Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 122 (всего у книги 166 страниц)

Ворвался в каюткомпанию, где собирались гости Духа, потрясая росписями, с планами действий на кампанию. Совершенно секретными, между прочим. Они у меня под тюфяком на койке спрятаны были. А круглые следы на титульном листе можно считать рамками для печатей.

– Адмирал! Князь. Дозволь доложить.

Нервничающего Памбурга было не узнать. А делато, похоже – табак. Праведное негодование немедленно слетело, освобождая место для деловой сосредоточенности и вернувшейся ломоты во всей тушке.

– Докладывай.

Указал офицерам рассаживаться на привинченных к палубе у столов лавках, усаживаясь сам, и раскладывая принесенную пачку листов.

Слушал доклад с живым интересом. Хороший из Памбурга рассказчик. Подробный. Если эти подробности опустить, то останется только придурь Якова, обкладывающего крепость по всем правилам и не допускающего иных мнений окромя собственных. Отличный монарх для Англии. Главное – своевременный.

Выслушал и краткие доклады капитанов, общую картину уже не меняющие. Они отчитывались о стычках с разведчиками флота англичан, изредка демонстрирующего паруса на севере. Стычки, понятное дело, шли с подавляющим перевесом, так как от англичан в разведку посылали суда, классом не выше фрегата. Да и то английский адмирал благоразумно и быстро отказался от одноразовой разведки. Интересно, кто у них ныне командует?

Побарабанил пальцами.

– Невместно нам господа, указы нашего государя нарушать, в угоду иному монарху, пусть и союзному. Коли союзники возжелали тут на зимние квартиры осесть, то так тому и быть. Нам же надлежит волю Петра Алексеича немедля исполнить!

Обвел притихшее собрание строгим взглядом, подмечая и опущенные глаза на одних лицах и явную радость на других.

– Недоволен вами, господа. Зря видать, государь флот наградами отметил. Сказано в Уставах – коли нападаете, не мешкайте, ибо противник силы накапливает. А вы как? Ныне от вашего промедления десанты в Темзе кровью умоются. С вас виру за то взять? Запамятовали вы, гляжу, как воевать должно!

Теперь все офицеры прятали глаза.

– Посему, капитаны, возвращайтесь по кораблям и готовьте их, как и десант, к выходу в море завтра, опосля обеда. Высаженный на берег десант вернуть на корабли. Ступайте!

По сложившемуся после Штирлица стереотипу добавил

– Адмирал, погоди чуток. Договорим.

Провожали с Памбургом уходящих капитанов взглядами, не торопясь начинать неприятный разговор.

– Питер, обскажи мне, как так вышло, что государев указ мы не сполнили? Что прикажешь мне Петру Алексеичу докладывать?! А ведь он с меня спросит! Не с тебя!!!

– Ведаю о том князь!!!

Раздражение Памбурга вырвалось, наконец, наружу, разряжаясь в неформальной обстановке.

– Невмочно мне с монархом рядиться!!! Да еще знать эта французская да гишпанская носы дерет, и свысока глядят, цедя слова, как будто со смердом перемолвились! Кабы не запрет твой, давно бы уже клинками звенели!

Положил ладонь на руку Питера, которой он, в сердцах приложил стол.

– Остынь Питер. Ссоры с союзниками в мелочах нам не надобны. А вот по крупному, можем и на своем стоять.

Дал время словам дойти до сознания

– Посему, составляй для союзников доклад «Во исполнение воли нашего государя, и, следуя благосклонно утвержденной всеми монархами прописи летней кампании …». Доведи до них мысль, что завтра наш флот уходит к Темзе. А они тут могут копать редуты и батареи хоть до второго пришествия.

Остановил, вскинувшегося в возражениях Памбурга.

