Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 166 страниц)

Ну и тут, как обычно – русские улучили момент, когда Патриарх восточный Иеремией ехал в большой вояж – и затащили его на Русь.

Затащили в прямом смысле. Дело все в том, что царь всея Руси, Феодор Иоаннович прозванный Блаженным, точнее Борис Годунов, который пользовался Блаженностью царя и фактически управлял царством – приняли решение Патриарха удивить роскошью. И на территорию Руси Патриарха везли роскошные царские сани, украшенные с азиатской широтой. Вот только дело было в июне, и сани именно тащили. Зато Патриарха удивили гарантированно. Его так до Москвы и дотянули.

Потом пыль в глаза, золотое шитье на церковных одеждах, усыпанных жемчугом, поморским, между прочим, и 200 золотых на дорожные расходы. Так, слово за слово, ему намекнули, что надо бы России патриарха. Иеремией с радостью и важностью снизошел перенести стол, или стул, не знаю как правильно, в Москву, однако планы коварных русских были совсем иные, и, поманив Патриарха морковкой, ему перекрыли кислород. Что там было на самом деле – кто же теперь признается, но в итоге, в мае года 1589 ого Патриарх Иеремией вводит в патриаршее достоинство русского митрополита Иову. И этот акт даже подтвердили Константинопольские соборы. Интересно, а с ними Борис как выкручивался? И почем тогда было патриаршество?

Вот такая история случилась десять патриархов назад.

Собственно сама аудиенция поразила гораздо меньше, чем исторический экскурс перед ней. Ермолай, безусловно, все рассказывал по иному – но читать между строк в рассказах этого времени было одно удовольствие. Теперь на меня все косились – чего это улыбаюсь в соборе Успения Пресвятой Богородицы. А как тут не улыбнуться, представляя, как старичка на санях катали… летом. С пылью, небось, и скрежетом.

Может по этому, воспринял совершенно спокойно церковный прессинг. А как без него? У нас так принято – придешь к любому начальнику, он тебя по началу промаринует, потом покажет какой он крутой и только потом можно поговорить по делу.

Вот так и проходила аудиенция. Только патриарх уже староват был для серьезного прессинга, и явно болен – работала его свита.

Наконец перешли к делу – к Русскому банку. Думаете, в церкви нет экономистов? Или думаете, церковники не поняли, куда дует ветер, раздуваемый новыми указами? Дураки до митрополитов и патриархов не доходят, их съедают гораздо раньше. Умные из силового и экономического решений выбирают, в большинстве случаев, экономику. А слова, это просто кружево – способное и замаскировать, как маскируют технику сетью, и сделать привлекательным, как пеньюар девушки, любое дело.

Вот мы со свитой патриарха и развешивали вуали вокруг банального мешка с деньгами. Флаги Веры и Родины свита достала из сундуков первыми – развесил со своей стороны ширмочку «слава труду». Дальше пошли кружева попроще, «Царь», «Народ» … Вывесил со своей стороны транспарант «Я третий сын, Иван» и начал преданно есть глазами начальство. Они что, серьезно полагали, что им, таким красивым, за их набожность отойдет 50 %? А с другой стороны – чего удивляться, если у церкви корни растут на еврейской земле.

Хорошо поговорили. Мне нужна была эта встряска. Ну и что, коль до конкретики не дошли. Зато утрясли принципиальные моменты. Теперь с церковной долей будем поступать как с царской – вносят вклад делами, землями, или мастерами – доля растет. По каждой конкретной доле торгуемся отдельно. Агентом назначили Ермолая, с моей настойчивой подачи. Лепота. И чего говорят, что с церковью сложно договариваться?

Главное вовремя уклоняться от прямых ударов. Какие такие Указы? Это мне не по чину! Все указы у нас токмо государь выправляет. А он, как известно, посадник божий, и церковью же помазанный. А мы, скромным трудом, аки завещал нам господь, трудиться и помогать – ему пособляем. Вообще, знание хоть кусочка библии при разговоре со священниками обязательно – вставленные к месту фразы очень помогают взаимопониманию.

