Текст книги "Нарушая заповеди (СИ)"

Автор книги: Алиса Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

55. Роман

Если ты тропическая пчела с активной жизненной позицией, то никогда не следует пренебрегать защитой. Ведь опасность иногда таится там, где её совсем не ждёшь… А всё эти коварные летучие феромоны… Или что там за секреции выделяют хищные цветущие растения… Конечно, лучше выбирать проверенные и понятные. Вот тогда ты по жизни всегда будешь сытым и… с грустным жалом. А вокруг полно соблазнов – столько прекрасных и неопылённых тобой цветков!.. И каждый новый – всегда экзотика! В топку сомнения – один раз живём! Примчал, увидел… и тебя уже прёт от предвкушения победы! И только ты приладил свой хоботок, присосался к нектару и, казалось бы, вот он – чистый кайф!.. А тут – хлоп! Засосало!..

– Ром, а мы завтра сможем сюда снова приехать? – Лялька соблазнительно трётся об меня своей грудью, и мне не сразу удаётся вникнуть в смысл вопроса.

– А ты хочешь? – я с наслаждением провожу ладонью по её шелковистой коже и хрен его знает, о чём сейчас мой встречный вопрос…

– Конечно, хочу, – мурлычет Лялька. – Просто… ты ведь работаешь по ночам.

– Я работаю, когда мне удобно. Главное, чтобы всё выполнил в срок. Поэтому, – я перекатываюсь на кровати и подминаю восторженно пищащую Ляльку, – я сам решаю, где мне проводить ночи.

– Ром, я бы отсюда никогда не уезжала, – полузадушенно шепчет моя аппетитная и податливая жертва. – Я так люблю тебя, Ромка!..

Или охотница?..

Засосало!

Подснежник?.. Как бы не так! Это какой-то другой, совершенно неслыханный уникальный цветок с невинными нежными лепестками и ароматной манящей сердцевиной. Прикоснулся, вдохнул – и поплыл. Нет – влип! По самый хобот. И уж если моя бесшабашная Лялька всё же подснежник, то я – очень смелая или, скорее, глупая и морозоустойчивая пчела… Пчёл!.. Короче, редкий зверь.

Не думал, что мне удастся сегодня уснуть, да и спать совсем не хотелось. Хотелось смотреть, вдыхать, слушать и не останавливаться… До судорог в пальцах, до звона в ушах. Да, сегодня было именно так и для меня это совершенно новые ощущения.

Почти шесть утра. Лялька спит на спине, прижав одну руку к груди… Я с трудом подавил желание коснуться нежной кожи, нервно сглотнул и прикрыл свою измотанную ласками пылкую девочку простынёй.

Я бы тоже, малышка, никуда не уезжал отсюда…

Ещё минут сорок у неё есть, пусть поспит. А мне лучше убраться подальше от её приоткрытых припухших губ, изящных плеч… А-а-р-р-р! Пробежка мне в помощь!

В телефоне коротко пиликнуло сообщение – «Не пришла». И лишь сейчас появилась тревога. Где же тебя носит, дурная девка? Тётя Любаша, мать Янки, позвонила ещё вчера днём, обеспокоенная отсутствием дочери. Я даже усмехнулся про себя – нашла о чём горевать. Да Янка пропадала ночами гораздо чаще, чем ночевала дома. Но, правда, всегда предупреждала мать и оставалась на связи. Я успокоил тётю Любашу, сказав, что, скорее всего, у Янки сдохла батарейка, а сама она в очередном любовном угаре потерялась во времени. Откровенно говоря, именно так я и думал, но тётя Любаша… На то она и мама, чтобы беспокоиться.

Тётя Любаша была одной из немногих, кто искренне переживал смерть моей мамы и единственной из прошлой жизни, кроме самой Янки, к кому я тянулся всей душой. Подругами мама и тётя Любаша не были, скорее, приятельницами и добрыми соседями. А для нашей вздорной общаги это уже немало. Когда не стало мамы, я не искал утешения у других людей, да я и сам себя плохо помню в тот период. Но зато, когда немного очухался, с удивлением обнаружил, что близких людей у меня и не осталось. Школьные друзья, а вернее, те, кого я считал друзьями, отвалились как-то сразу, да и хрен бы с ними. Но ведь у нас с мамой были родственники…

Бабуля, к сожалению, умерла слишком рано, но была родная тётка и двоюродные тоже были… С просьбой к своей тётке я обратился лишь однажды. Перед самой армией хотел немного денег взаймы попросить. Помощь Баева я даже не рассматривал, да и за организацию похорон благодарить его не собирался. Но этот урод мне никто, а вот родная тётка… Она заявила очень категорично, чтобы я несчастным сиротой не прикидывался и шёл работать, поскольку я уже несколько дней как совершеннолетний. Она тогда хорошо меня отрезвила. Про других родственников я сразу и думать забыл.

