Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)
Маэдрос схватился рукой за стол. Он понимал, что должен уйти отсюда как можно скорее, что сил вынести ещё один плен у него уже не будет – но чувствовал противную слабость в ногах.
Страх начал парализовывать его; он заставил себя спокойно сказать:
– Ещё одно, Гортаур. Ты обещал, если мы явимся, вернуть нашей сестре её супруга.
– Да бери, – Саурон махнул рукой на железную дверь слева. – Там, внизу. Ищи сам.
Маэдрос стал спускаться по лестнице. Это был не подвал с обломками Светильника, а другое помещение – то самое подземелье, в которое отправили работать Пенлода, когда его на несколько дней разлучили с Тургоном. Перил не было. Последняя ступенька оказалась очень высокой, и Маэдрос чуть не упал.
Перед ним оказался огромный зал, тускло освещённый факелами. Весь он был уставлен столами, ящиками, шкафами – и везде были мёртвые тела. Он пошёл по узкому проходу. Здесь были люди, эльфы, орки, несколько странных существ, которых Маэдрос никогда не видел и не знал, к кому их следует отнести. Конечно, в битвах и после них он видел мёртвых – но подземелье вселило в него потаённый ужас именно тем, что все эти тела были так чисты, так аккуратно разложены, так хорошо были видны чудовищные раны, увечья, следы пыток – и какие-то странные, бессмысленные для Маэдроса разрезы. Это были результаты опытов Гортаура. Кое-где в раны были вставлены металлические инструменты, щипцы, иглы, золотистые трубки.
Дойдя до конца зала, Маэдрос бросил взгляд в нишу справа, освещённую бледным голубоватым светом. Там было тело эльфа, разорванное от шеи до бёдер, в непонятном порядке проткнутое и пронизанное металлическими иглами, шнурами, чем-то ещё; внутри разреза синели внутренности и там поблескивало что-то вроде золотых булавок или бусинок. Надо всем этим было бледное личико хрупкого юноши-синда, обрамлённое тусклыми прядями золотистых волос; его глаза были неподвижны, но у Майтимо возникло отвратительное чувство, что где-то глубоко в них таится сознание.
Он вдруг вспомнил, где видел это лицо: это был слуга Фингона, который, как ему говорили, после Дагор Браголлах и гибели Финголфина предал своего господина и исчез.
Майтимо оглянулся. В зале было не меньше ста тел. Неужели Гватрен здесь?! Он вернулся ко входу; наверху загорелся факел, и он увидел, что там стоит Гватрен – тот Гватрен, который когда-то привёз к ним в дом Финдуилас.
– Это же не ты, – сказал Маэдрос. – Это не можешь быть ты.
– Что ты имеешь в виду? – спросил тот холодно.
В подземелье донёсся звонкий смех Гортаура.
– Он ищет возлюбленного своей сестры. Карантира. Того, которого на самом деле звали Гватрен.
– Прости, – сказал Гватрен. – Я не знаю того Гватрена и вряд ли когда-то видел, а если и видел его здесь, то не знаю его имени.
– Но ты… – начал Маэдрос.
– Он мой слуга, – сказал Гортаур Маэдросу. – Это – мой слуга. Его зовут так, как захочу я. Он выглядит так, как захочу я. Он отдал себя мне. Ты понял?
– Гватрен, ты нужен в другом месте, – прокричал кто-то сверху свистящим высоким голосом. Маэдрос подумал, что это похоже на балрога или кого-то из подобных им айнур, служащих Мелькору.
– Да, я иду, – ответил тот. – Прости, – ещё раз сказал он Маэдросу.
– Тебе пора, Нельяфинвэ, – сказал Гортаур. Он стоял на ступеньке лестницы, нервно щёлкая пальцами. – Убирайся.
Маэдрос почувствовал невыносимую тяжесть при мысли о том, как надеется Карантир на него. Но что же он мог сделать? Разве что…
– Сейчас, – ответил он и побежал по проходу. – Минуту!
«Морьо же нарисовала его. У него высокий лоб и скулы, светлые волосы. Я даже не смотрел на лица. Я должен попытаться».
В детстве отец учил его быстро читать – и не только читать, но и мгновенно схватывать смысл написанного. Феанор открывал страницу, считал до пяти, потом переворачивал – и Майтимо должен был рассказать, о чём там написано. У него от этого страшно болела голова, но получалось всегда неплохо. Лучше, чем у других братьев, даже у Куруфина.
