Текст книги "Долгое лето (СИ)"

Автор книги: Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)

Когда склон стал пологим, а кустарниковые дебри отступили, вытесненные хвощевым лесом и его серебристой травой, Гелин остановился на краю широкой террасы, и путники ненадолго спешились, чтобы размять ноги. Внизу колыхалось свинцово-серое море, озаряемое синими сполохами. Низкие тучи улеглись на кронах гигантских папоротников, и Фрисс впервые увидел их сверху – он был сейчас над папоротниками и над грозовыми облаками. Он смотрел на бушующее «озеро» под ногами, тщетно разыскивая просветы в тучах, и думал о воде. Немало её, должно быть, проливается сейчас там, в долине…

– Полуденный ливень, – криво ухмыльнулся Нецис, остановившись рядом с Речником. – Нам легко будет затеряться там, Фрисс. В затопленном межгорье никто не найдёт следов. А людей там давно нет.

Речник покосился на него, но не спросил ни о чём.

На обочине древней дороги, едва заметной под пёстрым лишайником, лежал огромный валун – округлый, отчасти погружённый в землю, очень похожий на свернувшегося клубком зверя. На каменных боках были высечены круглые выпуклые глаза – сотни глаз с круглыми и вертикальными зрачками, больших и маленьких.

– Хвала могучей Этуген, держащей на себе мир, – прошептал Речник, склонив голову. – Да будет твой сон мирным…

На камне Этуген не было ни пятнышка лишайника, ни волокна мха. Но не было рядом и жертвенных чаш, и никто не сложил к валуну подношения. Фрисс долго смотрел на тысячеглазое бесформенное изваяние и вспоминал другого духа со множеством глаз… хотел бы он сейчас встретиться с хранителем «Идис»! Даже раскалённый и лучистый хранитель сарматской станции показался бы ему сейчас родным…

Далеко внизу, под пологом туч, уже не изливающихся дождём, но по-прежнему тёмных и хмурых, Речник Фрисс рубил и стаскивал в кучу мокрые ветки папоротника. С каждого дерева бежали ручьи, дорогу залило, в лужах копошились не то червяки, не то ящерицы, и какая-то лиана мерно раскачивалась на ветвях, широко раскинув лепестки красно-чёрных цветов. Перистые змеи не решались покинуть дупла, только провожали Речника недобрыми взглядами – видно, следующий дождь был не за горами.

– Нецис! – окликнул Фриссгейн Некроманта, сваливая папоротник на дорогу. Тут же сверху плюхнулся Алсаг и начал вылизывать плечо, блестящее от медузьей слизи. Гелин недовольно фыркнул и спихнул кота в лужу, прежде чем лечь на ветки самому. Он еле поместился на настиле, ушедшем под его тяжестью в дорожную грязь.

– Та-а… Фрисс, мне кажется, на лучший костёр мы можем не рассчитывать, – вздохнул чародей, кивая на творение своих рук – дымящийся ворох мокрых обрубков хвоща. Они больше чадили, чем горели, но Речник обрадовался огню.

– Алсаг! – позвал он Хинкассу. Та настороженно подошла к костру, громко чихнула и примостилась на краешке сухого камня, с которого только что поднялся Некромант. Фрисс покачал головой и накрыл кота своим плащом, присаживаясь рядом.

– Смотри, Фрисс, – маг показал Речнику пригоршню чёрных камешков. – Это базальт из Зорких Гор. Он прочный, но к утру, думаю, удастся его растолочь. Этого хватит на много зелья…

– Ты великий алхимик, – вздохнул Фрисс, – если в такую погоду и после такой дороги ещё думаешь о зельях. Ложись лучше спать. Все мы устали, а что будет завтра – даже загадывать не хочу. Здесь плохая вода – и её слишком много. Сегодня мы ехали – а завтра, Река моя Праматерь, не пришлось бы нам плыть…

Нецис сосредоточенно разглядывал осколки базальта и на Фрисса не смотрел.

– Я постою на страже, – негромко отозвался он. – Отдыхайте. Ваш сон не потревожат. Ночные дожди здесь редки.

