Текст книги "Loving Longest 2 (СИ)"
Автор книги: sindefara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)
– Что?! – Потрясённый Маэдрос встал на колени и взял женщину за руку. – Курво, это действительно ты?!
– Это же не я, – опять сказала женщина, снова показывая на Куруфина-Луинэтти.
– Конечно, не ты, идиот, если это ты! – Луинэтти тоже наклонилась к ней. – Если это ты, то я твоя жена.
– Линет, – выдохнул Куруфин, – ты целовалась с какой-то женщиной… ты опять?!
– Это моя сестра. Она тут служит, – объяснила Луинэтти.
– Так я и поверил, – обиженно всплакнул Куруфин.
Майтимо увидел, как Куруфин и его жена – всё равно ведь это были они – бросились друг другу в объятия.
– Нельо, – сказал Аргон, – какое яйцо? Чего-то мы не знаем о дяде Феаноре…
– Когда Куруфинвэ подрос, папа для него сделал взрослую, большую кровать, и там было вырезано изображение того, как сажают на холме Деревья, – объяснил Майтимо, вытирая с лица пот – а может быть, и непрошеную слезинку. – Там был кто-то из Валар с семенем одного из Деревьев, что ли – а Курво, когда это увидел, сказал, что это, мол, папа с яйцом. Отца это вывело из себя, и он закрыл это место подушкой – даже не положил, а прибил туда подушку гвоздями. Я думаю, кроме меня, мамы и папы этого, может, вообще никто и не вспомнил бы.
– Да ладно, ну конечно… – ответила Луинэтти, краснея, на что-то, что Куруфин прошептал ей на ухо. Они казались абсолютно счастливыми.
Маэдрос обнял брата (в голове у него крутилась нелепая мысль: должна ли теперь Луинэтти ревновать к нему своего мужа, если Куруфин теперь женщина?).
– Как это случилось? – спросил он.
– Очень просто, Майтимо, – вздохнул Куруфин. – Мой дух не хотел уходить в Чертоги: я хотел только одного -найти жену и быть рядом с ней. И в результате, когда… в общем, благодаря Гортауру, я попал в её тело.
– А где Келегорм? – тихо сказал Маэдрос, оглянувшись на мальчика. – И прости меня… мать этого ребёнка… где она?
– Он тоже решил покинуть Ангбанд вместе с матерью Рингила, но не посмел явиться сюда, – объяснил Куруфин. – Надеюсь, с ним всё в порядке…
Ангбанд, месяц назад
– Тьелко, скажи мне, ну почему? Почему? – Куруфин стал трясти Келегорма за плечи. – Мне сказали, что ты по доброй воле стал служить Мелькору. Ты же его ненавидишь – за отца и вообще за всё.
– Да вы что, сговорились все?! Какое тебе дело? Не буду я тебе ничего рассказывать. И вообще… ты меня сочтёшь полным идиотом, особенно сейчас, – ответил Келегорм. – Да, я его ненавижу, и всегда ненавидел, а больше всего за Науро.
– Неужели? – спросил Куруфин.
– Да, представь себе! – заорал Келегорм. Он ударил рукой по синей каменной плите, служившей столом, с такой силой, что она перевернулась и рухнула на пол со своих каменных опор. Бумаги и перья разлетелись по полу пещеры. – Мелькору было за что ненавидеть папу, Валар, даже, наверно, дедушку – но мою собаку-то за что?! У меня было две собаки. У меня было две собаки! – воскликнул он, словно бы обращаясь к кому-то. – Хуан уже с тех пор был сам не свой, когда Мелькор убил его брата. Почему я тогда взял на охоту только его?! Почему?!
Куруфин тихо хмыкнул. Отношение Келегорма к животным было за пределами его понимания.
– Подумать боюсь, кем меня считают братья, – тихо сказал Келегорм. – Я тут по дороге видел Майтимо, но я не знаю… – продолжил Келегорм.
– Ну, судя по тому, что при мне говорили Майрон и Гватрен, сейчас наши братья хотя бы не думают, что ты убил дедушку, – фыркнул Куруфин.
– В смысле? Дедушку Финвэ?! Ты о чём? – Келегорм ошарашенно уставился на Куруфина.
– Помнишь заржавевший нож, который мы нашли в Форменосе, а я сделал из него для тебя кинжальчик? Этим ножом ранили дедушку, пока он завтракал.
