Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Александр Прокофьев

 
Оставайтесь в памяти моей,
Теплые и звонкие дождинки,
Первые озябшие травинки,
Злак весенних благостных полей;
 
 
В облаках летучих небосвод,
Будто на сосне заснувший месяц,
Буйный ливень, что дорогу месит,
Звездный шум заоблачных высот!
 
 
Оставайтесь в памяти моей,
Ломти и ковриги чернозема
И простор долины незнакомой,
Золотые россыпи огней.
 
 
Скажут мне, что были золотые
Россыпи огней.
                        А я скажу: «Ну что ж!
Горы были тоже, и крутые,
Были ведь и ветры, был и дождь!»
 
 
Оставайтесь в памяти моей,
Синь Рязани, солнце Подмосковья
И земли мордовской темнобровье.
Сердце ныне братски слито с ней…
 

1961

 
«Зима!» – зацвинькали синицы.
Плат оренбургский до бровей.
Тех, кто не хочет поклониться,
Сам нагибает Ветровей.
 
 
Гнет Листодер деревья долу,
А Свистуны вовсю свистят,
Поземку вьют тропинкой голой.
Морозы новый мост мостят.
 
 
Вот в эту пору светом дивным
Просторы русские горят,
                         Хрустят снега.
И «зимно, зимно!»
Везде в России говорят…
 

1961

 
Через бури шли, через бои
Верные товарищи мои
В краснозвездных шлемах иль пилотках,
В гимнастерках латаных,
В обмотках,
В сапогах разбитых третьей носки,
Шли, как вал, качаясь по-матросски!
И несли в лугах, болотах топких
На ремнях брезентовых винтовки,
На шинелях ношеных – заплаты,
На ремнях брезентовых – гранаты.
Хлеб с землею схож, ее чернее,
А любви к России нет сильнее!
Синью полыхают ее очи,
Нет на свете ран ее жесточе,
Нет трудней путей ее кремнистых…
Но, лицом темнея, коммунисты
Шли за край березовый,
За лесополевой.
Меся луга колесами,
Рискуя головой!
Любая падь – опасная,
Любой обрез дымит,
Но вьется знамя красное,
Шумит, горит.
Мы столько горя вынесли
На злом пути борьбы!
В лесах могилы выросли,
Как пихты иль дубы.
Мы с той бедою справились —
Ты, память, не солги, —
Несчетно смерти кланялись
Несчетные враги!
………………………………
Мы дошли до океанской сини,
Нас вела любовь к России,
Ленин вел.
                   Клубились дни и ночи.
Знайте: в целом мире нет жесточе
Ран России!
                   В эти дни и после,
Где-то рядом с сердцем, возле, возле!
Если спросит время громовое:
«Как вы бились, братья, под Москвою?
Как драли́сь, друзья, под Ленинградом?»
Мы тогда ответим: «Так, как надо!
Так, как надо, умирать умели,
В лютой схватке грудь врага ломая,
Дорогую землю обнимая».
 

1961

 
Ты видел землю в крови, в огне,
В железе видел ее, в войне,
Земля и поныне еще горит,
Джон Рид!
 
 
…Семнадцатый год. Всё фронты да фронты.
С тобой, Революция, только на «ты»,
С тобой беспредельной России края,
И каждая красная нитка твоя
На стяге державном геройской страны.
 
 
…Горит твое сердце у древней стены,
Горит, не сгорая, горит, не сгорая,
Хранимое мощью великого края,
Ракетами взятой космической бездны,
Хранимое славой дивизий железных,
От века до века землею России,
Что кровью своей мы не раз оросили…
 

1961

 
Нет, мгновений таких нельзя позабыть,
Не забудем.
Шаг колонн обрывался,
Когда он стоял на трибуне.
 
 
Только шапки летели в воздух
И призывы гремели и зовы.
Вся Россия услышала их
Из раздолий своих бирюзовых.
 
 
И увидела вдруг, как стоял, молодой
                                                        и красивый,
Он, пришедший с Алтая, от русских берез,
И ему вся земля говорила: «Спасибо!»,
Потому что он поднял ее до звезд!
 
 
Он увидел ее в голубом ореоле,
В лентах рек засинённых, в зеленой косынке лесов,
С той великою долей, с той вселенскою долей,
Что до сердца простерла повелительный зов.
 
 
С ним он ринулся в бездну
И промчался над бездной
И дорогу до звезд проложил, прометал.
Как назвать нам его?
Называю – железным,
Потому что железо – самый лучший металл!..
 

