Текст книги "Долгое лето (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

– Та-а! – вскрикнул Нецис, вскинув руку. Плиты кургана шевельнулись, и мертвяки отлетели в сторону, загремев костями по мостовой. Что-то быстрое и светящееся, окутанное туманом, вылетело из раскопа.

– Ман шиккуи! – крик боевого мага раздался чуть позже, чем треск его тяжёлой зубчатой палицы о кости злобной твари. Голем прыгнул вперёд, впечатывая врага в землю раскопа.

– Аххса… – Нецис кубарем скатился с холма и цапнул что-то под ногами голема. Из-под костяной туши взвился туман, послышался дикий вой, земля ещё раз дрогнула, и ледяной порыв ветра заставил Фрисса зажмуриться.

– Умран, – раздался в полной тишине голос Нециса. – Как любопытно… Умран из народа хольчей, взгляните на его голову…

– Умран! – Куурмейа сполз в раскоп вслед за Некромантом. – Шинкайоцин, ради всех богов, слезь с него. Надо его зарисовать.

– Было бы что, – Шинкайоцин оттащил голема в сторону, внимательно разглядывая и ощупывая его морду и лапы. Поперёк раскопа валялся рассыпавшийся костяк с раздробленными рёбрами. Одна из локтевых костей была сейчас в руке Нециса. Он посмотрел на неё, мигнул и положил в общую кучу. Вокруг отлетевшего в сторону черепа, обтянутого высохшей кожей, рассыпалась груда медно-рыжих волос.

– Боги! Быстрая же тварь этот умран, – пробормотал Квелгин и вздрогнул.

– Куурмейа, Квелгин, соберите это в корзину и унесите с глаз моих, – скривился Глайен. – В перечне есть хольчи? Найдите для него имя. Если нет – пусть лежит так. Шинкайоцин, копай дальше.

– Куалли… – пожал плечами боевой маг, подгоняя нежить к раскопу. Один мертвяк ощупывал то, что осталось от его черепа после падения.

– Ахса! Надеюсь, что-то после этого уцелело… – покачал головой Нецис, с вершины кургана заглядывая в провал. Фрисс заметил, что все маги притихли, и подошёл поближе.

Из-под слоя земли медленно проступал череп и очертания потемневшего доспеха из полусгнившей кожи, зелёной бронзы… и пластин речного стекла. Нежить осторожно счищала землю волосяными кисточками. Вместе с ней отваливались хлопья пепла – череп был обуглен, чёрная дыра соединила глазницы и треугольник носа в один круглый пролом.

– Луч, – прошептал Квелгин и ткнул Фрисса в бок. – Лучом его убили. На огонь непохоже – он бы до пояса сгорел.

– Меч… – еле слышно выдохнул Речник, глядя на то, что выступало из земли под полуистлевшей рукой. Там была рукоять и короткий обломок стеклянного клинка.

– Чужеземное оружие, – покачал головой Глайен, – и доспехи тоже. Шинкайоцин, начни пропитку. Пока не затвердеет, ничего больше не делай.

– Ман шиккауа! – боевой маг махнул рукой мертвякам, отгоняя их от ямы, и сунул руку под броню голема, доставая оттуда большую плоскую бутыль. Несколько мгновений спустя нежить расположилась вокруг ямы с плошками, бережно промазывая странной прозрачной жидкостью все вещи мертвеца.

– Зелье прочности? – шёпотом спросил Фрисс у Квелгина.

– Алмазная вода, – кивнул тот. – Самое лучшее зелье, какое бывает. Странный воин… ты заметил – при нём нет перьев?

– Та-а! – закричали с края раскопа. Это был Глайен, и он был очень сердит.

– Шинкайоцин! Ты куда смотрел?! Что, нельзя было сначала землю убрать?!

– Ман шийяу! – гаркнул боевой маг на мертвяков. Нежить шарахнулась от ямы. Двое Некромантов стояли над останками и разглядывали что-то на броне мёртвого воина. Затем Шинкайоцин наклонился и вынул из свежей прорехи в броне, расползшейся от неосторожного прикосновения, что-то, блеснувшее синей глазурью. За вещицей тянулся тонкий шнурок, на глазах рассыпающийся в пыль.

– Миньская эмаль, – сказал Нерси, разглядывая находку, и вынул из кармана тонкую кисть. – В грязи, но целая. Убери руки, Глайен, я её почищу.