– Курво, что за бред?! Мелькор же разбил ему голову…
– Видишь ли, насколько я понял, в тот день сначала на Морьо в очередной раз что-то нашло, он ударил дедушку фруктовым ножом, дедушка потерял сознание, а потом то ли дядя Финарфин, то ли дядя Финголфин, то ли кто-то ещё разбил ему голову ларцом от Сильмариллов. А Мелькор потом просто пришёл и забрал, что мог. Сначала все думали, что это сделал ты. По крайней мере, это то, что на данный момент удалось выяснить Майрону. Хочешь, спроси у него.
– Курво… да, теперь я понимаю… Майрон всё время задавал какие-то странные вопросы… зачем-то взял локон моих волос… Но это же…
– Я тебя удивлю ещё больше, – сказал Куруфин. – Ты ведь не подходил близко к своей собаке, когда увидел, что она мертва, так?
– Да, ты же помнишь. Прости, что я тебя попросил… ну, закопать его, – сказал Келегорм. – Я не мог. Ты же помнишь, я всю дорогу до Тириона рыдал в голос. Из-за него. Если бы я решил о нём… позаботиться, то все бы поняли, что я из-за него плачу. Ну за что, скажи? Зачем я его тогда не взял с собой?!
– Тьелко, я не уверен насчёт дедушки, но твою собаку вряд ли убил Мелькор, – сказал Куруфин. – Её отравили. Я не думаю, что Мелькор мог серьёзно опасаться собаки, даже твоей. Там была тарелка из…
– Да какая разница! – Келегорм махнул рукой. – Всё равно уже… – Он бессильно сел за стол и протянул Куруфину руку. – Прости меня, я всё о себе. Значит, это жена твоя такая, да? Я её, кажется, так никогда и не видел.
– Тьелко, – прошептал Куруфин, – это так ужасно. Я всё время вижу её руки, я причёсываюсь и чувствую её волосы… Я могу коснуться её ног, её груди – но её больше нет…
Келегорм крепко обнял брата, прижал к себе, вздохнул:
– Ох, Атаринкэ! – и тут же осёкся, но было уже поздно.
– «Атаринкэ»… – прошептал Куруфин, – «маленький отец»… Турко, я понимаю, что уже никогда не буду выглядеть, как отец. Я действительно схожу с ума. Никто, никогда, ничем не мог бы наказать меня хуже…
Келегорм представил себе, что было бы с ним самим, если бы он всё время видел перед собой красивые, заботливые руки Элеммакила и знал бы, что самого Элеммакила рядом нет и не будет, что он сам облечён в тело умершего возлюбленного и заставляет двигаться его умолкнувшие губы, заставляет открываться и смотреть вокруг глаза, которые он любил, глаза, которые больше не посмотрят на него.
Элеммакил, который уже больше часа ждал Келегорма к ужину, не выдержал и спустился в лабораторию – хотя, конечно, очень не любил там бывать.
Увидев его в объятиях совершенно незнакомой эллет, которую Келегорм нежно обнимал и целовал, Элеммакил похолодел от негодования.
«Что же это… – подумал он, – значит, я для него никто… Мать его ребёнка, пусть… бывший мужчина, ни то, ни сё…».
Вслух он сказал:
– У людей, как мне говорил Туор, в таких случаях обычное оправдание -«ты что, дура, это моя сестра». А ты, Келегорм, как объяснишь мне, что тут происходит?
Келегорм был настолько поглощён своими переживаниями, что не заметил его язвительного тона и ответил:
– Элеммакил, это мой брат!
– Это ещё глупее, – обиженно сказал Элеммакил. – Придумай что-нибудь получше.
– Элеммакил, – Куруфин понял, что дальнейший разговор может вылиться в совершенно ненужную – прежде всего для самого Куруфина – ссору. – Элеммакил, я действительно его брат. Куруфин. Гортаур поместил меня в это тело некоторое время назад. И я думаю, что после того, что мы сейчас выяснили, у нас всех есть все основания как можно скорее покинуть это место.
– Супруга Келегорма не захотела покинуть его, – объяснил Куруфин. – Мы решили, что отправляться всем вместе опасно, это привлечёт излишнее внимание. Они доверили ребёнка мне с тем, чтобы я доставил его тебе и Кано. Должен тебе сказать, что Маэглин знает о нашем побеге, от него, вообще-то, можно это не скрывать, и он нам даже немного помог. Но я хочу тебя предупредить, Майтимо… Мне очень не нравится этот Гватрен, который приехал с Маэглином сюда. Келегорм говорит, что после встречи с тобой по дороге он слышал, как переговариваются птицы: они сказали, что если ты ещё раз встретишься с Гватреном, тебе больше никогда не придётся охотиться.
