355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Антонина Коптяева » Собрание сочинений.Том 5. Дар земли » Текст книги (страница 14)
Собрание сочинений.Том 5. Дар земли
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:37

Текст книги "Собрание сочинений.Том 5. Дар земли"


Автор книги: Антонина Коптяева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Она опрокинулась на спину, чуть поводя в воде кистями рук, отдыхая, посмотрела в нежно-голубое утреннее небо. Крутая волна, набежавшая от встречного судна, приподняла ее, сильно качнула, хлестнув в лицо. Надя легко перевернулась и, стоя, вернее, повиснув столбиком в воде, громко сказала:

– Знаешь, папа, я познакомилась с одним человеком. Собственно говоря, мы знакомы с детства, играли вместе, потом встречались уже комсомольцами, но то почти забылось. И вот будто впервые встретились…

– Кто это? – живо полюбопытствовал Дронов. Он чувствовал себя в речном просторе, как рыба, и от души наслаждался ласковой свежестью воды, каждым своим движением, но слова дочери заставили его насторожиться. – С кем ты познакомилась?

– С Ахмадшой Низамовым.

– Сыном Яруллы? Я его давно что-то не видал, а Яруллу встречаю: то на пленумах, то на совещаниях. Замечательный человек: Герой Труда, депутат Верховного Совета. С достоинством носит золотую звездочку и орден Ленина.

– Как вы все мерите, папа! Ну герой, ну депутат, а дома-то он какой? Дома, может быть, вовсе и не замечательный?

– А это для тебя очень важно? – В голосе отца послышалась лукавая нотка.

– Да нет… Просто так.

Выбравшись на мостки, Надя весело поздоровалась с Юркой, отжала волосы и надела платье прямо на мокрый купальник.

– Ты знаешь, на кого будешь похожа, когда мы доедем до новостройки? – Юрка взглянул на облепившее ее платье. – Тут немыслимая пылища – так и хлещет волнами.

– Я успею переодеться. Мы с папой арендовали «виллу» под берегом, этот славный домичек у воды. Так что приглашаем тебя на чашку чая.

– Есть возможность взять Надю к нам в цех контрольно-измерительных приборов, – сказал Юрка Дронову, поднимаясь за ним по трапу на террасу дачи. – Как ты думаешь? – обратился он к Наде, уже разжигавшей примус на скамейке, служившей кухонным столом. – Опыт у тебя есть, и у нас очень интересно. Если захочешь, можешь поступить в заочную аспирантуру: мы связаны почти со всеми научно-исследовательскими институтами. Хотя я считаю, что эти диссертации – тормоз в развитии техники. – Мальчишески свежее лицо Юрки выразило самоуверенность работяги, все постигшего в жизни. – Инженеры должны на практике осуществлять свои идеи, а не погружаться в потоки бумаг, гонясь за учеными званиями.

18

Борис Барков тоже привык осуществлять свои идеи на практике и поэтому на предложение перебраться в Камск, о котором был наслышан, откликнулся немедленно.

– Я думаю, вы не пожалеете о переводе, – сказал Груздев, глядя на крупного человека с широким лицом и круглыми покатыми плечами, стоявшего перед ним с чемоданом в руке.

Явился он из грозового прошлого, хотя ничего похожего на бравого командира зенитной батареи не осталось в нем.

– Изменился, да? – И Барков, не ожидая ответа, вздохнул.

– Что же ты не отправил вещи с шофером? – сразу переходя на «ты», поинтересовался Груздев.

– Здесь чертежи и макеты моих очистительных установок. Я слышал, у вас тоже есть соображения. Давайте вместе обобщим кое-что.

– Отлично! – согласился Груздев, которому понравились решительность и доверчивое отношение нового работника.

Барков, словно перышко, поднял увесистый чемодан, поставил на стол, щелкнул замками, но вдруг замедлил.

– Вы сообщили в телеграмме, адресованной на мое имя, что рассчитываете назначить меня своим помощником, а главным инженером будете вы. Кто же директор завода?

