Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)
– Индис уехала погостить к Румилю, – услышал он, – но давай ты рассчитаешься со мной.
На крыльце скромного белого домика стояла высокая, статная женщина в белой рубашке, кожаном жилете и кожаных штанах. Он никогда и ни у кого не видел таких ярких, блестящих, коричнево-рыжих, как соколиные перья, волос.
Она взглянула на него и сразу бросилась к нему, обняла; он тоже обнял её.
– Ты мой любимый племянник!.. – воскликнула она. – Дорогой мой…
– Нерданэль, Финдис не говорит ему, кем он раньше был, – сказал Мардил. – Не тебе ему об этом рассказывать.
– Да как хотят, – тряхнула толстой косой Нерданэль, сразу помрачнев. – И как они его теперь называют?
– Квайнафинвэ, «десятый Финвэ», – ответил он.
– Финдис с её этим, как его, Эстельмо, совсем ума лишились, – сказала Нерданэль, причём совсем без раздражения – просто отмечая известный факт.
– Да не они одни, – сказал Мардил. Он стал предъявлять Нерданэли содержимое седельных сумок; она что-то отмечала в бумагах, которые он ей подал, и бросала сумки на каменную скамью у входа. Про себя он поразился её силе: его мать так не смогла бы.
– Я тебя не видел, и ты меня тоже, – сказал ему Мардил, уезжая. – Скажи, решил навестить бабушку, а привратник тебе объяснил, как проехать, договорились?
Он кивнул и прошёл в дом за Нерданэлью. Она почти не смотрела на него; видно было, что слова Мардила её огорчили, и, может быть, обидели.
– Поздно уже, – сказала она. – Поднимайся по лестнице на третий этаж, там комната для гостей. Завтра с утра я тебя провожу к Индис.
Тёплая маленькая комната под крышей с полом из тяжёлых досок и светлыми деревянными стенами показалась ему необыкновенно уютной; за окном шумел ветер. Его сразу стало клонить в сон. Он упал, не раздеваясь, на застеленную вязаным покрывалом кровать.
Проснулся он от того, что ему стало холодно. Ветер стих, но разогнал облака. Бледный квадрат лунного света лежал на полу; он поднял глаза. Тилион сидел на окне, но свет то ли проходил через него, но ли исходил из него самого. На его пальцах лучились серебряные кольца, на руках – усеянные бриллиантами и опалами браслеты. Ваньяр любили Тилиона за то, что когда-то он заботился о Тельперионе, и каждый год король Ингвэ выбирал для Тилиона самые красивые украшения из тех, что приносили его подданные.
– Если я узнаю, что и почему случилось с Финвэ, это поможет моему брату? – спросил он сразу.
– Да, очень, – ответил Тилион. – Если ты это узнаешь, ты поймёшь, как помочь ему. Послушай меня. Вот что ты должен знать. Убийцу видели: это был кто-то из дома Финвэ. Он был одет в серебристо-розовый плащ – такие плащи носили все сыновья Финвэ и дочь его внука Финарфина; всего плащей было четыре. Убийца разбил Финвэ голову ларцом. Убегая, он что-то выронил, но тут же подобрал. Говорят, что он оставил на месте убийства свой фонарик и тарелку, но они тут же исчезли оттуда.
– Мой брат, о котором ты говорил мне, может быть к этому причастен? – спросил эльф.
– Нет, – сказал Тилион. – Этого быть не могло.
Майа взмахнул руками; его тело стало таять – лишь браслеты и кольца указывали на то, что он ещё здесь.
– Подожди! – воскликнул юноша. – Кто велел тебе это мне рассказать?
Тилион рассмеялся.
– Серебро мне надоело, в следующий раз пусть это будет платина. Передай это Ингвэ!
Кольца со звоном рассыпались по полу.
– Я готов, – сказал он, спустившись вниз.
– Погоди, – ответила Нерданэль. – Давай я покормлю тебя сначала.
Он уселся на бордовый, мягкий диванчик в маленькой гостиной. Нерданэль стала молча ставить перед ним угощения, развернув в том числе кусок сыра, который привёз Мардил, налила немного вина в кубок из матового беловатого стекла.
– Мне рано ещё, – сказал он робко.
Она посмотрела на него с недоумением, потом поняла, что он имеет в виду не время дня, а свой возраст. Она улыбнулась ему и села рядом.
– Тётя Нерданэль… – начал он.