– Ну, это можно по-разному понять, – сказал Майтимо, хотя от этого ему стало не по себе. – Да и я уже… – Он хотел было сказать, что сейчас уже встречался с Гватреном – но вспомнил, что это не так: Гватрен не видел его из-за колонны, а когда он спустился во двор, Гватрена и Маэглина там уже не было. – Ладно, пойдём, надо тебе с Рингилом найти место в наших покоях.
– Пойдём, Гвайрен? – обратился Аргон к белокурому эльфу. Гвайрен опёрся о перила моста, соединявшего башню и дворец. Его золотистые волосы развевались на ветру; в них были те же белёсые, лёгкие сероватые отблески, что и в облаках над морем.
– Прости, – ответил он. – Просто… мне что-то грустно.
…Её он всегда любил. Знал, что она – не его мать, называл «нянюшка» или «тётушка». Имени у неё тоже не было, и как её зовут, он тогда не знал.
И он действительно не знал, как зовут его самого. Когда он спрашивал у нянюшки, та отвечала:
– Я же не твои родители, я не могу дать тебе имя. Твои отец и мать приедут, вот тогда…
Дом казался ему очень большим, но там всегда было темно. Занавески всегда были задвинуты, и она не любила, когда он подходил к окну. Он ходил по комнатам; многое было ему непонятно, но он боялся спрашивать. Ничего не трогал, если прикасался – то только самыми кончиками пальцев.
В зеркале – огромном тяжёлом зеркале внизу, в зале – он тоже видел, что нянюшка – не его мать. Мальчик знал, что дети должны быть такими, как родители, потому что на картинке в книге были зайцы, большие и маленькие – почти одинаковые. Они стояли рядом, он – золотоволосый (тогда ему нравилось, что у него мягкие локоны ниже пояса), она – темноволосая, добрая, красивая. Она с усилием приподняла его так, что его лицо оказалось почти на уровне её, потом опустила, сказала:
– Ты тяжёлый, скоро я уже не смогу тебя поднять.
Она положила руку ему на голову и сделала отметину на раме зеркала. Сколько лет ему было тогда – одиннадцать, двенадцать?
– Тётушка, я тебя люблю.
– Я тебя тоже, малыш.
И они были счастливы, пока родители не забрали его.
Комментарий к Глава 36. Нянюшка Ещё раз благодарю бета-ридеров за работу, которая становится всё более и более сложной и объёмной (увы), Mistylight за проверку “лингвистического” отрывка и Анника– за все вопросы, которые очень помогают двигаться дальше :D
====== Глава 37. Indemmar (1): Сильмарилл, не стоивший Клятвы ======
Комментарий к Глава 37. Indemmar (1): Сильмарилл, не стоивший Клятвы Снова благодарю Анника– за обсуждение сюжета и последовательности подачи информации))
Indemma – мысленный образ, видение во сне (квенья)
Вопрос об испорченных или зложелательных эльфах рассматривается в другом месте. Как говорят сами эльфы, это в основном эльфы, лишённые тела, которым пришлось пережить какой-либо смертельный ущерб, но они восстали против призыва к их духу отправиться в место Ожидания. И эти восставшие – в основном те, кто был убит в ходе какого-либо злодеяния. Так они бродят как «бездомные» эльфийские души: они невидимы, кроме как в форме indemmar, которые они могут навести на других, и зачастую они полны зложелательства и зависти к «живым», будь то эльфы или люди.
Дж.Р.Р. Толкин
Маэдрос смотрел, как Гвайрен и Аргон заходят в ворота башни. Уже почти стемнело, только над самым краем моря на западе ласково светилась золотисто-розовая полоска.
«Свет уходит туда, – подумал Майтимо. – Но значит ли это, что свет – там?..»
Гил-Галад мягко взял его под руку.
– Я провожу тебя до комнаты?
С ним были Арголдо и Кирдан Корабел, но они держались на почтительном расстоянии от короля и Маэдроса. Все вместе они зашли на первый этаж башни, и вдруг Майтимо ощутил ладонью прикосновение чего-то лёгкого и мягкого. Он обернулся: это была Лалайт, её шёлковое синее платье. Она насмешливо смотрела на них. Истерлинга рядом видно не было.