– Питер, нам этот Дувр не надобен. Пущай союзники сами его ковыряют. Нет нам бесчестия, от этой баталии отстранятся. Не домой ведь идем. Воля нашего государя для нас закон. Так союзникам и поведай. Да добавь при этом, что Портсмут мы уже взяли, за три дня штурма. И Лондон без них возьмем, коли они тут засесть порешили. Голову держи выше, да сам на этих меринов, еле передвигающихся, свысока посматривай. Запомни! У тебя под рукой самый сильный флот. У тебя! Не у них! Пусть сам король иностранный тебе хоть что говорит. Не ходим мы под его рукой! И не бойся боле поперек королям говорить, хоть и обязан ты вежество показать. Запомни это сам, да каждому матросу в башку положи! Русские мы! У нас свой государь и своя честь! Не было уговору наш флот под руку короля Якова отдавать! Посему, делать будем, как ранее порешили, а не как ныне вышло. Ступай! Не гневи меня боле.

Посидел успокаиваясь, пока Памбург не вышел, усмехнулся, сопоставляя «русские» и «фон Памбург». Ну да русские, это ведь уже не только славяне, даже не столько они. Это народ, объединенный одной культурой, языком, целью. В мое время много криков о русских и не русских было. И что толку? Кого считать русским? Негра, подарок олимпиады, моего соседа по парадной, с которым мы и сиживали хорошо, в мое время, и власти поругивали под огурчик, да и субботники не филонили – или того, кто про себя говорит, что он русский, но языка родного не знает? Как было с офранцузившимся дворянством России моей истории. Нет. Русский, это тот, кто встанет с тобой плечо к плечу, когда плохо, звякнет с тобой стаканом, когда хорошо и задает все остальное время фирменный вопрос – кто виноват, и что делать. А если он при этом перевирает русские слова, или молится единому богу, но сидя на коврике. Так какая разница? Где вы видели русского без недостатков? Весь наш фольклор и весь язык этой пурпурной ниткой «хотелок» прошит. Взять то же слово «филонить». Откуда оно? Деревянный настил под крышей в избах так называли – филати. Можно сказать, верхние полати. На нем детвора обычно спала, чтоб взрослым внизу не мешаться. Пояснять дальше надо?

Печь у нас – самоходная. Гусли – самогуды. Меч, так кладенец. Который, как известно, фехтовального навыка от хозяина не требует. Вся душа народа в языке и сказках. Готовы за тридевять земель по буеракам пробираться но чтоб потом мечкладенец в руку и … налево просека, направо сразу жареные гуси на блюдах плавают.

Вот Питер еще не до конца обрусел. Кладенец ему выдали, а он все инструкцию по применению ищет. Ну да мне не сложно помочь человеку.

Вечером на Духе состоялся аншлаг. Союзники прибывали пачками, и ровными рядами уходили … обратно. Всем вежливо пояснял, что эскадрой руководит Памбург, мое дело только за исполнением воли государя нашего следить. А воля нашего монарха будет исполняться всегда и в полном объеме, кто бы не мешал этому процессу. Сию мысль подавал особо выпукло и в несколько заходов. Пускай привыкают. А то взяли моду, на доверенное лицо Петра орать! Небожители драные. Хорошо, что сам Яков визитом не почтил – международный скандал случился бы обязательно. А вызов к королю – проигнорировал. Догадался бы он меня пригласить – еще бы подумал, а вызывает он пусть своих фрейлин.

Безусловно, отписал вежливый ответ. Про фрейлин не упомянул. Разве что намекнул между строк. Основной упор сделал на искреннем пожелании, чтоб союзные войска грузились вслед за нами, оставив под Дувром осаду, и торжественно шли к Темзе. Ведь английский престол там, а отнюдь не в Дувре. Обещал легкую победу.

И вовсе не врал. Приукрашивал слегка, это да. Но с монархами по иному и не выходит.

Жестко занятая нашим флотом позиция имела далеко идущие последствия. Лично мне, безусловно, за это достанется. Но, прикинув плюсы, решил перетерпеть.

Зато отношение к русским поменялось в одночасье. Не скажу, что союзники проявили уважение. Нет. Скорее злобу. Зато равнодушных не осталось – нас теперь обсуждали на каждом бивуаке, а уходящий на корабли десант даже провожали. Молча и многозначительно.