– Я им и останусь. Не хочу быть только администратором, который увязывает вопросы, добывает да заседает. У меня душа тоскует по такой работе в цехах, чтобы перспектива роста была у заводского коллектива. Да ты садись, чувствуй себя как дома, раз уж всерьез нацелился перебраться к нам, и не считай меня узурпатором. Планы мы выполняем, но из-за научных проблем, которые внедряем в практику, иногда теряем те или иные показатели. Тебе это легко представить! Товарищи поругивают меня за беспокойную жизнь да за утрату премиальных, но, скажу без хвастовства, поддерживают крепко.

Видно, что Груздеву в самом деле не до хвастовства – так помрачнело его лицо.

– Конечно, обидно за все старания получать щелчки по лбу? Наш Камский завод несколько лет держал знамя Совета Министров и ВЦСПС, а нынче упустил его потому, что бился над разрешением новых проблем.

– Звучит парадоксально, но факт: кто меньше приносит пользы для будущего, тот и в чести. И сыт, и пьян, и нос в табаке, – заметил Барков примиренно, даже весело. – Мы премии получали каждый месяц. Планчик выполняли по всем показателям. Наш директор ладил и с коллективом и с начальством, потому что не хотел морочить себе голову. К сожалению, у меня появились кое-какие технические идеи, а с ними спокойно не проживешь. Вот и ушел с благополучного, можно сказать, завода.

Эти слова подтверждали правильность позиции, избранной Алексеем Груздевым: если бы он ограничился должностью главного инженера, то у него наверняка возник бы конфликт с директором, не желающим «морочить себе голову». А Алексей без такой «мороки» не мог жить.

– Оттого я и стремлюсь к единоначалию, при котором можно объединить административную власть и научное руководство новаторской работой, – прямо заявил он Баркову. – Дела нам здесь обоим хватит. В твоей инициативе я тебе буду всегда помогать, чтобы никто нам помех, хотя бы на заводе, не создавал. Договорились?

Барков энергично кивнул и поднял крышку своего заветного чемодана.

Только разложили чертежи на столе, как явился главный технолог Федченко, прослышавший о приезде нового инженера. Лицо и волосы у технолога рыжевато-бурые, точно его в нефть обмакнули, а усы сивые от седины, большие, плотные, на концах угрожающе закрученные. Вообще Федченко казался старомодным и по одежде и по манерам: давней выучки специалист, опытный, педантичный, но жаден до всякого новаторства – в этом он и сошелся с Груздевым.

Едва он вошел и представился знакомому понаслышке нефтянику, как сразу беззастенчиво стал приглядываться к его чертежам.

Просидели за ними не меньше двух часов, а потом, уже дружной компанией, отправились в машине на территорию завода.

– Вот уксусная кислота, наше любезное детище, – доверительно хвалился Федченко, почти касаясь острым усом лица Баркова. – Предложили мы метод куда выгоднее прежнего. Вместе с московским институтом работали над технологической схемой. – Федченко хвастался, а сам сердито посматривал на Груздева, сидевшего за рулем: не позволил тот пристроиться ему соавтором к новой схеме. А разве обойдется группа без главного технолога? Он, конечно, не остался из-за обиды в стороне: подбросил молодым ребятам кое-какие мысли, но это не дает покоя, будоражит досадой: уксусная кислота – громкое дело. Новокуйбышевцы и те ревнуют! Еще бы! Продукт для ацетатного парашютного шелка.

Барков отлично представляет значение уксусной кислоты, и ему не терпится осмотреть здешнюю установку.

А Груздев, изучив характер Федченко и понимая течение его мыслей, нарочно подзадоривает:

– Звонили вчера из Москвы: американцы просят продать им лицензию на наш новый метод.

Федченко завозился, хотел промолчать, однако не вытерпел – взорвался:

– Сейчас же подавай лицензию! Торопятся своих шпионов да десантников сбрасывать, холера им в ребро! По всему белому свету военные базы устроили.

«Злится!» – Груздев добродушно усмехнулся.

– Ты, Федот Тодосович, как главный технолог, гордиться должен своими учениками, а участие в их работе – твоя прямая обязанность. Вот полипропилен – другое дело: здесь ты в числе авторов неоспоримо.

