Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 166 страниц)

Наконец рассказ управляющего исчерпался, и в тишине особо отчетливо стали слышны тяжелые вздохи, скрипы половиц и покашливания. Народ ждал моей реакции. Ну, что ж …

– Что сказать вам, мастера. Полк буду догонять – то понятно, и в этом вы мне подсобите. А что касаемо обид ваших – то и вина ваша, за что еще спрошу с кого след. Неча было на завод секретный этого посланца впускать, коли у него, прямого царского приказа не было! Вы тут, мастера – царское дело поднимаете, и не всем о том знать положено!

Помолчал, ожидая споров – но мастера сидели молча, только поедая меня взглядами.

– Ладно, то вам наука будет, в другой раз от ворот таких посланцев гоните. А то этот в Москву приедет, подарками похваляться, а опосля от князей тут не продохнуть будет. Хотя, этот полковник сказывать о подношениях уже не сможет, то вам пообещать могу. Но чтоб впредь, без указа царского, на заводе никого не видел – хоть полк Двинский для того привлекайте, благо привез морпехов в казармы. И хватит о том. Давайте решать, как полк догонять буду.

Мою идею гнать вверх по Двине клипера мастера зарубили. Они вообще оживились после взбучки. Неисповедимы пути души русской. Может, порадовались, что никого не выпорол? Это они зря – просто еще не дошел до святых отцов, вот с ними у меня разговор другой будет. Это что за секретность на заводе? А?!

На самом деле, к погоне за полком руководящий состав завода готовился практически сразу после ухода солдат, ничуть не сомневаясь, что мне это понадобиться.

Транспортом выбрали ладьи и лошадей. Ладьи перед птицами имели преимущество в виде весел, и мастер транспортник уверял, что выигрыш будет значительный. Поверил специалистам, как поверил и тому, что выходить надо только завтра с утра. В конце концов, зачем растить профессионалов, если потом не слушать их советов?

Оставшийся день посветил заводу. Мастера, как дети, старались похвастать достижениями. Демонстрируя мне свои разработки, именно свои, хоть в них и ощущался след моих эскизов, мужики чуть ли не баюкали эти железяки, ожидая от меня только похвал. Хвалил.

Оружейники продемонстрировали мне стационарную противоабордажную картечницу. Только стрелять было нечем – весь готовый боезапас паковали для перевозки на лошадях и грузили на ладьи. Так что, подергали механизм картечницы вручную, обсудили пружину и вкладыши. Порисовали варианты крепления к станине, и перешли к следующим верстакам.

Вот тут меня мастера поразили. Неоднозначно. На верстаке, прикрытый холстиной, лежал … эээ … оружейный комбайн. Помесь Штуки и Дара, с тремя стволами расположенными вертикально друг под другом по нарастающей – 12мм, 18мм, 50мм.

Комбайн поражал сразу своей громоздкостью. Тот самый случай, когда инженерная мысль рождает нежизнеспособных монстров. Комбайну не хватало только откидной саперной лопатки в прикладе и ложки. Роль котелка вполне могла сыграть барабанная коробка. Хотя, с точки зрения развития конструкторских способностей оружейников – комбайн был вполне к месту. Они и охлаждение принудительное, предусмотрели, и скомпоновали оригинально, на общей силовой раме. Но …

Взял комбайн в руки, ощутил, как он «клюнул» носом, напрягая кисть на рукояти и начал разнос.

… А кто будет о весовой и динамической балансировке думать? Что мешало сдвинуть нарезной ствол далеко назад, и уравновесить барабаном в прикладе вес гладкоствола с барабаном? А картечницу зачем тут поставили? Так было? А голова зачем? Коли поднимаем прицел все одно высоко, так и переносили бы ее над нарезным стволом, ближе к середине – тогда и к механизму спуска не надо будет тянуться через барабан дробовика …

Одним словом – раскритиковал в пух и прах, ни словом не обмолвившись, что такой комбайн пока не очень то и нужен. Совсем не нужен. Но пусть будет. Отработаем на нем конструкторский потенциал оружейников.

