Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 151 (всего у книги 166 страниц)

Князь не отвечал довольно долго, цедя отвар из маленькой миски, специально для японцев подготовленной коком из салатниц. Чувствовалось, что он видит перспективу дружественной военной базы под боком, как и видит минусы этого положения. Вот только если он поверил альтернативе, что аналогичная база будет у корейцев, да еще с обидами на японцев, то поразмыслить ему было о чем. Надавил слегка.

– Как вы сказали, «внешние лорды» даров от сегуна не ведают, а ближние лорды строят богатые дворцы. Коли соседями станем, то вы князь, будете лордом ближайшим, хоть и не к сегуну, но к Императору.

Сделал паузу, пытаясь нащупать реакцию на бесстрастном лице японца. Продолжил излагать.

– Словам моим можно не верить. Доверие только делам должно быть. Но любое дело имеет начало. Скажу так, Император наверняка оценит земли, что сочтете достойными предложить ему для отдыха и прогулок по лесам, никак не меньше веса столь щедрого правителя в золоте…

Некая реакция посетила неподвижное лицо князя после перевода. Только так и не понял, какая именно. Мысленно прикидывал – японец весит килограмм 50, около 14 тысяч червонцев. Солидно, но подъемно.

Японец, наконец, высказался на мой поток красноречия.

– У моих земель нет отдельного, достойного Императора острова…

Толмач не смог передать интонации, но мне послышалась тень сожаления в голосе князя. Толмач еще уточнял, что личные понятия в японском языке несколько смазаны и точно переводить, говорит ли японец о себе как о правителе или о себе как о вассале, весьма сложно.

– Князь, это не препятствие. Ведь уже говорил, что слова свои – можем делами подтвердить. Коли мы сделку заключим, то найдем способ остров разделить. Это и станет подтверждением слов наших.

На самом деле, все зависит от жадности японца. У него, насколько помню, остров на две части делит узкий поясок, который в мое время взорвали, образовав глубокий канал метров в 300 длинной, а в это время там должна быть затапливаемая в прилив протока. Это вычитал в свое время, когда интересовался соответствующим сражением. Так вот, русский корвет «Посадник» стоял в заливе рядом с этим перешейком. Более того, тогда правитель острова согласился продать часть территорий под русскую базу – но вмешались англичане…

Теперь надеялся продавить продажу без помех. И даже указал князю место, где можем разделить остров на две части и соблюсти букву законов Токугавы. Князь впечатлился моей осведомленностью, хотя вида опять почти не подал. Ему бы бровями чуть меньше шевелить, и будут совсем непонятны его чувства.

На этом встреча и закончилась. Князь гордо уплыл на джонке, обещав подумать. Радовало, что не отказал сразу. Но огорчал третий, и явно не последний день задержки. Надо форсировать события.

– Наум, кто у тебя с местными связывался?

– Боцман, вестимо, кому ж еще?

– Кликни его на мостик, есть дело спешное.

Капитан, понятно, за боцманом отправил вестового – просто положено на флоте, все распоряжения получать от капитана, вот и играл в этот испорченный телефон, хотя и мог отправить вестового сам. Традиция. Порой нарушаю ее, вызывая косые взгляды, но чаще стараюсь соблюдать.

Боцману дал задание найти проводника знающего остров, чтоб мог отвести баржу к описанной протоке, разделяющей половинки острова. Пока боцман исполнял поручение, баржа грузилась ледовыми зарядами, оставшимися бурами и катушкой провода.

Взрывать весь перешеек у нас «пороху» не хватит. Но показать серьезность намерений на небольшом участке – можем вполне.

Ночью баржа отчалила, с расчетом застать отлив на перешейке. До него добирались километров двадцать, то есть 4 часа хода баржи. Берега вокруг укрывала ночь, и надеяться приходилось только на проводника и маленькую осадку нашей плоскодонки. Что удивительно, добрались без приключений. Проблемы начались на месте.