Так же, быстро считая про себя, он стал осматривать лица тех, кто лежал перед ним. Он разделил зал на участки-«страницы» и смотрел, смотрел. Один, два, три, четыре, пять. Один, два, три, четыре, пять. Майтимо понимал, что Гортаур, при его характере, скорее всего, предпочтёт понять это «минуту» буквально и больше времени ему не даст. Прошло три четверти отпущенного времени, когда он увидел его.
Только тут он осознал, наконец, как же хорошо рисует Карантир, если он, Майтимо, ухитрился сейчас узнать это лицо – искажённое болью, застывшее, с пустыми глазницами.
– Верни нам его, – Майтимо встал рядом с телом настоящего Гватрена, сжимая его переломанные, раздавленные пальцы.
Гортаур отвернулся; с удивлением Майтимо понял, что тот внимательно смотрит вслед своему Гватрену.
– Да, сейчас, – сказал он и хлопнул руками.
Там, снаружи, чёрная птица сорвалась с плеча Карантира и полетела в замок. Маглор едва мог удержать Карантира: он зажал ему рот, чтобы тот не закричал и усадил на землю рядом с собой.
Птица опустилась на тело Гватрена, и Гортаур резко хлопнул по ней рукой. Птица упала замертво. Беловолосый эльф судорожно дёрнулся, приподнялся, прижимая ладони к лицу.
Майтимо схватил его за локоть.
– Пойдём со мной. Я брат Морьо. Я пришёл за тобой. Отведу тебя к ней. Пойдём? Ты меня понял?
– Ох, да, понял, – выговорил тот на синдарине. – Я тебя понимаю, просто говорю плохо.
Майтимо осознал, что у него самого до этого момента просто не укладывалось в голове, что возлюбленный Карантира может не говорить на квенья.
Майтимо потащил его за собой. У двери он остановился. Он понимал, что поступает безумно, но не мог этого так оставить.
Он вернулся в конец зала и поднялся на ступеньку, в нишу. В глубине её, на маленьком столике, он заметил огромный нож-тесак, который в обычной жизни мог служить для рубки мяса. Майтимо схватил юношу за волосы и одним ударом перерубил его шею высоко, прямо под горлом. Голова осталась висеть над телом: оказалось, что к ней были подведены какие-то штыри и железные трубки. Он ударил снова, трубки порвались, и теперь он точно видел, что жертва ещё жива, видел в глазах, которые тот не сводил с Майтимо, отчаяние и благодарность. Несмотря на это, голова по-прежнему была связана с телом длинной, зеленоватой стеклянной иглой, словно бы вторым позвоночником. Майтимо отложил тесак, протянул руку и рукой переломил стеклянный штырь; тот упал на каменный пол и с тихим звоном разбился. Теперь пленник был мёртв.
Наверху он сначала не увидел никого. Потом, оглянувшись, он увидел, что Гортаур сидит за столом, в кресле. Чёрный занавес был отодвинут, и Гортаур смотрел туда, где светилась витрина с крутящимся снегом, изображающая переход через Хелькараксэ. Он вспомнил, как Аракано рассказывал ему о том, как был «экспонатом» в этом музее. Майтимо подумал тогда, что это мерзкий, бессмысленный балаган, но теперь вдруг его душу скрутило чувство, которое он столько лет пытался вызвать в себе: он, наконец, понял, глядя туда, на тусклые, зеленоватые звёзды, на чёрные скалы и беспрерывно кружащийся снег, чем это было для Фингона и для других, кто пережил – и не пережил, как Аракано – все эти чёрные месяцы.
Снежинки то опускались тонким покрывалом, то взрывались бурей густого снежного пуха. Вдруг снег стал странным: он посерел – снег смешался с чёрными хлопьями пепла.
Вместо Аракано за стеклом Майтимо увидел призрак своего отца. За эти годы он успел забыть, каким красивым был Феанор, какие удивительные, блестящие чёрные волосы у него были, какие длинные ресницы, какие чётко очерченные улыбчивые губы. На нём были сделанные им самим доспехи с нагрудником, изукрашенным эмалью и рубинами – о, Феанор был уверен, что никогда ни одно оружие не разобьёт этот чудесный узор; его шлем с алыми перьями, его алый широкий кушак. И сейчас из груди его торчал золотой меч, с чудовищной силой смявший несокрушимые, казалось, доспехи. Это словно случилось только что: Майтимо показалось, что в разные стороны разлетаются кусочки разбитой эмали и расколотых камней.
