Текст книги "Нарушая заповеди (СИ)"
Автор книги: Алиса Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
25
Серый колючий взгляд становится всё ближе, гася мою улыбку… Сжигая мой кислород…
– …Ева! – звучит слишком громко и настойчиво.
Я выныриваю из давящей глухоты и, обернувшись на зов, упираюсь взглядом в рыжую мочалку. Я настолько дезориентирована неожиданным появлением Ромки, что даже не сразу понимаю, что мочалка – это борода моего нового знакомого священника. Ну как знакомого – имени-то я до сих пор не знаю. Или не помню… Поднимаю взгляд выше и смотрю в насмешливые светло-карие глаза.
– Ты что, с Тёмным знакома? – удивляется рыжий.
С кем? Его вопрос вызывает во мне священный ужас. Почему-то слово «Темный» в разговоре со священником ассоциируется с демонами и вампирами. Этот рыжий издевается?
– Здравствуй, Евлалия, – спокойно и холодно произносит Рома в ответ на моё приветствие. Опомнился!
Я не в силах выдавить очередную улыбку.
Евлалия… После «Ляльки» это звучит как пощёчина.
– О, а что это за слово такое? Как ты её назвал-то? – выпучил глаза поп и нетерпеливо толкнул друга. – Уснул, что ли, Тёмный?
Так Тёмный – это мой Ромка?.. А, ну да – Темнов же…
– А это, Ваше Преподобие, название пироженки… несклоняемой, – ухмыляется Роман.
И в этой злой ухмылке и недобром взгляде я совсем не узнаю того весёлого добродушного мальчишку, в которого когда-то влюбилась без памяти. Этот сероглазый парень – совершенно чужой, незнакомый… Тёмный…
– Вон оно как! – понимающе кивает Преподобие. И мне бы теперь пояснил – как оно.
Он разглядывает меня с каким-то новым интересом и собирается что-то сказать, когда из-за моей спины эффектно появляется Павел. Он успел удовлетворить заказы гостей и теперь намерен очаровать нового посетителя. Мой напарник широко и очень искренне улыбается Ромке.
– Добрый день, меня зовут Павел. Вы у нас впервые?
Роман молча кивает и усаживается на высокий барный стул всего в полуметре от меня. Его парфюм с древесными нотками будоражит и кружит голову. Мне хочется сбежать подальше от раздражителя, а сердце просится быть к нему ещё ближе. Я злюсь на собственную реакцию, но совершенно не справляюсь с собой. Ищу какие-то подходящие слова, но они ускользают и все выветриваются из моей головы. Даже неподходящих не осталось. И в этой звенящей пустоте пульсирует жалящими всполохами ЕГО древесный аромат, разгоняя моё бедное сердце…
– Павлуша, расслабься, – разрешает Рыжий, – просто сделай нашему суровому мальчику двойной эспрессо и отдельно десять кусочков сахара.
Паша с готовностью кивнул, ничуть не смутившись, и ринулся выполнять заказ. А я, парализованная близостью Ромки, растеряла даже зачатки профессиональной этики и усердно нарезаю салфетки, чтобы не выдать своего волнения. Тудух-тудух-тудух… Мне становится страшно от того, что все слышат этот оглушительный грохот.
– Ева, так ты у нас, значит, Евлалия? – обрадовался рыжий поп и зачем-то подмигнул Ромке. – Какое необычное имя и такое красивое. Тебе очень подходит. Наверняка это мама придумала.
– Это компромисс, – я неожиданно рада этой возможности отвлечься от Ромкиного присутствия. – Мама хотела назвать меня Евой, а папа – Лалой.
– Вот что значит серьёзно подойти к этому вопросу. Мои-то родители сильно не заморачивались и повелели мне быть Толиком. Ну что это – Толик? Навалял на столик!
Мне смешно и я отпускаю себя… Начинаю смеяться, испытывая облегчение и благодарность Толику с его столиком, так легко разрядившим напряжённую атмосферу.
– Вы к себе несправедливы, – я утешаю Рыжего, изображающего глубокое разочарование, – Анатолий – отлично звучит.
– Так ведь то Анатолий, – тянет он. – А кто меня так называет – одни прихожане? Друзья Толяном зовут, а женщины – Толиком. Да и бог с ними, с друзьями, но ведь насколько важно, как твоё имя ласкают женские уста.