1961

Опять над полем Куликовым…

А. Блок

 
Звал стихами, и зови, зови,
Чтоб признался я в своей любви.
 
 
Снова признаюсь,
Даю присягу:
Я с твоим стихом в могилу лягу!
 
 
Сам читал, и мне не раз читали,
Когда пальцы в пальцы заплетали!
 
 
Когда солнце опускалось низко,
Когда губы были очень близко!
 
 
Когда губы – ближе не бывает,
Когда всё на свете забывают!
 
 
Сам слыхал и слышали другие,
Те, чьи косы длинные, тугие,
 
 
Как в стихе летело слово в слово,
То как сон, а то, как явь, сурово.
 
 
Видел сам, со мной другие тоже:
Слово – саблей, вынутой из ножен,
 
 
Словно на июльском солнце блещет,
Бьется,
Льется,
Гнется
И трепещет!
Да, всё чаще, чаще, а не реже
Я стихами о России брежу…
 

1961

Только синь сосет глаза.

С. Есенин

 
Рощи и леса мои
Шумят века.
Вот они, те самые, —
Рязань,
Ока.
 
 
Вот они, те самые,
Где легкий след.
Вот они, краса моя,
Краса и свет!
 
 
Ока,
Окоем.
Втроем
Поем
О златоволосом сыне России,
С глазами кроткими,
                                   будто из сини,
Схваченными синью,
Как грозой,
Вымытыми сильно
Его слезой!
 
 
Цвет мой,
Горицвет мой,
Гори,
Гори!
С понизовым ветром
Говори!
 
 
С лугом бирюзовым
Над Окой,
С ветром понизовым —
Есть такой!
 
 
Понизовый ветер
Вдоль реки.
Радостен и светел
Взмах руки.
 
 
…Друг ты мой, идущий
По следам,
Хочешь, выну сердце
И отдам!
 
 
Не проси, а требуй,
Всё осиль.
Над Рязанью небо —
Синь да синь…
 

1961

 
Где-то крикнули гуси,
Загудела тайга,
На твоей Беларуси
Задымились снега.
 
 
Белорусские весны,
Друг, с тобой
                     навсегда,—
Золоченые сосны,
Голубая вода.
 
 
Пусть заря-заряница,
Разнотравье, и мхи,
И леса, и криницы
Входят в наши стихи,
 
 
И заводы, заводы.
И великой борьбы
Многотрудные годы
Многотрудной судьбы.
 
 
Ветер ярый, суровый
Наших троп не занес.
Поднимается Слово
Выше пламенных звезд!
 

1961

 
Есть на Украине, и немало,
Славных поэтических имен.
Есть на Украине запевала,
Песенной судьбой не обделен.
Голос ветра, шорох тополиный
Он, как свет, несет издалека,
Он стихами обнял Украину,
А она, все знают, велика!
Он резцом проводит по излому
Камня —
               и выходит Красота!
Он блеснет своим нарядным словом,
Словом, что другому не чета!
Молнии из камня высекая,
Он ведет их в буре огневой,
И поет родник, не иссякая,
Вечный и поэтому живой.
Дольный мир, прекрасный и зеленый,
Взят навеки в сердце.
                                         Потому
Он живет, в Поэзию влюбленный,
И летит Поэзия к нему!
 

1961

 
А у нас на Ладоге —
Гром-слова:
Трын-трава,
Разрыв-трава,
Плакун-трава.
 
 
А у нас на Ладоге
Бьет шуга,
Ладожанок радуя,
Цветет куга.
 
 
А у нас на Ладоге
Тьма ракит, —
Под густой ракитою
Солнце спит.
 
 
Спит себе да спит себе,
Ной не ной,
Да посмотрит на́ землю
В час ночной.
 
 
Ахти да охти,
Где благодать,
Коль на правом локте
Дырки видать?
 
 
Эка беда
Да эка беда,
А у нас на Ладоге
Кругом вода!
 

1961

 
Тупым ножом стихи кромсают.
Отрезав, судят да рядят,
Потом едят,
Потом бросают.
Куда бросают – не глядят.
 
 
И вместо слов берут
                              словечки,
И то как будто напрокат,
Считают рифмой:
                     «песня – печка»,
«Коза – корова»…
                             Просто клад!
 
 
«Бревно – барак»,
                        «рога – рогожа».
Без точек и без запятых!
«Стамеска – стул»…
Прости им, боже,
Во имя грешных и святых!
 
