Текст книги "Каспар Фрай. Под флагом герцога. Трилогия"

Автор книги: Алекс Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 79 страниц)

22

Только-только миновал полдень, а в лагере уже вовсю дымила походная кузня, где чинилось испорченное оружие и сбруя. Отменной организацией своего лагеря де Гиссар давал понять защитникам замка, что пришел за победой и готовится к ней умело и основательно.

После обеда, состоявшего из крупяной похлебки и вяленого мяса, солдаты без раскачки принялись за работу – стали собирать на склонах окрестных холмов камни. Те, что были полегче, несли на руках, большие волокли по земле, впрягаясь по трое-четверо в кожаные вожжи, которыми обвязывали валуны.

От сотен волокуш поднимались облака известковой пыли, и казалось, что на склонах холмов начался пожар. Камни складывали перед лагерем, и вскоре набралось достаточно материала, чтобы начать строить уступы.

Когда спустилась ночь, солдаты де Гиссара вернулись в лагерь, одни – чтобы отоспаться после тяжелого дня, другие – чтобы встать в караул. Боевой настрой защитников замка не обещал чужакам спокойного сна.

После полуночи начались беспокойства. Небольшие отряды фон Марингера выбрались из крепости по подземным галереям и атаковали правый фланг, где находилась половина полка уйгунов. Горстка диверсантов дружно навалилась на сонных солдат, и поначалу им удалось заколоть несколько лошадей и их хозяев, однако в итоге уйгуны окружили лазутчиков и вырезали до последнего человека.

Де Гиссар не стал сердиться за то. что не оставили пленных, поскольку даже вызнав с помощью пыток местонахождение лаза в подземную галерею, проникнуть по ней в замок было невозможно. Помимо основных ходов, в галереях были и ложные, которые обрушивались, едва только неосведомленные пытались по ним пройти. На памяти де Гиссара ни одна из таких попыток не увенчалась успехом, а обвалы погубили самых отчаянных.

Под утро атака на лагерь повторилась, и сделано это было коварнее и хитрее, чем в предыдущий раз. Несколько смертников пробрались на вершину холма, на склоне которого находилась большая часть лагеря, облили смолой несколько круглых камней и пустили их вниз.

Камни с грохотом понеслись на лагерь, однако основной ущерб нанесли не людям, а лошадям. Перепуганные до смерти животные оборвали путы, расшвыряли охранявших их уйгунов и, сметая все на своем пути, бросились вниз – к замку.

Во время этой суматохи серьезно пострадали более ста солдат. Разбежавшихся лошадей пришлось собирать до самого утра, а потом закалывать тех, что покалечились.

Смертники на вершине холма были окружены и дрались отчаянно, а когда по приказу Мюрата гельфиги подстрелили одного в ногу, раненый заколол себя кинжалом.

Бой закончился, когда уже начинало светать, и де Гиссар лично поднялся на холм, чтобы посмотреть на останки героев.

– Хорошие солдаты, – сказал он. – Никогда еще я не сталкивался с таким отчаянным сопротивлением.

– Наши солдаты не хуже, – ревниво заметил Мюрат.

– Не хуже, – согласился с ним граф. – Ничуть не хуже, поэтому мы их и сомнем.

– Сомнем, хозяин, в этом не сомневайтесь. Подтащим уступы и сомнем. Два дня – и замок будет наш.

Многих солдат армии де Гиссара утро застало за работой – они закапывали на меловых склонах тела своих товарищей.

Покалеченных лошадей пустили в дело, так что завтрак был сдобрен свежей кониной. После еды часть солдат продолжила строительство укреплений лагеря, другие пошли сменять часовых и охранявшие дорогу разъезды.

Команда из нескольких сотен рослых дезертиров и наемников была занята перетаскиванием камней для уступов. Начинать их строительство решили с расстояния в пятьсот ярдов от крепостных стен.

– Пусть уступов будет пять, – сказал де Гиссар, глядя на вереницы носильщиков, тащивших к замку тяжелые валуны.