Фрисс, протиснувшись сквозь строй нежити, подошёл к магу, положившему вещицу на броню голема и осторожно, едва дыша, смахивающему с неё землю. Яркий эмалевый медальон уже блестел на солнце – время пощадило его, он только немного потемнел. То, что было ярко-оранжевым, стало тёмно-медным, синее – почернело, но изображение осталось чётким и узнаваемым с первого взгляда: огненный кот с лезвием на хвосте бежал по волнам бушующего моря.

– Великая Река, – тихо выдохнул Речник. – Герб Короля-Речника… Кто это был?! Как вы узнаёте имена мёртвых?

– С огромным трудом, – буркнул Шинкайоцин, недовольный тем, что ему смотрят под руку. – Не сопи на меня, и я прочитаю тебе значки с оборота. Земля в них набилась, но так даже лучше видно. «Нуравегн Таур’косан. Ксатот ил ти…» Должно быть, «ти’инх» – тут сколы.

– Нуравегн… – прошептал Фрисс, качая головой, и повернулся к яме. – Речник Нуравегн…

– Фрисс! – рука Нециса легла на его плечо. – Постой. Это очень и очень странно… судя по родовому имени, он действительно с Реки. Слово «таур» обозначает в нашем языке именно её, и так отличают родовые имена её уроженцев. Но его не могли звать Нуравегном, пока он с Реки не переселился. Это имя из нашего языка, у вас его вряд ли использовали.

– Нецис! – Речник крепко сжал его руку. – Ты узнал имя мёртвого Скарса… ты можешь так же сделать сейчас? Если он с Реки, и он погиб тут, – Король Астанен должен о нём знать…

– Это всё было очень давно, Фрисс, – покачал головой Некромант. – Королю это не будет интересно. И всё же для тебя я попробую. Глайен, разрешишь мне коснуться его костей?

Предводитель отряда отпихнул в сторону скелета, подобрал с земли костяшку и молча протянул Нецису. Тот благодарно кивнул и стиснул её в кулаке, прижимая руку ко лбу. Глаза Некроманта закрылись, агатовый зеркальный медальон покрылся серебристой испариной, а потом окутался белой дымкой.

– Та-а… Безумная отвага… – прошептал маг. – Но надежды… напрасны. И гибель… раньше срока. Чужая земля… да не отвергнет. Узнают ли… и воды… пусть текут вечно. Река… моя… Праматерь…

Речник стиснул зубы, чтобы не закричать. Некромант открыл глаза и бережно положил кость туда, откуда её взяли.

– Это очень и очень странно, Фрисс, – вздохнул он. – Его звали Ингимар Косан. Он был… пришёл с армией Ти-Нау, чтобы победить страну мрака… чтобы никто не жертвовал живых кровавым богам. И он увидел тут, что Ти-Нау… да, в самом деле – они не лучше. Он стал защищать Нерси. И тут, в Тешамгене, хотели сделать… хотели пробудить Ши-Илана. Он уснул тогда… надолго уснул, и страна была беззащитна. Нуравегн вызвался тогда искать его… найти и разбудить, даже ценой жизни. Его убили тут… дойти не успел, убили на берегу Имгвуэйны. Он хотел бы… очень хотел бы, чтобы его помнили. Даже если всё так глупо получилось. Фрисс… тебе это имя знакомо?

– Чужая земля да не отвергнет, – прошептал Речник, и его голос дрогнул. – Теперь его будут помнить. Речник Ингимар Косан… Речник Нуравегн… Если его нет в летописях – я сам впишу его имя.

– В наших книгах оно будет тоже, – Глайен тронул его руку, с трудом подбирая слова – всё-таки язык иларсов для него родным не был. – Так это одна из попыток пробудить Змея-с-Щупальцами… Я знаю, что их было три, и только одна – успешная. Вечером будет время, и мы вспомним все легенды. А сейчас, Шинкайоцин, возвращайся к работе. Этот храбрый воин – не единственный, чьё имя нужно узнать…

Мертвяки ставили новые опоры для шатра и приспосабливали к ним свежесрезанные листья Самуны – шатёр, переполненный плотно закрытыми корзинами и коробами, для людей стал тесен. Глайен, поглядывая на тучи, набухшие дождём и вот-вот готовые пролиться, подгонял нежить – как можно быстрее нужно было унести находки с площади, укрыть их от воды. У разворошенного кургана Фрисс помогал укладывать коробки на спину голема-уицти. Тот не шевелился, но Речник кожей чувствовал холодный недобрый взгляд десятков мёртвых глаз.