Но Федченко уже завелся, ответил желчно, не стесняясь присутствия нового человека (все равно войдет в курс дела):

– Ты думаешь, Алексей Матвеевич, я хапуга? Я ратую за справедливость. Если верить «Вестнику изобретателя», то большинство изобретений единолично создаются. Оно так и есть: группа группой – для освоения, а изобретатель – индивидуальный талант, как писатель, художник, скульптор. И мы на производстве должны своих авторов выделять, не жертвуя ими коллегиальности ради, потому, что это настоящее творчество, обезличивать которое нельзя. Предложил ты метод по очистке дизельных топлив от парафина? Отчего стесняешься закрепить его за собой?

– Вообрази, что у нас научный институт, но наши диссертации – продукция горячего производства, а не корпение у письменного стола, – спокойно заговорил Груздев, так мастерски ведя машину, что она неслась по лабиринтам заводских дорог, словно живое разумное существо. Надо, чтобы и у людей была горячая заинтересованность, потому что подобную диссертацию в одиночку не защитишь! Зачем спорить, допустим, о том, кто из нас автор нового метода по полипропилену? Не лучше ли вместо того взять в нашу группу еще трех-четырех товарищей и решать вопрос сообща? Мы так и поступим. Как же иначе? Нам с тобой слава, а другим одно беспокойство и срыв премиальных? Таланта у изобретателя никто не отнимет, славу ему воздает сам коллектив, если сотрудничать дружно. Облагородили мы дизельное топливо, очистили его от парафинов. Теперь оно может служить при любых морозах, а заодно и работников завода сдружило, выходит, тоже облагородило! Теперь жидкие парафины требуют ввести их в дело. Опять создаем группу… А вот и наша общезаводская гордость – опытно-промышленная полипропиленовая установка! – Груздев остановил машину, широким жестом распахнул дверку, метнув взгляд на оживленное вниманием лицо Баркова. – Посмотрите! Оцените! Хотим доказать Госплану, что уже сейчас имеем запас сырья на десять тысяч тонн полипропилена. Но с госплановцами спорить трудно.

19

Баку – это лучшая в мире нефть. Баку сегодня – один из прекраснейших городов юга. Хороши пышные, мягко клубящиеся на ветру, темные кроны эльдарских сосен и плакучие ивы, стелющие по воздуху серебристые потоки ветвей в нагорных парках и на приморских бульварах! Дивно цветут весной в садах красные камелии, розы и олеандры. Сколько зелени появилось за последние годы под скупым на дождь, знойным бакинским небом! И море там то нежно-лазурное, то синее, гонящее к берегам белогривые волны. А вдали от берегов, среди просторов Каспия, знаменитые Нефтяные Камни, где выросли вышки на эстакадах, – промысел, о котором когда-то говорили как о фантастическом будущем. Поездки в Баку во время съездов и конференций стали праздником для нефтяников, но Груздев и сегодня не променял бы Татарию на свой родной город.

Что держит его здесь? Хорошие люди? Но есть ли народ более щедрый сердцем, более смелый и трудолюбивый, чем нефтяники Баку? Новаторство? Да, татарская нефть – сплошное новаторство. Но надо только представить себе морской нефтепромысел на сваях и романтику вечной борьбы с изменчивым Каспием!

Тогда, может быть, гордость первооткрывателя, беспокойство за судьбу своего детища держат здесь Груздева? Как бы то ни было, он счастлив тем, что не коснулась его министерская мода, не считаясь с интересами производства, выдвигать и передвигать отличившихся работников.

Стоило посмотреть на него, когда он подводил Баркова к полипропиленовой установке, примыкавшей к территории мощных, так и рвущихся в небо колонн газофракционной, откуда поступает сырье – фракция жидкого газа пропан-пропилена, и сразу можно было определить, какое место в его жизни занимал завод.