Сверху шмякнулась большая медуза, стекла по плечу Речника и уплыла куда-то в болото. Фрисс поморщился и посмотрел, приложив ладонь ко лбу, вперёд – в темноту, быстро сгустившуюся над затопленной и заросшей мхом дорогой. Впереди склонялись полуутонувшие папоротники, чахлые и кривые, вздувались буграми стволы и корявые ветви Самуны, плавали в чёрной воде облетевшие лепестки Гхольмы, пустившей корни прямо в плиты мостовой. Болото подступало к дороге вплотную, и из темноты доносилось гулкое булькание пузырника – растение не отличало день от ночи и не умело молчать.

– На дороге вырос мох, – покачал головой Речник, направляя в темноту луч церита-фонарика. Кроме мха, он увидел на древней мостовой пузатые «бочонки» пузырника, перепахавший дорогу корень Самуны, облепленный мелкими папоротниками, и здоровенного дикого кота с багровой шерстью и сложенными за спиной крыльями. Кот, сверкнув глазами, молча сгинул во мраке.

– И не только мох, – пробормотал Фрисс, убирая светильник. – Нецис! Ты видел когда-нибудь, как по этой дороге идёт караван? Вот мне было бы интересно на это посмотреть…

Нецис поднял голову и криво ухмыльнулся, ссыпая камешки в карман.

– Здесь двадцать два века не ходят караваны, – отозвался он. – Здесь, в межгорье, три дороги. Караваны ходят по двум другим. Сюда, на тропу Нирн а-Тхэннуал, спускаются те, кто хочет укрыться. Это путь на Тешамген, Фрисс. С тех пор, как Тешамген пал, эта тропа заброшена.

«Ещё один город мертвяков…» – Речник тяжело вздохнул. «Но хоть бы они за дорогой следили! Не проснуться бы ночью по шею в трясине…»

И всё-таки под замшелыми плитами мостовой была высокая насыпь. Фрисс не верил в неё, пока пробирался по папоротниковым чащам и прорубался сквозь заросли сырой менессы, но тут он убедился – насыпь всё-таки была. А вот теперь она закончилась.

Впереди, поглотив и менессу, и переплетённую поросль пурпурного холга, медленно колыхалось чёрное озеро. Ряска уже всплыла на его поверхность, белые волокнистые «тарелки» плавучих грибов распластались среди верхушек утопленного мха, папоротники накренились, и листья их поникли. Только могучие Самуны, как скалы, возвышались над бескрайним болотом, и птицы со всей округи галдели в их ветвях. Трескучие стрекозы и пузатые фамсы сновали над водой, гоняясь за мошками. Фрисс смотрел в чёрную воду и не видел дна. «Вода и грязь… грязь до самых корней земли,» – растерянно думал он. Тут было настоящее живое озеро, не морок из слизи и папоротникового сока, и Речник слышал, как под зыбкой гладью движутся мощные течения… но дна у него не было.

Мощёная дорога обрывалась над водой. Её плиты были расколоты и медленно, год за годом, сползали с насыпи, сейчас её подмыло, и Гелин не подходил близко к краю. Прямо под дорогой начинался омут.

– Этого я и боялся, – Нецис нахохлился и спрятал руки в рукава, как будто в удушливом жарком тумане его пронзил озноб. – Имгвуэйна вышла из берегов. Нам надо как-то пересечь её, Фрисс. Другой дороги тут нет. Я попробую призвать хищный туман, но не уверен, что он сможет тебя нести… хотя, если тут найдётся несколько черепов, то можно будет…

– Нецис, погоди созывать мертвяков, – поморщился Речник. – Если бы вон с той Самуны оторвать пару листьев и кусок коры… Можешь забраться на дерево и срезать тот лист? Я поищу, из чего сделать шест…

Округлый плот, обшитый кожистыми листьями, бесшумно скользил по чёрной воде, разгоняя ряску и белесый мох. Невидимое, не слишком сильное, но уверенное течение несло его, как рыба, на спине. Фрисс с шестом в руках стоял на слегка заострённом «носу», нащупывал под водой корни Самуны и затопленные коряги, смотрел на далёкие деревья – их кроны смыкались над озером, погружая его в зыбкую тень – и вспоминал, куда и зачем он отправился… и как давно это было. Пурпурный Лес странно влиял на память – иногда Фриссу казалось, что он вошёл сюда вечность назад.

Он проснулся от судороги, пробежавшей по телу, и ледяного дуновения, распахнул глаза и попытался вскочить, но край плота ускользнул из-под ног, и Речник наступил в холодную воду. Он лежал на спине, головой на коленях Нециса, и над ним неровно мерцал зелёными искрами медальон-звезда. Впереди – за носом плота, за странной тварью из серо-жёлтых костей, устроившейся у воды – быстро тонули и расплывались мутной слизью огромные чёрно-жёлтые цветы, похожие на распахнутые пасти. Зелёные искры дрожали на их разлагающихся останках.

