Текст книги "И.С.Т. (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)

Где-то он уже слышал этот голос. Так давно. Ах, как же давно! Сколько ему тогда было? Пятнадцать? Литература. Марек. Марек Григоровский, учитель. Теплые карие глаза, мягкая челка, волшебные руки. И смертельная рана на гордости и наивности юного Анжея Михновского. Мужчина, который сделал его вот таким.

Размытая реальность. Проступающая вокруг все четче и ярче с каждым вздохом и каждой секундой. Радуга планара сменилась четкостью прошлого. Только ощущение кого-то рядом осталось с ним.

Именно сегодня, именно после этого разговора Марек подарит ему красивый блокнот. Потому что завтра у Анжея день рождения. Потому что… на первой странице – пожелание познать себя и свои желания. И решить, чего же ему, Анжею, на самом деле хочется…

Мелькает, перелистываясь страничкой календаря день. Вечер. Ему уже шестнадцать. Он остается после уроков. Он дождался Марека. А тот позволил признаться себе в любви. Много позже Анжей понял, что Марек играл с ним, подталкивал, направлял, лепил из него красивую, образованную дорогую блядь. И слепил ведь… если бы не направление в ИСТ, он бы был еще одной марионеткой в руках Марека. Послушным, влюбленным, раздвигающим ноги перед всеми, кого он приведет в постель своего «любимого» ученика.

Снова, как когда-то, его затрясло. От обиды, от боли. Он ведь помнил все, хоть каждый день и каждую ночь эти воспоминания стирал из его памяти Ваня. Айвен.

Кому-то везет… как милому мальчику-ромашке. Музыка… Джен Раш. Ромка…

…Все вроде было в порядке. Все уже привычно и как всегда. Серафим перестал от них шарахаться, начались промежуточные тесты, только Ромка мрачнел с каждым с каждым днем все сильнее. А сегодня, стоило открыть глаза, как захотелось залезть с головой под одеяло и провести под ним весь день. Чертово предчувствие выло благим матом, как тот шрам Гарри Поттера рядом с его заклятым врагом. Он еле заставил себя встать и тут же спрятался от тяжелого проницательного взгляда Фрея и впервые порадовался, что тот не учится с ними в одной группе. Завтрак прошел как в тумане, «окно» они проторчали в библиотеке, а потом… он почувствовал себя странно. Плохо. Невыносимо почти.

– Ром… Ромка… твою мать, Ромашка… – матернулся рядом Сима, успевший-таки упасть на пол, подхватывая его на руки прежде, чем Ромка навернулся. Сима побледнел, что-то хрустнуло в суставе, но полубесчувственного Ромку он так и не отпустил. А вокруг творилось что-то странное. По коридору промчался Тимур, бросив на них лишь беглый взгляд. Пронесся вихрем, взлетая по лестнице в конце коридора. Не иначе к Линдстрему спешит? Или к Греку? Да какая нахрен разница?! Ромку к медикам допереть надо… к медикам… черт, что происходит-то?!

– Только… не к врачу… – Рому выворачивало. Тянуло куда-то, звало. И голова… чертово сознание…расплывалось, дробилось, размывалось, как изображение за мокрым окном. Страшно… господи, как же страшно…

– Что случилось?! – Фрей возник рядом, как черт из табакерки. Опустился рядом, стискивая ледяную ладонь.

– Хер бы его знал, – выдохнул Сима. – Он тупо… навернулся. Ему тупо хреново, а с чего… видел, как Тим просвистал по коридору? Может, хрень какая у третьего курса, а его зацепило?

– Исключительно его? – Фрей поджал губы, сжал подбородок Силиверстова, и заставил поднять голову, заглядывая в глаза. – Что не так, Рома? Что?

Тот застонал глухо, отчаянно, хватаясь то за Симу, то за Фрея, и глаза пустели все больше. Фрей рыкнул, подался вперед, стискивая подборок уж совсем безжалостно.

 – Не смей проваливаться!

Боль на мгновение привела в чувство, но уже через секунду Рома обмяк, теряя сознание.

– Черт!

– Бля… – более емко высказался Бехерович, усилием подхватывая его на руки. Колено взвыло, но Сима только сильнее стиснул зубы. – Помоги… ты ж на паре должен быть… схуле и каким сквозняком тебя сюда присифонило?

