Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 47 страниц)
– Расскажи нам, что произошло в то утро в Форменосе, – сказал Гил-Галад.
Карантир тихим голосом рассказал, как в то утро они поехали на охоту, как он отстал от Маглора и вернулся в дом, огорчённый и подавленный из-за отвратительного розыгрыша. Рассказал о том, как сел с дедом за обеденный стол, как поведал ему правду о себе и как в бешенстве ударил Финвэ ножом, ошибочно сочтя, что тот причастен к издевательствам над ним.
– Я не считаю тебя ответственным за случившееся, кузен Келебримбор, – сказал Гил-Галад, но ты в ту пору был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что такие вещи могут делаться только в насмешку. Даже если на это у тебя самого не хватило ума, ты мог бы спросить у своего отца, уместно ли было подкладывать в комнату твоего дяди чулки и окровавленные тряпки. Дядя Карнистир, – обратился он к Карантиру, – скажи, пожалуйста, почему ты сделал то, что сделал?
– Потому что он сказал… сказал, что я должен стать поспокойнее. Я не мог. Не мог.
– Тебе это уже говорили?
– Да. Мать и отец.
– Ты рассказал нам, что испытывал различные волнения, связанные с твоей женской природой, которую тебя вынуждали скрывать, – заметил Гил-Галад. – Пытались ли твои родители как-то облегчить твою жизнь или же просто просили тебя успокоиться?
– Просили успокоиться, – глухо сказал Карантир.
– Бывало ли раньше, что разговоры с родителями об этом вызывали у тебя стремление прибегнуть к насилию? Ударить, схватиться за нож? – продолжал Гил-Галад.
– Я не могу. Пусть братья скажут. Питьо?.. – обратился он к Амроду.
– Да, – ответил Амрод. – Однажды он пытался ударить нашу мать ножом в присутствии моего брата. Моего брата Амраса, Тэлуфинвэ, сейчас нет с нами, но и он, и мать рассказывали об этом одинаково.
– Ваш отец знал? – спросил Гил-Галад.
– Да, – вздохнул Маглор. – Мы с отцом говорили об этом.
Гил-Галад взял в руки белый жезл – жезл Судьбы, который передали ему беглецы из Гондолина, тот самый жезл, взмахнув которым Тургон много лет назад вынес смертный приговор Эолу.
– У нас, эльдар, нет законов и обычаев, которые бы определяли, как мы должны обращаться с безумцами. Хотя, на мой взгляд, так быть не должно, ибо среди нас есть и такие, чьи поступки явно совершаются не в здравом уме, – вздохнул Гил-Галад. – Однако у аданов на этот счёт есть законы, которые я внимательно изучил. Так, законы друэдайн различают идиотизм, буйное помешательство и другие виды безумия, и дают на этот счёт вполне определённые предписания. За поступки, совершенные явным идиотом, отвечает тот, кто подбил его на эти поступки. Стало быть, я могу считать, что за появление в твоей, Карнистир, спальне чулков, лент и тряпок отвечает Мелькор. С буйнопомешанными дело обстоит иначе. И отец, и мать знали о безумном поведении этой девицы. Тем не менее, мать отпустила девицу от себя, не отправив другую женщину присматривать за ней. Отец также знал о том, что девица страдает вспышками безумия, но при этом оставил её без присмотра и уехал из дома, не предупредив о её безумии ни деда, ни слуг. В этой ситуации за поведение безумца отвечают те, кто должен заботиться о нём – родители. Твоего отца, Карнистир, уже нельзя привлечь к ответственности, а твоя мать живет далеко, и привлечь её к суду мы также не можем. Сама ты не отвечала на тот момент за свои поступки. Поэтому за это нападение на Финвэ сейчас никто ответить не сможет. Временно я передаю тебе, Нельяфинвэ, как её старшему брату, опеку и присмотр над ней; в случае каких-либо опасных для окружающих проявлений безумия отвечать за них будешь ты. Если она найдёт себе супруга, ты передашь эту обязанность ему.
Маглор громко вздохнул с облегчением и закрыл лицо руками; Нариэндил ласково взял его за руку, успокаивая. Карантир не двигался с места; Маэдрос подошёл к нему и поднял с земли.
– Ну, а кто же всё-таки убил вашего дедушку, внучата Финвэ? – насмешливо спросила Лалайт, выглянув из двери на лестницу.
