Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)
Кирдан после минутного колебания протянул руки и взял его.
– Хорошо, сейчас я могу принять дар Эола, – ответил он.
– Не ходи со мной, Кирдан, – сказал Финголфин умоляюще. – Беги отсюда. Это только моё дело. Мелькор погубил моего брата. Двух моих братьев, – поправился он. – И Феанора, и Финарфина. А ты ничего не сможешь сделать. Отправляйся домой…
– Ты не мой король, Финголфин, – сказал Кирдан. – Ты не можешь мне приказывать.
– Вот именно, Кирдан, – сказал Маэглин. Его голос, к удивлению Финголфина, слегка дрожал и срывался, как у подростка. – Вот именно… И если ты думаешь, что тебя так уж любят и ценят… если… Да ты прикинь вообще… Сопоставь факты.
– Что? – сказал Кирдан, с неприязнью глядя на Маэглина.
– Я когда услышал, как отец с Татой и Татиэ о тебе говорили, мне всё стало ясно: что это тебя благодарить надо, и за дядю, и вообще, а больше никто пальцем не пошевелил, – злобно сказал Маэглин. – Ведь на самом деле все Перворожденные знают. В общем, тебе спасибо, как бы оно ни было.
Кирдан промолчал. Финголфин не стал спрашивать Маэглина, что тот имел в виду.
Так в молчании они дошли до зала.
Мелькор сошёл со своего трона. Без сияющего венца он выглядел ещё юнее: на вид ему, казалось, было лет пятнадцать.
– Ты живуч, как крыса, Ноломэ, – с искренним отвращением сказал Мелькор. Финголфину показалось, что его голос дрожит и ломается, как у настоящего подростка. – Ты добиваешься, чтобы тебе сломали позвоночник в третий раз? Тебе не надоело умирать? Неужели это Майрон смог вернуть тебе силы? Может быть, я и поторопился, убив его. Было время, – Мелькор вдруг заговорил совсем тихим, низким, другим голосом, – было время, Ноломэ, я, как и Финарфин, хотел тебя. Хотел, чтобы ты целиком принадлежал мне. Вместе со всем остальным. Но эту возможность ты упустил.
– Я не умру, пока не уничтожу тебя! – воскликнул Финголфин.
Финголфин поднял свой меч. Он понимал, что сейчас на нём нет ни доспехов, ни шлема, что сражаться с Мелькором возможностей у него ещё меньше, чем в тот раз, но он не мог иначе.
«Майрон спас меня, – думал он. – Он надеялся на меня. Не знаю, почему. Но я должен ещё раз попробовать».
И он бросился на Мелькора, яростно и ни о чём не думая. Раньше, в покоях Майрона, он нарочно заставлял себя переключиться на что-то иное, когда ловил себя на том, что начинает обдумывать будущий поединок. Задуманное никогда не получается в точности, говорил он себе, а раздумья и попытки осуществить заготовленный план могут отнять драгоценные мгновения. Мелькор замахнулся своим молотом, но Финголфин успел увернуться – и ударил мечом, метя в глаза. Светлая, бело-розовая половина лица Мелькора, на которой не было шрамов, окрасилась кровью: Финголфин разрубил ему щёку.
Реакция его была совсем не такой, как ожидал Финголфин – она заставила его растеряться.
Мелькор опустил меч, достал из-за пояса зелёный платочек и вытер щёку. Он теперь не ярился, как во время их прошлого поединка: он смотрел на Финголфина с холодным любопытством, как на упавшую в бочку мышь.
– Жаль, что Эол не сковал мне меч, – сказал Мелькор. – Очень жаль. Попробую обойтись без него. Но это нарушило мои планы.
– Так ты из наших мечей хотел сковать себе меч? – насмешливо спросил Кирдан, взявшись за рукоять Ангуирэля. Он медленно подошёл к Мелькору.
– Прочь, Кирдан, – отмахнулся Мелькор.
– Это почему? – спросил тот.
– Прочь, я сказал. Или ты хочешь, чтобы я раздробил тебе череп сразу? Его уже никто не соберёт. – Мелькор махнул в его сторону молотом.
Кирдан встал между Мелькором и Финголфином.
– Кирдан, ты не… – начал было Финголфин.