– Речник Ингимар… – шептал Фрисс, прикасаясь ладонью к эмалевому медальону, теперь висящему на его груди, рядом с амулетом, хранящим от увечий и нелепой смерти. – Скоро твои кости будут сожжены. Прости, что не могу донести их до Реки…

– Их сожгут у храма Владыки Мёртвых, – сказал, разглядывая корзины, боевой маг. – Украсят цветами и перьями, будут петь и бить в барабаны в их честь. Может, я выберусь в город к этому дню – если Глайен не затянет с оплатой.

Фрисс повернулся к нему и запустил руку на дно сумки, разворошив свёрнутые листья.

– Возьми это, Шинкайоцин, – протянул он магу три кусочка янтаря, тёмно-медовых, размером с ноготь. – За то, что нашёл Ингимара… и чтобы тебе было на что помянуть его.

Нерси подставил ладонь и долго смотрел на камешки, водя по ним пальцем.

– Ты не шутишь? – спросил он, глядя Речнику в глаза. – Ты отдаёшь это мне?

– Да, – кивнул Фрисс, думая в растерянности, не лучше ли было подарить магу ракушку… но в этих краях и так нет недостатка в дождях и прочей воде…

– Я выберусь в город и помяну твоего соплеменника, – склонил голову боевой маг. – Да пошлют тебе боги достойную жизнь и славную гибель…

Полуденный дождь был стремителен и обилен, но к вечеру потоки воды впитались в землю и мох, и утром дорогу окутывал туман, но пройти по ней можно было, не замочив ног. Фрисс шёл по багровому ковру – ливень посбивал с Гхольмы лепестки, а собирать их здесь было некому. Речник смотрел на них с сожалением, но не подбирал – до города ещё далеко, и та пара манзогов, что он выручит за лепестки, не стоит хлопот.

Дорогу от Тешамгена до горных перевалов сильно разворотить не успели, но местами её пересекали глубокие трещины и рвы, и Нецис с трудом выискивал в зарослях, поднявшихся на месте мостовой, узенькие звериные тропы.

– Нецис, не пора Гелину расколдоваться? – не выдержал Речник, протискиваясь в очередную щель между корнями Самуны и собирая на себя мокрый мох. – Так мы далеко не уйдём!

– Не здесь, Фрисс, надо ещё отойти, – откликнулся Некромант, присаживаясь на вывороченный корень. – Из города нас могут увидеть. Не хочется пугать их… ездовой Иджлан – это слишком, даже для местных изыскателей. Устал? Остановимся на привал, спешить некуда.

– Да, надо отдохнуть, – согласился Речник и сел на тот же корень. – Алсаг!

Хесский кот вылез из моховых зарослей, на ходу дожёвывая древесную змею, и смахнул с морды перья.

– Совсем забыл, – встрепенулся Нецис и полез в сумку. – Это твоё, Фрисс. Куурмейа отдал мне в последний вечер, а я кинул на дно и забыл. По-моему, похож…

С тонкой пластинки белёной коры на Фрисса задумчиво смотрел большой жёлтый кот с веером перепонок на хвосте. Существо лежало, поджав под себя передние лапы и насторожив уши. За спиной Алсага чернели знакомые каменные навесы – хранилища дров и горючих масел, во множестве выстроенные в Тешамгене.

– И правда, похож… – Фрисс покачал головой и бережно завернул пластинку в обрывок листа. – Не сломалось бы в дороге… А я не подарил ему ничего. Нецис, что же ты молчал?!

***

Высокий – от пола до потолка – купол защитного поля светился ровным жёлтым светом, и это значило, что защищает он сейчас не от жёсткого излучения, а от высокой температуры. Пол в этом зале рассчитан был на сильный нагрев, и всё же Гедимин не стал рисковать и поднял раскалённые заготовки на высоту человеческого роста. Они висели на тугоплавких держателях, опутанные защитными полями, и медленно и тщательно пропекались в потоках теплового излучения. Излучателем работал сфалт – Гедимин приделал к оружию-инструменту новое, самое широкое сопло, жар струился ровно, и даже зелёное сияние, время от времени просачивающееся из-под пластин на прикладе сфалта, не мешало работе.