А с Новым Годом – это опять к государю, и врезка по тексту, на тему «аки» и «помогаем».

Кстати, объявленный Указ о новом летоисчислении буквально за несколько часов успел наделать шуму. Надо бы заметить, что только благодаря этому указу Новый Год станет таким, каким запомнился мне – ярким и веселым. В своем указе Петр написал – «По примеру всех христианских народов, считать лета не от сотворения мира, а от рождества Христова, и считать Новый год не с первого сентября, а с первого января сего 1700 года. И в знак того доброго начинания и нового столетнего века в веселии друг друга поздравлять с Новым годом. По знатным и проезжим улицам у ворот домов учинить некоторое украшение от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, против образцов, какие сделаны на гостином дворе. … По дворам палатных, воинских и купеческих людей чинить стрельбу из небольших пушечек или ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится, и зажигать огни. … Колоколам в церквях ночь всю звонить, возвещая о празднике…». Молодежи понравилось. А старики ворчали.

Даже не мог предположить, что основным упором критиков будет – «како можно ход времени порушить да осень с зимой указом поменять…». Одним словом, учить еще народ и учить. Была в указе и ошибка Петра. Он объявил 1 января 1700 года началом нового восемнадцатого столетия. Но подобную ошибку совершают систематически, с интервалом в сотню лет, причем, и более образованные правители. Не стоит придираться к такой мелочи.

Отвратительно начавшийся день заканчивался покойно и мирно. Обоз уходил в поместье.

Однако, пасторали, о которой мечтал, памятуя свое прибытие, уже не получилось. Вместо нее под стенами поместья, на традиционном поле, начал разворачиваться очередной передвижной табор. Сколько их уже тут было, даже считать не буду – не поместье получилось, а какой то перевалочный пункт.

Время до прибытия первых капральств проводил с гостями. Гостей было много, в основном купеческого и ученого достоинства. Купцы интересовались модернизацией своих мануфактур, и для них у меня был новый пряник. Модернизацией производства будем заниматься на тех мануфактурах, которые вступают в Промышленный союз при Русском банке. Безусловно, союз будет не просто клубом, а потянет наложение определенных условий на производителя. В частности, установка нормы прибыли. Но эти статьи были еще сыроваты, и оттачивал их в беседах с купцами.

А мои академики били все рекорды любопытности. Последняя выставка им продемонстрировала, что чегото они в мироустройстве еще не понимают, и ко мне потянулись делегации. Особым шоком для меня стал визит Исаака с Лейбницем. По отдельности то их навещал, но вот то, что они приедут вместе, и даже будут мирно разговаривать – явилось для меня откровением. Наверное, ничто так не сближает как работа в одной команде, особенно в успешной команде, когда зримо, что вы первые, и никому вас уже не догнать. Для меня стал удивителен и другой факт – собравшиеся у нас академики не очень то и пеклись о своих странах – им был важен процесс открытия, и личные достижения. А вот приоритеты своих стран их заботили мало, по крайней мере, гораздо меньше, чем ученых моего времени.

Лейбниц порадовал разрастающейся теорией логических систем. Еще пяток лет и процессор можно будет строить. Если будет на чем, и если найдем сарай достаточного объема для размещения нашего многотонного калькулятора.

А вот Исаак буксовал. Но ему помочь ничем не мог, в теории относительности буксовал ничуть не меньше.

В целом, неделя прошла в интересных спорах и бумажной работе. От Ньютона получил сувенир – образцы новых монет. Симпатичные и с рубчатым гуртом. А главное, монетный двор готов к денежной реформе, сама реформа только ждет результата фискального эксперимента и, при его удаче, будет запущена вместе с новыми налогами. Причем налоги принимать будут исключительно новой монетой.

