Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 47 страниц)
– Я не верю, что Макар и Меассэ просто исчезли, особенно учитывая обстоятельства, – сказал Майрон. – От кого именно ты слышал, что их видели живыми в Амане?
– Я думаю, от Олорина, помощника Ниэнны, – сказал Тилион.
– Значит, это Ниэнна их видела там? – сказал Майрон. – Опять Ниэнна! И почему Ниэнна перестала быть супругой Намо? Ведь раньше это было именно так.
– Я не знаю. И никто не знает, – ответил Тилион. – Это произошло перед переселением эльфов в Аман. И определённо до того, как в Чертоги ушла душа Мириэль.
– Более того, этого не знает и Мелькор, – криво усмехнулся Майрон. – А ведь Ниэнна вроде бы считается его сестрой. Он действительно этого не знает.
– Я могу навестить её, но сомневаюсь, что она мне что-то расскажет, – развёл руками Тилион.
– Вот что, Илинсор. Мой помощник предположил, что их убили во сне или, по крайней мере, навели на кого-то из них беспамятство. Если…
– Я понял, – кивнул Тилион. – Лучше всего это получается у тебя и Мелькора. Насчёт Мелькора ты знаешь лучше, но если их не убивал ни ты, не Мелькор, то разговаривать об этом надо с Ирмо или с Эстэ. Моё появление в садах Лориэна никого не удивит. А мне давно хочется узнать у Эстэ, почему она так долго спит.
– Варда рассказывала одному из эльфов, что Макар и Меассэ какое-то время обитали на севере Валинора; это согласуется с тем, что слышал ты, – ответил Майрон. – Феанор мог найти случайно кости в Валиноре после того, как Макар и Меассэ погибли от руки Аулэ или оба умерли своей смертью. Но ведь в этой надписи говорится только о случайной гибели Макара. И вот это странно. Странно, и почему Валар позволили Феанору это сделать? Кроме останков, у Феанора оказались и украшения Меассэ. Я почти уверен, что в том, чем поливали корни Деревьев, была их кровь.
Пронзительный, тихий и гулкий звон заставил Тилиона замолчать.
– Мой господин зовёт меня к себе, – тихо произнёс Майрон. – Когда тебя ждать?
– Думаю, мне хватит недели, – ответил Тилион.
– Мне тоже, – сказал Майрон и молча отодвинул плиту, показывая Тилиону жестом – выход здесь и наверх.
– Сыновья Феанора? – сказал Мелькор. – Так они теперь собрались в Гаванях Сириона? Лучше убить их всех. Ты ведь можешь убить их всех? Разрушь королевский дворец. Они решили, что могут убежать от меня под защиту Ульмо. Я не буду больше это терпеть.
– Зачем же их убивать? – развёл руками Майрон. – Они такие забавные. И мы на их фоне так хорошо выглядим. После того, как они взяли штурмом и сожгли Дориат, многие, даже эльфы, стали говорить, что безопасность и покой можно найти только под нашей властью. И это… – Майрон, собственно, хотел сказать: «и это сработало бы ещё лучше, если бы ты не стал разрушать Гондолин». – К тому же, насколько я знаю, большинство потомков Финвэ уже разъехались из Гаваней. Амрод сейчас уже где-то среди синдар, у Келеборна и Галадриэль, а мне никто не сказал, где именно они обитают сейчас. Думаю, Келебримбор там же.
Майрону этого действительно никто не говорил. Правда, в его столе лежало письмо от одного из его шпионов с описанием дороги, расстояния, картой местности, паролем двухнедельной давности и схемой дворцовых покоев Келеборна (плана личных апартаментов пока, увы, не было), но он решил, что сейчас Мелькору эти сведения не нужны.
– Они все слишком много знают, – ответил Мелькор. – Мне следовало сделать это ещё тогда, когда ко мне попал старший из них. Но я затянул с этим. Не думал, что его отберут у меня. Ненавижу. Из-за этого Феанора мне пришлось… мне пришлось…
Он сдёрнул перчатку с искалеченной руки и вдруг резким движением вцепился себе в лицо, как будто бы хотел сделать на другой щеке новые шрамы, подобные тем, что оставил ему орёл, прилетевший за телом Финголфина. На белом лице остался чёрный след гари, будто он был маленьким ребёнком, который залез в печку.
– Майрон, и отчего это у нас ничего не вышло? – спросил он вдруг.
