Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Александр Прокофьев

 
Мне кажется, полезнее
Предупредить ребят,
Что нет чинов в Поэзии,
А впрочем, как хотят,
 
 
Как видят, так и думают,
А думать не хотят —
Пусть тянут жизнь угрюмую,
На мой, конечно, взгляд!
 
 
На мой незлой и опытный.
Тревожно бытие,
С полемикою хлопотно,
А всё ж беру ее.
 
 
Беру ее в свидетели
И за руку веду.
«Спасибо, благодетели!» —
За вас поклон кладу.
 
 
А я-то нынче с песнею,
Веселой и ручной,
С лесами, и полесьями,
И с заводью речной.
 
 
Мне кажется, полезнее
Предупредить ребят,
Что нет чинов в Поэзии,
А впрочем, как хотят!
 

1967

 
Где б я ни был,
Я слышу, как гремит Ленинград
Медью, цинком, железом и камнем,
И шагами гвардейцев, что идут на парад,
И широкою песней морской и заздравной.
 
 
Где б я ни был,
Я вижу, как грустит Ленинград,
Он идет по безлюдью, простор атакуя,
Он, любимый, встает за гранитом оград,
По убитым солдатам безмерно тоскуя.
 
 
Где б я ни был,
Я знаю, как живет Ленинград,
Город мой вдохновенный, в работу влюбленный,
Полномочный глашатай, несущий плакат,
Агитатор отменный,
Восстанья огнем озаренный.
 

1967

 
Я говорю вам просто, по-хорошему.
Мне душу задевает боль утрат.
Давайте памятник поставим лошади,
Что хлеб везла в блокадный Ленинград.
 
 
И в полынью свалилась, бедолага,
И дикий ветер стон ее разнес,
А черный ветер черным флагом
Накрыл ее,
А сердце сжег мороз!
 
 
И страх, и жуть цвели в такой картине,
Метелил снег, гремели груды льда,
А голова гнедка была на льдине,
В глазу стеклянном замерла звезда.
 
 
И холодел мороз от ветра злого,
И в полынье шипел водоворот,
А рядом шлем валялся ездового
В снегу,
В метели,
Также вмерзший в лед!
 

1968

 
Кто мне скажет,
Из какого сплава
Отлита иль выкована Слава?
 
 
Сплава нет такого.
Ну так кто ты?
Сердце, закрывающее доты,
В стороне озерной иль заречной?
Это что – мгновенье
Или вечность?
 
 
Что такое слава Ленинграда?
Это буря первой баррикады,
Это стяг ее, горящий ало,
Мужество, какого не бывало!
 
 
О России говорить не буду,
Ведь Россия вся подобна чуду!
 

1968

 
Я живу, Россией окруженный,
В голубых озерах отраженный,
Я хожу в лесах и перелесках,
Солнцем зацелованных до блеска!
                Солнышко, гори, гори,
                Шире окна отвори,
                Золоченые,
                Точеные,
                Где скачут снегири!
                Снегири, не снегири —
                Просто алый блеск зари
                Ты России
                Самоцветной,
                Не считая,
                Подари!
Я живу, Россией окруженный,
Красотой ее завороженный:
                Полями, полями,
                Еще соловьями,
                Младыми руками!
Ох и руки, молодые руки,
Не дадут мне помереть от скуки,
То жарой охватят, то ознобом,
Оживят и вытащат из гроба!
Я живу, Россией окруженный,
Солнцем, красным солнцем обожженный,
                И кому-кому,
                А ей виднее,
                Где светлею я,
                А где темнею!
                Приходите, гости,
                Через новый мостик,
                Гости на́ гости —
                Нам для радости!
 

1968

 
Ой, моря мои и реки
Преглубокие,
Я иду себе, иду
Да поокиваю.
Просто так говорю,
То ль от радости,
По-онежски, по-пинежски
Да по-ладожски,
Да по-ладожски, да по-олонецки,
Пахнет слово землей,
Коль наклонишься!
Наклонись, поклонись
Здесь и около…
Я иду себе, иду
Да поокиваю.
И тоску и грусть гоню,
Ну их к дьяволу,
Вижу кисть костяники,
Красной ягоды.
Наклоняюсь к ней и рву —
Ох и красные,
Костяника, земляника —
Распрекрасные!
Сразу падаю в траву
Да в зеленую,
В ту густую мураву,
В ту миленую.
 