– Тише, Фрисс, – Некромант прикрыл медальон ладонью. – Мы заплыли в заросли Х’тарр Кси. Обычная напасть озёр, которые некому чистить… Они больше не нападут. Спи спокойно.

– Что у нас на носу? – пробормотал Речник, скосив глаз. Ему не привиделось – на плоту действительно сидел костяной голем – тело из черепа, множество когтей, пара лап, крепко сжимающих шест. Мертвяк вёл плот по озеру, ловко отталкиваясь от невидимого дна.

– Тхэйга… Ты когда успел её сделать? – спросил Фрисс и зевнул. Усталость была сильнее любопытства.

– Это недолго, Фрисс, – Некромант усмехнулся краем рта. – Ничего странного не происходит. Спи…

Два десятка шагов они прошлёпали в воде – сперва по колено, потом по щиколотку. Плот остался на краю затопленной насыпи – дальше было не проплыть. Фрисс думал даже, не взять ли его с собой, но потом потряс головой, отгоняя болотный морок, и решительно взобрался на обломок неразмытой мостовой и протянул руку Нецису. Некромант выбрался из озера и по-кошачьи встряхнулся.

– Гостеприимная гавань Тешамген, – пробормотал он с блуждающей улыбкой. – Фрисс, скажи, я ещё отличаюсь от умертвия?

– Ещё как отличаешься, – заверил Речник, вытряхивая из волос кладку фамсовой икры, живую стрекозу и клочья тины. Во всех карманах что-то шевелилось, в некоторых – шипело или квакало. Сняв сапог, полный воды, и отпустив на волю Водяное Око, случайно в него заплывшее, Фрисс помахал озеру на прощание и отвернулся.

– Это город? – неуверенно спросил он, глядя на груды чёрных валунов, щебня, поросшего талхисом, гигантскую Самуну, опутавшую корнями то, что было когда-то надвратной башней… За остатками крепостных стен, теперь больше похожими на скальную осыпь, возносились к тучам сизые кроны Самун, огненно-яркие Гхольмы, перистые папоротники. Зданий видно не было.

– Аххсса… Давно его не расчищали, – покачал головой Нецис, осторожно пробираясь к воротам – узкому проёму между мощными корнями Самуны. Услышав его приближение, стая летучих рыб зашумела в ветвях, перебираясь повыше, самые робкие облетели дерево по кругу, угрожающе раздуваясь и трепеща плавниками. Фрисс привычным жестом потянулся за камнем для пращи, но опомнился и выпрямился.

– Ину, – тихо сказал он, кивнув Алсагу, и пошёл к воротам.

– Мррря… – откликнулся хесский кот, лизнул лапу и поплёлся следом. Похоже, за три дня в облике летучей мыши он забыл, как ходить на четырёх ногах. Речнику порой казалось, что Алсаг в своих лапах путается.

– В Тиалгикисе была такая площадь за воротами, – заметил Фрисс, выбираясь из щели меж корней и оглядываясь. Вторая стена города была ничуть не целее первой. Все длинные дома из чёрного камня, когда-то стоявшие здесь, лежали теперь горами булыжников и обрастали мхом. Талхис мягким ковром укрывал мостовую. Что-то похрустывало под ним, и Речник старался не смотреть под ноги.

– Хорошо тут Некромантам, верно? – хмыкнул он, тронув Нециса за плечо, и указал на рассыпающегося от древности ицколотля. Костяной скорпион, содрогаясь всем замшелым догнивающим телом, карабкался по завалам. Его жало было расколото, из щелей брони торчала трава. На всякий случай Фрисс выставил вперёд руку с кольцом, но к мечам даже не притронулся.

– Хм? Прости, Фрисс, я задумался, – вяло откликнулся Некромант и небрежно махнул рукой. Ицколотль замер, не успев опустить конечность на камень, медленно развернулся и пополз прочь.

– Тут, на мой взгляд, довольно грустно, – вздохнул маг, сдирая с проёма ворот хищную лиану. – Даже умертвия не любят Тешамген. И мы тут не задержимся.