Гортаур щёлкнул пальцами. Призрак Феанора исчез; осталось лишь полотно снега. Потом он протянул руку куда-то за стол, и в ней появился тот самый золотой меч.
– Это я сделал, Нельяфинвэ, ты понял? Не Готмог, не балроги – это сделал я. Я убил Феанора. Ты об этом знаешь?
– Пойдём, – сказал Майтимо своему зятю и толкнул его в узкий коридор.
Майтимо шёл, и думал, что всё это время он вместо того, чтобы мстить, помогал Гортауру – убийце их отца, оправдать Мелькора – того, кто стал причиной его гибели; гибели их всех. Оправдать того, кого они клялись преследовать и ненавидеть.
«Хорошо задумано, – думал он. – Хороший план. Да, я теперь понимаю.
Не понимаю одного – зачем Тургону это было нужно? Неужели он надеялся спасти отца? Спасти Финголфина, связавшись с ним?!..».
Маэглин, широко улыбаясь, стоял между двумя орками.
– Подведите мне вон того, – и он показал на Дуилина, бывшего гондолинского лорда, который был некогда главой Дома Ласточки. – Разговор есть.
Сородичи считали Дуилина убитым; но он, как и Пенлод, попал в плен тяжело раненым. Прыгнуть или взбежать по отвесной стене, как раньше, он теперь уже не смог бы: он сломал обе ноги и теперь с трудом передвигался.
Пленник почувствовал жгучую ненависть к Маэглину, но поймал себя на том, что ненавидит теперь его больше всего не за предательство – а за то, что у того сытый вид, чистое лицо без синяков и кровоподтёков – и тёплая, толстая одежда.
– Ну как работёнка идёт? – спросил, потирая руки, Маэглин. – У нас тридцать кольчуг заказано. Вот для этих ребят, – он с улыбкой показал на орков.
И с такой же улыбкой мгновенно перерезал горло обоим.
– И ещё наколенники и шлемы, – продолжал Маэглин как ни в чём не бывало. – Готово, нет? Чего уставился – готово, нет, спрашиваю?
– Почти. Осталось ещё доделать четыре комплекта, – ответил Дуилин, ошарашенно глядя на два трупа.
– Ну и хорошо, – Маэглин хотел было похлопать Дуилина по плечу, но спохватился. – Вас всех сколько тут?
Остальные восемь эльфов, работавших в этой, верхней мастерской, где дорабатывались узоры и эмблемы на доспехах, недоуменно глядели на Маэглина. Двое или трое отошли подальше, один даже попытался забиться куда-то за печь.
– Девять, ты же видишь, – ответил Дуилин.
– Да нет, вообще тут в мастерских.
Дуилин оглянулся. Он не знал, что сказать, чтобы его ответ не причинил зла товарищам по плену. Но ведь у Маэглина наверняка были способы проверить его ответ.
– Двести тридцать пять с лишним здесь, в пещере, – он показал на большую решётку, за которой был спуск в нижнюю мастерскую. – И ещё тысяча сто тридцать два в руднике ниже.
– Много, – фыркнул Маэглин. – Ну да ладно. Вот что, Дуилин. Я хочу вас всех отсюда выпустить.
– Что?.. Думаешь, я… мы… думаешь, поверим хоть одному твоему слову?! Тебе, прислужнику Моргота?
Другие эльфы вышли вперёд; некоторые остолбенели, услышав слова Маэглина; один, высокий, сильный эльф-лаиквенди, которого Маэглин когда-то знал, как ученика Эола, схватился за молот.
– Если хватит ума – поверите, – сказал Маэглин. – В результате моего тесного общения с Мелькором в последний год я сейчас пришёл к выводу, что всё это очень скоро рухнет так же, как обрушились стены Утумно. Вы все будете здесь похоронены, может быть – и заживо, и тогда будете подыхать от голода и боли, а может быть, и поедать друг друга. У меня есть ключи от всех дверей – от решётки, и что более важно, от внешней двери. Без меня вы её не откроете.