Перешеек имел ширину метров 50 и представлял собой каменную осыпь, замешанную с илом и наносами. Буры брали это безобразие крайне неохотно, можно сказать, работали мы скорее руками, чем буром. В довершение неприятностей, под слоем камней и наносов выглянули большие булдыганы, которые отказались вылезать, намекая на свою монолитность. Затея превращалась в невыполнимую с наскока.

Тем не менее, сорок человек упорно тыкались в завалы, разыскивая места возможного прохода до самого начала прилива. Когда вода проступила сквозь камни и начала смачивать пятки, махнул рукой на эффективность, сосредоточившись на зрелищности. Мы быстренько заложили заряды, опуская их на проводах и присыпая мелким камнем, после чего отчалили в начинающийся рассвет, оставив двоих взрывников из ледового наряда, с линией морпехов для усиления, разматывать провода за скалу на северном берегу перешейка. На морпехов еще возлагалась задача разведки местности и поиска места под длительную стоянку.

Обратный путь тщательно наносил на эскиз местности, логично предположив, что князь нам может дорогу и не показать, а проводник при князе работать не станет. Дошли обратно благополучно, застав солнце уже восходящим над холмами рейда.

Высадив проводника при входе в бухту, в тени холмов, отправились сразу к причалу правителя, если так можно назвать это хлипкое сооружение. Нас, как обычно, встретили двое копейщиков, не отличающихся гостеприимством. Толмач просил передать слово князю, что мы готовы ответить делами за свои слова, и просим его придти и удостоверится. Один копейщик убежал в крепость, второй продолжил делать вид, что нас сдерживает, под беззлобные ухмылки морпехов.

Время тянулось медленно, по чистому небу побежали тучки, прерывая солнечный жар, легкий ветерок усилился до приятного, но начало вызывать опасение волнение – баржа у нас не очень мореходная.

Скука тянулась как пятна пота, расползающиеся по одежде – медленно, но верно. Даже рассматривание небогатого инвентаря местных уже не вызывало интереса. Князь не торопился. Море манило, ноги, опущенные в воду, обещали температуру около 20 градусов, но здравый смысл намекал на соленость, и необходимость потом сполоснуться пресной водой. Море победило.

Думаю, вышедшая на пляж делегация князя застала неожиданную картину, вместо разморенных жарой пришельцев – весело плещущаяся в воде орава молодых лбов, вместе с доверенным лицом. Картину портила только пара недовольных морпехов, оставленных охранять оружие.

Князь не подал виду, что увидел нечто необычное, хотя выразительно поиграл бровями. Зато дальнейший разговор пошел вроде как и легче, будто стена меж нами дала пару тонких трещинок.

Второй раз баржа шла к перешейку с натугой. Народу на нее набилось под семь десятков, да еще неприятная волна приходила с востока. Накладывалось еще желание показать «товар лицом» перед князем и двигатель выл на максимальных оборотах, стирая шибера.

Князь изображал носовую фигуру, широко расставив ноги и навалившись на баковое ограждение. Баржа явно не оставила его равнодушным, по крайней мере, он даже задал несколько вопросов, на что отвечал ему в стиле – «это мелочи, грузовая посудина, а вот…».

Добрались до протоки за три часа с мелочью, по пути подробно поговорив с князем о военном флоте. Оказывается, законы Токугавы запрещали строить подданным большие корабли водоизмещением больше 500 коку. На этом мы слегка замялись, выясняя, сколько эти коку в литрах или килограммах на примере бочек с питьевой водой. Оказалось, около 180 литров, и суда, значит, им нельзя строить более 90 тонн. Скромненько. Намекнул князю, что если у его «друзейсоседей» будут большие корабли, то никто не мешает ему пользоваться уже готовыми. Князь покивал задумчиво, и задал один из основных вопросов сотрудничества.