– Я тебе этого не говорила, – отрезала она.
– Ну всё равно же ваш муж – брат моей мамы Финдис… – сказал он. – Тётя Нерданэль, меня назвали «десятым Финвэ», а я до сегодняшнего дня даже не знал, кем был Финвэ. Мама мне не рассказывала ничего. Я просто… Я хочу больше знать о своих родных.
– Да зачем тебе, деточка, – сказала она и погладила его по волосам у виска.
Он оглянулся. Кругом царила тишина; в доме, кроме них, явно никого не было. Он решился.
– Тётя, я слышал, как мама и дядя Ингвэ разговаривали о том, что моего дедушку Финвэ убили. Дядя Ингвэ сказал, что убил его… один из родных. И ещё я слышал, что это был кто-то, одетый в розовый плащ. Я прочёл в книжке, что ваш муж… дядя Феанор… решил преследовать убийцу в Средиземье. Но если Мелькор действительно его не убивал, ваши родные ведь могли бы уже сюда вернуться, так?
Нерданэль резко опустила стеклянный кубок на стол; ножка скрипнула по дереву.
– Не могли бы, – сказала она. – Всё равно – не могли бы. Но… Зачем… Зачем ты мне это говоришь? И… мой муж давно погиб. Я это знаю. Зачем ты приехал?!
– Простите, – сказал он. – У меня было видение. Я услышал, что мой брат сейчас в Средиземье. Что ему плохо там…
– Мне кажется, твои там все погибли, – тихо сказала она. – Твои братья – точно. Поздно. Хотя… может быть, это всё только слухи. И здесь ты ничего не сможешь сделать, даже если брат твой жив.
– Дядя Ингвэ сказал, что есть улики. Что они в Тирионе, и он мог бы забрать их себе, но не захотел.
Нерданэль задумчиво молчала. Он побоялся сказать ей, что, по словам Ингвэ, убийцей был сын Финвэ. Вдруг это был Феанор? А вдруг это была она сама?! Ведь даже судя по скудному тексту «Анналов», и Феанор, и Финголфин были одержимы любовью к отцу. Юноша подумал, что жён обоих – и Нерданэль, и Анайрэ – соперничество братьев должно было приводить в отчаяние: ведь оно приносило вред их детям. Сыновья Феанора должны были отправиться за ним в изгнание в Форменос, расставшись с матерью и домом. Дети Финголфина, когда Финголфин занял место Финвэ, оказались детьми Верховного короля: должно быть, немало зависти и неприязни, особенно со стороны друзей Феанора, пришлось на их долю. Вдруг одна из женщин решила покончить с семейным кошмаром, убив Финвэ? Хотя, подумал он, Ингвэ вряд ли мог забрать что-то из дома Феанора…
– Если так, – сказала Нерданэль, – давай поедем туда. Что-то это всё очень странно. Тебе надо поговорить с Финарфином об этом. Ты ведь его знаешь?..
– Нет, – ответил юноша. – Я ни разу его не видел. До вчерашнего дня я даже не слышал его имени.
Нерданэль изумилась.
– Почему?!
– Я не знаю. Я так понял со слов мамы, что она как бы… не очень хочет, чтобы я общался с её родственниками.
– Ладно, пусть будет так, я сама зайду к нему. У меня дома вряд ли что-то есть, но ко мне мы тоже можем зайти. И у меня есть ключ от дома Анайрэ.
– А она не будет против? Где она?
– Не знаю. Не уверена, – ответила резко Нерданэль. – Ладно, поехали так поехали.
– Мама будет меня искать, – обеспокоенно сказал он.
– Ты сказал, что поехал дальше на запад, туда, где сейчас Индис, – сказала Нерданэль. – Там она и будет тебя искать. А мы поедем не по той дороге, по которой ты приехал, а по соседней: проедем обратно к твоему дому, а потом свернём на Тирион. – Она встала, и он с удивлением увидел, как под кожаную куртку она надевает широкий пояс, в котором помимо ножа и стека для верховой езды были и рабочие инструменты.
Он с беспокойством оглянулся на их дом с дороги, но никого не увидел: родители, видимо, ещё не вернулись от дяди Ингвэ.
– Привет, – услышал он. Соседский мальчик за то время, что он его не видел, вытянулся ещё больше и сейчас был уже на полголовы выше Нерданэль. – Ты куда?
