Текст книги "И.С.Т. (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

– Ты самая лучшая таблетка от хандры, – Матей улыбнулся, зарываясь в его объятия и наконец расслабляясь. – Только, боюсь, мы ни черта его не обманули. И первоклашки эти еще…

– Мы со всем разберемся, – Санада ласково перебирал его волосы, мягко целуя расслабленное лицо. – Спи, милый. Спи. Я рядом.

– Как же я тебя люблю, – Матей покорно закрыл глаза, пригребая его к себе поближе. – Только не уходи, – выдохнул он, уже засыпая, – не уходи…

– Не уйду, мой Матей.

====== 3. ======

Комментарий к 3. А посвящу-ка я эту часть Коту. И тому, у кого сегодня день рождения :)

– Чаю? – спрашивать было излишне, и Анжей разлил по кружкам ароматный травяной чай, присовокупив к нему большую тарелку со всякими вкусностями. – Шарррман, – протянул он, впиваясь зубами в мягкий бок сахарного кренделя. Вздох удовольствия, зажмуренные глаза, блаженная улыбка. – Пашенька, моншер, имел приватную беседу с первоклашками и прощупал по меньшей мере двоих. Такие чистые и наивные дети. Пока что.

– И? – точно подтолкнул его продолжать Санада.

– Один из них русский. Оракул. Роман. Ангельская мордашка. Тебе понравится. Пашенька заметил, что он потенциально так же силен как я. Но поскольку я самая очаровательная блядь филиала, ни в какое со мною сравнение малыш не идет.

Санада рассмеялся, грея руки о свою кружку.

– Где твоя самокритичность?

– Там же где стыд и совесть, – очаровательно улыбнулся Анжей. – Паша сказал, что парень странно ощущается. И что на первой же паре Введения он тупо не смог прочесть параграф. Типа дислексия. Вроде так. В общем, милейший и забавнейший персонаж.

– В последнее время я очень не люблю странности, – Матей аккуратно взял с тарелки печенье, долго его изучал, а потом поинтересовался: – Оно покрыто мхом. Словно плесенью. Это так и должно быть или это я в очередной раз крышей двинулся?

Айвен вытянул из его рук печенье и вместо него всунул пирожное, а конфискованное с удовольствием надкусил.

– Ты двинулся. Не обращай внимания.

Матей криво усмехнулся, впиваясь зубами в пирожное с белым шоколадом.

– Я так понимаю, мне еще повезло.

– Это только начало, – «успокоил» его Айвен. – Я утром минут пятнадцать пытался понять, откуда у нас в полу в душе образовалась дыра в ад.

– Херово иметь богатое воображение и общаться со сказочником, – Матей ослепительно улыбнулся Анжею. – Вернемся к «прекрасным детям». Будь у этого оракула дислексия, он бы уже не учился. Это не тот недуг, с которым здесь можно задержаться. Модули первого уровня – основные, их не воспримешь на слух, нужно увидеть. А если он не может, то и находиться здесь не должен. Разве что кураторы попытаются найти выход. А второй что? Или тебе твой Пашенька только про одного доложился?

– Ван Тарсен с утра с зелеными человечками общался, – пожал плечами Анж. – Что до детей… Второй – с Украины. Оператор. Есть мнение, что быть этим двоим запечатленной парой. Симеон, к которому, благодаря Роману, приклеилось прозвище Серафим, страшно за оракула переживает и даже еду ему таскает. В общем, очень похоже на то, что им действительно быть парой. Но поживем – увидим. Что до сил пацана, то мне нашептали, что он шторм над континентом в абсолютный штиль вытянул.

– Ну что, талант, – Санада потягивал чай и все так же мягко и загадочно улыбался. Совсем как Чеширский кот.

– Обожаю, когда ты так улыбаешься, любовь моя, – Матей потянулся и стер с губ японца сахарную пудру. – Колись, нутром чую, есть что сказать. Ты пообщался со своей мелкой копией?

– Пока нет. Но прощупал. Интуитивно-мощный, я бы сказал так. Он не понимал, что я делаю, но чувствовал это. Предположу, что из новичков он самый сильный, – господин Кунимицу бросил благодарный взгляд на любовника и отставил кружку. – Думаю, он воспринял меня в штыки. Хроник, со старшего курса, который интересуется персоной новичка. Я бы решил, что это угроза.

– Он провалялся в больничном крыле, попав сюда еще до того, как у нас занятия начались, – Айвен задумчиво посмотрел в окно. – Так что, наверное, ты прав. Как думаешь, ты сможешь с ним подружиться? Вам есть о чем поговорить. И общие темы найдутся.

