Стихотворения и поэмы
Текст книги "Стихотворения и поэмы"
Автор книги: Александр Прокофьев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц)
171. «Я проснулась – чуть светало…»
Скажи мне, как мы шли и пели
Да как мы за руки взялись.
Вдали гармоники звенели
И от плеча к плечу рвались.
Вдаль, разрисованные мелом,
Вагоны мчались налегке,
А ты была в каком-то белом,
Совсем поношенном платке.
Забуду всё, пойду далече,
И, может, песню затяну,
И, может, в ней об этой встрече,
Не вспоминая, вспомяну,
Как в небо синее глядели
И как совсем недавно мы
Отлюбовались на неделю,
Отцеловались до зимы.
1938
172. «На родной на стороне…»
Я проснулась – чуть светало,
Чтобы встретиться с тобой,
И пошла я снегом талым
По дорожке голубой.
По утру да по началу
Должен быть хорош денек,
Столько синьки не встречала,
Только слева – огонек!
Я пришла на огонек,
Вижу – курит паренек,
Вижу – курит, брови хмурит,
Вижу – машет мне рукой.
Вижу – машет мне рукой,
Вижу – рушит мой покой.
Больше ничего не вижу,
Вижу – парень неплохой!
Ох и парень, в самый раз,
Обниматься горазд.
В это время в целом свете
Только двое было нас!
Ой, не то чтоб с глаз долой,
Ой, не по сердцу пилой.
Не с того, что было стыдно,
Целовалась под полой!
А с того, что веял ветер
Снежной пылью в синий глаз.
А с того, что в целом свете
Только двое было нас!
1938
173. ЛЮБУШКА
На родной на стороне,
Там, где льнет волна к волне,
Не приснилась ли ты мне,
Не приснилась ли ты мне?
Там, где льнет к волне волна,
Где заря на Ладоге,
Не приснилась мне она,
А явилась в радуге!
Всем видна ее краса:
Брови стрелкой, узкие,
И до пояса коса,
Золотая, русская!
Ой, коса-краса у ней,
В красных лентах, всех длинней.
Я не знаю, сколько стоит:
Может, тысячу рублей!
Может, двадцать пять коней,
Может, двадцать пять саней.
Сани, сани с бубенцами,
С женихами-молодцами!
Женихи все целый день
Носят шапки набекрень,
А невесты возле них —
В полушалках дорогих.
А одна дороже всех,
А одна моложе всех!
Ой, одна из них краса:
Брови стрелкой, узкие,
И до пояса коса,
Золотая, русская!
1938
174–176. СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Здравствуй, здравствуй, любушка,
Любушка, голубушка!
Здравствуй, зоренька-заря,
Свет, блеснувший за моря,
Здравствуй, небывалая,
Здравствуй, губы алые!
Ой, как ветер ходит, воя,
Позаречной стороной
Против ветра выйдем двое,
Тяжело идти одной!
И услышал я в ответ:
«Никакого ветра нет.
Нет ни в поле, ни в бору,
Обними, а то умру.
Обними меня до боли,
Так, чтоб смеркнул свет дневной!..»
Вот теперь по нам обоим
Ходит ветер озорной.
Между 1937 и 1939
«Я кукушкою печальной
По Дунаю полечу,
И в реке Каяле дальней
Я рукав свой омочу.
Там, где бой начнется снова,
Встречу князя поутру,
Рукавом ему бобровым
Кровь с жестоких ран сотру».
Так горько плачет Ярославна
В Путивле рано на стене:
«Ветер, ветер в чистом поле,
Быстролетный милый друг,
Поневоле иль по воле
Веешь сильно так вокруг?
Ты зачем, взметнув потоки
Дуновеньем легких крыл,
Тучей ханских стрел жестоких
Войско милого покрыл?
Мало ль оболок кисейных,
Кораблей по синь-морям,
Так зачем мое веселье
Разомчал по ковылям?»
Так горько плачет Ярославна
В Путивле рано на стене:
«Славный Днепр мой, ты в просторы
Волны быстрые промчал
Через каменные горы,
Через землю половчан.
Без тревоги, без печали
Волны синие твои
Поднимали и качали
Святославовы ладьи.
Сжалься, Днепр мой, надо мною,
Над тоской наедине
И с попутною волною
Друга ты примчи ко мне».
Так горько плачет Ярославна
В Путивле рано на стене:
«Солнце, солнце золотое,
В небе ярко ты горишь.