– Но, хозяин, пять уступов – это очень много. Нам не построить их быстрее, чем за четыре дня. Может, достаточно трех?

– Может, и трех, – со вздохом произнес де Гиссар. – Но ты посмотри, как хорошо защищен замок, все продумано до мелочей. Нет, нам нужен запас прочности на тот случай, если они выставят против нас какой-то особый козырь.

– Магию?

– Едва ли. Если здесь и чтут королевские законы, то лишь те, которые запрещают магические ордена. Посмотри на баллисты, они еще не вступали в дело. А почему?

– Хитрят, выжидают момент.

– Вот именно. Поэтому и нам нужно иметь запас. Делаем пять уступов – решено.

– Вам виднее, хозяин, – сказал Мюрат и пошел давать указания по строительству.

23

Скоро уступы начали понемногу расти. Пока они представляли собой направленные к замку углы высотой в три фута, с длиной сторон в два ярда. Для расстояния в пятьсот ярдов этого было достаточно, чтобы укрыться от пущенных баллистой дробленых камней, если, конечно, эти баллисты могли метать снаряды так далеко.

Под прикрытием первой линии уступов подносились новые камни, и скоро позади каждого из пяти сооружений громоздились кучи высотой в рост человека.

Когда необходимое количество строительного материала было собрано, солдаты наскоро подкрепились принесенной похлебкой и продолжили работу. Лениться здесь не полагалось, устав в войске де Гиссара был достаточно строг, да и добыча в случае успешного штурма ожидалась немалая. Дезертиры и наемники бросали на неприступные стены замка алчные взгляды, где-то там, в глубоких подвалах скрывались богатства рода фон Марингеров.

– Шаги по пятьдесят ярдов! – объявил Мюрат и покосился в сторону де Гиссара, однако тот не сказал ни слова, что означало одобрение.

Команды строителей схватили камни и потрусили вперед, опасливо поглядывая на стены, не взовьются ли с них в небо черные точки каменных ядер. Впрочем, де Гиссар не сомневался, что сейчас демонстрировать всю свою мощь фон Марингеры не станут, приберегут ее до того момента, когда можно будет ударить наверняка с дистанции ярдов в триста.

Время шло, уступы продвигались вперед, команды строителей вступали друг с другом в состязание. Позабыв про каменные ядра, они выбивались из сил, чтобы закончить очередной уступ первыми. Дело двигалось быстро, поскольку пока никто не мешал, но де Гиссар знал, что чем ближе к крепостным стенам, тем дороже будет оплачиваться каждый следующий ярд продвижения, каждый положенный в уступ камень.

Зато когда уступы подойдут к стенам и начнут разрастаться в самостоятельные крепости, это станет началом конца замка Марингер. Обычно они останавливались в сорока-пятидесяти ярдах от рва – там, где начиналась «мертвая зона» – метать камни под стены баллисты уже не могли. Зато лучникам и арбалетчикам было раздолье, однако тут преимущество оставалось на стороне де Гиссара, соревноваться с его гельфигами не мог никто.

К вечеру удалось достичь приблизительной отметки в триста пятьдесят ярдов. На этой дистанции уступы уже представляли собой углы шести футовой высоты, со сторонами в четыре ярда. В каждом из них, под защитой стен, были оставлены на ночь по двадцать солдат. Это было нелишней предосторожностью, поскольку с наступлением темноты из подземных галерей появлялись отряды лазутчиков.

24

Как и две предыдущие ночи, эта также оказалась насыщена событиями. Отряды лазутчиков появились на склонах окрестных холмов вскоре после полуночи и принялись обстреливать из луков лошадей. Раненые животные попытались вырваться за пределы легкой изгороди, и охранявшим их солдатам пришлось приложить немало усилий, чтобы не повторилась недавняя трагедия, когда перепуганные лошади буквально смели треть лагеря.