О, господи! Я едва успела абстрагироваться от статуса своего знакомого, как он тут же упомянул прихожан. Ещё вчера я с трудом могла бы себе представить, как должны выглядеть друзья священника. Теперь вижу. Но даже сейчас мне кажется, что это, скорее, исключение из правил – его фривольное поведение, одежда… Ромка в качестве друга… Но ласка женскими устами – это вообще за пределами моего понимания. Хотя Пашка, вон, ничему и не удивляется.
Да и Котя тоже говорила, что священники – обычные люди… Ну не до такой же степени! Я всё же пока не готова такое принять. Он бы ещё загнул про то, как женщины выкрикивают его имя в постели. А хотя… наверняка это и подразумевалось. Жесть!
– Ты согласна со мной, Евочка? – вкрадчивым голосом змея-искусителя спрашивает преподобный Анатолий.
В ответ я неопределённо пожимаю плечами.
Веди я подобные разговоры с каким-либо другим мужчиной, да хоть с Пашкой, – я бы точно знала, что ответить. Но с этим попом… Сегодня ты ему поддакнешь, а завтра тебя предадут вечной анафеме.
– Ну как? – не унимается рыжий змей. – Тебе ведь не всё равно, как называет тебя любимый мужчина? Ну, в твоём случае, наверное, правильнее сказать – любимый мальчик.
Ох, знал бы ты, Толик, насколько мне не всё равно… И в какой опасной близости я нахожусь от своего любимого мальчика.
Я перевожу взгляд на Ромку и отвечаю Анатолию:
– Конечно, мне не всё равно.
– Вот видишь! – обрадовался Толик. – А мне скажешь по секрету, как тебя называет твой мальчик? Или это слишком интимно?
Я не понимаю какой чёрт в меня вселился в этот момент… Или это змей…
Продолжая смотреть в серые глаза, я произношу внезапно осипшим голосом:
– Он называл меня Лялькой… Мой любимый мужчина.
Рыжий что-то отвечает, но я уже не могу сосредоточиться на словах… И не хочу. Я смотрю, как серую радужку заполняет чернота, как напрягаются скулы на любимом лице, как дёргается кадык…
И вдруг осознаю, что призналась Ромке в любви… Но не отвожу взгляд. Тудух-тудух-тудух!..
Он первым разрывает зрительный контакт. Отталкивает от себя пустую чашку, и она скользит по гладкой поверхности столешницы. На барную стойку ложится крупная купюра…
– Надеюсь, Толян, ты отсюда найдёшь дорогу к дому, – Ромка спрыгивает с барного стула и хлопает рыжего друга по плечу. – Погнал я.
Почти не дыша, я наблюдаю за прощанием друзей, смотрю в удаляющуюся спину Ромки… Он оборачивается уже у самой двери, чтобы сказать:
– Всего доброго, Евлалия.
***
«Всего доброго, Евлалия», – ответ на моё смелое признание.
«…Евлалия…» – звучит в моей голове, заглушая музыку в автомобиле. Царапает сердце… Щиплет в глазах…
А Ляльки больше нет. Она осталась там, в другой жизни, где мы могли быть счастливыми… Только я сама уничтожила этот мир. А Ромка… Он сжёг мосты, чтобы никогда не возвращаться туда, где так невыносимо больно… Где на пепелище осталась его Лялька…
– Эй, алло! Ева, приехали! – Ян ласково треплет меня за руку и улыбается. – Опять размечталась, принцесса?
– Ага, – цепляю на лицо ответную улыбку и быстро покидаю салон авто.
А сделав несколько шагов, обо что-то спотыкаюсь… Об кого-то!.. Это крошечная девочка, которая после столкновения с огромной мной не удержалась на ножках и плюхнулась на попу. Я боюсь, что она заплачет и протягиваю к ней руки, но тут же получаю по руке звонкий шлепок ладошкой. Ничего себе!