Фрисс выбрался из очередного пролома, свободного от кусачих растений, вдохнул жаркий сырой воздух и поёжился, как от холода. Здесь в самом деле было грустно… точнее, тоскливо, холодно и одиноко, как на развалинах Старого Города. Здесь было много смертей – Речник видел кости на мостовой и не хотел вглядываться, чтобы не различить ещё и потёки крови… и, кажется, ничего, кроме смерти, здесь не было никогда. Ни великой славы, ни могущества Тлаканты, ни военной доблести, ни кропотливой работы, ни торговли, ни веселья, ни мирного сна… Город сочился смертью и тоской, и Речник ещё раз вздрогнул и наклонился, чтобы потрепать Алсага по загривку. Он очень хотел дотронуться до чего-нибудь живого.

– Фрисс? – Некромант нетерпеливо смотрел на него из-за угла. – Что случилось?

– Ничего, – ответил Речник и поёжился. – Тут, и правда, невесело. Куда идём?

– Насквозь, к восточным воротам, – Нецис опустил взгляд. – Не отходи далеко, Фрисс, и не удивляйся ничему. Тут и в лучшие времена никто жить не хотел.

Здесь, вдоль стены, и дальше, к центру, было когда-то много домов – но довольно странных. Длинные каменные платформы высотой по плечо Фриссу выстроились одна к другой, разделённые узкими переулками. Сейчас на них рос мох, топорщились мелкие папоротники, и деревца пускали корни в проёмы для свай. Среди платформ, ряд за рядом протянувшихся к горизонту, изредка виднелись округлые башни, обвитые зачем-то узкими лестницами. Кладку башен едва можно было рассмотреть из-под густой сети лиан. В зарослях на ближайшей платформе ворочался костяной голем-многоножка – не то зацепился и застрял, не то устраивался в гнезде. В окне башни сверкнули глазницы, залитые зелёным огнём, наружу высунулась костлявая рука – и тут же мертвяк шарахнулся прочь.

– Куда делись дома? – Фриссу невмоготу было молчать, он сам начинал казаться себе нежитью. Нецис посмотрел на него косо – вопрос отвлёк его от размышлений.

– Были построены из тростника, давно сгнили, – нехотя ответил он.

– Здесь нет камня, чтобы строить? – слегка удивился Речник и поднял взгляд на туманные очертания восточных гор. Хребет, утопающий в облаках, был уже близко, ещё немного – и Фриссу придётся карабкаться вверх по извилистым тропам… если, конечно, его не сожрут в этом логове мертвецов…

– Камень есть, – Нецис остановился, носком сапога отодвинул к стене горку костей и посмотрел на Речника. – Это «чистые кварталы», только для приезжих. Каждый год всё, что тут построено, очищали огнём. Иначе – разливы Квайи и гнилые болезни.

– Бездна… – Фрисса передёрнуло. – А как же местные? И… откуда сочилось столько дряни? У вас тут что, генераторы мертвечины?

– Си-меннэль… почти так, Фрисс, – Некромант странно усмехнулся. – Это город, где сжигали умерших. Тут – все курганы сожжений, все, что выросли за века. Только это в Тешамгене и делали. Это город, построенный для мёртвых. Запасы Квайи для всей страны. А местные… тут жили странные люди, Фрисс. Мне иногда жаль, что ни с кем из них я не могу поговорить. За «чистыми кварталами» – Город Ритуала. Хорошо бы нам пересечь его до заката…

– Мрря… – согласно откликнулся Алсаг и прижался к Речнику. Хинкассе город не нравился.

За рядами опустевших фундаментов начинался лес. Так показалось Фриссу, когда он поднял взгляд от мха на мостовой. Деревья вошли в город, разворотили мостовую и переплелись ветвями, и гигантские мхи скрылись в их тени. Гхольмы, рыжие, красные и золотистые, засыпали пурпурный мох лепестками, зеленели на низких ветвях округлые мелкие плоды Чинпы, и не меньше плодов валялось под ногами, и летучие мыши, перепутав день и ночь, объедались на дереве и только лениво косились на прохожих, шевеля ушами. Жалкие остатки улиц терялись в моховых дебрях. То и дело приходилось пригибаться, проползая под жёсткими побегами холга, сросшимися воедино.

– Умм… Мыши знают, что съедобно, – пробормотал Нецис, раскусив плод Чинпы и выплюнув семена на ладонь. – Ешь, Фрисс. В припасах одна солонина, лепёшки засохли… Ешь Чинпу. Пробовал когда-нибудь?