Дело решили стоявшие на флангах уйгуны. Они атаковали быстро и решительно. Отряды лазутчиков частью успели отступить под землю, а частью были перебиты уйгунами, которые к тому же сумели отыскать два входа в галереи. Их пришлось засыпать, поскольку преследовать противника по этим коридорам было смертельно опасно.

Пока занимались засыпкой галерей, неожиданно закипела схватка возле левого крайнего выступа. Когда туда подоспели уйгуны, все двадцать охранявших уступ солдат оказались переколоты, а лазутчики успели уйти. Вход в галерею, через которую они отступили, найти не удалось.

Этой же ночью, ближе к утру, подошел обоз из замка Оллим. Из тридцати возов добрались лишь двадцать четыре, остальные были сожжены во время нападения отрядов фон Марингера. Впрочем, такие потери не беспокоили де Гиссара, поскольку он позаботился о том, чтобы все необходимое подвозили с избытком, так что в лагере накапливался небольшой запас.

Утром, едва строительные команды отправились к простоявшим ночь уступам, по ним ударили баллисты. Де Гиссар и Мюрат видели это собственными глазами, поскольку следили за выдвижением команд.

Тяжелые удары метательных мачт о суппорты разнеслись далеко по округе, куски дробленого камня взвились в небо и с сухим шелестом понеслись к целям. Строителям стали кричать, предупреждая их об угрозе, однако те сами заметили опасность и прикрылись щитами. Дождь из острых осколков сбил нескольких человек с ног, заставив их потерять щиты. Трое больше не поднялись, остальные благополучно достигли уступов.

Отсидевшись, они принялись готовиться к переносу камней на следующие пятьдесят ярдов. Теперь, когда любой шаг давался с трудом, каждого носильщика прикрывал солдат с щитом.

Они оба валились с ног, если в щит ударял булыжник, пущенный из трапеции – легкой катапульты, стрелявшей снарядами не тяжелее двух фунтов.

Как оказалось, таких орудий в замке насчитывалось не менее сорока, и теперь все они работали с западной стены, уверенно посылая камни на расстояние в триста ярдов.

Стрелять прицельно с такой дистанции трапеции не могли, однако своей методичностью и количеством выстрелов делали главное дело – держали солдат противника в постоянном напряжении. Особенно опасными были скачущие по земле булыжники, которые имели непонятную траекторию и могли запросто перебить ногу. Некоторые камни попадали в стены уступов и, разлетаясь вдребезги, угрожали окружающим острыми осколками.

Вскоре помимо мастеров, руководивших укладкой камней, в строительных командах появились вахмистры, которые размахивали плетками и орали на тех, кто, по их мнению, недостаточно проворно двигался. От летящих булыжников вахмистры прикрывались тяжелыми, в рост человека щитами, которые они с трудом переносили с места на место.

Вахмистры оказались хорошими ориентирами, и по ним время от времени стреляли из огромных арбалетов. Правда, без особых результатов, поскольку даже каленым болтам было не под силу пробить толстые щиты. Они лишь намертво в них застревали.

Иногда вахмистрам доставалось камнями из трапеций, и тогда они, оглушенные, валились на землю вместе со щитами, а придя в себя, громко ругались.

25

Понемногу строительные команды приспособились к обстрелам из катапульт и научились выбирать наиболее безопасные моменты для подноса камней.

Закончив очередную линию уступов, они начали продвигаться на следующие пятьдесят ярдов, и тут снова сработала одна из баллист. Каменное ядро пролетело по красивой параболе и ухнуло о землю недалеко от центрального уступа – с перелетом в двадцать ярдов.

Вахмистр нервно расхохотался и приказал подобрать ядро, чтобы положить в основание следующего уступа. Однако веселость его была наигранной, он понимал, что это только пристрелка.

Через несколько минут ударили сразу три катапульты, траектории трех каменных ядер пересеклись на центральном уступе. Первое ядро упало левее, взметнув облако красноватой пыли, а второе и третье поразили цель – одно с отскока, а второе врезавшись точно в угол. Удар был такой силы, что помимо самого ядра раскололись несколько камней в стене, сверкнули искры, и разлетевшиеся осколки ранили пятерых строителей, одного даже из команды соседнего уступа.