1968

 
О тебе я думаю
В краю любом,
Я веду мечту мою
В отчий дом,
Тот, что видел всюду,
Чем живу,
Век не забуду,
Россией зову!
Свет мой вечерний,
Свет дневной,
Летний,
Весенний,
Ты со мной.
Мой в травах росных,
С Невой,
С Днепром,
Мой светоносный
Отчий дом,
Мой, где присяга
Жива моя,
Мой с красным стягом,
Как заря!
 

1968

 
Под бурей шалой,
Под ветром тяжким
Матросы в сонме крутых снегов,
Вскричав:
«Нас мало,
Но мы в тельняшках!»,
Оскалив зубы,
Шли на врагов.
Подобный буре, темнее тучи,
В бушлатах черных катился вал,
«Ура» вскипало,
И снег колючий
Нейтральным не был,
А воевал!
И волны дыбились ледовито,
Не затихал над долиной гром.
А после памятник из гранита
Был создан нами на месте том,
Где в буреломе
Под ветром тяжким
Матросы в сонме крутых снегов,
Вскричав:
«Нас мало,
Но мы в тельняшках!»,
Оскалив зубы,
Шли на врагов…
 

1968

 
Нагло вороги лезут,
Не легко с ними биться.
Ни огня, ни железа
Ленинград не боится!
 
 
По зеленым предместьям
Рыщут жадные волки.
Ленинград – город-песня,
Он не может замолкнуть.
 
 
Он поднялся, геройский,
И пошел ратным шагом,
И несметное войско
Разметал по оврагам.
 
 
Там, где никнул осинник,
Злую свору откинул,
И глядела Россия
На него, исполина.
 
 
Поглядела весенне,
Всё вокруг ликовало,
И такого веселья
На Руси не бывало!
 

1968

 
Кто с Волги, кто с Камы,
Кто с Дона —
Раздольны России края.
А я говорю из Кобоны.
«А где, брат, Кобона твоя?»
 
 
«А где, – отвечаю, – в России,
Шумят заповедно леса.
Из блеклой нечаянной сини
Спокойны ее небеса.
 
 
Шумит верболоз и осинник,
Черемуха плещет в окно,
Густою всесильною синью
Пронизано море одно.
 
 
Мои августовские звезды,
Их росчерк вошел в бытие,
Мой синью пронизанный воздух,
Мое это море, мое!
 
 
Мне видно, как в вольном просторе,
Глубокие очи смежив,
Заснет это синее море,
На звезды волну положив…»
 

1968

 
Ой, жги, ой, жги,
Ничего не говори,
На Большой Пушкарской
Жили пушкари.
 
 
Пушкари не ротозеи,
Защищали землю,
Они ладили фузеи,
Ладили и зелье.
 
 
Не было в достатке лишнего,
Было то не главным,
Государевы людишки
Несли службу справно.
 
 
Стылою зимой и летом
Ловко ладили мушкеты,
Чтоб в бою среди лугов
Черт побрал бы всех врагов!
 
 
Чтоб проклятый супостат
Прямо после битвы
Шел бы в пекло,
Шел бы в ад
С чертовой молитвой!
…Ничего не говори
И не выговаривай.
Жили-были пушкари,
Пушкари пушкарили.
 

1968

 
Весна, а волны в инее,
И шлемы на них острые.
Иду Четвертой линией
Васильевского острова.
 
 
И выхожу к Неве-реке —
Воде, от солнца розовой,
Она примчалась налегке
Из-за стволов березовых,
 
 
Из-за рябин и тополей
Бежала сломя голову,
Она вертелась вкруг полей,
Кружмя кружилась, полая.
 
 
Потом надолго сохраним,
Что не купчиха-барыня —
Весенним городом моим
Она прошла,
Сударыня!
 

1968

 
Повелительно-резко
Взвился кумач.
Ты, Мадрид,
Ты, Уэска, —
Вся Испания,
Плачь!
 
 
Ты, Испания Лорки,
Поплачь на заре,
От долины к пригорку,
От пригорка к горе!
 
 
Ой, жалейка, жалейка,
Красный ветер горяч,
О Матейка, Матейка,
Ты еще не Лукач.
 
 
Путь не видится грозный,
Чтобы принял любя,
И мадридские звезды
Не вгляделись в тебя.
 
 
Но раз надо – так надо,
И дороги сошлись,
Ведь Кордова с Гренадой
Тебя заждались!
 

1968

 
Белые барашки
Пасутся на воле…
Льются синие луга,
Зеленое поле.
 