– Ты склоняешь нас к побегу, – сказал один из эльфов, – а потом твой хозяин нас переловит и накажет. Или просто это всё он придумал, чтобы наказать и казнить нас.
– Ему-то это зачем? – пожал плечами Маэглин. – Вы все и так в полной его власти. Конечно, если мои предсказания не оправдаются, он может вас поймать. Но всех вас всё равно не убьют. Потому, что Мелькор захватил уже всё, что мог, и эльфы-мастера просто-напросто закончились. Если он сейчас убьёт вас, делать оружие такого качества будет почти некому. Вторая мастерская таких размеров была в Химринге, но его захватили Люди, и хотя они вроде бы изъявили внешнюю покорность Мелькору, о поставках оружия речи пока нет. В худшем случае он убьёт десять, ну пятьдесят из тех, кого сочтёт зачинщиками. Но ведь у вас у всех будет возможность сбежать. Всё лучше, чем гнить здесь.
– А тебе это зачем? – спросил Дуилин.
– Саурон Гортаур приучил меня избегать бесполезных трат, – сказал Маэглин. – Ну и… Ладно, Дуилин. Все сразу вы не выйдете. Ты, как тебя там зовут, Линдор, Линдир, забыл? – обратился он к лаиквенди. – Пойдёмте со мной, ты и Дуилин. Я вам выход покажу и куда идти. Потом вы все, девять, будете отбирать каждый по десять пленных и выводить их как можно быстрее. Там за воротами глубокое ущелье. Выход специально сделан так, чтобы было не видно с башен и других мест, где расположена стража, даже если ехать верхом. Начинаете с нижних помещений. Я буду отпирать замки на цепях. И да, только я знаю, как они открываются, – если крутить не так, как надо, они сломаются.
– Не буду! Нет! Нет! – истерически кричал юный, черноволосый эльф, которому Маэглин только что раскрыл оковы. – Нет, не пойду. Там Мелькор! Там нет света! Только пепел! И дракон. Один пепел…
– Сынок, – уговаривал его поседевший отец. – Бежим, прошу! Пожалуйста! – Он в панике оглянулся на Маэглина. Они были последними; Дуилин тоже в недоумении застыл, не зная, что делать.
– Ладно, – сказал Маэглин, – мне пора. Я всё отпер, и я ухожу. Дуилин, ты знаешь, что дальше делать.
Дуилин первоначально мечтал убить Маэглина, как только всё это закончится; он даже присмотрел подходящий камень на полу пещеры, но теперь лишь беспомощно смотрел, как уходит Маэглин; он схватил за руку юношу и потащил за собой.
И тут в узкой трещине, откуда отец и сын ещё час назад добывали породу, послышался какой-то жуткий, утробный треск. Эльфы увидели, что целый огромный клин камня трескается, проваливаясь у них под ногами; они побежали к выходу, увидев, как многотонная скала летит вниз, в бездну, где далеко-далеко дышит бурыми огнями лава. Одновременно до них донеслось громкое шипение, как будто бы там была целая тысяча рассерженных котов – или же один, но размером с дракона. Снизу начали вырываться клубы пара.
– Эй, приятель, – услышали они спокойный голос, словно исходивший откуда-то из стены. Седой эльф увидел Гельмира, который когда-то, за несколько недель до того, как они с маленьким сыном попали в плен, обедал у них дома в родном Нарготронде.
– Вам лучше выйти. И тебе, Дуилин, тоже.
Юноша опомнился и подбежал к выходу; за ним – Дуилин и остальные. Юноша остановился, чтобы подхватить отца, у которого от напряжения и страха подкосились ноги, – и увидел, что сзади многотонный потолок пещеры начинает падать, опускаться, словно застилаемое покрывало; увидел, как огромная скала уносит, словно пустую скорлупку, обитую железом вагонетку, в которой, – он теперь вспомнил, – осталась бутылка с водой и платок.
Всё это медленно разворачивалось у него перед глазами, словно они попали в какую-то прозрачную смолу.
За ними шёл Гельмир; он поднял ладонь – небрежно, чуть выше головы, как будто хотел поправить несуществующую шапку, и скала остановилась, опершись на его руку.
– Не волнуйтесь, – сказал он, – я могу немного подождать.
– Итак, у тебя были ключи?