– О чём это ты? – Майрон удивлённо поднял брови. – Всё Средиземье принадлежит тебе. И если ты пожелаешь…
– Ну ты-то ведь знаешь, что наши Сильмариллы поддельные, – сказал Мелькор с деланной небрежностью.
Майрон знал, что это перескакивание с темы на тему – один из его любимых приёмов, которыми он смущал и запутывал собеседника, и оставался к этому равнодушным.
– В каком смысле? – спросил Майрон. – Что именно делает их «поддельными»?
Мелькор откинулся на спинку трона.
– А я думаю, это Финвэ спрятал настоящие Сильмариллы от него и от меня. Хотел, чтобы сын опомнился. А Феанор, бедный, решил, что я украл их. Он всегда ко мне плохо относился. Они, верно, остались в Валиноре. Может быть, просто отдать мои Сильмариллы сыновьям Феанора, а? Хорошая шутка. Маэдрос же так и не понял, что они не настоящие. Он так на них смотрел…
– Я не против, – пожал плечами Майрон, – от Сильмариллов для нас нет никакой пользы. А тебе, – он взял Мелькора за руку, – от них только хуже.
– Знаешь, что я придумал, Майрон?! Это так забавно! – Мелькор вскочил с трона, а потом снова забрался на него – с ногами, как он иногда делал. – Давай я их им отдам, а потом убью их всех. Или сначала убью, а потом положу на их могилы. Или отдам последнему, кто выживет, а потом его убью. О, нет, вот как нужно! Пусть они сами убьют друг друга! Как бы мне хотелось посмотреть, как они убивают друг друга! Они же станут убивать друг друга – ведь они же не знают, кому из них должны достаться Сильмариллы! И тогда будет считаться, что клятву Феанора исполнил я. Я же её и так всё время исполняю! Они поклялись мстить тем, кто возьмёт их в руки – они же сами брали их в руки! Клялись ненавидеть. Разве я их не ненавижу? Я так любил Феанора – ты знаешь, как я любил Феанора, Майрон?! Может быть, Феанор всё-таки возродится и согласится стать моим другом?
– И ты произнесёшь их эту самую Клятву и призовёшь на себя Вечную Тьму или как её там? – спросил Майрон.
– Да, такого я ещё не пробовал, – ответил Мелькор.
– Отличный план, – сказал Майрон. – Убьём их, сколько сможем, а оставшимся отдадим камни. Те, которые у нас остались.
Мелькор сначала яростно взглянул на него, а потом расхохотался.
– Отец, давай прогуляемся, – сказал Гил-Галад.
Они оба присели на длинный чёрный камень под старой ивой на берегу. От старых узловатых стволов тянуло влагой и запахом водорослей, но с моря дул лёгкий ветер; Гил-Галад взял Маэдроса за руку.
– Сейчас засидимся тут, – улыбнулся юный король, – говорят, ивы зачаровывают и нас, и людей.
– Да, я слышал, – сказал Маэдрос. – Говорили, что Воронвэ – настоящий Воронвэ – заблудился в краю ив, Нан-Татрен и несколько лет не мог исполнить приказ Тургона и отплыть в Аман.
Татиэ думает, что Кирдан мог бы… ах, вот, кстати, и Гельмир.
Гельмир шёл к ним по берегу. В руках у него было что-то странное, похожее на пучок водорослей или на старую сеть. Присмотревшись, Маэдрос с удивлением увидел, что это крошечная чёрная собачка с торчащими ушами и злобными круглыми глазками. Увидев Маэдроса и Гил-Галада, собачка то ли зарычала, то ли зашипела и стала вырываться из рук Гельмира.
– Выпусти её, – сказал Гил-Галад, – она и укусить может.
Гельмир выпустил собаку, и она стала метаться вокруг него по песку.
– Я назвал её Кошмариком, – сказал гордо Гельмир. – Ужасное существо. С Кирданом-то она ведёт себя прилично. А Арминаса утром укусила.
– Присядь к нам, – пригласил его Гил-Галад.
– Тут места маловато, – пожал плечами Гельмир. – Если вы встанете, я подвину камень.
– Ты уверен? – спросил Маэдрос. – Давай помогу. – Он собирался было дать Гельмиру руку и помочь сдвинуть плиту, но тот легко схватил камень за один конец и лёгким движением перевернул его.