Воинственный карапузик в жёлтом платьице поднимает голову, а я замираю в восхищении. Большущие ярко-голубые глаза на смуглом прехорошеньком и сердитом личике – ангелочек!. Бывают же такие красивые дети! Малышка ещё сильнее запрокинула голову, чтобы рассмотреть меня получше. Две смешные пальмочки из чёрных волос вздрогнули, и моя рука потянулась за телефоном. Это чудо надо срочно сфотографировать. Вообще-то странное желание для меня.
– Ты кто? – спрашиваю тихо и ласково, боясь испугать ребёнка.
– Мадемуазель! Почему Вы сидите на плитке? Быстрее поднимайтесь! – кудахчет по-французски какая-то тётка и спешит к нам.
Моя первая реакция на французскую речь – мамочка прилетела… Но ребёнок-то откуда? Чей? Или я чего-то не знаю?..
26
Не думала, что появление французской делегации, в состав которой и входила эта юная… хм… мадемуазель, способно настолько встряхнуть наше лесное царство. Я, придавленная Ромкиным равнодушием, мечтала только об одном – уединиться в лесу и лелеять своё горе. Поплакать тоже было в плане. Обнять берёзку и оросить белую кору горючими слезами. Очень хотелось себя пожалеть и казалось нечестным идти с этим к папе.
Я знаю, что очень деловой и всегда занятый Тимур Баев готов ради любимой Лали бросить все дела и посвятить своё драгоценное время трогательно страдающей малышке. Мой папочка всегда будет моей надёжной гаванью, но я не могу укрываться в ней всякий раз, когда больно. Мне необходимо быть сильной ради нас обоих, показать, что я способна справляться самостоятельно. И когда он мне поверит, то, возможно, и сам попытается стать счастливым… Мой папа достоин этого, как никто другой. Но существует ли женщина, способная стать надёжной гаванью для моего папочки?..
Не верю, что роскошная Ангелина Львовна – та самая, с которой и в горе и в радости, в болезни и здравии… И уж точно не в бедности. Она быстро здесь адаптировалась, вжилась в роль хозяйки и даже неплохо справляется. И я готова закрыть глаза и уши на недавнее высказывание одного из папиных гостей – «Появление этой ослепительно прекрасной женщины украсило твой дом, Тимур».
Украсила… Алый маникюр с камушками на моих безымянных пальчиках очень украшает кисти рук, но надоел… Завтра я изменю дизайн – он будет менее ослепительный и не такой яркий, но мне станет комфортнее. Красота не способна согреть душу. После невзрачной Улыбаки папина душа замёрзла, и я рада, что красавица Ангелина способна согреть хотя бы постель хозяина этого дома. Она очень хитрая, напористая и уверена в собственной неотразимости. Была уверена до сегодняшнего дня.
Пребывая этим вечером в грустном одиночестве, я меньше всего рассчитывала найти развлечение. И уж совсем не ожидала, что меня так затянет. И нет – это не цирк к нам пожаловал…
До сегодняшнего дня я никогда не встречалась с Дианой, несмотря на папины многократные попытки нас познакомить. Я болезненно воспринимала появление любой женщины в его жизни, и эта великолепная француженка не стала исключением. Хотя подобное определение – слишком мелко для такой мадам. Только сейчас мне стал понятен смысл словосочетания «роковая женщина». Диана была именно такой.
Оглушительная!.. Сногсшибательная метиска! Создавая эту диву, природа наверняка впала в творческий экстаз. И сама Диана прекрасно об этом знает и, кажется, старается не слишком шокировать неподготовленную публику, демонстрируя неброский лук. Вот только в её случае поможет лишь паранджа.
И сейчас мой папочка с блаженной улыбкой на лице выгуливает свою драгоценную гостью, нежно обнимая её за плечи, и что-то тихо рассказывает, отчего Диана заливисто хохочет. Её голос и смех – это тоже нечто уникальное, и я не понимаю, как с подобной нагрузкой может справиться одна женщина…
При первом же взгляде на неё я вмиг осознала всё своё несовершенство, но против всякой логики развеселилась. Я просто очень живо представила, как Львовна изгрызла свой маникюр и разбила «свет мой, зеркальце»!
– Здравствуйте, Евлалия, – Диана улыбается, а от тембра её голоса моя кожа покрывается мурашками. – Я и есть та самая Диана Шеро, всегда так не вовремя посягавшая на внимание и помощь Вашего папы. Очень надеюсь не попасть к Вам в вечную немилость и готова искупить свою вину. Тем более, я не могу обещать, что больше никогда не попытаюсь украсть драгоценное время Тимура.