Гватрена не надо было держать; он стоял перед троном Мелькора, слегка перебирая пальцами трость. Мелькор, как у него в последнее время это часто водилось, сидел на ступенях; иногда он будто изображал шута у собственного трона; наверное, думалось Гватрену, иногда ему хочется сказать то, что мешает сказать его величие – то величие, которым он, как думал, должен был быть одарён.
– Да, – сказал Гватрен, – ключи у меня были.
Мелькор подошёл к нему, почти подбежал, вырвал у него из рук трость, сломал её и отшвырнул.
– Ты открыл двери моей крепости сыну Феанора, – сказал он тихо, почти без голоса, плоским шёпотом. – Ты открыл мои двери Маэдросу.
Гватрен мог бы сказать: «это приказал мне Майрон», но счёл такой ответ недостойным, и промолчал.
– Вы, синдар, ползали в подлеске Бретиля и Дортониона, как вонючие ежи, – сказал Мелькор. – Я дал вам свободу. Я вас освободил от ваших самодельных королей, я уничтожил Денетора, я загнал в лес Тингола! Я берёг вас от нолдорских владык! И теперь ты, – он вырвал прядь золотистых волос Гватрена, – открыл им двери в Ангбанд!
Мелькор отошёл обратно к трону. В руках у него вдруг появился его железный венец.
– Вот он. Он принадлежит мне. Он принадлежит мне! Я отдам его, кому хочу. Не тебе им распоряжаться!
– Я никогда не говорил, что Сильмариллы нужны мне, – сказал Гватрен.
– Убейте его, – махнул он нескольким слугам-людям, ожидавшим его приказов в глубине зала. – Сбросьте в пропасть. Майрон сошёл с ума! Открыть двери для нолдор! Позволить мелкому, желтоволосому, неграмотному лесному эльфу распоряжаться моими ключами!
– Ты действительно так думаешь? – спросил Гватрен.
Его затопила волна облегчения. Он не мог опереться на трость, и сжал руки в замок, стараясь удержаться на ногах. Неужели Мелькор всё-таки ухитрился не заметить того, что – он это видел! – всё-таки сделал Маэглин? Неужели Маэглин был прав, неужели корона действительно для Мелькора важнее и хоть кому-то из пленников удастся получить свободу или хотя бы надежду на неё?!
– Да, – Мелькор сел на трон, откинулся и усмехнулся, покручивая в руках корону, словно сосуд на гончарном круге. – Я думаю, что Майрон сошёл с ума, раз позволил мелкому, желтоволосому, неграмотному лесному эльфу распоряжаться моими ключами и я приказываю сбросить тебя в пропасть.
– Передай это Майрону, если можно, – сказал Гватрен. – Дословно. Думаю, ему будет небезынтересно это услышать.
Мелькор расхохотался.
– Обязательно!
Гватрен шёл по узкому каменному проходу. К счастью, его не заставили убрать руки за спину – в этом случае он беспрерывно бы падал. Идти без трости было тяжело и непривычно, и он иногда хватался за стенку то правой, то левой рукой.
Адан из стражи Мелькора шёл у него за спиной. Он был один – идти по этому коридору втроём и тем более вчетвером смысла не было. И он не подгонял Гватрена, просто шёл сзади. Гватрен не был именно в этом коридоре, но по запаху гари и падали и по тому, что он знал о планировке покоев Мелькора, догадывался, что до обрыва оставалось шагов пятьдесят.
– Послушай, – сказал вдруг адан. – У меня брат в Бретиле живет. Младший, он у матушки от второго мужа. Там говорят, это ты помог Белемиру найти сокровища, чтобы он там королем стал.
– Да, я, – подтвердил Гватрен.
– Брат обратно часть земли получил. Ну не всё, конечно. Мне-то обратно путь заказан, но хоть мать свой век по-хорошему доживёт. Спасибо.
– Рад за вас, – искренне ответил Гватрен.
– Я сейчас ничего сделать для тебя не могу, – продолжил адан.
– Да я понимаю, – сказал Гватрен.
– Вот только… ну вдруг повезет. Может, я или кто… скажу потом Гортауру, вдруг да не поздно ещё будет… – шепнул он.
Он вдруг остановился, ткнул рукой в стену и Гватрен увидел: это дверь, и адан поворачивает там ключ. Он приоткрыл дверь и толкнул туда Гватрена.