– Я половину из тобой сказанного не понял, – огрызнулся Фрей и вдруг подхватил Рому на руки. Не легко, но и под тяжестью не согнулся. Оглянулся, заметил большой широкий подоконник и, добравшись до него, пристроил Рому, позволив его голове упасть на свое плечо. – Я твой матерный русский не понимаю. Только догадаться могу, – он немного помолчал, с непонятным чувством глядя на сомкнутые ресницы Силиверстова, а потом негромко, явно нехотя произнес:

– Я его якорь. Так получилось. Почти случайно. Ему очень часто снятся кошмары, и я его бужу. Этакий активный вариант мишки Тэдди. Последние недели он перестал кричать во сне, но я все равно знаю, когда у него кошмары. Он меня словно зовет. И я просыпаюсь.

– О как… может, у вас с ним срастется большая светлая любовь? – дурость несвоевременная. Но слова соскользнули с языка как-то уж очень легко. Хоть и ухнули неподъемными камнями между ними.

Снова быстрые шаги, порскнули в стороны первокурсники и по лестнице буквально слетел Линдстрем. Бросил взгляд по сторонам и точно споткнулся, напоровшись на аллегорическую группу у окна. Подозвал к себе Ширинского, что-то коротко приказал и тот снова умчался.

– Господа… у вас что за проблема? – а ведь в голосе только усталость, и ни грамма волнения или страха. И в ледяных глазах – покой. Будто ничего нетривиального не происходит.

Фрей кинул на Симу непонятный взгляд и инстинктивно прижал Рому к себе сильнее.

– Плохо стало. Я не профи, мне сложно понять, но он словно… провалился. Чувствую что-то… странное. И тянет за ним. Но очень слабо.

Заметив его движение, Сима отпустил Ромку, которого тут же поднял на руки норг. Он сразу как-то сник. Будто захлопнулось открытое до сих пор окошко.

– А вас не тянет, господин Бехерович? – ровным голосом поинтересовался ректор.

– Нет, – покачал головой Сима.

– Что ж… в таком случае вам – на урок по расписанию, а вы, Фрейзер, идете со мной, – скомандовал он и, развернувшись, зашагал по коридору, не обращая ни малейшего внимания на шушукающихся студентов.

Фрей вскинулся ему вслед, поджал губы, но повернулся к Симе, почти нависая и шипя прямо в лицо:

– Я знаю, что ты подумал, Серафим. Но это не так. Я всего лишь спасаю его от кошмаров. А его клинит на ком-то другом. Как и меня. Не слушай Викинга. Ты нужен Ромке, я это точно знаю, – оглянулся, застонал расстроено вслед почти исчезнувшему ректору, поколебался, но все же кинулся за ним, уже на бегу успев крикнуть: – Только скажи все Аяну. Чтобы слухи до него раньше не добрались!

– Не смей называть меня Серафимом! – рявкнул Сима ему в спину и рванул прочь, не оглядываясь. Нахер всю эту херню! Все это! Блядь, позарился на стипендию. На паспорт заграничный. На возможность жить подальше от отца и его «милостей», сука… Влип, очкарик, по самые гланды.

…Поди высиди на этой гребанной математике. Особо если хочется башкой о стену или о стол поколотиться. Под пристальным тяжелым взглядом Аяна и Чеда. Под взглядом математика, которому, по всей видимости, внезапно уже все было известно. Как глупо, как по-дурацки все складывается. И назад ничего отмотать нельзя.

– Сима? Что случилось? – Аян. Малыш Аян, привычно тихий и незаметный, сейчас стоял рядом с ним, наплевав на окрик преподавателя, и с тревогой смотрел на Симу. – Вы опоздали, Ромы нет, и тебя трясет.

– Ромка вырубился. Его и Фрея срочно забрал Линдстрем, а меня отправил на пару, как самый лишний элемент. Нам приказано учиться. Так что на сегодня это наше задание, – отбарабанил Симеон. – Да ты присаживайся, не стесняйся. Нам здесь еще долго париться. Извините, мистер Дермотт.

Математик только нахмурился. Но больше не сказал ничего. Зато Сима потянул Аяна за руку, усаживая за соседний стол.