– Ох! – Маэдрос отшатнулся. Гил-Галад посмотрел и в испуге прикрыл рот рукой.
Под камнем Маэдрос увидел сгнившие обломки дерева, на которых сохранялись ещё следы резьбы – почерневшие деревянные яблоки, вишни и цветы. И среди обломков был скелет – скелет, вокруг шеи которого была захлестнута верёвка. Тяжёлая плита раздробила кости, но у виска убитого лежал камень – большой синеватый камень с зелёными прожилками, не похожий ни на что на этом берегу.
– Я думаю, его ударили по голове и потом задушили, – сказал Гил-Галад, взяв себя в руки. – По крайней мере, думаю, к такому выводу пришли бы люди-законники. Но он был эльфом: посмотрите на его пояс, пуговицы и кольцо. Волосы рыжеватые… хотя тут болотистая заводь, от воды они могли выцвести. Гельмир, прости меня, но ты знал, что он здесь?
– Собачка что-то так волновалась, что я решил посмотреть, – пожал плечами Гельмир.
– И он был довольно молод, – сказал Гил-Галад. – Я прожил достаточно и, увы, повидал скелеты себе подобных. Кости молодых эльфов отличаются от тех, кому… ну хотя бы столько лет, сколько тебе, Нельяфинвэ. Я думаю, ему было не больше двухсот лет. Может быть, и меньше.
– Бедный Воронвэ, – вздохнул Маэдрос. – Он всё-таки не остался в Амане. Финарфин вытянул из него всё о Гондолине – ведь тот никак не мог подумать, что может быть опасно что-то рассказывать отцу Финрода! – а потом задушил.
– Давайте пока его закроем обратно, Гельмир. Завтра я позабочусь о нём, – решил Гил-Галад. – И боюсь, я должен буду сообщить его отцу, что Воронвэ больше нет. Пойдём, – обратился он к Маэдросу. – Вечереет, нам пора возвращаться.
Они пошли по берегу; Гельмир легко вернул камень назад, схватил собачку за шкирку, слегка потряс и сказал:
– Насильник, убийца, лжец и скупердяй в одном лице – хорошая компания для тебя, Оссэ! Честно говоря, твоя былая дружба с Мелькором мне даже понятнее – ведь Мелькор хотя бы не трус и не… ну ладно, в нашем мире у Мелькора нет детей, так что у него просто нет физической возможности издеваться и над ними. Ну вот, мой милый Кошмарик, тебе надо только доказать мне, что ты можешь вести себя прилично и быть полезным. И тогда, со временем, я, может быть, верну тебя домой, на дно океана, и забуду, с кем ты связался…
Раздался чудовищный грохот. Белый прибрежный песок вздрогнул под ногами Гельмира.
Гельмир – точнее, Ульмо – выпустил собаку и обернулся.
– Что это за бред, – фыркнул он, – Похоже, Мелько совсем спятил.
Огромный сине-зелёный дракон ударил хвостом по мосту, соединявшему дворец и башню.
Гил-Галад, выбежавший к выходу из дворца на мост, едва успел остановиться. Он услышал жуткий крик. На противоположной стороне моста он увидел Карантира, который стоял, качаясь, с трудом держась за треснувшую стену.
– Майтимо, спускайся скорее! Кано, Нариэндил, бежим отсюда! – закричал Карантир и исчез из дверного проёма, бросившись вниз по лестнице.
Вцепившись в торчавший из стены обломок перил, Гил-Галад посмотрел вниз. Он увидел внизу зелёное платье, по которому расползалось тёмное пятно, странно изогнутую белую руку; голова и грудная клетка женщины были скрыты под раздавившим их вдребезги обломком колонны.
Сестра Луиннэтти, служившая няней в королевской семье, как раз вышла на прогулку со своими воспитанниками, внуками Идриль – маленькими Элрондом и Элросом. В последнее мгновение она успела оттолкнуть детей в сторону. Один из мальчиков схватился за её туфлю, надеясь вытащить свою нянюшку, другой схватил его за локоть, останавливая, уговаривая бежать. Выбежавший из башни Нариэндил, рискуя жизнью, выхватил оттуда детей, прикрыв их своим плащом и отбежал как можно дальше, спрятавшись с ними за высоким камнем.