И Гил-Галад неожиданно, очень тихо сказал:
– Тху, я почти час слушал бредни твоего посланника. Я хотел бы узнать от тебя самого, что именно тебе надо. Зайдём сюда, поговорим? – он указал на дверь в небольшую гостиную-приёмную, где стоял стол и несколько табуреток. – Арголдо, выйди, пожалуйста, наружу, постереги, чтобы нам никто не мешал. Кирдан, ты хочешь остаться?
– Да, – ответил тот. – Я тоже отвечаю за твою безопасность.
– Что мне нужно? Убийца Финвэ, – сказал Саурон, сняв и отряхнув расшитую шапочку с перьями. – И он нужен мне живым. Я практически уверен, что сейчас он здесь.
– Ты хочешь, чтобы его выдали тебе? – спросил Гил-Галад. – По какому праву? – Голос Гил-Галада, холодный, тихий и уверенный, странно звучал в устах столь юного эльфа.
– Я – властитель Средиземья, Гил-Галад. Ты этого не понимаешь? Кстати, кто тебе сказал, что я – это я? Маэдрос?
– Я слишком давно тебя знаю, – сказал Гил-Галад. – Когда Мелькора не было в Эндорэ, ты был нам неплохим соседом. Ты многому учил нас, и теперь я полагаю, что не всё из этого было дурно, как и не всё, что пришло из Амана, было хорошим.
Майрон, прищурившись, глянул на него и рассмеялся.
– О, это ты! Быстро же ты возвратился сюда, отец Финвэ. Мне было жаль, что мои волки разорвали тебя в ту зиму.
– Я тебе давно простил это, Майрон, – ответил Гил-Галад; нет, не Гил-Галад, – Тата, праотец нолдор. – Моего сына убили в Валиноре. Ещё раз: какое это имеет отношение к тебе?
– Если сейчас убийца находится здесь – а я уверен, что это так – то судить его я имею право. Ты, Нельяфинвэ, – обратился Саурон к Маэдросу, – сам говорил, что королём можно именовать только того, кто может удержать свои владения и, добавлю, того, кто может судить своих подданных и заставить их повиноваться законам. Финвэ родился здесь, в Эндоре, и я не думаю, что, перебравшись в Аман, он вышел из-под моей власти: Финвэ мой подданный. Как и его убийца, раз уж он оказался здесь. И ещё одно, Гил-Галад – или Тата, как тебе угодно: среди квенди, которые были жителями блаженного Амана, нашёлся кто-то, кто подвергал насилию юных эльфов, заставляя их делить с ним ложе; тому есть много свидетелей. Среди жертв оказался и мой друг Маэглин, который родился в Средиземье, и никогда не покидал его. Если даже этим преступником был не убийца Финвэ, насильника я всё равно найду и казню, раз Валар не сделали этого ещё в Амане.
– Не мне судить о деяниях Валар и майар, и я не хотел, чтобы мои дети и внуки вмешивались в их дела, – сказал Тата. – Суждений Валар мне не понять. Может быть, ты, Кирдан, знаешь их лучше, но я-то мало встречался с ними и никогда не покидал Средиземья. Мелькора Валар обманом завлекли в Аман, и потом гневались на то, что он обманом их покинул. Почетным гостем самого Манвэ должен был быть мой сын Финвэ в Амане, а когда он был убит, это не огорчило никого, кроме его осиротевших детей. Да и то сказать: видели мы гнев Феанора, когда ты, Майрон, скрестил с ним мечи среди снега и звёзд на равнине Ард-Гален. Моя супруга видела гнев Финголфина, который вызвал на поединок самого Мелькора, а моего внука Финарфина я не видел и не знаю: стало быть, любовь Валар для него выше любви к отцу. Видно, сильно жалеет и любит Манвэ Сулимо своего брата Мелькора, раз только труп моего внука дождался от него помощи.
– Манвэ у нас вообще интересный такой, – Майрон демонстративно то ли зевнул, то ли вздохнул. – Его брат убивает Деревья, которые дают свет в его владениях, убивает одного из трёх подвластных ему королей, крадёт драгоценности из дома этого короля и убегает с ними. При этом клятву отомстить за это даёт не он, а Феанор и Финголфин, преследует его брата не он, а Феанор и Финголфин, вызывает его брата на поединок тоже не он, а Финголфин. Я одного не понимаю: почему с его женой спит он, а не Финголфин.
– Как ты можешь так говорить! – воскликнул Маэдрос.