– Надеюсь, что мы ответим на этот вопрос вскоре, госпожа Лалайт, – сказал до сих пор молчавший Тургон. – Убийство произошло, и не одно. И если те, кто должен покарать убийц, этого не делает, это может сделать любой. Даже если тот, кто совершил преступление, сильнее; даже если он сильнее всех нас, знание и честность должны помочь нам.
Он подошёл к трону Гил-Галада; тот протянул ему жезл, но Тургон не взял его.
– Мы очень долго успокаивали себя тем, что Мелькор является началом всякого зла и раздора; что он отравлял нашу жизнь своим обманом и злыми советами. Но ведь многие следовали его наветам добровольно. В том, что случилось с ними, виноваты только они сами. Ещё давно, в плену и сразу после бегства, я задавался вопросом: в ком ему удалось пробудить самое худшее? Вот тебя, Келебримбор, Мелькор подбивал на то, чтобы ты обижал Карантира и уговаривал раскрыть тайны мастерства твоего отца и деда. А остальные? Вы все знаете, что сам я никогда не общался с ним близко, даже не здоровался и не подпускал его к себе. То же я могу сказать о своём младшем брате, – он кивнул на Аракано, – и в своём старшем брате Финдекано я тоже уверен. Мы знаем, что он много раз пытался сойтись с дядей Феанором, но не преуспел в этом. Но ведь многие из вас дружили с Мелькором и слушали его советы. Амрод, что он говорил Амрасу и тебе?
– Он говорил, что мы должны узнать как можно больше о Сильмариллах. Научиться обращаться с ними, – мрачно сказал Амрод. – Что мы имеем на них право, хотя мы и самые младшие.
– Тебе, Куруфин?
– Он, – Куруфин покраснел, – он говорил, что я должен заставить отца любить себя. Что я должен отдать ему себя и стать его любимым сыном.
– Тебе, Карантир?
– Он говорил, что я должен забыть о том, что я женщина и найти себе жену, – вздохнул Карантир. – Навеки скрыть свою истинную природу. Подчинить свою жену и заставить её молчать. Но мне не нравился этот совет. Ещё он говорил, что я должен быть спокойным и держать себя в руках, чтобы перехитрить братьев. Это мне тоже не нравилось. Я теперь думаю, что он это говорил всё нарочно, чтобы вывести меня из себя ещё больше.
– Кто-нибудь знает что-нибудь о Келегорме? – спросил Тургон.
– Нет, – ответил Майтимо, – и мы не знаем, почему он стал служить Мелькору. Но я не думаю, что это он. Мы ведь уже это обсуждали.
– Да, – согласился Тургон. – А ты, Маглор?
– Я… – Маглор долго молчал. – Ты же знаешь, я всегда хотел быть великим поэтом. И я просил Мелькора даровать мне вдохновение и поэтический дар. Он выполнил мою просьбу. Но я не знаю, Майтимо, что он взял взамен. Я не знаю, что получил от него вместе с этим даром. Я боюсь. Боюсь потерять этот дар, если… если попытаюсь это выяснить.
– Зачем? – сказал Тургон. – Дар был у тебя всегда. Так говорят все, кто знал тебя ещё до того, как Мелькора выпустили на свободу в Валиноре.
– Он посеял во мне неуверенность, Турьо, – ответил дрогнувшим голосом Маглор. – Всё казалось мне глупым, бессвязным, слишком длинным, скучным, неудачным. Он разговаривал со мной о моих стихах – вроде бы с доброжелательностью, но при этом задавал бесконечные вопросы о том, зачем здесь это слово, действительно ли нужна здесь эта строка. Я начинал сходить с ума. Я уничтожал всё, что сочинял. Однажды я даже сжёг подушку, чтобы уничтожить всё, хоть отдалённо связанное с тем, что я придумал, лёжа в постели. Это было ужасно. Потом, когда он помог мне, всё прошло. Я как-то даже… даже забыл об этом, пока ты не спросил.
– Мы знаем, что он подбивал сыновей Финарфина оскорблять Карантира и разыгрывать другие подобные шутки, – сказал Тургон. – Кто-нибудь знает, что он говорил Финроду?
– Он обещал ему разные вещи… в связи с женитьбой на Амариэ, – сказала Финдуилас. – Но дядя Финрод ему не поверил. Сказал, что им с Амариэ это не нужно.