Велел все переделывать, облегчать и балансировать. В идеале – чтоб уравновешивался на пальце, лежащем на спусковом крючке.

Мастера благодарили за науку и одарили подарком. Хитрецы. Подарки критиковать не принято.

Крутил в руках семи зарядный полуавтоматический револьвер калибра 9мм. Тяжеленная длинноствольная дура. Да еще с открытыми салазками скольжения механизма. И красота отделки, вкупе с гравировкой ствола – погоды не делали. К черту традиции, а то они Такое в партию запустят.

Положил револьвер на верстак, опершись руками по обеим сторонам от него, и поинтересовался, желают ли мастера моей смерти. Нет? … Так какого …! Его же полчаса доставать потребно будет, а при быстрых поворотах ствол заносить станет безмерно … а механизм … а защита руки при откате … а …

Расстались с оружейниками вполне довольные друг другом. Монстра все же пришлось забрать, чтоб не обижать мастеров. Повешу его на стену, будет родоначальником коллекции извращений. Потом повешу под револьвером комбайн. Хотя … подумаю.

Корабелы заложили «Святой дух». То есть, бронеплиты для него делали уже давно, да еще и в двух экземплярах, уравновешивая карусель – а вот сборку только начали. Посмотрел, прикрывшись рукой, на всполохи электросварки – не понравились именно всполохи, при нормальной работе дуга должна гореть ровно, а бригада работать слажено. Покритиковал.

С корабельным мастером обсудили накопившиеся вопросы. Рутина. Подумал, и велел закладывать рядом вторую канонерку. На удивленные вопросы мастера только пожал плечами. Да, были планы спустить на воду одну, а вторую строить уже с модификациями, набранными при эксплуатации первенца. Не судьба. Вон как события вскачь понеслись.

Оставил за спиной на верфи разворошенный муравейник. Неожиданная закладка второго корабля, пусть и из имеющихся деталей – это аврал, и надолго.

Остальные цеха не отставали от верфи и оружейников – слух по заводу, что завтра князю уезжать – разошелся мгновенно, и домой мне так и не удалось попасть. Может оно и к лучшему – там наверняка пеленки и младенческие протесты. Отосплюсь на ладье.

21 октября 1700 года четыре ладьи с двойными командами, морпехами, лошадьми и спящим мной вышли в погоню за умыкнутым полком. По моим расчетам, в районе Вологды перейдем на конную погоню и гдето после Новгорода должны догнать пропажу.

Сама погоня не имела ничего общего со стереотипом, вызываемым этим словом. Команды стругов лениво перекрикивались и шутковали, морпехи зубоскалили, лошади гадили на сено, укрывающее доски настила. Мимо бортов величаво и обманчиво медленно проплывала земля Русская, славная дураками и дорогами. Впрочем, дорог еще не было, были направления. Зато дураки старались за двоих. Буду постепенно сокращать их популяцию.

Слаженный плеск весел наводил на философские рассуждения. Грустные. Созвучные стихам Вознесенского.

Душой я бешено устал!

Точно тайный горб

На груди таскаю.

Тоска какая!

Будто чтото случилось или случится

Ниже горла высасывает ключицы …

Российская империя – тюрьма,

Но за границей та же кутерьма.

Родилось рано наше поколение,

Чужда чужбина нам и скучен дом,

Расформированное поколение

Мы в одиночку к истине бредем.

Очень похоже. А за империей у Петра не заржавеет. Он еще после Константинополя такие мысли вынашивал, благо, политические мотивы перевесили.

Вот только своего места во всем этом не вижу. Точнее, не сомневаюсь, что мне его укажут. Вот только не хочу, как мои мастера, ломать шапку да отбивать поклоны всяческим Яковам, да его свите, возглавляемой аж целым прапорщиком, хоть и князем, Юрием Трубецким.