Эгалмот покинул свой пост, и, привязав верёвку к тому же куску перил, спрыгнул вниз. Чудовище тихо, скрипуче зашипело и бросилось на эльфа; Эгалмоту удалось ударить его по тёмно-синей, блестящей лапе; тот дёрнулся, снова ударил хвостом.
Башня покачнулась и часть балкона рухнула. Эгалмот с залитым кровью лицом встал и с усилием ударил своим кривым мечом по морде чудовища, слепо, не глядя; дракон, разбрызгивая фиолетовую кровь, которая текла с его зубов, откусил эльфу голову и испустил поток пламени. Тело Эгалмота дёрнулось инстинктивно и рухнуло, охваченное огнём.
Гил-Галад не мог смотреть на это дальше; он схватил свой меч и собирался бежать вниз. Его нянюшка – Татиэ – схватила его за руку:
– Нет, ты не пойдёшь! Вспомни, что ты обещал Фингону, когда вы в последний раз виделись!
– Я не обещал не сражаться с драконами, – ответил тот. – Пойдём!
– Не надо, Гил-Галад, – сказал подошедший Кирдан. – Я тебя тоже об этом прошу. К тому же я думаю, – он покачал головой, – что сейчас за драконом придёт его хозяин, и если ты беспокоишься о своих подданных – люди и эльфы в Гаванях вряд ли пострадают. Он пришёл за теми, кто сейчас в башне.
– И-и-и! – завизжала Лалайт. – Наконец-то ты мне покажешь свою силу, дружок!
– Эх! – воскликнул истерлингский вождь. – Где ж ты пропадала, Лалайт! Ну да как раз вовремя!
Он ловко царапнул мечом по чешуе дракона, примерился, срубив несколько чешуек с гребня на крестце твари. Дракон ничего не почувствовал, но человек удовлетворённо фыркнул – получалось. Вождь замахнулся и отрубил сверкающий, украшенный радужным костяным выростом-лопастью конец хвоста; в этом месте дракон был толщиной с огромное бревно.
Послышался такой утробный визг, что все зажали уши; дракон, извиваясь, взмыл в воздух, разбрызгивая пламя по сторонам.
– Да на что тут смотреть-то, дядя Маэдрос! – Маэглин рывком оттащил Маэдроса в сторону, и истекающий мутной лиловатой кровью хвост шлёпнулся на то место, где тот только что стоял. – Ничего тут особенного нет.
– Твой хозяин, Мелькор, – выдохнул Маэдрос, – видно, не очень тебя ценит, раз натравил дракона на дом, где ты ночуешь. Или он не знает, что ты здесь?
– Ой, дядя Маэдрос, да вы его совсем не знаете, – вздохнул Маэглин. – Знает он, конечно, всё. Ну, в общем, и ценит он меня. Просто ему очень смешно сейчас – он так себе говорит: «а Маэглин-то там так и бегает туда-сюда. Вот смеху-то!».
– Боюсь, ты прав, Маэглин, – сказал Маглор. – Но как дракон сюда попал? Он же не летучий. Его кто-то привёл сюда… Осторожно!
– По-моему, нас хотят убить, – сказал Карантир.
Они увидели, что из-за камней вдали, на берегу, к ним бежит небольшой отряд очень хорошо вооружённых людей и орков. Всё они были в неприметных тёмных одеждах, но это могли быть только служители Мелькора.
– Нас всего четверо, – сказал Маэдрос, – ну, пятеро, если считать Маэглина, – он с сомнением посмотрел на двоюродного племянника, – а их около пятидесяти. Я не уверен, чем это всё закончится. Маэглин, у тебя хоть есть оружие?
– Нас шестеро! – воскликнул истерлинг. – Эй вы, эльфы, займитесь змием, это у вас лучше получится, а я с ними разберусь. Это всего лишь люди и пара орков!
И он яростно бросился вперёд.
– Удачи! – Лалайт помахала ему розовым платочком – в тон новому тёмно-розовому платью с изящной бордовой вышивкой.
– Спасибо, милая! – воскликнул тот. Двое аданов рухнули от его меча на землю – не успел он даже договорить «милая». – Гортаур предсказал мне – меня не убить смертному мужу! Не бойся за меня!
– Что за чушь ты ему наговорил! – сказал Маэдрос.
– Самовнушение иногда очень помогает, ты же видишь, – нравоучительно заявила Лалайт. – Вот уже шесть орков… семь.