– У нас не растёт, – отозвался Речник, осторожно откусывая от крупной ягоды. Чинпа была куда слаще и сочнее, чем казалось на вид. Фрисс даже предложил очищенный плод Алсагу, но кот презрительно фыркнул.

– С собой надо набрать, – подумал вслух Речник, ссыпая плоды в пустой тюк из-под припасов. – Вечером доедим. Нецис! А ещё что-нибудь есть можно?

Некромант не ответил, только поднял руку, призывая к молчанию. Он отложил недоеденный плод, прикрыл глаза и вдохнул полной грудью, а потом часто засопел, будто принюхиваясь к чему-то.

«Что?!» – Фрисс выхватил мечи и завертел головой, высматривая угрозу.

«Аххсса… Мы в этом городе не одни, Фрисс. Тут есть ещё живые,» – с явным удивлением ответил Нецис, перестав принюхиваться. «Мало того… это Некроманты.»

– Уф-ф… Нецис, хватит уже пугать! – рассердился Речник и затолкал мечи обратно в ножны. – Кому ещё и бродить по этим развалинам… Зайдём к ним в гости?

– Непременно, – прошептал Нецис и смущённо улыбнулся. – Это необычайно интересно, Фрисс… несколько магов, и нежить с ними. Я слышал раньше о таких отрядах, но сам не встречался… как-то не пересекались. Они раскапывают древние города, чтобы узнать о прошлом. Это очень почётно… и очень опасно.

– Некроманты-изыскатели! – хмыкнул Речник. – Почти как ты, Нецис… Где они?

– Сейчас найдём, – колдун вытянул руку перед собой и сделал странный загребающий жест, а потом выкинул семена Чинпы под куст и пошёл дальше по тропе. Фрисс переглянулся с Алсагом и направился за чародеем.

Лес поредел и расступился задолго до первых домов. Их окружала голая площадь, только мох осмеливался расти в трещинах камней. На площади стояли длинные невысокие здания из чёрного камня, под чёрной черепицей, почти не тронутой временем. Это были скорее не дома, а навесы… в проёмах меж колоннами, поддерживающими крышу, что-то возилось и сверкало глазками. Некоторые здания рухнули и валялись грудой камня, некоторые сплавились в огромный ком от страшного жара, обломки иных валялись по всей площади. На её краю, почтительно склонив лысую голову, стоял скелет в тёмно-буром балахоне по колено. На груди был аккуратно вышит склонённый стебель тростника.

«Это их Квайет,» – оглянувшись на Фрисса, пояснил Нецис. «Значит, они из Тиалгикиса… Слышишь?»

Откуда-то из-за каменных навесов, из-за угрюмых ступенчатых башен, по углам украшенных резными мраморными черепами, доносился гудящий звук, изредка сменяющийся дребезжанием. Как будто жужжала огромная пчела, больше даже тех, красных и мохнатых, что роем кружили над каждой Гхольмой.

«Флейта-гзеними,» – усмехнулся маг. «И то… время обеда, в такую жару даже нежить ленится. Идём, Фрисс. Тут недалеко.»

Скелет в балахоне молча вёл их по запутанным проходам между навесами и башнями, останавливаясь, если они мешкали. Флейта гудела всё громче, и Фрисс уловил в воздухе запах дыма, горелых лепёшек и печёных фруктов. За покосившимся навесом показался край зелёного полога, сооружённого из широких листьев Самуны. На платформе, оставшейся от полуразрушенного здания, среди обломков колонн, стояла большая хижина, а рядом, вокруг нещадно дымящего очага, устроенного в груде каменных плит, собрались люди. Раздался недовольный окрик, и флейта смолкла. Нецис кивнул мертвяку на хижину, и тот послушно подошёл к костру, к десятку таких же Квайет, столпившихся у огня.

– Куурмейа! – сердитый голос принадлежал человеку, только что выбравшемуся из переулка и усевшемуся на плиту у очага. – Ты уснул?!

Второй, сидевший со странной двойной флейтой на краю бывшего фундамента, растерянно вскрикнул и спрыгнул к костру, обугленным шестом разгребая золу. Поднялся дым, недовольных голосов стало больше. Из маленькой толпы скелетов выбрался, пожимая плечами, ещё один живой и остановился у огня, скрестив руки на груди.