– Отойди, Ноломэ, – сказал вдруг Кирдан так резко, что Финголфин действительно отшатнулся. – Ты уже сражался с ним. Снова действительно не стоит начинать.
– О, это эльфийское великодушие! – воскликнул Мелькор. Он подбросил молот к крыше зала и легко поймал его тремя пальцами – левой рукой. – К сожалению, у меня нет времени на ваши мелодрамы. Майрон, наверно, повеселился бы над всем этим, но я устал от тебя, Финголфин. Ты – никому не нужное, жалкое дитя этого мира. Как ты смеешь не то что мешать мне – как смеешь иметь даже суждение о моих замыслах?
– Дедушка, а ты бы правда отошёл подальше, – сказал тихо из-за колонны Маэглин. – Пожалуйста…
Кирдан медленно достал из ножен Ангуирэль. Железо, из которого был скован этот клинок, имело странный красно-чёрный оттенок: оно было тёмным, но в то же время иногда загоралось зеркальными всполохами.
– Кирдан, по-моему, тебе ведь уже много лет, – сказал Мелькор. – Неужели ты действительно решил отдать свою жизнь именно сейчас?
– Да, – ответил Кирдан. – Лет мне и вправду очень много, повод действительно не слишком уместный, и думать надо было раньше. Но когда-то нужно было это сделать.
– Ты пожалеешь, что Финголфин в последний момент всё-таки позвал тебя, – сказал Мелькор.
– Не Финголфин в последний момент позвал меня, – ровным голосом ответил Кирдан.
Он со звоном отбросил ножны; они покатились по полу, и Маэглин подобрал их.
Мелькор перехватил молот обеими руками.
Финголфину показалось, что Мелькор стал выше ростом – как во время их поединка. Но как это могло быть? – ведь Майрона, который придавал ему грозный облик, уже не было… Вдруг Финголфин понял, что задыхается – ему не хватало воздуха, ноги стали подкашиваться, сердце колотилось, как будто он пробежал бегом несколько миль. Поднять свой меч он не смог бы; сил хватало только на то, чтобы, не упав, пройти два шага, которые отделяли его от Кирдана и встать по левую руку от него.
Что же это?..
– Что может сделать мне старый бородатый эльф! – закричал своим высоким, мальчишеским голосом Мелькор и замахнулся своим молотом.
Мелькор ударил; поднятый меч Кирдана не шелохнулся; вылетело несколько алых искр, а сам Мелькор от отдачи прокатился назад по гладкому чёрному полу.
– Идиот, – презрительно сказал Кирдан. – Идиот, – голос Кирдана изменился.
Изменился на мгновение раньше, чем его внешний вид. На мгновение раньше, чем крыша тронного зала с чудовищным грохотом разломилась надвое и полетела вверх.
– Мелько, ты разве не знаешь, что у эльфов не бывает бород?
Исчезли пурпурный плащ Кирдана, его седые волосы и борода. Растаяло без следа лицо, к которому так давно привык Финголфин и остальные жители Средиземья. Ни доспехов, ни тяжёлых сапог, ни рукавиц.
Огромную рукоятку Ангуирэля легко держали тонкие девичьи руки.
Руки высокой девушки в тёмно-сером платье с красным поясом, которая когда-то, давным-давно, разговаривала с Финголфином, сидя на заборе у его родного дома. Её чёрные волосы были коротко острижены и смешно торчали в стороны.
Варда, Королева Звёзд.
– Что ты тут делаешь?! – завизжал Мелькор. Наверное, ему не случалось кричать громче с тех пор, как на него напала Унголианта.
Она не ответила. Звёзды загорались над её головой в стремительно черневшем небе.
– Я же догадался, что это ты попросила тогда, после нашего поединка, послать орла, чтобы тот вытащил его останки, чтобы изуродовал мне лицо! И его сына и сына Феанора тоже вытащила отсюда ты! – с отвращением выплюнул Мелькор. – За что?! Почему? Зачем они тебе сдались?! Уйди! Не хочу ничего слушать!
– Мэлько, ты прости меня, пожалуйста. – Ничто и никогда так не поражало Финголфина, как этот виноватый тон. – Извини. Я сделала большую ошибку, когда выбрала твоего брата Манвэ. Я поторопилась. Надо было подождать и не связывать себя с ним. Понимаешь, на самом деле я люблю Нолофинвэ.