– Что он говорил Галадриэли? – продолжал Тургон.
– Ну это я знаю, – ответил Маэглин. – Он и ей, и маме говорил одно и то же: они, мол, должны поехать в Средиземье и найти себе там женихов, ибо нолдорские юноши для них недостаточно хороши. А то, мол, отцы и братья подберут им таких мужей, что потом и верхом не покатаешься, и на охоту не поедешь, – будешь только дома сидеть и вышивать. Я думал про это, дядя Тургон, и считаю, что и мама, и Артанис вряд ли стали бы убивать Финвэ, раз Мелькор их подбивал сбежать из семьи. Если можно сбежать, зачем кого-то убивать?
– К сожалению, – сказал Тургон, – остальные наши родичи здесь отсутствуют, и мы не можем спросить у них, чем соблазнял их Мелькор. Может быть, ты, госпожа Лалайт, в силу своего близкого знакомства с одной из заинтересованных сторон, – (Маглор на это громко и недовольно прошептал: «Какое деликатное описание Моргота!»), – можешь нам что-то сказать на сей счёт?
– С превеликим удовольствием, – улыбнулась Лалайт. – И поможет мне в этом наш прелестный Куруфинвэ. Как мы знаем, ты забрал у кого-то в Нарготронде конверт, с помощью которого шантажировал Финрода и Ородрета. Это так?
– Ородрета, – сказал Куруфин. – Финрод не видел этого письма. Конверт я забрал у Гвайрена, – и он показал на сжавшегося в углу белокурого эльфа. – Ну ладно, украл. Потом, когда дошло до дела, Ородрет отказался выполнять мои требования. Я предъявил эти документы королю Фингону. Он сказал, что сейчас не об этом надо думать и отобрал у меня конверт. Там было несколько бумажек и письмо Мелькора. Письмо я спрятал у себя, а конверт остался у Фингона.
– Давайте я ещё раз прочту вам это письмо, милые внуки Финвэ, – сказала Лалайт. – «Моя красавица! Я рад, что у тебя всё получилось, но меня удивило твоё решение отдаться этому выродку, которого ты отвергала столько лет. По крайней мере, тебе удалось забеременеть, что не может тебя не радовать. Мы с тобой уже говорили, что можно по этому поводу предпринять. Я сделал так, что Макалаурэ вернулся, но мне твоё беспокойство кажется излишним – думаю, что если мой бывший друг будет продолжать вести себя по-идиотски, он всё сделает за нас. Я, с со своей стороны, уверен, что и вы исполните свою часть соглашения. Твой друг (или я должен сказать – твоя подруга? – для тебя я могу быть кем угодно), М.». – Лалайт особо подчеркнула фразу о беременности. – Итак, некая особа женского пола решила забеременеть от кого-то, кого «всегда отвергала»: произошло это, скорее всего, в результате совета Мелькора. Мне очень интересно, конечно, кто такой «бывший друг» и зачем им был нужен Маглор, но главное в другом. Мы опять слышим о каком-то ребёнке: его упоминал, насколько я знаю, и сам Финвэ в своём последнем разговоре с Аргоном. Мне удалось достать ту самую папку, или конверт, где было письмо: оно хранилось среди сокровищ Фингона и Финголфина. Посмотрите, – Лалайт достала из складок юбки выцветшую розовую папку. – Что вы на это скажете?
В её руках появилась небольшая карточка из толстой бумаги или картона, которая когда-то, видимо, была розовой; края карточки были вырезаны в форме замысловатого кружева, уголок украшен гербом.
– Это герб Индис, – сказал Маэдрос.
– Это карточка для гостей, – сказал Тургон. – Такие были в доме моего отца и дяди Финарфина на Тол Эрессеа. Они обозначали место за столом для каждого гостя. Но здесь нет имени – карточка пуста.
– Карточка для гостя без имени, – сказала Лалайт. – А вот самый интересный документ в этой коллекции. Просто прелесть. Куруфинвэ, ты читал это?
– Ну вроде видел я его, – пожал плечами Куруфин. – Тут ещё были какие-то старые счета и записки. Я их, честно говоря, толком и не посмотрел.
Маэдрос надеялся, что это может быть то самое письмо или листок из дневника Фингона, где описывается день гибели Финвэ, но нет.