Прибытие капральств, стало как падение ложки соды в уксус – то есть жизнь запузырилась и зашипела. Теперь дни проводил с пехотой. Даже забросил занятия с приказчиками, которых планировал приучить к банковскому делу, безусловно, ровно на столько, насколько сам его понимал. Потом попробую выписать им учителей из Европы, если эти европейцы и не научат ничему новому, так хоть связями поделятся, что в банковском деле – один из «китов».

У новой пехоты наступило второе детство – они играли в деревянные игрушки. Других просто не было. Но новые игры солдатам понравились.

Для начала ввел разделение внутри капральств. Теперь в капральстве стало 6 человек тяжелой пехоты и 12 человек легкой. Капральство усиливалось командиром и каптером. Внутри капральство делилось на три линии, куда входило по два тяжелых пехотинца и четыре легких. Почему линии? Ну, народу так на первых порах будет легче. Все становилось понятно, когда начали отрабатывать первый вариант построения капральства. Шесть тяжелых пехотинцев во фронтальной линии и три шеренги легкой пехоты по четыре человека за ними. Вот такой гребенкой и маршировали – пока ничего сложного, шагистика. А вот потом, тяжелая пехота взяла в руки деревянные, тяжеленные щиты – и началось самое веселье. Задача капральства была простой – ходить штурмовым строем вокруг лагеря. При этом фронтальная пехота несла щиты, а легкая пехота за ней ротировалась. Первый легкий пехотинец в шеренге делал вид, что прицеливается и стреляет из деревянного ружья через голову тяжелого пехотинца, после чего делает шаг в сторону в свободное пространство между шеренг, останавливается, изображая перезарядку, строй в это время проходит мимо, и перезарядивший пехотинец пристраивается в конец своей шеренги.

Пока сложно было сказать про эффективность такого штурмового строя, но вот выглядели тренировки забавно. Поле, оно ведь неровное, и когда фронтальный пехотинец, которому обзор закрывал щит, спотыкался – получалась миленькая кучамала. Рано пока пехоте о большем рассказывать. Пусть почувствуют друг друга для начала. А потом мы роли внутри капральства поменяем. Будущие капралы должны прочувствовать каждую роль в своих будущих капральствах.

На ночь, великовозрастным детишкам читали книжки. Целых две. Зато копий книг у меня была целая телега. Букварь и Устав. Житие святых, как порывался внедрить Ермолай, им на том свете прочитают, там у них другой литературы не будет, так что пока – Букварь и Устав. Причем, букварь важнее. По букварю зачеты принимать буду. А по уставу … буду, но потом. Этот устав все равно перепишем.

Весь ноябрь многотысячная толпа пыталась стать прообразом армии. Ввели и красивости, построения, шагистику – но в основном сколачивали капральства, делая их монолитными. Более глобальные задачи пока не преследовал. В это время собирался обоз, который доставил проблем едва ли не больше, чем с капральствами. Дело даже не в том, что за каждым капральством закреплял телегу, под командованием каптера, дело в том, что поставки для армии у Петра были из рук вон плохие. Пришлось даже ездить в Москву и разбираться. За одно получил разнос от Петра за дела прошлые, но удалось быстро переключить его внимание на успехи нового строя. Зря, наверное, потому как Петр немедленно рванул смотреть на новую игрушку. Игрушка понравилась, особенно после объяснения, что воинская справа пока просто не готова, вот и выполняют упражнения с макетами.

На этом же смотре слегка поругались с самодержцем – меня возмущало сколько денег тратим на солдатскую форму, а она, при этом, на рыбьем меху. Даже плащи в мороз делу не помогут. В итоге напросился на очередную проблему, одеть за свой счет – а государь посмотрит, и если ему понравиться … А цена вопроса, между прочим, минимум 4 тысячи рублей на эту толпу. Язык мой – враг мой.