«Хватит. Теперь разгладить…» – сармат опустил сфалт, тронул кнопки на генераторе защитного поля, приводя в движение золотистый кокон вокруг прогретой заготовки. Огромный тёмно-серый валок от жара посветлел, щербины на поверхности стёрлись, края трещин сомкнулись, и уплотнившееся поле запечатало их окончательно.

«Сгодится,» – кивнул сармат самому себе. Он был доволен увиденным. «Пусть остынут…»

Он шагнул к защитному полю, но остановился у самого барьера: по ту сторону стоял, разглядывая раскалённые валки и дымящийся скафандр Гедимина, ни кто иной, как Хиу.

– Уран и торий! – сармат поднял руку в приветственном жесте. – Гедимин, ты давно начал работу? Утром тебя не видели у щитов.

– С вечера. Не стал прерываться, – тяжело качнул головой Древний Сармат. – Тут я почти закончил. Что у вас?

– Всё тихо. Все десять в порядке, – ответил Хиу, разглядывая тёмный щиток на лице Гедимина. – С вечера, значит… Командир, тебе прислать смену? Ангиран хотел…

– У Ангирана есть дело, – Древний недобро сощурился. – У тебя тоже. Что с покрытиями? Подобрали состав? Сможем сделать ещё два валка?

Хиу посмотрел на покрытый серебристыми пластинами пол.

– Почти подобрали, – помедлив, ответил он. – Сделали образцы. Не то… уступают в прочности. Состав очень сложный, ни я, ни Ангиран с таким не встречались. Возможно, его изобрели здесь, на месте... Ангиран запросил информацию о подобных веществах на «Эджине» и «Флане»…

Гедимин с присвистом вздохнул. Хиу снова опустил взгляд.

– Там ничего нет. Я об этом говорил, – медленно сказал Древний. – Всё, что было у Гвеннона, уже есть и у нас. Что он ответил вам?

– Что он слышит о нашей дробилке в шестьдесят третий раз, и что никакой информации у него за это время не появилось, – качнул головой Хиу. – Не знаю, о чём он. Мы обращались к нему всего десять или двенадцать раз. И не только по дробилке…

– Отличный результат, – гулко вздохнул Гедимин. – Лучше не бывает. Если Гвеннон до сих пор не сообщил ни о чём в Ураниум, теперь он расскажет всё. Хиу, из Ураниума вы ничего не запрашивали?

– Командир… – Хиу даже обиделся, но Древнему было уже всё равно.

– Иди работать. Экспериментируй с составом, возьми в помощь Огдена, но подбери то, что не будет уступать. Здесь я вам помочь не могу. Если Ураниум вспомнит о нас… это – оборудование для дробления рилкаровых обломков, и не более того. Уран и торий!

Часть 11. Главы 41-43. Кесса вне закона

Глава 41. Сгоревшая тень

– Боги с тобой, маленькая госпожа! Нет сейчас никаких свободных повозок, – всплеснул руками красноволосый и краснобородый синдалиец, скучающий под навесом на берегу. Здесь были стойла для куманов и анкехьо – и ни одного ящера не было там этим утром, только издалека, с севера, доносился тревожный рёв и топот.

– Нет повозок? – озадаченно повторила Кесса и огляделась по сторонам – не собирается ли поблизости караван, уходящий на восток? Но вокруг были только толпы пеших горожан и поселенцев, волочащих пустые корзины, свёрнутые циновки, охапки мотыг и лопаты. Огромные плоты Икатланской переправы ненадолго останавливались на северном берегу, высаживая очередной отряд с мотыгами, и тут же уходили на юг. На месте оставался только синдалиец, охраняющий пустые стойла и загоны, да сама Кесса, с опаской поглядывающая на северные поля и раскалённый серебряный диск неба. Солнце совсем недавно выбралось из-за горизонта, но воздух уже превратился в жидкое пламя. Красноватая глина обочин, спёкшаяся от жары, и жёлтые камни мощёной дороги огнём горели в небесных лучах. Кесса с сожалением оглянулась на реку, сильно обмелевшую за последний месяц, но по-прежнему широкую, и на смутные очертания Икатлана на южном берегу. На рассвете она ушла оттуда, покинула дом чародея Макула, у переправы простилась с Раласком, уже совсем исцелившимся от ожогов и жаждущим приключений… Из пятидесяти золотых зиланов, что были в её кошеле месяц назад, у Кессы осталось всего двенадцать. «Так… Повозок у них нет, значит, деньги я не потрачу…» – невесело подумала Речница, покосившись на белесое небо. Ох и неприятно в такую жару весь день идти пешком!