А действительно, что помешает нам, таким замечательным, испортить торговое дело князя, с которого и живут эти острова? Меня сразу заинтересовал вопрос, как торговля сочетается с самурайством. Вроде им положено думать исключительно о мечах и битвах, не мараясь денежными проблемами.

Князь усмехнулся – точно чтото сдохло в мире. С его слов, чем дальше самурай от столицы, тем больше ему приходиться заниматься «грязным» делом. А остров от столицы не просто далеко, а за морем. Японец даже завуалировано признался, что Чосон ему ближе и некоторые вассальные договоренности у Цусимы есть и с Кореей. Мне оставалось только хлопать глазами – не так представлял себе кодекс бусидо. Правильно говорят, «голод не тетка, пирожка не поднесет».

Сомнения князя понятны, он частично монополизировал торговлю Кореи с Японией и желает, чтоб так все и оставалось. Предложил ему вариант, по которому мы торгуем с ним, а он уже торгует со всеми остальными. Подозреваю, что от меня этого и добивались. Другое дело, что монопольные цены уже не устраивали нас. Кто сказал, что самураи не торгуются? Очень даже жарко и с душой. Остудил пыл спора вопросом – он нам часть острова продает? Разговор свернул в новую колею.

Наше прибытие к перешейку уже особого смысла не имело – торги с князем за остров уже шли в полном объеме. Перерыв в обоснованиях непомерной цены на демонстрацию разделения острова теперь воспринимался как помеха делу. Тем не менее, мы выгрузились довольно далеко от перешейка, попрятались за камнями и дали красную ракету.

Взрыв грохнул неожиданно, закладывая уши и поднимая к небу столбы воды, залившей перешеек, камня и грязи. Один раз нечто подобное уже видел, но все равно был не готов к величию картины. Князя она пробрала по самые шлепанцы, видимо воображение у него богатое и он представил нечто подобное под его крепостью. Секунд через пять мы вынужденно попрятались за камнями, по которым защелкала каменная картечь взрыва, оставляющая на волнах залива круглые всплески попаданий. Ближе к перешейку вода вообще бурлила от падения каменного града, нам досталось только легкое пошлепывание.

Подходили к месту подрыва на барже обуреваемые разными чувствами – мне было любопытно, что получилось, князь, похоже, опасался что рванет еще раз, прямо под нами, его свита вообще выглядела зеленоватой, и затрудняюсь сказать, о чем они думали, а морпехи высматривали место для лагеря, особо не интересуясь даже результатом наших ночных трудов.

Воронка получилась знатная. Метров сорок канала мы прокопали. Глубина, правда, оставляла желать лучшего – транспорт тут не пройдет, но канонерку провести будет уже можно. Надо подумать, как углубить фарватер и как обеспечить дальнейший выброс пород, чтоб они не засоряли уже выкопанный участок, а то камни теперь лежат под водой в творческом беспорядке, и некоторые придется доставать с фарватера. Можно будет из этих камней насыпать дорогу по северному берегу пролива, и пустить по ней пограничную стражу.

Обратный путь проделывали в молчании, перемежаемом редкими, короткими разговорами. Солнце клонилось к вечеру, и хотелось определенности – нас время поджимает.

Разведчики, снятые с северного берега протоки, доложили, что место под большое поселение они нашли в двух километрах севернее пролива, около глубоко вдающейся в остров бухты. Глубины они промерять не смогли, но утверждали, что там есть несколько мест, где скалы круто уходят в воду, обещая солидные глубины. Единственно, что транспорту придется оплывать остров с юга и заходить в бухту от западного побережья.

Заходя в бухту Цусимы, пригласил князя на борт транспорта, чтоб он перед Императором принял окончательное решение. Японец от предложения явно был не в восторге, но продолжал на него ненавязчиво давить, намекая, что у нас, у воинов, замашки сановников не в чести. Решим все быстро, как отрубим.