Ганзейцы, пришедшие с Памбургом засобирались вслед за нами. Их представителю рекомендовал на всех парусах идти утром под загрузку в Портсмут. До Лондона дело еще, похоже, не скоро дойдет.

Утром аншлаг повторился на бис. Чувствовал себя совсем паршиво. Хрипел так, что толмачи переспрашивали. Тональность переговоров слегка изменилась, но, к сожалению, к повышению. Пару раз пришлось даже кулаком по столу стукнуть, прерывая разошедшихся союзников. Они с кем вообще говорят?! Перед ними адмирал русского флота! И не важно, что должность у меня только номинальная, как не забывал им напоминать – но кто они такие, чтоб нам условия ставить? Ваш король указал?!.. Это он вам указал! Нам только наш государь указ!

К третьему раунду переговоров, что прошел уже ближе к обеду, накал страстей упал. Видимо сказалось, что наши и ганзейские корабли уже выбирали якоря и выходили из плотных рядов союзников. Теперь даже …эээ… монарху становилась очевидна необратимость процесса. Зато удалось поговорить поделовому с некоторыми успокоившимися союзниками.

Да, понимаю, что Дувр – стратегически важен. Он охраняет самое узкое место Английского канала. Настолько узкое, что противоположный берег, в хорошую погоду, прекрасно виден. С противоположной стороны пролива, от французского Кале, идут все поставки для армии. И что? Кто мешал взять штурмом Дувр за отведенное время? Мы же взяли Портсмут, как велено планом было. Лето, оно короткое. Теперь время Лондона.

Уходили от Дувра под гробовое молчание. Пушечным салютом нас не уважили. Вот и славно – сэкономили нам ответные выстрелы.

Всю дорогу до Темзы размышлял, как одним полком взять Лондон. Головоломка не складывалась. Если союзники не придут вслед за нами, летняя кампания накроется бронзовым тазом. Хотя, Яков, будь сто десять раз самодуром, понимает – престол надо брать в Лондоне, а не гделибо еще.

Когда они придут? Сложно сказать. Седмицу будут лелеять свои обиды и рядить, что делать дальше. А потом, надеюсь, сработает заложенная мной бомба. Не зря же расписывал, какие караваны с трофеями из Портсмута отправил. К исходу седмицы, уверен, мысли у всех будут об одном – а вдруг русские уже и Лондон потрошат? Там ведь есть, что взять. На Темзе только одних торговых причалов под пять сотен кораблей. Ежегодно туда пара тройка тысяч купцов приходит. В десять раз больше, чем в Архангельск. Торговые склады, на самом берегу, дворцы знати – у воды. Темза, не просто путь к престолу, а золотая река.

Станет ли это поводом для союзников? Подозреваю, очень даже станет. Яков, хоть и заинтересован в целости Лондона – да кто его спрашивать будет. Что французские, что испанские солдаты – спят и видят богатые берега Темзы. Значит – седмица, максимум дней 10.

Исходя из этих сроков эскадру не подгонял. Шли мы неторопливо, постепенно загибая генеральный курс к северу. Погода начинала портиться, обеспечивая нас десятибалльной облачностью и моросью, сделавшей шершавой умеренную морскую зыбь.

Размеренность перехода разрушила патрульная птица, на всех парусах примчавшаяся с востока, и принесшая неприятности. Англичане обошли нашу эскадру за горизонтом, вдоль французского берега, и теперь нацелились на союзников. Нехорошо получилось.

Зато ветер, против которого приходилось лавировать, теперь стал союзником. Эскадра делала большую циркуляцию к востоку и распахивала весь имеющийся парусный гардероб. Теперь наша очередь делать англичанам сюрприз. Только бы найти их, на этих просторах, затянутых дождевыми зарядами.

Эскадры шли двумя группами. Впереди две колонны боевых судов, позади, на некотором отдалении, колонны транспортов. Вокруг эскадр патрулировали клипера.

Уверенность в своих силах навела меня на пару идей, и теперь планировал пополнить ряды Балтийского флота, для чего и не отпускал далеко транспорты, хоть они нас и тормозили.