– Да к дьяволу математику! – с прорвавшимся акцентом выпалил Аян, взвиваясь с места. Поймал недоуменные и любопытные взгляды, но не смутился, как обычно, а поджал губы, глядя в ответ почти с вызовом. – Мистер Дермотт, я хотел бы выйти.

– Аян, – негромкий голос. Кажется, здесь преподаватели вообще никогда не повышали голос. – Если господин ректор так решил, значит так должно быть. Если он считает, что вы помочь не можете, значит так и есть. Если ваше присутствие будет необходимо господину Силиверстову, вас непременно позовут. Поэтому, пожалуйста, займите свое место.

– Не думаю, что я хоть что-то запомню из сегодняшнего урока. Может, я… мы и не поможем другу, но я точно знаю, что ему будет легче, если мы просто будем рядом! – Аян стиснул кулаки и пространство вокруг него вдруг странно дрогнуло.

– Всплеск, – отстраненно-спокойно констатировал математик. – Мистер Бехерович, сопроводите вашего коллегу попить водички. Должно помочь.

Сопроводить, значит… да хоть головой под водичку макнуть!

Сима за малым не выволок японца в коридор. Встряхнул разок, едва за ними закрылась дверь и приложил к стене.

– Угомонись.

Тот сдавленно охнул, вскинулся, напрягаясь, а потом обмяк, сникая. Опустил голову, уводя от взгляда лицо.

– Прости, – надломленным, сиплым голосом выдохнул он. – Вы… просто вы – это все, что у меня осталось. И мне так страшно вас потерять, – сделал глубокий вдох и пошевелился, снова напрягаясь. – Все, отпусти. Уже все хорошо.

– И ты не побежишь за ректором, не станешь им там сейчас мешать и печально сидеть под дверью. Мы с тобой идем на пары и тупо паримся. Если нас позовут помогать, правда я нифига не понимаю, как мы можем помогать, если его якорь – Фрей, тогда и пойдем, – Сима поймал его взгляд и напряженно переспросил: – Ты меня понял?

– Иди, – Аян медленно поднял голову, глядя на него со странной тоской. – Ты сможешь. А я нет. Потому что Ромка – мой якорь. С ним тепло. А жарко мне с другим. И оба там. А я не могу сидеть за столом и пялиться на доску, которую не увижу все равно.

– Ну значит прогуливаем оба, – пожал плечами Сима, и потянул его за руку. – Какая разница где торчать, в коридоре или в комнате. Там хоть лечь можно. Идем, что ли?

Аян несколько секунд неверяще смотрел на него, а потом смущенно улыбнулся, словно переключив режим или модус.

– Спасибо, – еле слышно произнес он и позволил себя увести.

Из кабинета Александр вышел сам. На автомате. Было у него чудное свойство. Маленький запрограммированный резерв. В патовой ситуации, даже если он сам «проваливался», тело, управляемое заложенной «моделью поведения», направлялось в одно место.

Вот и сейчас улыбающийся манекен бодрой рысью трусил к апартаментам господина ректора. Места у того было побольше. Да и собрать у себя он мог достаточно оперативно.

Тело шло. Разум – проламывал слои планаров, пытаясь затормозить падение студентов. Вот только сам Александр Лемешев не справлялся. Будь с самого начала рядом Дейм – и они зацепились бы. Но пятеро на одного – это больно. Так и овощем недолго стать.

«Заряд» закончился у дверей кабинета. Он просто остановился, так и не донеся руки до гладкого теплого деревянного полотна. А потом рука безвольно опустилась. Дверь рывком распахнулась через несколько секунд. Бледный Дейм втянул его внутрь и с силой обнял, принимаясь поглаживать по спине и волосам.

– Выплывай, Сашка… Выплывай, мой хороший. Оставь маяк и выплывай. Ты нужен нам здесь.

Смотрящий на них из угла Фрей только поджал губы и отвернулся, стискивая ледяные пальцы Ромы.

– У нас ЧП, Дейм, – глухо обронил Линдстрем, помогая усадить Лемешева на свободный диван. – Старший квартет и господин Силиверстов с первого курса. И я не могу создать кольцо без оператора. А Симеон к такому не готов. К сожалению, обращаться к его стороне дара я не могу, потому что все еще торможу запечатление.

– Об этом мы еще поговорим, – глухо произнес Деймос, продолжая попытку вытянуть Лемешева обратно. – Каким образом Силиверстов там оказался?