Пока еще ничего особенного не представляла установка: резервуары для приема сырья, блок очистки, дружненько выстроившиеся в ряд шесть приземистых колонн, номера которых круглосуточно склоняются на все лады дежурными вахт. В колоннах пропан «выпадает» из фракции при температуре минус сорок три градуса, которую называют «точкой росы охлаждения». А там похожий на огромный самовар реактор, где пропилен соединяется с катализатором в жидком прозрачном пропане. Затем все вместе передавливается в стоящий рядом смеситель, где новорожденный полипропилен отмывается и в виде белоснежного порошка уносится по пневмотранспорту в аппарат складирования, а из него, после осушки, в пятиэтажное здание – отделение грануляции.

Барков сразу заинтересовался чудо-установкой, а Федченко плелся за ним и Груздевым и раздраженно бурчал:

– Конечно, коллективно создали эти ценности, а похвастаться хочется каждому. Вон Маховкин. – Технолог кивнул на разбитного крепыша, бригадира такелажников, поднимавших тридцатиметровую колонну в соседнем цехе платформинга. – Орел в своем деле, а никогда не скажет: наша бригада. Обязательно: моя бригада, я поднял, я установил. А кой черт «я»? Десять молодцов да шесть тракторов даны им на подмогу. Но не отнимешь: интуиция у него богатейшая!

Груздев с невольно прорвавшейся досадой бросил:

– Интуиция, Федот Тодосович, годится только в жмурки играть, а здесь требуется точнейший расчет.

– Большой спрос на полипропилен? – спросил Барков, входя в отделение грануляции, где было чисто и светло, словно в операционной. – Много заявок вам делают?

Груздев посмотрел удивленно: дескать, какие могут быть разговоры, однако пояснил с большой охотой и даже с удовольствием:

– Со всех концов страны шлют письма. Как только узнали, что появился такой полимер, пишут и пишут, другие интересуются, просят поделиться опытом. Вот поговорите с заместителем начальника установки. – И он указал на Юрия Тризну, который вместе с оператором хлопотал возле грануляционной машины.

Что-то не получилось в процессе, и вместо готовой продукции – мелких гранул – с головки большой машины, напоминающей мясорубку, тянулась вязкая черная масса, похожая на загустевшую смолу.

– Щё це таке? – полушутя обратился Барков к усачу Федченко.

– Брак получился… отход, – невнятно ответил Юрка, огорченно следя за тем, как оператор перекручивал руками тягучий, но не липкий жгут, помогая ему выходить из отверстий в головке машины.

– Ничего, не расстраивайтесь, и на эту тянучку поступил запрос из Института резиновой промышленности, – подбодрил Груздев. – Они там проводят опыты по совмещению каучуков с пластиками. Но катализатор нам все-таки надо улучшить, свой создать. Все самим приходится, и поневоле превращаемся в натуральное хозяйство, – пожаловался Груздев Баркову. – Глядите, Федченко уже помчался к начальнику установки! Хотя у нас здесь начальница, Голохватова, действительно ухватистый, деловой товарищ.

Выбитый из колеи неподвластным ему сейчас ходом процесса, Юрка сказал виновато:

– Федченко теперь душу из нас вытрясет. А идею о собственном катализаторе, которую вы сейчас подали, тоже не упустит.

– Жадный? – Барков вспомнил разговор в машине.

– Нет, не жадный, – быстро, не успев вникнуть в суть вопроса, возразил Юрий. – У него своих детей трое да двух чужих вырастил. Недавно младший приемыш Павлик попал в аварию, остался без ног. Так Федот Тодосович ему инвалидную машину купил. Плакал он навзрыд, когда Павлику ноги отрезало. – Юрка придвинулся к Груздеву, порозовев от усилия казаться спокойным, – сказал с наигранной небрежностью: – Надя Дронова решила перевестись к нам из Новокуйбышева.

Груздев ответил почти в таком же тоне, с повышенным вниманием разглядывая штабель еще не вывезенных мешков с гранулами:

– Пожалуйста. Инженер она, наверное, толковый.

– Институт с отличием окончила…

Все вместе вошли в операторную.

Развеселившийся Юрий шагал чуть не вприпрыжку.