Погоня на море – дело долгое и утомительное, по нынешним временам. Эх, радар бы… Вместо импульсов локаторов эскадра выстреливала кораблями разведки, уходящими за пелену непогоды, и пытающихся нащупать противника, практически в прямом смысле. Снасти кораблей облепили матросы, высматривающие намек на неприятеля. Над эскадрой витало нервознопредвкушающее ожидание битвы. Недоставало только англичан.

Самое поганое, что обнаружили противника только под вечер. Хуже этого было только не обнаружить противника совсем. И что теперь делать, на ночь глядя? Нас ведь, наверняка, засекли.

Объявил боевую тревогу, считая себя оптимистом. Кто сказал, что ночью не воюют? Затребовал отчет по имеющимся на борту канонерок запасным «свечам Яблочкова» для прожекторов. Очень даже ночью воюют.

В опускающихся сумерках наши корабли расходились веером, охватывая английский флот. Противник наоборот, перестраивался в три плотные колонны, закрывая от нас множество мелких кораблей, спешно уходящих к югозападу.

Первые залпы, по оставленным англичанами в заслоне 18 тяжелым кораблям прозвучали в девятом часу вечера, и сомнений исход баталии не вызывал, если бы не одно но. Канонерки, вместе с фрегатами, обгоняя замедлившиеся линкоры противника, стреляли шрапнелью. Более того, нарушая все свои же указания, постепенно прижимал Духа к колоннам, оценивая, с какой дистанции сотки канонерок проковыряют шрапнельным снарядом борт линкора.

К 11 часам, стемнело окончательно и эксперименты со шрапнелью пришлось признать неудавшимися. Оставалось надеяться, что фрегатам, направленным вслед убежавшей мелочи противника, с этим экспериментом повезет больше.

Абордажная команда Духа, все это время практически штурмовала боевую рубку, требуя выпустить катера. С одной стороны – рисковать катерами против настоящих линкоров крайне не хотелось. А с другой стороны – ночь, наше время. Дал добро на абордаж, перед этим приказав прекратить стрельбу. Пусть противник решит, что у нас перерыв до утра.

Спустился из боевой рубки в абордажный отсек, где морпехи грузились на катера. Открытые люки ангаров запустили на палубу ветерок и непроглядную темень ночи. Ради светомаскировки освещение отсека выключили.

На душе висел камень, и ощущение, что мы заигрались. Катер против линкора, с его несколькими сотнями команды опытных рубак – слишком самоуверенно. Велел дежурному отправлять шлюпку на виднеющийся позади Гонец, с приказом к абордажу.

Подозвал капралов.

– Приказываю. Всем катерам на один корабль абордажем идти. Гранат не жалейте! И не лезьте, коль жарко станет. Не так уж нам сии корыта и нужны. Катера, как освободятся, немедля пусть к транспортам за подмогой идут. С богом! Корабль мы вам подсветим.

Дальше ночной бой напоминал ужастики Стивена Кинга. Среди ночи вспыхивал световой столб, шарящий по морю и упирающийся в корабль противника, слепя его канониров и вызывая панику на борту, усугубляющуюся еще и тем, что ветерок к ночи окончательно стих и сбежать из этого кошмара никто не мог. Затем, будто ниоткуда, на корабле появлялись морпехи, умудряясь даже залезать через открытые пушечные порты нижних палуб. И вместе с ними на корабль приходила смерть, окутанная дымом разрывов и в ожерелье дробин. К одному лучу вскоре присоединился второй, делая ночь окончательно чернобелой.

Прогорев некоторое время, лучи гасли. Ночь после них казалась еще непрогляднее, темнота окутывала, и в ней грохотала перестрелка, то усиливающаяся, то ослабевающая. Еще в ночи догорали ракеты, плюющиеся искрами над всей этой чертовщиной. Так морпехи обозначали частично захваченный корабль, с подавленной артиллерией.