– Да ладно, – отмахнулся с усмешкой Кирдан, – пусть поговорит: до Манвэ это всё равно не дойдёт.
– Ты вот всё смеёшься над моей дружбой с этим истерлингом, Майтимо, – продолжал Саурон, – но этот человек – мой вассал и он давал мне клятву верности – хотя, конечно, он давал мне клятву, когда я был в своём собственном обличье. Если бы кто-то убил его и украл эти самые скальпы и черепа, которые висят у него на поясе, этот кто-то на следующий день висел бы в петле на воротах собственного дома, а эти скальпы я затолкал бы ему в глотку… Любезный, – обратился он к Гил-Галаду. – а тебя не волнует, что из-за мести Мелькору твои внуки стали братоубийцами? К тому же моего повелителя – как мы теперь знаем, ошибочно – сочли виновником гибели Финвэ, и он потерпел ущерб от Финголфина и Феанора. Кто ему это возместит?
– Не так я вижу, – возразил Тата. – Внук мой Феанор ради справедливой мести не пощадил своих невинных братьев и друзей, а Валар не хотели преследовать виновного. Скажи, Нельяфинвэ: обвиняли ли вообще Валар Мелькора в убийстве Финвэ? Называли ли они – не Феанор! – убийцей Финвэ именно Мелькора?
Маэдрос задумался.
– Нет, – вынужден был ответить он. – Нет, нет, при мне такого не было. Но… почему?
– Это значит, что-либо Валар не хотели исполнить свой долг дружбы и гостеприимства перед моим сыном Финвэ, отомстив за его смерть, – сказал отец Финвэ, – либо они прекрасно знали, что Мелькор невиновен. Если Мелькор и должен у кого просить возмещения, то у тех, кто обманул Феанора и не захотел раскрыть ему истину. Или у самого себя, раз он сам не захотел во всеуслышание объявить о своей невиновности.
– Но… – сказал Маэдрос, – но Мелькор… Моргот ведь похитил Сильмариллы, даже если не убивал Финвэ, и…
– Послушай… отец, – сказал Гил-Галад, снова становясь его юным и почтительным сыном, – сам я не ведаю, что собой представляют эти камни. Я видел один из них в руках Эльвинг, и… Я не знаю, имел ли Феанор право владеть и распоряжаться этим материалом, и может ли это вообще считаться кражей. Эта вещь была неприятна мне.
– Это потому, что ты не видел света Деревьев, Артанаро, – с сожалением заметил Маэдрос.
– Может быть. Но не знаю, хотел ли бы я жить при этом свете. Знаешь, что мне напомнило это сияние, Майрон? – Тот недоверчиво хмыкнул. – Надписи на плитах Иллуина. Ты мне их показывал когда-то…
Майрон пристально посмотрел на него; в голубых глазах «Лалайт» мелькнули алые искры.
– Я догадываюсь, кто написал это, но не знаю, как, и…
Вдруг на улице раздался отчаянный, сдавленный крик.
Гил-Галад вскочил, побледнел: он узнал этот голос и выбежал наружу. На мостике никого не было. Король побежал по обводившему башню от мостика балкону.
В самой дальней от моста его части лежал смятый плащ Арголдо, несколько обрывков ткани – и никого не было.
– Арголдо! – отчаянно закричал Гил-Галад. – Арголдо! Где ты?! Арголдо!
– Сынок, успокойся, – выдохнул Маэдрос. – Пожалуйста. Он, наверное, просто ушёл во дворец…
– Посмотри, – сказал Гил-Галад.
Несколько длинных пучков чёрных волос зацепились, вырвавшись, за каменные перила. Маэдрос наклонился, посветил: несмотря на ливень, в углублениях белого камня виднелись брызги крови.
Гил-Галад вгляделся во тьму за перилами. Маэдрос помнил, что подножье башни окружают острые, твёрдые скалы: если Арголдо действительно упал на гранитные зубья с такой высоты, значит, погиб.
– Давай спустимся вниз? – предложил Маэдрос.
– И что тут такое, а? – спросила Лалайт. За ней стояли Кирдан, а за ним – какой-то светловолосый, сонный эльф; Маэдрос вспомнил, что это помощник Кирдана – Гельмир, но не мог понять, откуда он взялся: вроде бы на первом этаже с ними был один Кирдан.
Гил-Галад молча показал на плащ и следы крови.
Лалайт выглянула за перила, прищурилась.
– Повезло, – сказала она, наконец. – Вот он. Сапог у него зацепился за что-то в стене.