Лалайт развернула маленький квадратик бумаги и стала выразительно, с явным удовольствием зачитывать:
– Выдать подательнице сего: 36 яиц куриных, две мерки муки, два фунта масла сливочного, мерку крупы овсяной, полфунта мёда, сливок горшок один маленький и полтора фунта свинины копчёной. Вот видите, какая поистине королевская щедрость! На дату и подпись ты действительно не смотрел? – спросил Майрон. – Нет? Вот тут, в уголке, на обратной стороне. – Он повернул бумажку. – Финвэ Арафинвэ, нолдоран. Дано в Тирионе в 19 год Солнца. Э, Тургон, можешь рвать на себе волосы. Остался бы в Валиноре – получил бы и ты от дяди тридцать шесть яиц куриных. А может, и все тридцать восемь.
Маэдрос оглянулся на Тургона и с удивлением увидел, что тот подозвал к себе Маэглина и они стали шептаться: при этом Маэглин согласно кивал, и потом довольно громко пробурчал:
– Один… маленький! Тьфу! Вот гнида.
– Этот документ, – продолжил Саурон, – составлен через двадцать лет, а то и больше после Исхода нолдор из Амана. Как и почему он попал в Средиземье? У кого-нибудь есть идеи?
На расстеленный у трона короля золотистый ковёр быстрым шагом вышел Воронвэ. Он резко повернулся и показал своей белой рукой на Гвайрена.
– Всё очень просто. Я знаю, что он бежал сюда из Валинора, и что в Валиноре он совершил убийство, – сказал Воронвэ. – Он привёз этот документ с собой, уж не знаю, зачем.
У Майтимо даже голова закружилась от облегчения и радости.
«Значит, это никто из нас. Никто. Это он убил Финвэ. Это какой-то родственник Индис, и он убил Финвэ. Может быть, это она приказала ему. Это не имеет отношения ни к кому из нас».
– Я никого не убивал, – сказал Гвайрен. – Я участвовал в битве Бессчётных слёз, я оборонял Нарготронд вместе с Ородретом, но я не мог бы убить безоружного и беззащитного, а именно это и есть убийство.
– Ты лжёшь, – ответил Воронвэ. – Я должен заковать тебя в цепи и отправить в Аман.
– Каким образом? – спросил Кирдан. – Как ты отправишь его в Аман?
– Это не твоё дело. Я получил приказ.
– От кого? – сказал Тургон. – Я тебе ничего такого не приказывал, Воронвэ. Кто мог тебе приказывать? И каким образом Гвайрен бежал сюда из Валинора?
– Я не отвечаю больше перед тобой, Тургон, – высокомерно сказал Воронвэ. – И не перед кем из вас. Я должен забрать убийцу с собой. Пойдём со мной, Гвайрен.
– Я не пойду.
Воронвэ подошёл к Гвайрену, взял его за руку и потащил за собой.
– Постой! – сказал Аргон. – Не трогай его! Да кто ты такой, чтобы…
Гвайрен посмотрел в глаза Воронвэ – и застыл. Маэдрос смотрел на него, и у него внутри всё похолодело. Глядя в лицо Гвайрену, Маэдрос невольно чувствовал то же, что он сейчас, а смотрел Гвайрен так, как когда-то он сам смотрел, попав в плен, на врата и решётки Ангбанда.
– Не надо, Аракано, – сказал Гвайрен. – Я пойду с ним. Ничего не поделаешь. Рано или поздно пришлось бы. Прощай. Я тебя очень люблю. И ты, Нельяфинвэ, – обернулся он к Маэдросу, – ты очень хороший. Я был очень рад с тобой познакомиться. Пусть всё будет хорошо у вас. Я был очень счастлив со всеми вами. Всегда. Пойдём, – обернулся он к Воронвэ.
– Давно пора, – сказал тот. Воронвэ хотел было подняться на лестницу вместе с Гвайреном, но на ступеньке стояла Лалайт – сегодня в пышном малиновом платье с серебряным шитьём и серебряной сеткой с гранатами на завитых белокурых волосах.
– Я не для того выпустила этого милого блондина, чтобы ты его забирал, – заявил, явно насмехаясь, Майрон. Воронвэ, видимо, был едва ли не единственным в этой компании, кто не знал, что представляет собой Лалайт, и недоуменно перекосился. – Выкручивайся как хочешь, сладкий мой пирожок, мой сахарный цветочек.
