Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 166 страниц)

– И как ты, Князь, это объяснишь?!

Ермолай убедился в очередной раз, что его мимика на меня не действует, и перешел к словесному общению.

Ну вот. Разрушил всю картину. Тишина, дождь, тонущий корабль…. Правда, шнява легла на дно, так и не утонув. Ладно, действительно пора переходить от созерцания к действиям.

– Это мне у тебя, святой отец, объяснения спрашивать надобно! Как так вышло, что под нами корабль, будто крепостной бастион, заминировать смогли, а тебе о том не ведомо. Не вернись мы с пол дороги – пошли бы все на дно, и никому о нашей судьбе неведомо было бы. И не случайность это, то сам понять должен. За делом этим многие люди стоят! Тут и корабль купить потребно было, и инженеров найти, которые в подрыве крепостей опыт имеют, и мину особую создать, чтоб не сразу взорвалась, а в строго намеченный срок. И все это мимо тебя прошло, Ермолай!

Встал, привычно отряхивая брюки от налипшего мусора. Посмотрел на Ермолоая, олицетворяющего собой вселенскую скорбь.

– То, что угадал с бомбой – вот это действительно случайность, уж больно странно себя купец повел. Кабы не это, наши души уже бы стучали в ворота Чистилища, наплевав на оставленные земные дела.

– Не кощунствуй, Князь – привычно, но както потерянно, остудил меня Ермолай.

– Знаешь, Еермолай, думается мне, а не приложила ли руку к этому деянию и сама церковь.

Остановил жестом готовые сорваться возражения святого отца.

– Не вериться мне, уж прости, что такая подготовка без ее молчаливого согласия пройти могла. Что никто о душах загубленных моряков не исповедался, что грех свой не замаливал. Не отвечай мне сейчас, не надо. Просто подумай, да поговори с кем надо. Опосля к этому разговору вернемся.

Тая слушала наш разговор молча, опустив голову. Такое ощущение, что ей было стыдно, только непонятно отчего. То, что она к этому делу точно непричастна – не сомневался. В конце концов, должны же быть в жизни люди, в которых не сомневаешься – иначе останется одна дорога – в «скорбный дом» при монастыре.

На причал начали стягиваться зеваки, малочисленные, изза погоды. Как обычно, любопытных баб было больше, чем любопытных, но ленивых мужиков. Отправил Таю распространять слухи – мол, бочонок худого пороху перевозили, на него лампа масляная упала, от непогоды. А команды на борту не было, и никто не заметил, как занялось да бабахнуло. Шито белыми нитками – но слухи тем и хороши, что народ сам все додумает. А Тае полезно будет встряхнуться, а то она как в воду опущенная. Впрочем, мы тут все мокрые по самое исподнее включительно – пора бы и в тепло. Похоже, купца мои орлы не нашли.

Еще минут 15 посидели под навесом. Самое смешное – капитан шнявы сам поверил дурацким слухам. Более того, он чуть ли не божился, что знает, где стоял бочонок, и какая лампа на него могла упасть. До чего же гибка человеческая психика.

Пришла целая делегация из штаба, вместе с дежурным капральством. Безобразно поздно прибыли на место ЧП! Будет на ком сбросить нервное напряжение и мне.

Собственно, на этом дождливый день и закончился. Сушились, обедали. Проводил разбор полетов. Делал оргвыводы и сомневался в занимаемых должностях. А если бы не дождь? Ведь порт мог сгореть запросто, с такой расторопностью.

Ночью, потихому, ушли на фрегате в Азов. Мало ли, у ребят с такой подготовкой был план «Б». У меня бы точно был.

Не задерживаясь в Азове, пересели на «чайку» идущую вверх по Дону. Для сохранения лица написал краткое письмо коменданту, что дела государевы требуют моей расторопности, и воспользоваться гостеприимством Азова никак невозможно, хоть и очень хочется – далее словесные кружева. Заметил за собой легкость, с которой теперь удается плести эти узоры. Великое дело – практика. Скоро смогу по памяти исписать страницу письма полным титулом Петра – а это показатель! Там одного только перечисления земель на треть страницы, а остальное – связующие кружева, в которых не дай бог ошибиться.