– М-да, – Гельмир прищурился и тоже посмотрел вниз. – Зацепился.
Лалайт быстро вскочила на перила; её синяя юбка развевалась на ветру, поднимаясь вверх, как знамя.
– Мне кажется, моя милая, – елейным тоном заметил Гельмир, – снизу сейчас открывается очень интересный вид.
– Во-первых, сейчас темно, во-вторых, внизу нет никого, кому это было бы интересно, – сказала Лалайт, схватилась рукой за перила и почти тут же исчезла внизу. Через несколько мгновений она появилась и сбросила на пол тело Арголдо.
Гил-Галад с криком бросился к нему.
– Жив!.. – воскликнул Гил-Галад. – Зачем я оставил его одного! – Он погладил мокрый лоб Арголдо, на котором от кривого багрового шрама расплывалась кровавая клякса.
– Тебе не кажется, Нельяфинвэ, что кто-то совсем охренел? – спросил Майрон, поправляя причёску и перекалывая на другое место сапфировую шпильку.
Да, Маэдросу так казалось.
Арголдо явно пытались изнасиловать, причём очень жестоко. Его руки были в синяках и царапинах, губы разбиты, штаны разорваны в тряпки; на бёдрах – и это выглядело страшнее всего – кровоточили глубокие, рваные царапины, оставленные длинными ногтями. Казалось, что он попал в лапы к дикому зверю или что его пытали каким-то отвратительным железным инструментом. Тот, кто напал сейчас на балконе на молодого эльфа, обезумел не только от похоти, но и от ярости и гнева.
– Какое совпадение, Майрон, – сказал тихо Маэдрос, – как раз после того, как мы об этом с тобой говорили.
– Это не совпадение, Майтимо, – спокойно ответил Саурон. – Я уже сказал, что уверен – он здесь.
– Мы… мы должны всех обойти и повидать всех, кто живёт в башне и в этой части дворца, – сказал Гил-Галад. Он уже более-менее овладел собой. – Арголдо весь в синяках. Он сопротивлялся. Он должен был ударить или поцарапать эту тварь.
– Это очень хорошая идея, Эрейнион, – сказал Саурон. – Но видишь ли, я боюсь, что сейчас он похож на насильника не больше, чем я на Саурона. Уж очень всё это нагло.
– Ты думаешь, он преобразил свою внешность? – недоуменно спросил Маэдрос. – То есть… то есть это не эльф, а айну?
– Ты забыл, что некоторые эльфы тоже могут менять внешность. Как твой кузен Финрод, например, – усмехнулся Саурон. – Даже для меня до поры до времени это выглядело убедительно, а твои собратья могли бы вообще никогда не догадаться.
– Артанаро… Артанаро! – Арголдо открыл глаза и бросился на шею к Гил-Галаду. – Артанаро… я…
– Не бойся, пожалуйста! – ответил Гил-Галад. – Только не бойся! Что случилось? Кто это был?
– Я не знаю… Я стоял на балконе у двери, где ты сказал мне стоять. Потом кто-то накинулся на меня и потащил. Фонарик упал, я не видел его лица. Он… он невероятно сильный. Он меня повалил и стал трогать руками, потом сдирать с меня одежду, всё порвалось, я отбивался, как мог. Я его очень сильно ударил между ног, может быть, даже оцарапал; он меня схватил и швырнул за перила. Я вцепился рукой в камень, но там почти гладкая стена… я стал кричать, почти тут же стал падать, потом сапог зацепился за что-то… Ногу очень больно, кажется, я вывихнул. Прости меня.
– С сапогом тебе очень повезло, Арголдо, что он зацепился так крепко, – сказал Гельмир, – ведь твой сапог так и остался там висеть. Этот безумец хотел убить тебя.
– Гельмир, – сказал Гил-Галад, – пойди по мосту во дворец и посмотри, был ли кто-то у моста со стороны дворца.
Гельмир вернулся очень быстро вместе с Туором.
– Я как раз обходил дворец, – сказал Туор. – Здесь были Эгалмот и Воронвэ, но они говорят, что ничего не заметили. Эгалмот как раз поднимался на третий этаж – там, кажется, окно распахнулось, – он должен был что-то видеть…
– Если ты позволишь, Туор, мы обойдём всех, кто живёт в башне и посмотрим, не заметим ли мы у кого-то на руках царапин или ран. Девица, конечно, вне подозрений, – и Гил-Галад с улыбкой кивнул в сторону Лалайт.