К чести Алексея, он самостоятельно сообразил, как встретить нашу делегацию. На палубе вспыхнула суета, царевич опять влез в регалии, трон установили, слегка скособочив, но общее впечатление это не испортило. Прием вышел солидный, и князь сломался.

Потом одурел уже царевич, от цены князя – он хотел десять своих весов в золоте и кучу преференций в будущем общении. Мне пришлось быстренько кланяться Алексею и просить дать нам время урегулировать спорные вопросы, не занимая его светлейшего времени.

Князя уже просто оттащил за рукав, наплевав на все условности. О чем мы говорили, лучше не ведать никому – так толмачу и сказал, намекнув, что буду решать вопросы утечек кардинальным образом.

С князем договорились на два золотых веса, прямо в одежде и с оружием, ибо самураю без оного невместно. Понятное дело, этот жук прихватил свой мушкет, весивший едва ли не больше его самого. Не удивлюсь, если он еще и свинцовыми дробинами весь ствол забил, и в карманы остальной боезапас рассовал. Но все одно, легкие они, японцы эти, двойной вес вышел в сто девятнадцать килограмм. Осилим.

Оставив свиту князя составлять договор вместе с нашими толмачами, спустились с владетелем в грузовые трюмы. Ситуация вышла забавная – толмачи наши письменностью не владели, и договоров составляли два, на японском и русском. Подозреваю, разночтений между ними будет масса, хотя и составлялись они совместно, оговаривая каждый пункт. Вместе с тем, частная собственность в Японии дело святое – из своего времени помню споры вокруг горы Фудзи. Ее отдал монастырю один из сегунов династии Токугавы, и это право не стали оспаривать даже японские суды моего времени, как бы им не хотелось обратного. Таким образом, мы тут оформляем исторический документ, хоть и выглядит все както обыденно.

В трюме продемонстрировал князю меха, чудовищно набивая на них цену. Золота столько у нас с собой нет, хотя за год вполне можем собрать. Кроме мехов продемонстрировал ему и прочие товары на продажу. Да какой он самурай! Торгаш чистой воды. Разве что с мечами. Споры обещали быть жаркими, и мы, нагрузившись образцами товаров и бочонком медовухи, уединились в каюте, которую делил со «смотрящими».

До середины ночи на палубе и в каюте царили страсти. Наверху офицеры с Алексеем и свитой князя составляли договор и вели размежевание, вместе с постулатами мирного договора. Мы, двумя палубами ниже, спорили о ценах, поставках, составе товаров и графиках расчетов. Глубокой ночью оба наши трудовые порыва встретились и смешались. Еще часа два мы вносили поправки. Мне приходилось держать едва не за шиворот наших батюшек, так как они хотели благословить все это мероприятие, а новый договор строго указывал, что на японскую территорию христианам вход строго запрещен. Таким образом, любые проповеди и обряды на территории Японии будут нарушением договора. Церковники возмущались, но их голос тонул в общем гаме. Напряженная выдалась ночка.

Утром боцман разгружал товары по списку, согласованным с князем. Часть товаров шла в уплату договора, часть как образцы для продажи. После ночных бдений все отсыпались, и боцману даже пришлось выставить вокруг товаров нашу охрану, но об этом узнал только вечером.

На закате князь опять прибыл на борт, боцман отчитался о передачи груза по списку и мы опять гудели, обмывая сделку. Настало время личных просьб, и выложил князю пожелания, обучить хоть пару наших толмачей манерам. И еще пригласить к нему на остров хотя бы одного чосонского мудреца, дабы он обучил наших людей и тому языку, с манерами и законами. Мой Император желает больше знать об этих местах. Добавил, что хотелось бы увидеть и мудрецов из земель династии Мин. На замечания князя, что династия уже 50 лет как пала, под маньчжурской династией Цин, заметил, что время еще прошло немного, и мудрецы должны остаться – а они лучше знают историю и традиции своего народа, да и заработать наверняка хотят больше, чем те, которые ныне при власти. На этот довод князь мог только согласиться.