– Кто их сюда привёл? – Маэдрос выставил свой меч. Дракон перестал крутиться и видно было, что хотя он и потерял много крови, сейчас он бросится на маленькую группу эльфов.
– Я, а кто же? – хихикнула Лалайт. – Нет, Майтимо, не думай обо мне плохо: я не сомневалась, что вы выберетесь. Мне просто нужно, чтобы тебя и твоих братьев считали мёртвыми. Слухи о том, как дракон уничтожил башню в Гаванях, разойдутся далеко. Дело усложнилось, и мне нужно, чтобы у меня были развязаны руки.
– Ты думаешь, что развязанными руками ты сможешь нами управлять? – холодно спросил Маглор.
– Я – тобой? – Лалайт рассмеялась. – Нет. Пока нет.
Они отскочили; Маглор прикрыл лицо латной перчаткой и закричал: металл, раскалившись, обжёг ему руку. Маэдрос почувствовал запах вспыхнувших кончиков волос брата. Песок перед ними расплавился от огненного дыхания дракона. Дракон снова метнулся, ударив по башне шеей, потом обрубленным хвостом, головой; здание рушилось, камни летели во все стороны.
– А-а-а! – снова отчаянно закричал Маглор, выхватил у старшего брата меч и рванулся вперёд.
– Макалаурэ… Кано!.. Не надо! Вернись! – Майтимо обернулся и увидел Нариэндила, который прижимал к себе маленьких Элронда и Элроса; в обеих его руках было по длинному кинжалу.
Майтимо снова повернулся к Маглору, он хотел сказать то же самое – и горло у него перехватило. Он минуту не мог дышать.
Маглор стоял перед драконом; его окружало полупрозрачное, странно свистевшее, холодное зелёное пламя; об него разбивался жаркий огонь из пасти дракона. Он наносил чудовищу удары, рассекая его лапы, потом шею, грудь. Дракон отступал, отчаянно свиристя и мотая головой; даже среди этих странных звуков слышно было, как каблуки Маглора входят в пропитанный липкой тёмно-лиловой кровью песок.
Маэдрос закрыл лицо рукой. Маэглин дёрнул его за рукав и прошептал:
– Это пламя Мелькора, дядя Нельяфинвэ. Это его свет. Так светятся его глаза.
– Нет. Нет, не надо. Нет, нет, это невозможно… – Старший сын Феанора почувствовал, что у него слабеют ноги. – Брат, не надо! Не надо, вернись, умоляю тебя!
Два меча скрестились на горле дракона. Его пасть выплюнула последнее тёмно-алое облако пламени; он затрясся, кровь полилась по его шее и он начал падать.
Маглор отошёл и обернулся. Он стоял перед ними с двумя мечами в руках, с лицом, забрызганным бордовыми и сине-лиловыми брызгами крови дракона. Затем он покачнулся и повалился на потемневший песок.
Майтимо заставил себя подойти к нему. Маглор лежал без чувств, но его всё ещё окружал зеленый светящийся ореол.
– Нет, я не могу. Не могу. – Майтимо посмотрел на Лалайт и выговорил: – Гортаур, значит он владеет и вторым моим братом? Он управляет им? Он всё время управлял им?
– Я так не думаю, Нельяфинвэ, – ответил Гортаур устами Лалайт. – Если помнишь, Маглор говорил, что просил Мелькора даровать ему поэтический дар. А это едва ли не самое сложное на свете. Мелькор мог сделать это, только передав ему часть своей личности – со своей способностью преображать и отражать в собственном восприятии то, что он видел. Это можно называть искажением, да. Но искажение это лишь в физическом мире – когда Мелькор создаёт калек или уродов. Творчество поэта, чтобы ты знал – и есть искажение того, что он воспринял в окружающем мире. И эта способность, Майтимо, полностью исключает управление им. Иначе Маглор не смог бы творить. Да, Мелькор передал ему часть себя – в том числе свою злобу, зависть, недоверчивость; при этом Мелькор, скорее всего, заставил Маглора забыть то, что Мелькору было невыгодно, чтобы он помнил.
– Лалайт… Тху… ты можешь убрать это из него? – спросил Майтимо.
– Любопытно будет попробовать. Мелькор может это почувствовать… хотя он может списать это ощущение на гибель Маглора. Да, скорее всего, так и будет, и да, это надо сделать. Я сделаю это.