В темноте, невидимыми тенями сновали катера, перевозя новые наряды морпехов с транспортов на корабли, в которых гремели перестрелки.

Опять сидел на верхней палубе, температурил и нервничал, вздрагивая при каждом новом грохоте со стороны противника. Особенно болезненно отдались несколько бортовых залпов линкоров, непонятно, куда стрелявших. Да и внутри линкоры совсем не беззубы – там, среди ночи и взрывов наших гранат, изредка рявкали пушечки внутренней обороны кораблей. Один раз ночь разорвал могучий взрыв, заплясавший костром среди волн. После этого успел десять раз пожалеть, что пожадничал. Ну, зачем мне эти линкоры?! Весь их строй не стоит десятка моих морпехов. А потери у меня явно превысили десяток.

В час ночи о борт Духа стукнулись катера, вставшие на дозаправку. С огромным трудом преодолел желание отдать приказ о завершении операции. Любое дело требует своего окончания. Особенно не очень удачно начатое. Иначе все потери станут бессмысленными.

К утру развалился на запчасти окончательно. Ныло все тело. Ныла душа, заглянувшая в список жертв моей жадности. Девять линкоров этой ночью были взяты на абордаж. Точнее, взяты десять, но один корабль мы потеряли, как потеряли четыре десятка абордажников и полторы сотни морпехов корпуса. Еще почти две сотни морпехов выбыли из строя по ранениям. Ну и какого демона мне понадобились эти старые поленья?!

Ушедшие с утренним бризом линкоры англичан Дух и Гонец догнали, когда развиднелось. Больше никаких абордажей!

Каждый выстрел наших орудий отзывался в голове колоколом. Начинало тошнить, как при контузии. Лежал скрючившись на койке, то сбрасывая, то натягивая мокрое одеяло. Навязанный мне лекарь с фрегата занимался чистейшим шаманизмом, окуривая дымом, колдуя над отварами – только что с бубном вокруг меня не прыгал.

Первый раз пожалел, что в этом походе со мной нет Ермолая. Очень не хватало его добродушного спокойствия. И порадовался, что рядом нет Таи – зачем ее зря изводить, ведь антибиотик мы так и не выделили.

Принимал доклады, полусидя на койке, и проклиная слабость. В том, что уйти попавшиеся англичане не могли – не сомневался, важно было только какой ценой. У Памбурга взгляд на этот вопрос был несколько иной. Он светился как новогодняя елка, и докладывал о трофеях, линкорах, десятках мелких кораблей… О том, что уже послал клипер к Портсмуту за призовыми командами. Перечислял длинные списки добра и пленных, в том числе высокопоставленных. А у меня даже сил не было, испортить адмиралу праздник.

Этот день, после ночного боя, так и прошел под холодными компрессами, воняющими оружейным уксусом, и кружащейся вокруг койки каютой. Похоже, за бортом недурственно штормило.

Следующий день помню смутно, но вроде именно тогда мы встретили призовой караван, идущий из Портсмута. Встретили его фрегаты охранения и направили транспорты к нашей смешанной, дрейфующей, эскадре. После чего события закрутились интенсивнее, и угрожающий мало управляемой эскадре французский берег перестал быть опасным.

Подробности третьего дня после боя ограничились подозрением, что лекарь перешел к пляскам с бубном. По крайней мере, в голове бухало, и вокруг мельтешили тени. Как всегда, попытался найти во всем этом позитив – теперь Памбург будет действовать самостоятельно, без оглядки на мои указания. Удачи ему.

Несколько дней валялся на койке, потеряв счет времени, но, пытаясь взбадривать систематически навещающего меня Памбурга, явно перешедшего с Гонца на Духа. Всплывшее сравнение ситуации со стихами Чуковского про Айболита – «И одно только слово твердит: Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!» – порадовало. Значит чувства юмора не отмерло, а это первое показание к выживанию. То, что вместо «Лимпопо» твердил «Лондон», это уже нюансы.