– Если ты о паре – его там не было. Он был в коридоре. Если о том, как он оказался на планаре – понятия не имею. Он никак не связан с квартетом кроме общения, – норг обернулся к Фрею. – Так ведь? Кстати, мистер Блэкберри как вы там оказались? Если я не ошибаюсь, у вас были пары в отличии от господина Бахеровича.

– Он потянул меня, – Фрей смотрел на них тяжело, настороженно переводя взгляд. И на себя обычного не был похож совершенно. Напряженный, внимательный – он инстинктивно пытался защитить бессознательного друга. Даже от учителей. – Позвал… на помощь. Не знаю, как объяснить. Я просто почувствовал и пошел. Что с ним? С… ними?

– Якорь? – вскинул бровь Линдстрем. – Как быстро… впрочем, у вас все быстро получается. Стремительное созревание… – он присел на диван рядом с бесчувственным Лемешевым и взял его за руку. Прикрыл глаза, осторожно потянувшись к Дейму, точно предлагая ему связку. На короткое действие. На попытку вытянуть вместе. Рывком выдернуть, где бы ни бродил Александр.

– Ну да, спасибо, что все пояснили, – едко бросил Фрей, отводя взгляд. Склонился к Ромке, вглядываясь в лицо, легко коснулся кончиков ресниц. – Ромка… Ромашка…

Дейм повел плечами: присутствие кого-то еще мешало, почти раздражало и безумно отвлекало. Этот мальчик был слишком ярким на планаре, как все корректоры, к нему тянуло. И хорошо, что прохлада Гейра способна отрезвить. Дотянувшись, откликнувшись, Дейм аккуратно локализовал энергию Лемешева, заключив ее во временное кольцо. Теперь тот замрет там, где он есть, хотя бы на время, чтобы понять где он. Черт, как же не хватает оператора!

– Гейр, он нам нужен. Твой мальчик.

Норг поднял на него взгляд.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, Деймос. Это свяжет нас, и чтобы отпустить его, мне придется пойти на разрыв. Это искалечит всех нас. Снова. Я не хочу обрекать его на это. Пока есть хотя бы малейший шанс, что мы справимся сами.

– Мне бы твою уверенность, – Дейм поджал губы и отвел взгляд. – Где Арестов?

– Отбыл по вызову Совета. О, я бы многое дал, чтобы он сейчас был здесь. Как и Натан, – он снова обернулся к Фрею. – Так бывает, мистер Блэкберри, когда запечатленная группа по цепочке прорывает слои и проваливается черт знает на какие уровни планаров. Чем сильнее группа, тем сложнее ее поймать. Обычно получается замедлить падение, выставить маячок и вытащить всех, одного за другим. Но этот чудесный квартет – очень силен. И некоторые вещи очень трудно предвидеть. И еще труднее предотвратить. Я не знаю по какой причине провалился мистер Силиверстов. И потому – зовите его. Держите его. Это все, чем вы можете помочь.

– Куда он хоть провалился? – тоскливо спросил Фрей.

– Хороший вопрос, мистер Блэкберри, – Дейм постарался улыбнуться как можно мягче, и обернулся к Саше. – Гейр, его можно вытащить. Он не в связке, раз пришел сюда сам. Если заблокировать его нить, он вернется.

– То, что вы увидите сейчас в этом месте, мистер Блэкберри, должно остаться между нами. Как минимум на три года. А то и дольше. Рановато вам знать такое. Но выбора у нас нет, нам и так придется все это делать на границах реальности. – Без Лемешева выставить нужные щиты просто невозможно, так что спецэффекты будут. Ладно, если они не просочатся за пределы кабинета, впрочем, об этом позаботится секретарь. Хороший мальчик. Перспективный. Что он в этой глуши забыл?.. – Ну давай, Дейм. Ты его якорь, тебе звать. Вижу, связь восстановилась…

– Да пожалуйста, я даже глаза закрою, – проворчал Фрей, но, вопреки собственным же словам, даже не шевельнулся. Только пальцы Ромы накрыл второй рукой, невесомо поглаживая костяшки.

Дейм усмехнулся и, прижавшись щекой к виску Лемешева, закрыл глаза, мгновенно переходя на первый уровень.

«Гейр, мне нужна его нить».

«Легко».