Тот думал, что всё-таки летит в пропасть, но через мгновение ударился обо что-то металлическое.
Нет, только не это! Только не это!!!
Дверь в покоях Финголфина резко распахнулась.
– Пойдём со мной, дедушка, – твёрдо сказал Маэглин. Он открыл замок на цепи, которая привязывала его руку к кровати. – Я должен тебя вывести отсюда.
– Ломион, ты…
– Замолчи. Это сейчас могу сделать только я. Потому что сейчас у меня в руках ключи от всех покоев Ангбанда. И мне известен тайный выход отсюда. Молчи и слушайся меня.
Он взял Финголфина за руку и потащил его по тайной узкой лестнице. Финголфин следовал за ним; где-то посредине он начал задыхаться: сказались годы, проведённые им в неподвижности и сне, но Маэглин безжалостно продолжал вести его вперёд.
– Ломион, ты уверен, что Мелькор не увидит, как мы выходим?
– Уверен, – ответил Маэглин. – Он будет занят другим.
– Чем? – спросил Финголфин.
– Я сделал так, что он будет занят другим. А ты идёшь со мной.
– Ломион, у тебя есть оружие?
Маэглин покачал головой.
– Мелькор этого не одобряет. Хотя ладно, на самом деле есть.
Маэглин протянул Финголфину тонкий меч в простых чёрных ножнах.
– Это Англахель, – сказал Маэглин. – Меч моего отца. Твой меч, Рингил, я не нашёл, прости. Затерялся в Гондолине.
Им удалось бы незаметно покинуть Ангбанд, именно так, как замышлял Маэглин – если бы на предпоследнем пролёте лестницы не оказалось небольшого, тайного окна. Собственно, это был предпоследний пролёт перед уровнем земли – дальше лестница уходила глубоко под землю и заканчивалась подземным ходом.
Но отсюда было слишком хорошо видно, что происходит перед вратами Ангбанда.
Финголфин в отчаянии окинул взглядом площадку лестницы – и вдруг заметил в уголке одного из огромных камней миниатюрный листочек, который можно было принять за трещину в камне. Здесь строители-эльфы всё-таки оставили выход.
– Морьо, я так счастлив. Теперь могу обнять тебя, а то тяжело было так – видеть тебя и касаться лишь твоих волос и лица, – сказал Гватрен. – Сейчас у нас как раньше – я в темноте и опять тебя не вижу.
– Ничего, – ответил Карантир. – Ничего страшного. Только теперь мы вместе.
– Нельо, как… – начал Маглор и запнулся.
– Короны там не было, – ответил Маэдрос. – Нет, Кано, для самого Майрона это было неожиданностью, я уверен. Что-то пошло не так, и нам надо…
Майтимо хотел сказать – «поскорее уходить отсюда», но вдруг послышался громкий треск. Скалы вокруг них словно сами собой раскололись на мелкие кусочки и обсыпались грудой осколков. Теперь их было видно.
Потом Майтимо почувствовал холод. Этот холод пронзил его голову, так что на мгновение ему показалось, что он лишился волос. Так же вздрогнул и Маглор. Они подняли голову – и увидели Мелькора.
Мелькор стоял на пороге своей крепости, вверху, на высоких ступенях. Он был в своём истинном облике – тонкокостный, белолицый подросток с тёмно-розовым, как будто бы здоровым зимним румянцем, но на голове у него невыносимым блеском сверкала корона с двумя Сильмариллами. Маэдрос посмотрел на них – и подумал:
«Как же я не мог тогда, в плену, не понять, что они поддельные!».
Это был именно тот свет, который влил в свои камни Феанор, но свет этот был злым, яростным, отчаянным; он не зачаровывал, он не внушал покоя, он не уводил из этого мира, как свет истинных Сильмариллов. Это были они – и в то же время не они.
– Бедные детки, – Мелькор рассмеялся. – Бедные, бедные, вы всё ещё надеетесь? Мой сладкий рыжий лисёнок, которому пришлось перегрызть себе лапку, чтобы вырваться из моего капкана? Мой нежный, сладкоголосый, зеленоглазый поэт? Вы пожертвовали всем, чтобы прийти сюда и ещё раз попробовать получить вот это?
Мелькор снял корону, в которой горели камни – два светлых завистливых глаза.