Обмелевшая Река Симту плавно выгибалась, поворачивая к северу. Вода отхлынула, обнажив илистый берег и оставив далеко на суше тростниковые рощи. Они желтели под беспощадным солнцем и тоскливо шуршали, ловя раскалённый северный ветер. То, что прилетало с юга, было не холоднее – и Кесса вздохнула с облегчением, когда широкая дорога свернула от реки на зелёные орошаемые поля. Здесь на высоких грядах вырастали тёмно-зелёные растения с листьями округлыми и странно сморщенными. Листья шли на ценную краску, но дороже всего в этом растении были клубни. Вот их и выкапывали сейчас тысячи поселенцев, как муравьи, наводнившие приречные поля.

Дорога на Джэйкето была широкой, но Кесса едва протискивалась между тяжело нагруженными ящерами. На каждом шагу у обочины стояли полные корзины клубней, лежали вороха ботвы, бережно срезанной, связанной и записанной вместе с клубнями в особые листы. Учётчики с листами принимали корзины от поселенцев, следили, как забирают их перевозчики, и едва успевали поднять взгляд от записей, чтобы хмуро посмотреть на шатающуюся без дела Речницу. Кажется, все жители со всех городов и селений собрались на полях, все, от мала до велика, и выгнали на дорогу всех вьючных животных. Кесса, оттеснённая на обочину, глядела на эти бесчисленные стада и понимала, что для неё не найдётся место ни на одном ящере – они и так еле шли под грузом переполненных корзин. Речница осторожно обошла их по краю грядки, в тени растений скрываясь от недовольных жителей. Мешать она сейчас никому не хотела.

На длинном валуне, разделяющем два поля, висела гирлянда из дохлых личинок да’анчи. Кесса немало их видела за месяц обучения – эти твари, подросшие до полутора локтей и отрастившие себе трубки с зажигательной смесью, наводнили пустыню и то и дело прорывались на поля Икатлана и даже за городские стены. Чародей Макул считал, что любые тренировки ученикам полезны – и Кесса вместе с Раласком и Чами чуть не каждый день кралась вдоль стены, вылавливая личинок из овощных грядок. На память ей остались мелкие шрамы на тыльной стороне ладони – брызги жидкости, выплюнутой да’анчи, вспыхнули на коже и оставили отметины. Ожог вылечили быстро – у Макула всегда было в запасе зелёное масло. Стихия, которой он владел, часто обжигала неопытных чародеев…

Межевых столбов, увешанных личинками да’анчи, было тут немало, и скоро Кесса перестала считать их. Глазеть по сторонам ей не давали – со всех сторон толкались, топали ногами и отчаянно ревели куманы. Погонщики сердито смотрели на Речницу, но она, надев широкополую шляпу, не сняла с головы повязку с жёлтой бахромой – и священный знак был виден каждому, а видевшие сдерживали гнев и придерживали язык. Кесса была бы рада не путаться под ногами, но здесь ноги были повсюду.

Над полем, распластав чёрные крылья, парили мегины, а ещё выше, там, где небо, казалось, плавится и закипает, – ширококрылые полуденники, и если ящерам-падальщикам зной был по нраву, то гигантские летучие мыши наверняка изнывали от жары. Кесса с опаской и восхищением смотрела на их седоков: воины Ти-Нау в бронзовых и стеклянных доспехах как будто вовсе не замечали палящего солнца. Речница тоже не снимала брони – местное солнце, как выяснилось, могло сжечь кожу даже сквозь рубаху, и от лучей его укрыться было негде, но вот шлем она скинула и несла на ремне за плечами, сменив на широченную шляпу из сухой травы. Эту штуковину, от вида которой Кессе неизменно хотелось хихикать – неважно, видела она это на своей или чужой голове – Речница получила в подарок от чародейки Чами. Такие шляпы здесь носили многие… как слышала Кесса, те, в чьих жилах течёт только кровь Ти-Нау, не боятся солнца, но те, кто чистоту крови не сохранил, берегут голову от перегрева. Кесса же вовсе не стремилась выдать себя за местного жителя…