 
Синь и зелень на воде,
Взглянешь —
Сердце радо,
И на каменной гряде
Разгулялось стадо.
 
 
Я считаю у крыльца
Диких и домашних,—
Не видно конца
Ни лугам, ни пашням.
 

1968

 
Отец мой – старший фейерверкер —
Жил,
Служил
И не боялся смерти.
Она сама нагрянула внезапно.
День умирал и тучи гнал на запад,
И, мертвенно бледнея, падал снег.
С землею не простился человек.
Но смерть напрасно затрубила в горны.
Он пал на поле боя
Непокорным!
 

1968

Сыплет черемуха снегом…

С. Есенин

 
Не убыло, не выбыло —
Метелица метет.
Ой, сколько снегу выпало —
Черемуха цветет.
 
 
За до́лами, за гаями,
Садами за село,
Что пало,
Не растаяло —
Цветами расцвело:
 
 
На ковшиках берестяных,
За рощей, на лугу.
И всё в снегу невестином,
Черемховом снегу.
 
 
Соцветьями накрошенный,
Пал на земную грудь.
Цвети, цвети, хороший мой,
И засыпай мой путь…
 

1968

 
Опять закланялась калина
Над голубым лесным ручьем,
Опять приснилась Украина
В седом Приладожье моем.
 
 
Бор поднялся стеной крутою,
Туман долину покрывал…
Кто это поле золотое
Давно Черниговским назвал?
 
 
Наш Север носит белый иней,
Мороз моря приводит в страх,
А над Десной, на Украине,
Стоит Чернигов весь в садах.
 
 
И здесь пахнуло Украиной
С ее вселенскою красой,
С такой раздольной придолинной,
С такой зеленою косой.
 
 
Не знаю, был тут лагерь, стан ли
Людей, простившихся с Днепром…
Но как потомок благодарный
Я вспоминаю их добром!
 

1969

 
Забелели постели,
Задымились снега,
Захрустели метели
И помчались в бега,
Побежали по кругу,
Словно кто-то их гнал.
…Я декабрьскую вьюгу
С младенчества знал.
Знал, и помню,
И знаю,
И доверюсь вестям, —
Как ворчунья сквозная,
Шла она по гостям.
Подбивала на сговор
Тех, кто был озорней,
И ломала подковы
Сивой масти коней.
И сама сивая,
В мятеже красивая,
С белой челкою на лбу,
Смотрит рьяно
На гульбу.
 

1969

 
– Где ты был,
Табашный хахаль?
Не видала
Сколько дней!
 

П. Васильев

 
Где ты был?
Куда пропал?
С кораблем в море упал? —
Когда шел по Белу морю
После свадьбы братней вскоре.
 
 
Ох и свадебка была —
В три деревни,
В два села!
Я досюльнюю вела,
Будто кружево плела!
Беломорскую минорку
Я вынесла в узор,
А потом скороговорку —
Куда хватает взор!
 
 
Ты потом пошел на Беломорье,
Вешним днем пошел,
После Егорья.
Беломорье – ветер гулевой!
Не один там распростился
С головой.
Ах ты,
Ох ты,
Непутева голова,
Позабыл мои
Разумные слова.
Ну куда ж ты,
Мой сердешный,
Запропал?
Нерпу бил
Аль с кораблем
В море упал?
 

1969

 
Мы живем не за Дунаем,
Не у Терека живем,
Мы по-ладожски сыграем
И по-спасовски споем:
 
 
                Ой да полюбил я, полюбил я свою милую,
                Ой да никому, да никому любить не дам!
 
 
Пели мы, идя тропинкой сирою
И рассыпав сердце, сердце по ладам.
 
 
Бубен ахает да охает
                                  до Мсты,
Разнаряжены росистые кусты,
А тальянка то рыдает, то звенит,
А росинка ярко звездочкой горит.
 
 
Красота,
Лепота,
По дороженьке
Проходят некрута —
Очи сини,
Щеки красны,
Не разини
И не плаксы.
 
 
Так дружили,
Так мужали,
Так мы жили,
Ладожане…
 

1969

1

 
Ленинград – широк в плечах,
Силы непомерной.
Синь горит в его очах
Пламенно и верно.
И от этой сини
Небеса в сатине,
Ладога в чесуче,
С красной лентой на плече!
В красной ленте бьет закат,
Гром гремит, дает раскат.
Светоносным ливням
                                      внемлет
Чудный город Ленинград.
 