– Они прямо-таки смотрят на вас, – сказал он. – Вы хотите их? Берите же! Берите! Только как же вы их поделите?
И Мелькор швырнул свою корону им под ноги.
Маэдрос вздрогнул от ужаса – и тут же нагнулся и схватился за корону.
То же самое сделал и Маглор.
Оба они держались за неё, и тут Маглор потянул её к себе.
– Брат, мы сможем теперь выполнить Клятву, если… – начал Маэдрос.
– Отдай её мне. Это я должен её выполнить!
– Она должна быть у меня, Кано, я же старший, – выговорил Маэдрос.
Это звучало так разумно, так логично, но в то же время у него было чувство, что эти заготовленные заранее фразы за него говорит кто-то другой.
– Отдай. Отдай, я должен искупить свою вину. Я виноват, Нельо. Поэтому она должна быть моей. Я не должен был скрывать убийство Финвэ. Это я должен получить их обратно.
– Но мы уже получили их обратно, Кано, – умоляющим голосом сказал Маэдрос. – Прошу тебя, бежим отсюда. Наверное, ему это надоело, он уже получил всё, что хотел. Они наши. Отпусти её.
– Нет, нет, – сказал Маглор. – Ты отпусти, Нельо.
– Я не могу, Кано. Я правда не могу.
Маэдросу казалось, что его левую руку словно бы заставил прилипнуть к короне какой-то невыносимый жар. Это всё было так нелепо, так ужасно; ему показалось, что он слышит тихий смех Мелькора.
Он опустил глаза – и увидел, что рука Маглора, – его правая рука, которой у него, Маэдроса, не было, – держит кинжал. Маглор, видно, решил схитрить, когда у них отбирали оружие и спрятал его. «Как же глупо!», – горько усмехнулся про себя Майтимо, вспоминая, как сам надеялся перехитрить Мелькора – перед тем, как попал к нему в многолетний плен. Он понимал, что сейчас, через несколько мгновений, Маглор вынет лезвие из ножен, они обменяются ещё несколькими словами – и Маглор вонзит ему в живот этот кинжал по самую рукоять.
– Братик… – одними губами выговорил он. Он вспомнил, как стоит в отцовском доме, в галерее на втором этаже – тогда там ещё не было проклятых украшений – и держит на руках маленького Маглора, который хочет посмотреть в окно…
– Прекратите! – отчаянно закричал Карантир. – Майтимо, пожалуйста, отпусти это! Ты просто делаешь то, чего он хочет! Он хочет, чтобы мы все убили друг друга! Он уже не знает, как сделать больнее нам, как причинить больше страданий нашему отцу – его больше нет, но он всё равно хочет делать то, из-за чего отец бы мучился! Я отказываюсь от Клятвы, Майтимо! Пусть лучше мы все умрём, пусть Всеотец осудит нас, но пусть не будет больше этого зла! Майтимо…
Майтимо растерянно смотрел на Карантира; он не мог понять, почему тот не идёт к ним, за камнями, он не мог сразу осознать смысла его слов, ответить – и когда понял, было уже поздно.
– Ах, ну заткнись же, заткнись, идиотка ненормальная, заткнись, ты мне мешаешь! – взвизгнул Мелькор. Он повернулся и выломал одной рукой, ладонью створку огромной каменной двери, – чёрной двери высотой в тридцать футов, украшенной тонкой резьбой с изображением деяний Мелькора в первые века Арды.
Он швырнул её, и она рухнула с гулким, страшным звуком, похоронив под собой Карантира и её слепого возлюбленного.
– Ну продолжайте же, что вы стоите, мне же интересно! – обратился Мелькор к Маглору и Маэдросу. – А может быть, попробуете напасть на меня! К сожалению, меча у меня пока нет. Как несправедливо! Продолжайте!
И Маглор – механически, ровно, бесстрастно – снова повторил:
– Отдай её мне, я должен выполнить Клятву!
Майтимо смотрел на него и понимал: нет, это не чары Мелькора говорят в нём – это сам Маглор с его безысходным отчаянием, с десятилетиями тоскливых, бесплодных, никуда не ведущих размышлений, которыми он иногда делился со старшим братом.
Ему оставалось только ждать удара кинжала, и он решил, что это не такой уж плохой конец. По крайней мере, это мгновенная гибель от рук любимого, доброго брата, а не многолетняя агония в плену.