Врастаю потихоньку в эпоху. Грустно. Моя прошлая жизнь выгрызается из памяти Лангольерами. Уходят звонки трамваев на перекрестках, гудки автомобилей, подгоняющие перебегающих дорогу пешеходов. Стираются посиделки у костров, когда над ночным берегом разносился веселый тост хором «… мы за это пить не будем! Мы за это кааааак Жахнем!..».

Больно это, быть единственным свидетелем несуществующей эпохи, и знать, что ее уже никогда не будет. Более того, прикладывать к этому руки.

Все чаще вспоминается, куда выложена дорога благими намереньями. Вот только, как не крути, но выходит, что туда выложены дороги любыми намереньями, в том числе и бездействием. И есть только одно мерило – здесь и сейчас. Мой прошлый опыт скептически относиться ко всему, что намекает – «… надо потерпеть несколько лет, и будет рай на земле». Было уже все это в моей истории. И коммунизм через 50 лет, и квартира каждому через 10 лет, и все остальное. Гораздо проще обещать блага в будущем, чем каждый день делать лучше мир вокруг себя. Устал от легких путей, больно уж они бесконечные. Грел себя мантрой – «Делай что должно – случиться чему суждено». Перенимаю фатализм местных жителей.

Ростов на Дону встречал нашу продрогшую экспедицию хорошей, хоть и морозной погодой, жаренным поросенком и праздником. Что именно праздновали, уже было неважно – вроде как начали отмечать несколько свадеб. Потом прибыл мой улов, праздник грянул с новой силой, и теперь он тлел, в ожидании главного блюда, в смысле гостя. Дождался. Бедная моя печень. Хотя, напряжение действительно стоит сбросить.

И если хоть какаято сволочь отравит мне жаркое – с того света достану, честное слово.

Глава 22

Город Боцмана приютил нас до ледостава. По началу, порывался прорываться через непогоду к отложенным делам и заброшенным заводам. Но Боцман, со свойственной ему неспешностью, рассудил, что в конце ноября на Дону встанет лед, и в первой декаде декабря уже можно будет отправлять легкий санный поезд. Коль так, к чему все эти подвиги? Причем, зная меня – напрямую он это все не высказал, наоборот, спешно вываливал на меня проблемы артелей. Хитрюга. К слову, до меня дошла вся подоплека этой суеты далеко не сразу – провели как юнгу. Ну и ладно. В конце концов, много нужных дел порешали. Именно тогда родили идею централизованного ассенизационного предприятия. Полив полей – это хорошо, но удобрение их будет еще лучше. Навоз от ферм – это четверть дела. Коли организовать вывоз «удобрений» из сел и городов – будет шикарное подспорье для полей. Причем, настолько шикарное и активное, что если его просто так в поля вывалить – удобрение сожжет все посевы. Тут надо действовать тоньше – ямы завести, куда сваливать эту ценность, золой ее пересыпать, с торфом или молотой соломой перемешать, дать побродить этому коктейлю – глядишь, через годик можно и на поля раскладывать. Загружать с новые, широкие, телеги и разбрасывать с них лопатами перед распашкой. А может, и механизирую сей процесс со временем. Да и иные способы есть – водой можно разводить, давать несколько дней настояться и поля поливать – запаха уже не будет никакого, одна польза.

Зола опять же. Всю солому пускать в переработку, в том числе в газогенераторы, а золу из них складировать в сухом месте и рассыпать на поля. Ведь солома забирает из земли все, что надо растению. В процессе пережигания сгорает, большей частью, углерод – который из земли растению не нужен, оно углерод из углекислого газа нащипывает, вот и выходит, что в золе содержится все самое необходимое растению. Остается только рассыпать золу на поля. А вот сжигать ее на полях – это расточительство. У меня и так проблемы с топливом.