– Ты никому не скажешь? – спросил юноша. – Мы едем в Тирион. Мне надо поговорить с моим дядей Финарфином.
– Эх, давно я его не видел, – вздохнул подросток, – а ведь я так хорошо знал и его и его жену. Мы их обоих даже научили кое-чему, – и он задорно подмигнул.
– Чему ты это его научил? – спросила Нерданэль с подозрением.
– Своего приятеля спроси, он это тоже умеет. Хотя, увы, и не так хорошо. Ну, передавай им привет… Хотя нет, не надо, я лучше сам навещу Финарфина. Вот удивится!
– Ты знала его? – шепнул он Нерданэль, когда они отъехали подальше.
– Нет, – удивлённо сказала она. – Никогда его раньше не видела.
– Я его тоже не помню, – вздохнул он. – И нет, я не знаю, что такое я должен уметь!
– Заходи, смотри, – сказала она.
Дом Феанора в Тирионе был тёмным и почти пустым. На простых белёных стенах виднелись следы снятых ковров и картин. Лишь кое-где было несколько стульев и пара столиков. Он понял, что Нерданэль уже давно не надеялась на возвращение своих близких и избавилась почти от всего, что напоминало о прошлом; ведь и жила она не здесь, а у Индис, жены своего свёкра Финвэ. Осталось лишь несколько сделанных ею скульптур в галерее на первом этаже: он узнал в одной из них свою мать Финдис. Она была изображена совсем юной, с лютней в руках, на которую смотрела недоуменно и чуть испуганно – видимо, только училась играть.
Он беспомощно оглянулся: искать здесь что-то, конечно, было бессмысленно. Они поднялись на второй этаж. Здесь дом выглядел более живым: на полу остался толстый тёмно-алый ковёр. В конце широкого коридора, по бокам, были два стрельчатых окна и что-то вроде стеклянного шкафа, а в нём… Что это?
– Открыть занавески? – спросила Нерданэль. Тяжелые занавеси-гобелены потянулись в стороны; одно кольцо со звоном лопнуло.
В коридор хлынул солнечный свет, и ему показалось, будто он смотрит в зажжённый камин, где клубятся и летают искры. Здесь действительно был ажурный шкаф из стекла и тончайших золотых ветвей и травинок, и в нём он увидел призрачные очертания какой-то фигуры. Присмотревшись, он понял, что здесь ничего нет – нет ни статуи, ни модели, ни портрета, но то, что было здесь, так чётко обрисовывало кого-то, что легко было ошибиться. Предметы словно парили в воздухе на стеклянных крюках и подставках. Это был роскошный, видимо, женский убор: венец с подвесками, серьги, ожерелье, браслеты на предплечьях и запястьях, два соединённых цепочкой медальона на груди, пояс с огромной пряжкой и подвесками, браслеты на щиколотках. Там, где должны были быть пальцы, были кольца – два на левой руке и только одно – на правой. Золото горело так ярко, что удивительной работы веточки, удерживавшие стекло шкафа, казались латунной проволокой; капли оранжевых, розовых, красных и прозрачно-голубых бриллиантов будто светились собственным светом. Несмотря на это невероятное изобилие камней, узоров, цепочек, звёзд казалось, что если тот, для кого был сделан убор, наденет его, он будет выглядеть так же просто и естественно, как нежная и тяжелая утренняя роса на молодой траве.
Он оглянулся и понял: нет, это не могло предназначаться для Нерданэль. Это всё не её.
– Это подарок Феанора, – сказала она. – Но я не знаю, откуда он взялся. Мне кажется, он этого не делал. Он давно у нас. Одно кольцо я отдала сыну, Макалаурэ: он почему-то любил эту вещь и увёз его с собой.
«Может быть, убийца потерял кольцо? – подумал он. – Может быть, это Макалаурэ? На кольце не должно было остаться следов – но вдруг оно разбилось?». Он стал перебирать про себя имена и прозвища внуков Финвэ, о которых он узнал из книги.
– Теперь мы пойдём к тёте Анайрэ?.. – спросил он.
– Давай. Мне сказали, что Финарфина сейчас, как всегда, нет в городе – он в доме на Тол Эрессеа, а его жена, видимо, вообще оттуда не выезжает. Так что выбора нет.
Они спустились вниз, и Нерданэль достала из шкафчика на кухне большую связку ключей.