– Ты что, проголодалась? – сказал Воронвэ презрительно.
– Да, но я надеюсь сегодня очень хорошо пообедать, – сказала Лалайт.
– У меня есть ключ от задней двери, – сказал Кирдан. – Если это поможет тебе покинуть мою башню – я открою её для тебя.
Кирдан коснулся чего-то в стене за зарослями дикого винограда; серо-розовая плита отъехала в сторону и показалась небольшая, окованная медью дверь. Кирдан повернул несколько ручек; щёлкнули засовы, потом он вставил в дверь ключ. Дверь распахнулась.
Гвайрен в последний раз оглянулся на них – и Воронвэ вывел его наружу.
За дверью был берег – голубое море, светлый белый песок, серебристые травы.
А в море, уже совсем близко от берега, виднелся сине-серебряный парус «Эаррамэ».
– Она вернулась! Идриль… она вернулась! – вскрикнул Тургон. Но в его голосе не было уверенности.
Через несколько мгновений корабль оказался ещё ближе; он подошёл к цепочке скал у берега, и они увидели, кто стоит на борту.
Это была не Идриль, и не Туор, но все они прекрасно знали его.
Тот, кто был на корабле, перемахнул через бортик, соскользнул по цепочке якоря на скалу, потом, спотыкаясь, сначала по пояс в воде, потом бегом рванулся к берегу. Он бежал, не глядя ни на кого; он прибыл сюда ради лишь одного из них.
– Брат! – закричал он. – Брат, не бойся ничего! Я с тобой!
И он схватил в объятия Гвайрена, вырвав его из рук Воронвэ.
Комментарий к Глава 38. Пусть никто не вмешивается Про родителей юноши, который работал в конюшне, рассказывается в мини-фике “Как он обо всём догадался” (https://ficbook.net/readfic/4642948).
PS: эту главу я не стала резать, но, может быть, она всё-таки слишком длинная? Следующую такого размера можно (и можно ли вообще))? Как вам кажется?
====== Глава 39. Десятый Финвэ ======
Ложный шаг одной из Ваших дочерей может нанести непоправимый ущерб благополучию ее сестер. Ибо, как соизволила выразиться леди Кэтрин, едва ли кто-нибудь захочет теперь породниться с Вашей семьей.
Джейн Остен. Гордость и предубеждение
Несколько недель назад
Средиземье
Под звёздным небом шумные весенние воды Сириона омывали чёрную громаду острова. Свежий ветер шелестел в листве старых дубов и вязов; юные деревца, пронзившие разрушенную кладку крепости, сгибались до земли. Но если внимательно взглянуть на висящую в воздухе площадку второго этажа давно рухнувшей башни, можно было увидеть, что над омытым дождями белым мраморным полом качаются не только хрупкие древесные побеги и стебли: дрожали в горячем воздухе сами звёзды и серебряное блюдо луны. Над башней разливался жар; Саурон стоял в тени. Он ждал, и под его рукой камень начал светиться тёмно-багровым светом. Лунные лучи отражались в его блестящих глазах; рубины на его одеждах казались чёрными.
Саурон не любил ждать. Ему неприятно было тут находиться. Но Мелькору и в голову не пришло бы искать его и следить за ним здесь, на бывшем острове Тол-ин-Гаурхот, на развалинах крепости, где погиб король Финрод Фелагунд и его друзья.
– Итак, ты хочешь, чтобы я ещё раз встретился с ним? – спросил майа Тилион.
– Прошу, – ответил Саурон. – Взамен проси, что хочешь, но он должен узнать всё.
– У меня есть свой интерес, Майрон, – Тилион высокомерно улыбнулся. – И я выполню твою просьбу только если ты дашь мне то, что интересно мне.
– Что же тебе нужно, Илинсор? – Майрон назвал Тилиона его древним, забытым именем.
– Говорят, что в подземельях Ангбанда скрываются обломки Иллуина, Великого столпа Валар. Я слышал когда-то, что на нём есть надписи. Я бы хотел их увидеть.
Майрон удивлённо приподнял брови.
– Зачем?