Финголфину показалось, что он сейчас провалится сквозь землю.
– Ну ты меня теперь понимаешь, дедушка, – Маэглин робко дёрнул Финголфина за плечо, – вот так мы с Мелькором и подружились. Его тоже не полюбили…
– Ты ну хотя бы с Даэроном на этой почве не мог подружиться?.. – выговорил ошеломлённый Финголфин.
Мелькор с ужасным криком вновь замахнулся своим молотом.
– Мне надо было убить тебя! Мне давно надо было убить тебя, а не Майрона! Как только я понял, что Валар можно убить, как только мы потеряли Макара, я должен был убить тебя! Мерзкие эльфы передохли бы, не родившись, без твоего звёздного света!
– Не получится, к сожалению, – сказала она.
– Брось меч! Ты не сможешь управиться с ним!
– Отчего же? – сказала она. – Эти мечи, Ангуирэль и Англахель, Эол создал для меня и Манвэ. Тингол преподнёс их нам во время посольства эльфов в Валинор. Но Манвэ отказался их взять: ему, мол, не подобает править силой оружия. Теперь я думаю, что он поступил неправильно.
– Дедушка, пойдём отсюда! – в ужасе закричал Маэглин и потащил Финголфина назад с такой силой, что Финголфин какую-то долю секунды не мог сопротивляться.
И когда Финголфин бросился обратно, перед ним словно встала стена; Финголфин осознал – это воздух, воздух, ставший твёрдым, как железо.
А за воздушной стеной внешний мир ворвался в пределы Эа – он увидел там, наверху, чёрное небо – не ночное, а абсолютно чёрное, на котором горело в несколько раз больше звёзд, чем он привык. Не было больше синего неба, не было менель, не было тёплого покрова, который она, Варда, заботливо держала над просторами Арды. Над головой Мелькора и Варды было лишь беспредельное пространство, из которого они оба пришли.
То место, где они стояли, у входа в зал – осталось нетронутым, но воздушная стена покатилась дальше, на юг, на север, на запад, снося стены и колонны.
Меч вознёсся в небо – и Финголфин не мог понять, как такое может быть: ведь, казалось, Эол сделал обычный меч, который мог бы поднять он сам или Тургон, но теперь Финголфин одновременно видел обоих Валар перед собой, рядом, так же, как он несколько мгновений назад стоял рядом с Кирданом
– и одновременно он видел, что оба они стали вровень с одной оставшейся колонной зала, что оба стали выше исчезнувшей крыши и шпилей, что их поединок видят за многие мили и что даже через воздушную стену Ангуирэль посылает вокруг удары, от которых рушится последняя вершина Тангородрима.
И сейчас Финголфину было страшнее смотреть вперёд, чем во время его собственного поединка с Мелькором, ибо теперь Мелькор был в своём истинном облике – высокий, стройный зеленоглазый подросток, и его тонкие руки крутили и перебрасывали чудовищный молот – и видно было, что Мелькор не земное творение Илуватара, а предвечный дух, способный переворачивать материки и заставлять океаны выплеснуть своё дно наружу.
А лезвие Ангуирэля изогнулось, сверкая миллионами розовых, жёлтых, бриллиантовых искр, и стало похоже на огромный серп, – на серп Валакирки; пространство над залом пронизывал яростный свет; звёздные лучи опускались в тело меча, они, пылая ярко, как солнце, вливались в её волосы и руки.
– Наш отец в последний миг призвал меня, дабы дать мне свет, который не от этого мира, который нельзя вместить ни в один камень, ни в одно дерево, ни в одну звезду! – так сказала она ему.
И Мелькор закричал, когда от удара изогнутого лезвия Ангуирэля его молот рассыпался в раскалённый прах.
И один удар серпа отсек его ноги.
Другой перерубил его стройный стан напополам.
Третий перерезал шею.
Меч горел невероятно ярким, неземным светом – ничто земное не выдержало бы такого жара – когда она пронзила им грудь своего брата, разрушая его земное тело.
Случилось всё это так быстро, что тело его не успело рассыпаться: он лёг к её ногам на каменные плиты, слегка свернувшись, будто засыпая.
Меч стал чернеть. Она опустилась на колени возле тела Мелькора, и Финголфин почувствовал, как стена воздуха под его пальцами стала подаваться – неужели он до крови стёр пальцы об воздух?! – возвращая тёплое небесное сияние над их головами.