Утром транспорт уходил из ставшей гостеприимной бухты Цусимы, начиная свой короткий забег вокруг острова. Шли опять в некотором отдалении от берегов, огибая южную часть острова пятидесятикилометровой дугой. К обеду уже входили в большой залив, рассекший остров с запада. Залив радовал глубинами и большой площадью – тут можно солидный флот разместить.

Приглянувшуюся разведчикам бухту нашли с трудом, залив изрезало такое количество фьордов и островов, что заблудиться в них становилось легким делом, особенно если не иметь карты.

После обеда началась выгрузка нашего последнего форта. ПетропавловскКамчатский придется отложить на неопределенное время. Упоминание времени вгоняло меня теперь в дрожь. На дворе 15 июня, а до места встречи еще 30 градусов широты, и 40 градусов долготы. Что, по самым скромным подсчетам, дает пять с половиной тысяч километров по прямой. А какая может быть прямая в этом лабиринте островов? Вот и торопил всех, подгоняя процесс выгрузки в ущерб строительству.

Большую часть воинов и девушек гавайцев оставляли в новом форте. Для них еще предстоит рубить дома, но пока лес изводили на бревна, все обрубки, ветки пеньки и прочий мусор загружая на «Юнону». Рискнул даже немного выгрузить балласт, для увеличения хода.

Гавайцы местом их новой деревни остались довольны – жара, много рыбы, много леса, железо под боком, в лице нашего форта. Посмотрим, как они зимой запоют. Но часть проблем с себя сбросил на береговой наряд. В усиление наряда оставлял шестерых своих «смотрящих» вместе с десятком абордажного наряда «Юноны» – на них воспитание туземцев. Обещал следующим летом, если все получится, прислать канонерку, проведать, как у них дела. А еще через год привести новых рекрутов, возможно, что много, пусть дома строят с избытком.

Часть острых вопросов снабжения решил с князем – он договаривается о поставках с корейцами, а мы платим золотом и мехами. И то, и другое смогу привезти на канонерке, если нас хорошим штормом не накроет по дороге. Товары на обмен мы полностью разгружали в наш форт, оставляя на транспорте только небольшой запас на подарки, мало ли, понадобится.

Форт, названный «Торговым», покидали 17 июня, не дождавшись даже начала его строительства. Транспорт остался без грузов, без людей, шатров, кухонь – словом, пустые, гулкие стены, где бродила потерявшаяся команда, дети с гавайками и мы с царевичем, отягощенным одним батюшкой и двумя оставшимися толмачами. Все остальные сошли на берег с массой заданий. За год поручал наладить связи с корейцами и китайцами, про японцев даже не упоминаю. Изучать традиции, языки, историю. Вербовать купцов, если получится, то и ученых. Для исполнения поручения Петра надо знать досконально, чем дышат эти земли, кто недоволен атмосферой, и что от них можно ждать. Информация – вот основа всего. Лучше потратить несколько лет на сбор сведений, а потом нанести точечный удар, чем размахивать тяжелой дубиной, напрягаясь из последних сил, которых и так нет.

Дальше начались гонки со временем. Парусный наряд принялся стонать буквально на второй день, машинисты на третий – ту гадость, что мы загрузили в виде топлива, следовало тщательно готовить для газогенераторов. Стонам команды вторили скрипы потрепанного такелажа, который уже нечем было заменить. До откровенного саботажа дело не доходило благодаря нашим пассажиркам – матросы все еще пытались распушить хвосты. Но надолго их не хватит. А путь еще неблизкий.

По правому борту появлялись и исчезали берега Японии, испятнанные парусами джонок, штурмана набрасывали карту в стиле «земля примерно тут», стараясь не попасть под ноги бегающим, как слоны, парусным нарядам. Побережье постепенно загибалось к западу, но на шестой день пути пропустило нас проливом на восток.