– Ох, нет! – услышали они вдруг срывающийся голос Маэглина.
В стене недалеко от ворот вдруг повернулся какой-то камень, который казался частью циклопической кладки, и перед ними появился Финголфин.
Мелькор страшно, злобно зашипел; он был в таком гневе, что не сразу смог найти слова.
– Дети! Дети! – закричал Финголфин. – Дорогие дети, прекратите, пожалуйста! Я больше не могу! Бросьте! Я понимаю, что вы не можете, но прекратите!
В руках Финголфина блеснул его меч; он подбежал к ним, замахнулся; Майтимо закрыл глаза и ощутил удар.
Финголфин разрубил корону Мелькора надвое. Один камень остался в руках у Майтимо, один – у Маглора.
– Кано, беги отсюда скорее! – сказал Финголфин, вкладывая клинок в ножны. – Беги отсюда, я тебя прошу! Майтимо, и ты беги!
Маглор судорожно прижал обломок короны к своему лбу; пошатываясь, он пошёл в сторону, потом побежал; Майтимо видел, как Маглор садится на коня и действительно – бежит, бежит, куда глаза глядят. Он подумал, что младший брат лишился рассудка, что теперь он остался здесь один – с бесполезным обломком короны с одним камнем в руке.
– Майтимо, беги! – отчаянно прокричал ещё раз Финголфин.
Мелькор, наконец, опомнился; он в долю мгновения подбежал к Финголфину, который не успел ни увернуться, ни попытаться выхватить меч, висевший у него на поясе. У Мелькора даже не было оружия: он дёрнул Финголфина изо всех сил за волосы; тот рухнул, и Мелькор, размахнувшись, ударил его по спине ногой. Послышался чудовищный хруст.
– Вот видишь, что вы двое наделали? – сказал Мелькор Маэдросу. – Вы виноваты! Я бы его ещё подержал у себя. Поиграл бы. А теперь я его сломал. – Он посмотрел в побелевшее, сжавшееся лицо Финголфина. – Ну может быть, Майрон что-то с этим сделает?!
И он исчез за сломанными вратами, утащив Финголфина с собой.
Майтимо смотрел в чёрный провал, потом опустил глаза. Он всё ещё судорожно сжимал свою половину короны. Финголфин разрубил пустую ячейку, где был Сильмарилл, который забрали Берен и Лютиэн.
Он хотел было сказать – «Ноло, прости меня», но разве можно было завершить страшную судьбу того, кто когда-то был его любимым другом, этим «прости меня». Разве то, что за это время Мелькор сделал с Ноло, с Фингоном, с другими родными и близкими, было хоть как-то соизмеримо с тем, что он держал в руке?
– Отец, что мне делать? – прошептал он.
Последовать за Мелькором? Чтобы его и Финголфина мучили на глазах друг у друга? Может быть, видеть, как страдают из-за него, Маэдроса, другие пленники?
И ведь тогда у него отберут Сильмарилл.
Маэдрос начал смеяться, пока у него по щекам не покатились слёзы.
– Трус, – сказал он сам себе, – трус, подлец, что же ты делаешь?
Он заставил себя подняться по ступенькам дворца, но оказалась, что за сломанной резной дверью есть ещё одна, совершенно чёрная, каменная, сплошная: она, видимо, мгновенно опустилась сверху, когда Мелькор вошёл. Маэдрос ударил по ней мечом, но это была сплошная скала, в которой не было ни щели, ни замочной скважины.
Тут он вспомнил – об этом, кажется, рассказала ему Нерданэль: когда Валар схватили Мелькора, все вместе они не надеялись взломать ворота его крепости. Им ведь пришлось притвориться, будто они хотят выразить Мелькору покорность, чтобы он открыл им сам.
Майтимо пошёл вдоль стены; дверь, через которую выбрался из крепости Финголфин, исчезла, и Майтимо не мог понять, где она была.
Он шёл и шёл, пока не завернул за угол огромной башни.
Перед ним разверзлась пропасть – огромный огненный ров, который шёл на тёмный север и терялся в туманных парах; берега были усыпаны костями и остатками обгорелых трупов.
«Как же любят наши учёные поговорить о Песне и о замыслах Всеотца, – подумал Маэдрос. – Эта пропасть тоже была в Его замыслах? А я?..»
Он прижался спиной к камню.