Бытовуха на меня обрушилась всей тяжестью и появились траты, о которых я раньше даже не задумывался. А моей подработки едва хватало, чтобы чувствовать себя гордым и независимым. Помогала только тётя Любаша, хотя я и не просил. Денег я у неё, конечно, не брал, но столовался регулярно. Они с Янкой и в армию мне посылочки отправляли. Вот с тех пор они и стали мне, как родные.

И прямо сейчас близкому человеку плохо, а я не рядом. За две прошедшие ночи Янка так и не объявилась, и телефон оставался недоступен, а это уже серьёзный повод для волнения. Я позвонил тёте Любаше и пообещал, что скоро вернусь в город и сразу займусь поисками её пропавшей дочери. Где искать? Без понятия! Остаётся надеяться, что до моего возвращения эта коза блудливая сама объявится.

Бр-р-р! Вода в озере ледяная, а прохладный утренний воздух после заплыва взбодрил ещё сильнее. Я ускорил шаг, но уже рядом с нашим домиком остановился и прислушался. Ещё ночью мне показалось, что за нами следят. И вот сейчас я почувствовал это снова. Огляделся. Уверен, что не ошибся. И пасут однозначно Ляльку. Шаги за спиной я не услышал, но чужой взгляд ощутил затылком.

Баев приближался неторопливо, прожигая меня зверским взглядом. Типа опасный лютый волчара. Страшно мне не было, но я порадовался, что догадался надеть трусы. Без них я бы сейчас чувствовал себя менее уверенным.

– Не спится, Тимур Альбертович? Надолго к нам?

– Пасть закрой, щенок, – утробно рычит Баев. – Где моя дочь?

Ярость в его глазах не пугает, но и веселиться сейчас тоже не хочется.

– Ну-у, если за последние полчаса Ева не покидала дом, то могу предположить, что она ещё спит.

С языка рвалось «устала очень твоя Лали», но я заставил себя вовремя заткнуться. Ляльке не стоит быть свидетельницей наших разборок.

– Ты как посмел, сучонок, притащить Лали сюда и… – он сжал кулаки, но сформулировать подходящее выражение после «и» не отважился. Похоже, он даже мысленно не способен замарать свою чистенькую девочку.

Будь это кто-то другой, я бы, возможно, восхитился, насколько трепетно он заботится о своей дочурке. Да и приехал сюда сам – один. Понятно – такую деликатную слежку Тимур Баев никому бы не доверил. Интересно, он слышал нас ночью? А, впрочем, на его отцовские чувства мне плевать! Как было плевать ему на чувства моей матери, когда он избивал меня на её глазах…

– Есть предложение, Тимур Альбертович, перенести нашу дуэль часиков на девять, чтобы Вам не приходилось себя сдерживать. Я как раз успею отвезти Еву на работу. Не будем прямо с утра обламывать её романтическое настроение. Что скажете, папаша?

56

Выделить на сон пару часов в сутки – легко. Сложнее будет следующие двадцать два часа. И не мне одному. Я поглядываю на зевающую Ляльку и невольно улыбаюсь. Стоит самому себе признаться – мне хорошо рядом с ней. Давно у меня не было такой безудержной ночки. А подобных эмоций я вообще не припомню. Хотя с Лялькой всегда было интересно и весело, и я словно окунулся в беззаботное прошлое… Вероятно, всё дело в этом. А сейчас у повзрослевшей малышки обозначились новые неоспоримые преимущества. И в этом дело тоже. Но давать определение своим чувствам я бы не рискнул. У девчонок всё просто – приласкал, погладил – и сразу «люблю». Меня никогда не бесило это слово, скорее, оно не находило во мне должного отклика. Слишком часто я слышал его от девчонок, которые уже на следующий день могли активно «любить» не меня.

И всё же Ляльке хотелось верить. Порывистая, открытая и очень искренняя во всём. Мне нравится ей верить, хочется о ней думать и смотреть на неё. С ней мне понравилось всё. Нежная… Очень нежная девочка.