Засел под масляной лампой в уголке трюма, уже не обращая внимания на запахи, привычно положил планшетку на колени и вытащил чистые листы с аккуратно обрубленными краями – прогрессируют мои производства. На лист легли первые штрихи высокого форштевня с полого скошенной назад донной ложкообразной частью. Многое брал из уже проработанного проекта малого броненосца, который рассчитывал под размеры соломбальской верфи – но этот проект, в отличие от броненосцев, был только для меня. Петр им не заинтересуется, да и заинтересовывать больше никого не хочу – пусть живут, как хотят. Дорога впереди длинная, недели три минимум, а работа интересная, не зря время потрачу.

От погони остались смешанные воспоминания. Видимо, уверенность, что догнать успеем, не дала развиться азарту, и поход воспринимался рутиной смены дней, дождей и снежных зарядов. По утрам у берегов реки нужно было крошить лед, чтоб зачерпнуть котелки. А умывание превратилось в кошачью практику, окунания руки в ледяную воду и протирания глаз.

Потом потянулись еще долгие дни лошадиной скачки. Хотя и тут все происходило без ажиотажа. Караван двигался мерным шагом от восхода и до заката, десяток морпехов на лошадях сам двое и два десятка грузовых коней, загруженных тюками с боеприпасом.

Тут стоит упомянуть, что полковник, забравший войско, о его снабжении особо не заботился. По моим расчетам в полку было около 1800 солдаткурсантов, вооруженных примерно восьмьюстами штуцерами и двумястами Дарами. И с ними шли четыре сотни моих штурмовиков со Штуками. Ах да, еще три с половиной сотни драгун с двумя сотнями Даров.

При всем при этом, на штуцера имелось от силы по 10 выстрелов, на Штуки по 50 и на Дары примерно по 15 зарядов. Вот такая петрушка. И не уверен, что сможем пополнить боезапас в армии Петра – не быстрое это дело, пули отлить да порох развесить. Да и запасных камор и барабанов в полку мало – ну не предусматривалось такого аварийного срыва войск. Вот и вез с собой все, что успели сделать из остатков пороха – 800 килограмм капсул зарядов, считай еще по десять выстрелов на ствол, 200 килограмм мин к картечницам, которые, впрочем, можно было применять и как ручные гранаты, 200 килограмм стальных камор, то есть еще по пять на ствол штуцера, и сотню запасных барабанов для Даров. Больше просто не успели произвести. Ну, вез еще себя любимого, как главное оружие победы, или, на худой конец, славного отступления. Без понятия, как мне это удастся – буду смотреть по месту.

Неторопливая дорога радовала нас непролазной грязью и стылым холодом по утрам. Провизии захватили самый минимум, лошади каравана и так были несколько перегружены. Вот и отправлял морпехов на промысел, по окружающим деревенькам. Крестьяне расставались с провизией неохотно и только за наличную монету – похоже, войска тут уже прошли. Впрочем, это было видно и по дороге, перерытой ногами, копытами и колесами до состояния грязевого болота. Хорошо, что мастера отговорили меня от телег – их бы точно пришлось тут бросить.

Полк нагнали неожиданно, уже за Новгородом – впрочем, как и планировал. Приятным стало встретить конный разъезд моих драгун, выделяющихся надетыми касками. Зачем они напялили этот атрибут пехоты, выяснять не стал – были более важные вопросы. А приятным стало то, что службу драгуны несли исправно, хоть полковник и не давал приказа вести охранение. Молодцы.

К голове походного строя подъезжали уже в плотной коробочке. Драгуны не жаловались, но по их виду становилось понятно, что моему появлению тут рады и на него в тайне все надеялись. Сильна в нас все же вера, что придет умный дядя и все будет хорошо. Менталитет такой.

Проезжая мимо марширующего походного строя осматривал солдат и кивал на их приветствия. Поход дался полку тяжело, судя по телегам груженым больными. Да и радость бойцов с трудом проступала через серость лиц.