В конце ноября совсем уж собрался уходить на север, но … умер Патрик. Было жаль. Хоть штаб флота и продолжил работать без Гордона и без сбоев.

Петр скорбел сильно. Гордон был с ним от самых первых «потешных» игр в живых солдатиков. На могиле Патрика Петр сказал: «Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Когда б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом». Достойная эпитафия. Задержался в Москве еще на четыре дня. Шпионы затихли, балы наоборот, становились все громче и красочнее. Меня не трогали, и меня не трогала эта суета – мысленно был уже в походе, форштевни резали черную воду, одевая кильватерный след в белый шарф пены, море хмурилось, но было понятно, где друзья и где враги. Можно считать, что шел в отпуск.

В начале декабря огромный караван начал разворачивать свои змеиные кольца из поместного лагеря в сторону Вавчуга. Выступили наперекор всем советам – да, нам придется менять колеса на полозья по дороге, да, лед еще не везде надежный, да, застанем самую непогоду. Но мы идем не просто так, мы идем в учебный поход, и будем учить надежду русской армии не только воевать, но и выживать. Пусть, вместо месяца будем идти два, а то и два с половиной. Будем беречь конницу, и тащить четыре мелкие медные пушечки, выторгованные мной у Петра как наследство к курсантам. Да, будет тяжело. Но с нами русское упорство, мои знания, десяток медичек и Бог, в лице Ермолая – что ни будь из этого должно помочь.

Опыт вождения больших караванов уже был, и перед отправкой постарался позаботиться о мелочах. Даже умышленно забыл рукавицы – так положено, забывать чтонибудь важное, задабривать дух дороги. Традиция. Причем считается за жертву только то, что действительно важно. Теперь мерзли руки. Но дорога шла как по маслу.

Пехота двигалась штурмовым строем, коробочками капральств, меняя фронтальную линию каждые 15 минут. Более того, смена, в два раза реже, касалась и командира, каждые 30 минут во главе капральства становился новый начальник. Морпехи стали инструкторами, и с удовольствием гоняли уже не все капральство, а только командира, но зато с удесятеренной силой. Было даже не совсем понятно, что тяжелее – нести щиты во фронтальной линии или командовать – по крайней мере, пар активно поднимался над всеми.

Нитка подмерзшей дороги нанизала на себя сотню капральств, как зеленые бусины, и растянула это ожерелье более чем на километр. А потом еще почти на километр тянулся обоз для Вавчуга, возницы которого с интересом наблюдали за нашими военными играми. За каждой зеленой бусиной капральства шла гнедая бусина каптера, поскрипывая перегруженным возком. Каптера меняли с частотой командира, вот только работы для него не придумали, и эта должность считалась отдохновением до тех пор, пока капральство не вставало на привал.

Гнал пехоту по жесткому варианту туристической походной инструкции. Каждые 15 минут – минута отдыха и смена, каждые 30 минут – пятиминутная передышка и смена. Был бы это летний режим перехода, привалы можно удлинить в два раза, а зимой более 5 минут привалы делать не следует. Сидеть разрешал только на деревянных щитах, пока не справим солдатам войлочные «пендели».

Обеденный привал занимал около полутора часов, при условии, что десяток кухонь обоза начинали готовить его заранее.

Шли медленно, по моим понятиям. Со средней скоростью около 3х километров в час, на ночевку вставали после 20 километров перехода. Пробовал дотянуть переход до 30 километров, но слишком рано зимой темнеет.

Еще проблемы были с конницей – просто не знал, что с ней делать. В итоге оставил за ними дальнее патрулирование, с обязательным нанесением на бумагу всех ориентиров, и привязкой их по расстояниям от дороги. Посылал на маршрут несколько групп и потом сравнивал рисунки. Ругался, и объяснял по новой, как снимать кроки местности. Но в целом, у меня начала образовываться неплохая карта окрестностей тракта. Листы отдавал в капральства, пусть морпехи заставляют курсантов разбираться в этих каракулях. Бумага, закупленная для Вавчуга, расходовалась стремительно, хорошо, что купил с запасом.