Финголфин смотрел и вдруг осознал – врата в бесконечную пустоту сжимаются вокруг них обоих, вокруг Мелькора и её, стоящей около него на коленях, заботливо положив руку на лоб ему, словно спящему злому черноволосому подростку.
Финголфин сейчас только понял странные слова в одном из трактатов о Валар:
…дар Всеотца ей имеет две стороны, как и все его бескорыстные дары…
И он словно на мгновение вернулся в классную комнату в Тирионе; его рука тянулась к лежавшей под столом лютне, подарку отца, на которой ему так хотелось поиграть; он погладил гладкое, ароматное дерево и услышал голос Румиля:
«…и хотя некоторые Валар в силу своей божественной природы могут, если желают того, путешествовать с великой и внезапной скоростью по Вильне и нижнему воздуху, однако никому даже из Валар, и самому Мелькору – никому другому, кроме Манвэ и Варды и их слуг, не позволено продвинуться далее…»
Только Она – и Манвэ – могли, поднявшись над воздушным покровом, над Внешним Океаном в саму Пустоту, устранить из этого мира Мелькора.
И сейчас Она могла сделать это только вместе с Собой.
Финголфин почувствовал ветер на своём лице и руках; ветер пролетел по разрушенному полу с выломанными плитами, и бесцветный кусок Пустоты с Ней и Мелькором стал подниматься вверх.
– Нет! Нет!!! – закричал изо всех сил Финголфин и бросился к ним.
Нет, Она не может уйти, он, Финголфин не может Её отпустить!
– Дедушка! – заорал отброшенный им в сторону, ударившийся об колонну Маэглин, утирая кровь со лба. – Дедушка, в Пустоте же воздуха нет! Там никто из нас дышать не может! В воздухе же тепло! Там холоднее, чем… Дедушка! Ноло!
Она не поняла, откуда у обезумевшего от отчаяния Финголфина взялись силы проломить окружавшую их с Мелькором стену.
Маэглин мог только смотреть, как Элберет исчезла, унося с собой бездыханного Мелькора – и Финголфина.
P.S. На всякий случай: первый бета-ридер просил передать, что хотел увидеть ЭТОТ гендерсвитч (об этом сказано в аннотации к первой части), а не то, что вы подумали:))
Комментарий к Глава 48. Звёздная сталь ... “дар Всеотца ей имеет две стороны...” (Nonetheless this gift of Iluvatar to the Valar has its own peril, as have all his free gifts) – HoME, X, Myths Transformed: фраза эта прозвучала именно в контексте ухода в Эа Варды, которую Илуватар посылает туда после Манвэ и Мелькора.
...”хотя некоторые Валар в силу своей божественной природы...” (whereas certain of the Gods of their divine being might, an they wished, fare with a great suddenness of speed through Vilna and the low airs, yet might none even of the Valar, not Melko himself, nor any other save Manwë and Varda and their folk alone avail to pass beyond) – HoME, I, The Book of Lost Tales
====== Глава 49. Из бездны ======
Комментарий к Глава 49. Из бездны В первой половине этой главы есть неприятные моменты, и поклонникам Фингона её лучше читать с осторожностью. Зато это практически развязка истории :)
Thus, as «Morgoth», when Melkor was confronted by the existence of other inhabitants of Arda, with other wills and intelligences, he was enraged by the mere fact of their existence, and his only notion of dealing with them was by physical force, or the fear of it… Their physical «life», and incarnate form became increasingly to his mind the only thing that was worth considering!
J.R.R. Tolkien
Когда Мелькор – став «Морготом» – столкнулся с тем, что существуют другие обитатели Арды, со своей волей и умом, он был взбешён самим фактом их существования и единственным его представлением о том, как можно обращаться с ними, было прибегнуть к физической силе или к угрозе физической силы. Их физическое «существование» и воплощённая форма всё более и более становились для ума его единственным, что следовало принимать во внимание!
Дж.Р.Р. Толкин
– Я так боялся, что ты узнаешь… – прошептал Фингон. – Станешь меня презирать и ненавидеть. Думал, лучше тебе думать, что я погиб в бою.
– Я не смог бы, – повторил Маэдрос уже в который раз. – Никогда не смог бы. Ты мне расскажешь, что случилось?..