 
А мы с другим стихом вставали,
Других созвучий знаем ряд,
А мы Некрасова певали,
Да и поем,
Как говорят!
 

1961

 
Я поднял дерево —
Оно росло не стоя,
Лесок его, как в битве, потерял.
Оно не говорило со звездою,
И соловей его не удивлял.
 
 
Оно, скажу, ползло в лесу заветном,
Что кронами встречает синеву,
Оно ползло,
Униженное ветром
И брошенное намертво в траву!
 
 
О нем уже не помнила округа,
Ликуя, вешней свежестью дыша…
Я поднял это дерево,
Как друга.
О, как заговорила в нем душа!
 

1961

 
Всяческими яствами стол накрыт,
За столом – гармоники плач навзрыд,
А верней, не плачет она – поет.
Вышла плясунья,
Дробь дает!
Дробь часта,
Дробь густа.
Кто тебя, плясунья,
Целует в уста?
За столом застолицы говор, речь,
На столе – что выдала щедро печь.
Ешь, не перечь!
Ешь, не перечь!
На столе ладони негде лечь!
Байки да сказки,
Да новь-новина́,
Дарья да Марья —
И все имена!..
За столом застолицы ладный сказ,
Ходит поговорка много раз,
Много раз
Да много раз,
Немало раз
Била поговорка прямо в глаз:
«Летела сорока,
Села на гвоздь,
Как хозяин,
Так и гость!»
А хозяин крутит черный ус,
А хозяин чарку несет до уст!
У его хозяйки цвет-лета́,
У его хозяйки бровь крута,
У его хозяйки бровь черна,
У его хозяйки речь одна:
«Летела сорока,
Села на гвоздь,
Как хозяин,
Так и гость!»
…Свет ты мой,
Свет ты мой,
Без тебя мне трудно
Идти домой!
 

1961

 
Ноябрь, ноябрь… А снега нету.
Где вьюг, метелей кутерьма?
В Сибири задержалась где-то,
Саяны выбелив, зима.
 
 
Но всё ж она не за морями,
И хоть пустынны небеса,
А заалели снегирями
Мои приневские леса.
 
 
И дальше к морю нет затишья.
Там, где сосна в гранит
                                           вросла,
Холодных волн кипенье слышно,
Уключин скрип и всплеск весла.
 
 
И всё ж вот-вот метелью ахнет
И охнет вьюгою зима,
Уже зазимком остро пахнет,
Ну а за ним она сама
 
 
Придет, влетит, примчит, нагрянет,
Через Урал перевалив,
И, как ремнями, быстро стянет
Шугой наполненный залив.
 

 
Леса изрядно поредели,
Синь сдута, сдернута с небес,
Снег выпал только на неделю,
Она минула – он исчез.
 
 
Не те, видать, нам бьют поклоны
Ветра́ с зари и до зари,
Опять виной антициклоны,
Опять всё врут календари!
 
 
Но мгла над речкой заклубилась,
И всё ж зазимком бредит край,
Зима подолом зацепилась
За очень маленький припай.
 
 
Еще в природе двоевластье,
Порою брезжит блеклый луч,
Но где-то кони белой масти
Вот-вот взовьются из-под туч
 
 
И на санях помчат поляной
С веселой русскою зимой,
С такой до зависти румяной,
Чьи брови крашены сурьмой…
 

1961

 
Дай мне, жизнь, пожалуйста,
Железные слова.
Дай мне не из жалости,
А введи в права.
 
 
Придай им силы дивной
От солнца и земли,
Чтоб не размыли ливни
И гро́зы не сожгли.
 
 
Дай мне, жизнь, пожалуйста,
Сердечные слова.
Дай их не из жалости,
А по правам родства.
 
 
Дай мне их по главному,
По кровному родству,
Крутому, своенравному,
Которым я живу!
 
 
Дай мне, жизнь, пожалуйста,
Горящие слова.
Дай их не из жалости —
Чтоб кру́гом голова,
 
 
Чтоб, светом день наполнив,
Я одного достиг —
Чтоб слово в блеске молний
Огнем входило в стих!
 

1961

 
Бывает так, да и не редко,
Как говорится, тишь да гладь:
Ни современников, ни предков
У нас в стихах не увидать.
 
 
Пожалуй, больше всех
                                         и громко,
Ну кто как может,
                             много раз
Мы обращаемся к потомкам:
Не обессудьте, дескать, нас.
 