Позже завели еще группу конных «пугал» – которые разгонялись лавой перед идущим первым капральством и швыряли в него ветки и камешки – коннице эта забава особо понравилась, чего не могу сказать о капральстве. В результате возглавляли строй капральства по очереди, вставая на растерзание конницы после обеденного привала и после ночевки.

Безусловно, такие игры не проходили без побитостей, и медичкам в обозе начали поступать пособия для тренировки. Еще неизвестно, кому было легче, пехоте под огнем конницы или пехоте под ласковыми руками сестер милосердия. По крайней мере, специально напроситься в больные или подставиться – солдаты не старались, особенно после того, как распустил слух, что медички у нас такие же курсанты, как и пехота и им надо материал для тренировок. И чем тяжелее будут повреждения, тем больше способов на больном попробуют ученицы. Могут и зубы начать драть после ранения в голову – мало ли, как их обучили.

В результате тяжелых травм не было, самое глобальное – рваная рана на шее, не зацепившая артерию. В другом случае – сотрясение мозга, случайно обнаружившегося в полностью деревянной голове идиота, глядящего по сторонам при атаке конной лавы. Ну и переломы – но это уже не от конницы, а от неудачных падений со щитами.

Ссадины и фингалы за раны не считали. Фингалы появлялись и у конницы, обычно на привалах – но эти вопросы быстро уравновесились и ежедневные учения протекали с огоньком.

Когда народ втянулся в поход, военные игры даже начали нравиться всем участникам. А что? Работа не пыльная, кормят, спать укладывают, да еще и развлекают – просто идеальная иллюстрация для плаката «Записывайтесь в солдаты».

Но усложнять тренировки не стал. На самом деле все усложняла погода, которая создавала препятствия с большей фантазией, чем инструктораморпехи.

Шутки шутками, но переход получался очень тяжелый – русская зима, сгубившая массу войск в истории – плотоядно присматривалась к нашему ожерелью, пробуя для разминки на нас кнуты метелей и кистень мороза. Плюнул на экономию, начал разрабатывать новый вариант формы всерьез, без оглядки на то, что мне за опытную партию и платить.

В Промышленный союз уже попросились несколько купцов текстильного толка, например Сериков и Дубровский – модернизируем их предприятия под выпуск обмундирования и верну свои вложения.

Самой острой проблемой в разработке обмундирования стал утеплитель. Что такое утеплитель? То, что не дает теплу уходить от теплого тела. То есть, вещество, очень плохо проводящее через себя тепло. В идеале это вакуум, как в колбах термосов – у него самые хорошие характеристики удержания тепла, если не вдаваться в подробности и не сыпать научными терминами. Его теплопроводность будем считать равной нулю, тепло он не проводит, в идеале, конечно.

А вот лучше всего проводит тепло … алмаз. Сила тока тепла через него может превышать киловатт через кубический метр алмаза при перепаде температур внутри и снаружи всего в один градус. Вопрос – где ученые откопали такой алмаз для экспериментов и куда потом дели – не ко мне, а к компетентным органам. Но смысл простой – сколько не грей дом с алмазными стенками – все тепло немедленно улетит наружу. Самый плохой утеплитель.

Примем его за 1000 условных единиц потерь тепла. Именно тысячу, подчеркивая, как все плохо и облегчая подсчет мелких величин. Вот теперь, имея две точки – отличный утеплитель и отвратительный утеплитель – попробуем оценить другие материалы.