– Чтоб тебе всю жизнь личинок ловить, – с тоской выдохнул он. – Куурмейа, ты хочешь уморить нас голодом? Что у тебя сгорело на этот раз?

– Нейнор, не злись, – потупился флейтист, поддевая шестом что-то в золе и выкидывая на большое блюдо. – Я вам Чинпы набрал… и вот, ещё принёс многоножек…

– Опять шатался по городу?! – тот, кто сидел у очага, медленно поднялся на ноги. – Совсем жить надоело?!

– Только по роще, – Куурмейа втянул голову в плечи. – Там цветёт Гхольма… я собирал лепестки. Ты сам говоришь, Глайен, что на раскопе я пока не нужен.

– Но в отряде ты нужен живым, – поморщился Глайен и махнул рукой, опускаясь обратно на камень. – Нейнор, я ничего не могу поделать. Ты его здесь заменишь, а он тебя там – нет. Та-а! Квелгин, ты где?! Куурмейа, раздавай свои горелые лепёшки. Откуда ты взял гзеними? Я же просил Квелгина убрать её подальше…

– Пахнет печёной Чинпой, – за углом громко засопели. – Куурмейа, сходи-ка вечером к воротам. Фамсы летают стаями, а мы давимся солониной…

– Квелгин! – Глайен, поправив налобную повязку с птичьим черепом, снова поднялся с камня.

Из-за поворота, тихо цокая костяными лапами по мостовой, выполз огромный ёж. Его морда – клыкастый череп какого-то большого зверя – была слегка прикрыта багровой чешуёй, крупные пластины брони покрывали тело, по спине проходила гладкая панцирная дорожка, а по бокам покачивались длинные – с локоть – алые иглы. Они медленно втягивались под расходящиеся пластины панциря. На спине ежа стоял воин в странной броне из костей и чешуи. Шлем – маску дикого кота – он снял и держал в руке. Рядом, поджав ноги, сидел ещё один живой – одетый, так же, как и весь отряд, в чёрное, с яркими перьями в тёмных волосах.

– Еда! – Нейнор подошёл к костяному ежу и постучал пальцем по его черепу. – Надо было брать две тхэйги. Наш склад припасов копает и ворочает камни, а мы едим пепел и угли. Шинкайоцин! Ты не знаешь, как и с чем едят нерадивых поваров?

Воин в костяной броне покосился на него, но промолчал. По его тихой команде костяной ёж лёг на мостовую, втянув иглы до упора. В боку голема открылись дверцы. Куурмейа уже рылся там, доставая свёртки и фляжки.

– Нейнор! Не злись так, у нас есть еда! – Куурмейа на мгновение приложил руку к груди. – Вот, и вот… Солонина, и лепёшки, и печёная Чинпа… вот нийоматла! Глайен, держи фляжку…

– Фамсы стаями летают… – мечтательно вздохнул Квелгин, поставив блюдо на плиту рядом с собой, и стряхнул с лепёшек пепел. – Шинкайоцин, ведь наверняка в озере есть рыба! Сходим вечером, проверим?

Воин между тем стоял неподвижно, положив ладонь на череп костяного ежа. Фрисс не сразу понял, что смотрят оба на пришельцев – на красную броню Речника и песчаную шерсть Хинкассы, в чёрно-серых развалинах заметные, как на ладони.

– Ман шикитта! – негромкий возглас утонул в щёлканьи и шелесте расправляющихся костяных игл. Голем перемахнул через костёр и остановился между отрядом и чужаками, пригнув голову к земле.

– Та-а! – Нецис показал живым и нежити пустые ладони. – Ман шиккауа!

Голем странно всхрюкнул, воин щёлкнул языком. Иглы поднялись дыбом и очень медленно начали втягиваться. Фрисс встал рядом с Некромантом, стараясь выглядеть дружелюбным.

– Кто вы? – спросил воин, жестом оттесняя голема к стене. За его спиной расступалась нежить, опуская дубины. Глайен поправил повязку на лбу и подошёл к воину, расправляя плечи.

– Ксатот ил тэнэх! – Нецис кивнул, опуская руки. – Моё имя – Нецис Изгнанный. У нас только мирные намерения. Найдётся для нас место у вашего костра?

– Ксатот ил ти’инх, Илриэн, – ответил Глайен, скользнув равнодушным взглядом по Фриссу и Алсагу. – Да, место найдётся. С припасами хуже. Куурмейа!