Впереди на дороге что-то случилось – кажется, анкехьо боком задел придорожную поилку для скота и опрокинул её, и погонщики пронзительно закричали, выясняя, чья в этом вина, а в ответ им испуганно завопили куманы. Стадо ящеров, перегородившее дорогу, всколыхнулось, и животные полезли в разные стороны, толкаясь, топча друг друга и в испуге кусая кого попало. Речница шарахнулась на обочину, подальше от перепуганных куманов. С поля к месту драки спешили поселенцы с палками, над дорогой замелькали крылатые тени – это небесная стража заметила неладное.

«Ну вот! Только бы никого не убили…» – встревоженно покачала головой Речница, глядя на взбесившееся стадо. Ей хотелось призвать сюда хороший ливень, холодная вода разом привела бы всех в чувство… но дыхание пустыни обжигало Кессе спину, и предупреждения Макула были заучены накрепко: пока рядом Аш, властитель иссохшей земли, ни капля наколдованной воды не должна пролиться на эту землю. С богами Кесса не хотела бы поссориться…

Крылатые стражи заметили её, и она показалась им подозрительной. Летучая мышь повисла в воздухе прямо над ней, и воин Вегмийи вскинул зубчатый жезл в угрожающем жесте. Кесса испуганно мотнула головой и бросила взгляд в сторону – там среди межевых камней и покосившихся растений извивалась узкая тропка. Она вела на север.

Когда дырявый полог тёмно-зелёной ботвы разомкнулся над Речницей, она встала как вкопаная, завороженно глядя на бесконечную красновато-золотую пустошь. Только жёлтые камни и красная глина – повсюду, от узкой кромки орошаемых полей до горизонта, побелевшего от жары… ни единого зелёного пятна к северу от узкой, пустынной, но тем не менее вымощенной булыжником тропы. Зной, застывший воздух и крошечные чёрные точки в белесом небе… Солнце торжествующе пылало в полушаге от зенита, и Кессе казалось, что небосвод сейчас потечёт расплавленным серебром. Она надвинула шляпу на глаза, опасливо оглянулась на поля – шум далёкой драки был ещё слышен ей – и пошла на восток, сквозь сапоги чувствуя, как раскалились на солнцепёке камни. Разуться она уже боялась.

После полудня Речница остановилась на привал, скорчившись в тени ограды, слепленной из глины и булыжников. Изгородь протянулась вдоль полей, защищая их от раскалённого ветра и пыли. Кесса углядела большой обломок чего-то жёлтого и блестящего, брошенный под стеной, села на него, как на скамью, задумчиво посмотрела на кривой, как будто обкусанный, край – и изумлённо мигнула. Она сидела на куске панциря огромного огнистого червя… а другой кусок, валявшийся у дороги, был, очевидно, поилкой для скота.

Речница грызла твёрдые «верёвки», скрученные из высушенного фамса. Такую еду следовало жевать медленно и вдумчиво. Краем глаза Кесса смотрела на Зеркало. Оно то вспыхивало, то наливалось чернотой, как будто по ту сторону стекла бушевала гроза, и вспышки молний отражались в нём. Больше Речница не видела ничего.

Из-за желтоватых скал, тающих в полуденном мареве, послышался негромкий вой, а потом – хруст и сердитое шипение. В тени камней шевелилось что-то тёмное. Кесса выбралась из-под стены и осторожно подошла на несколько шагов. На неё недовольно сверкнул глазами притаившийся под скалой Войкс. В лапах он держал что-то, похожее на лапу гигантского насекомого. Завершалась она обломком серпа. Серый падальщик зубами и острым камнем пытался разбить панцирь, но хитин был слишком прочным. Войкс снова покосился на Речницу, выронил добычу и громко зашипел, дыбом поднимая отравленные волоски-шипы на плечах. Кесса попятилась, не сводя с него глаз. Ядовитый падальщик шипел, пока она не вернулась на тропу, а потом подобрал лапу мёртвого демона и уволок за скалу. Речница поёжилась и прибавила шагу – есть рядом с Войксом ей не хотелось.