Обычный воздух оценивается в 25 тысячных. Или в 0,025 по нашей шкале. То есть, тепло воздух проводит неохотно, если он сух и неподвижен. При малейшем ветерке ситуация резко меняется, и воздух начинает отбирать тепло горстями – тут работают уже другие законы, в которые не будем углубляться, но вывод простой – чтоб воздух грел, надо запирать его в воздушных карманах и пузырьках, обеспечивая его неподвижность. А для всяческих радиаторов систем охлаждения поступают наоборот, ставя вентиляторы, создающие искусственный ветер, многократно улучшающий охлаждение.

Остальные утеплители сохраняют тепло за счет того, что держат внутри себя воздушные пузырьки. Так что, чем больше пузырьков, тем лучше утеплитель.

Пенопласт оцениваем в 40 тысячных, в нем много воздушных пузырьков.

Вату и шерсть, как натуральную, так и искусственную оцениваем в 50 тысячных – пузырьков воздуха тут запутываються в ворсинках и наполняют порой волоски шерсти, но их меньше, чем хотелось бы, вот и греет шерсть в 2 раза хуже простого воздуха. Смешно? Но, тем не менее, если одежда намокла, то самое правильное найти безветренное место, под корнями сваленного дерева или в яме и раздеться догола. И одежда высохнет и самим теплее будет. Хотя, эта методика не для холодного времени года, тут опять начинают работать другие законы.

Тяжела жизнь походника – физику он должен знать на отлично.

Рядом с шерстью по теплоизолирующим свойствам стоит … снег. Рыхлый и свежевыпавший. Красивые, снежинки сохраняют в своем узоре пузырьки воздуха и заслуживают 100 тысячных, в четыре раза хуже неподвижного воздуха и в два раза хуже шерсти. Не просто так строили полусферы снежных хижин – снег, прекрасный теплоизолятор, если на него не облокачиваться и не растапливать его своим телом. Недостаток в том, что такие домики тают не только летом, но еще от тепла внутри и приходиться поддерживать в них температуру ниже нуля. Вот и стали строить дома из дерева. Дерево, как утеплитель, зарабатывая 150 тысячных – в полтора раза хуже рыхлого снега, и в три раза хуже шерсти. Зато стены прочные и не тают. Еще прочнее – каменные стены. Строительный кирпич и всяческие пенобетоны могут сильно различаться по теплопроводности в зависимости от изготовления – можно сделать кирпич цельным, он будет крепким, но холодным. А можно делать кирпич с пустотами и воздушные карманы внутри кирпича существенно улучшат его способность удерживать тепло, но ухудшат прочность. Все как обычно – гдето находим, гдето теряем. На шкале эти стройматериалы занимают интервал от 200 тысячных до 700 тысячных. То есть от двух до семи раз хуже, чем теплоизоляция снега, и в десяток, а то и в несколько десятков раз хуже неподвижного воздуха. Зато такие стены стоят веками.

Следующим необычным утеплителем можно считать воду. Неподвижная вода зарабатывает 600 тысячных. Показатель, конечно, не ахти – шерсть в 12 раз держит тепло лучше, но в некоторых случаях других вариантов просто нет. Например, «мокрые» гидрокомбинезоны из неопрена. Неопрен – просто резиновая губка, впитывающая воду и делающая ее неподвижной – далее вступают в силу теплоизоляционные свойства воды. Если задаться вопросом, зачем нужны «мокрые» гидрокостюмы, когда есть «сухие», то ответ прост – «мокрые» не герметичны, иногда это важно, да и проще они. Разрывы для мокрых костюмов не фатальны. Большинство туристов, сплавляющихся по порогам холодных рек, используют именно мокрые, комбинезоны. С неопреном и еще масса походных баек связана. Лично видел, как схватываются на морозе комбинезоны, развешенные на просушку. Ведь внутри пор вода – а она замерзает. Выходит ничуть не хуже фильма «Джентльмены удачи» в эпизоде с бетонированными штанами.