Скажи мне ещё, Ева. Так только ты можешь. Скажи…

Я паркую Франкенштейна у закрытой «Кофейни» и гипнотизирую взглядом свою пассажирку.

Скажи.

– Наверное, ты решился, наконец, спросить номер моего телефона, – она смеётся и не спешит покидать салон.

– Кажется, мы перепрыгнули несколько незначительных стадий, – я беру в руки мобильник. – Диктуй цифры.

– Чего это – незначительные? Девятьсот двадцать, четыреста…

Она озвучивает свой модный номер, и я тут посылаю вызов.

– Готово! – Лялька радуется, словно я ей номер банковской ячейки продиктовал. – Так вот, о незначительном… Я, между прочим, очень люблю романтику!

– А я предпочитаю прочее между романтиками, – подмигиваю и перемещаю ладонь на её ножку.

– Пошляк. И цветы я тоже люблю, – её щечки розовеют, а голос переходит на шёпот. – Ромка, ты у меня совсем неромантичный. Но мне это очень нравится.

Скажи мне, Ева!..

Она тянется ко мне для поцелуя и в этот момент я готов разорить все клумбы на Красной площади. Я целую её жадно и даже грубо. Это моей девочке тоже нравится. Я уже собираюсь перетянуть Ляльку к себе на колени, когда замечаю метрах в ста от нас припаркованную машину Баева. Пунктуален, урод. А наша бариста рискует опоздать на работу. Вон, два лощёных додика уже пиджаками закрытую дверь кофейни полируют. Отстранившись от меня, Лялька тоже их замечает и недовольно морщит носик – не хочет уходить. И я рад – улыбаюсь, как идиот.

Из машины мы выходим вместе под недовольными взглядами этих двоих, у которых день без кофе не начнётся.

Так и не сказала…

Лялька же смотрит на меня так, будто это я о чём-то забыл ей сообщить.

– Удачи, детка, – напутствую я, но, кажется, моя девочка ждала каких-то других пожеланий.

– Ро-ом, – она бросает быстрый взгляд в сторону нетерпеливых посетителей и снова поворачивается ко мне. – Ромка, я так тебя люблю!

Она бросается ко мне на шею и целует быстро в губы, подбородок, в нос… Я не отвечаю на поцелуи. Просто сжимаю её в объятиях и прусь от этой сумасшедшей ласки.

Спасибо, девочка!

– Это здорово, Лялька!

– Я Ева! – звучит очень сердито.

– Я помню, – мне смешно… И очень хорошо.

Парочка кофеманов тоже помнят её имя.

– Ева, извините, нам долго ещё ждать?

– Сейчас, минуточку! – щебечет моя нежная девочка и тихо шепчет: – Достали, козлы!

– Клиент всегда прав, – шепчу ей и, чмокнув в нос, отстраняю от себя. – Беги уже.

С мученическим вздохом Лялька поворачивает к своей кофейне и застывает на месте.

– Папочка? – тихо бормочет, и глаза её делаются огромными. – Ой! Мне надо было ему раньше перезвонить…

Баев успел покинуть свой «бронетранспортёр» и теперь пёр на нас, вооружённый лишь своим статусом и свирепой рожей.

– Ром, ты не волнуйся, всё будет хорошо, – лепечет Лялька и срывается с места навстречу Баеву.

А я прямо тут весь извёлся от переживаний.

– Э! Куда? – взвыл мужик у кофейни и обратился к бородатому приятелю: – Не, ну ты видел?

– Вот овца! – скалится тот, наблюдая как Лялька прыгает в объятия Баева. – Какая уж тут работа, когда девка никак между двумя мужиками не определится.

Злость во мне закипает мгновенно.

– Клюв захлопни, дятел, а то эспрессо тебе будет доступен только через клизму.

– Да это, пацан, похоже, тебе стоит меньше клювом щёлкать, – не остаётся в долгу Борода и бесстрашно направляется ко мне. – У тебя бабу из-под носа уводят, а ты тут с чужими взрослыми дядями рамсишь.

Я опускаю голову и слежу за его ногами. Преподобный Кирилл сейчас бы сильно огорчился.

Всякое раздражение и злоречие со всякою злобой да будут удалены от вас…

– Наглядный урок тебе, малой, все бабы – шлюхи! – тон бородатого развязный и снисходительный. – И ещё один урок…

Я отступил на шаг, следя за начищенными туфлями Бороды…

Будьте друг ко другу добры и сострадательны…

…И резко ударил правой. Без замаха – точно в челюсть.

Прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас.

Я стремительно отпрыгнул в сторону, но выведенный из наступления Борода уже оседал на корточки, рыча и обнимая челюсть.

У второго просто не было шансов до меня добраться. Баев – и откуда только взялся?! – встретил его на подлёте и утрамбовал мордой в тротуарную плитку. Я даже уважительно присвистнул, потому как Бай уступал мужику и в росте, и в комплекции.

– Вы совсем обалдели? – Лялька беспомощно развела руками и выглядела сейчас очень маленькой и испуганной. – Это же друзья моего начальника… Папка, ну ты-то как… Они ведь просто хотели кофе попить…

– Ну, открывай тогда свой кофейный рай, сейчас все и попьём, – Баев выглядел слегка смущённым перед дочерью. – Иди, Лали, работай, нечего здесь разглядывать. Мы сейчас всё мирно порешаем, друзья твоего начальника – мои друзья.

Я усмехнулся и спрятал за спину дико ноющий кулак, а Лялька недоверчиво посмотрела на отца, перевела умоляющий взгляд на меня…

– Вы только ничего больше… не надо больше.

Рычащий и хрюкающий Борода медленно встал и побрёл прочь, баюкая челюсть и забыв о своём «отдыхающем» товарище. Нехорошо как-то вышло.

Баев, дождавшись, когда Лялька скрылась за дверью кофейни, обратил на меня свой фирменный убью-нахрен-взгляд.

– Обидишь мою дочь…

– Не продолжайте, и так живот прихватило.

– Послушай меня, молокосос непуганый… – тихо продолжил Баев, но его бесцеремонно перебил входящий звонок на мой мобильник.

Тётю Любашу я не мог проигнорировать, потому что ждал новостей о Янке.

– Рома, – просипела соседка странным и страшным голосом…

От нехорошего предчувствия противно заныло в солнечном сплетении.

– Что, тёть Люб? Нашлась?

– Ой, Ро-ома-а, – провыла тётя Любаша, – ой-ой, Ром-ка-а!.. Что же дела-ать?..

– Жива? – спросил я и не узнал собственный голос.

– Жива-а-а, – она заголосила так, что пришлось отстраниться от телефона, – д-д-дома она…

Франкенштейн сорвался с места и стремительно понёс меня туда, где близкие люди, слава Богу, живы, но не знали – что делать. И я пока не знал…

57

Самое главное, что жива, а остальное… Поправимо ли? Да что гадать?.. Женщины – паникёрши, и истерику у них может вызвать даже сломанный ноготь. Конечно, это не про тётю Любашу, и причина её слёз наверняка не пустяковая… Но ведь жива Янка!.. И не в больнице – дома!

У входа в общагу наблюдалось небывалое оживление, и это мне совсем не понравилось. Почему-то не возникло сомнений, что обсуждают именно Янку. Разжиться новостями в галдящей толпе – это не про меня, и я попытался обойти шумное собрание в попытке прорваться к первоисточнику.

– О, Ромочка, где же ты пропадаешь, дорогой? – послышался язвительный голос Наташки. Кто бы сомневался, что она в самом эпицентре сплетен. – А ты уже в курсе, что пока ты там маньячил по ночам, твоя мартышка изменила тебе с целым войском? Иль ты сам так расстарался? Силён, мальчик!

Раздался дружный и отвратительный смех, а у меня мгновенно пересохло во рту. Кажется, сбылись мои самые мерзкие предположения. Не-эт! Но переспрашивать я ни о чём не стал, так же, как и реагировать на пошлые комментарии, и рванул в общагу, оставив позади разочарованных моей безучастностью соседей.

Похоже, весь наш этаж тоже не остался равнодушен к чужому горю. Выполз из своей норы даже инвалид-колясочник, так редко появляющийся на людях, что я с трудом его узнал. И стоило мне войти в общий коридор, как вся эта демонстрация резко затихла и уставилась на меня. Что вообще здесь происходит? Стараясь не показать насколько мне некомфортно под их странными взглядами, я направился прямиком к нужной мне двери. Стучать в Янкину комнату было немного страшно… но я и не успел. Дверь передо мной распахнулась и навстречу выскочила растрёпанная и заплаканная тётя Любаша.

– Ты что натворил, гадёныш? – яростно сверкая глазами, она вцепилась пальцами в мою футболку, которая тут же затрещала, не выдержав варварского обращения. – Я же тебя, как сына…

– Я не понимаю, тёть Люб… Я только подъехал… Что с Янкой?