– Не надо, – поднял руку Некромант. – У нас еда есть. Правда, она не лучше вашей…

Фрисс с тарелкой устроился на камне у очага, рядом с сосредоточенно жующим Нейнором. Молодой Некромант сидел боком к предводителю отряда, который сейчас беседовал с Нецисом, но если бы у него были кошачьи уши – они сейчас стояли бы торчком. Да и Фрисс старался слушать, о чём говорят чародеи. Алсаг у его ног догрызал кусок солонины, неприязненно косился на костяного ежа и уклонялся от попыток Куурмейа погладить его по загривку.

– Гладь по бокам, если хочешь, – тихо сказал Фрисс, опасаясь, как бы Алсаг не укусил Некроманта – вид у кота уже был сердитый. – Голову не трогай. Его это злит.

– Что-то на меня все злятся… – вздохнул Куурмейа, осторожно дотрагиваясь до бока Хинкассы. – Хорошее существо… мирное существо…

Костяной ёж неподвижно лежал в пяти шагах от Речника – только мерцающие зрачки скользили в глазницах, наблюдая за всем и замечая всё. Рядом, на горячем от солнца обломке стены, сидел Шинкайоцин. Тарелка его уже опустела, и он задумчиво жевал тонкий полый стебель какой-то травы. Стебли эти, как успел заметить Речник, были у него при себе – в сосуде из обрубка тростника, и внутри них темнела непонятная густая смола.

– Издалека? – спросил Нерси, уловив взгляд Фрисса, и сам хмуро посмотрел на него.

– Из самой дальней дали, – вздохнул Речник. – С севера.

– Его охраняешь? – Нерси кивнул на Нециса.

– Нет, просто идём вместе, – покачал головой Фрисс. – Ты сам сделал этого голема? Как такие называются?

– Уицти, – ответил боевой маг и отрицательно качнул головой. – Я только веду его. Нецис, наверное, умеет делать. Учишься у него?

– Нет дара, – вздохнул Речник. – Совсем нет. Скажи, Шинкайоцин… если вы сюда пришли из Тиалгикиса – как вы через озеро переправлялись?

Нерси странно усмехнулся, пристально глядя на чужеземца.

– Их, – кивнул он на Глайена, – привёз сюда рэйлинг. А я из озёрных людей, мне плыть недалеко. Так вы с ним не на рэйлинге прилетели?..

Нейнор, отставив пустую тарелку, огляделся по сторонам и сердито посмотрел на Куурмейа. Тот устроился рядом с хесским котом и перебирал его шерсть, ничего не замечая вокруг.

– Пойду спать, – сказал Нейнор, слезая с камня. – Нужен буду – разбудите.

– Копать сегодня, я так вижу, мы не соберёмся, – вздохнул Квелгин, взбираясь на платформу, к хижине. – Тогда – до завтра. Шинкайоцин, загонишь нежить, или мне загнать?

– Загоняй, – пожал плечами боевой маг.

Куурмейа, вздрогнув, поднялся с мостовой и пошёл подбирать пустые тарелки. На освободившийся камень, чуть не отдавив задремавшему Алсагу хвост, уселся Глайен. Фрисс подвинулся, освобождая место для Нециса.

– Стало быть, его звали Эль-Шиэн? – задумчиво сказал Глайен, глядя на красноватый обломок кости, лежащий на его ладони. – Да, пожалуй, это возможно… В перечне такое имя есть. Скарс, воин храма… Ему подрубили ноги, потом перебили хребет. Все кости изрублены. К его могиле сносили потом вражеские головы, их там десятка четыре, если мы все собрали. Эль-Шиэн… да, возможно. Там ещё были кости, много перемешанных костяков, много обломков. Хочешь завтра взглянуть?

– Не откажусь, – кивнул Нецис и пожал плечами. – Мне копать не доводилось. Сам смотри, помогу я в твоих делах или помешаю.

– Появись ты раньше, мы бы уже заканчивали военный могильник, – вздохнул Глайен. – А теперь уедем, не закончив даже со Скарсами. В отряде рук не хватает… о головах уже не говорю. Набрали учеников на практику…

Среди ночи над ухом Фрисса зажужжала очень большая и очень назойливая пчела. Он нехотя открыл глаза. Шевелиться не хотелось – а ну как ужалит?