Шум на юге утих, и Кесса слышала только отдалённый стук мотыг о спёкшуюся от жары почву, да короткие возгласы погонщиков, направляющих караван. Справа, за стеной, желтели соломенные крыши – приземистые хижины поселенцев, слепленные из той же глины пополам с сухой травой, закрывали собой поля от пустынного ветра. «Не жутко тут жителям? Пустыня рядом…» – подумала Речница, снова забираясь в тень стены и вытирая пот со лба. Жёлтая бахрома на её повязке уже потемнела и слиплась. До вечера было ещё очень далеко, и зной набирал силу, и каждый камень струился жаром.

Ничего живого, кроме полуденников, не было вокруг – и когда на севере, на выжженном глиняном «блюде», где высохли и скукожились даже самые живучие лишайники, шевельнулось что-то тёмное, Кесса вздрогнула и повернулась туда всем телом.

– Хаэй! – неуверенно крикнула она, сдвинула шляпу, упавшую на глаза, и протёрла их. Тёмное пятно чернело в стороне от тропы. Оно не шевелилось – это воздух дрожал над ним, поднимаясь к раскалённому небу.

Тому, кто лежал на горячей земле, Кесса уже ничем не могла помочь. Она с ужасом смотрела на потемневшую, словно обугленную, кожу на костлявых руках и сухие бесцветные волосы, присыпанные красной пылью. Мертвец лежал вниз лицом, яркая, хоть и припылившаяся, одежда, собравшаяся в складки на чересчур худом теле, трепетала на ветру. Кесса пригляделась к ней, изумлённо мигнула и потрогала пальцем. Плотная, цельнотянутая, а не сотканная из волокон плёнка тихо скрипнула. Это был скирлин, столь же прочный, как сарматские скафандры, и ненамного более тонкий. Речница опустилась на землю и просунула руки под плечи мертвеца. Тело тяжело перевернулось на бок, потом упало на спину, нелепо взмахнув тонкой рукой. Кто бы ни был этот несчастный, на нём была одежда, какой никто из людей Орина не носил уже пять тысячелетий, – плотный комбинезон из скирлина, со множеством карманов и ярких фриловых клёпок…

– Кем ты был? – еле слышно спросила Кесса, склоняясь над умершим. Лицо его, сухое и сморщенное, казалось ей жутким. По счастью, глаза были закрыты, и Речнице не пришлось в них заглядывать.

– Ты жил очень давно? – прошептала Кесса, подавляя дрожь и ощупывая карманы мертвеца. В одном из них было что-то твёрдое. Речница поддела предмет пальцем и вытянула наружу. Он осыпался на землю хрупкими осколками и россыпью мельчайших деталей.

– Ты… ты из Тлаканты… из древнего мира, – тихо выдохнула Речница, прикасаясь к бесцветным волосам. – И ты… ты умер не пять тысяч лет назад, нет… не во время взрыва. Как же ты попал сюда…

Мертвец не мог ничего ей ответить. В серебряном небе парили полуденники, но даже им не показался съедобным этот высушенный труп.

– Хаэ-э-эй! Сюда! – крикнула Речница, повернувшись лицом к северной изгороди. – Помогите!

Никто не отозвался, только ветер, налетевший с реки, бросил Кессе в лицо горсть красной пыли. Речница вытерла глаза и выпрямилась.

– Кто ты, не знаю, но ты не останешься лежать тут, как падаль! – сердито прошептала она и рывком подняла высохшее тело с земли. Оно безвольно мотнулось в её руках и накрыло её, так, что Речнице показалось, будто мертвец пытается схватить её. Она с трудом закинула тело на плечо – оно повисло, волоча руки по земле и цепляясь за сапоги Речницы. И оно было вовсе не таким лёгким, как показалось ей сначала…

Когда Кесса доволокла мертвеца до ограды, она уже жалела, что не разделила тело на части и не сложила в куль. Так тащить его было бы не в пример удобнее…

– Хаэ-эй! – крикнула она, перекинув тело через ограду и переползая следом. Никто не ответил. Она стояла на твёрдой, как камень, красной глине маленького двора, окружённого глинобитными сараями. Хозяйский дом от них отличался мало – только чёрными узорами, тщательно выведенными на белёной, но припылившейся стене. Дверная завеса была опущена и придавлена камнями – не от незваных гостей, а от пыли и мусора, которыми ветер щедро осыпал хижины. У стены лежали вороха сухих стеблей, прикрытые драной циновкой.