2

 
Вечная отрада,
Дивный свет, сиянье
                             Ленинграда.
Сколько здесь аллей густых,
По весне кипучих,
Сколько шлемов золотых,
Разорвавших тучи!
Сколько улиц заревых,
Медленных и скорых,
И просторов мировых
Знает этот город.
Сколько всем народам впрок
Он,
Задумав,
Сделал.
Сколько в мир легло дорог
Из его пределов!
Ленин
Мужество вселил
В души ленинградцев,
Ленин
Город озарил,
Утверждая братство.
Ленин
Имя воле дал,
Бурями воспетой,
Ленинградом город стал,
Несказанным светом!
 

1969

 
Снаряд влетел в окно,
Свистя, ворвался в Мытню —
Еще вплелось звено
В еще одно событье.
 
 
Моя судьба – потом,
Она легла на плиты,
А прежде – этот дом,
Почти Невою смытый!
 
 
Бежал поток живой,
У островов резвился,
Мост старый Биржевой
В парадном молодился.
 
 
На линии огня
Дом выстоял блокаду,
До радостного дня
Победы Ленинграда.
 
 
И не было ошибкой,
Что проверялось сталью,
И золото нашивки
Горело над медалью.
 

1969

 
Ленинград надевает
Первомайский наряд,
Ленинград
Напевает —
За Поклонной горою,
За Вороньей,
За Круглою рощей,
Ленинград сотрясает
Дворцовую площадь.
Он воистину молод,
Он в славном походе.
Кличет солнце мой город,
И солнце
Выходит.
И от площади Красной,
Где гранит Мавзолея,
День искрится прекрасный,
И Отчизна алеет
Краснофлажьем трибун,
И домов,
И заводов, —
День, по-вешнему юн,
Брызжет солнцем
И счастьем народов.
 

1969

 
Земля засыпала в ромашках,
И розовый свет потух.
                А море в белых барашках,
                И ветер у них —
                                          пастух.
 
 
                Пастушок, мой дружок,
                Заиграй-ка во рожок!
 
 
Хорошо пастух играет,
Море бьется в берега,
Над морем радуга-дуга
Горит,
            пылает в доле алой,
А кони мчатся небывало,
Зарей окрашенные кони,
Все красные, как на иконе,
Огонь летит из-под копыт!
 
 
Как морю спать?
Оно не спит.
 

1969

 
За травою, за трестою,
В молодом уборе
Село солнце золотое
Посредине моря.
Посредине моря – лодка,
Сине море льется,
Солнце в лодке-самоходке
Берется за весла.
Не за старые —
За новые,
Что любят рыбаки, —
Им с Ояти шли сосновые,
Кленовые – с Оки.
За Оятью – сосна,
За Окою – клены.
Молодым не до сна
У костров зеленых,
У ракит кружевных
В весеннем разбеге
Да в распевах озорных
Около Онеги,
Да в Приладожье морском,
За родным простором,
За березовым мыском,
За сосновым бором.
 

1969

 
«Валя, Валя, Валенька»,—
Так звенит проталинка.
Здравствуй, тоненький ледок,
Здравствуй, Звездный городок!
Выходило слово к слову:
«Здравствуй, Валя Терешкова,
Дорогая, милая,
Чайка сизокрылая!
Ты летела к звездам близко,
Звездам кланялася низко.
Раскрывали звезды очи
И желали доброй ночи
Всей земле с лесами росными,
Всей земле с морями грозными.
 
 
Полюбили звезды Валю —
Звездославой называли!»
 

1969

Нечуй-ветер – трава.

Н. В. Гоголь

 
Среди трав моих несметных
Я не встретил нечуй-ветра,
Ни в лесу и ни в долине
Не видал на Украине.
Нечуй-ветер, нечуй-ветер,
Как живешь на белом свете?
 
 
В стороне моей заветной
Не хватает нечуй-ветра.
Где он днюет, где ночует
И какую боль врачует?
Может, слышал в дальних чащах
Ветер ладожский свистящий?
 
 
Мне по нраву имя это,
Где-то ты живешь на свете?
Жаль, что я тебя не встретил,
Нечуй-ветер, нечуй-ветер!
 