– Потом. Как-нибудь потом. Прости. Расскажу когда-нибудь. Я хотел бы забыть.
Конечно, он не мог забыть. Как по его лицу струилась кровь, как перестали слушаться пальцы, колени, как раздробленные рёбра охватили грудь болью. Над ним наклонился мрачный, высокий черноволосый юноша, вроде бы адан; он смотрел с каким-то болезненным любопытством; глаза у него горели нездоровым блеском – то ли пьян, то ли в пылу битвы совсем лишился рассудка. И Фингон вдруг увидел совсем другое лицо – знакомое, льдисто-белое, на него смотрели светящиеся зелёным глаза. Юноша преклонил колени; его никто не замечал, и тело Фингона, его побуревшие от крови и грязи доспехи скрылись под чёрным плащом Мелькора.
– Теперь я буду умней, Финдекано, – прошептал Мелькор. – Я не буду вывешивать тебя напоказ. Никто не будет знать, что ты у меня. Никто и никогда за тобой не придёт.
495 год П.Э., конец ноября
Майрону было очень любопытно, зачем Мелькор пригласил его спуститься в подземелье под своим троном. Как и Келегорм, он увидел балкон, увидел зал внизу, увидел скелет эльфа – и круглую крышку.
Крышка поднялась, отъехала в сторону, и из ямы выбралось нечто.
Майрону, в отличие от Келегорма несколькими часами раньше, потребовались лишь доли секунды, чтобы понять, что это. И поскольку он мог видеть структуру чужих тел, он понял, как это произошло.
Разбитое, изломанное тело Фингона бросили в эту яму и оставили. Он лежал, скорчившись, изогнувшись, как дитя во чреве матери. За месяцы и годы, проведённые там, его позвоночник, сломанные в десятке мест бедренные кости и голени застыли в чудовищную, отвратительную форму сплюснутого комка плоти, в котором вырисовывались искажённые очертания суставов.
Когда яму открыли, он смог выползти оттуда, цепляясь изуродованными, скрюченными узелками пальцев, опираясь на перегнутые запястья. Шея была странно перекошена, но лицо осталось прежним – прекрасным, белым, и бледным, как бумага.
– Это что вообще такое? – брезгливо спросил Майрон.
Мелькор продолжал посмеиваться, сжимая губы розовыми ногтями, чтобы не расхохотаться в голос.
– Это же так смешно, Майрон… Он же был таким красивым. Тебе тоже так казалось, да? А теперь он там ползает.
– И ты двадцать три года тратил свои силы на этот цирк? – поинтересовался Майрон. – И ведь ты же должен был поддерживать в нём жизнь. Он не выжил бы с такими повреждениями сам. Даже с моей помощью. – Он присмотрелся. – Как это только лицо сохранилось?
– Я его восстановил, – усмехнулся Мелькор. – А то так совсем неинтересно. Я должен видеть его лицо. И другие – тоже. Видишь скелет эльфа там, в углу? Это его близкий друг. Его звали Телеммайтэ, «Серебряная рука». Он вынес всё, что было приготовлено для него в плену, но когда увидел это, умер от ужаса и отвращения в тот же миг.
– Впечатляет. Кому ты ещё это показывал?
– Келегорму, – самодовольно сказал Мелькор. – Взглянув на это, он сразу согласился служить мне. Разве это не прекрасно?
– Неужели такая трата сил стоит лояльности самого тупого из сыновей Феанора? – спросил Майрон. – Конечно, наш красавчик-блондин не хотел, чтобы его самого так перекосило…
Фингон – то, что осталось от него – подполз к чаше с водой и стал пить, прижав губы к ободку.
– Келегорм согласился служить мне в обмен на его смерть, – сказал Мелькор. – Самая лёгкая плата. Хотя может быть, и нет, – я столько сил потратил, Майрон! Жаль убивать его.
– Так не убивай, – пожал плечами Майрон.
– Ну нет, я обещал, – мяукнул Мелькор. – Я же обещал! Только это сделаешь ты, ладно? Мне правда как-то уже жалко становится. Я могу передумать! Убери его отсюда. Меня ждёт Готмог. Я оставлю тебе ключ от этого подземелья… пока. Завтра я ключ заберу. И вообще, тебе должно быть интересно сохранить его скелет.