– Нет! – воскликнул Нариэндил. – Не надо! Ведь он потеряет свой дар! Маглор умрёт от горя!
– Нет, не потеряет, – сказал Гортаур. – Маглор же сам говорил: Мелькор просто внушал ему неуверенность. Он вполне может творить и без этого. Более того, ему будет легче: благодаря Мелькору он, увы, мог воспринимать много такого, чего в принципе нельзя передать на языках детей Илуватара, а это должно было быть довольно тяжело для него.
Гортаур положил руку – маленькую ручку Лалайт, одетую в бордовую перчатку – на лоб Маглору. Зелёное пламя стало собираться в маленькие сгустки над лицом лишившегося чувств Маглора и рассеиваться бесцветными искрами.
Он взял безжизненную руку Маглора в свою и пощупал пульс.
– Всё благополучно, – сказал Гортаур. Подумав, он стянул с пальца Маглора золотой перстень – тот самый перстень, который Феанор когда-то нашёл вместе с костями. – Я возьму это в качестве платы. Это было непросто. А теперь…
Они услышали странный свист, и из-за развалин башни показался второй дракон. Он был ниже, но при этом тоньше и длиннее первого; почти белый, с полупрозрачными радужными крыльями.
– А этот летучий, – выговорил Нариэндил. – Макалаурэ сказал, что первый не летучий…
– Да, я заставил этого принести сюда первого. У него для этого хватило сил, – ответила Лалайт не без самодовольства. – Неплохо придумано?
Дракон стал испускать странные хрустящие звуки. Лалайт недовольно перекосилась, глядя в его большие полупрозрачные голубые глаза.
– Он умнее, чем ты думал? – сказал Карантир. – Сообразил, что он принёс сюда своего приятеля, чтобы его тут убили? Так ведь ты и хотел?
Чёрная птица у него на плече заклекотала, будто подтверждая его слова.
Дракон выдохнул и их будто обожгло – через секунду они осознали, что это именно будто: дракон дышал холодом. Труп первого дракона покрылся инеем; кровь, смешавшись с оплавленным песком, застывала розовато-сиреневыми зеркалами стекла.
«Жаль, Тургон не видит», – невольно подумал Майтимо.
– Прочь! – сказал Гортаур. – Прочь!
Но дракон не послушался. Он снова выдохнул. Маэглин завопил от боли и неожиданности – пальцы на его левой руке мгновенно посинели.
Гортаур нахмурился; он вышел вперёд. На них посыпался снег, оседая на почерневших, пустых стенах дворца: Гил-Галад приказал всем покинуть эту часть здания.
Он принял свой истинный облик и резко закричал на дракона что-то на Чёрном Наречии; он угрожал и одновременно, как почувствовал Майтимо, пытался разумно объяснить и оправдать свои действия. Но дракон был слишком уверен в своём превосходстве и правоте.
Чудовище снова выдохнуло. Хотя все они уже отошли достаточно далеко, невероятный холод пронзил всех до костей. Облако снега и ветра окружило Гортаура; ни одно живое существо не могло бы выдержать такого холода.
– Я пришёл из Пустоты, – холодно сказал Гортаур, – там настолько же холоднее, насколько снег холоднее человеческого тела. Не старайся. – Его кожа светилась мягким янтарным светом. – Ещё раз и я тебя уничтожу.
И дракон снова выдохнул; гибкая чёрная фигура Гортаура в облаке инея облеклась в тяжёлые облака пара. Концы его пальцев светились тёмно-алым огнём.
– Умри, – сказал Гортаур. – ITHĪRZ-AIGAS!**
Огненный взрыв сопровождался чудовищным запахом; огонь, видимо, разморозил и сжёг то, из чего состояло нутро ледяного змия.
Но не это вынудило всех их застыть от ужаса – всех, кроме истерлинга, который никак не мог понять, в чём дело.
Маэглина тоже совершенно не взволновало услышанное: он подошёл к Гортауру и фамильярно взял его под руку.
– Я тут подумал, – Маэглин повернулся к Маэдросу и Маглору, который только пришёл в себя и недоуменно смотрел кругом. – Вы тут так бьётесь из-за этих камней и всё такое. Я вот чего подумал: а почему бы вам не дать шанс? Ну один небольшой шанс. Ну, скажем, приходите вы в Ангбанд, а мы с Гортауром как раз дверь запереть забыли. Ну случайно так. А у Гортаура как раз случайно в мастерской корона лежала. Или не лежала, ну да всё равно – вы поняли. А все думают, что вы в башне сгорели и никто ничего. Пробиться туда и забрать корону – это конечно, вряд ли, но попробовать-то можно, а?