Она протягивает мне ладонь для приветствия, а я ощущаю смущение и восторг… Неуклюже пожимаю ей руку и бормочу, как первоклассница у доски:
– Очень приятно, Диана. Но обращайтесь ко мне на «ты», и можно коротко – Ева.
Мне почему-то сразу стало стыдно за то, что я злилась, когда папа спешил ей на помощь, а однажды даже задержался из-за неё и прилетел ко мне в Чикаго на два дня позднее, чем обещал. Да разве ей возможно отказать?..
Наверное, все эмоции написаны сейчас на моём лице, и Диана тут же спешит мне на помощь. Она так непринуждённо вовлекает меня в девчоночий диалог, что я даже не заметила, куда подевался мой папа и как рядом с нами появилась Василиса. Похоже, Вася уже давно попала под сокрушительное обаяние смуглой француженки.
Время до ужина протекает быстро и весело. Теперь я знакома с маленькой дочкой Дианы – голубоглазой мадемуазель Эйлен и её бессменной пожилой компаньонкой мадам Жаме. У обеих, надо сказать, характер преотвратительный!
Тётка оказалась вежливой, но слишком чопорной. А когда я попыталась ответить ей на французском, её губы превратились в тонкую ниточку, а из раздувшихся ноздрей едва дым не повалил. Что не так-то?
Причину уже позднее мне объяснила Диана. Оказывается, это обычная реакция мадам Жаме на отвратительное произношение. К слову, идеальным в окружении мадам может похвастаться только один её воспитанник – сын Дианы. Его она лично натаскивала с пелёнок. А остальные, включая коренных французов и саму Диану, – деревенщина неотесанная. При таком раскладе было уже не обидно выглядеть неотёсанной. Интересно, а что бы эта мадам сказала о французском произношении моей мамули?
Маленький ангелочек Эйлен наотрез отказалась со мной контактировать, за что Диане пришлось извиниться. А я даже обрадовалась. Ладить с такими карапузами я совершенно не умею и высокомерный игнор этой пухленькой принцесски очень кстати.
– Тебе же лучше, Ева, – отзеркалила Диана мои мысли. – Круг друзей наша Звёздочка выбирает долго и тщательно, но уж если кого полюбит – спасения не жди. Мой сын от неё даже прячется.
Подумать только, а ведь я и забыла, что сын Дианы почти мой ровесник. А с виду она – совсем девчонка. Сколько же ей лет? Спрашивать о таком не очень удобно… Надо бы у папы поинтересоваться. В коротких шортиках и майке-разлетайке она вполне сошла бы за мою подругу… Которую я не рискнула бы познакомить со своим парнем…
Вот только никакого парня у меня нет, а Диана смотрит на меня так, словно ни одна моя мысль от неё не ускользнула. И под её кошачьим янтарным взглядом я опускаю глаза и ощущаю, как розовеют щёки.
Изящные руки красавицы обнимают меня за плечи, и я уже с удовольствием слушаю, сколько радости она испытывает, бывая у нас в гостях. Как она любит природу и как не хватает ей этого пьянящего воздуха в большом суетном городе. А в финале этих восторженных откровений я получаю настойчивое приглашение в её замок, находящийся в нескольких километрах от Парижа. Надо сказать, это не первое приглашение, но сейчас его озвучивает сама хозяйка замка и делает это с такой искренней радостью, что я не могу отказаться. Я уже очень хочу туда.
***
Сегодняшний ужин протекает с особой задоринкой. Невозмутимыми кажутся только мой папа и Диана. Суровой мадам Жаме кусок не лезет в горло, и она безуспешно пытается призвать к порядку свою маленькую воспитанницу Эйлен. А та, как заведённая, бегает вокруг стола, размахивая куском отварного мяса, и громко поёт нехитрую французскую песенку. У Львовны стресс и она постоянно теряет нить беседы, следя взглядом за громкоголосой малявкой. Я же стараюсь не рассмеяться и с трудом сдерживаю подступающую истерику.