Глава 37

Поход к Темзе вышел изматывающим. Такая родная и привычная качка выворачивала организм и мозги до беспамятства. И это оказалось еще мелочью. Крупным испытанием стала стрельба канонерок. Отдача орудий била прямо по голове, минуя откатник. Единственным, что спасало от беготни по стенам и потолку – это крупная цифра остатка боеприпасов, горящая перед мысленным взором, и постепенно уменьшающаяся. Ибо любую неприятность можно пережить, если знать, что она конечна.

Наверное, бой эскадры с остатками флота, собранными англичанами у северовосточной оконечности острова Шеппей добил мою болезнь окончательно. После этой полусуточной стрельбы прямо над ухом, жившая во мне зараза сбежала, бросив обильно потеющее тело на руки консилиуму из двух лекарей, сбежавшихся с фрегатов. Можно сказать – повезло, а то уже полковой священник на Дух перебрался, явно замышляя недоброе.

Про бой на следующий день докладывал Памбург, явно пытаясь скрыть, что англичан он прошляпил. Как можно было не заметить десятки судов, прячущихся в устье реки Медуэй, не представляю. Берега тут пологие, с большими песчаными пляжами, особых холмов в округе нет. А вот, поди же ты – проморгал. Остается списать неожиданное нападение на мерзкую погоду и лес на берегах.

Впрочем, неожиданность оказалась единственным достижением противника, так и не реализованным в преимущество. И вроде все правильно сделали – атаковали брандерами, явно намереваясь вывести из игры пару идущих впереди канонерок, вышли линейным строем, разрезая нашу эскадру на две неравные половинки. Сам бы так сделал.

Вот только от мыса острова Шеппей, где они прятались, до проходящей на его траверзе нашей эскадры вышло около двух километров. 15 минут хода, из которых 10 минут англичане шли под огнем обоих канонерок и десяти фрегатов.

Этот бой особенно ярко показал превосходство нашего флота. Эскадра, которую застали врасплох, в невыгодном положении, просто отмахнулась от двух десятков тяжелых кораблей, и бритты потеряли гордость королевства – свой флот.

С флотом, безусловно, преувеличиваю – боевые корабли у королевства наверняка еще сохранились. Вся северная часть острова еще не подвергалась нашему вниманию, в Новом Свете у англичан целая эскадра еще оставалась. Так что, корабли у них точно есть. А флота нет. И ремонтных баз нет, точнее, сейчас дойдем до Темзы – и доков станет меньше.

Сутки стояли в устье реки. Гонец и фрегаты проверяли реку Медуэй и вяло переругивались с Рочестерским замком. Зря они снаряды тратят – нам мимо этой цитадели проходить не надо. Там дальше река не судоходная и верфей на ней нет. Увлекся Памбург.

Все эти мысли обдумывал, первый раз выковыляв на верхнюю палубу и усевшись на «голову боцмана» – не до примет пока. Акватория вокруг эскадры неторопливо шла навстречу вечеру. По левому борту Духа дымили несколько костров, выбросившихся на берег кораблей. Вдалеке, где устье Темзы сужалось воронкой к руслу реки, сновали паруса, за которыми следили стволами башни канонерки, и стоящих рядом фрегатов. Позади… позади только таяли дымы войны и уплывали в море обломки. Туда смотреть не хотелось. Хотелось курить, но пересилил это желание, сохраняя шаткое равновесие организма. Надо придти в себя, к моменту свидания с британской столицей. У нас есть, что сказать друг другу.

Ночь для флота прошла спокойно, после ужина растянули фрегаты редкой цепью через десять километров устья Темзы. Теперь, с дальних концов цепи, изредка слышались одинокие выстрелы, отпугивающие суда, пробирающиеся к выходу из ловушки.

Для меня ночь стала очередным, тропическим, то есть, душным и влажным, испытанием. Вспугнутая канонадой болячка пыталась вернуться на пригретое ей место.

Под утро на северном участке цепи началась активная стрельба. Дух снялся с якоря, и, тяжело вздыхая механизмами, двинулся вдоль цепи к левому берегу, выяснять подробности. Стрельба под берегом разрасталась.