Нерданэль открыла большим ключом тяжёлые, зелёные от времени бронзовые ворота. Вдали виднелся почерневший двухэтажный дом. Дорожки не было: вернее, приглядевшись, он увидел, что она есть, но камни так заросли травой, что ему приходилось раздвигать высокие стебли, которые приходились ему чуть ли не по пояс. Темное калиновое дерево выросло меж плит крыльца, и ступеньки были засыпаны прошлогодними ягодами и листьями; сейчас уже всё отцвело, но несколько лёгких розоватых лепестков прилипли к выцветшей серой двери.
Нерданэль вставила ключ и дёрнула за ручку. Дерево слегка треснуло, но дверь не открылась.
– Тут что, никого нет? – спросил он. Ему было не по себе. – Тебе помочь?
– Никого, – ответила она. – Я вообще её очень мало видела после всего. Финарфин всегда говорил, что к ней лучше не приходить. И у Индис она не бывала. До Анайрэ было не добраться, хотя я всегда любила её и хотела бы её видеть. А потом она исчезла.
– Куда она пропала? – Ему стало по-настоящему страшно; он ещё раз оглянулся на заброшенный сад, чёрный дом с запылёнными стёклами. Ворот отсюда уже не было видно.
– Не знаю, – ответила Нерданэль. – Знаешь же… Со временем мы можем терять жизненные силы и однажды – просто исчезнуть, если их больше нет. Правда, в Амане вроде бы такого не должно происходить. Вот со мной почему-то не происходит.
Нерданэль ещё раз повернула ключ; он аккуратно нажал на створки и ручку, стараясь не сломать замок. Дверь поддалась. Они оказались в высоком зале-прихожей, куда свет проникал через круглое окно в крыше. Два стекла вверху вылетели, и под ними на полу было грязное, заросшее лишайником пятно. Он оглянулся по сторонам, и вдруг Нерданэль вцепилась в его руку.
– Что это? – Нерданэль указала на огромное зеркало.
Он подошёл поближе и увидел на раме зеркала насечки, которые доходили ему примерно до подбородка.
– Это как будто… как будто измеряли рост ребёнка, – сказал он. – У нас дома тоже такое.
– Их не было… их не было раньше, не было! – воскликнула Нерданэль. – Не было! Здесь был ребёнок? Откуда ребёнок? Откуда?
Нерданэль побежала наверх, он – за ней. Она прошла в конец коридора; там оказалась большая комната с огромной постелью. Он понял, что это спальня Финголфина. Но тётя не пошла туда, а распахнула другую, маленькую белую дверь в углу. За ней узкая, выкрашенная в белый цвет лестница вела наверх. Наверху оказалось несколько дверей. Нерданэль открыла одну из них: она стояла на пороге небольшой, но уютной комнаты, в которой царил идеальный порядок.
В центре её стояла узкая кровать, предназначенная для ребёнка или подростка.
– Это была спальня Фингона, – сказала Нерданэль. – Вот его кровать, в углу, его письменный стол. Но ведь здесь ещё и другая кровать! И рядом с ней столик и чьи-то вещи. Чьи-то ещё вещи! Игрушки. Кукла. Деревянная птичка. Если это был ребёнок Анайрэ… то куда он делся?! – спросила Нерданэль, ни к кому не обращаясь. – Неужели она осталась из-за него?!
– Тётя, ты думаешь, это как-то связано с убийством?
– Не знаю… – сказала Нерданэль.
– Там, внизу, в спальне, что-то лежит на кровати, – сказал он дрожащим голосом.
Ветхие шторы были наполовину задёрнуты; комнату окутывал мутный свет из-за грязных стёкол, делавший всё серым. На кровати с алыми витыми деревянными столбиками было серебристое покрывало. Юный эльф слегка коснулся его пальцами – ткань поползла, разрываясь и скатываясь, как паутина. У подушки лежал какой-то спутанный комок ткани. Он осторожно взял его и перевернул.
Это был большой, толстый, когда-то светло-голубой шерстяной шарф, пропитанный сухими, тяжёлыми, густыми тёмно-коричневыми пятнами.
В уголке шарфа был вышит герб и монограмма Финголфина.
– Неужели там… кровь?
– Нет, – сказала Нерданэль мрачно, – это не кровь. Это красная глина. Я видела такую, когда Амрод и Амрас приезжали ко мне, у них на обуви и плащах. Такая глина есть в Форменосе. Они говорили, что там её много во дворе и рядом. Карантир даже что-то там пытался лепить для меня из неё.