– Что? – лицо моей доброй соседки исказилось и на меня обрушились удары. – И ты, шакал, ещё спрашиваешь?

Удерживать взбесившуюся женщину я не пытался, слишком оказался дезориентирован, и только старался прикрыть голову. Лицо больно обожгло – кажется, его всё же достали женские когти.

Удары прекратились внезапно, а визг тёти Любаши только усилился.

– Пусти, алкаш позорный, убери от меня руки!

Андрюха – и не поймёшь, откуда сил набрался – лихо скрутил бьющуюся в истерике соседку и вместе с подоспевшей к нему на помощь женой Тонькой затолкал тётю Любашу обратно в комнату. Тонька осталась внутри, а Андрюха вернулся ко мне.

– Вот же бабы! Кошки драные! Всю рожу пацану исполосовать, а!.. Ты как, Тёмный?

Я потряс головой и потёр лицо руками, но сон не закончился. Это какая-то очень паршивая реальность… Это вообще что сейчас было?

– Ты это… чо, в натуре, над Янкой поработал?

– Андрюх, ты о чём? Я вообще не в теме. Тёть Любаша позвонила… плакала… Я приехал… И… вот…

– Вот бабы! Вот же суки! – Андрюха сплюнул прямо на пол. – Не, ну я же сразу сказал, что бред.

Андрюха развернулся к притихшим соседям, кучковавшимся посреди коридора, и гаркнул охрипшим голосом:

– Так! Какого вы тут варежки раззявили? Тёмный не при делах! Ясно вам? Устроили халявный просмотр! Бесплатный цирк вам тут что ли? Это я сейчас быстро организую! Чья дверь моим котом ещё не помечена?

Народ дружно огрызался и неохотно расползался по комнатам и кухням.

– А ну, рассосались все, я сказал! А кто остался – приготовили по пятихатке за просмотр! То-то же!

Довольный Андрюха развернулся ко мне.

– Учись, малыш! Видал, как я их?! Слышь, Тёмный, а жилец у тебя какой-то странный. Где ты его взял? Опасный тип, я тебе скажу. Всю ночь его не было, а утром пришёл, занял кухню, что-то подозрительное там приготовил и снова ушёл. Это вот что значит?

– Это, Андрюха, значит, что человек много работает, а в перерывах между работами ему требуется заправка едой, обогащённой пищевыми калориями.

– Чего-о? Ты чего умничаешь? – набычился сосед. – Я тебя тут, понимаешь ли, от разъярённых баб спасаю, а ты…

– Андрюх, расскажи лучше, от чего ты меня спасаешь. Кажется, мне тоже будет не лишним знать.

– Это да, – он поскрёб щетинистую щёку. – Ток ведь тут без пол-литра никак не расскажешь, очень уж… оно э-э… душещипательно.

Я молча вытащил из кармана деньги и протянул одну купюру Андрюхе.

– На все? – тот вытаращил алчные глаза и выхватил деньги из рук.

– Как знаешь, – я пожал плечами, – мне всё равно ещё за руль, так что я не буду.

– А тебе бы не мешало, – нравоучительно произнёс Андрюха и, как был в комнатных тапках и драных трико, так и стартанул в направлении лестницы.

В моей комнате тихо и свежо. Кругом чистота и по-прежнему никаких следов пребывания Пилы, если бы не громоздкая раскладушка и заботливо оставленный на столе завтрак. Омлет с ветчиной и зеленью уже остыл, но выглядит симпатично… Но вместо аппетита к горлу подкатила тошнота, и я снова накрыл завтрак тарелкой.

Вынудил себя подойти к зеркалу… Ну и рожа! По левой щеке словно граблями прошлись. Хорошо, что Лялька меня не видит. Лялька… Представил её реакцию, и губы сами поползли в улыбке. Не надо ей знать…

Снова уставился на своё отражение… Да-а, тётя Любаша явно не в себе. Как ей вообще пришло в голову обвинять меня? И в чём? Может, она уже успокоилась? И Янку надо увидеть…

В душевой я умылся с мылом и лицо защипало нещадно… Надо бы перекисью обработать… Но это потом.

Около тёть Любиной двери прислушался – ни звука. Похоже, успокоилась…

– Ромка! Стой, дурачок! – ко мне, топая, как слон, из кухни несётся Тонька. – Ты совсем одурел? Любка же тебя забьёт чем-нибудь…

Тонька добежала, схватила меня за многострадальную футболку и потащила прочь от чужой двери.