Даже бойцы, не принадлежавшие моему полку, а собранные впопыхах с Архангельска и Холмогор, в том числе и семеновцы, провожали меня взглядами, в которых читалась скрытая надежда и радость. Видимо тот самый случай, что когда хуже уже некуда – любые изменения могут быть только к лучшему. Тревожный звоночек.

Вид полковника и свиты разительно отличался от вида войска. Холеное яркое пятно на сером фоне всеобщей измотанности. И видеть меня они были не рады. Но пришлось.

Представились. Не давая раскрыть рта полковнику, протянул руку и повелительно потребовал бумаги, на основании которых мой полк был уведен из расположения.

Яков начал было хорохориться – не то, что он меня не узнал, хоть никогда и не встречались – о моей форме весь свет судачил, безусловно, в уничижительных тонах, мол, князь, а ходит одетый как босяк, только что с золотой кокардой да пуговицами. Скорее из принципа – «… Хто ты таков, чтоб пред тобой ответ держать».

Ожидаемо. Ткнул ему под нос ледокольную бумагу Петра. Князя аж перекосило, когда он выслушал текст. Именно выслушал, так как сам читать он то ли не умел, то ли считал ниже своего достоинства – только взглянул на печати.

Бумагу мне предоставили, в ней, как и ожидалось, никаких прямых указаний на счет моего полка не имелось. А даже кабы они и были – срывать неукомплектованный полк это должностное преступление.

Свернул бумагу полковника в трубочку, пару раз постучал ей по ладони, раздумывая. Ай, семь бед – один ответ. Повернулся к морпехам.

– Арестовать полковника и его сопровождающих.

После чего обратился уже к князю, лихорадочно схватившемуся за рукоять сабли.

– Коли будешь сопротивляться, пристрелю немедля – и вытащил из седельной сумки так и не оставленного дома револьверного монстра. Монстр князя впечатлил почище угроз.

Морпехи уже проталкивались лошадьми через свиту полковника и повелительно покрикивали, приказывая спешиваться и снимать пояса.

Что ответил князь – упоминать тут не буду, все же, лжа это, что во времена Петра мата было меньше, чем в мое время. Менее изощренный – это да, но и его записывать не стоит.

А полковник то – трусоват. Хоть бы семеновцев, что прямо за свитой шли, кликнул – нет, только карами грозил да слюной брызгал, что не шло к его аристократической внешности.

Можно считать, что смена власти прошла бескровно, ограничившись только обещаниями кар в будущем. Но до этого будущего еще дожить надо.

Вот так походная колонна обзавелась двумя арестантскими возками, а на меня свалилась очередная проблема.

Объявил привал и начал подводить итоги – чего мы имеем, и в каком количестве.

Кроме 2200 солдат и 360 драгун приписанных к моему полку имелось еще 600 семеновцев и чуть менее 800 солдат, в том числе бывших стрельцов, собранных с миру по нитке со всего Архангельского поморья. Кроме того, имелось почти 500 телег и около тысячи некомбатантов. К счастью, ополчения не было совсем. Со всем остальным было плохо. Припасы подъели, пороха не было изначально, совместных действий никто не отрабатывал. А до Нарвы оставалось чуть больше сотни километров. Жуть.

Лагерь разбили на большом поле, и следующий день посветили наброскам совместных построений. Мои медведи щиты имели поголовно, все же щит, несмотря на всю его сложность, произвести проще, быстрее и дешевле чем штуцер или Дар, не говоря уже про Штуку. Шесть сотен щитов, сотня расчетных коробочек капральств. Только лоси имели один штуцер на двоих, медведи вообще делили один Дар на троих, так что – усиливал капральства еще одной линией семеновцев, как наиболее дисциплинированных, и формировал вторую линию из остатков разнокалиберных солдат.