Часть стены завалилась, придавив двух солдат. Поднялась суматоха – все бросились разбирать завал, чтобы поскорее перенести камни к следующему уступу.

За суетой никто не заметил, как ударила еще одна баллиста, посылая заряд дробленого камня. Взметнулись фонтаны пыли, и еще несколько камней нашли свои жертвы.

Оказавшийся свидетелем этого вахмистр бросил щит и начал размахивать плеткой, требуя продолжать работу, а когда попытался поднять щит, был настигнут пущенным из трапеции булыжником.

От удара он отлетел на несколько ярдов и больше не пошевелился. Ему на смену был послан другой, и строительство очередного уступа возобновилось.

Рабочие, словно муравьи, продолжали разбирать одни уступы и строить новые, делая это под непрекращающимся обстрелом из сорока катапульт, которые то вели рассеянный огонь по всем командам, то сосредотачивали свое внимание на одной.

Стоило только наблюдателям со стен замка заметить, что где-то рабочие скучились, как по ним немедленно наносился хлесткий удар дробленым камнем. Каждый такой выстрел собирал две-три жертвы, однако это не могло остановить продвижения уступов.

Убитых оттаскивали в сторону, чтобы не мешали носить камни, а их места тотчас занимали другие рабочие.

Мало-помалу в двухстах пятидесяти ярдах от крепости начали расти уступы. В основание каждого клали самые большие камни, расширяя фундамент уже до семи футов, а пока стена была невысокой, ее прикрывали щитами вахмистры. Если прилетало ядро, защитники разбегались, и оно с треском врезалось в растущее укрепление.

Возведением стен руководили мастера, умевшие так положить камни, что между ними нельзя было просунуть даже лезвие ножа. Положенные надлежащим образом камни дробились от ударов ядер, однако из стен не вываливались.

Наряду с искусством строителей росла и сноровка обслуги баллист. По мере приближения мишеней к замку ядра становились все тяжелее, а попадания случались все чаще. Новые стены рушились, и строителям приходилось все начинать сначала.

Когда второй и третий уступы утвердились на дистанции в двести ярдов и даже выдержали несколько попаданий каменными ядрами, их команды, воодушевленные удачей, схватили новые камни и помчались дальше, чтобы заложить следующий уступ. Они не знали, что заготовил для них противник, и полагали, что щиты надежно прикрывают их от камней, однако сорок трапеций сделали одновременный залп глиняными шарами с начинкой из горючей смолы.

Оставляя черные дымные хвосты, смоляные бомбы обрушились на рабочих, и все вокруг завертелось в огненных вихрях. Все пространство вокруг новых уступов представляло из себя сплошное море огня с мечущимися в нем обреченными жертвами.

Обстреляв смоляными бомбами новые уступы, наводчики трапеций принялись за другие. Дымные следы перечеркивали небо, и очередной уступ вспыхивал факелом, однако выстроенные в полтора человеческих роста стены укреплений держали удар. Они полыхали чадным пламенем, которое вспыхивало еще ярче с каждой новой бомбой, казалось, никто не мог уцелеть в этом пекле, однако смола прогорала – и из-за стен появлялись строители. Они упрямо волокли камни дальше, огибая обугленные трупы своих товарищей, застывших в разных позах там, где их настигла смерть.

– Нужно отвлечь внимание от рабочих команд, – сказал де Гиссар, обращаясь к Мюрату. Они оба наблюдали за разыгравшейся трагедией со склона холма, чуть поодаль стояли телохранители графа во главе с уйгуном Райбеком.

– Можно пустить конницу…

– Хорошо, пусть будет конница. Давай ответим огнем на огонь, пусть уйгуны засыплют их горящей паклей. Думаю, за стеной найдется чему гореть – не весь же замок состоит из камня.