Солнце красное, родное,
Всем тепло и свет даришь.
Что ж ты нынче золотые
Стрелы мечешь для того,
Чтоб палить и жечь в пустыне
Войско мужа моего?
Луки жажда им согнула.
И, взлетая от песка,
Им колчаны позамкнула
В поле лютая тоска».
Перед зарею раным-рано
Что там шумит, что там звенит?
То Игорь скачет полем бранным,
И молоньи из-под копыт!
Два дня потоки стрел каленых
Летящих видела земля.
На третий Игоря знамена
Упали разом на поля.
Там полегли колчан с булатом,
Там смяты русские полки,
Там разлучились оба брата
На берегу Каял-реки.
Там кончен долгий пир богатый,
Там гостевали, как могли,
Там напоили вповаль сватов,
А сами в поле полегли
За землю русскую!
И тонет
В бескрайних тучах синева,
Печаль деревья долу клонит,
И никнет с жалости трава…
177. «Нет на свете края…»
Сохранен твой след осенним ливнем,
Грозами и русскою зимой,
Ярославна – свет мой на Путивле,
Свет мой, день мой, век недолгий мой!
Где же, где же он, гонец крылатый,
С доброй вестью с грозных берегов:
Копьями, колчанами, булатом
Заслонен твой Игорь от врагов!
Видно, спор с ветрами не был равным.
Дальний друг, одно известно мне:
Плачем исходила Ярославна
На Путивля каменной стене.
Вот ко всем путям, тобой любимым,
Славословя, припадаю я:
К той земле, которой ты ходила,
К той воде, которая твоя!
Ты такая ясная, простая,
Ты такая русская в дому…
Пусть же никогда не зарастает
Торный путь к порогу твоему!
1937–1939
178. «Как радостно сердцу – ты в нем загостилась…»
Нет на свете края,
Как страна родная,
Никогда на ней не гаснет алая заря,
По стране счастливой
Золотятся нивы,
С гор сбегая, плещут реки
В синие моря.
Доля заревая,
Песня боевая
Мчится, словно ясный сокол, в дальние края.
Пусть по переправам
Не смолкает слава
О тебе, Страна Советов,
Родина моя!
Высоко над нами
Молодое знамя,
Молодое наше знамя вольного труда.
Против силы вражьей
Соколы на страже,
Не взовьется в небо наше
Коршун никогда!
Нет на свете края,
Как страна родная,
Всех сильней мы любим в мире отчие края.
Ты стоишь высоко,
Ты видна далеко,
Волевая,
Боевая
Родина моя!
1939
179. ОЗОРНАЯ
Как радостно сердцу – ты в нем загостилась.
Как сладостно думать о том,
Что дважды за все наши беды простилось
И трижды простится потом.
Веди куда хочешь!
Зимой или летом
Нашей на папаху звезду.
Я, в землю влюбленный, наполненный светом,
Широкой долиной иду.
Но явится день, чтобы ты загрустила,—
Мне молния в душу блеснет!
Умру я, а солнце, что в сердце гостило,
На дальние клены вспорхнет.
Они только дрогнут зеленой листвою,
А там, где закаты горят,
Над быстрой водою, над горькой травою
Еще веселей зашумят…
1939
180. «Где весна, там и лето…»
Днем и ночью, сердце, ной
По одной, по озорной!
Днем и ночью вперебой
По бедовой, голубой.
Ой, беда бедовая,
Жалко, что не вдовая.
На ней кофта новая,
Яркая, бордовая!
Шире круг ей, шире, шире
По зиме, по инею…
А глаза у ней большие,
Синие-пресиние!
А еще не знать покою,
Как пройдет сторонкою,
Как взмахнет своей рукою,
Молодою, тонкою.
Что мне делать, сам не знаю,
Только песня светится.
Озорная, озорная,
Где мы завтра встретимся?
1939
181. «Свет померк в твоем окне…»
Где весна, там и лето,
Новых песен прибой.
Ох, и много их спето,
Дорогая, с тобой.
Много, много приветных
Разнеслось по лужкам,
По веселым, заветным,
По крутым бережкам.
Левый берег – отлогий,
Правый берег – крутой,
Все дорожки-дороги,
Огонек золотой.
В синих дыма колечках
Улетали слова…
Ой ты, Черная речка,
Острова, острова…
1939
182. «Ты мне что-то сказала…»
Свет померк в твоем окне,
Дом твой в полной тишине,
Сделай так, чтоб сердце пело,
Только вспомни обо мне!
Как ты вспомнишь обо мне,
Может, звездам в вышине
Скажешь ты:
«Спокойной ночи!» —
Как цветам в твоем окне.
Пусть поет волна волне,
Что покой твой дорог мне.
Спи спокойно, будь отрадна…
Свет померк в твоем окне!
1939
183. ЗАСТОЛЬНАЯ
Ты мне что-то сказала,
Иль при щедрости дня
Мне опять показалось,
Что ты любишь меня?
Любишь так, как хотела,
Или так, как пришлось…
Ой, ты вдаль поглядела —
Там дороги шли врозь.
Всё равно полднем звонким
Дам запевок рои
В руки милые, тонкие,
Дорогие твои.
Сердце рвется на волю,
Не сгорая гореть,
Колокольчики в поле
Стали тихо звенеть.
Ты мне что-то сказала,
Иль при щедрости дня
Мне опять показалось,
Что ты любишь меня?
1939
Да здравствует наша пирушка,
Веселый и тесный кружок.
По правую руку – подружка,
По левую руку – дружок.
Тут каждый за дружбу спокоен.
И в честь этой дружбы дано
Узнать поскорее, какое
Играет в стаканах вино!
Так чокнемся, что ли, коль нужно,
Чтоб всюду сияла она,
И выпьем за старую дружбу,
За ясную дружбу – до дна!
В стаканы вино, а не мимо,
Еще далеко до конца,—
Так выпьем за наших любимых,
За их золотые сердца!
За счастье, с которым сроднились,
За верных подружек своих
И прежних, которые снились,
За долю веселую их!
Веселье прославим!
Без спеси
Раскинем на полный размах.
Застолица требует песню,
А песня уже на губах!
* * *
Как три сокола летели
Над раздольною водой,
Ой, отстал от братьев сокол,
Сокол самый молодой.
Оба сокола в полете
Обернулись к одному.
«Ты куда летишь, товарищ?» —
Двое крикнули ему.
Младший сокол им ответил:
«Ой, не мне лететь домой,
Слышу я – закаркал ворон,
Черный ворон, недруг мой.
Там, где волны бьются в берег
Самокатным жемчугом,
Там, далеко, в смертной битве
Грудью в грудь столкнусь с врагом».
* * *
184. СОЛЬВЕЙГ
Пригубим за песню, что настежь
Открыла нам душу свою,
А после, ребята, за Настю,
За милую Настю мою.
За Настю до капли!
Подымем
Стаканы, друзья, за нее,
За губы ее молодые,
За светлые руки ее!
1939
1
Снега голубеют в бескрайних раздольях,
И ветры над ними промчались, трубя…
Приснись мне, на лыжах бегущая Сольвейг,
Не дай умереть, не увидев тебя!
В бору вековом ты приснись иль в долине,
Где сосны кончают свое забытье
И с плеч, словно путники, сбросили иней,
Приветствуя так появленье твое!
И чтобы увидел я снова и снова,
Что мне не увидеть по дальним краям,—
И косы тяжелые в лентах лиловых,
И взгляд, от которого петь соловьям!
Чтоб снег перепархивал, даль заклубилась,
Вершинами бор проколол синеву,
Чтоб замерло сердце, не билось, не билось,
Как будто бы ты наяву, наяву!
Снега голубеют в бескрайних раздольях,
Мой ветер, мой вольный, ты им поклонись.
Приснись мне, на лыжах бегущая Сольвейг,
Какая ты светлая, Сольвейг!
Приснись!
2
185. «За нами дни пережитые…»
Бор синий, вечерний. Суметы крутые.
И словно на ветви легли небеса.
О Сольвейг!
Ой, косы твои золотые,
Ой, губ твоих полных и алых краса!
Как ходишь легко ты по снежному краю!
Там ветер по окна сугробы намел,
И там, где прошла ты, ручьи заиграли
И вдруг на опушке подснежник расцвел.
А там, где ты встала, трава прорастает,
Река рвется к морю, и льдинки хрустят,
И птиц перелетных крикливые стаи,
Быть может, сегодня сюда прилетят.
Заплещут крылами, засвищут, как в детстве,
За дымкой туманной, грустя и любя…
О Сольвейг, постой же! Ну, дай наглядеться,
Ну, дай наглядеться, любовь, на тебя!
Ведь может и так быть:
поля колосились,
И реки к морям устремляли разбег,
Чтоб глаз, отененных ресницами, синих,
Вовек не померкло сиянье,
вовек!
1939
186. «Сколько весен…»
За нами дни пережитые,
Над нами бури и грома…
Так протяни мне золотые,
Не раз сводившие с ума!
И если дальний мир зеленый
Лежит, в туманах утонув,
То здесь, внизу, тоскуют клены,
В твое окно не заглянув!
Они, как я с тобой, – простые,
Их клонит ветер, гнет зима…
Так протяни мне золотые,
Не раз сводившие с ума!
С тобой весна. Она раскрыла
Веселый ветер, первый гром,
Чтоб звон и трепет легкокрылый
Прошел от кленов под окном.
Каймой зари перевитые,
Стоят приневские дома…
Так протяни мне золотые,
Не раз сводившие с ума!
1939
187. «Дорогая, синеглазая…»
Сколько весен,
Сколько зим,
558–71.
Пять, пять, восемь, семь, один!
Где б раздольем ни ходил,
Вслед за мною гонится
Этих чисел конница!
Может, бурею носима,
С маху бьет цветы лядин
Чисел скованная сила:
558–71.
Пусть, а я сквозь это злое,
Неразрывное кольцо
Вижу милое, простое,
Загорелое лицо.
Вижу, вижу, знаю, знаю,
Сколько весен, столько зим,
С добрым утром!
Набираю
558–71.
1939
188. «За березами, за хвоями…»
Дорогая, синеглазая,
Праздник мой в моей судьбе,
Всё, что в этой песне сказано,
Будет только о тебе.
Здесь, где въявь тайга угрюмая,
Где в снегах стоят леса,
Всё-то думаю, всё думаю
О тебе, моя краса!
Возле сосен запорошенных
Вьется мой далекий путь…
Ненаглядная, хорошая,
Не забудь, не позабудь.
Я хочу, чтоб люди поняли,
Что, ликуя и кляня,
Никакой на свете волею
Не покинешь ты меня.
Всё, чем сердце переполнилось,
Всё, что связано с душой,
Не дадут тебе опомниться
От любви моей большой.
1939
189. «Как будто солнце встало с полуночи…»
За березами, за хвоями
Только слышно, как поешь,
Всё по-своему, по-своему,
Не по-моему живешь!
Молодое время летнее,
Милый друг мой, милый друг,
По какой дорожке ветреной
Отбиваешься от рук?
Ну куда опять сегодня ты
Далеко ушла в леса,
Где лишь ветви сосен подняты
И глядятся в небеса?
За поверьями, за сказами
Буду сам тебя водить,
Чтоб не шла, где не приказано,
Где не сказано ходить!
Между 1938 и 1940
190. «В богатырке мой город, в походной шинели…»
Как будто солнце встало с полуночи,
Как будто ветры свеяли беду,
Как будто счастье кто-то напророчил
Вдруг нам обоим в нынешнем году.
Мелькают дни, а что, как оборвется
Всё, чем живу, светлею и дышу,
Как в песне – вьется, в руки не дается, —
Вот я тогда у жизни попрошу:
Чтоб путь к тебе еще был покороче
И в новый год чтоб жить с тобой не врозь,
Чтоб снова встало солнце с полуночи,
Чтобы опять пророчество сбылось!
Между 1938 и 1940
191. «Я пред тобой за всё в ответе…»
В богатырке мой город, в походной шинели,
Летописцам не счесть, сколько он перенес,
Сколько раз на него налетали метели,
Сколько бурь, сколько яростных вьюг, сколько гроз!
Он стоит как скала (есть ли скалы отвесней!),
До его богатырки орлам не достать!
Он великий, как гимн, и простой, словно песня,
Он такой, что другие ему не под стать!
На плечах его тучи, туч по двадцать на каждом,
Давят сильно – другой бы поблек и зачах,
А ему нипочем, он их нес не однажды,
А ему незаметно, что они на плечах!
Пусть они отдыхают, он скинет их, светлый,
Он иных облаков рвал тугое кольцо.
Полководец и воин мой город бессмертный,
Восемь пламенных ромбов у него налицо!
Годы будут греметь, будут мчаться недели.
Танки все наготове, порох держим сухим.
В богатырке мой город, в походной шинели.
Я таким его вижу и знаю таким!
Между 1938 и 1940
192. «Что досталось в долю мне?..»
Я пред тобой за всё в ответе,
Мне ничего тебе не жаль,
Я рад, что ты живешь на свете,
Мое веселье и печаль.
Не разорваться дружбе нашей,
Я рад, что рядом ты живешь,
Что где-то ходишь, где-то пляшешь,
Что где-то плачешь и поешь;
Что я не праздно, не напрасно
Пришел к тебе своим путем,
Что весь мой мир, большой и властный,
В хорошем имени твоем!
1939 или 1940
Что досталось в долю мне?
Зори в дальней стороне,
Письма, шедшие с востока,
Луч заката на стене.
Что понятно мне уже?
Чуткий сон настороже.
Две гранаты в изголовье,
Два баяна в блиндаже!
Что я на́век сберегу?
Путь один через тайгу,
Тени длинные от сосен,
Гром орудий по врагу.
1939 или 1940
1940–1949
193. ОКНО194. «Я кого люблю, того ревную…»
Звездный путь широкой опояскою
Опоясал милые края.
Далеко, далёко светит ясная
Звездочка моя, любовь моя.
Кто теперь с любимой рука о́б руку
Встретит наши зори по весне?
Ты скажи мне, тучка или облако,
Улыбается ль она во сне?
Может, клены поднятыми ветками
Бьют в окно, мешают ей заснуть?
Ведь в ее окно, такое светлое,
Ничего не стоит заглянуть.
1940
195. «Забыть – не забыла, и помнишь не очень…»
Я кого люблю, того ревную,
Эту боль ни с кем я не делю.
Изо всех бедовых – озорную,
Вот кого ревную и люблю.
Вкруг нее немало ладных вьется,
Кой-кто близко, кой-кто далеко,
Всё равно – мне с ней легко живется,
Жить легко и песню петь легко.
Так легко, что будто над полями
Зори, звезды, солнце встали вдруг,
Так легко, как будто соловьями
Все дома наполнены вокруг!
А когда мне горе руки свяжет
И когда обиды не стерплю,
«Брось, шальной, – она мне только скажет,—
Я ведь одного тебя люблю».
1940
196. «Как тебя другие называют…»
Забыть – не забыла, и помнишь не очень,
И всё же нельзя отмахнуться рукой
От встреч мимолетных в короткие ночи,
От зорь, что зарделись над быстрой рекой.
Еще не отгрезился наш первопуток,
Еще где-то машут нам ветви берез…
Ты, может быть, шутишь, а мне не до шуток,
Ты, может быть, плачешь, а мне не до слез!
Еще все дорожки, лужки и отводы
Узнают, как раньше, походку твою,
И я, не забывший тебя за полгода,
Тебе эту песенку нынче пою.
И в ней я прошу, чтоб ты снова ходила,
Где сходятся зори, красою маня,
Чтоб снова жалела, ласкала, любила
Простого, веселого – то есть меня!
1940
197. «Зреет ягода морошка…»
Как тебя другие называют,
Пусть совсем-совсем не знаю я.
Ты – моя травинка полевая,
Ты – одна любимая моя!
Где-то возле вербы-краснотала,
Где-то рядом с горем и тоской,
Где-то в дальнем поле вырастала,
Где-то в дальнем-дальнем, за рекой.
Вырастала, радости не зная,
Но, узнав про горести твои,
По-за Волгой, Доном и Дунаем
В лад с тобой грустили соловьи.
Как тебя другие называют,
Пусть совсем-совсем не знаю я.
Ты – моя травинка полевая,
Ты – одна любимая моя!
1940
198. ГАРМОНИКА
Зреет ягода морошка
Вдоль тропы знакомой,
Возле узенькой дорожки
К лугу молодому.
К лугу молодому,
К дому золотому,
К милой Машиной родне,
Роду не худому!
Ой ты, Маша, Маша,
Не моя, не ваша!
У ней губы – вишни,
Брови тоже вышли.
Запоет – везде слыхать,
А идет – не слышно!
У ней косы – русы,
У ней бусы – бусы.
У ней серьги – самоцветы,
Лучше в мире нету!
У ней губы вкусны,
У ней пальцы с хрустом,
Так что с ней кое-кому
Никогда не грустно!
1940
199. СКАЗКА («По лугам, по редкоборью…»)
Под низенькими окнами,
Дорожкой вдоль села,
Вот выросла, вот охнула,
Вот ахнула – пошла.
Вот свистнула – повиснула
На узеньком ремне,
Вся синяя, вся близкая
И вся кругом в огне.
Звени, звени, гори, гори,
Веселая, – лети,
Поговори, поговори,
Прости, озолоти!
И вот она, и вот она,
От почестей зардясь,
Идет себе вольным-вольна,
И плача и смеясь,
Разбилась дробью частою,
А то от всех обид
Совсем была несчастною
И плакала навзрыд.
То шла людей задаривать,
И, на́ веки веков
Вовсю раскинув зарево
Малиновых мехов,
Так пела и так плакала
Про горести свои,
Как бы за каждым клапаном
Гнездились соловьи.
И рвется ночи кружево,
Она, как день, – красна,
Все яблони разбужены,
И кленам не до сна!
Прости меня, прости меня,
Подольше погости,
Вся близкая, вся синяя,
Вся алая – прости!
1940
200. «Всё, как есть, я от тебя приемлю…»
По лугам, по редкоборью
Всей порою вешнею
Ходит сказка Беломорья,
Перегудка здешняя.
Пересмех, перегуд,
Сказку люди берегут.
С ней рыбак живет на льдине,
С ней легка дорожка!
Ходит сказка вся в сатине,
В лаковых сапожках.
Исходила край лесной
В лаковых сапожках,
В кофте новой, радостной,
В платьице горошком!
А зимой, а зимой
Путь во все края прямой,
В санках-самокатках,
Гуси на запятках!
Сани с тормозами,
Едут они сами.
Распашные, расписные,
Вот какие сани!
Гуси на запятках,
Зайцы для порядка,
А настанут святки —
Волки для оглядки!
Кое-где тряхнут ухабы
По дороженьке крутой…
«Жили-были дед да баба…» —
Вот начало сказки той!
1940
201. «Что ж, я расскажу вам в конце концов…»
Всё, как есть, я от тебя приемлю.
Вот закончится войны страда,
Как на солнце, ставшее на землю,
Буду на тебя глядеть тогда!
Я, как сокол, солнечную бурю
Встречу, не пугаясь ничего,
Не закрою глаз и не зажмурю
От большого света твоего!
Вот сказал, что думал я, и замер
В этой очень дальней стороне.
Широко раскрытыми глазами
И губами – что ты скажешь мне?
1940
202. ЯСЕНЬ
Что ж, я расскажу вам в конце концов,
Как мы хоронили убитых бойцов.
Земля – словно камень,
Пурга, снега,
Болота, озера,
Леса, тайга.
И снег этот, как приказал военком,
Мы били лопатой, ломали штыком!
И мы эту землю, за комом ком,
Дробили лопатой, ломали штыком!
И так две могилы, одну за одной,
Мы вырыли на два штыка глубиной.
И вот мы друзей положили рядками,
Замерзшую кровь их мы стерли платками.
Мы скинули шапки пред прахом отважных,
Мы им поклонились не раз и не дважды!
Как думали – вместе, как жили – не врозь,
Мы клали их боком, чтоб крепче спалось!
Прощайте навеки, родные друзья,
Останется где-нибудь песня моя,
Как след наших ног, покоривших тайгу,
Как залп нашей мести по злому врагу.
1940
203. «Два-три поворота – и город…»
На одной сторонке,
На родной сторонке
Вырос ясень тонкий,
Ясень ты мой тонкий.
За травой полынной,
У дороги длинной,
Ясень ты мой, ясень,
Ясень придолинный.
Я ушел далече
С думою о встрече,
Ясень ты мой, ясень,
Золотой под вечер!
Там, где мы простились,
Все пути скрестились,
Ясень ты мой, ясень,
Зори загостились!
Я с любой тревогой,
С той, которых много,
Ясень ты мой, ясень,
Шел твоей дорогой.
Из походов ратных
Я вернусь обратно,
Ясень ты мой, ясень,
День мой незакатный!
1940 или 1941
Два-три поворота – и город.
А тропы – в тайгу да в тайгу,
А вон перелесок, в котором
Олени лежат на снегу.
Устали они, отдыхают,
С полудня, наверно, в бегах,
И тонкий закат полыхает
У них на ветвистых рогах!
И снег, отливающий ртутью,
Как будто огнем окружен,
Как будто из тоненьких прутьев
Костер розоватый зажжен!
Берлоги, гнездовья и норки
Пути в этот мир стерегут,
Где сосенки прямо с пригорка
Накатанной лыжней бегут.
И всё ж проходи без опаски
По этой родной стороне,
И кажется всё это сказкой,
Навеянной родиной мне!
1940 или 1941