– А что ты будешь делать, если этот мелкий нашего принца у нас уведет, м? – Матей вскинул бровь.

– А он сможет? – Айвен перевел взгляд на Санаду. Очень любопытный взгляд.

– Если кое-у-кого еще активнее потечет крыша и с ним не о чем станет разговаривать – может быть, – фыркнул тот. – Но вообще-то я никуда не планировал переходить. Слишком сильно я вас люблю. Так получилось.

– Так и знал, – в темных глазах Матея промелькнула и скрылась боль, надежно спрятанная за усмешкой. – Ты меня бросишь, как только я пойду в разнос.

– Ну, про группу я и не говорю, – Айвен невинно похлопал ресничками. – Тут тебе действительно некуда деться.

– Вопрос доверия. Я не доверяю чужим. Но вы – другое. Вы часть меня, – Санада потянулся, взял за руку Матея, переплетая их пальцы. – Вы это я. Никогда не говори никогда, но я не хочу иного.

Матей стиснул его пальцы в ответ.

– Мне страшно, мальчики, мне просто очень страшно.

Айвен вздохнул и повернулся к Анжу:

– Как насчет того, чтобы прогуляться по планару? Вечерком. Может, станет немного понятней, что происходит. И я согласен с Теем, слишком много странного вокруг.

– Тебе тоже интересно, что такого особенного в этих детках-конфетках, м? – мяукнул поляк, мечтательно глядя в потолок. – Я только за, особенно если Матей нас хорошо прикроет. Отличный повод обкатать новый щит, иначе я не рискну снова соображать на троих, а так хочется!

– Меня больше интересует повышенное внимание кураторов к их персонам. Нам такого счастья не досталось в свое время, – Айвен невозмутимо потянулся за еще одним печеньем. – Тей, как насчет маленькой провокации для небольшой компании?

– Я подумаю над этим, – уклончиво ответил тот.

– Подумай. Хотя на самом деле меня новые преподы напрягают ничуть не меньше. Только одного меня бесит Лемешев своей слепой преданностью Совету? С учетом того, что он из разорванной группы, он Совет ненавидеть должен.

– Смотря почему их разорвали. Если так же, как хотят разорвать нас – из-за силы и бесконтрольности, то да, я с тобой согласен.

– Все равно, – Айвен упрямо сдвинул брови. – Их разорвали. А мы все читали, что бывает в результате. Им несладко пришлось. А он все равно стоит на своем.

– Может, для него группа не была равносильна наличию любовника или трех, – Матей улыбнулся уголками губ, оглянулся на предмет внимания к их персонам, и быстро поцеловал костяшки пальцев Санады, рука которого все еще лежала в его ладони.

– Слепая преданность? – Анжей покачал головой. – Нет, не думаю. Он материалист, для него отсутствие партнера не равняется инвалидности. Я еще не видел ни одного члена сообщества, который не мыслил бы критично. Это либо провокация, прощупывание нас и наших реакций, либо мы просто не видим всего. Кто был в его группе. Какие отношения были в его группе. И как они прожили промежуток времени между разрывом и сегодняшним днем. Это важно для понимания. Он преподаватель и достаточно приязненно и тепло относится к студентам. Будь он фанатиком – тупо гнул бы о распрекрасном Совете, пиарил бы Сообщество и все. Но он поясняет и рассказывает. Он хорош как препод. Разъединить могли как по причине силы, так и по причине надобности. Он стал преподом и куратором. Что, если остальные тоже кураторы? Я читал, что их на самом деле мало. Меньше чем тех, кто работает с предотвращением катаклизмов. Но ведь новые поколения нужно учить… а если некому учить?

– Разорвать оперативную группу, которых и так осталось немного ради того, чтобы получить куратора? А что мешало ему работать куратором, не покидая группу? Без разрыва. Всем им, если предположить маловероятное и что все в его группе так же стали кураторами, – задал вопрос Айвен, и Матей довольно улыбнулся.

– Резонный вопрос, гений.

– Потому что оперативные группы никогда не преподают. Ни одна. Только после смерти одного из членов. Но как правило группы и гибнут одномоментно, – Анж стащил с тарелки последнюю бисквитную печенинку. – Оперативная деятельность и преподавание несовместимые вещи у технологов. Историю нужно было читать, гений, – показал язык Матею и отпил чай из кружки.