И еще такой штрих – в холодную погоду, перед тем как надеть комбинезон, их складывают в чан, или герму и заливают теплой водой. Иначе надевать костюм на голое тело крайне некомфортно, а носят его именно так, костюм должен обтягивать тело как перчатка, иначе он теряет большинство своих теплоизолирующих свойств. Одновременно с этим костюм не должен жать, иначе замедляется кровоток под кожей, и человек начинает мерзнуть. Много нюансов. Тем не менее, мокрые гидрокостюмы это яркий пример использования воды как теплоизолятора.

Более того, вода лучший теплоизолятор, чем даже оконное стекло. В нашей таблице стекло зарабатывает 1000 тысячных, или один процент, что почти в два раза хуже воды, в 20 раз хуже шерсти и в 40 раз хуже обычного, но строго неподвижного, воздуха. Тем не менее, както мы с этим живем.

Стекло закрывает список хороших теплоизоляторов и далее идут только материалы которые проводят тепло хорошо. Кварц, так похожий на стекло, зарабатывает 8 единиц нашей шкалы, хорош как проводник тепла, например, в кварцевых загородках огневой зоны камина – и красиво выходит, и горящие угольки наружу не вылетают, и тепло из камина хорошо проходит в комнату. Далее идут металлы.

Сталь, с 47 единицами теплопроводности, почти в 50 раз худший, чем стекло. Про шерсть даже не говорю, там уже соотношение приближается к тысяче раз. А ведь из этой стали у меня корпус корабля, внутри которого люди живут. Вот и выходит, что без утепления корпуса, житья внутри корабля не будет. Особенно в наших, северных широтах. И утеплять корпус корабля можно всем, ранее описанным. Даже водой, заливая ее между корпусов корабля, внешним и внутренним. Но лучше, тем самым неподвижным воздухом, опять же, между двумя оболочками корабля. Если корабль без второго, внутреннего корпуса, что свойственно многим мелким судам, то можно утеплить стальной корпус изнутри пенопластом, пенобетоном или, как в моем случае – пеноклеем. Но утеплить надо. Если конечно судно рассчитывать на долгие морские походы.

Еще худшие теплоизоляторы из олова или платины с 70 единицами шкалы, железо, с 90 единицами. Вот ведь мелочь! Железо от стали отличаеться одним процентом содержания углерода, а то и меньше – однако теплоизолятор в два раза худший чем сталь. Еще хуже железа – латунь, со 100 единицами, алюминий с 200 единицами, золото с 300 единицами, медь с 400 единицами и серебро, оцениваемое более чем в 450 единиц. Так что, если есть выбор, то в стальной бочке замерзать будем медленнее, чем в железной или латунной, а быстрее всего замерзнем в серебреной бочке.

Но у меня задача стояла строго противоположная. Мне солдат надо согреть, если и не прямо сейчас, то учесть этот момент в будущем обмундировании. Вот только простых и дешевых материалов под рукой не было. Меня устраивала вся группа материалов в промежутке от шерсти до дерева. В нее входит сама шерсть, и ткани из шерсти, мех, пух, растительные волокна наподобие хлопка. Много чего, вплоть до мха и опилок. Недостатком абсолютно всех этих материалов было их намокание. Мало того, что намокший утеплитель сильно тяжелел, так еще и его утеплительные свойства становились не как у шерсти, а как у воды – то есть в десяток раз хуже. Было, над чем подумать.

Можно попробовать овчину – но не так ее много, чтоб на армию хватило. Да и цены покусывают. В ватник засунуть нечего, так как вата не дешевле овчины и везут ее в очень скромных количествах. Утеплитель на птичьем пуху – это известная головная боль, не столько делом занимаешься, сколько следишь, чтоб его не замочить. А если еще вспомнить, что пуховая подушка, не говоря уже про перину, считается в этом времени роскошью, то армия станет золотой по содержанию.

Думал даже над соломой – но это от безысходности. Солома прекрасный теплоизолятор, за счет воздуха в полых трубочках стеблей, ей хорошо дома и палатки утеплять. Глиняные блоки, замешанные с соломой, хорошо тепло держат – соломенное крошево внутри блока создает массу воздушных пустот. Но для гибкой одежды солома не годиться, не говоря уже про то, что солома гниет.