– Видишь ли… – Тилион присел на каменный пол. Светящиеся голубые рога на его голове загорелись в этой тьме ярче; сияние его одежд разливалось по тёмному полу и от ночного ветра странными тёмными тенями шевелились в этом сиянии чёрные лезвия травинок. – Видишь ли, Майрон, – сказал он совсем тихо, – я многие столетия ухаживал за Тельперионом, Великим древом; я поливал его серебряной росой и ласкал его белые цветы. Говорят, в яме, куда посадили саженец Древа, были и обломки Иллуина, Северного столпа. Я хотел бы знать…
– Ты что, сомневаешься, что Мелькор обрушил Столпы? – недоверчиво спросил Майрон.
– Я хочу увидеть те надписи. Тогда я может быть, смогу тебе что-то сказать о Столпах… и кое о чём другом, – ответил Тилион.
– Мне надо подумать, – ответил Майрон.
– Ты ведь не можешь их прочесть, правда? – спросил Тилион. – Ты когда появился в окружении Аулэ? Мне кажется, что ты едва ли не последним из нас пришёл в Арду.
Майрон долго ничего не отвечал, потом сказал:
– Да, не могу. Я… я не помню таких знаков. Но ты можешь увидеть первую строку.
Майрон достал угольный карандаш и вычертил на своей белой руке ряд спиралей, зубцов и извилистых черт.
– Вот это верхняя строка. Что скажешь?
Тилион вгляделся – и на его тонких губах появилась улыбка.
– Я думаю, я многое смогу тебе рассказать, когда прочту это целиком. Тут написано:
э т о
б ы л
н е с ч а с т н ы й
с л у ч а й
Валинор
Он прошёл по цветущей аллее; большой розовый лепесток, упав с дерева, нежно прикоснулся к его щеке. Молодой эльф уже три дня гостил в доме короля ваньяр Ингвэ, но только сейчас решился сделать то, зачем приехал сюда.
В глубине сада в отдельном павильоне размещалась королевская библиотека. За большим резным столом из вишнёвого дерева сидел эльф с коротко стрижеными золотистыми волосами: он был занят составлением подробного каталога библиотеки, переписывая в большую книгу первые и последние строки стихов из поэтических сборников.
– Что вам? – спросил библиотекарь.
Гость смутился: библиотекарь показался ему беспокойным и немного грустным; в его глазах не было свойственной всем ваньяр безмятежности. Юноша надел очки – в них он чувствовал себя увереннее.
– Добрый день. Я хотел бы… Вы знаете, я видел картину, изображавшую короля Ингвэ рядом с такой огромной башней и рядом с ним стоял другой квенди, черноволосый и в короне. Вы не знаете, кто это? Там было не подписано.
– Конечно, – библиотекарь кивнул. – Это Финвэ, бывший король нолдор.
– Король кого? – спросил молодой эльф. – Меня ведь тоже зовут «Финвэ»… Почему «бывший»?
Библиотекарь задумчиво поджал губы, подумал, потом сказал отрывисто:
– Читай сам.
Он снял с полки книгу в зелёном переплёте и почти швырнул её на стол. Юноша открыл её и прочёл:
«Анналы Амана, которые составил Румиль».
– Спасибо, – сказал он и открыл книгу. – Так… «Это извлечение из работы Квеннара…» – странно, а у вас нет целиком книги этого самого Квеннара?
– Говорят, Квеннар покинул Аман, – объяснил библиотекарь, – поэтому, видимо, его труд остался незаконченным, и Румиль переписал его и дополнил.
Молодой эльф задумчиво перелистывал страницы, и потом сказал:
– Подожди-ка. Посмотри сюда. Тебе не кажется, что он буквально переписал эту книгу?
Библиотекарь присмотрелся и воскликнул:
– Да! Тут буквы стёрты. Неужели ему не хватало пергамента? Скорее всего, Румиль что-то уточнил по документам тех времён и решил внести поправки в свою летопись.
– Но таких документов не могло быть! В этих же самых анналах сказано, что Румиль изобрёл письменность в 1179 году Деревьев. Значит, всё, что здесь говорится до этого, он мог знать только по памяти или по чужим рассказам. Почему же он решил написать всё заново?
– Жаль, что ничего нельзя прочесть, – вздохнул библиотекарь.
– Подожди! Попробуй посмотреть на затертые буквы через мои очки.