После нескольких экспериментов, переформировал составы еще раз, выделив 50 капральств в первую линию и полностью их укомплектовав, за одно выдав им весь привезенный запас капсул. Еще 20 капральств штурмовиков, укомплектованных почти штатно и доукомплектованных минами к картечницам поставил за первой линией капральств, чтоб они прикрывались медведями и могли неожиданно выдвигаться рассыпным строем изза спин пехоты, а при возможности – поддерживать капральства огнем, в промежутки между построениями.

Из оставшихся практически безоружными 50 капральств, сделал сборную солянку. Добавив к ним по три десятка разношерстного войска, собранного полковником. Гордо назвал это безобразие резервом и начал тренировки.

До самой темноты смотрел, чему научились капральства в мое отсутствие. Порадовался некоторому прогрессу. На тренировки резерва смотреть было стыдно – там царило непонимание и грызня. Сделал внушение. Десяток внушенных, потирая выпоротые места, заняли места в строю и начали отработку действий. От резерва чудес не ждал, стрелять они могли только с остановки – так что, буду использовать их как стационарные опорные точки. Большую часть безоружных лосей вообще вывел в запас по итогам учений. Мешались они в строю. Свел из них группу поддержки – будут вытаскивать раненных и ловить бегущих, коли таковые появятся.

Вечером у костров, за обильным ужином, растолковывал планы и взаимодействия. Слушали меня умиротворенно, сытная еда располагает к добродушию – не зря посылал за провиантом драгун. Как обычно, монеты воспринимались крестьянами благожелательнее царских указов, и продовольствие находилось даже там, где его быть не могло после царских фуражиров.

Дальнейшие шесть дней прошли довольно бодро – даже, казалось, телеги стали меньше вязнуть в грязи, прихваченной морозцем. Хотя, тут сыграло еще и то, что колонна свернула с основного тракта и пошла менее разбитой дорогой, благо места тут были далеко не глухие и дороги вились со всех сторон, а найти проводника, из переселившихся новгородцев – особого труда не составило.

На седьмой день, когда, если прислушаться, становилась слышна пушечная пальба – после обеда стеной повалил снег. Решил переждать заряд, благо такой сильный снег долгим не бывает – только разослал драгун далеко вперед и в стороны, выяснить, как там дела.

Передовой дозор драгун вернулся неожиданно, вынырнув из снежной круговерти как черти из табакерки. Абордажники, считающие себя ответственными за целостность моей особы, даже Дары вскинули, в сторону криков и мельтешащих теней.

Встал от костра, положив руку на вскинутый Дар ближайшего морпеха, и подождал доклада драгуна, осаживающего танцующего на скользкой дороге коня.

– Князь, под Нарвой бой! Наши со свеями сцепились, там пальба и ничего не видно, но с нашей стороны берега полно беглых, они говорят, что побили войско наше, да еще и генералы разбежались.

Стряхнул с плаща снег, выгадывая секунды на размышления. Лезть в эту мясорубку, да еще не имея преимущества в огнестрельном оружии, которое сожрал этот густой снегопад – будет верхом безумия. Но и отсиживаться нельзя – Петру обязательно донесут, что мог помочь и не стал. Значит, будем помогать … но медленно.

Отдал приказ собирать капралов и готовить войско к выступлению. Обоз бросаем тут – пусть следуют за нами как смогут, все необходимое для боя несем на себе.

Менее чем через час полки уже маршировали через метель, стихнувшую только к вечеру.

Глубокой ночью, практически на ощупь, передовые шеренги вышли к реке Нарове, близь братьевблизнецов – двух крепостей, Нарвы и Ивангорода, смотрящих друг на друга с разных берегов реки.

На подступах к реке стало полно беглецов, в том числе высокопоставленных, которые довольно подробно описали положение дел. Даже схему баталии с их слов накидал.

А безоружным лосям нашлась работа – приказал собирать этих беглецов, и формировать из них свои будущие капральства. Разрешил обещать собранным, что в бой они в ближайшее время не пойдут – а то нам этих дезертиров не удержать будет. Так что, у безоружной части моего войска стало на удивление много работы, которой вскоре обещало еще и прибавиться.