– Зачем, когда у нас есть ты, – Матей состроил наивное выражение лица. – Ладно, мальчики, пока ничего не ясно и расслабляться очень рано. Анж, наверное, и правда лучше прошвырнуться по планару, послушать эфир. Попробуй проследить конкретно их линии, не наши, вдруг что узнаем. А о провокации подумаем. Ну, что, до вечера?

– Целую, милый, – помахал ему рукой Анж. А вот Айвена не отпустил. Сгреб за ворот футболки и с чувством вжался губами в губы.

Матей хмыкнул и набросил на столик маскирующий щит. Техникой он владел пока не в совершенстве и кое-где пространство над столом словно бы «плыло», но хоть не привлекало внимание. Зато усилие отозвалось вспышкой галлюцинации. Он словно оказался стоящим на самом пике высокой скалы, и тут же замер, борясь в мгновенно подкатившей тошнотой и паникой. Зажмурился, пытаясь убедить сходящий с ума мозг в том, что все это не больше, чем иллюзия, но инстинкты были слишком сильными, и ему пришлось опуститься на корточки. Словно он правда мог упасть.

– Я с тобой, – пальцы Санады сжали его руку. Сильнее. Еще сильнее, причиняя почти боль. – Я здесь.

По руке ползло тепло, выше и выше, мягко оплетая грудь, плечи, бедра, спускаясь к ногам. Пик таял, растворялся в этом тепле, пока не превратился в обычный каменный пол обычного замка.

– Все хорошо. Возвращайся.

Матей медленно выдохнул, расслабляя мышцы, и грязно выругался, шипя сквозь зубы.

– Спасибо, – просипел он, цепляясь за чужую руку. Встать он пока не рисковал, ноги все еще ощущались ватными. – Я боюсь высоты. Мой проклятый мозг просто воплощает все мои самые «веселые» фантазии! – не стыдно быть слабым. Их этому учили. Нельзя держать все в себе, если не хочешь сойти с ума. Просто не всем это позволено видеть. – Спасибо.

– Я же твой, и я тебя не оставлю. Надеюсь, ты не оставишь меня, когда мои демоны явятся за мной, – едва слышно выдохнул Санада, по-прежнему улыбаясь. У Кота нет проблем. Кот – он и в Африке будет Котом, очаровательным хищным пофигистом. Но даже котам бывает страшно. Когда время тянется, когда замирает, когда все вокруг попадают в липкую ловушку, или тебе так только кажется, ведь это ты стремительно спешишь куда-то в собственном потоке. Спешишь и стареешь.

– Не оставлю, – просто, уверенно, с благодарностью. Цепляясь за Санаду, Матей таки заставил себя встать. – Отвратительное ощущение, будем надеяться, что тебе повезет больше, и все это тебя минует. – Он выдохнул, тяжело сглатывая. – Проводишь до комнанты, у меня учебник там остался?

– Идем, – кивнул тот, поднимаясь на ноги. И вот так, неспешно, будто ведет слепца. В сущности очень похоже на то. Когда перед глазами картины иного мира, в обитаемой реальности ты – слепец. – Забавно мы смотримся со стороны, – шепнул японец. – Не хватает корзинки для подаяний и какого-нибудь музыкального инструмента в твоих руках. И заунывного гнусавого пения.

Матей резко остановился. Слова Санады словно стали спусковым крючком, и зал кафе снова растворился под напором призрачной реальности. Только в этот раз вокруг была не пропасть и пики гор, а восточный базар, заставленный лотками торговцев фруктов и почему-то золота. Где-то в стороне факир выговаривал на незнакомом языке шипящей змее, а ввысь неслись напевы муэдзина.

– Ух ты, – Матей завертел головой в попытке рассмотреть подробней свою очередную галлюцинацию, и поймал взгляд стоящего вплотную араба, почти мальчишку с чуть раскосыми глазами и темным от загара лицом. Он был похож и непохож на японца, но стоял так близко, что Матей неуверенно произнес: – Сан?

– И что ты творишь, милый, м? – протянул знакомый незнакомец. – У нас вот-вот начнутся пары, и нам нужно добраться до твоего учебника, желательно не размахивая руками в поисках стен.

– От меня это не зависит, – Матей улыбнулся. – Ты очень красивый в этом, Сан. Тебе надо как-нибудь попробовать одеться по-восточному. И вокруг тоже красиво, – он вздохнул, мотнул головой, но иллюзий не рассеялась. – Поможешь? Она не хочет уходить. Видимо потому, что мне нравится.