Кабинет мгновенно наполнился миллионами прозрачных светящихся нитей, они дрожали, словно в помещении гулял ветер, светились каждая своим мягким, мерцающим светом и едва-едва слышно гудела, отчего все вокруг стало напоминать пчелиный рой…

Агейр ловко перебирал эти нити в одной ему известной последовательности, пока не поймал одну, помечая ее.

«Иди… – вторую он выцепил так же быстро и… пропустил сквозь себя. – Тебя я удержу».

Время замерло, словно попав в каплю смолы. Несколько мгновений бесконечности дрожало, а потом помеченная ректором нить засияла, запульсировала. Дейм выдохнул, и его энергия обвила, обняла нить жизни Лемешева.

– Саша?

Ломкая тишина, и картинки, наслаивающиеся одна на другую.

…Трое. Один удерживает другого. Жестко. Больно. Третий – с силой вламывается в тонкое тело, вцепившись в узкие бедра. Безвольная жертва уже даже не стонет. Нет сил. Сколько раз его уже брали? Он сбился со счету. Но боль все еще раздирает измученное тело…

…постель… переплетенные на ней двое. Светловолосый совсем юный парень. И взрослый, красивый мужчина. Вот только удовольствие получает мужчина. Младший же униженно просит о милости сделать хорошо еще. В том, что и это тоже насилие сомневаться не приходилось. Насилие, оно бывает разным. И не узнать жертв было просто невозможно.

– Какого… – Дейм шарахнулся в сторону, но, одумавшись, снова вернулся, не веря своим глазам. Кот, Санада, еще совсем юный, так похожий на малыша Аяна сейчас. Анжей, Сказочник, смотрящий с обожанием на склонившегося к нему мужчину. И дальше, больше. Мальчик, сидящий в шикарной ванне, полной красной от крови воды. Взъерошенный, неуклюжий, отчаянно кусающий губы паренек в слишком большой для него, явно поношенной шубе. Над ним смеются, а все, что может сделать он – это смотреть и смотреть, немо вопрошая «за что?»

И… Рома? Мальчишка, еще совсем ребенок, сжавшийся в углу кровати, словно взятой из фильма ужасов про психбольницы, смотрящий волчонком сквозь спутанные волосы. И в голубых глазах нет ничего, кроме тоски, непонимания и безграничного чувства вины.

А вот Саши среди них… нет. Он ощущается где-то рядом звенящей яростью, странной изломанной нежностью и безграничным желанием помочь.

– Саша! – Невозможно кричать, не имея рта, будучи лишь сгустком энергии. Но можно ринуться, сжать, стиснуть и рвануться назад, вытаскивая, забирая с собой.

Стремительно. Так, что мелькают картинки, сменившись широкой размытой лентой, не позволяющей рассмотреть детали. Просто светлая полоса, словно заполненная кадрами из чужой жизни, пока вдруг, в один момент, она не превратилась в… комнату, заполненную миллионами сверкающих нитей и тишиной.

– Все хорошо… все уже хорошо… – Рубашка-поло Гейра – насквозь мокрая. Как и волосы, прилипшие ко лбу.

Дейм устало кивнул и разжал руки, откидываясь на спинку. Сколько он был на планаре? Минут пять-десять?

– Заводь, – глухо, почти безжизненно произнес он, инстинктивно перебирая прядки волос Лемешева. – Это чертова Заводь. Я думал, их нет в этой части.

– Сколько бы их ни уничтожили, со временем некоторые все равно возникают. Или восстанавливаются, – на столе уже стоял большой термос, чашки и большая ваза с конфетами. Гейр наполнил три кружки ароматным какао, одну протянул Деймосу, вторую, поднявшись, донес Фрею. Когда он протянул толстостенного «Симпсона» студенту, рука его мелко дрожала.

– Что такое Заводь? – кивком поблагодарив ректора, Фрей устроился прямо на полу, сложив ноги по-турецки.

Дейм слабо отмахнулся, отказываясь – пока отказываясь отвечать – и потянул Александра на себя, уже чувствуя, как тот словно всплывает из глубины. Собирает себя снова по кусочкам.