– Обязательно найдется, хозяин! – воскликнул Мюрат и побежал отдавать распоряжения.

Вскоре полк конных уйгунов на правом фланге заклубился, заволновался и, вытягиваясь жгутом, понесся к замку.

26

Уйгунская лава с криками и свистом проносилась под стенами крепости, всадники, едва не срываясь в глубокий ров, стреляли через стены стрелами с дымящейся паклей. На воздухе те разгорались сильнее и факелами падали на внутренние постройки и во двор замка.

Кое-где занялись пожары, слуги бросились их тушить.

Помимо угрозы поджечь замок, конный набег таил в себе еще одну опасность: кроме уйгунов в полку было несколько десятков гельфигов, которые незаметно спешились и под прикрытием скачущих всадников и облаков пыли стали высматривать свои жертвы.

Ими оказались лучники графа фон Марингера, которые начали азартно обстреливать проносившихся внизу уйгунов. Их успехи были скромными, однако сами они становилась легкой добычей гельфигов.

Конница пролетела, потеряв несколько уйгунов, а на крепостной стене недосчитались трех десятков лучников.

В замке не были готовы к таким потерям, к тому же в крепости продолжал разрастаться пожар. На некоторое время обстрел из баллист и трапеций прекратился, что позволило строителям уступов ускорить работу.

Спустя какое-то время над замком стали подниматься клубы пара.

– Хорошо, – сказал де Гиссар, – пусть тратят воду, пусть тратят силы, нам это только на руку. А лаву нужно будет повторить…

– Обязательно повторим, – сказал улыбающийся Мюрат.

После полудня баллисты и трапеции заработали снова. Булыжники ударялись о стены уступов, раня окружающих острыми осколками, ядра ухали о землю и, подпрыгивая, вздымали тучи пыли. Иногда они попадали в цель, и тогда обрушивалась одна из сторон уступа, если же удар приходился в центр укрепления, оно выдерживало.

Звенели под ударами тяжелые щиты вахмистров, сыпалась каменная шрапнель, однако стройка не замирала ни на минуту и на место убитых тут же становились новые рабочие.

Подгонять их вахмистрам уже не приходилось, в азарте люди забывали об опасности и норовили пробежаться с камнем без прикрытия – так было легче и быстрее. По командам, где таких смелых оказывалось больше, наносился массированный удар с крепостной стены, когда сорок трапеций и восемь баллист одновременно обрушивали град острых камней.

Падали строители, валились вахмистры со своими щитами, но на помощь прибывал очередной резерв, и работы возобновлялись. Строился новый уступ и одновременно разбирался старый – останавливаться было нельзя.

По мере приближения уступов, баллисты переходили на более тяжелые ядра. Если с расстояния трехсот ярдов они метали тридцатифунтовые снаряды, то на сто пятьдесят могли швырять шестидесятифунтовые.

Периодически строителей накрывали огненным шквалом смоляных бомб. Чтобы не сгореть заживо, им приходилось отряжать специальных наблюдателей – те следили за крепостной стеной, ожидая момента, когда над ней взовьются облачка копоти. Это служило сигналом, что противник зажигает фитили, а значит, через несколько мгновений полетят бомбы.

Наблюдатель предупреждал об опасности, и, пока горящие снаряды чертили по небу дымные следы, строители успевали стать под защиту уступов. Те, кто не успевал, погибали или получали мучительные ожоги. Таких раненых приходилось приканчивать.

Когда смола прогорала, работы возобновлялись.

27

Солнце клонилось к закату, а напряжение на поле боя не спадало. Обстрелы булыжниками и ядрами чередовались с огненными налетами, когда катапульты-трапеции забрасывали уступы смоляными бомбами.

Почти все пространство перед западной стеной замка было усеяно камнями и круглыми ядрами, о которые то и дело запинались бегавшие под обстрелом строители. За всем этим неотрывно наблюдал де Гиссар, ему даже обед принесли на склон, где у них с Мюратом был организован штаб.

– Ты слышишь? – спросил граф

– Что, хозяин?