Под шарфом лежала разбитая синяя тарелка – тоже с гербом и монограммой и разбитый, согнутый фонарик, в котором ещё была пара синих стёклышек.
– Это и есть улики, – сказал он тихо.
– Улики, – повторила Нерданэль. – Видимо, Ингвэ хотел сказать, что Финголфин был в Форменосе; там он уронил свой шарф, запачкал его. И, видимо, там же он оставил свой фонарик. Но при чём тут тарелка?
– Да какая разница! – услышали они в коридоре мягкий, слегка шепелявящий, как у всех ваньяр, голос Ингвэ. – Зачем вы сюда поехали? Чего вы добиваетесь? Ну теперь ты видишь, Нерданэль? Твой деверь убийца. Брат твоей матери – убийца, – сказал он, обращаясь к молодому эльфу. – Разве вы не понимаете: Финголфин убил своего отца, так как боялся, что ему придётся рано или поздно отдавать власть ему или Феанору. Неужели ты, племянник, хочешь быть связан с этим проклятым родом? Зачем ты с ней сюда поехал?
– Я хочу помнить, – сказал он. – Хочу. Я… я не могу так жить дальше.
– Значит, ты хочешь вновь стать мятежником, пошедшим против воли Валар? Вновь породниться с такой семьёй…
– Вот как ты заговорил, Ингвэ, – сказала Нерданэль. – А говорят, когда ты уламывал Финвэ жениться на твоей сестре, ты пел совсем другие песни. Тогда тебе казалось, что это для тебя честь быть родичем Финвэ. Объясни, пожалуйста, откуда всё это взялось, и почему оно лежит здесь?
– После того, как остальные нолдор ушли из Амана, – неохотно пояснил Ингвэ, – мы с Финарфином поехали в Форменос. И там он нашёл этот шарф – шарф Финголфина со следами крови и грязи. Потом, по дороге, мы переезжали по мосту русло высохшего ручья, и внизу увидели разбитую тарелку и фонарь. Если…
– Хорошо, Ингвэ, – Нерданэль явно не собиралась уходить. Она села в стоявшее у окна тяжелое дубовое кресло и положила ногу на ногу, как будто была хозяйкой дома. – Для начала объясни, при чём тут тарелка и как она указывает на виновность Финголфина в чём бы то ни было? Дети Финголфина, особенно Финдекано и Аракано, часто навещали моих детей в Форменосе, я об этом знала. Тарелка могла туда попасть в любой момент.
– Она лежала вместе с фонарём. Фонарь, Нерданэль, принадлежал лично Финголфину и не мог попасть туда иначе, как с ним самим. Когда сыновья Феанора прибыли со страшной вестью об убийстве деда в Валимар, Келегорм рассказал мне, что утром он оставил дома одну из своих собак, а после убийства Финвэ собака тоже была мертва, – пояснил Ингвэ. – Убийца Финвэ привёз на этой тарелке что-то, чем он отравил собаку. Мелькору не было необходимости этого делать – что ему какая-то собака, хотя бы и подаренная Оромэ?!
– Ладно. А теперь объясни мне, Ингвэ, каким образом на шарфе, который вы нашли в Форменосе через несколько недель или даже месяцев после убийства Финвэ, сохранились следы глины? Где его нашли? – спросила Нерданэль.
– Ну откуда я знаю! – воскликнул Ингвэ. – Его нашёл Финарфин. И он сначала очень долго не хотел мне его показывать, поскольку шарф совершенно однозначно говорил о том, что там произошло. Потом, разумеется, мы отдали эти вещи Анайрэ. Мы ей всё объяснили. Я не понимаю тебя, Нерданэль. О чём мы вообще спорим?! Твой муж ненавидел Финголфина, а теперь ты сомневаешься в том, что из-за него все ваши беды?!
– Ты вообще не смеешь упоминать о моём муже, Ингвэ: если бы не ты с твоей навязчивой идеей женить Финвэ на твоей сестре, не было бы на свете ни Финголфина, ни Финарфина, мой муж был бы жив и мои дети остались бы в Амане! – сказала Нерданэль гораздо более спокойно, чем можно было бы ожидать.
– Ты думаешь, что Феанора оставили бы в покое? – почти прошипел Ингвэ. – Ты думаешь, что он никогда бы не… Да, я жалею о том, что сделал, Нерданэль… если бы я знал тогда, что он за существо… Если бы я тогда знал, что Мириэль…
– О чём ты? – недоуменно спросила жена Феанора.