В покоях башни всё выглядело вполне мирно, хотя поздний визит короля, как и повод к нему, всех неприятно удивил. Маглор и Нариэндил играли в шахматы. Луинэтти, Куруфин и Келебримбор ужинали втроём. Амрод и Финдуилас сидели за пяльцами: по правде говоря, дочь Ородрета совсем не владела иглой, а оба младших сына Феанора, несмотря на свой непоседливый характер, как ни странно, унаследовали от Мириэль любовь к вышиванию, и Амрод уже в который раз показывал невесте особый стежок, которым вышивают лепестки. Карантира, как и Финдуилас, никто не подозревал, но они всё же заглянули к нему: он спал, и его птица, крабан, громко закричала, когда в комнату зашли посторонние. Аргон и Гвайрен увлечённо разговаривали: Гвайрен рассказывал Аргону о растениях и животных Средиземья, продолжая критиковать злополучный трактат Эдрахиля. Маэглин, зевая, спустился сверху на второй этаж в роскошном шёлковом синем халате: Маэдрос подозревал его, зная, что он способен на насилие, но на его руках не было заметно никаких ран или царапин. Подумав, Маэдрос решил, что Маэглин мог бы пойти на что-то подобное, только будучи уверенным в своей полной безопасности (как это было с Тургоном).
– Ну что ж, – вздохнул Гил-Галад, – нам придётся спуститься вниз, в сад. – Он оглянулся на Туора. – Но я попрошу тебя, Туор, сохранить этот визит в тайне.
Гил-Галад открыл своим ключом боковую лестницу; Гельмир нёс фонарь. Оглянувшись, Маэдрос увидел, что Лалайт следует за ними. В маленьком садике было темно; две высокие фигуры стояли у фонтана. Маэдрос вздрогнул: в сумерках, в синих отблесках фонаря ему казалось, что перед ним не Пенлод и Тургон, а двое майар или Валар. Тургон держал в руках потухший фонарь, Пенлод – книгу.
Увидев Тургона, Туор вскрикнул от неожиданности. Он долго смотрел на Тургона, потом ушёл на лестницу, закрыв за собой дверь.
Гил-Галад кратко, как и остальным, объяснил, что случилось.
– Я такого не ожидал, – сказал Тургон. Он надавил пальцем на переносицу, как всегда, когда не знал, что делать.
– Моих выводов это не меняет, Тургон, – сказала Лалайт. – Тем более, что пару недель назад мне тут у меня дома кое-что подсказали по большому знакомству, – розовый ротик Лалайт скривился в очень неженственной усмешке, от которой Маэдросу стало не по себе. – Мне кажется, Мелькор нашёл любителя риска себе под пару в очень неожиданном месте. Про письмо Мелькора, которое было у Куруфина, ты, кстати, слышал?
– Да, слышал от Гил-Галада, – кивнул Тургон. – И мне успели рассказать про Куруфина и его жену. Бедняжки. Ну хоть живы остались, – вздохнул он.
– А ты знаешь, что Маэглина кто-то изнасиловал прямо в твоём благословенном городе? А про то, что такие вещи происходили до этого в Валиноре, ты слышал? – спросил Майрон.
Тургон побледнел и оперся на руку Пенлода.
– Как?! Как это могло произойти? Как? – Он тревожно оглянулся на Пенлода; тот опустил глаза, будто ему было неудобно за что-то. Все молчали.
Тургон глубоко вдохнул и выдохнул, и взял себя в руки.
– Майрон, видишь ли, я всегда думал, что если я не буду замечать странного и дурного, то никому хуже не станет и оно как-нибудь исчезнет само собой. Я во многом ошибался. Ты можешь объяснить, что и с кем произошло в Валиноре и… потом? – спросил Тургон.
Майрон рассказал ему об Алдамире и Маэглине.
– Понятно, – Тургон поджал губы и бросил косой взгляд на Пенлода. – Я знаю, что не ошибаюсь в главном. Майрон, есть одна вещь, о которой я сейчас очень хочу тебя спросить. Это очень важно. После того, как я и… Эол держали в руках Сильмариллы, Эол сказал: «в них очень много от Гортаура». Ты можешь ответить, почему?
Саурон удивлённо поднял брови.