– Нынче привез я домой порошок полипропилена. Мама и Юлия думали, что это толченый мел. А когда узнали, что из него можно сделать не только любую ткань, но и детали для турбобура, то это даже на Юлию произвело впечатление. Насыпала себе в туалетный флакон, а я ее припугнул, говорю: если в помещении насытить воздух порошком из расчета шесть граммов на один кубометр воздуха, то может произойти взрыв.

– Шутка? – поинтересовался Барков, еще не имевший дела с новым полимером.

– Нет, в самом деле. Поэтому он транспортируется по пневмосистеме воздуходувками с помощью инертного газа – азота. – И уже без всякой дипломатии Юрка, забежав вперед, заглянул в лицо Груздева: – А где у нас будет работать Надя? Ей хотелось бы в цех контрольно-измерительных приборов.

– Зачислим дежурным инженером. Кроме того, пусть возьмет поручение по автоматизации теплиц.

По ответу Груздева можно было понять, что он уже задумывался над тем, куда определить девушку: теплицы являлись предметом его особых забот.

В операторной, похоже, произошло бурное объяснение между Федченко и начальником установки Голохватовой. Невысокая, но крепкая женщина, подбоченясь, стояла посреди помещения и смотрела на главного технолога сурово-цепкими, как у ястреба, глазами. Подкрашенные губы ее гневно кривились. На директора и незнакомого гостя она и внимания не обратила.

– Повоевали? Сразу видно, горячая была баталия! Ну, мы и не торопились, чтобы вам не мешать.

Голохватова обернулась к Груздеву, складка между ее бровями разгладилась.

– Мы с Федотом Тодосовичем сроду не ругивались! Как можно? Да я ему по гроб жизни обязана. Ведь это он, дорогой человек, выручал, когда вы, Алексей Матвеевич, меня в заместители начальника цеха сунули!

– Вот я же и виноват! – с веселым изумлением воскликнул Груздев. – Выходит, я вас против вашей воли в цех сунул?

– А то? Кем я была? Накрашенная молоденькая девчонка. А в цехе одни мужики. Да какие: закаленные мастера, операторы, сквозь огонь прошедшие. Они меня поначалу в грош не ставили! Что слез пролила, знает только подушка… И не пуховая, из ватника сложенная. Ведь день и ночь тогда при заводе мотались, новые цехи осваивали. Если бы не Федот Тодосович, сбежала бы. А вы говорите – баталия!

Федченко, не ожидавший подобного оборота, подумал, разглаживая усы:

«Сбежала одна такая!.. Химички не просто девчонки или женщины, а одержимая порода человеческая!»

20

Юрка, как и многие заводские работники, начинал исподволь подчиняться веянию моды, докатившейся наконец до отдаленных городов и поселков, хотя его длинные ноги казались совсем тонкими в узких брюках, а клетчатая блуза висела на широких плечах, словно на вешалке. Наде он все еще казался милым мальчишкой, но ей нравились его влюбленность в жизнь завода и почти восторженное отношение к Груздеву.

– Не выношу людей с психологией буржуазных забулдыг! – с раздражением сказал Юрка в летнем ресторане и, поставив на стол две бутылки крем-соды, вытер платком лицо.

Юлия и Надя в легких платьях сидели возле самого барьера и, как из ложи, смотрели сверху на парк, прорезанный аллеями, на Светлогорск, раскинувшийся по всей долине за блестящими зеркалами прудов.

Отсюда город, расположенный на склоне противоположного холма, казался сплошь застроенным высотными, многоэтажными домами, в окнах которых ослепительно светились тысячи золотых солнц. Над белыми стенами густо синело неправдоподобно яркое небо.

– Как на юге – сказочная синь! – задумчиво заметила Надя. – И название этого горного ресторанчика «Храм воздуха»… Но в самом деле он будто висит в воздухе. А почему ты, Юра, заговорил о забулдыгах?

– Сейчас один тип толкнул меня портфелем и не извинился. И еще накашлял на меня и тоже не извинился, хотя я сказал: «Неужели вы не можете прикрывать рот, когда кашляете?» Вон он топчется у прилавка буфета.