Вот такие две ключевые фигуры в мире удобрений. Про эти ухватки мне еще дед в деревне моей юности рассказывал – мол, зола на поля это первое дело, но только чтоб сухая была. И сортир для огорода чуть ли не полезнее хлева. Скотина она в рационе ограничена, а вот человек и мясцом балуется, и рыбкой – много после него полезных веществ остается, грех добро выбрасывать.

Собственно, после очередного обильного обеда, стоя в коротенькой очереди к сортиру, и родили с Боцманом совместную идею. Градоначальники, за подобный вывоз «добра» из городов только спасибо скажут – можно даже посуетится, чтоб спасибо звучало в звонкой монете. Даже попробую Петру намекнуть, пусть это дело указами припечатает – и городу хорошо, и урожаям подспорье. Можно будет даже общественные туалеты построить. Много. Гм. И фосфор, опять же. Целая отрасль намечается. Прибыльная, хоть и с запахом. И еще мусороперерабатывающие предприятия при каждом городе. И чтоб они сами мусор сортировали! Вот ведь размечтался. Самому смешно. Но указ из Петра выдавить надо. Каждая река начинается с тоненького, порой невидимого ручейка.

Ближайшая к городу артель постепенно становилась нашей «Потемкинской деревней». Все новые идеи ехали обсуждать к ним, так как до остальных было сложнее добираться. Думаю, еще месяц нашего мозгового штурма и артельщики начнут прятаться от нас по лесам. Но было интересно.

Привезенные нами мастера осваивались на новом месте. Уж не знаю, каких юрт и медведей они ожидали, но поселили их пока в рабочих бараках, благо наплыв людей в городе спал, разошедшись по артелям, а жилье осталось. Барак – это просто название. На самом деле, длинные рубленные избы, крытые сосновой дранкой. С печью и окнами, правда, частично затянутыми бычьим пузырем – но постепенно заменяемым нормальными стеклами. Город то еще молодой!

Отойдя от шока отсутствия вигвамов и медведей – горячие итальянцы начали задавать вопросы а где тогда их каменные хоромы и выездные экипажи. Пришлось проводить разъяснительные беседы, срывая голос и размахивая руками – по иному этот контингент не понимал. Насколько все же проще было с индейцами. Но эту простоту взял на себя Боцман. Особенно после того, как разъяснил ему подробно перспективы «земляного яблока». Обещал ему урожайность в два раза больше привычной репы, а вкус даже лучше, коли правильно приготовить. Пожертвовал пятком клубней для посева, из самых проросших – отварили картохи с лучком и солеными грибочками. Под водочку. Боцман обещал взять дело под личный контроль. Доброго пути.

Тем временем, южные гости нашего города окончательно оклемались от «страшного» путешествия. Пришлось немедленно занять их работой. Самое первое и безотказное средство, что пришло на ум – готовим подарки для государя. И от того, какими они будут – вся их дальнейшая жизнь зависит.

Вот! Совсем другое дело! Правда, теперь меня доставали другими жалобами – нет того, нет этого. Кожа у нас, видите ли, выделана плохо, из нее ничего стоящего сделать нельзя. Ну, так учите как надо! Кто тут мастера? Дерево вам не такое? Идите … вслед за скорняжниками. И, кстати, времени у вас только до того, как встанет зимник!

Что хорошо в южном темпераменте – работают они не менее споро, чем ругаются. Главное направить эту реку кипучей энергии в нужную сторону.

Строители рисовали здоровый альбом видов нового города, всех, кто маломальски подходил им для задумок – привлекли для создания макетов. Скульптор один долго возмущался, что для него эти поделки не по мастерству – предложил ему слепить небольшой макет коней Клодта. Почему именно их? Сложно сказать. Это одна из жемчужин моего города, и пока меня не прибили, хотелось бы убедиться, что жемчужина не будет фальшивой.