– Ладно, – Ингвэ прикусил губу. – Племянник, я жду тебя дома.
– Конечно, – всё так же спокойно и уверенно улыбнулась в ответ ему Нерданэль. – Но он оставил у меня дома свои вещи, и я обещала дать ему на дорогу еды и подарить кое-что из работ моего мужа, которые остались у меня.
– Да-да, племянник, конечно, подарки ты должен взять, не обижай тётю, – к Ингвэ вернулась прежняя приветливость. – Ну теперь ты понял, милый, что всё это ужасно, не стоит твоего внимания и чем скорее забыть об этом, тем лучше, правда?..
Нерданэль вывела его из дома через заднее крыльцо и повела через заросший травой двор к задней калитке. Он едва успевал за ней.
– Я оставила двух коней сзади дома, в роще, – выдохнула она. – Если хочешь… Хотя, наверное, действительно лучше так, как он сказал.
– Нет, – возразил юноша. – Нет, так не лучше. Здесь что-то не так, тётя Нерданэль. Я не понимаю, откуда этот ребёнок и что с ним случилось. И я не понимаю, почему они не хотели, чтобы я видел Финарфина. И куда делась тётя Анайрэ? Когда… когда мама… Финдис… разговаривала с Ингвэ, он сказал «мы избавились от этой истерички». Что они имели в виду?!
– Мы должны поехать на Тол Эрессеа и поговорить с Финарфином. Я должна узнать хотя бы где он нашёл шарф, – сказала Нерданэль. – Ты согласен?.. Просто… я могу попасть туда только с тобой. Меня туда не пустят – после всего, что сотворил мой муж… Ждать, когда Финарфин вернётся в Тирион, бессмысленно: говорят, его не было тут уже несколько лет.
Он вспомнил слова Мардила: «если куда-то с ней поедешь – не отставай от неё».
– Конечно, тётя, – кивнул он, – только наденьте что-нибудь, чтобы закрыть лицо.
Перевозчики на Тол Эрессеа встретили его радостно, когда увидели вышивку с гербом и кольцо с печаткой дома Финдис, но они косо смотрели на Нерданэль: он объяснил, что она – его троюродная сестра-нолдо, которой нужно, чтобы Финарфин срочно рассудил её дело, связанное с разрывом помолвки. Оба тэлери старались держаться от неё подальше и мрачно переглядывались.
Взявшись за руки, они пошли по берегу. Мама и отец уезжали к родственникам на Тол Эрессеа, но всегда без него: он оставался дома с воспитателями. Он увидел море впервые.
– Тётя, тебе тут нравится? – спросил он и сжал её руку.
– Даже не знаю, Фин… племянник. Море такое огромное, и его ничем не сдержать. Я чувствую… не знаю… грустно… немного страшно даже.
– Мне тоже, – ответил он. – Это… это… что там?..
Впереди был разрушенный пирс; деревянные пристани давно сгнили и провалились, но каменная набережная с несколькими розово-жёлтыми мраморными павильонами стояла. Кое-где ветра повредили кружевные фигуры лебедей, чаек и куликов, искусно вырезанные из глыб оникса и агата, но многие ещё стояли, пропуская лучи вечернего солнца. От переливавшихся у него в глазах бликов от солнца и моря казалось, что резные, пропитанные светом полупрозрачные крылья трепещут; тонкие ножки каменных птиц порой исчезали среди лучей, и скульптуры словно действительно взлетали в воздух.
– Какая удивительная работа! – воскликнула радостно Нерданэль. – Я никогда не была здесь, можно мы посмотрим? Это так… я бы так… Да нет, я бы могла, только бы я не стала делать птиц… Наверно, можно было бы…
– Конечно, – ответил он, и она побежала вперёд; сапоги громко скрипели по белому песку. Она выхватила из песка фигурку ониксового зимородка, подняла его своими сильными руками, стала крутить, смотреть на свет, ощупывать отдельные детали. Он улыбнулся и пошёл вперёд, прошёл мимо неё; ему захотелось подняться на пирс.
Выпуклый, высокий купол павильона парил над каменными мостками на клювах мраморных цапель, а под ним…
Он пошатнулся; невероятная боль разорвала изнутри его грудь, перед глазами всё потемнело.