– Если коротко, то ловушка. На самом деле это стоило бы назвать болотом, но у первого в него попавшего было слишком много романтизма. Отвратительная вещь. Что-то типа черной дыры на планаре. Никогда не знаешь, где она может поджидать. И за чертову уйму лет изучить до конца ее так и не смогли. Она экранирует все. Поэтому попавших в нее и невозможно найти. Их вероятности словно обрываются. Завихрение энергии, информации и всего, что только можно, – казалось, переключившись на «модус преподавателя», Грек начал набираться сил. – Она воздействует на время, поэтому очень часто попавшие в нее снова и снова переживают все свои самые большие неприятности, потери или проблемы. Этакий день сурка. Если знаешь, что с тобой происходит, то сойдешь с ума не сразу. Если нет… Ты даже не поймешь, что все вокруг – не реальность.

– Замечательно, – бросил в наступившую тишину заметно побледневший Фрей, смотря только на Рому.

Дейм, внимательно следивший за ним, отвел взгляд, вспоминая мальчишку на больничной койке. Когда они погружались в начале семестра, чтобы выяснить прошлое Силиверстова, он, конечно, видел кое-что из больничного прошлого юного оракула. Но то, что он увидел сейчас…

– Ты ведь знаешь, да? Знаешь, что он видит?

– Знаю, – Фрей полыхнул на него глазами. – Я бужу его каждый раз, когда он кричит во сне.

– Поэтому он потянулся к тебе, – Дейм сузил глаза, начиная что-то понимать. – Начал проваливаться и позвал тебя.

– Сложная структура взаимосвязей, – поджал губы норг. – И архитектура тоже. Я пока что до конца не разобрал их. Но не теряю надежды. Выпейте, Фрейзер. Вам нужны силы.

– Спасибо, – буркнул тот, наконец прикладываясь к кружке. – Значит, Ромка на мне не запечатлился?

– Скорее всего, нет. Это инстинктивная реакция. Что-то вроде рефлекса. Вы спасаете его от кошмаров. А отзываться вас заставляет ваша сущность корректора, которая не терпит беспорядка, даже если он всего лишь в чьей-то голове, – Дейм вздохнул и наконец дотянулся до своей кружки.

– Это… радует, – Фрей вздохнул. – Но как их вытащить?

– Я не знаю, – Дейм на мгновение зажмурился. – Наверное, стоит подожать Арестова и поискать случаи попадания в Заводь. Вопрос, как оказался там Рома, не имеющий к нашему квартету никакого отношения, отложим на потом.

– Ассоциация, – предположил Линдстрем, возвращаясь к дивану и осторожно на него опускаясь. – Он чем-то созвучен со Сказочником. Они неплохо в общем-то общаются, так что Анжей вполне мог по цепочке потянуть еще и господина Силиверстова…

– Они похоже больше, чем ты можешь предположить, Гейр – выдохнул Александр едва слышно. – Где, черт подери, мой брауни?..

– В кафе, – отозвался Дейм. – Что ты видел? И где ты был? Я понимаю, что поставить маяк у тебя не было возможности, но нам нужно знать все, что ты можешь рассказать.

– Ненавижу тебя, – фыркнул Александр, усилием заставляя себя сесть. Слаб, как котенок. Слишком долго пробыл на уровне. Слишком много усилий потратил чтоб попытаться остановить падение студентов. – Это Заводь, ее очень сложно заметить. Честно говоря, если бы не падение, я бы ни за что не подумал, что на этом уровне планара она вообще есть. Она, как бы это сказать, определенного настроя. Выцеживает негативные, самые болезненные воспоминания и замыкает их в кольцо на повтор. Черт… я сам чуть не спятил…

– Я видел их кошмары. Их, не твои. Не знаю, как, наверное, краем зацепило, – Дейм покосился на хмурого Фрея и сдержал порыв прижать Лемешева к себе. – Парней надо вытаскивать. Они к такому не готовы, а судя по их кошмарам… продержатся они недолго.

– Знаете, что я думаю?.. – Александр на секундочку прикрыл глаза. – Самостоятельно так провалиться – невозможно. Таких случайностей попросту не бывает. Не верю я в них… – он глубоко вздохнул и, улыбнувшись, потянулся к кружке на столе. – Какао… вкусно… Мне бы хоть чуток восстановиться. Если ты замкнешь меня, я смогу отоспаться минут за пять.