С этими скульптурами вообще не простая история, в моем времени приключилась. Как собственно и с мостом, на котором они стояли. Этот мост через Фонтанку строили как пограничный. Да, да – именно по Фонтанке проходила граница Петербурга в далеком, но еще не наступившем 1715 году. Мост строили солдаты, из батальона подполковника Аничкова. С тех пор так мост и называют – Аничков мост. Выстроили мост из дерева, длиной в три раза больше, чем существующий в мое время – чтоб мост перекрыл не только реку, но и болотистые ее берега. Более того – мост был разводным, не только для того, чтоб пропускать корабли с высокими мачтами, но еще и для того, чтоб разводить его на ночь, мешая волкам из лесу бегать по городу. И это не шутка.

На мосту стоял пограничный шлагбаум, где и собирали въездные пошлины – деньгами и камнями. Все же, организовано строительство города, особенно снабжение его стройматериалом, было отвратительно. Ну да это поправимо.

Впрочем, возвращаясь к мосту, можно добавить, что перестраивали его множество раз, за почти полторы сотни лет он успел поменять несколько видов, одеться в камень, укоротиться и потерять разводной участок, так как давно перестал быть пограничным. Зато обзавелся статуями. Правда, первоначально кони Клодта выглядели несколько иначе и предназначались для набережной, напротив академии художеств. Но туда привезли сфинксов, прямо из Египта. Кстати, хорошо, что вспомнил – надо будет выцыганить у осман достояние фараонов, под шумок строительства Суэца. Может и пирамиду попросить? Тогда точно все будут дивиться на восьмое чудо света – как эти русские умудряться перетащить около пяти миллионов тон каменных блоков на три тысячи километров. Всего то около семи тысяч ходок Апостолов. А если их десяток работать будет – то за 350 лет легко уложатся. И ведь никому не объяснить значение волшебного слова «халява».

Впрочем, опять отвлекся. Скульптуры коней ведомых юношами установили на мосту в гипсовом варианте. На следующий год скульптор обязался отлить скульптуры в бронзе – и таки отлил. Но по указанию Николая I, скульптуры подарили прусскому ФридрихуВельгельму. Получив от него, в качестве ответного жеста пару изваяний Славы для Конногвардейского бульвара. Вторая попытка Клодта закончилась аналогично – на этот раз бронзовых коней подарили королю Сицилии Фердинанду. На третий раз Петр Карлович решил не рисковать, и сделал неразрывную смысловую серию – «Покорение коня человеком». Раздавать ее по частям станет неправильно, а отдать все четыре статуи – жаба задушит. Так и обзавелся Аничков мост скульптурной группой. Как писал Блок:

…Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда…

Впрочем, писал о конях не только Блок. Более того, писали и на самих конях, практически сразу, после их установки – на крупе одного из коней появились четыре строчки:

«Барон фон Клодт приставлен ко кресту

За то, что на Аничковом мосту

На удивленье всей Европы

Поставлены четыре жопы…»

Узнав об этой выходке из полицейского рапорта, Николай I размашистым подчерком вывел прямо на рапорте:

«сыскать мне пятую жопу и расписать на ней Европу»

Вот такие кипели страсти вокруг коней. Да и сами кони имеют свои секреты – те кони, что смотрят в сторону Адмиралтейства, подкованы, а те, что направлены в сторону Литейного проспекта – не подкованы. Такая аллегория, в сторону литейных мастерских и кузниц ведут неподкованных лошадей, а обратно уже подкованных. Есть и еще секреты. Впрочем, Петербург полон ими. Меня всегда бесили экскурсоводы по городу, заманивающие людей на «двухчасовую экскурсию». И что? Посмотрите налево, посмотрите направо? Да два часа можно говорить про город, не сходя с места и ни разу не повториться. Взять ту же Александровскую колонну, посреди Дворцовой площади. Кстати, она не посередине, а на 40 метров ближе к Эрмитажу, чем к арке Главного Штаба. Когда готовили под нее фундамент – наткнулись на сваи, забитые еще по проекту Растрелли для памятника Петру. Впрочем, это не помешало забить рядом еще сваи, уже для колонны в честь победы над Наполеоном. При этом делалось все, как обычно, в спешке и зимой. «Чтоб к лету стояло!». Не правда ли – знакомо. Вот только стоит добавить, что за качество стройки спрос тогда был особый, фундамент обязан был выдержать шесть сотен тонн веса колонны, и держать их много лет. Иначе полетели бы головы. В прямом смысле.