– Мило, – сказал Гортаур. – Я, если помните, обещал наградить вас за помощь в этом следствии, но вы так ничего мне толком и не сказали. Но я не могу награждать вас открыто. А так мне будет гораздо удобнее. Итак, Нельяфинвэ, через месяц, считая с этого дня, в семь часов утра я забуду запереть дверь, которая ведёт в мои покои. Другой возможности у вас не будет. Что скажешь?
Маэдрос в оцепенении и ужасе продолжал смотреть на него.
– Думай, думай, сын Феанора! – Гортаур рассмеялся, потом посмотрел на Маэдроса, перевёл с него взгляд на Карантира и вдруг стал очень серьёзен. – Думай, что хочешь! – вдруг со злобой воскликнул он и исчез, на сей раз прихватив с собой Маэглина.
– Морьо… – сказал Маэдрос, глядя на брата – на сестру.
Морьо – Карантир – подбежал к нему и обнял. Никому он больше доверять не мог, только ей, помешанной, несчастной убийце Финвэ.
– Морьо, ты слышала? – прошептал он одними губами. – Он говорил на валарине, Морьо. Ты же слышала.
– Да, – дрожа, ответил Карантир.
– Он же мне сказал, что на валарине можно говорить только своим голосом. Только своим.
– Я это знаю, Майтимо, – ответил Карантир. – Знаю от мамы: ей, кажется, говорил кто-то из валиэр. Я знаю.
– Морьо… Морьо… – Майтимо зарылся лицом в его чёрные волосы, пахнувшие гарью, перьями и деревом. – Почему – почему – почему это голос Феанора?! – голос нашего отца?!
Комментарий к Глава 44. Расколотая душа (2): Зеленое пламя * Aþāraphelūn, “назначенное обиталище” – название Арды на валарине.
ITHĪRZ-AIGAS – жар огня (валарин). На валарине ithīr – огонь, элемент – aigas содержится в валаринском названии солнца (Aþāraigas).
Фраза про оружейные мастерские Макара (как и аналогичная фраза, где место Макара занимает Феанор) действительно в каноне имеется))
====== Глава 45. Корни Арды ======
Комментарий к Глава 45. Корни Арды С Новым Годом, дорогие читатели! <3 Я Вас всех очень люблю:)
Встретимся на следующей неделе, чтобы прочесть окончание этой истории:)
PS: в конце – как бы альтернативный эпиграф, я не могла решить, какой лучше подходит, и переставила его в конец.
In what way and with what labours they wrought in deed this great device of their thought, who shall say: for which of the Children hath seen the Valar in the uprising of their strength or listened to their counsels in the flower of their youth? Who hath observed their labour as they laboured, who hath seen the newness of the new?
J.R.R. Tolkien
Как и какими трудами осуществили они этот великий план, задуманный ими – кто скажет? Ибо кто же из Детей Илуватара видел Валар на взлёте их силы или слышал их замыслы в цветении их юности? Кто наблюдал их труд, когда они трудились, кто видел новизну нового?
Дж.Р.Р. Толкин
В сосновой роще у Гаваней Майрон увидел Алахоринэль. Сестра Финвэ сидела на поваленном стволе дерева. Майрон как будто в первый раз заметил бусины, которыми была переплетена её толстая и длинная чёрная коса: засушенные и покрытые лаком жёлуди, семена кедров и орехи.
– Я ждала тебя, – сказала Алахоринэль. – Знала, сейчас ты не уйдёшь, не поговорив со мной. Родители не хотели, чтобы я тебе рассказывала. Но им вообще неприятно вспоминать о том, как я тогда погибла.
– Я знал, что ты была первой, кто погиб в Средиземье, – кивнул Майрон.
– Да, – сказала она. – Когда мне рассказали про внука Финвэ, Фингона, я подумала, что он как раз пошёл в меня. Меня ведь тоже называли Отважной. Я лазила по деревьям, спускалась в пропасти, лазила по обрывам за птичьими яйцами. Но для меня это плохо кончилось.