Кесса откинула завесу и заглянула в прохладный мрак – окон у дома не было. Никто не вышел на стук и оклики – все поселенцы, оставив родные дома, копали земляные клубни на южных полях.

«Надеюсь, на меня не рассердятся…» – Речница стащила в кучу все сухие стебли и бросила в пыль у стены два золотых зилана. «Он так высох… может, получится его сжечь?»

– Вот твой погребальный костёр, странник, – вздохнула Кесса, обкладывая неподвижное тело сухой травой. – И да будет лёгким путь в Кигээл… Айю-куэйя!

Кольцо ослепительного золотого света на миг вспыхнуло вокруг Речницы и погасло, и пламя взревело, пожирая сухие стебли. Скирлин вздулся пузырями и начал расползаться, тело скорчилось и провалилось под груду пылающих дров. Налетевший ветер разметал искры, заставив Кессу отступить от огня. Она закашлялась, вытирая слезящиеся глаза. Смутная тень мелькнула в Зеркале Призраков – и тут же пропала.

Огонь быстро погас – стебли так высохли, что мгновенно осыпались пеплом, и пламени нечем было питаться. Кесса смотрела на груду золы и не могла заставить себя разворошить её. «Если он не сгорел, пусть кости лежат тут,» – решила она, быстро и тихо перебираясь через стену обратно на дорогу. «Знать бы хоть его имя…»

Не успела Речница пройти и двадцати шагов, как в глазах у неё потемнело, и невидимая рука до боли сдавила сердце. Кесса схватилась за горло – дышать было нечем, кровь барабанила в ушах гулко, как молот о наковальню. «Горелый скирлин…» – запоздало спохватилась она. «Зачем я его нюхала?!»

Она дрожащей рукой открыла склянку с зелёным маслом и глубоко вдохнула, унимая жжение в носу и горле. Мрак медленно отступил, оставив красные круги перед глазами. В груди ныло, ноги подкашивались. Кесса помотала головой, спрятала склянку и подобрала шляпу, оброненную на дорогу. «Пройду ещё немного и сделаю привал. Надо прилечь, раз такое дело,» – вздохнула Речница. Ей было досадно. Так глупо отравиться дымом…

«Слишком глупая, чтобы жить…» – мысль, мелькнувшая в голове, была странной и даже жуткой. Речница вздрогнула и огляделась – она точно подумала это, а не услышала?

«Скоро вечер, а там и ночь. Интересно, далеко ещё до Джэйкето?» – вгляделась она в горизонт. Там было то же, что и здесь – бесконечная лента пыльной дороги, безжизненная красная пустошь с одной стороны, покинутые дома и засыхающие огороды – с другой. «Это точно дорога на Джэйкето?» – Кесса прищурилась, выглядывая, где солнце. Дело шло к вечеру, белый диск светил ей в затылок. Она определённо шла на восток… но где тогда город?

«Ничего нет. Только пустыня,» – промелькнуло в голове. «Здесь нет живых. Скоро не будет совсем.»

Кесса обернулась. Никого позади не было. Все звуки затихли, даже на юге уже не стучали мотыгами и не шуршали ботвой.

– Хаэй! – Речница сложила руки воронкой и крикнула так громко, как только могла. Что-то дёрнулось у её ног… что-то тёмно-серое, скрытое в её тени.

«Здесь никого нет. Никто не поможет,» – новая мысль обожгла Кессу мертвящим холодом. Она замотала головой. «Что за пакость лезет на ум?!» – растерянно подумала она. «Мне ни к чему помогать, и бояться мне нечего! Надо идти, так я за неделю в Джэйкето не попаду…»

Она сделала ещё десяток шагов и остановилась, хватая ртом воздух. Что-то холодное скользнуло по шее. Кесса шарахнулась, ощупывая горло. Ничего, кроме шнурка от Зеркала, на шее не было. Речница быстро повернулась вокруг своей оси – и уткнулась взглядом в серый силуэт, похожий на вставшую на ноги тень. За тёмным покровом светились белые глаза – прорези в темноте, без радужки и без зрачков.