Никакой пчелы не было. Небо над городом слегка позеленело и пошло белыми полосами, тусклый утренний свет лился из-за откинутой дверной завесы. За дверью, на краю древнего фундамента, стоял в одной набедренной повязке Куурмейа и играл на гудящей флейте. Снизу доносился тихий треск костей, Шинкайоцин негромкими командами собирал нежить у очага. Судя по голосам, где-то там был и Нецис. Обойдя Речника, из шатра выбрался Глайен. Он успел одеться, только повязку с птичьим черепом держал в руке.

– Куурмейа, клянусь Владыкой, сожгу я твою дудку, – тихо и ласково сказал он. В углу шатра тяжело вздохнул Квелгин, выползая из спального кокона.

– Собираемся? О, Шинкайоцин уже нежить согнал… Фрисс, поднимайся. Или ты сегодня на хозяйстве? Ну, в любом случае, зверя своего оставишь здесь. Он нам раскоп потопчет.

– Не потопчет, – покачал головой Речник. Алсаг обиженно фыркнул. Спустя мгновение он уже висел на рукаве Речника – обычная летучая мышь, не отличишь в стае сородичей…

– Ахса! Это дар, да, – поцокал языком Квелгин. – И ты так умеешь?

– Нет, – отозвался Фрисс, застёгивая ремни перевязи. Насколько он знал местные могильники, без оружия туда ходить не следовало…

– Нейнор! – в шатёр вошёл Глайен, уже в повязке. – Ты сегодня на хозяйстве. По городу не шастай. Куурмейа идёт на раскоп. Квелгин, Фрисс, – выходите.

Копали за башнями, чуть ли не в сердце города, лишь немного в стороне от стройных кругов, в которые выстроились пологие курганы в каменной броне. Из брони торчали обломанные чёрные зубцы. На одном из курганов – он стоял поодаль, вне круга, как будто когда-то с него начали новый круг, а закончить уже не успели – броня была взломана, в склоне зиял широкий провал, и от провала в сторону от курганов тянулся ряд оплывших и просевших холмиков, отмеченных неотёсаными глыбами базальта, но чаще – расколотыми глиняными плитами с небрежно выдавленными на них строчками письмён. Большой дом с колоннами стоял поблизости… вернее, то, что осталось от дома, когда его взорвали. Обломки стен валялись на курганах, вокруг них, засыпали часть мелких холмиков, поломали глиняные плиты и разбили мостовую.

Пролом в кургане окружила нежить, осторожно подбирающая что-то с земли. Шинкайоцин верхом на големе следил за мертвяками с груды обломков.

– Тут нашли Эль-Шиэна, – негромко пояснил Глайен для Нециса, указывая на пролом. – Подхоронен к кургану храмовых Скарсов, как и положено, только сжечь его не успели. А под ним – ещё воины. Расчистим и посмотрим. Вот только…

Он поморщился. Фрисс проследил за его взглядом и увидел, что яма медленно заполняется мерцающими зеленоватыми испарениями. Красноватые обломки костей, которые нежить собирала в корзину, слабо засветились и поползли друг к другу. Нецис вздохнул и шагнул к краю пролома, сжимая в ладони амулет Кэрриона. Квайя зашевелилась и потекла к нему, сперва медленно, потом – быстро, как ручей с горы. Некромант поднялся на курган и остановился на вершине. Провал перестал светиться, кости замерли.

Квелгин, забрав корзину у нежити, закрыл её и обмотал крышку травяными ремнями, подсунув под них листок с наскоро написанным именем Эль-Шиэна.

– Оставили бы кости в покое, – сердито пробормотал Речник. – Он и так погиб из-за Некромантов, зачем его тревожить?!

– Это для сожжения, – удивлённо посмотрел на него Квелгин. – В Тиалгикисе все, кого мы нашли тут, будут погребены в огне. Так и должны были сделать тогда, после битвы, но не успели. Не бойся, кости этого Скарса будут упокоены.

– Ман шийяу! – под курганом боевой маг спешно строил нежить в другом порядке. Мертвяки осторожно сгребали в сторону землю. Что-то тёмное проступало из-под неё.

Квелгин, оставив корзину у стены, среди двух десятков подобных, подошёл к раскопу и остановился там, следя за нежитью. Глайен стоял с другой стороны, изредка жестами указывая мертвякам, где им следует копать. На холме, рядом с Нецисом, стоял Куурмейа и быстро водил пером по странному белесо-зеленоватому листку, слегка похожему на кусок велата.