Как ни крути, но придумать чтото лучше, чем уже использовала армия для утепления – не удавалось. В результате остановился на парусине, сукне и войлоке

А вот качество ткани для обмундирования нужно будет улучшить. Петр хоть и любил свою армию, но сукна на форму выпускали в России мало, в основном привозя его изза границы. В результате, мало того, что сукно было разной расцветки, радуя поле у Преображенского не только зелеными и синими мундирами, которые были положены пехоте и кавалерии, но еще и белыми, желтыми, красными и прочими веселыми цветами. Так еще и толщина сукна была разной, заставляя многих коченеть не на шутку.

Хочешь, не хочешь, а придется приложить руку к производствам сукна и войлока.

Чем отличается сукно от войлока? Внешне порой ничем, но войлок это материал нетканый, то есть, его не надо ткать – просто расчесать шерсть, состриженную и отмытую от жира и грязи, после чего уплотнить ее в полотно. Шерстяные ворсинки имеют не гладкую поверхность, а торчащие во все стороны чешуйки, которыми волоски сцепляются друг с другом. «Колотун» на голове после бани чаще всего возникает именно по этому принципу. И ключевое слово – после бани. Распаренные волоски сцепляются лучше.

Вот войлок и «парят» в процессе валяния, то есть изготовления. Это самая дешевая технология производства теплой ткани, с одним недостатком – полотно выходит тяжелым и жестким.

Сукно гибче и прочнее войлока – но его уже надо ткать. Берут ту же шерсть, что и для войлока, моют и чешут. Потом снова чешут, и опять чешут, потом, медленномедленно ткут – иначе образуется нежданный войлок и поломка ткацкого станка. Лениво выползающее из ткацкого станка полотно – это еще не сукно, его называют «суровье» видимо отдавая должное процессу изготовления. Потом суровье промывают, в том числе от масла, которым сдабривают нити при прядении, красят и парят. Пропаренное суровье валяют между валками. Торчащие во все стороны ворсинки пушистости сцепляются между собой, перекрывая пустые промежутки между нитями полотна – получается нитяная основа внутри с тонкими слоями войлока на поверхности. А между наружными слоями войлока и нитями полотна – воздушные карманчики, как мы помним, воздух, самый хороший теплоизолятор после вакуума. Вот и выходит сукно гибче и теплее войлока. Но уж очень дорого и сложно его производить, по сравнению все с тем же войлоком.

Задумался над станком – сукна надо будет не просто много, а очень много. Метров по восемь сукна на солдата, еще столько же парусины и еще на нижнее белье. Тысяч 100 солдат в северной армии – и раз в два года частичная смена обмундирования. 400 тысяч метров сукна в год выходит минимальный выпуск. По полтора километра в сутки. Жуть. В принципе – решаемо, если напрячь крымчан на разведение овец, они и так этим занимаются, как и украинцы, но тут вопрос в количестве и качестве. С одной овцы в год настригают килограмма три шерсти. Есть и больше, но это особые, выведенные породы – не думаю, что в степях такие элитные овцы попадаются. После того, как шерсть отмоют, из 3х килограмм останется от силы два, а то и полтора. Сукно, будем считать, имеет среднюю плотность грамм 400 на метр квадратный. В итоге, стрижки одной овцы хватит на 5 квадратных метров сукна без учета потерь. Надо намекнуть Петру, что, сколько он наберет в армию солдат, столько ему и баранов надо. А еще лучше, по два барана на солдата. Боюсь только, государь юмора ситуации не прочувствует. А для меня – информация к размышлению – если буду иметь по сотне овец в тысяче своих сельских артелей, подгребу под себя и сырье для суконных фабрик. Вопрос только в качестве овец и их шерсти.