Пролив придержал наш стремительный бег встречным течением и ветром, вызвав множество «добрых» слов в свой адрес, а заканчивали его проходить уже глубокой ночью, напрягая машины и глаза наблюдателей.

Зато утром опять полетели в полный бейд правого галса, наверстывая отнятые географией километры. Теперь Японские берега мелькали периодически по левому борту. Джонок стало гораздо меньше, волн побольше, и температура заметно ниже. Впору вспоминать, где мы попрятали теплые вещи и непромоканцы.

К обеду девятых ходовых суток Япония истончилась до гряды островов, предположительно, Курильской гряды. Других тут, вроде, быть не должно. А ведь у меня были обширные планы на их исследование! Ведь похорошему – надо забирать под Алексея все острова, до которых дотянемся. Тот же мех каланов будет особо ценен, если все лежбища станут охранять наши корабли, и промысел пойдет по нашим квотам. Как и японскому князю – конкурентов нам не надо.

Накрутил хвосты штурманам – острова чтоб заносили на карту точно. Мы сюда вернемся. Работники линейки и циркуля застонали вслед за командой – погода портилась, и острова прятались от наблюдения в дымке, перемежаемой туманами.

Еще шесть суток мы неслись вдоль гряды островов, явно пропустив часть из них в тумане и сумерках. Рядом с нами сутки шла пятерка касаток, мелькая плавниками, то исчезая надолго, то вновь появляясь. Ночью наши дороги разошлись, а к обеду следующего дня по левому борту поднялись горы Камчатки. Шла третья седмица перехода, больше похожего на гонку. Экипаж перестал стонать, на это уже сил не хватало, но и парусами мы больше не играли, отвечая каждому заходу ветра. Скорость упала.

Решил дать двое суток отдыха, но совместить приятное с полезным – «Юнона» шла вдоль берега, разыскивая приметы, описанные сибиряками. Мы искали вход в бухту с «тремя братьями», тремя скалами, торчащими из воды. Сказать по правде, едва не пропустили это место в опускающихся сумерках, но в ночь со второго на третье июля 1710 года «Юнона» бросила якоря в Авачинской бухте, которую пока никак не называли. Закинул удочку по поводу названия бухты «Братская», озвучив местную легенду, как братья защитили бухту от волны цунами, но окаменев при этом и навечно оставшись стеречь покой земель. Реакция была вялая, все устали и думать не хотели. Ничего, вернемся к этому вопросу позже. А город в бухте назовем Братск – тут будет совместное базирование флотов двух братских империй.

Эти мысли постукивались о черепную коробку уже без ответа, голова покачивалась в гамаке под мерную волновую зыбь, отдавшись храпу, царящему на корабле. Не удивлюсь, если и вахта похрапывала, привалившись к фальшборту. Главное, чтоб нас всех не вырезали добрые потомки трех братьев. А то обидно будет.

Поздним утром экипаж постепенно приходил в себя и осматривался. Специальную побудку сделали только для коков, но и они, наготовив нам питательного развара, завернув котлы в войлок, ушли досыпать. Про режим дня и чередование вахт в этот день все забыли, по молчаливому соглашению. Встали мы в небольшой бухточке по северному берегу пролива, соединяющего бухту с Тихим океаном. Когда вставали, особого внимания не обращали, куда пришли – главное, прикрылись от волн, не сели на камни и якоря достали дно. Теперь оглядывались с интересом.