– Этот стук. Что это может быть?

– Да, хозяин, теперь слышу, – согласился Мюрат. – Возможно, они готовят новые болтушки. На этой стене их всего четыре.

– Возможно, – согласился де Гиссар. Болтушками называли специальные приспособления, которые могли сбрасывать со стен камни и зажигательные снаряды из просмоленной соломы, не подвергая своих солдат риску получить стрелу. Время болтушек наступало, когда противник подходил под самые стены, и их снаряды падали, едва перелетая через ров. – Возможно, это болтушки, но не готовят ли они очередной подарок?

– Может, восстанавливают что-то сгоревшее? Мы ведь видели, что был пожар.

– Хорошо, если так. Завтра утром нужно повторить лаву. Пусть уйгуны снова засыплют замок горящими стрелами, мы не должны отпускать их ни на шаг, чтобы они боялись нас еще сильнее.

– Мы можем предложить им кое-что получше зажженных стрел, хозяин, – улыбаясь, произнес Мюрат.

– Что же?

– Дымные веревки.

– А вот это ты здорово придумал! – поддержал де Гиссар главного тысячника. – Стены крепости высокие, ветер не скоро разгонит дым, и он выест им глаза.

– Они будут стрелять мимо и кашлять.

Дымными веревками называли скрученную в жгут ветошь, которую вымачивали в морской воде или моче, а затем высушивали. Когда такой жгут поджигали, он не горел открытым пламенем, а только тлел, распространяя жгучий белый дым. Люди со слабыми легкими кашляли от него до крови.

Это было простое, но очень действенное оружие.

Пока де Гиссар и Мюрат строили планы на утро, в замке Марингер спешно велись строительные работы. Плотники трудились, сменяя друг друга – под присмотром шарц-архитектора собиралось невиданное доселе орудие. Называлось оно «Большая Берта» и представляло собой гигантскую баллисту с мачтой в пятьдесят футов длиной.

Более сорока лет «Большая Берта» в разобранном виде лежала в подземных арсеналах замка, дожидаясь своего часа. Эверхард фон Марингер, знавший о существовании этого орудия еще с юности, и не предполагал, что когда-нибудь будет вынужден пустить в ход «Большую Берту».

Под стены замка не раз приходили враги, но у них недоставало сил, чтобы взять цитадель штурмом, однако теперь замку угрожала реальная опасность. Эверхард фон Марингер видел, что, несмотря на потери, которые несли войска разбойника де Гиссара, уступы продолжали придвигаться все ближе к стенам замка.

Как опытный полководец он понимал, что, как только уступы встанут под стенами, воинское счастье понемногу начнет уходить на сторону де Гиссара. А помощи ждать было неоткуда, войска герцога Ангулемского стояли на северной границе, вдоль которой располагались войска короля. Они угрожали одним только фактом своего присутствия и могли перейти границу, стоило герцогу ослабить свою группировку на северных рубежах.

Надеяться фон Марингеру следовало только на свои силы, и хорошо было уже то, что он оказался в замке. Его светлость отправил графа в родовое гнездо, чтобы он создал на севере отдельный корпус, и если бы не этот случай, его сыновья остались бы в осажденном замке без должного руководства.

К счастью, замок всегда поддерживался в полной боевой готовности, хотя ему уже давно никто не угрожал.

К тому же фон Марингер успел провести мобилизацию своих вассалов – как оказалось, очень вовремя, вскоре к замку подступил разбойник с пятитысячной армией.

Как удалось ему скрытно подойти к Коттону, оставалось загадкой, хотя, скорее всего, он прибыл морем. К этому выводу пришел даже захваченный разъездом гном, теперь граф уже запамятовал его имя. Впрочем, это было не важно, убитый вахмистром, он валялся в какой-нибудь лощине, и ночные духи пожирали его плоть. Вот только где сам вахмистр? Жаль, если сгинул, он был толковым солдатом.