«Ведь я забыл очки в библиотеке», – подумал он машинально.
Его глаза снова и снова пытались вглядеться в тьму – до боли, до слёз…
Как можно было забыть…
И его жизнь стала раскручиваться перед ним, раскручиваться обратно от того момента, когда он осознал, что раны смертельны, что живот вспорот, что из горла выливается кровь – глотками, всплесками, как будто у него в груди разбитая чаша…
…струны голоса в горле рвутся…
… обратно…
Он всё вспомнил.
Он смотрел сквозь слёзы туда, где под крышей павильона увидел так хорошо ему знакомую хрупкую фигурку: короткая смешная косичка на плече, вздёрнутый носик, внимательный птичий взгляд – и поднятые вверх плечи, мучительно напряженные руки, которыми она опиралась на два костыля. И он чужим, срывающимся, высоким голосом крикнул:
– Амариэ!
Комментарий к Глава 39. Десятый Финвэ “Розы” : “морозы” – на квенья lossë означает «цветок» и «снег». Согласно авторской концепции, это, скорее всего, изначально два разных слова: glos 'блеск' и loth 'цветение', случайно ставшие омонимами.
Все отрывки анналов взяты из канона (I том HoME).
====== Глава 40. Что с моим братом? (1): Плащ и браслеты ======
You wanted sorrow, want it sweet
Daddy always gives you what is good for you
You donʼt send a boy to do a manʼs job
And you make me feel
Like Iʼm not alone
Iʼve been singing this song
Since before you were born
Baby, youʼre invited
But your friend canʼt come
Heʼs a little too excited
Maybe a little too young…
Tom Jones, «Sugar Daddy»
…Финроду казалось, что это случилось только что – даже не вчера, а где-то сегодня утром.
Индис взяла его в гости к дяде Ингвэ. От волнения маленький Финрод не мог спать всю ночь: в гостях он увидит папу и маму! Индис воспитывала его с младенческого возраста; её брак с Финвэ уже фактически завершился, но она очень любила маленьких детей, у неё часто гостили Тургон и Аредэль, а сам Финрод и его младшие братья росли в её доме.
Отец и мать казались ему сказочными существами, звёздным королём и королевой, чем-то вроде самих Манвэ и Варды. И когда он увидел их, когда они шли к нему по белой мощёной дорожке, это было так: Финарфин в белоснежном кафтане, расшитом серебряными лебедями и звёздами, Эарвен в тяжёлых, сливочно-белых одеждах, шуршавших жемчугами и в жемчужном венце. Они поздоровались с ним, Финарфин погладил его по волосам, а он взял Эарвен за рукав и осторожно, кончиками пальцев касался жемчужин: они казались мальчику необыкновенно тёплыми и лёгкими, их снежный блеск будто переливался в его пальцы, и это ощущение навсегда связалось у него с образами родителей.
Финарфин поцеловал его в лоб и сказал:
– Инголдо, у нас для тебя есть подарки.
К ним подошла женщина в простом голубом платье, Финарфин взял у неё что-то и протянул Финроду. Это была кружевная серебряная клетка, усыпанная крупными жемчужинами и маленькими бриллиантами; в ней сидели две живые рубиново-алые птички.
– Это киринки, они очень мило поют, – пояснила Эарвен, – а от меня тебе игрушка. – Она протянула ему резную ложечку из красного дерева, к которой был привязан на серебряном шнурочке алый деревянный шарик. – Поиграй пока, а нам надо повидаться с дядей.
Ошеломлённый счастьем Финрод послушно побежал по дорожке; сказали играть – значит, будет играть, хотя на самом деле ему ещё так хотелось погладить мамин рукав, потрогать вышивку на отцовском кафтане, послушать его голос… Клетка неловко качалась в его левой руке; правой он крутил ложечку – он просто не знал, что со всем этим делать.
– Может, поставишь пока сюда? – спросил его ласковый женский голос.
Он повернулся; на скамейке сидела взрослая девушка, белокурая девушка из ваньяр. У неё был весёлый вздёрнутый носик и толстая светло-русая коса.
Финрод поставил рядом с ней клетку и, подумав, предложил ей покидать шарик в ложку. Девушка с улыбкой взяла у него игрушку. У неё очень хорошо получалось: шарик каждый раз попадал то в ложку, то на торчавший на конце ложки штырёк.
– Тебе нравятся киринки? – спросил Финрод.