Вышли, как и планировали по рассказам беглецов – к переправе на остров Кампергольм. По рассказам на острове была штабквартира Петра, и собственно, сам штаб.

Сказать, что мой приезд на остров когото заинтересовал – нельзя. Никого из руководителей на месте не оказалось, а бомбардиры охранной роты, расположенной тут, только пожимали плечами – баталия проиграна, если не фактически, то в умах аристократов уж точно, и теперь руководители воевали со свеями уже на поле торговли, под каким соусом подавать Петру это поражение. Самого Петра под Нарвой не оказалось – он еще за день до этого уехал в Новгород торопить припасы, так как осадная артиллерия сожгла все, до последней крупинки пороха. Может, и какая иная причина отъезда была – да кто же признается.

Посылать гонца к руководству, в лагерь свеев, никто не торопился – там таких гонцов отстреливали веселящиеся солдаты Карла. А мне предупреждать коголибо, о своем появлении, надо было еще меньше.

Зародившийся было план ночного штурма – на корню убила разрушенная переправа. С нашего берега до острова переправа еще была ничего, а вот с острова до левого берега переправу чинили. Причем, чинили медленно и без огонька. Переправил на остров две сотни штурмовиков, и они добавили мужикам, ремонтирующим переправу, мотивации. Недостающие бревна взяли из разбираемых срубов построек около мельницы на острове. Вот ведь – могут, если надо.

Все одно, переправа оказалась способна выдержать переправу войск только к утру. До этого момента мандраж скорой битвы успокоился, полки закусили горячим из подоспевших полевых кухонь. Морить голодом солдат перед боем не стал, да, знаю что ранение в набитый живот весьма опасно – но набивать его особо и нечем было, да и ранения в живот мушкетной пулей все одно практически смертельно при том уровне медицины, который успел развить в полку.

Кроме приятных дел, в смысле спокойной ночной грызни ножки курицы, на мою долю выпали и дела неприятные. К утру зачастили начальники всех калибров, за исключением главных, твердящие в один голос, что с королем Карлом уже достигли соглашения и не мне, с … мордой лезть в этот калашный ряд. Выслушивал молча, благосклонно кивая – даже приглашал разделить со мной остатки курицы, в тайне надеясь, что калибры откажутся. Всегда любил курятину, а с запахом костерка вообще объедение.

В серых предрассветных сумерках, после доклада взмыленного гонца о готовности переправы, приказал поднимать полки. На поднявшийся визг накопившихся в тепле штаба аристократов внимания не обратил, просто проинформировав – что любой, кто попытается, чемлибо мне помешать или предупредить противника, станет предателем и подлежит немедленному расстрелу. Предложил, так сказать превентивно, расстрелять прямо сейчас всех присутствующих – чтоб потом не отвлекаться.

Серьезности моего предложения, может быть, и не поверили бы, больно спокойным и отстраненным голосом все это говорил – вот только плотоядные ухмылки моих абордажников желания спорить не вызывали.

Полки выходили из сумерек правого берега Наровы и исчезали в сумерках на левом берегу. Молча. Без песен и барабанного боя. Не на подвиг идем, на работу.

Стоял в окружении десятка морпехов как конная статуя непоколебимости, посередине этой переправы, на обочине дороги через остров. Мыслями скользил по планам и собранным схемам. Петр нагородил тут много всего, вот только мало у меня людей использовать все эти земляные укрепления. Да и бестолково их понастроили – это же надо додуматься, растянуть свою линию обороны. Зачем? Пристрелить этих стратегов. А за то, что всего одну переправу построили, а не три минимум – еще и повесить.

Теперь у меня особых вариантов действий не имелось. Все что могу – воспользоваться скученностью войск Карла в его лагере и отсечь их от нашего войска. Как рассветет, и Карл полюбуется на прикрытые щитами коробки капральств у своего порога – тогда и поговорим. Выигрывать эту битву намеренья у меня не было. Петру поражение будет диво как полезно – но вот все захваченное, Карлу придется вернуть.