Итак, де Гиссар пришел по морю, острова которого являются королевскими владениями, выходит, и здесь не обошлось без поддержки короля. Как видно, он готов пойти на любую подлость, лишь бы извести ненавистных Ангулемов.

Да и к самому бюварду неоднократно подсылали людей с лестными предложениями, а цена был одна – предать герцога. Однако сколь ни велики были королевские посулы, Эверхард фон Марингер не мог пойти на такое, ведь несколько поколений фон Марингеров служили Ангулемам верой и правдой, а отец Эверхарда, Курт фон Марингер стал легендарной личностью, сокрушив волшебным мечом «Марц Дитруи» железнокрылую калхинуду, атаковавшую замок герцога Ангулемского.

Теперь этот меч хранился в родовой усыпальнице вместе с другими священными предметами семьи, однако сам Эверхард знал наверняка, что калхинуда была сражена не волшебным мечом, а магическим словом, которое знал его отец. Несмотря на запреты короля и герцога, он изучал тайные науки, к которым не подпускал даже своих детей.

«Может быть, сейчас магические руны помогли бы мне», – думал Эверхард фон Марингер, глядя на суетившихся возле станины «Большой Берты» мастеровых людей. Ему оставалось надеяться лишь на мощь этого оружия, ведь разбойники стремились захватить замок любой ценой, не считаясь с потерями. Их лагерь был хорошо укреплен, на флангах стояла конница, а команды смертников, посылаемые фон Марингером по подземным галереям, только беспокоили противника, но были не в силах нанести ему чувствительный урон.

Не мог фон Марингер остановить и строительство уступов, ведь серьезных целей для применения баллист и катапульт при этом не появлялось. Однако для штурма де Гиссару все же придется привести войска под стены, и вот тогда метательные орудия соберут богатый урожай. От того, насколько он будет богатым, зависело, продолжит разбойник осаждать замок или уйдет за море зализывать раны.

Пока же обстоятельства были на стороне де Гиссара. Каждую ночь он получал свежий обоз из замка Оллим, бывший хозяин которого, этот жалкий придворный библиотекарь, не нашел ничего лучшего, как сдаться на милость разбойнику. Если бы он сжег все запасы, де Гиссар не чувствовал бы себя здесь так вольготно. Его армия сожрала бы сама себя и ушла несолоно хлебавши. Теперь же в лагере каждое утро кипели котлы с крупяной кашей, в которую мешками засыпалось вяленое мясо, а лошадям раздавали сеяный овес.

Воду брали в миле от лагеря – в низине, где разбойники выкопали для сбора воды длинную глубокую траншею. На ночь ее закрывали шкурами, чтобы нельзя было подбросить мешочек с ядом.

Одним словом, снабжение вражеского войска было налажено хорошо, и несмотря на еженощные нападения отрядов фон Марингера, большинство обозов благополучно добирались до места.

Наблюдая за работой мастеров, фон Марингер прохаживался вдоль зубцов крепостной стены. Через равные промежутки между ними были расставлены огромныеарбалеты для стрельбы трехфунтовыми калеными болтами. Всего арбалетов было двенадцать, и при удачном выстреле один болт мог прошить от двух до пяти солдат противника, однако хороших стрелков было маловато. Лишь Густав, средний сын графа, да еще пара обученных им гвардейцев. Остальным эта наука не давалась.

Чуть в стороне на специальных помостах стояли болтушки. Их маленькие колеса удерживались клиньями, но в случае необходимости эти орудия можно было быстро подкатить к стене. Рядом – в длинном деревянном коробе – лежали глиняные смоляные бомбы, которые запускались теми же болтушками и могли устроить под стенами замка океан огня.

«Пусть попробуют сунуться», – сказал себе граф.

Из-за конструкций опорной рамы баллисты донесся общий вздох облегчения: метательная мачта «Большой Берты» наконец-то встала на место. Сдерживаемая канатами, которые во всех направлениях растягивали не менее шестидесяти человек, мачта вздрагивала, когда двое дюжих мастеровых тяжелыми кувалдами загоняли в узел крепления медный штырь.