– От тебя это зависит, – фыркнул восточный Будда, сильнее сжимая его пальцы. – Давай, Матей, нам нужно вернуться. – Время точно понеслось вскачь в иллюзии. Старело все: люди, стены, ветшали ткани тентов, рассыпались тленом товары. – Давай, Матей, выходи оттуда, где бы ты ни был.

Матей растерянно оглянулся и обиженно фыркнул:

– Такой глюк красивый испортил, – а потом вдруг подался вперед, обнимая крепко и утыкаясь носом в плечо. Зажмурился, сделал пару вдохов-выдохов и почувствовал, как словно стекает по позвоночнику жар пустыни и сменяется привычной прохладой Альп. – Кажется все.

– Все? – Санада погладил его по голове, по плечам, сделал страшные глаза сидящим за столиком напротив второкурсникам, дескать, вас этот тоже ждет, так что не пяльтесь. – Тогда открывай глаза. Только медленно. И идем. Просто держи меня за руку и думай о паре, об учебнике и о высшей математике.

– Как скажешь, – Матей коротко поцеловал его в шею и отстранился, осторожно оглядываясь. Кафе, очередь у раздачи, Айвен с Анжеем, смотрящие на них с тревогой. – Все хорошо. Спасибо. Пойдем?

– Метатренинг, – довольно громко сказал Санада, и любопытствующие отвернулись. Все верно. О том, что может начать твориться с третьим курсом, знали все в филиале. Просто кто-то к странностям поведения студентов не был готов от слова совсем. – Идем, – они вышли в коридор, сопровождаемые тяжелым взглядом ректора, пересекли холл. Линдстрем понимающе улыбнулся и вернулся к отчитыванию кого-то из второклашек. – Как же у нас любят пялиться…

– Это первоклашки и то – только поначалу, потом привыкают. Хотя я и на втором наблюдал, интересно же, как по-разному у нас народ с ума сходит. – Они шли, реальность не стремилась измениться, и уверенности у Матея появилось больше. – От кого тебя больше в дрожь бросает: от Линдстрема или Арестова?

– От Арестова. Он вообще мне человеком не кажется. У Линдстрема есть маленькая слабость, – поделился наблюдениями Санада. – Он всегда мерзнет и кутается в красивые вязанные кардиганы. Пунктик у него на такие шмотки. А Арестов – как робот. Меня от него в дрожь бросает. Буквально.

– Серьезный мужик. Кто-то мне рассказывал, что он мелкую твою копию на руках нес. Интересно было бы на это посмотреть, – очутившись в знакомом холле общежития, Матей остановился. – Если не хочешь, можешь не подниматься. Я только возьму учебник. Но если пойдешь со мной, у нас будут все шансы опоздать. Потому что я тебя поцелую. И целовать буду долго и со вкусом.

– Не соблазняй меня, – покачал головой Санада. – Я этого хочу, но надо удержаться. Просто потому что надо. Нам многое сейчас могут простить, но злоупотреблять этим не стоит. Так что я подожду тебя здесь.

– Я так и думал, – Матей усмехнулся и шагнул в кабинку подъехавшего лифта. И уже через десять минут они с Санадой переступили порог аудитории, придя ровно за секунду до начала урока.

Анжей залпом допил горячий шоколад и отставил опустевшую чашку. Глубоко вздохнул, успокаивая бешеное биение сердца, и поднял взгляд на Ивана. Решимость никуда не делась. Просто стало спокойнее. Его якорь – рядом. Его безумие – рядом. Его отчаянно любимый – рядом.

– Готов, любовь моя?

Даже если нет – это ничего не значит. Они решились пошустрить на линиях первоклашек. Слишком многое нужно было понять. Начиная от странного хроника, заканчивая удивительно способным мальчиком Ромашкой. И потому – пора, брат, пора. Нырять, подтягивать и искать. Смотреть любую странность. Потому что она может быть решающей.

– Всегда, мой вредный, – Айвен улыбнулся и повернулся к Санаде. – Нам может понадобиться нырнуть в прошлое. Тей, щит?

– Давно готов, – Матей, немного прикусив губу, словно стек с кресла на пол, за спину японца так, чтобы обнимать его со спины и дать ему опору.

– Хорошая идея, – одобрил Айвен и повторил его маневр, только в руках у него оказался Анж.

– Ну что, поехали? И, мальчики, осторожней. Я не смогу вас видеть, так что не заставляйте меня дергаться от беспокойства за вас.