Ангелину мне почти жаль. В попытке затмить нашу гостью она вырядилась, как на королевский бал, – открытое платье в пол, высокие каблуки, причёска, макияж. Но, кажется, её старания оценила только мадам Жаме. Сама мадам выглядит строго и элегантно и бросает неодобрительные взгляды на Диану, которая вышла к ужину в простеньком белом сарафане и совершенно не парится по этому поводу. Я сегодня тоже за простоту и естественность, а судя по тому, как Диана мне подмигнула, я ощущаю себя участницей заговора.
27
Возможно, я выдаю желаемое за действительное, но мне кажется, что Диана не в восторге от Ангелины Львовны. И вроде бы ничего на это не указывает, а наша гостья выглядит такой милой и добродушной…
– А девочка не слишком мала для длительных перелётов? – спрашивает Ангелина, напряжённо наблюдая, как малышка заходит уже на пятый круг.
– Эйлен давно привыкла к перелётам и переносит их легко, – с улыбкой ответила Диана, но невозможно было не заметить акцент, сделанный на имени дочери. – Нам приходится жить между тремя странами, и дочка летает с нами едва ли не с рождения.
Малышка, услышав собственное имя, внезапно прервала свой забег и притормозила рядом с Ангелиной. Она нахмурилась, прислушиваясь к незнакомой речи.
– Устала, наверное, бедняжка, – с фальшивым сочувствием произнесла Львовна и с опаской покосилась на девчушку, разминающую в ладошках мясной ломоть. – Разве ей не пора в это время спать?
– Да, сегодня мы немного задержались. Эйлен нравится новая обстановка, вот и разгулялась, – поясняет Диана и тут же переходит на французский, обращаясь к дочери: – Звёздочка моя, подойди ко мне, пожалуйста, я вытру тебе ручки.
И тут я поняла, что маленькая егоза тоже участвует в заговоре… Ручки она решила вытереть самостоятельно, предварительно водрузив свою ношу на колени красивой тётеньке.
Сейчас я готова выдать Ангелине медаль за выдержку. Во всяком случае, ни одна из предыдущих папиных пассий такого вандализма не потерпела бы, а Львовне лишь взбледнулось немного.
Быстрее всех отреагировал папа – он переложил измочаленный кусок мяса с Ангелининого платья на стол, погладил маленькую хулиганку по головке и заговорил с ней на её родном языке:
– Еду, Звёздочка, надо класть на стол. Пусть твой кусочек побудет здесь. Ты, наверное, сама хотела помыть ручки? Пойдём, я покажу тебе, где это сделать.
Эйлен внимательно выслушала и доверчиво протянула ласковому дяденьке свою заляпанную ладошку. Я провожала их взглядом, а в душе поднимался восторг… И ещё тихо и противно скреблась ревность. Я даже зажмурилась на мгновение, чтобы никто не понял, какая я дурная. А когда открыла глаза, то встретила всё понимающий внимательный взгляд Дианы. Но она не позволила мне заниматься самобичеванием и произнесла, глядя вслед своей дочурке:
– Я так её люблю, что ревную ко всем окружающим. Глупость, правда?
– Нет, – отвечаю тихо, – я понимаю.
Диана улыбнулась и, наконец, перевела взгляд на Ангелину, которая устала ждать извинений и теперь сидит с таким видом, словно кол проглотила. Мадам Жаме уже попыталась объясниться с ней на своём родном языке, но говорила так сухо, что, не знай я французский, перевела бы как «А не фиг было клювом щёлкать, дорогуша!»
– Простите, Ангелина, за испорченное платье, – в голосе Дианы раскаяньем даже не пахло. – Надеюсь, Вы не будете против, если я компенсирую его стоимость?
– Конечно, я буду против, – величественно произнесла уязвлённая, но гордая Львовна. – К счастью, это не единственное моё платье… И всё же Вам не мешало бы объяснить ребёнку, что так делать нельзя…
– Пожалуй, я так и поступлю, – задумчиво ответила Диана. – Что-нибудь ещё, Ангелина… Львовна?
– Нет, Диана. Я понимаю, что Ваша дочь слишком мала, да и сами Вы ещё молоды, но благородные манеры желательно закладывать в ребёнка с рождения… Если, конечно, есть кому закладывать.