Прямо перед нами бухточку обрамлял невысокий холм, а за ним, немного дальше, поднималась полукилометровая гора. На юге, через пролив, картина выглядела примерно так же – невысокие холмы у самого побережья с большими проплешинами полян, за которыми поднимались горы, даже повыше, чем на севере. На западе просматривалась слегка холмистая долина, за зеркалом бухты, переходящая в высоченные тысячники. Даже язык не поворачивался эти горы называть сопками. Это все было ближнее окружение бухты. Дальше горы поднимались все выше, на севере гора так вообще обещала высоту километра три, если не врет дальномер. На юге и западе дальние горы если и уступали северной громаде, то немного, выше двух километров точно. Бухта получалась в горной чаше, надежно прикрывающей ее от всех непогод. Разве что с моря может придти неприятность, но там у нас «три брата» стоят, они не пропустят. Идиллия.

После растянувшегося обеда транспорт снялся с якорей и малым ходом, под машинами, пошел вдоль берегов, тщательно нанося на карту «Братскую» бухту и многоголосо обсуждая достоинства пристанища. Опыту команды, основавшей десяток поселений, можно было смело доверять. Десятки пар глаз подмечали ручейки, болотистые места, подходы к берегу. Заметили и поселок аборигенов, вернувший нас с небес на землю. Поселок бедный, скорее даже временная стоянка, но знаковый – бухта не бесхозна, и тут вновь нужны аккуратные действия.

Аборигены общаться с нами не желали. Стоянка выглядела пустой, но слишком опрятной для заброшенной. Поразмыслив, останавливаться не стали, продолжив путешествие вокруг бухты.

Вечером, полные впечатлений и слегка отдохнувшие, сидели в офицерской каюткомпании за ужином, обсуждая увиденное. Алексея приходилось одергивать, что бухту эту надо Петру отдавать, и нечего на нее планы строить. Другое дело, что стоит предложить совместное, братское, использование – вот это пусть царевич в большом письме и отразит.

Утром транспорт, так и не потревоженный аборигенами, выходил в Тихий океан, разворачиваясь на север. Нам оставалось 11 градусов по широте и 19 градусов по долготе. Две с половиной тысячи километров. Много? Очень. Мы уже страшно опаздывали. Надеюсь, Беринг не девушка, и опоздание на полмесяца простит.

К обеду вторых ходовых суток подошли к координатам форта «Удачного» на Камчатке. Времени терять страсть, как не хотелось, но навестить Атласова и узнать новости хотелось больше. Вечером 4 июля «Юнона» вошла в прорубленный в косе бухты Камчатки канал, и отшвартовалась в ковше за ним.

С особым трепетом, на подходе к стоянке, ждал, когда покажется форт. Транспорт рявкнул на всю бухту холостым залпом, и наступила гнетущая тишина, успокаиваемая только звуками моря. К счастью, тянулась она недолго, форт ответил ружейной трескотней, и на косу начал выбегать народ. С души свалился кирпич, размером с гору, в основании которой стоял форт.

Радость встречи не омрачило отсутствие губернатора, Атласов мотался по полуострову, водя руками. Сам форт выстоял этот год весьма достойно. Были и стычки с местными, и даже пальба с погоней. Наши выступали как в роли убегающих, так и догоняющих, в разных ситуациях. Собранные лодки, составившие флот поселения, поднимались вверх по Камчатке на четыре сотни километров, рудознатцы облазили горы окрест и радовали результатами. Но больше всего радовало, что жизнь поселения налаживается, мне уже намекали оставить форту несколько гаваек. И что они в этой холодине делать будут? Загубим ведь девиц! Мужики слушали мои доводы, ворчали, но соглашались.

Наши посиделки плавно перетекали с корабля на экскурсии в форт и строящийся при нем поселок из четырех домов. Кроме баб с меня требовали коров, свиней и кур, заверяя, что они уже все прикинули и скот не пропадет.

Про «Авось» и канонерку поселенцы поведали, что они тут были, стояли почти седмицу, душевно подсобив по хозяйству, и месяц назад ушли на север, к Анадырю. С души упал еще один камень. Зато его сменило тянущее ощущение уходящего времени.