– Не знаю, почему он так сказал. Может быть… Видишь ли, когда Мелькор принёс их в Ангбанд, я взял их у него. Мне они не жгут руки, и именно я вставил их в корону. Но они были какие-то… – Саурон сделал несколько странных жестов руками. Тургон вспомнил, что он делал так, когда произносил заклинания; эти движения были пугающе похожи на тот момент, когда Саурон создавал в его, Тургона, теле женские органы. – Не могу тебе описать, как именно это было. Это было что-то вроде головы маленького ребёнка… какие-то они были ну не то, чтобы мягкие, но какие-то не вполне… даже не знаю. Возможно, потому, что Мелькор вырвал их из ожерелья, в котором Феанор носил их. Я их как бы закрыл, что ли. Наверное, поэтому. Ах, ладно, Тургон, время дорого, мне ещё надо повидать кое-кого, – легкомысленным голосом Лалайт сказал Майрон.
Гил-Галад и Гельмир ушли вслед за Майроном. Маэдрос остался; он обратился было к Тургону, но тот отмахнулся:
– Прости, я не могу сейчас разговаривать. Я должен остаться один. Знаешь, Нельо, я уже так много обвинял себя, так часто говорил себе «всё из-за меня», но… в таких словах всегда есть некая доля самолюбования: когда так берёшь на себя вину, одновременно стараешься и простить себя: ведь в такие минуты ты прекрасно понимаешь, что не может же быть всё из-за тебя? А вот когда понимаешь, что действительно всё из-за тебя… нет, Нельо, это невыносимо. Оставь меня сейчас. Пенлод, ты тоже.
– Но, может быть, это не потому… – начал Пенлод.
– Потому, – отрезал Тургон. – И ты тоже хорош, Пенлод. – Он раздражённо хлопнул дверью, выйдя из сада.
Маэдросу сейчас совсем не хотелось расспрашивать Пенлода о том, что они оба, Тургон и Пенлод, имели в виду. Ему было страшно и противно. Он с болезненным ужасом осознавал, что хотя гибель Финвэ и похищение Сильмариллов произошли так невыносимо давно, почти все они – и преступники, и жертвы, – живы до сих пор, и тот, на ком лежит вина за весь ужас, который пришлось пережить ему самому, может быть, и вправду где-то совсем рядом.
– Майтимо… – сказал Пенлод. – Ты меня прости… мне надо сказать тебе пару слов. Очень надо. И то, что я скажу, тебе совсем не понравится.
– Это обязательно? – спросил Майтимо – и тут же укорил себя за трусость. – Да… да, говори.
– Я ещё в прошлый раз хотел. Тем более раз об этом зашла речь. Давай отойдём от двери подальше. Майтимо, понимаешь… мы, я и Тургон, были в Ангбанде в мастерской Гортаура. Я видел корону Мелькора. И два Сильмарилла в ней. И я видел тот, что вставлен в Наугламир, пока Эльвинг не увезла его.
– И что? Я тоже их видел. Я видел венец Мелькора. В Ангбанде. На нём самом. – Майтимо невольно вздрогнул, вспомнив отчаяние, которое пережил тогда, попав в плен.
– Майтимо, я не знаю насчёт тех двух, но то, чем владел Тингол – подделка, – сказал Пенлод.
– Пенлод… – Майтимо отшатнулся, как будто в этом душистом саду внезапно наткнулся на труп. – Это… это глупость какая-то. Я же их видел. Все три. В его венце. Я же не могу ошибиться, Пенлод! Они были созданы у меня на глазах! Я знаю их лучше, чем родных братьев! Пенлод!.. Мелькор не мог сотворить их!
– Я не знаю, Майтимо, как это было сделано, – Пенлод покачал головой. – Может быть, он их разрезал с помощью Гортаура и сейчас существует уже не три Сильмарилла, а четыре, пять или шесть. Я тоже очень хорошо их помню, и я держал их в руках. Понимаешь, Майтимо, гнездо в венце Мелькора такой формы и размера, что Сильмарилл, созданный твоим отцом, туда просто не поместился бы. Создания Феанора были похожи на яйцо или каплю воды. То, что унёс из Ангбанда Берен Эрхамион, судя по месту, которое оно занимало в венце, было похоже на половину яйца, или, скорее, на неровно разрезанную напополам грушу. Да, внешне, спереди, они такие же. Но только спереди: сзади второй половины камня практически нет. Да, Майтимо, увы, это так: я попросил Идриль достать для меня камень из ожерелья, и я этот третий камень тщательно осмотрел. Теперь я могу с уверенностью сказать тебе, что этот камень – другой.