Вмешательство канонерки практически не понадобилось. Крайний фрегат в цепи пытались взять на абордаж, прикрываясь клочьями тумана, ползущими по реке. Неплохая попытка. Орудия фрегата особо помочь не смогли, перепахивая берег и воду практически наугад. А вот абордажный наряд фрегата показал себя во всей красе. Лодки, прорвавшиеся через заградительный огонь орудий, бессильно стукались о борт корабля уже нашпигованные картечью и дробью морпехов. До рукопашной на палубах дело так и не дошло.

Для профилактики Дух прошел широкой спиралью по северному флангу цепи, положив полтора десятка снарядов в подозрительные места берега. Голова опять разболелась, но уже терпимо. Приеду домой, очень плотно займусь лекарствами. Особенно вытяжкой из ивовой коры.

Над устьем Темзы снова повисла тишина, разбиваемая только туманным колоколом, чей гул прокатывался от одного фрегата к другому, а потом переходил на транспорты эскадры. Слушал этот глубокий звук, напоминающий о вечном, и думал про союзников. Тяжело нам без них придется. Ночью, да в двух сотнях метров ширины Темзы, будем от абордажей как от комаров на болоте отмахиваться.

Велел лекарю звать Памбурга на лежачее совещание. Попробуем стать скачущими кузнечиками.

Эскадра снялась с рейда после обеда. До этого времени новую тактику доводили до капитанов и полка корпуса. В принципе, ничего выдающегося. Идем клином, на острие которого две канонерки, а по бокам фрегаты, отсекающие от транспортов, идущих внутри клина, все лодки, плоты или иные напасти, которые выдумают защитники. Самой большой проблемой во всей операции стала мизерная, для нашей эскадры, ширина реки. Зато укреплений, по ее берегам, как и ожидал – не оказалось. Несколько замков, которые не могли нас достать физически – не в счет. Старые, еще римские, укрепления вдоль левого берега Темзы, лихорадочно подновляемые новыми хозяевами – после Портсмута вызывали только печальную ухмылку. Даже сотки на них не стали тратить, обходясь шрапнелью с фрегатов.

К 18 часам поднялись по Темзе до самого Лондона. Подгадывали к этому времени, чтоб застать прилив. Дело в том, что морской прилив глубоко распространяется по Темзе, считай, до самого Тауэра. Римляне и заложили этот город на линии, где морские приливы и отливы сглаживаются. Тем не менее, в отлив течение Темзы набирает силу, и если атаковать нас будут на лодках, то природа добавит защитникам стремительности. А вот в прилив – течение замедляется, и лодки абордажа будут как мишени в тире.

Порадовало, что об этом нюансе на совещании заговорили сами капитаны, без моего напоминания. Приятно, что наука «об использовании особенностей местности» пошла им в прок.

Пока добирались до точки назначения, изучал берега. Впечатление город производил удручающее. Для начала, пахло от него похуже, чем от бомжа моего времени. По реке плыли все нечистоты, какие только можно придумать, начиная от коричневых, колышущихся островков и заканчивая дохлой рыбой. Историки моего времени говорят, что в Лондоне даже специальные «рыбаки» были, вылавливающие утопленников и сдающие их властям за 5 шиллингов. Понятно, что раз были такие службы – то работа приносила приличный доход.

Берега Темзы играли контрастами. То спускаясь к воде аккуратной лужайкой, в глубине которой стояли настоящие дворцы. То по берегу сбегали деревянные, черные от времени снизу, и серые сверху, мостки от покосившегося сарая. Еще берега радовали причалами, далеко нагнувшими в реку, на множестве опор.

Особо отмечал доки и склады, которые мы проскакивали, занося эти сооружения в список, и прикидывая план десантов. Но это будет позже. Сегодня у нас иная задача, формулируемая просто, и грубо. В мое время, подобная политика успела набить оскомину – мы шли запугивать и сеять панику. Не доходя до Лондонского моста, эскадра бросила якоря. Пугало прибыло на свое урожайное поле.