Фингон к этому времени выпил воду и съел несколько варёных овощей из миски. Он, кажется, попытался оглянуться, поглядеть вверх (он почувствовал, что там кто-то есть, но не мог видеть и почти не слышал их), но свёрнутая шея не поворачивалась. Майрон заметил на ней своё изобретение – обеспечивавший послушание ошейник. Пленник привык к тому, что после еды его возвращали в яму и закрывали крышку. Но сейчас Мелькора не было слышно.
Майрон спустился вниз.
– Здравствуй, – сказал он.
– Майрон, – прошептал Фингон. – Это ты? Зачем пришёл?
– Чтобы убить тебя. Ему надоело, – кратко пояснил Майрон.
– Хорошо. Майрон, скажи, что… что с моим сыном?
– Он жив, здоров и на свободе. Пока, – неохотно ответил Майрон.
Майрон пригляделся к его телу. Да, такой скелет должен смотреться необычно. Даже не поймёшь, наверно, сразу, что это за существо, если не видеть череп. Если убрать череп, будет похоже на какую-то глубоководную рыбу. Но как же мерзко это выглядело! Он подошёл ещё на полшага, и Фингон чуть отполз в сторону.
– Любопытный скелет. Да и печень тоже… интересно… Но мне даже неприятно тебя трогать, – признался Майрон. – Подожди, я что-нибудь сюда принесу, чтобы тебя положить и отнести в лабораторию.
Через четверть часа Майрон вернулся с большой птичьей клеткой.
– Полезай туда, – сказал он.
К этому времени Фингон уже примирился с мыслью, что его, наверное, будут заживо анатомировать.
Лишь бы всё кончилось.
Иногда Фингон думал, что его одинокой, потерявшей надежду душе там, за гранью, будет ещё страшнее. Но физическое существование стало слишком невыносимо.
Мелькора трудно было назвать приятным собеседником, да и вообще собеседником: за двадцать три года общения с ним Фингон окончательно убедился, что он безумен и отвечает только на свои мысли. Других он замечал только тогда, когда они делали что-то своё – нет, даже не против его воли: Мелькора неизменно раздражало, когда происходило что-то такое, что он мог бы сделать сам или принять в этом участие. Неудивительно, что Феанор, хватавшийся за всё, во всём преуспевавший, каждый день высказывавший новые мысли и осуществлявший их, вызывал у Мелькора наибольшую ненависть. Фингону иногда даже начинало быть жаль его – как же тяжело существовать с такой всеобщей, не знавшей никаких исключений завистью в душе!
Клетку прикрыли тканью, она качалась; Фингон слышал голоса орков, людей; иногда прорывался нервный синдаринский говорок, явно принадлежащий лесному эльфу. Сейчас, после стольких лет безысходного одиночества, он готов был заплакать от счастья при мысли, что на свете существует не один Мелькор – как бы это ни было неприятно Мелькору, есть и другие живые существа со своими мыслями, страхами, желаниями.
Именно это нравилось Майрону и этим он всегда любил управлять.
Майрон остановился посреди коридора, перекинулся с кем-то парой слов на талиске, одном из языков Людей; потом постоял, словно раздумывая, свернул куда-то, открыл небольшую дверь (края клетки задевали за неё) и пошёл вверх по лестнице. Становилось всё холоднее и холоднее. Фингон стал догадываться, что на улице зима.
Майрон поставил клетку и сдёрнул ткань. Они стояли на вершине огромной башни; дул сильный ветер и по серым камням струилась позёмка. Маленькие, плотные сугробы снега жались к зубцам ограды. В разрывах серого небосвода виднелись крошечные бледно-голубые лоскутки.
Майрон достал из одежд небольшой меч.
– Мне вылезти? – спросил Фингон.
– Нет, просто высунь голову. Этого достаточно.
– Зачем ты принёс меня сюда?
Майрон пожал плечами.
– Сам не знаю. Наверное, подышать воздухом. Находиться там было тяжело даже мне. Не бойся, я просто отрублю тебе голову. Или могу просто оставить здесь, кстати.
Фингон закрыл глаза. Холодные крупинки снега падали на его брови и ресницы.
– Хотя всё может быть и проще, – продолжал Майрон. – Я могу отнести тебя в лабораторию и просто посмотреть, как ты умрёшь. Пожалуй, я так и сделаю.