В общем, цемент замешивали не на воде, а на водке – и фундамент не подвел, даже, несмотря на заливку его посреди зимы.

О самой колонне можно говорить еще дольше. Не буду про то, как высекали цельный монолит и везли его в Петербург из Выборга. Скажу только, что колонна не врыта в землю и не закреплена – она стоит под собственным весом, на идеальном фундаменте, лежащем на болотистой почве, и с идеально выровненной подошвой монолита, строго перпендикулярной вертикальной оси колонны.

Поднимали колонну в вертикальное положение вручную, две с половиной тысячи солдат. А еще 10 тысяч горожан пришли посмотреть на это.

Есть своя история и у барельефов в основании колонны, и у ангела на ее вершине. Кстати, ангела на вершине колонны хотели заменить в 1925ом году статуей Ленина, как идеологически более выдержанной. Мдя.

И так – куда не копни. Вот казалось бы – история Летнего сада проста и незамысловата. Ну да, первый сад, разбитый через год после закладки города по проекту самого Петра. Засаживался однолетними цветами, по этому всю красоту набирал только летом, отсюда и название – летний сад. Но и там полно изюминок. Например, на месте современной мне ограды Летного сада, при Петре были крытые галереи для пережидания непогоды. Внутри них имелись свои фонтаны, и стояла статуя Венеры, подаренная Петру римским папой Климентом. Так вот, рядом с этой статуей вынуждены были выставить часовых, а потом и постоянный пост – так как это была первая в России публичная скульптура обнаженной женщины. Соответственно, нашлись и вандалы, и просто любопытные с шаловливыми ручками. Пост оказался весьма не лишним.

Чем глубже влезаю в планы постройки города – тем страшнее. Велика эта ответственность – взять на себя наглость огранить новый алмаз, не будучи ювелиром. Хоть и спихиваю с себя ответственность на специалистов, но отвечать то все равно мне. Перед самим собой.

Постараюсь не запороть «Лебединую песню» мастеров. Ведь она и моя песня. Лишь бы дали ее допеть. Или хотя бы начать.

Но с этими итальянцами мне и врагов не надо. Они пережигают мои нервные клетки быстрее, чем это даже у Петра получалось. Теперь мне становиться понятно назначение слова дуэнья. Хоть оно и испанское, но итальянцам нянька будет весьма не лишней – «туда руки не суй, сюда не ходи, снег башка попадет». А еще из меня повадились делать судью. Совсем озверели. Чтоб судить, надо разбираться в вопросе не хуже их. Впрочем, результаты моего судейства их не особо то и интересовали – просто в мою фигуру было удобно тыкать пальцем, забивая гвозди в гроб своих оппонентов.

Но некоторые бонусы из такого положения вещей вынес. Например, когда споры банкиров расслоились на несколько течений, из которых можно было выделить два основных – банкиры помоложе предлагали строить банковскую систему с нуля и на внутренних ресурсах, а те, что постарше предлагали завязывать ее с существующими системами, опираясь на свои связи – влез в споры со своим предложением. Игнорировал удивленные взгляды финансистов, живо напомнившие мне анекдот – «… оно еще и разговаривает!..». И рекомендовал реализовать оба варианта. А что тут удивительного? … Ну да, есть у меня и еще один зарождающийся банк – Ганзейский. Там у меня считай не то, что контрольный пакет, а мои деньги в основном и вложены. Вот на нем мы проведем политику развития по связям, а на Русском банке попробуем развитие с нуля. Более того, оба банка будут представлены на территории России, Ганзейский, правда, пока менее плотно, но это дело времени – ганзейские фактории расширяются довольно активно, судя по прошлогодним отчетам Федора. Вот и флаг в руки.