– Да, очень.
– Пойдём павлина покажу? Ты видела павлина? Там белый павлин у дома живёт.
– Я… ты меня проводишь? Я постараюсь… – Девушка смутилась; она потянулась куда-то за скамейку, вытянула из-за неё странные длинные деревянные штуки, потом оперлась на скамейку и с усилием засунула их себе под мышку. – Куда идти? – Девушка с трудом сдвинулась на шаг по дорожке.
– Что ты делаешь? – Финрод несказанно удивился. – Так же сложно ходить. Почему ты их не выбросишь и просто не пойдёшь?
– Я не могу, – сказала она. – У меня ноги не ходят. То есть не совсем ходят.
– Разве так бывает? Все ходят ногами, – Финрод удивился ещё больше.
– Они сломаны, – ответила девушка. – Обе.
– Сломаны? – переспросил Финрод. – Тогда не ходи, тебе же больно! Не ходи, пожалуйста! – Девушка улыбнулась ему и села на скамейку. – Но они же срастутся, да? А когда это будет? Мой кузен ломал руку, она срослась… А как тебя зовут?
– Амариэ, – ответила девушка. – Нет, это вряд ли. Они уже много-много лет такие.
Финрод сел рядом с ней на скамейку.
– Но почему? Как это случилось?
– Я вместе с другими ваньяр отправилась в Великий поход из Эндорэ в Аман, – объяснила Амариэ, – и в горах я сорвалась со скалы. Я осталась жива, но ноги были разбиты вдребезги. Я очень просила родных оставить меня там, тем более, что там, в Эндорэ, жили дети моей сестры, я могла бы остаться с ними… если бы кто-то меня отвёз к ним. Но король Ингвэ был непреклонен – все ваньяр должны уйти в Аман. Может, если бы… если бы мне дали остаться там, они бы срослись лучше. А так одна нога совсем не двигается, другая – чуть-чуть.
– Амариэ… – сказал Финрод. – Возьми… возьми птичек. – Он сунул серебряную клетку ей в руки. – Они тебе петь будут. И игрушку возьми.
– Да что ты! Не надо! Они же такие красивые! Они же твои! – растерянно воскликнула Амариэ.
– Возьми, пожалуйста! – Финрод вскочил со скамейки и побежал по дорожке. Потом он обернулся и спросил: – Только можно я к тебе зайду птичек послушать?..
– Я не понимаю! – воскликнула Амариэ. – То есть понимаю… я знаю, что наши отношения никогда не нравились ни моей, ни твоей семье, я понимаю, почему Финдис ничего не сказала мне. Но ты говоришь, что за всё это время с тех пор, как ты снова родился, ты не видел своих прежних отца и мать – Эарвен и Финарфина?! Получается, ты всё это время не знал даже кто ты?
– Амариэ, – Финрод, наконец, нашёл в себе силы заговорить об этом, – нас всех обманывали. Вчера дядя Ингвэ сказал мне, что на самом деле Финвэ убил дядя Финголфин. Мой отец Финарфин знал об этом, но дяде Феанору, наверное, никто не успел об этом сказать. Это ужасно, но это можно понять…
– Как? – сказала подошедшая к ним Нерданэль. – Как это можно понять?!
– Скорее всего, Финарфин и Ингвэ догадались, что это Финголфин совершил убийство, только после Исхода нолдор. Но если бы они поняли это раньше и рассказали бы всем, то непременно нашлись бы такие, кто не поверил бы в виновность Финголфина. Здесь, в Амане началась бы братоубийственная война между сторонниками Феанора и Финголфина. Пострадали бы все, не только нолдор, но и ваньяр; в любом случае пострадали бы и тэлери. Ваньяр вынуждены были бы принять сторону Финголфина из-за родства с Индис и Эленвэ, тэлери – из-за моей матери Эарвен. А сторонники Феанора были лучше вооружены и лучше подготовлены к войне. Страшно подумать, что случилось бы. Я думаю, что… – Финрод остановился, подбирая слова, – что если кто-то из Валар знал правду, если кто-то видел, как на самом деле погиб Финвэ, то он – или она – мог бы умолчать об этом, чтобы избежать самого страшного и сохранить дружбу между тремя Домами нолдор. Они просто позволили убийце уйти, решив, что для всех будет лучше, если нолдор последуют в Средиземье за Морготом, дабы сражаться с ним и спасти от его козней детей Илуватара.