1969

1970–1971

 
Россия,
Вольная Россия,
Ты хороша в кругу сестер своих.
Очи ясные пылают синью,
Ты цветешь, как яблоня,
В большом саду родном
Бело-розово,
Не дрожишь,
Не беднишься
Пред морозами!
России раздолье дано,
Пылает садов золотое руно,
А яблоки бьются в окно.
А народ-то России —
Честь и слава ему,
Так и быть по сему!
Меж народами-братьями
Он построил мост,
И он поднял Россию
До звезд!
Величальную песню России
Пою,
Обнимаю,
Целую Россию мою,
Беспредельную землю
Красоты и труда,
И какую не старят
Лихие года,
Где и песня с былиною
Не раздружатся никогда.
Прихожу я в просторы
И снова,
И снова
К родимой земле припадаю;
Ее задушевное слово
Звездой путеводной сверкает.
 

* * *

 
Не печальную,
А величальную
Пою песню России —
Матери моей,
Любви моей
Давней и вечной,
Речной,
Заречной,
Лесной,
Полевой,
Вещей!
Ветер, ветер
Гулевой
Над Россией
Плещет.
И звенит, звенит
Часто молва
То глуше, то резче —
Величальную песню России
Я пою!
 

1970

 
Город мой,
Великий город мой,
Я пришел к тебе —
Пришел домой.
«Хлеб да соль!» —
Я говорю с порога,
Говорю
И вновь иду в дорогу.
Город-современник,
Ты по праву Страж
И символ доблести и славы,
Флагман городов моей Державы,
Исполин, стоящий над Невою,
Сокрушивший грозного врага,
Высишься героем из героев,
Заливая светом берега.
 

1970

…Может, в Гавре мы.

Ник. Асеев

 
Если песня звучит,
Не пройду я, товарищи, мимо,
Не пройду мимо вас,
Города-побратимы.
Пусть огонь на пути, пусть вода,
Пусть болота и плавни,
Я сниму, одолею преграды,
Адреса прочитаю на камне.
Прочитаю, что Гавр – побратим Ленинграда,
И Манчестер, и Загреб – рабочие-братья.
Я приветствую вас,
Побратимы-громады,
Вы для дружбы, для жизни
Раскрыли объятья.
Ленинградом моим вся
Отчизна горда
И заморские страны
Дивятся,
Твердым шагом идут
И идут города
По такому собрату
Равняться.
 

1970

 
Из всех тропинок и дорог
Одну я в жизни выбрать смог, —
Где проходил когда-то Блок.
Я клялся в верности ему,
Его не предал никому!
Ему я в мыслях не солгал,
Его я строки повторял:
«Опять над полем Куликовом
Взошла и расточилась мгла».
И как же ей не расточиться —
Ведь красным ветром с колесницы
Могуче веяли крыла!
И да святится Куликово поле
В сказаньях,
В песнях
И на вольной воле.
 

1970

 
Подорожник —
Он, могучий,
Мне дороже
В теплицах срезанных цветов.
 
 
По нему ступают ноги,
Он, растущий у дороги,
На дороге,
Где песня с песней кружится,
Дарит нам знаки мужества!
 
 
Он сам, как воин,
Как солдат,
Живет, израненный стократ…
 

1970

 
Морозы ночью встретить можно —
Дерут последние листы.
Днем осень очень осторожно
Кудель кидает на кусты.
 
 
А дождь, набухнув, словно в яме,
Вот-вот и ливнем хлынет вниз.
Он над лугами,
Над полями
Совсем провис.
Совсем провис.
 
 
Оголены деревья,
Вянут,
А за далекими морями
Встает прекрасная заря.
И журавли устало тянут
За те далекие моря.
 

1970

 
Засентябрило.
Ну что ж, о солнце позабудь —
Черная птица
Шестикрыло
Небо закрыла,
Впилась ему когтями в грудь.
Вдруг
Снег
Упал
На клумбы, на цветы,
На всё живое,
Ты видел белых стай полет?
А ветер, воя, прохрипел:
«Зима идет,
Зима идет».
 
 
Туча шла осенним небосводом,
Кутая всё небо
в черный плат.
И лечил,
               как некий врач природы,
Раны неба
                  чуть живой закат.
 

1970

 
Море синее,
Приморье.
Бор, озера, редкоборье.
Я иду, а песня тычется
В мой северный простор, —
Карелия,
Владычица,
Не сосчитать озер.
Карелия-красавица,
Твои озера славятся —
Это очи синие
Тебе даны Россиею,
Чтоб не линяли,
Не выцветали,
А тешились, тешились
От игры на баяне.
Чтоб еще краше стали
Все бескрайние дали,
Твои, Карелия, леса,
Твоя бессмертная краса!
Мне милы былины, сказы,
Песни колыбельные,
Их поют по всей Карелии
Ребята дельные —
Лесорубы, рыбаки,
Плотники, охотники,
Мастера-плотовщики —
На миру работники!
 

