

Он пришел, к царю зовущий;

Громко пел, худой и сирый:

«Я – в пустыне вопиющий!

Царь! вперед иди, вперед!

Век зовет! Созрело семя!

Созидающее время

Не прощает и не ждет!

Гонит ветер, мчит теченье!

Смело парус расправляй!

Божьей мысли откровенье

В шуме бури угадай!

Просияй перед народом

Этой мысли торжеством —

И пойдет спокойным ходом

Он за царственным вождем!»

Внял владыко... Онемели

Царедворцы и с тоской

Шепчут: «Как недосмотрели!

Как он смел? Кто он такой?

Что за бредни он городит!

Соблазняет лишь людей

И царя в сомненье вводит...

На цепь дерзкого скорей!»

И в тюрьме, с спокойной лирой,

Тих пред силою гнетущей,

Пел старик худой и сирый:

«Я – в пустыне вопиющий!

Долг свершен. Пророк молчит.

Честно снес он жизни бремя...

Созидающее время

Остальное довершит».

   1857

ИСПОВЕДЬ КОРОЛЕВЫ

(Легенда об испанской инквизиции)

Искони твердят испанки:

«В кастаньеты ловко брякать,

Под ножом вести интригу

Да на исповеди плакать —

Три блаженства только в жизни!»

Но в одной Севилье старой

Так искусно кастаньеты

Ладят с звонкою гитарой;

Но в одной Севилье старой

Так под звездной ризой ночи

Жены нежны, смел любовник

И ревнивца зорки очи;

Но в одной Севилье старой

Так на утро полны храмы

И так пламенно стремятся

Исповедоваться дамы...

И искусный исповедник

Был всегда их сердцу дорог, —

Может быть, дороже кружев,

Лент и перловых уборок!

И таков был у Сан-Пабло

Исповедник знаменитый

Дон Гуан ди Сан-Мартино —

Кладезь мудрости открытый!

Вся им бредила Севилья,

Дамы голову теряли

И с любовниками даже

О монахе лишь шептали:

Как-то сладостно им было

Млеть в его духовной власти,

Особливо если грешен

По сердечной кто был части...

Раз вошла в Сан-Пабло дама...

Храм был пуст; одни немые,

В серебре, в шелку и лентах,

Изваянья расписные

По стенам стояли церкви,

Созерцая благосклонно

Мрамор, золото и солнце

В дыме мирры благовонной,

Только нищий у колонны

Отдыхал в дремоте сладкой

Да бродила собачонка,

Пол обнюхивая гладкой...

Незнакомка под вуалем

Кружевным лицо укрыла,

Но инкогнито с монахом

Соблюсти, знать, трудно было:

Чуть она пред ним склонилась,

Как над нею внятно, смело

Раздалось: «Чего желает

Королева Изабелла?»

Дама вздрогнула и в страхе

Уронила на пол четки,

Но спокойно тот же голос

Говорил из-за решетки:

«Благо кающимся, благо,

Жду тебя уже давно я!

У тебя, я знаю, сердце

Жаждет мира и покоя!

В чем грешна ты перед богом?

Кайся мне нелицемерно!»

И покаялася дама

Католичкою примерной!

«Утром нынче камерэру

Разбранила я обидно

И булавкой исколола...

Было после так мне стыдно...

Мы поссорились с супругом...

Почему, сама не знаю,

Я его в опочивальню

Уж неделю не пускаю...

Я люблю его всем сердцем

И ревную... но со мною

Что-то странное творится...

Точно спорю я с собою...

«Надо думать лишь о муже», —

Беспрестанно повторяю,.

И – другого, чуть забудусь,

Через миг воображаю.

«Дон Фернандо, дон Фернандо!» —

Я твержу усильно, внятно, —

Из груди ж другое имя

Рвется с силой непонятной!

Так и крикнула б с балкона,

Ночью, в небо голубое,

И на всё бы королевство,

Это имя роковое!

Сердцу страшно с этой тайной

Притворяться и лукавить...

Помоги мне... ты умеешь

И утешить, и наставить...»

Мог утешить и наставить

Всех монах сердечным словом,

Но глядел на королеву

Взглядом грустным и суровым.

«Трудно дать совет, – сказал он, —

Этот грех – не как другие...

Он – предтеча божьей кары

За грехи твои иные!

Вслед за ним придет злодейство,

Скорбь и муки преисподней, —

И тебя спасти мне трудно:

Ты забыла страх господний!

Святотатцам и злодеям

В умерщвленьи плоти грешной

Есть спасенье; но убийце

Духа божья – ад кромешный!»

Изабелла содрогнулась,

Но скользить над адской бездной

Ей, как истой кастильянке,

Было жутко – но любезно!

«Научи ж, что делать, padre!^[49]

И наставь меня на благо!

Я еще построю церковь,

Я пешком пойду в Сан-Яго».

«Если б храм ты не из злата

И порфира созидала,

А в сердцах твоих народов

Храм духовный устрояла,

И стояла бы у двери,

Яко страж с мечом горящим,

Возбраняя вход гиенам

И ехиднам злошипящим, —

Ты б избегла страшной кары!

Зла мятежные пучины

Тщетно б храм твой осаждали!

Но раскрыла ты плотины,

Разлилось нечестья море

И волною досягнуло

Даже царственного трона,

И в лицо тебе плеснуло!

Омраченный дух твой принял

Смрадных волн его дыханье,

Как вечернюю прохладу,

Как цветов благоуханье...

Вот и казнь за то!..» – «За что же?»

– «Иль не видишь, королева,

Погляди – плоды несметны

Сатанинского посева:

Вся страна кишит жидами!

Всюду маги, астрологи!

Новизна проникла всюду —

В кельи, в хижины, в чертоги!

Саламанхские студенты

Купно с мавром, с жидовином

Над одной толкуют книгой,

За столом сидят единым!

В оных псах смердящих юность

Братьев чтит, назло закону,

И разносит дух в народе,

Вере гибельный и трону.

Мудрость истинную презря,

Что толкует люд безбожный?

Будто шар – земля, который

Весь кругом объехать можно

И открыть такие земли,