Юлия оглянулась и, приятно изумленная, почти пропела:

– Петр Георгиевич Карягин, наш почетный московский гость! Ты, Юрочка, опростоволосился! Он едет к вам в Камск вместе с Молочковым из Совнархоза и секретарем обкома. Папа водил их по городу, показывая достопримечательности, а Петр Георгиевич, наверное, отстал и потерялся. Папа так любит похвастаться нашими достижениями, что может совершенно закружить приезжего человека!.

Юлия торопливо встала, непривычно широкая в юбке, суетливой походкой направилась к заблудившемуся москвичу.

Сдерживая невольную улыбку, Надя посмотрела в лицо Юрки, тоже удивленного, но не примиренного (он не преклонялся перед вышестоящими, если они того не заслуживали). А Юлия уже разговаривала с безупречно одетым сухощавым человеком, у которого был такой интеллигентно-усталый вид, что сравнение с «базарным забулдыгой» к нему никак не подходило.

Когда он, отказываясь от приглашения Юлии, напропалую кокетничавшей с ним, внятно произнес: «мальчишеская несдержанность!», его впалые щеки и покатый, с большими залысинами лоб густо побагровели.

– Это он о тебе! – поддразнивая, шепнула Надя.

– Ну и пусть! Невежливость чиновника с периферии можно объяснить некультурностью, а у этого открытое пренебрежение к людям.

– Не очень ли скоропалительное суждение?

– Обыватель сразу распознается в общении с людьми. Воображаю такого пустоглазого на высоком посту! Избави бог, если он к нам с ревизией!

– Ты, оказывается, злющий!

– Нет. Дело не в том, что меня обидели. Ведь я не мальчик, претендующий на права совершеннолетнего. Просто чутье социальное заговорило. Индивидуализм является тем троянским конем, в котором чуждая идеология проникает в советское общество. Иначе откуда же берутся бюрократы и хулиганы?

Юрка явно важничал, произнося эти громкие слова, но серьезная, даже угрюмая его убежденность задела Надю.

– У нас такие достижения сейчас! – воскликнула она, забывая о смешном инциденте с московским гостем. – Физики учатся управлять термоядерными реакциями. Гигантские гидростанции повсюду строятся. Мы новые моря создаем. Спутники Земли запустили. Все это так светло, волнующе гордо, космически огромно, чем тут могут помешать отдельные жалкие индивидуалисты?

– Они не жалкие, скорее страшные. В прошлом году мы ездили во Францию. Нам тоже показывали там разные достопримечательности… – Юрка демонстративно повернулся спиной к Юлии и Карягину, но его большие руки, лежавшие на краю стола, выражали чуткое беспокойство. – Представь себе Лувр, где хранятся величайшие сокровища искусства, созданные художниками-гуманистами. Смотришь на них и хорошеешь от любви к людям. А потом мы были на выставке абстракционистов. Ошеломительно! Оскорбляет в тебе все лучшее. И думаешь: для чего рекламируется такой бред, искажающий понятие о природе и человеке? Кому нужно поощрять его? Но все стало понятно, когда мы узнали имена покровителей: крупнейшие капиталисты, вожди современного фашизма. Значит, старая погудка живет на новый лад: тот же реакционный идеализм. А почему в наше время он принял такие уродливые формы? Раньше молодежь интересовалась передовой философией, вступала в кружки, спорила. А сейчас в быт проникли буржуазные нравы: дикие танцы, дикая музыка, распущенность. И все это отразилось в искусстве полным отрицанием значения человеческой личности. – Юрий заглянул в глаза Нади, выражающие сосредоточенное внимание и сочувствие, и вспыхнул от радости. – Нам такое чуждо, но ведь некоторым нравится легкость жизни: делай что хочешь, ответственности никакой.

– Распускаешь павлиний хвост перед Наденькой? – грубо сказала брату Юлия, вернувшаяся к столику в дурном настроении. – Сам, как мальчишка, нахамил человеку, очень нужному для нас всех, да еще разводишь философию о морали!

– Пожалуйста, не попрекай меня «нужным человеком»! Заискивание перед «нужными» самая противная штука. Ты учти, Юля, у мальчишек и собак очень тонкое чутье на плохих людей.

– Где же наши шашлыки? – попыталась предотвратить ссору Надя.