 
Каким-нибудь погожим летом,
Годов, пожалуй, через сто,
Воздайте нам хвалу за это,
А не за это, так за то!
 
 
И хоть страничку прочитайте,
Ее сегодня и вчера
Передавали по телетайпам.
По телецентрам et cetera[8]8
  И так далее (лат.). – Ред.


[Закрыть].
 
 
А я опять в порядке личном
Скажу как надо, без прикрас:
А сколько ходит анемичных
Стихов (помилуй бог!) у нас.
 
 
На тонких ножках из соломки
Они идут сквозь дым и чад…
И не потомки, не потомки,
А современники кричат:
 
 
«Друзья, воды поменьше лейте,
Пусть на зубах слова хрустят,
Вы современников жалейте,
Тогда потомки вас простят!
 
 
А что касается до славы,
То не церковным сторожам,
Да и не мальчикам в забаву
Она дается,
А мужам!»
 

1962

 
Ты мне снишься, Россия, ты снишься
Не в каких-то забытых углах,
Где-то там, в Обояни, в затишье —
Где-то там, на Онеге, в ветрах!
 
 
Где-то там, на Онеге, в ветрах
И в лазоревом дыме
Будет тронуто имя
Губами твоими!
 
 
Нету имени ярче
Среди имен.
Нету знамени жарче
Среди знамен!
…Я ходил по России босыми
                                                   ногами,
Я полями ходил и цветными лугами.
Ключ-траву, люб-траву
Я видал наяву.
 
 
Ведь они лишь у нас,
Лишь в России, в России,
Их дожди и июльские грозы гасили,
Но они не погасли, не погасли они.
Ты мне руку, Россия, свою протяни.
Как не раз. Как бывало.
Надо мною твой стяг ярко-алый,
Надо мной твои руки,
Простертые длани,
И лучи, словно стрелы,
В грудь бьют, но не ранят!
Ты веди меня, Русь, —
Я еще молодых затыкаю за пояс,
Ничего не боюсь
И о смерти не беспокоюсь!
Я, как многие, видел ее не однажды,
Коченея от холода,
Изнывая от жажды.
Я ее, распроклятую,
Бил на болотах
В краснозвездных железных полках
И в маршевых ротах.
Камни клали под головы мы, засыпая,
Там, где яблони
Землю яростно осыпали
Бело-розовым пламенем,
Нежгучим, летучим огнем.
Мы его, говорили, России вернем,
Потому что России нельзя без садов,
Без черемух и яблонь, без вишен,
Без всего, чем наш воздух прошит или вышит,
Без всего, от чего мы становимся выше.
Я прошел эти дальние дали твои, Горислава.
Как железо становится крепче от сплава,
Так и я от дыханья ветров
И от бурь, обнимающих землю мою.
Я пою,
Я молю, чтоб хватило соловьиного свиста
На планету, где идут коммунисты,
Где ведут коммунисты бои.
Я сильнее их мужества в мире не знаю,
Их пытали огнем и железом пытают.
Это – братья мои!..
Так гори, не сгорая,
От морей до морей,
Величавое сердце России моей!
 
 
…Ты мне снишься, Россия, ты снишься
Не в каких-то забытых углах,
Где-то там, в Обояни, в затишье —
Где-то там, на Онеге, в ветрах!
 

 
Что народ не вздумает в веселье?
Наш народ на выдумки горазд.
Не жеманной барышней кисейной,
Он глядит на мир не в первый раз.
 
 
И не раз он ахнул или охнул,
И, на землю простирая власть,
Не один он раз о землю топнул,
Так притопнул, что она тряслась.
 
 
Многомиллионный, многогранный,
Многотрудный, многогоревой,
Он велик своей душой отрадной,
Животворной, истинно живой.
 
 
Никогда не плакал он. Ни разу.
Всюду возникая, здесь и там,
Он такой, что сказки или сказы
Ходят, где б ни шел он, по пятам.
 
 
Он широк в плечах, широк душою,
Слова зря не молвит по уму.
И веселье у него большое —
Малое зачем ему, к чему?
 
 
По своей природе не изменчив,
Он раскрыл небес тугую дверь.
Если пир – на целый мир, не меньше,
Иль на всю вселенную теперь!
 
 
Что народ не вздумает в веселье?
Наш народ на выдумки горазд.
Не жеманной барышней кисейной,
Он глядит на мир не в первый раз.
 

 
За Онегой суровой, за Кемью
Выхожу на простор и пою:
«Я люблю эту землю,
Я люблю эту землю,
Я люблю эту землю мою!»
 