Думаете, решил спор? Как бы не так. Только масла в огонь подлил. Особенно после моего финансового стриптиза, когда довольно подробно изложил суммы из блокнотика, куда и сколько вложено и где, по моему мнению, меня надули. После чего тихо ушел с этой вакханалии. Надеюсь, в порыве энтузиазма они не поубивают друг друга.

Пожалуй, индикатором, что все идет как надо – стали письма. Большинство мастеров уже к концу ноября гонялись за мной и пытались убедить, что им срочно надо отправить письма на родину, и даже не на родину, а друзьям и единомышленникам в иные границы, с ключевой фразой – «свистать всех наверх». Живо вспомнился мультфильм моего детства – «… эй, птичка, летим со мной, там много вкусного …». Намекнул Боцману, что летом у него может быть наплыв специалистов. И не надо делать круглые глаза … да, итальянцев … а чтоб не разнесли – строй дома из камня … а деньги тряси вон с тех спорщиков, они финансами заведовать взялись, вот и поинтересуйся у них, где прибыли. Стой! Ну не прямо сейчас же, право. Хоть годик им надо дать на раскачку, имей совесть…

Кроме работы с приезжими специалистами Боцман подсунул мне еще и круг своих старейшин. Старейшины были не совсем его, а скорее казацкие – но в компании Боцмана прижились, или он в их компании – не суть важно. Главное, что завел себе Боцман Думу, и озадачил их думами меня. Вот делать мне было нечего, как Донским рупором при государе стать. Даже представляю, куда мне этот рупор засунут. Впрочем, поработать почтальоном на благое дело согласился. Вопросы действительно были сложные и политические. Не все гладко было в казачестве, и не всем нашим порубежным друзьям нравилась русская экспансия.

Взамен, озадачил старейшин своими задумками. Скоро большая часть корпуса морской пехоты оставит казармы под Воронежем, и не уверен, что корпус скоро в них вернется. Потребно отроков собирать на воинскую службу, благо, есть указ государя, по которому можно только на пять лет в солдаты идти. А служба в новом корпусе это не только постижение новоманерного строя и оружия, но еще и нововведенного государем письма гражданского, счета, да много чего. Казаков не переманиваю, не подумайте дурного, но думаю, много отроков найдется, восхотящих и эту службу государю испробовать. А если с ними еще и несколько опытных казаков придет, чтоб ухватки казацкие передать, да за молодью присмотреть – таким мой низкий поклон будет и жалование достойное. Словом, думайте старейшины, как это дело повернуть, чтоб лучше всего вышло. Да помните, что коль начнут шалить наши порубежные друзья, так самым надежным заступником именно этот корпус и станет. А коли много в нем сынов станиц казачьих будет, на этот корпус сможете положиться как на самих себя. Решайте. До лета время есть.

О многом еще говорили. Холода загнали людей в дома. Дома покрылись первыми снегами. Мужики по утру рубили полыньи для хозяйственных нужд, и с каждым днем лед становился все основательнее. Приходила пора продолжить путешествие к Москве.

Уже с первого дня подготовки к отъезду, после объявления даты отхода каравана, стало понятно – этот санный поезд меня доконает. Вот что мне мешало набирать специалистов в Дании? Спокойные и уравновешенные в своем большинстве люди. Нет! Дернул меня черт на экзотику… Словом – сборы итальянцев это номер не для слабонервных. Раньше смеялся над мультфильмом «Ограбление поитальянски», теперь молча соболезную.

По началу думал ограничить караван двумя десятками саней. На второй день подготовки их стало три десятка, и позывы были к увеличению еще больше, но сделал вид, что саней больше нет – а то у меня создалось впечатление, что приглянувшуюся итальянцам избу они собрались раскатать по бревнышку и забрать с собой.