Глава 16

Утро зарождалось промозглым, но ясным. Ночь сдергивала завесу с неприглядной картины прошедшей битвы. Скорее избиения.

По собранным мной за ночь сведеньям – руководство армии практически полностью дезертировало еще до битвы. Порох сожгли осадные пушки, и на солдат пришлось не более двух десятков выстрелов к фузеям, уж не говорю, что стрелять им вменяли в обязанность не более чем с 30 шагов и при этом мазали солдаты по черному.

Русская армия растянулась на полтора десятка километров, и шинковать ее по частям свеям ничего не мешало, только если их малочисленность и общая усталость от мясницкой работы. Что может сделать солдат, если их растянули в одну линию по два солдата на сотню метров? Ничего! Абсолютно ничего, особенно вспоминая скорострельность и меткость их фузей. Хотелось бы знать, кто у нас такой великий стратег. Не Петр случаем? Дилетанты.

Единственным светлым пятном стала оборона преображенцев и полка Вейде. Преображенцы сохранили свое руководство, и оно еще оказалось вполне компетентным, грамотно организовав оборону полка в круге телег, хотя, потери у полка, судя по лежащим кругом телам, были весьма значительные – надеюсь, мои щиты оправдают возложенные на них надежды.

Тем не менее, только благодаря стойкости преображенцев избиение нашей армии не превратилось в мясорубку, в которой потери исчислялись бы уже десятками тысяч.

А теперь наш черед.

Рассветные лучи обострили контрасты света и тени. Высветив шестисотметровую цепочку капральств, стоящих в первом оборонном строю перед лагерем Карла. За цепочкой капральств стояла еще более редкая цепочка штурмовиков, а ближе к нашим насыпям встали еще четыре десятка смешанных капральств резерва. Свободным лосям задача была поставлена одна – собирать разбегающихся солдат в построения около переправы, благо, за щиты встать захотят многие – чисто психологически. Организация порядка на переправе целиком будет на них. Предупредил, что это единственный наш путь отступления – и если его разломают, велю организовывать переправу по их телам.

Как и следовало ожидать, черные флаги с серебряными черепами, над необычными строями пехоты привлекли внимание. Уже через два десятка минут, после того, как рассвело – прискакал вестовой и передал приказ, что меня вызывают для объяснений князь Яков Федорович Долгорукий. Причем, в ставку Карла. Вот ведь бардак, а!

На имя Яков и меня с некоторых пор аллергия, и довольно красочно передал вестовому, кто и где мне может приказывать. А Петра тут нет. И уж тем более меня не интересуют приказы из ставки противника. Гораздо больше меня интересовало наметившееся в лагере Карла шевеление. Точнее, лагерей было два – один на взгорке, где стояла раньше одна из наших батарей осадной артиллерии, а второй, с Карлом во главе, ближе к укреплениям Нарвы. Вот в первом лагере и наметилось шевеление. Зачем солдатам свеев выходить и строиться? Проводить отступающих по соглашению русских до переправы? А мы что, сами дороги не найдем?

С нашей стороны также наметилось шевеление – полки строились и начинали стягиваться к переправе. Вот только пока они соберутся со всей многокилометровой линии бездарной обороны – свеи что угодно сделать успеют.

Приказал передать вестовому из моих драгун готовность по капральствам. Вестовой от Долгорукова, еще так и не унесший ответа, аж позеленел и принялся кричать про нарушение соглашения. Пришлось одергивать это очередное детище дворянства и велеть убираться поскорее с линии огня. Убрался. Даже скорее чем прискакал. Теперь стоит ожидать тяжелую дворянскую артиллерию.