– Что и почему – думать будем потом. Это форс-мажор, за который Арестов будет землю рыть. А нам сейчас надо вытянуть мальчишек. Но мы совсем ничего о Заводях не знаем, – Дейм вздохнул и выпрямился. – Гейр, думаю, Романа нужно перенести к его товарищам по несчастью. Сашка поспит, а мы с тобой попробуем что-нибудь найти. Есть выжившие и выбравшиеся. Это просто нужно найти. Может, связаться с ними. И еще об этом надо доложить. Мистер Блэкберри… – он на мгновение поколебался, – есть кто-то, к кому Рома привязан так же, как к вам?

– Все мы. Вся наша компания, весь блок, – тут же ответил тот. – Тимур – его оператор, с Симой он дружит, Аяна опекает. И Чед…

– А вы – его якорь на данный момент, – Дейм кивнул каким-то своим мыслям. – Что ж… думаю, нам понадобится ваша помощь так или иначе. Да и друзей нужно успокоить. Возвращайтесь к себе, мы позаботимся о Роме, обещаю.

Фрей на мгновение сдвинул брови, явно собираясь спорить, но потом только покачал головой и поднялся, оставив чашку на столе.

– Мы все будем на месте. Только не заставляйте нас сидеть под дверью в ожидании новостей, – он невесомо коснулся пальцев Ромы и тихо вышел за дверь.

– Теперь я понимаю, почему он так нравится Арестову, – Дейм выдохнул, заметно расслабляясь. – Гейр, позволишь воспользоваться своим кабинетом?

– Арестов увидел себя в мальчишке. Ностальгия замучила, – тонко усмехнулся Гейр. – У нас нет времени на поиски. Ситуация – самый настоящий форс-мажор. И прямая обязанность Арестова быть здесь. Совет это примет, так что я его вызову. Саша… останешься здесь или пойдешь к себе?

– Мне хватит пяти минут, – передернул плечами Лемешев.

– Как скажешь, милый, – Дейм усмехнулся, дернул его на себя, коротко и сильно поцеловал в губы и подвинулся, позволил ему вытянуться на диване. – Как только ты уснешь, я замкну тебя.

– Окей, только… чур, не отвлекать, – улыбнулся Александр и закрыл глаза. Спустя минуту его дыхание выровнялось, стало размеренным и тихим.

Еще спустя минуту в кабинет тихонько просочились пара санитаров из медпункта, которые со всей осторожностью уложили на носилки Ромку и так же тихо испарились, не скрипнув даже дверью.

====== 3. ======

Это не по-настоящему. Не реальность. Не может ею быть. Нет-нет-нет… Они с Симой опаздывали, и ему вдруг стало плохо. Так плохо, что чуть не вывернуло. Совсем как сейчас… Это не реальность. Это прошлое, и оно давно ушло. Он больше не тот мальчик, он оракул.

Рома зажмурился, с силой тряхнул головой, впиваясь ногтями в руку. Кожа отозвалась резкой болью, но вдруг отпустило. Подернулся сумрак больничной палаты, словно покрылся патиной, и вдруг исчез, забрав с собой тоску. Только вокруг был совсем другой пейзаж. Незнакомый город, улица, прохожие словно проекции. Только парень, прошедший мимо, был реальным. Он напевал себе под нос песенку и шел под дождем. Летним, безумным, теплым, мокрая майка облепила торс, промокшие кеды веером разбрызгивали воду из луж, но шалая улыбка на губах и огромные наушники, словно парню ничего в этой жизни больше не надо… Рядом с ним остановилась машина, распахнулась дверь и его подозвали, что-то говорили, а на красивом лице все отчетливее проступал… шок. Там, в салоне, двое. Рома не понимал, откуда, но знал, что один из них – тот самый красавец, что любил его еще не так давно и другой. Некто, обещающий за всего одну ночь с ним больший деньги…

Рома опешил. Дико, странно, но он действительно все понимал. Так, словно сам стал тем, в наушниках, в котором с трудом угадывался… поляк. Анж. Сказочник и мечтатель. Рома чувствовал его боль, его отчаяние. И вдруг рванулся, проламываясь, разрывая тонкую материю не-реальности, также отчаянно зовя его. К себе, прочь из кошмара, от которого холодом продирало по позвоночнику.

И Анжей обернулся.