Выехали в снежную круговерть, как водиться – с больной головой. На Потемкинскую артель уже насмотрелся, по дороге только остановлюсь пару раз, сравнить образец с дубликатами, и двинусь к Воронежу – путь длинный, а зима короткая. Вот, никогда бы раньше так не сказал про нашу зиму! А теперь, когда сани в день делают от силы по 30–40 километров, да и то по гладкому зимнику и при условии отсутствия заносов, выходит – 20 дней до Воронежа, скорее даже 25 дней с форсмажором и дневками, потом еще 20 дней до Москвы, и по дороге заехать на заводы – еще пару недель. Вот вся зима и прошла.

На самом деле, сидя в санях по брови укутанным тулупом, внутри снежной карусели, когда даже спина очередного нашего водителя кобылы просматривается смутно – самое время думать о скором конце зимы. Вот и думал. Точнее, думал, что будет дальше.

Новый Год отметили немного не доехав до Воронежа. Жаль, конечно, а с другой стороны – получился прекрасный пикник в лесу, с настоящей елкой, ее даже обтрясли от снега и нарядили всяческими лоскутками, лентами и платочками. Выглядело, правда, будто капральство развесило портянки на просушку, но это не помешало всем вдоволь повеселиться, сбрасывая напряжение довольно тяжелого и холодного перехода.

Через два дня отъедались в Воронеже. Места каравану в школе было вдоволь – осенний набор вышел не таким обильным, как предыдущие. Похоже, со всей ближайшей округи юношей мы выскребли, пора присылать абитуриентов от дальних весей.

Кроме обычной школьной рутины, утверждений и согласований, меня в Воронеже ждал еще один сюрприз.

Курил спокойно после ужина на валу, медитируя на рассыхающиеся на берегу учебные пособия школы, обратил внимание на мнущегося поодаль капрала охранного полка. Вот ведь, умеют же люди делать вид, что им неудобно подойти, да так, что хочешь, не хочешь – обратишь внимание. Наверняка этому учат на курсах капралов – уже не первый раз ко мне так подкатывают.

– Что стряслось, служивый?

– Просительница к тебе, княже, с осени дожидается

– Так прямо с осени и ждет?

Улыбаюсь, представив эту картину бессменного зимнего ожидания.

– Точно так! Ваше сиятельство.

Не понимает тут народ сарказма.

– Тогда веди свою просительницу.

Собственно говоря, вести ее особо и не надо было, дородная тетка явно не просто так поблизости мялась. Непонятно только, чего сама не подошла.

А вот дело у тетки было интересное. Не принимают ее кровинушку в школу, говорят, мал еще. А у нее мужик утоп, да на руках трое «кровинушек» осталось – хоть в петлю лезь. Ну и дальше, как обычно, пособи батюшка и век благодарна.

Задумался. А ведь это целый пласт. Сколько таких баб по Руси? А сколько младенцев мрут от голода, так как на все рты не хватает? И никакая медицина тут не поможет.

Начал в уме перебирать сметы содержания школы и корпуса. Вот почему, спрашивается, так впритирку сметы составляю? Некуда всунуться. Хотя … Прикинул по финансам коммерческое использование. Можно при школе готовить команды для купцов, будет небольшая денюжка, на нее делаю корпус юнг. А в корпусе морской пехоты делаем школу кадетов. А вообще, надо Петру протолкнуть идею при каждом полку иметь школу кадетов или юнг. Лет с девяти, чтоб царевича в пример приводить. Сколько там затрат? Пусть будет 10 % от состава полка, это около 400 рублей в год удорожания содержания каждой тысячи солдат полка. Ммммм… Предложу государю штуцера изготавливать на 40 копеек дешевле. И по орудиям надо прикинуть скидку. Сложно, конечно, будет, но попробовать можно.