Задерживаться не стали, хотя нам и предлагали еще «хоть денек» постоять. Знаю этот денек! Мы потом неделю будем праздновать. Просил поселенцев собрать пожелания, что потребно кроме скота. Меня порадовали, что списки забрал Беринг, и были они далеко не на одном листе. Как это все прикажете впихивать в транспорты? Особенно плохо себе представляю стада коров, пусть даже телят, перевозимых по ледовому пути. В какую авантюру мы ввязались?! Надо будет свиней завезти с Гаваев, они там вкусные, а коровами разжиться у корейцев. Надеюсь, в Корее разводят домашний скот.

Обед пятого июля мы провели уже в Тихом океане, со всех парусов нагоняя Беринга. Экипаж воодушевился, выжимая из богини последние соки и спеша на встречу с ледоколом. Возможно, никто просто не задумывался, что потом нужно будет спешить во льды, там нужно будет спешить уйти от зимовки… Отдохнуть можно будет только поставив суда в доки, а до этого еще десяток тысяч километров сквозь массу неприятностей.

На этот раз мы не шли вдоль побережья, срезая неровности берега через океан. Начали попадаться редкие, одиночные льдины. Наши гавайцы хлюпали носами и кутаясь в несколько одеял. Надо было всех оставлять на Цусиме – пожадничал, надеясь укомплектовать «дома малютки» новой империи, теперь расплачиваюсь.

Скорость транспорта упала, ветра стали злыми и холодными, парусный наряд промерзал на рангоуте быстрее, чем добирался до топов. Начали протапливать «гнездо тетеревов», как теперь окрестили марс на фокмачте.

Через седмицу, без особых приключений мы входили в Анадырский лиман, оповещая залпами, что слегка задержавшаяся богиня прибыла на долгожданную встречу. Шло, всегото, 12 июля, по женским меркам, не такая уж страшная задержка свидания.

Изза носа северного берега, на котором уже виднелись строения Анадыря, ответили разрозненные пушечные выстрелы и над берегом поднялись белые облачка. На душе окончательно потеплело. Мы вновь собрались, закончив годовую кругосветку по Тихому океану. Невозможное, как твердили мне академики в Петербурге, не смогло остановить нас. И теперь у него нет шансов. Мы доказали – невозможное, возможно. Теперь, если мы не справимся, за нами придут другие.

Эйфория от встречи тянулась два дня. Первый вечер, казалось, переобнимался и выпил со всеми командами. Или это было во второй? К третьему дню настало похмелье и время подводить итоги.

Эпопея Беринга блистала красками не хуже нашего перехода. Рассказывал он о ней с некоторым юмором, но перед глазами стояла только закончившаяся эпопея «Юноны», и оставалось только улыбнуться на его браваду.

Первый месяц «Авось» осваивал и картографировал большой остров, прикрывающий Асаду с запада. С названием для него вышли сложности, так как на языках туземцев отвлеченных понятий не имелось, остров, не мог быть просто островом – он был либо островом удачной охоты, либо островом высоких деревьев и тому подобным. Причем, на каждом языке названия различались. Наиболее общими можно считать названия «остров людей» – это значит остров, на котором проживает племя. Племен жило много, но наиболее многочисленными считались племена: салишь, нучахнульт, квакиутль. К этому, соответственно, добавлялось определение острова – «гвай». Беринг продемонстрировал военный подход, и на карте написал «Сануквагай». Однако, явно позже, название сократили до «Санук», как оно и фигурировало в дальнейших отчетах.

Витус тщательно картографировал западное, тихоокеанское, побережье и заложил форт «Горячий». Вот уж не ведал, что на бывшем Ванкувере, а теперь Сануке, водятся горячие источники. Но по отчету Беринга, они мало того, что водились, так еще изливались почти готовой серной кислотой.

Про леса, попирающие небеса, и стволы в несколько обхватов – слышал и в моей истории, так что, эта информация особого удивления не вызвала. На Сануке высокая влажность, благоприятный климат, и все деревья тут гиганты.