Картинка точно сломалась, расслоилась на несколько составляющих. Исчезла машина, исчезли двое, дорога и наушники. Исчезло все. Остался только дождь и Анжей, который, не мигая, смотрел на мальчишку, сжавшегося между грубой бетонной стеной и мусорным баком. Почти полностью обнаженного, всего в крови и нечистотах. Совершенно разбитого и вряд ли желающего жить дальше.

Рома проследил за его шокированным взглядом, на мгновение, лишь на секунду позволил себе утонуть в чужих эмоциях, и молча рухнул на колени, сжимаясь, царапая шею от невозможности выпустить крик. Вытравить из себя чужую боль, новую, чудовищную, физическую. Теперь он знал… Санада. Такой же юный, как Аян. На мгновение лицо Санады подернулось, превратилось в лицо Аяна, и Рома взмыл, снова ломая дикую, страшную не-реальность в безумном стремлении защитить. Того, кто стоял у стены. И того, кто застыл чуть в стороне марионеткой с обрезанными нитями.

Они нашли в себе силы жить. То ли затолкали поглубже пережитые страхи, то ли перемололи их, сделали частью себя, темной частью, живущей глубоко внутри, темной стороной, что выходит вовне только ночью, яростью, злостью, ненавистью, чтоб к утру снова скрыться в глубинах души хозяина.

Санада поднял взгляд. Все, что осталось в его глазах – желание мести. И отчего-то казалось, что месть свершится, рано или поздно. Санада так решил…

Рома медленно выдохнул, закрывая глаза. Отпускало. Медленно, но верно отпускали и чужая боль, и тоска. Только…

– Здесь нет еще двоих, верно? – глухо, не своим голосом спросил он пространство перед собой.

– Ваня и Матей, – голос Анжея совершенно не был похож на мягкий, полный обертонов голос реальности. Здесь он явственно отдавал металлом.

– Мне не нравится эта изнанка планара, – негромко протянул японец и зажмурился, будто потянувшись за кем-то всем собой.

Рома крупно вздрогнул и сжался.

– Я не с вами. Почему я здесь?

– Я думал о тебе, когда меня накрыло, – ответил поляк. – Думал и слушал музыку. Ты ассоциируешься у меня с одной мелодией, так что думаю, я зацепил тебя, когда провалился.

– О, спасибо. Надеюсь, ты не ждешь, что я буду чувствовать себя польщенным, – огрызнулся Рома, садясь прямо на землю. Или что здесь ее заменяло. – Вопрос «где мы» прозвучит глупо?

– Заводь, – снова открыл глаза Санада. – Я думал их давно уже нет в тех частях плана где позволено бывать студентам.

– Ты смотрел м-м-м… «Тихоокеанский рубеж»? – вдруг спросил Анж. – Там есть технология «дрифта», слияние памяти, при котором все, кто входят в дрифт, видят воспоминания, чувства, эмоции других. Похоже, Заводь позволяет слепить из нескольких разумов один. Очень похоже.

– Мы этого еще не проходили, – Рома взъерошил волосы сильным движением. – Черт…

– Не ругайся… – пространство снова дрогнуло. Наполнило голову шумом воды и запахом крови. Матей показался словно из облаков пара. Горячего, липкого, отвратительного, который облизал всю его почти обнаженную фигуру и отступил, заклубившись в стороне. – Ты здесь. Но мы тебя не бросим.

– Потому что маленьких не бросаете, – хмыкнул Силиверстов.

– Что-то вроде, – тонко улыбнулся Анжей, и обеспокоено оглянулся. Не хватало одного. И его отсутствие причиняло ему почти физическую боль.

– Зови его, любимый, – одними губами произнес Матей, и Рома удивленно вскинулся. – Он здесь, я чувствую.

«Ванька… Ванечка, иди ко мне…» – не крик, не голосом. Это разнеслось беззвучным, но такое болезненно-горьким и таким нежным эхом. Анжей звал, звал всем собой, всем, что осталось здесь, на задворках планаров.

Рома поежился, словно этот бесплотный зов был осязаемым. На долю секунды вспыхнуло сожаление о том, что его никто никогда не звал с такой нежностью и тут же угасло, сметенное страхом, что остальные поняли. В ответ пространство словно потекло, и стало вдруг холодно. Заскрипело, как скрипит снег под ногами в морозы, а на щеку легла снежинка. Рома фыркнул и вдруг рассмеялся странно изломанным смехом.