– Зачем тебе тратить так много времени? – с трудом выговорил Фингон. Весь клубочек его скрюченного тела пронизывал холод.
– Много? – Майрон рассмеялся. – Нет, мой милый. От силы часа три. Или даже меньше. Ты не понимаешь? Мелькор искусственно поддерживал в тебе жизнь всё это время. У тебя смяты, как тряпка, лёгкие, перекручена печень, во всех органах брюшной полости торчат осколки рёбер. Мне продолжать? С этим жить нельзя даже эльфу. Я могу продлить тебе жизнь, но от силы часов на десять-двенадцать – я не Мелькор.
– Я и сам не хочу жить, – Фингон вздохнул с облегчением и почувствовал, как ему становится тепло. – Не хочу. Рад, что всё будет так быстро.
– Не хочешь? – Майрон вертел меч в руках – всё быстрее и быстрее. – Вот прямо совсем-совсем не хочешь?
– Нет, и меня ничто не заставит хотеть жить дальше.
– А хочешь я тебе кое-что покажу, а? – сказал Майрон. – Спорим, ты захочешь? Ещё как захочешь?
– Нет, такого не может быть, Майрон, – Фингон напрягся, потом вспомнил – нет, Майрон же сказал, что Гил-Галад на свободе… да и что он мог бы сделать для сына в таком виде?
Майрон закрыл дверцу клетки, чуть не ударив Фингона по лбу; потом взял её и стал снова спускаться. Фингон не мог понять, как они идут: двери открывались, закрывались, они спускались, поднимались снова, поворачивали; прошло, наверное, почти четверть часа.
Наконец, Майрон поставил клетку. За тканью загорелся ровный, мягкий свет; здесь чем-то приятно пахло, воздух был чистым и свежим. Но Фингон уже начинал чувствовать, что задыхается: Майрон был прав, дальше существовать вне своей тюрьмы он не сможет.
Ткань поднялась. Фингон заморгал и посмотрел сквозь прутья.
Он в голос заорал бы, если бы мог, если бы губы и лёгкие его слушались.
Он увидел Финголфина, лежавшего на великолепном позолоченном ложе, на тёмно-серебряном покрывале; он был одет в лиловые, вышитые серебром одежды. Длинные тёмные волнистые волосы были аккуратно расчёсаны; на лбу сверкала тонкая серебряная диадема с крупным бриллиантом.
– Красиво? – спросил не без самодовольства Майрон.
– Это не он, – прошептал, наконец, Фингон.
– Это твой отец, – сказал Майрон.
– Нет. Нет, это не он. Нет. Невозможно. Что… что ты с ним сделал? Что ты с ним делаешь?!
– Ничего, – пожал плечами Майрон. – Он мне просто нравится. Это же красиво, правда? В отличие от того, что сделал с тобой Мелькор.
– Как тебе удалось… сохранить его? – спросил Фингон.
– Я превратил в него труп случайного эльфа-нолдо, который остался на поле брани, – ответил Майрон. – Мне удалось обмануть всех. И орлов, и Тургона, и даже тебя. И даже Мелькора – он тоже верит, что Финголфин мёртв. А он просто спит.
Майрон поднёс клетку к изголовью ложа.
Стало видно, что грудь Финголфина чуть вздымается. Майрон протянул руку, прикоснулся ко лбу Финголфина – и Фингон увидел, как колыхнулся от его дыханья мех на рукаве кафтана Майрона.
– Нет… нет… – сказал Фингон, выдыхая из последних сил. – Нет, нет, так нельзя!.. Не мучай его. Пожалуйста…
– Он не мучается, я же сказал тебе, – ответил Майрон. – Он просто спит. Потому что пока я так хочу, Фингон. Но я могу передумать. Бедняжка Финголфин тут совсем один. Ты хочешь, чтобы я не передумал?
Фингон не мог передать свой ужас никакими словами.
– Если я передумаю, он может проснуться без ног или без рук. Без глаз. Без языка. Изнасилованным. Или даже беременным, как ты тогда. Как тебе нравится такая мысль? Мне позволить кому-нибудь потешиться с ним, пока он спит?
– Что же я сделаю… – выговорил Фингон наконец.