 
Где бы люди меня ни спросили,
Я отвечу им так, не солгу:
«Мне не жить без России,
Мне не жить без России,
Я дышать без нее не могу!»
 
 
Сколько спето о ней, сколько спето,
Сколько сложено, сколько дано!
Без нее – как без света,
Без нее – как без света,
Без нее – как без света, темно!
 
 
Раскрывается сердце, как рана,
И горит, я о ней говорю:
«Ветер, взвитый с ее океанов,
Ветер, взвитый с ее океанов,
От зари зажигает зарю!»
 
 
Пью на буре настоянный воздух
Там, где рожь и пшеница, где сталь,
И летят пятикрылые звезды,
И летят пятикрылые звезды
Над Россиею в даль.
Только в даль…
 

1962

 
К ночи небо сильно прояснилось,
Но заря не дождала зарю.
…Если я скажу, чтоб ты приснилась,—
Ты приснишься —
Так я говорю!
Может, в сон войдешь порою зимней
У реки под берегом крутым;
Или, может быть, под вешним ливнем,
Что у нас зовется золотым!
Или, вся в цветах, среди поляны —
Красота в свиданье с красотой;
Или в бусах простеньких, стеклянных,
Как на зимней карточке на той…
 

1962

С золотинкой вода…

Из одного стихотворения

 
Я не видел, не знаю
Речки с именем Кан,
Только знаю, что реки
Держат путь в океан.
 
 
Что еще мне известно?
Вот погудки мои:
Эта речка из честной
Из сибирской семьи.
 
 
Пусть ее и дождинки
Пробивают до дна,
Но дрожит с золотинкой
Кружевная волна.
 
 
Скажут мне имяреки:
Не видал, а хвалю.
Я сибирские реки
Любил и люблю.
 
 
Пусть слышнее на Кане
Зашумят города.
От него в океане
С золотинкой вода!
 

1962

Тело предано морю.

Из похоронной

 
Тело предано морю,
Навек ему.
А кому передано горе?
Кому,
Кому?
 
 
У моря комом в горле
Встает волна.
Тело предано скорби,
А скорбь
До дна!
 
 
А скорбь до дна
                          океана,
Она —
Одна!
Она везде без обмана,
Она —
Без сна!
 
 
Она, скажу, беспредельна,
С ней трудно жить,
Не сложено ей колыбельной
И не сложить.
 
 
Ее зовет исполинской
Великий свет,
Ее зовут материнской —
Сильнее нет!
 
 
Тело предано морю,
Навек ему.
А кому передано горе?
Кому,
Кому?
 

1962

 
Как будто черные холмы —
Над Выборгской дымы, дымы.
Не золотым,
Не голубым —
Здесь черным небо крашено,
А я люблю зеленый дым,
Лиловый и оранжевый!
Когда он поднят над страной,
Когда он бьет сплошной волной,
Когда не спится соловью,
Когда на веки вечные
Я силу пробую свою.
…Горите, звезды млечные!
Гори, звезда, над головой,
Гори, пятиконечная!
Заря, от ветра розовей,
Зеленый дым планеты, вей!
Лети, оранжевый
С лиловым,
Взвивайся ввысь
                          над космодромом —
Дорогой звезд,
Тропою грома!
Сбивай над Выборгской дымы,
Сбивай над Петроградской,
Повсюду, где проходим мы, —
От Печенги до Братска,
Где мы живем, где мы идем,
Борясь и побеждая,
Повсюду, где мы бой ведем,
Мир вольный утверждая!
 

1962

 
Весело, стремительно, лилово
Расцвела сирень.
Подобру и поздорову
Занимался день.
 
 
Боевое птичье населенье
Шло на виражи.
Мальчик в школе, вспомнив о сирени,
Путал падежи.
 
 
А сирень лучи позолотили,
И в златой красе
Здесь ее губили, как любили, —
А любили все!
 
 
Начиная от лихого ветра,
Падавшего ниц,
И до самых белых, самых светлых,
Самых темных птиц!
 

1962

 
Гайда, гай, отрада,
Жить да помереть.
Только песню надо
Легким горлом спеть.
 

В. Саянов

 
Чтобы легким горлом,
Чтоб была проста,
Чтоб с тропы
                      подгорной
Шла бы на уста;
 
 
Чтобы пела люба
У резных ворот,
Чтобы рдели губы
От ее щедрот!
 