Смотрящему на стене показалось, что возле уступов началось какое-то движение, тотчас по подозрительному месту ударили три трапеции. Пока смоляные бомбочки были в воздухе, двое гвардейцев с легкими кавалерийскими арбалетами заняли позиции между крепостными зубцами.

Снаряды разбились о землю, полыхнувшее пламя осветило все вокруг. Застигнутые врасплох, рабочие строительной команды замерли. Щелкнули замки арбалетов, и острые болты нашли свои жертвы.

– Молодцы! – не удержавшись, похвалил фон Марингер и, подойдя к.гвардейцам, вручил им по золотому дукату. Граф знал, что подобные подарки не тратятся и не пропиваются, считаясь неким аналогом ордена.

Тем временем мастера уже опробовали метательную мачту баллисты в движении – пока ее перемещали в свободной пружине без завода. Узел мачты немного поскрипывал, и мастеровые щедро лили в него масло, пока скрип не прекратился.

К мачте прицепили метательную корзину, связанную из прочных стальных цепей. В нее входил десяток шестифунтовых шаров, которые баллиста могла забросить как раз в расположение вражеского лагеря, однако первый удар фон Марингер предполагал нанести большим тростниковым шаром, простеганным соломой и пропитанным той же горючей смолой. В полете такой снаряд могло сносить ветром, однако мимо склона холма шар пролететь не мог.

– Сколько выстрелов у нас будет? – спросил фон Марингер у стоявшего рядом шарц-архитектора.

– Я рассчитываю на десять выстрелов, ваше сиятельство. Но если небеса будут к нам благосклонны…

– Давайте исходить из малого. Хватит ли сил у пружины, чтобы добросить заряд?

– О, в пружине я не сомневаюсь, ваше сиятельство. Таких бычьих кишок, какие свивали во времена вашей молодости, сейчас уже не найти.

– Да, тогда все было лучше. А я – моложе, – со вздохом произнес фон Марингер, следя глазами за суетящимися рабочими. Они укладывали на суппорты толстые тростниковые маты, которым предстояло принять на себя всю силу удара гигантской мачты. Рабочие то и дело облизывали руки, поскольку маты были многократно пропитаны патокой – так они лучше гасили удар. Почему это происходило, фон Марингер не понимал, хотя шарц-архитектор и объяснял ему что-то про законы сахарных кристаллов.

Рама «Большой Берты» опиралась на восемь сосновых свай, которые были установлены посередине двора, а чтобы они не загорелись во время очередного обстрела зажженными стрелами, во дворе было припасено несколько бочек с водой.

Со стены снова приметили движение, и часовой, размахнувшись, зашвырнул подальше большой факел. Пока тот летел, гвардейцы успели поразить еще нескольких разбойников, пытавшихся под покровом темноты продолжить строительство уступов. Какой-то раненый закричал громко и пронзительно.

«Должно быть, в кость», – подумал фон Марингер. Ему случалось испытывать такую боль, когда наконечник стрелы дробит кость. Тогда рядом оказался хороший костоправ и ногу удалось спасти, но боль была ужасна. Граф не любил вспоминать об этом.

Заскрипели воротки, начиная скручивать пружину, которая состояла из двух сотен переплетенных между собой канатов. Только такой пружине было по силам разогнать гигантскую мачту, но заводить ее приходилось двум десяткам человек. Мерно стрекотали зубчатые колеса, а толстые брусья рамы отзывались тонким пением.

Напряжение в конструкции росло, она потрескивала, поскрипывала, принимая на себя всю тяжесть сокращавшейся пружины. Зажатая затворной скобой мачта начала изгибаться.

Наконец стрекот прекратился. В метательную корзину уложили тростниковый шар, сразу запахло горючей смолой. Возле корзины встал факельщик, готовый поджечь снаряд.

– Будем ждать, когда лагерь успокоится, – сказал фон Марингер, глядя меж крепостных зубцов.