– Стань моим слугой, – жёстко сказал Майрон. – Я сохраню тебе жизнь. Пока ты будешь служить мне – Финголфин будет спокойно спать. Пойдёт?
Фингон почувствовал, что теряет сознание. Нет, он не должен умирать! Он не должен бросать Финголфина тут совсем одного! Что угодно, только не это!
– Да, но… но у меня есть условия, – выговорил он.
– Ты не можешь ставить мне условия, – ответил Майрон.
– Могу. Если я не буду согласен и не буду тебе помогать, тебе, скорее всего, не удастся меня спасти. Времени уже мало. Я чувствую.
– Хорошо, я слушаю.
– Я не хочу, чтобы меня видели на твоей службе. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было знал, что я – это я.
– Принято, – ответил Майрон. – При том, что Мелькор приказывал мне тебя убить, это условие очевидно.
– Я не хочу давать тебе никаких сведений о других эльфах. О своих друзьях-людях. И гномах. Ни о ком. Я не буду отвечать на твои вопросы о прошлом.
Майрон покачал головой.
– Это мне не нравится. Ну да ладно, заставить тебя всё равно будет невозможно… как я погляжу. – Майрон протянул руки и не без брезгливости расстегнул ошейник на шее Фингона. – Любопытно, но я чувствую, что это уже не действует. А то ты бы и торговаться со мной не смог.
– И последнее. Ты вернёшь мне отца, если власть нолдор в Средиземье будет полностью уничтожена.
– Это ещё зачем? – фыркнул Майрон.
– Ты не выпустишь нас, если останется хоть малейшая надежда, что кто-то из нас вернёт себе престол и выступит против Мелькора. Если надежды уже не будет, если всё будет кончено, то я хотел бы хотя бы вернуть моего отца. Просто забрать его и уйти. Пусть он спит, но разреши мне забрать его. Ведь тогда уже не будет смысла мучить его.
– Глупо, – сказал Майрон. – Я могу тебе это пообещать, поскольку условие слишком неопределённо. Но позволит ли тебе сам Финголфин забрать его? Как ты ему всё это объяснишь?.. Ну да ладно, обещаю. И вдобавок даже, пожалуй, пообещаю не убивать твоего брата Тургона. Мне он тоже нужен живым. Теперь пойдём…
– Отец… – прошептал Фингон.
– Ты его увидишь, когда сможешь ходить, – сказал Майрон.
Он поднёс клетку ещё ближе, и Фингон высунул наружу свою искалеченную лапку; он прикоснулся к тёплой щеке Финголфина. Майрон снова накинул на клетку ткань и вынес её наружу.
Майрон почти бежал.
Он понял, что переоценил свои силы. Фингон был при смерти, и чтобы дать ему хотя бы призрачную возможность жить дальше, нужно было как можно быстрее разворачивать этот чудовищный сросшийся клубок, нужно было заново переламывать смятые, как бумага, кости. Он почти швырнул Фингона на стол в своей лаборатории, рывком выхватил из шкафа инструменты. Влил ему в рот жидкость из небольшой коричневой бутылки.
– Это обезболивающее, но, боюсь, оно не везде подействует, – сказал он. – Фингон, ты меня слышишь?
– Да…
– Мне придётся переломать тебе все кости обратно. Ты это выдержишь?
– Не знаю.
– Я постараюсь поддерживать в тебе жизнь, но меня не хватит даже на сутки. Так что ты тоже должен держаться, Фингон. Я должен сначала сделать что-то с лёгкими, иначе ты не сможешь дышать.
Майрон приложил руки к его плечу, перевернул и, надавив на позвоночник, сделал первый перелом. От прикосновения его рук Фингон почувствовал, что дышать стало легче – видимо, Майрон теперь давал ему свою силу.
А потом пришла боль. Обезболивающее действовало, но Майрон был прав – полностью подавить ощущения оно не могло.
…
– Потерпи ещё, – сказал Майрон. – Семнадцатая.
– Да…
…
– Тридцать четвертая. Так, теперь нужно убрать этот осколок.
– Нет, прекрати. Я больше не могу, дай мне умереть.
– Можешь. Давай, говори! Ты же можешь говорить. Говори!
– Я… я не хочу с тобой разговаривать, – выдохнул Фингон. – Не могу сейчас говорить на синдарине… я забыл.