Вот чего не ожидал, так это прибытие от первого лагеря генерала Мейделя, как он представился, со свитой. Не предусмотрел в полку толмача, недоработка, однако. Сделал зарубку в памяти, и посылал вестового по капральствам. Толмача нашли, впрочем, ничуть не сомневался – среди поморов и не такое найти можно.

Первыми фразами, что мне растолковали – стали претензии генерала в том, что мои войска не блюдут соглашения. Старался упрощать ответ, так как толмач был далеко не профессиональным и на сложных фразах терялся. Вкратце получилось примерно так – Соглашение блюду, пока свеи не шагнули в нашу сторону … Коли еще шагнут, буду стрелять и раскатаю всю армию по косточкам … Нет не много о себе думаю, ровно столько, сколько могу сделать…Генерал, вы не угрожайте, а просто попробуйте – сделайте мне такой подарок, ведь начинать первым мне невместно.

Неплохо так пообщались. Покричали и разошлись. Причем, генерал ускакал не к себе, а во второй лагерь. Нуну.

Между тем, за нашими спинами строились преображенцы, разворачивали знамена и торжественным маршем направлялись к переправе, косясь на наши застывшие коробочки капральств. За ними начали выстраиваться остальные полки, подтягиваясь от далеких рубежей.

В рядах свеев наметилось нездоровое движение, похоже, приближающийся к нашим позициям основной обоз, в сопровождении не столько строя солдат, сколько толпы мужиков – вызвал у противника алчный ажиотаж. Вот этого и опасался.

Передал в капральства новую директиву – готовность к стрельбе. А штурмовикам подготовиться к накрытию первого лагеря минами, пусть целятся тщательно, мин мало.

После приказов в рядах наших капральств наметилось ответное движение – медведи присели у щитов, а лоси положили на верхний обрез шита стволы штуцеров, тщательно выцеливая противника.

Как жаль, что нельзя открывать огонь первыми – мы бы этот строй в капусту нашинковали, а теперь вынуждены подпускать их практически в упор.

Штурмовики разошлись позади строя капральств, используя промежутки для прицеливания по лагерю неприятеля. Наметили дальность, ориентиры и сдвинулись обратно, под защиту капральств, встав на колено и заняв позу готовности к стрельбе минами через голову пехоты.

Наши приготовления несколько сбили настрой свеев. Их строй замер, но через некоторое время командиры решили, что они все же победители и не им бояться горстки русских после разгрома целой армии московитов.

Спешился, и велел спешиться морпехам. Все. Кубики брошены, и уже катятся, испытывая судьбу и удачу.

Первый залп свеи дали шагов с семидесяти. До боли сжимал зубы, чтоб не начать первым. Страшно боялся, что щиты не выдержат, и потери будут катастрофическими. Но пронесло. Даже от сердца отлегло, потому как вторая опасность – конница свеев, еще стояла на границе их лагеря, и ее накрыли штурмовики первым же залпом картечниц. Потери у конницы были не так, чтоб очень велики, все же четыре сотни мин, по 200 грамм весом да еще почти на пол километра накрытия – этого мало. Но лошадям хватило только одной неожиданности. Второй залп мин пришелся уже по беспорядочно носящейся толпе.

Тем временем коробочки капральств окутались плотными клубами дыма, выпуская по восемь сотен пуль каждые 20 секунд. Аккурат, на каждые 10 метров приближения строя свеев. А когда к перестрелке присоединились штурмовики, удвоившие плотность огня, за счет своей скорострельности – противник не выдержал, судя по беспорядочным крикам с той стороны и картинке в редких разрывах клубов порохового дыма.

Вскочил обратно на лошадь, велел передать приказ на прекращение огня и дозарядку. Минут десять у нас точно есть.

За спиной царил полный бардак – наши солдаты, шедшие на переправу, смешались и толпой бросились к мосту. Моим лосям, оставленным у переправы, явно предстоит много работы. Жаль, что одно боеспособное соединение – преображенцы – уже переправилось, а полки Вейде еще не подошли. Ну да ладно, как тут говорят – осилим с божьей помощью.