 
Чтоб свистели птахи
С зорьки до зари,
Чтоб, рванув рубахи,
Пели косари:
 
 
«Гайда, гай, отрада,
Жить да помереть.
Только песню надо
Легким горлом спеть».
 

1962

 
Какая за́метель сегодня,
Как будто мгла догнала мглу,
Снега бродяга ветер поднял —
Да там, где черт сидит в углу!
 
 
И вьет их, вьет, как дым, клубами,
Завел с утра на целый день,
И рад, шальной, такой забаве,
Свистит в три пальца, лиходей.
 
 
И вдаль летит по бездорожью,
Ометы ставит и стога,
И наполняет тяжкой дрожью
Окрест лежащие луга.
 

1962

 
Вот какие ходят парни в нашем песенном краю,
Вот какие парни славят землю милую свою.
Вот какие топчут землю,
Топчут небо – черт возьми! —
На виду у звезд России,
Перед звездными дверьми!
Вот какие по державе ходят парни в полный рост,
И глаза у них сверкают светом самых дивных звезд.
Вот какие ходят парни в нашем песенном краю,
Я смотрю на них, красивых, я их сразу узнаю́.
Узнаю я по надлому, по излому их бровей
В час, когда моя Россия обнимала сыновей.
Узнаю их, справедливых, весь их облик молодой,
Узнаю я их под красной, под стремительной звездой!
               Там, где бравых их встречали,
               Как положено в роду,
               Под пятью ее лучами,
               У вселенной на виду!
 

1962

 
Где моя Россия начиналась?
На лугу и в поле за страдой.
Чем моя Россия умывалась?
Ладожскою чистою водой.
 
 
Чем моя Россия зацветала?
Прямо в сердце прянувшей грозой.
Чем моя Россия клокотала?
Гневом и соленою слезой.
 
 
Чем моя Россия красовалась?
Что цвело, брала она в полон.
От какого горя отбивалась?
От того, что шло со всех сторон!
 
 
Где моя Россия расселилась?
На холмах зеленых у воды.
Как моя Россия веселилась?
От веселья плакали лады!
 

1962

 
За дождями дожди моросили,
Поднимала река гребешки.
«Ты Россия моя, Россия!» —
Дружно пели мои дружки.
 
 
Ты Россия! Она за нами,
Там, где ливни, и там, где зной,
В снах весенних и перед снами
Слышен голос ее грудной.
 
 
«Ты Россия!» – я запеваю,
«Ты Россия моя!» – пою,
Припадаю к ней, обнимаю
Дорогую песню мою.
 
 
В непогоду, в годину злую,
В дни, когда синева густа,—
Обнимаю ее, целую
В молодые ее уста.
 
 
Мне по нраву, когда в разгоне,
Как пожар иль пламя костра,
Мчатся вдаль быстроногие кони —
Красной масти ее ветра!
 
 
По душе мне ее забавы,
Ночи белые на Неве,
И трилистники, и купавы,
Задремавшие в сон-траве.
 
 
Кровь знамена ее прошила,
И не старят ее года,
И над гордой ее вершиной
Пятикрыло взошла звезда.
 

1962

 
Знаем всё. Сокрушили
Злобу, ненависть, гнет.
Как Россию душили!
А Россия живет!
 
 
Как ее ни сгибали,
Чтоб сломилась,
                         сдалась.
Ей могилу копали,
А она поднялась!
 
 
И увидела звезды
Ближе всех,
                   раньше всех,
И услышала в веснах
Свой над недругом смех.
 
 
Мы ее заслонили
От несчетных невзгод.
В топях вороги сгнили,
А Россия живет!
 
 
А Россия гордится
Не на час, а на век,
А Россия глядится
В зеркала светлых рек.
 
 
Видит: синью по сини
Красит небо восток,
Видит: солнце России
Надевает венок…
 

1962

 
Я – рыбацкого рода,
И не раз на меня
Налетала невзгода,
Словно черт из огня!
 
 
Била в грудь оголтело,
Била бешено вслед.
Испытать, что ль, хотела —
Упаду или нет?
 
 
Ну и падал, бывало,
И упасть не боюсь!
Надо мной горевала
Беспокойная Русь.
 
 
Утешала родная
В горе мамку мою:
«За побитого, знаешь,
Двух небитых даю!»
 
 
Улетали невзгоды,
Словно дым от огня,
И рыбацкого рода
Улыбалась родня —
 
 
На хорошее лето,
На крутые дела,
На пословицу эту,
Что от прадедов шла…
 

1962