Библиотекарь поднёс линзы к странице, прищурился и сказал:
– Ты прав! Я что-то вижу… про то, как посадили Деревья. Конечно, ни один эльф не мог этого видеть. «Два великих котла… они именовались Кулуллин и Силиндрин…». Даже не слышал таких названий! «Они выкопали две великие ямы… в одну Ульмо вложил семь золотых скал… потоки золотого света… Кулуллин почти переполнился… в другую…». Не вижу, что в другую… ах, да: «в другую яму они бросили три огромных жемчужины… и после них Варда бросила туда маленькую звезду… реки белого света и серебряного сияния, которыми Силиндрин был переполнен до краёв»… Странно, почему стёрли про то, что Деревья поливали из этих самых котлов? Дальше видно только отдельные слова… «Пределы мира… навеки…»… И вот ещё: «Тот, кто был первым и главным в раздорах Мелькора…»… О ком это они? Может быть, это Феанор?.. «Розы»… не может быть, наверно, я не что-то не так прочёл, может – «морозы»…
Молодой эльф дочитал анналы и воскликнул:
– Значит, Вала Мелькор убил Финвэ и похитил то, что принадлежало Феанору? Какой ужас!
– Так сказали вестники, которые пришли из Форменоса, – ответил библиотекарь. – В этой книге – только правда.
– И сыновья Финвэ ушли в Средиземье, преследуя Мелькора? Значит, это они стали изгнанниками и увели за собой других?
– Да, двое старших, Феанор и Финголфин; Финарфин остался здесь, – ответил библиотекарь. – Теперь он король нолдор.
– Но почему же мне ничего не рассказывали про Финвэ? Почему Ингвэ не говорил мне про нолдорских королей? Зачем было убивать Финвэ – ведь он всего лишь квенди, а Мелькор – один из Валар?..
– Не знаю. Мне кажется, если ты хочешь узнать подробности, тебе нужно повидать родственников Финвэ.
Он задумался. Стоит ли беспокоить несчастных родичей Финвэ? Ведь он сам не уверен, что ищет.
Но ведь именно убийство Финвэ, как он теперь понял, привело к Исходу нолдор, и, в конечном счёте – он теперь был почти уверен в этом – к его собственной гибели.
И где-то там, далеко, если Тилион не обманул его, подвергается страшной опасности его брат…
Он долго в задумчивости бродил по белым тропинкам сада среди цветущих лиловых глициний. Вчерашний ливень почти смыл белый песок, которым была посыпана дорожка вокруг дома; смыл даже землю так, что обнажилась скала, на которой был построен летний дворец Ингвэ. Наверное, именно поэтому он ступил так бесшумно – и услышал не предназначенный для него разговор.
– Я не понимаю, племянница, ты действительно хочешь ему всё рассказать? – воскликнул Ингвэ. – Зачем это всё нужно?
– Он же всё равно вспомнит, – сказала мать. – Когда-нибудь…
– Он может ничего не вспомнить, если не попросить Ниэнну помочь ему. Я тебе это запрещаю. Ведь, в конце концов, всё кончено. Признай, что нолдор окончательно пали. Фактически их больше нет. Твоему сыну повезло, что он родился в ваньярском доме и может обо всём забыть. Что он будет думать о своей семье? – Ингвэ понизил голос, но юноша всё равно его услышал. – Зачем мальчику знать, что его дед был убит собственным сыном? Ты действительно хочешь рассказать ему такое о своём брате, Финдис?
– Дядя Ингвэ, я всё равно не верю, что брат был способен на такое! – Он услышал шорох и грустный, странный звук; понял, что мать, как всегда, когда нервничает, начала перебирать струны лежавшей на диване лютни.
– Я видел улики, Финдис; для меня они неоспоримы, я ездил тогда в Форменос, и я видел всё своими глазами.
– Это ты один видел! Ты мне ничего не показал. Ничего! Почему, дядя Ингвэ, я и об убийстве, и об этом узнала только спустя столько лет?!
– Всё осталось в Тирионе, я просто не хотел держать эту мерзость у себя в доме, – Ингвэ раздражённо стукнул каблуком об пол. – Сколько всего мне приходится скрывать! Ты бы хоть порадовалась, что мы избавились от этой истерички.
– Истерички?! Я её очень хорошо понимаю! – Мать старалась говорить тихо, но от её голоса гудело нутро лютни. – И я не понимаю, как и зачем такое вообще можно было скрывать – и нет, я сейчас говорю не об убийстве моего отца! Признай, что они вели и ведут себя безумно. По-моему, это какое-то нездоровое отношение к…
– Финдис, это всё последствия нервного потрясения, – сказал Ингвэ. – Такое даром не проходит.