Упс! Неужели папа ничего не рассказывал Ангелине о своей драгоценной француженке? Она ведь точно старше Львовны… Мой взгляд заметался между двумя красавицами и, чтобы ничего не пропустить, я даже дышать перестала. Взгляд Ангелины высекал искры, а Диана подпёрла кулачком подбородок и мечтательно произнесла:
– Да, Вы совершенно правы – хорошо, если родители являются достойным примером… Так уж вышло, что мои дети, пока они маленькие, воспитываются во вседозволенности. Но я возлагаю большую надежду на компетентность нашей дорогой Жаклин Жаме. К сожалению, на меня мадам давно махнула рукой… Ах, как бы ей хотелось научить меня изысканным аристократическим манерам…
– Обычно это передаётся с генами, – снисходительно заметила Ангелина.
– Вот-вот! – сокрушённо подтвердила Диана. – Помню, как я репетировала пить кофе с молоком из микроскопической посудинки, изящно оттопыривая мизинчик… Но не моё это. Ну, так и мы с Вами вовсе не об этом. Где они – настоящие благородные аристократы? Мы ведь извратили и перепутали понятия. Ох, в страшное время мы живём, Ангелина, где царствует плутократия и процветает проституция, припорошенная изысканными манерами. Мы научились с величественным достоинством принимать покровительство сильных мужчин. А потом ещё очень натурально наслаждаемся этим покровительством. И высшее мастерство – уметь не растерять безупречный образ истинной леди, когда тебе грубо наступили на шлейф и оголили задницу.
– Вы сейчас кого-то конкретного имеете в виду? – ледяным тоном поинтересовалась Ангелина. – Мне хотелось бы напомнить, дорогая Диана, что это Вы у нас в гостях.
– Простите, буйство генов никак не позволяет искоренить мои плебейские замашки. Мой бедный папенька так и умер, не дождавшись, когда снизойдёт на меня утончённость и нравственность. Но жизнь, дорогая Ангелина Львовна, настолько коротка, а мне ещё столько всего надо успеть от неё взять, что просто не остаётся времени на притворство.
– А вот и мы! – в столовую вошёл папа, неся на руках важную мадемуазель Эйлен, начисто лишённую аристократического лоска и громко запевающую очередной французский шлягер.
– А пойдём-ка мы укладываться баиньки, моя ясная Звёздочка, – Диана встала из-за стола и протянула руки к дочурке, поясняя всем присутствующим: – А то у нас ранний вылет, а Эйлен очень шумная, когда не выспится.
– Диан, может, вам задержаться хоть на денёк, – просит папа и мне кажется, что я слышу скрип Ангелининых зубов. – Ну, куда такой кнопке два перелёта подряд? Пусть порезвится завтра на свежем воздухе. И мы с тобой не успели всё обговорить…
– Спасибо, Тимур, к сожалению, на завтра запланировано слишком много дел… Но, поверь, ты даже не успеешь по мне соскучиться. Твой юбилей я ни за что не пропущу! – Диана проводит ладонью по щеке моего папы, а он совершенно не замечает, как едва сдерживающая себя Ангелина стремительно покидает столовую, грохоча каблуками.
Львовна объявила французам войну.
***
Этой ночью я очень долго не могу уснуть, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Они настолько противоречивые… И самое странное – это неожиданное сочувствие Ангелине. Однако оно мне и злорадствовать не мешает. Вот как это так?
Под моим балконом в шезлонге расположились папа вместе с Дианой. Мне не дают покоя их отношения. Не то чтобы я не доверяла папиным словам… Короче, я уселась в засаде и настроила свои локаторы, в любую минуту ожидая, что их общение перепрыгнет с делового на интимное…
Полночи ждала и пыталась определиться, как к этому отнестись. Не определилась… И не пригодилось. В конце концов папа пожелал соблазнительной француженке спокойной ночи, целомудренно чмокнул в висок и… И всё! А чего тогда в темноте сидели?
В голове постоянно вертятся Дианины слова: «…жизнь настолько коротка, а мне ещё столько всего надо успеть от неё взять…»
А я ведь тоже каждый день рискую опоздать… Мне ещё многое необходимо успеть!.. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на сомнения, обиды и ненависть…
И в первую очередь я должна рассказать об этом Ромке…