Она приехала в Светлогорск, чтобы еще раз посоветоваться с матерью о своем переводе в Камск. Юрий ездил на завод к Мирошниченко. Перед возвращением решили немножко кутнуть, и вот неприятность.

– Мне бы тоже хотелось работать на полипропиленовой, – сказала Надя после того, как Юрий, напомнив официантке о шашлыках, вернулся к столику. – А вдруг опять ничего не выйдет с проектом комбинированной установки, которая должна обеспечить нас сырьем?

– Помилуй бог, как говорит Федот Тодосович! Но в качестве инженера по автоматике ты получишь возможность участвовать в работе любого цеха.

21

У Мустафы Айнетдинова круглое, молодое, а вернее, очень моложавое лицо: на заводе он слывет мастером экстра-класса – значит, уже в годах человек. Но сколько наивного, веселого добродушия светится в его узких глазах!

– Ты не из той колонии, которую показывали в картине «Путевка в жизнь»? – спросил его однажды Федченко.

Айнетдинов засмеялся, румяные щеки его совсем округлились, упруго залоснились, а зоркие глаза стали точно черные щелочки.

– Разве один Мустафа на белом свете? Того симпатичного беспризорника давно уже нет. Потому и песенку сложили: «Мустафа дорогу строил, а Жиган его убил». Нет, я всю жизнь нефтяник. В многодетной семье вырос, в большом коллективе работаю.

«И дело у меня в руках большое», – мог бы добавить Айнетдинов. Был он старшим механиком экспериментального цеха и являлся одним из авторов схемы получения полипропилена. Кроме этого изумительного по качествам полимера, в экспериментальном цехе находились уксусная установка, доставившая столько волнений главному технологу Федченко, и пятьдесят шестая по очистке парафинов – предмет особого попечения Груздева, там же числились другие объекты, о которых не принято говорить в печати.

– Если будете трудиться от души, то очень многое как инженер у нас приобретете, – сказал Айнетдинов Наде при первом знакомстве.

Наде только так и хотелось работать: по-настоящему, с огоньком. Она еще числилась в отпуске, но каждый день приходила на завод, присматривалась. Цех термического крекинга, гигантские «этажерки» каталитического крекинга, новый цех платформинга, другие цехи и сложнейшие установки, трудно даже просто осмотреть все.

– Ну, как решили? Какое поприще вы у нас облюбовали? – поинтересовался Айнетдинов, увидев Надю через несколько дней в главной операторной.

– Решила к вам на полипропилен, а дополнительно попрошу ввести меня в группу по автоматике. Я уже работала в цехе КИПа, хотя институт окончила как технолог.

Лицо Айнетдинова выразило искреннее сочувствие: Надя нравилась ему своей серьезностью, тем, что, будучи дочерью влиятельных в районе родителей, не зазнавалась, вела себя скромно.

– Инженер по автоматике – сатанинская должность, – почти с комической важностью изрек он и сразу наступательно-весело: – А что? Сатана здорово потрудился на этом свете, в частности агитатор он блестящий: немало людей сбил на свою злую дорожку. А нам надо двигать дело в обратную сторону, работать, как добрая сатана.

– Добрый сатана, – поправил Юрий Тризна, зашедший в операторную вместе с Надей.

– Ну, пусть добрый, – согласился Мустафа, но тоже не упустил случая поддеть товарища: – Я в русском иногда ошибаюсь, с ударениями не лажу, зато Пушкина читаю в подлиннике. А ты нашего Габдуллу Тукая читал?

– Читал. Только в русском переводе, конечно. – И Юрий с чувством продекламировал несколько строф из стихотворения Тукая.

Мустафа, склонив круглую голову, слушал с удовольствием, однако сказал не без ревности:

– А вот по-татарски не умеешь!

Юрий сожалеюще развел руками.

– Не умею. Если бы в Советском Союзе были только русские да татары, а то чуть ли не сто народностей. А раз немыслимо жить без общего языка, то приходится всем выбирать самый распространенный.