– Конечно, – ответила Финдис. – Только поэтому я до сих пор ничего не говорила сыну. Я за него боюсь. Но я считаю, что, оставаясь в неведении, он подвергнется ещё большей опасности.
– Знаешь что? Я хочу отвезти твоего сына в мой зимний дворец на Таникветиле, – сказал Ингвэ. – Там его будут окружать только чистокровные ваньяр, и он и думать забудет про твоих…
Мать вышла из комнаты и хлопнула дверью.
Он видел, что мать настроена решительно, но понимал, что у Ингвэ больше средств, чтобы привести свой план в исполнение. Один раз он уже посещал зимний дворец короля ваньяр в заснеженных скалах на пути к недоступной вершине Таникветиля: белоснежные, с лиловатыми прожилками, стены; вечнозелёный голубоватый можжевельник в саду; витые, кружевные, как белые кораллы, парапеты, хрустальные колонны на садовой террасе и на башне-колокольне, откуда переливы серебряных колокольчиков возвещали о начале королевской аудиенции…
Помоги своему брату…
Дни и месяцы страданий, которых он не заслужил…
Он засунул очки в карман рубашки и бросился обратно в библиотеку; библиотекарь уже запирал двери.
– Ты сказал, можно поговорить с другими родственниками Финвэ. Где они, как их найти?
– Ты можешь попробовать навестить его жену и невестку, – сказал библиотекарь. – Сегодня как раз приехал этот… всё время забываю, как его зовут. Спроси вон у него. Может быть, ты застанешь его около кухни.
Молодой эльф выбежал из библиотеки на задний двор и увидел всадника на крупном рыжем коне.
Это был юный по эльфийским меркам и по эльфийским же меркам очень красивый парень, которому от силы было лет сто-сто пятьдесят. Он был черноволосым, и блестящие локоны спускались до пояса тугими завитками. Что-то в его внешности казалось странным. Потом, присмотревшись, он понял, что именно: локоны были не настоящими, их завили щипцами (так делала его мать по большим праздникам). Кроме того, приезжий был одет в оранжево-алую тунику, усыпанную звёздами, и кожаный жилет (по картинкам в «Анналах» он уже понял, что так одеваются нолдор), но при этом на его предплечьях сверкали роскошные, широкие серебряные ваньярские браслеты, переливавшиеся зеркальцами слюды и перламутра.
– Возьми, передашь Финдис, – сказал черноволосый эльф, подавая завёрнутую коробку одному из служителей. – Мне надо ехать.
– Э-э-э… Мардил, подожди минутку, – сказал библиотекарь. – Вот ему надо кое о чём поговорить с королевой Индис. Ты не проводишь его? Он из дома принцессы Финдис.
Нолдо смерил его презрительным взглядом и провёл пальцем по алым губам.
– Хорошо, только я тороплюсь. Ты, возьми моего запасного коня и поедем. Тут недалеко.
Только оказавшись на дороге, молодой эльф почувствовал себя в безопасности.
– А ты кто такой? – спросил его Мардил.
– Я… я сын Финдис, – признался он.
– Понятно. Не видел тебя в их доме. Тебе сколько лет?
– Двадцать восемь… исполнилось только что. А ты кто? Ты же нолдо?
Мардил насмешливо посмотрел на него.
– А ты?.. Ну ладно, да, я нолдо. Я живу на севере и управляю землями Форменоса, которые раньше принадлежали принцу Феанору. Теперь ими, как и остальными нолдорскими землями, правит король Финарфин. Часть дохода с этих земель должна поступать Индис, вдове Финвэ, и Нерданэль, вдове Феанора; кое-что полагается и твоей матери тоже. Зачем тебе Индис? Ты что, незнаком с ней? Ведь она мать твоей матери.
Сын Финдис сбивчиво рассказал Мардилу о своих недоумениях, умолчав, конечно, о визите Тилиона. Тот поджал блестящие алые губы и тихо сказал:
– Я тебя, конечно, провожу, но мой тебе совет: сиди дома. Вряд ли Индис хоть что-то знает: говорят, они с Финвэ разошлись и последние лет сто своей жизни он был один. Может быть, тебе и стоит поговорить с Нерданэль, но если куда-то с ней поедешь – не отставай от неё. Она женщина решительная, в обиду тебя не даст.