1970

 
Слава Армии нашей —
На знаменах побед,
Нету воинства краше,
И сильней его
Нет!
В нем отрадно и властно
Встали мы и стоим,
С верной дружбой
                                солдатской,
С нашим братством
                                      святым!
С ними шли
Через горы,
Через степь
И тайгу
Как гроза —
Для отпора
И для смерти врагу.
В бой ходили
И пели,
Били недругов
В прах,
Песни воли звенели
На солдатских губах.
 
 
Песни падали
В травы,
Нынче
В небе парят,
Над солдатскою славой,
Над матросскою славой,
Над Советской Державой
Словно звезды
Горят.
 

1970

 
…А в деревне нашей
Жили рыбаки,
Около канавы,
Около реки.
 
 
У самой Ладоги…
Ставили мережи,
Сердце радуя,
Ладогу тоже.
 
 
Рыбаки рыбачили,
Старики судачили:
«Дряхлые старухи
Впадают в забытье —
Бабье!»
 
 
Девки красовались,
Хозяйки-рыбачки,
Матерям в угоду
Помнили заплачки
Всё о чуж-чужанине,
Неприятном гражданине.
Гражданин был конопат,
Со спины смотреть – горбат…
Приходил тот чужанин,
Конопатый гражданин,
Не по моде пальтецо,
Невеселое лицо.
Приходила матушка,
Чертушко-сватушка…
Вспоил-вскормил батюшка,
Чертушко-сватушка.
Перед свадьбой
Так сидели,
Так с грустиной песни пели
О пшеничной косе,
О девичьей красе,
Чтобы, выйдя замуж,
Жили,
Как люди все!
Или
Лучше всех —
Лучше этих,
Лучше тех.
Смех.
Грех.
 

1970

 
В наших местах дубы не растут,
В наших красных лесах
Нету места могучим,
На вершинах которых
Покоятся тучи.
На равнинах приневских
Дубов не видать,
Наших белых ночей
Им вовек не пришлось коротать.
Посадил семь дубков я недавно,
И они принялись,
И плечистыми стали,
И раздвинули плечи,
Как говорится, на славу.
Это будут предтечи
Той зеленой дубравы,
Что в будущем встанет
И ветвями-руками
Небо, может, достанет.
И достанет!
 

1970

 
Грачи на полях заграяли,
А гай на глазах мужал.
Фашистские псы отлаяли,
Берлин свое отдрожал.
И стало светло по о́кругам,
Россия пошла в цветах,
И песня взвилась под облако
В своих молодых летах!
Мы встали, Россией рождены,
У славных Кремлевских стен.
Штандарты фашистов сброшены
В пыль,
           в грязь,
                        в тлен!
А на границах, в дозорах,
Застыло слово:
«Вперед!»
И не минует позора,
Кто на нас нападет!
Так Родина говорила,
Ликующая от побед,
Так гвардия повторила:
«Вперед!»
На тысячу лет!
На тысячу лет!
Не мало?
А Родина вновь и вновь
К своей груди прижимала,
Могучая,
Обнимала
Живых и павших сынов.
Без Родины —
нету жизни!
Так говорит народ…
Живи
И цвети, Отчизна,
На тысячу лет
Вперед!
 

1970

 
А ведь было —
                   завивались в кольца волосы мои,
А ведь было —
                    заливались по округе соловьи,
Что летали, что свистали,
                                         как пристало на веку,
В краснотале,
                     в чернотале,
                                           по сплошному лозняку.
 
 
А бывало —
                    знала юность много красных дней в году,
А бывало —
              море гнулось, я по гнутому иду,
Райна, лопнув, как мочало,
                                         не годилась никуда,
И летела, и кричала полудикая вода!..
 

1971

 
День переменчив был, однако —
Он то смеялся,
То горько плакал.
Когда смеялся,
Мы говорили:
«Вёдро»,
Мы это слово
Произносили
Довольно твердо.
 
 
Но туча плотно закрыла солнце
Своей дерюгой,
Своим суконцем,
Своею черной бескрайней рванью,
В лазурь ушедшей тяжелой дланью.
 
 
И дождь пошел на цыпочках,
И вызывал улыбочки
У граждан Ленинграда, —
Но то была эстрада.
 
 
Потом
В сердца ударил Гром,
И круто молния взвилась —
Огнем законы пишет Страсть!
 

1971