Мою задумчивость тетка восприняла неправильно, ударившись в заверения, что век молить будет и тому подобное.

Прервал ее жестом.

– Приводи завтра в школу свою кровинушку, да бабам, которые как ты, без кормильца детей поднимают, скажи, что будет в школе новый стол, для юнг, которым девять годков исполнилось. Примем всех, да морскому делу научим, но после того им послужить государю на флоте должно. Срок государь сам определит. Коли согласна с этим – приводи. И благодарить меня не надо, государя благодари – все по воле его делается. Ступай.

Последнюю фразу добавил, заметив, как тетка набирает воздуха в легкие. Тихий морозный вечер не хотелось портить потоком восхвалений. Зима тишину любит.

Вечером писал приказ по школе и приказ по полку морской пехоты. Будет у нас пару рот юнг в школе и полк кадетов в корпусе. Если Петр не поведется на финансирование этих бойскаутов – разорюсь окончательно.

Потом долго сидел над готовыми приказами. Постукивал ручкой по столешнице, перекатывая ручку между пальцев. По столу плясала длинная тень, прихотливо извивающаяся под колеблющимся огнем масляной лампы. Лампа, кстати, была дрянная, точнее, масло в ней было отвратительным, и пахло соответственно.

То, что утрясу утром вопросы с начальником школы – ничуть не сомневался. Вот только вопроса это не решало. А младенцы? А как в остальных местах?

Надо дом малютки и интернаты, с военным, само собой, уклоном – иначе к Петру можно вообще не подходить.

Дом малютки повесить на социальную функцию факторий. Хотя, это более важно для городов. В селах редко когда младенца без опеки родни оставят. А в городах – запросто. Вот тут и нужны эти дома. И прием младенцев анонимным сделать, иначе их просто душить будут, как и было в истории. Помниться, даже монастыри практиковали анонимный прием младенцев – висела веревка с корзинкой у глухой стены. В корзину, инкогнито, клали младенца, дергали за веревку – наверху звякал колокольчик – инкогниты уходили. Монашки поднимали корзинку и выращивали младенца при монастыре.

Сложно будет? Видимо да. В мое время ежегодно в роддомах матери отказывались примерно от 10 тысяч младенцев. Если верить газетам. И это при наличии средств предохранения. Увеличить цифру вдвое? В десять раз? Буду считать, один отказник в год на каждые 3 тысячи жителей. Значит, для Москвы надо закладывать дом минимум на сотню жителей в год. А пока им лет 10 набежит, чтоб могли в кадеты пойти – уже тысяча проживающих наберется. Жуть. А Москва еще и подрастет… Словом, тысячи на три надо закладываться в каждом крупном городе. И сотен на пять в среднем. С селами и мелкими городками фактории справятся.

Парней пристрою на военную службу и на школы при заводах. А с девчонками как? Школа благородных девиц у нас для аристократии. Как же этот девичий питомник обозвать то? Да еще так, чтоб Петр купился. Юнги есть, кадеты есть…

Девчонки будут валькириями. Это, кстати, вовсе не значит, что они должны быть воительницами. Изначально валькирий позиционировали как дочерей славных воинов, впрочем, в скандинавской мифологии иных и не было, которые подбирают на полях сражений павших и сопровождают их в Валгаллу. Вполне себе сестры милосердия.

В чертогах бога Одина на них еще накладывали дополнительные функции по обносу пирующих хмельными медами. Функции воительниц на валькирий навесили позднее, если верить литературе. Да и то, они не сами рубились, а давали благословение Одина одной из сторон.

Что выходит? Сестры милосердия, вспомогательный обслуживающий персонал и священнослужительницы в одном лице. Меня все устраивает. Интересно, а как посмотрит Ермолай на священников женщин? Чтото, не помню такого. В женских монастырях вроде были игуменьи, а вот так, чтоб в поселковом храме и женщина службы отправляла – не помню такого. Одни попы по храмам. Толстенькие в основном.