Единственный мост города выглядел необычно. С реки он вообще напоминал обычную городскую улицу, по недоразумению пересекшую реку. Опоры моста стояли настолько часто, что пройти под ними могла только некрупная баржа или лодка. От опор арками поднимались фундаменты домов, между которыми и лежал настил моста.

Дома тут стояли на любой вкус – таверны, трактиры, церкви, просто жилые многоэтажки. Сторожевые башни с самыми настоящими воротами прикрывали вход на мост.

По мосту сновали кареты, которые и породили левостороннее движение в Англии. Дада, именно этот мост был виноват в необычном, для моего времени, устройстве дорожного движения на Британских островах. Мост построили узкий, и кучера, подстегивающие лошадей, часто попадали кнутом по толпе прохожих. Так как кнут обычно держат в правой руке, и замахиваются от правого плеча – власти города посчитали правильным, чтоб пешеходы находились слева от карет – вот и получилось левостороннее движение.

Кроме того, мост жил двумя уровнями – на верхнем уровне, лежал настил, шли горожане, и кипела обычная жизнь. А под настилом, между арок и опор текла жизнь городского «дна», описанная во многих произведениях моего времени, в том числе, упоминаемая у Марка Твена в «Принц и нищий».

Думаю – мост в это время являлся самой большой достопримечательностью города. И, к сожалению, был еще стратегическим объектом. Как не жаль, но …

Канонерки начали пристрелку к мосту и Тауэру, оставаясь ниже по течению, вне зоны поражения пушек. Понятное дело, оставались мы в этой выигрышной ситуации недолго – англичане подтянули к берегу артиллерию. Как и предполагал – расчеты смертников. Так как подкатить пушки на две сотни метров к фрегатам, и считать, что мы их не видим, говорит либо о глупости, либо об отчаянном положении противника. Англичан глупыми никогда не считал. Снобами – да, пообщался в свое время с ними. Но глупыми – нет.

К 19 часам стреляла уже вся эскадра, за исключением транспортов. Отпор нам дали знатный. Один бастион Тауэра взорвался, причем, без нашего участия – видимо канониры увеличивали заряд пороха в пушках, в надежде нас достать. Но не крепость стала самой серьезной опасностью. От моста сплошным потоком шли лодки с абордажем, и лодочные брандеры. Даже баржу с порохом на нас спустили, благо, эскадра встала расчетливо, и все, что на нас натравливали, выпуская между быков моста – имело слишком большое «подлетное время». Но чувствую, нас начали задавливать интенсивностью атак.

Этот час провел в боевой рубке Духа, тяжело опираясь на поручень и беспрестанно покашливая. Голова работала посредственно, но сделать выводы, о необходимости перерыва она смогла. Отдал приказ заряжать Сороки. Хотел отложить эту акцию устрашения на день высадки десанта – но планы для того и существуют, чтоб было что нарушать.

Пристрелочный залп Дух положил по левому берегу, а Гонец по правому. На две канонерки у нас имелся только один транспорт с ракетами, в связи с этим время обстрела ограничили полутора часами, за которые планировалось израсходовать половину всего ракетного запаса. Но это был, наверное, самые ужасные полтора часа Лондона, затмившие собой четыре дня «Великого пожара», случившегося здесь сорок лет назад, после которого выгорело две третьи города – около 12 тысяч домов. Тогда в огне сгорели, в денежном выражении, около десяти миллионов фунтов стерлингов. Много это или мало? «Фунт стерлингов» следует понимать дословно – один фунт серебряных монеток «стерлингов». Или, 350 грамм серебра примерно. В одном русском рубле 28 грамм серебра, вот и выходит, что Великий пожар Лондона унес 125 миллионов рублей. Чудовищная, по нынешним временам, сумма – 16 годовых бюджетов России. И быстрое восстановление Лондона, за сорок лет, очень громко намекает, на огромный потенциал Англии. Хотя, сказать по правде – англичане ныне в долгах, как в шелках. Плюс делаем им прививку абсолютной монархии. Ну и устраиваем повторение Великих трат. Все это должно дать фору России.