– Да за что, Тонь? – получилось громко. Не припомню за собой таких эмоциональных воплей. Вот и Тонька глазищи выпучила.

– Ромашечка, – она ласково погладила меня по руке, – так вот и я думаю, что не за что. Янка-то, она же сама дурная, вот и мелет абы что…

– Что она мелет, Тонь? – теперь мой голос понизился до шёпота.

– Та-ак, – прогремел Андрюхин голос, а Тонька вздрогнула, – ты чего это его здесь наглаживаешь?

– Да пошёл ты, придурок! – рявкнула она на мужа. – Парню вон надо лицо обработать, а то мало ли, какая инфекция…

– Да ты сама ходячая инфекция, – озвучил мои мысли Андрюха, – так что вали отсюда, без тебя всё обработаем и простелири… простерли… А-а-а! Прости, господи! Сгинь, сказал!

Тонька не впечатлилась грозным супругом и, просканировав взглядом его оттопыренный карман, нахохлилась.

– Опять бухать собрался?

– Дезинфекцию проводить, дура! – Андрюха пошарил в другом кармане и достал чупа-чупс. – На вот, пососи лучше и не говори потом, что я о тебе не помню. Всё, погнали, Тёмный.

– Андрюх, ты жрать ко мне пришёл? – я проследил за остатками омлета, которые уже через мгновение провалились в желудок соседа. – Может, скажешь уже что-нибудь?

Андрюха опрокинул очередную стопку, занюхал рукавом и выставил вперёд грязный указательный палец. Я терпеливо проследил за его подвижной мимикой, с тоской посмотрел на грязные следы на полу…

– Да чего тут говорить, Ромыч? Оттарабанили твою подругу целым стадом – и все дела.

Я примерно этого и ожидал, но от Андрюхиных слов внутренне содрогнулся, а зубы непроизвольно отбили дробь.

– Кто? – ладони сжались в кулаки.

– Ну, я полагаю, что не ты, а кто… Да кто же знает.

– А п-почему… стадом? Откуда…

– Так это… Любка за фельдшерихой бегала, ну той, что на втором этаже. Фигуристая такая, помнишь?

– Да хрен с ней! Дальше что?

– Так она это… ну… посмотрела всё… Ну, ты понимаешь. Расспросила там – что да как. Сказала, что зря Янка душ принимала, типа все следы смыла.

– А ты-то откуда всё знаешь?

– Так фельдшериха рассказала! Тоньке, Натахе вон…

– Почему рассказала? Она же врач…

– Какой, на хрен, врач? Она – баба!

Сука она! В голове вся эта дичь вообще не усваивается. И что-то постоянно ускользает… А, вот оно!

– Андрюх, а я здесь при чём?

– Так это… Янка верещала, что ты виноват…

Наверное, у меня сейчас был такой взгляд, что Андрюха тут же поспешил исправиться:

– Не-не, Ромыч, она не говорила, что это ты её… того… Но орала, что всё из-за тебя. Громко орала, все слышали. Слышь, Тёмный, мож её за какие твои долги это… типа наказали?

Я ворвался к Янке в комнату, как разъярённый бизон, но, увидев забившуюся в угол дивана девчонку, остановился и резко сдулся. Она смотрела на меня, как затравленный зверёк, и тихо скулила. Губы изранены, белки глаз в кровавую сеточку, синяки на скулах и запястьях… Я не знал, что сказать…

– Ром, не смотри на меня, – прошептала Янка. – Только не сейчас…

Влетевшая в комнату тётя Любаша выдворяла меня чём-то тяжёлым по спине и затылку и орала вслед, что мне конец… Как-то смешалось всё в голове…

Лялька звонит весь день и шлёт сообщения. Я занят. Не отвлекаюсь. У меня пациент.

И я не знаю, как с ней говорить…

Толян тоже звонит… И Владыка Бочкин… Ему-то что надо?

Пила… Пиликает уже пятый раз. Не просто так…

– Роман, ты где сейчас?

– На работе.

– Слушай, тут какой-то беспредел творится, ты бы пока в общагу не возвращался… Тут менты по твою душу пришли. Слышь, в общаге такое мелят… Роман, я не верю, но ты пока не суйся сюда.

– Я понял.

А куда мне?..

К общаге я подъехал спустя два часа и через полминуты Франкенштейна зажали два «бобика». Вот я и приехал…