– Насколько я знаю, ты возродилась ещё до того, как был убит твой брат Финвэ. Но, признаюсь, раньше мне не приходило в голову узнать у тебя, застала ли ты кого-нибудь в Чертогах Намо.
– Да, из квенди я попала туда первой, – сказала она. – Но я встретила там одного из айнур. Тело его погибло, а душа не желала снова облекаться в плоть.
Высокий лес, отчаянно кричавший брат, дерево с которого она упала, – всё подёрнулось для неё голубоватым одноцветным туманом. Ей казалось, что она ещё чувствует в руке шишку, за которой потянулась, и её рука не могла избавиться от воспоминания об этом последнем ощущении. Но на самом деле рук уже не было.
Фаниэль шла по лесу, и замечалось у неё что-то странное. В белёсом безразличии окружающего мира вдруг вспыхивал ярким синим огнём череп чудовища, полускрытый мхом; под её ногами, не чувствовавшими уже ни тяжести, не усталости, вдруг словно расступались тёмные воды болота, и изнутри него алым сиянием лучился скелет неведомой твари с огромным лбом, рёбрами, из которых можно было бы построить целый дом, и загнутыми бивнями. Скелет словно шёл по дальнему илистому дну. Ярким чёрным блеском влекли её шляпки грибов, и она иногда неделями кружила вокруг огромного пня, который влёк её тысячами странных запахов, хотя ни цветы, ни листья не пахли для неё никак – чаще всего в этом состоянии она вообще их не видела.
Вдруг всё это наскучило. Она обнаружила, что как бесплотная фэа может странствовать легко и быстро, как облако, только она была не облаком неба, а туманным, бесцветным облаком земли.
Море понравилось ей, понравились льды, прозрачные наросты сосулек и толстые пласты мерзлоты. Птицы, обычно казавшиеся серыми кусками пыли, иногда ярко вспыхивали белизной у неё перед глазами, она поднималась, проникала в воздух между их крыл и касалась их, заставляя отстраняться и таять в небе с криками.
Внезапно на поверхности моря послышался звук, показавшийся ей привлекательным и в то же время каким-то холодным, как звук металлического била-колотушки; это было похоже на звон и на свист. Она не могла понять, что же там такое, но решила, что можно взглянуть.
Обиталище Вефантура она нашла легко; ведь если для живых, объяснила она, это выглядит, как чудовищная, сплошная громада тёмных скал, то для таких, как она, фэар, лишённых своего хроа, телесного обиталища, Чертоги похожи на яркий плод граната. Вместо черноты она увидела тёмно-вишнёвые огни, жёлтые вспышки, алые и лиловые лучистые своды.
Так видела Фаниэль, но (Майрон уже знал это, ибо спрашивал у других эльфов) для всех свет был разным, разными были и высвеченные им очертания: для Финдуилас всё было светло-лиловым.
Фаниэль зашла внутрь. Она почувствовала, где находится источник этого зова, но её он не интересовал: она не хотела оставаться здесь надолго, и не хотела знакомиться с хозяином Чертогов. Она далеко миновала покои, где обитал Вефантур, и пошла дальше, под низкие своды, туда, где начинало становиться темно. Лишь отдельные белые отсветы сопровождали её; наконец, она поняла, что находится в какой-то большой, чёрной комнате.
Она протянула руку, и сейчас в этой руке уже не было кедровой шишки; она коснулась тёплого, бархатного занавеса. Занавес засветился перед нею, он стал почти полупрозрачен; за ним угадывались очертания фигуры, тёмной и странно изломанной, полулежавшей, неровно освещённой. Чья-то рука коснулась занавеса с другой стороны и прижалась к её руке.
– Ты кто? – спросили из-за занавеса.
Она не знала языка, но почему-то поняла. Слова теперь она почти видела.
– Я квенди. Зовут Фаниэль, – ответила она. – Я пришла оттуда.
– Как там? Меня уговаривают туда вернуться. Я не хочу возвращаться.
Она впервые за всё это время задумалась и сказала:
– Там хорошо. Вернись. Если можешь. Я, наверно, когда-нибудь тоже вернусь. Мне хочется странствовать ещё. А тебе, должно быть, скучно тут.
– Но тебя ведь там ждут?
– Да, – ответила она. – Родители… И мой брат, Финвэ. Он самый лучший на свете. Добрый. Щедрый. Весёлый. С ним очень хорошо, правда.