Надя молча подняла руку, как бы голосуя «за», и пошла по белому залу главной операторной. Чисто здесь. Светло. Удивительно спокойно. На верху центрального щита – схема технологического процесса, внизу круглые, недремлющие глаза манометров и пульты с ключами управления аппаратами в цехах и на установках. Надя хорошо представляла, что таится за этим внешним спокойствием: оператор всегда собран, словно пограничник на посту. Хорошо придуманы пульты. Даже красиво. На другой стене операторной схема заводских резервуаров, которыми тоже отсюда управляли дежурные инженеры, получая сигналы от автоматов по голубым трубкам, заполненным сжатым воздухом.

«Голубые трубки, заменяющие опасные здесь электропровода, тоже говорят нам: не будьте ротозеями; но людей на производстве становится все меньше», – подумала Надя с чувством смутного сожаления и, повернувшись, увидела Груздева, только что вошедшего в операторную.

Обычный обход завода, но вид у директора не обыденный: он в выходном костюме и в белоснежной рубашке, кудреватые густые пряди его черных до синевы волос, похожие на каслинское чугунное литье, плотно лежат в небрежном зачесе. Слабый ветерок не потревожит такую прическу. А самого Груздева разве только ураган стронет с места – могуч!

– Брюки надо отдать в мастерскую, Алексей Матвеевич, чтобы по моде их сделали – в дудочку, – посоветовал Айнетдинов, окидывая главного начальника взыскательным взглядом. – Почему хлопаете клешами, как матрос? Вот наш сосед, папаша Надежды Дмитриевны, соблюдает фасон, и делу это вовсе не помеха.

Груздев слушал рассеянно, всем существом устремленный к Наде, стоявшей в сторонке в синем платье и легко повязанной голубой косыночке. У него даже губы пересохли, когда он заговорил с ней:

– Нравится вам у нас?

– Да. Очень нравится. Но здесь появляются мысли… Расхолаживающие, что ли?

– Отчего же? В чем вы разочаровались?

Надя смущенно улыбнулась: знала, что главная операторная – гордость завода, показатель дерзаний и достижений его коллектива.

– Я не так выразилась! Все чудесно, но, понимаете, теряется героическая романтика нашего труда, сказочность перевоплощения материи. Автоматы выходят на первое место. Они даже «думать» научились… А что остается на долю рабочих, которых… становится все меньше и меньше? Нажимать кнопки да набирать «ключи».

– Э-э, товарищ Дронова, вы избрали себе профессию инженера по автоматике, а ратуете против нее! – Волнение Груздева точно рукой сняло: сейчас он видел перед собой только молодого специалиста, за которого ему придется отвечать, как за любого работника завода. – Романтика труда! – повторил он с доброй усмешкой. – Ну-ка покрутите всю смену маховики задвижек! Нет, только с помощью комплексной автоматизации человек станет владыкой процессов нефтехимии. Для того чтобы нажимать кнопки, надо, как говорится, собаку съесть в технологии. За каждой кнопкой колоссальные мощности скрыты и сложнейшие процессы… – Груздев посмотрел на Надю, и снова ее очарование сковало его, лишив на миг дара речи.

– Мы с Юрой советуем Надежде Дмитриевне пойти на полипропиленовую, – сказал Айнетдинов, воспользовавшись непонятным замешательством директора.

– Да, меня это очень интересует. Но я хотела бы получить задание уже сейчас, пока нахожусь в отпуске.

– Хотите войти в группу по автоматизации теплиц? – предложил Груздев. – В них мы выращиваем овощи без навоза и торфа. И даже без земли.

Надя засмеялась, приняв это за шутку.

– На чем же вы их выращиваете? На облаках?

– Растут на промытом речном гравии, а подкармливаем химическим путем. Растворяем в баке микроэлементы, необходимые для роста растений, и с помощью насоса подаем этот раствор в стеллажи. Идею предложила Полина Пучкова – наш агроном. Где-то промелькнуло сообщение о таком опыте за границей, вот Полина и загорелась. Теперь требует автоматику, чтобы рабочие не стояли на задвижках и вентилях круглые сутки. Раз уж вы решили, то не откладывайте, зайдите к ней сегодня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю