Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Александр Прокофьев

 
Многотрудного пути
Не позволим обездолить
Никому!
            В любом раздолье
Яблоня должна цвести!
 
 
Рожь в полях должна расти,
Колос должен наливаться,
Ясень должен красоваться,
Яблоня должна цвести!
 
 
Яблоня должна цвести —
Замечательная – в мае,
Под весенними громами,
Так, чтоб глаз не отвести!
 
 
Так, чтоб глаз не отвести,
Вечною порой цветенья,
Просто до самозабвенья
Яблоня должна цвести!
 

1949

 
Поют друзья, и я пою —
Не потому, что велено,
А просто – песенно в краю,
И песенно и зелено!
Зачины не перевелись,
Бери, какой приглянется,
Сады друг с другом обнялись,
И роща к роще тянется.
Без песни дом не строится,
И рожь в полях не родится,
Без песни нет застолицы,
Дружки не хороводятся.
Она у нас обласкана,
Идет под стяги алые,
Она, как солнце красное,
Встает над запевалами.
 

* * *

 
Нет на свете Родины милее,
Где других лазурней небеса,
Солнце ярче, звезды всех светлее,
Где отрадны рощи и леса;
 
 
Где в реках стремительные воды
Голубеют, словно бирюза,
Где, когда настанет непогода,
Весь народ выходит, как гроза!
 
 
Нет на свете Родины дороже,
Надо всё нам делать для нее,
Чтобы день, который нами прожит,
Каждым часом радовал ее!
 
 
Всюду всё в ее раздольях – наше,
Отдадим ей думы и дела,
И кругом садами опояшем,
Чтобы вечно Родина цвела!
 
 
Нет на свете Родины красивей,
Боевой страны богатырей,
Вот она, по имени Россия,
От морей простерлась до морей.
 
 
Прибавляет силы год от году,
Вся красуясь в славе молодой,
И живут в содружестве народы
Под ее державною звездой.
 

1949

1950–1959

 
Говорят, что некрасива,
Некрасива, средняя.
Я в красивых не ходила,
Но и не последняя.
 
 
Я еще не заплетала
В косу ленту алую;
Подождите – кого хвалят,
Не меня ль, удалую?
 
 
Подождите, не судите
За такую линию:
Заглянул один мальчишка
В мои очи синие.
 
 
И с тех пор тому мальчишке
Только звезды видятся.
И с тех пор ему покоя
Нет и не предвидится.
 

1950

 
Говорят, что я румянюсь,
Говорят, что я белюсь;
На реке при всех умоюсь —
И в лице не изменюсь.
 
 
Мне румяниться не надо,
Я такою родилась,
Словно вишенка зарделась,
Как березка поднялась.
 
 
Поднялась, над речкой встала,
Вижу камешки на дне…
Не белится же березка,
Так зачем белиться мне?
 
 
Говорят, что я румянюсь,
Говорят, что я белюсь;
На реке при всех умоюсь —
И в лице не изменюсь.
 

1950

 
Мы – ровесники века, как все, в наступленье.
Горе кануло в море, не стало невзгод.
Озарил нашу юность в семнадцатом Ленин,
А когда стали старше, повел нас в поход.
 
 
И пошли мы за ним по снегам и в метели,
Нерушимою клятвой мы ему поклялись,
Кумачовые ленты на папахах зарделись,
Пятикрылые звезды на шлемах зажглись.
 
 
И когда к океану принесли наше знамя,
То его развернула Победа над нами.
 

1950

 
Я обрадован встречей с тобой,
                                        я к тебе торопился.
Не вчера ведь тебя я узнал,
                                                  не сегодня влюбился.
Ты мне снился суровый,
                                      мой Север родной,
Грохотал океанской
                                      высокой волной.
Ты стучался мне в сердце,
                                          звал в гости, как друг,
Ты такой же, как я,—
                                  не выносишь разлук!
И, к тебе устремясь,
                                  вышел я за порог,
Потому что не видеть тебя
                                                   я не мог!
Я приехал к тебе
                           и увидел твой гордый простор,
И почувствовал силу
                                    навеки раскованных гор,
Я увидел Хибины,
                             где нами открыт
Камень твой знаменитый,
                             утверждающий жизнь, —
                                                                      апатит.
А что рядом, где Варзуга?
                                             Что в районе Поноя?
Всё, что надо, добудем,
                                     нигде не пройдем стороною!
Мы проверим все горы,
                                        раскроем земли кладовые,
Как раскрыли Хибины —
                                            теперь это нам не впервые!
 

* * *

 
Города поднялись там,
                              где чумы – и те не дымились,
Там, где тропы оленьи вились
                                        и никак не сходились,
Там, где тундра красивой слыла
                                            за Вороньей рекою,
А к реке выходила
                               лишь с недолей лихою;
На озера свои выходила,
                                           поднималась на скалы
И всё старилась, старилась,
                                   мертвым сном засыпала.
Но пришли мы сюда —
                                  и повсюду железо запело.
Поднялись города.
                           Города – настоящее дело!
 

* * *

 
Ну, веди ты меня
                    в Ловозерье и в тундру, что названа Монче,
Покажи мне, что сделал,
                                        какие работы закончил.
Покажи, что ты начал, что делаешь в тундре
                                                                     оленьей,
Покажи мне размах
                      большевистских высоких стремлений
К покоренью природы
                                    сурового дальнего края,
А потом пусть поднимется песен
                                                          орлиная стая!
 

* * *

 
Нет предела морям,
                          океану не видно предела!
А молва о народе твоем
                                           дальше их полетела!
О твоих партизанах,
                                     громивших заморскую свору,
О твоих, победивших моря,
                                             храбрых сердцем поморах,
О твоих покорителях недр,
                                   что проходят, преграды сметая…
В славу их пусть поднимется песен
                                                       орлиная стая!
 

* * *

 
У Вороньей реки
                              по-обычному всё, по-речному,
Лишь над ней разыгрались сполохи
                                                    по синему небу ночному.
То они разлетятся,
                            то сдвинутся, яркие, плотно,
А ты, Север могучий,
                                 затянулся из трубки добротной,
Да вздохнул раз-другой,
                                    и помчался ветрище до Крыма,
Заклубилась метель из широких ноздрей
                                                                    вместо дыма!
А потом засмеялся ты, Север,
                                                    и всё улеглося,
И вела за собою лосиха
                                      к новой заводи лося.
Ловозерская тундра, коль встанет,
                                               то небо достанет, наверно,
И куда ни взгляни – всюду подвиг
                                                        и труд беспримерный;
А огни, что над нею горят
                                               и еще загорятся,
Ни метелей седых, ни туманов,
                                                  ни вьюг не боятся!
 

* * *

 
Я не знаю, когда это будет, но будет —
                                                    поспоришь ты с Югом,
Опояшешь садами себя,
                                       вишневой, весеннею вьюгой.
Станут яблони всюду
                                     твоими подругами зваться,
И черемуха будет везде красоваться,
                                                         везде красоваться.
И невяники выйдут к реке,
                              горицветы пройдут осторожно,
Резеда и другие цветы —
                              без цветов, Север мой, невозможно!
И когда ты вглядишься
                                  с Туломы-реки иль с Вороньей,
И когда ты откинешь
                                  широкие пряди ладонью,
Ты увидишь цветущий, красивый
                                                простор необъятный
И на нем человека с мичуринкой-вишней.
                                                               Понятно?
                                                                                        Понятно!
 

* * *

 
Ты стоишь, словно воин,
                             с победой вернувшийся воин,
Окрыленный народною долей,
                                                величавою волей.
Закаленный в штормах,
                               в походном своем снаряженье,
Опаленный огнем
                          небывалых жестоких сражений,
Ты бессменным стоишь часовым
                                                        у ворот океана.
Из друзей и врагов кто не знает
                                                   тебя, ветерана!
Вот заходят в залив
                                  корабли океанского флота,
Вот гвардейские ленточки вьются,
                                  проходят матросские роты.
Если сунется враг —
                               стало быть,
                                                  ему жить
                                                                    неохота!
 

1951

 
Ты не шел, а вылетел навстречу,
Ты рванулся из-за облаков,
Вот какой ты стал широкоплечий,
Мужественный город рыбаков!
 
 
По могучим всенародным планам
Ты поднялся, встал с другими
                                                 в ряд,
Город юнг и город капитанов,
Моря брат и океана брат!
 
 
Далеко твои простерлись дали,
Ты за них спокоен, ими горд.
Корабли пахать моря устали
И передохнуть заходят в порт.
 
 
Все они в трудах во имя мира,
Вымпела их вьются в синеве.
Вот «Москва» идет, за нею «Киров»,
«Кирову» привет! Привет «Москве»!
 
 
Ты встречаешь их, громкоголосый,
У распахнутых в простор дверей…
«Здравствуй, Мурманск! – говорят
                                                 матросы. —
Нам ты виден был со всех морей!»
 

1951

 
Под Новый год на землю налетела,
Совсем ее завьюжила пурга.
Рванулись кони от разъезда Белый
В дымящиеся, взвитые снега!
 
 
Сломили бури первую атаку,
Влетели с ходу в заполярный лес.
А дальше что?
                      А дальше три барака.
А дальше?
                Снег да вьюга до небес!
 
 
И край на сотни верст лежал забытым.
И сотням лет его потерян счет…
…Увидел Киров город апатитов,
Который не был городом еще!
 
 
Увидел он в ночи сплошной, беззвездной,
Какую землю надо озарить,
Увидел Киров дальний Север грозный,
Который надо было покорить;
 
 
Увидел всё, что нам теперь знакомо,
И прежде, чем о нем заговорил,
Он распахнул, как буря, двери дома,
Равно как путь в грядущее открыл!
 

1951

 
Ветра трубят, гудят неистово,
Стремительно слетают с гор,
Но полотняный город выстоит,
Он первый им дает отпор.
 
 
Отсюда крепкие и ловкие
Идут, вгоняют тундру в дрожь
Былые тульские, орловские,
А ныне – мурманские сплошь,
 
 
Те, что пришли в края поморские,
В края озер и быстрых рек,
И стали зваться мончегорцами,
Североморцами – навек.
 
 
…За взрывом взрыв.
                              Тут силу пробует,
Взрывая скалы, аммонал,
И волк бежит, бросая логово,
И поднимает камни шквал.
 
 
Снимая мох, идут бульдозеры,
Им шлют привет издалека
Еще не названное озеро
И безымянная река.
 
 
И вот уж новый дом красуется,
И в доме людям власть дана:
Вчерне намеченные улицы
Здесь получают имена.
 
 
Потом в дома вступают жители
И приглашают земляков
Сюда, на улицу Строителей
И в переулок Горняков.
 

1951

 
Словно звезды – огни.
                            Их такое количество,
Что отпрянули ночи назад.
Под горою – полярно-альпийский
Ботанический
Сад.
 
 
Голубые пролески в нем расцветкой играют,
И альпийские маки растут.
И с далекого юга цветы,
                                        с Гималаев,
Прижились, будто выросли тут.
В нем береза, осина, черемуха, елка,
В нем рябина кистями горит,
И сибирская лиственница-новоселка
Поднялась и уже говорит.
Поднялась, головою кивает упрямой
Занесенным на склоны снежкам,
И цветам, что стучат в парниковые рамы,
И подружкам своим, и дружкам.
Как раскинулся город – Комсомольску
                                                                  ровесник!
А с предгорий, как из засад,
Криволесье глядит через всё редколесье
На такой ботанический сад,
Что над самым Вудъявром, согретый любовью.
И, конечно, друзья, потому
Он – полярный – растет и цветет
                                                           на здоровье,
В мире нету подобных ему!
 

1951

 
Октябрь и в Крыму не такое уж лето,
А в дальних Хибинах, считайте, зима,
Но если работой земля отогрета,
Она, как-никак, всё расскажет сама.
 
 
…Так чем замечательна эта долина,
Которую горы всю жизнь стерегли?
А тем, что на ней вырастает малина
Впервые со дня сотворенья земли!
 
 
Рядком земляники кусты сортовые,
Смородина густо идет напролом,
И яблони здесь появились впервые,
Они еще стелются и под стеклом.
 
 
И всё здесь впервые, и всё здесь
                                                         впервые!
Впервые с природой бои повели
Работы садовые и полевые,
Впервые со дня сотворенья земли!
 
 
Отсюда сады молодою походкой
Пройдут, засверкают зеленой волной;
Отсюда картофель летит на Чукотку,
Он назван «пилотом»,
                                    и он скоростной!
 
 
Пройдет по всему Заполярью пшеница,
Везде зашумят молодые поля…
Великою силой раскрыты страницы
Твои, исполинская книга,
                                            Земля!
 

1951

 
Здесь коми-саамский поселок.
Колхоз. Миллионный размах.
…Сидят подмосковные пчелы
В своих разноцветных домах.
 
 
Здесь тундра, что моря пошире,
Здесь камня большая гряда;
Гора, где на самой вершине
Дрожит ледяная вода.
 
 
И, словно друзей-новоселов,
Сюда их пути привели —
Впервые приехали пчелы
На край заполярной земли.
 
 
Взлетели – нет мира
                                   прекрасней,
Он ими в полете открыт,
Увидели: солнце не гаснет,
Ночами и днями горит.
 
 
И всё оказалось по нраву:
Цветы с самоцветной росой
И пасечник Волкова Клава
С тяжелою черной косой.
 

1951

Капитану Андрею Яковлевичу Маклакову

 
По рыбацким правилам старинным,
В памятный из многих дней денек
У Святого Носа сизой глины
С якоря попробовал зуек.
 
 
Ну, теперь любое дело впору
Для тебя, Андрейка Маклаков!
Больше стало на море поморов,
Больше на деревне рыбаков!
 
 
Ну, теперь волной не укачает,
Ну, теперь дружна с тобой вода.
Днями ты ходи в моря, ночами,
Забирай всю рыбу в невода!
 
 
Бейся с морем.
Разве ты не бился,
Не ходил под тучей грозовой?
…Загремела музыка на пирсе,
Гордо реет вымпел боевой.
 
 
Это из раздолий океанских
Флагман шел у мира на виду
Принимать на мостик капитанский
Красную почетную звезду.
 
 
Всем морям она знакома ныне,
Отражен в ней подвиг моряков,
И ее, как знак победы, принял
Капитан, товарищ Маклаков.
 
 
Что он видел в этот миг короткий —
Старый парус над крутой волной,
Мальчика в простой косоворотке,
В первый рейс идущего весной?
 
 
Нет, он видел Родины просторы,
Край, простертый вольно, широко.
…В море вышли новые поморы,
Солнце разгоралось высоко!
 

1951

 
Я хочу рассказать, как задумано, проще:
Не о вольной, широкой красе полевой,
А о том, что растет эта белая роща
С молодой по весне легкокрылой листвой.
 
 
Хорошо, что весенние тучи нависли,
Что, не тронув берез, аммонал отошел,
Пусть шумят беспокойные клейкие листья,
Скоро дождь по листве застучит. Хорошо!
 
 
Рядом город, и там каждый день новоселье!
Город заново строится, быстро растет.
И разносится песня по всему Заозерью,
Над березовой рощею песня плывет.
 
 
Сколько здесь по весне развеселого крика,
То нагрянет дружина сюда, то отряд,
А по осени девочки ищут бруснику,
Пионерские галстуки на груди их горят.
 
 
Что ж, аукайся громко, счастливое детство!
И успей много раз к белой роще прильнуть,
И в прозрачную воду сумей наглядеться,
И смешные косички в нее окунуть!..
 

1951

 
Солнце предзакатное пылает,
Воду пьет прибрежная лоза.
Девочка с подружками играет —
Голубые круглые глаза.
 
 
Две косички в бантиках,
На кармашках кантики.
 
 
На кармашках два оленя
Разбежались, не унять.
…Всё длинней, всё гуще тени,
Скоро солнце ляжет спать.
 
 
Скоро солнце ляжет спать,
Солнце вечер встретило.
«Как тебя, синичка, звать?»
– «Катей звать», – ответила.
 
 
И опять играет, и взлетают
Две косички в ленточках красивых.
«Сколько лет тебе?»
                                – «Не знаю.
Я еще у мамки не спросила».
 
 
Не спросила, ну так спросишь вскоре,
Все они светлы до одного.
Родина от моря и до моря
На защите счастья твоего!
 

1951

 
То ветер поднимется буйный,
То вал зашумит штормовой,
А кедр у горы Караульной
Стоит, как ее часовой.
 
 
И пало на долю родному
Расти, красоваться, мужать,
Где воды спокойной Туломы
Устали до моря бежать.
 
 
Кого он зовет или кличет
И что он увидел вдали?..
Он помнит суровый обычай —
Его партизаны ввели.
 
 
Когда они шли из разведки —
Не где-нибудь в скалах,
                                  а тут, —
У самого кедра нередко
Гремел партизанский салют.
 
 
Людского заботой обласкан,
Под блеклой стоит синевой,
И вьются легенда и сказка
Над гордой его головой.
 
 
Еще он не стал великаном,
Но виден уже великан,
Он смотрит в лицо океану,
И видит его океан!
 

1951

 
Чтобы,
           умирая,
                       воплотиться
в пароходы,
                 в строчки
                                  и в другие долгие дела.
 

Вл. Маяковский

 
Биться океану стало нечем,
Он затих на сотни верст вокруг.
Ты пришел, и я сказал при встрече:
«Анатолий Бредов,
                              здравствуй, друг!
Как живешь ты?
                         Были штормы?»
                                             – «Были!
Далеко я в море уходил.
Океан,
             что конь, по шею в мыле,
Только пену сбрасывал с удил!»
– «Ну, а ты?»
                   – «А я напал на рыбу,
Брал и в бурю пикшу и треску».
– «Ну, а он?»
             – «Ему был полный выбор:
То подняться к тучам
                                   белой глыбой,
То впадать в зеленую тоску!
Вдруг ему сражаться стало нечем,
Он затих на сотни верст вокруг…»
 
 
…Я иду, обрадованный встречей,
Тихо повторяя:
                       «Здравствуй, друг!
О тебе наслышан я в Петсамо —
Месть и гнев настигли там врагов,—
О тебе молва прошла до самых
Тихоокеанских берегов!»
 
 
…Пулемет замолк.
                         Друзья-солдаты
Пали.
                  Только рано торжествует враг.
Ты с противотанковой гранатой
Делаешь в бессмертье первый шаг.
Со вторым —
                       гранатой бьешь о камень.
И народ увидел подвиг твой:
Ты один расчеты свел с врагами,
Слава слита с песней и молвой.
Слава о тебе прошла, ликуя,
И вблизи и в далях боевых.
О тебе молва прошла, тоскуя,
Прогремев, что нет тебя в живых!
Нет, живой!
                 И мимо скал отвесных
Ты идешь, задорен и упрям.
Нет, живой ты!
                   Ибо всем известно —
Мертвые
              не ходят
                                 по морям!
 

1952

 
Рано просыпается Ульяна,
Перед ней моряцкие пути.
Выйти к морю ей иль к океану
Проще, чем другой к ручью пройти!
 
 
Вот она спускается с пригорка,
И шаги Ульяны так легки,
Что ее, веселую поморку,
Чайкою прозвали моряки.
 
 
Вот она идет к большому морю,
Так ведется в нашей стороне:
Там, где море с ветром спорит, —
Там рыбачки мчатся по волне!
 
 
Ставят переметы, ставят сети,
Далеко от берега плывут,
И меж ними есть на белом свете
Та, что люди Чайкою зовут!
 

1952

 
К реке Вороньей путь
                                       не ближний,
Но он привел меня к нему.
…Сидит старик из старой Ижмы,
Сидит хозяином в дому.
 
 
Большие руки на коленях,
Глаз непотухших мягкий свет.
…Куда б ни шли стада оленей,
Туда и он. Шел сорок лет.
 
 
Вились, вились оленьи тропы;
И всю-то жизнь над головой
Лишь только чума дым и копоть
Да ночь над тундрой вековой.
 
 
И словно был заклятым трижды
Весь век, как этот чум в дыму…
…Сидит старик из старой Ижмы,
Сидит сам на́больший в дому.
 
 
В таком дому не загорюется,
Всё в нем отрадно старику:
Здесь в три окна смотри на улицу,
А в два, коль хочешь, – на реку!
 
 
Где воды – будто их нагладили,
А то не стихнут ни на миг.
…В таком дому, включая радио,
Столицу слушает старик.
 
 
Большие руки на коленях
Лежат, изрытые трудом.
И знает он:
                 великий Ленин
Ему построил этот дом.
 

1952

 
Что задумали – сбывается,
Что запели – широко.
Крайний Север называется,
А Москва недалеко!
 
 
На Москву везде надеются,
Встретишь ты ее всегда
Там, где пашется, где сеется,
Где возводят города,
 
 
Где работают без устали.
И о ней всегда жива
Не какая-то стоустая,
А народная молва.
 
 
Что задумали – сбывается,
Что запели – широко.
И нигде не забывается,
Что Москва недалеко!
 

1952

 
Мне не отвести, товарищ, взгляда
От земли бессмертной Сталинграда,
 
 
Доблестной по долгу и по праву,
От ее солдатских славных шрамов,
 
 
От ее величия простого,
Всем понятного и всем родного.
 

* * *

 
Песня! Ты иди со мною рядом
По земле бессмертной Сталинграда.
 
 
По земле, любимой всеми, братской,
По железной, подлинно солдатской.
 

* * *

 
Труд сметает всякие преграды
На земле бессмертной Сталинграда.
 
 
Там, где степь потрескалась от зноя,
Говорит теперь волна с волною.
 
 
Волго-Дон волной грохочет в шлюзах:
«Я служу Советскому Союзу!»
 

1952