– Я проведу, – кивнул японец, прикрывая глаза. – Не беспокойся. Главное не высовывайтесь особо. Может статься, Арестов навешал маячков. Раз уж все преподы так пекутся об этих первоклашках.

– Я буду осторожен, наш прекрасный Будда, – выдохнул Анж, проваливаясь на нужный уровень. И мгновенно – он пьян ощущением собственной силы. Собственного могущества. Видеть, чувствовать, ощущать и иметь возможность исправлять то, что было необходимо ему.

Он отыскал нити по образам, отпечатавшимся в памяти. Нашел. Но не коснулся. Касаться – опасно. Касанием можно вызвать тревогу того, чья линия находится в руках. Искрящаяся ниточка.

Нефритовый взблеск. Санада рядом. И еще один – Айвен. И еще? Тяжелое давящее ощущение чьего-то присутствия. Чужое. Незнакомое. Это не кто-то из однокашников. Даже очень любопытные опасались самостоятельно шарахаться по планару в целях поисков приключений на свой зад. Это не… нет, они тоже здесь, просто очень заняты и не обращают внимания. Грек. Амфимиади. Ах, какой вы, эллин… пальчики оближешь!.. и еще – Линдстрем. И обрывки той самой алой ленты, которые беспомощно тянутся друг к другу. Вот оно что… они были группой. Разорванная группа. Выходит, и Лемешев? Без щита они бы не дернулись. Но так работать может только группа идеально чувствующих друг друга людей.

Ощущение стекающего холодка по позвоночнику. Айвен.

«Между ними есть связь, – отзвук голоса в голове, знакомый, но измененный эфиром. – Ты тоже это видишь? Что они здесь делают?»

«Наблюдают, там же… ищут, наверное, то же, что и мы… Но есть еще один. Чужак. Я почувствовал его, он был здесь».

Был. Но зачем чужаку, не куратору, болтаться в линиях студентов? Если только это не корректор? Если только это не операция по составлению группы или нейтрализации катастрофы.

«Роман, вот его линия, откатывай нас назад, Санада».

И без слов – рывок, осторожный, скользяще-плавный. И летит стремительно назад время. Мальчишка на больничной койке. И еще один, с безумным огоньком в глазах. Потерянный.

И снова след чужака. Тот тоже здесь был. Был. Видел.

«Уходим, нас могут засечь».

Рывок был сильным, почти болезненным. Айвен действует мягче, значит, Матей. Почувствовал что-то?

– Нас засекли, – недовольно выдохнул Матей, как только все открыли глаза в родной гостиной. Прижал к себе Санаду и уткнулся лицом в затылок, шипя: – Я проваливаюсь. Снова. Не дергайся только, сейчас пройдет.

Санада переплел их пальцы и застыл, хмурясь. Ему пока что везло. Но он и начал на почти полторы недели позже остальных. Так что съехать крышей еще не успел. И хвала всем богам и Буддам за это. Иначе держать Матея было бы куда сложней.

– Не были, не знаем, не в курсе, – с самым невинным видом заявил Анжей. – Но там был кто-то еще. Кто-то чужой, кто прятался так же как и мы. И наблюдал.

– Слишком много возни вокруг первоклашек. С перебором, я бы даже сказал, – Айвен откинулся на край стоящего позади кресла. – А что старшие? Я только двоих заметил. Грека и ректора. Амфимиади же хроник, а ректор – оракул. Получается, они тоже что-то искали? Сан, ты что-нибудь в прошлом Сана увидел?

– Был третий, – упрямо повторил Анжей. – Тяжелый. Чужой. Я его случайно почуял. Он очень хорошо заметал следы. Если бы я странности не искал – не заметил.

– Да, был, – кивнул Санада. – Я тоже приметил. И да, увидел. Парня распечатали очень давно. Он маленьким был. В психбольницу попал, и там пообщался с Потерянным. Так его на планары первого уровня кто-то и вывел.

– Хера себе… – потрясенно выдохнул Айвен.

– Оно самое, Ванечка, – глухо произнес Матей. Концентрируясь на разговоре и на ощущении жилистого сильного тела в руках, он не давал себе соскользнуть в очередную иллюзию до конца. В этот раз – явно мир из какого-нибудь фильма про постапокалипсис. – Но он тогда должен модули первого уровня как орехи щелкать, а у него дислексия.

– Вопрос, – согласился Айвен. – Третий, говоришь… И правда слишком много странностей. Но если Роман этот – оракул, Линдстрем, по идее, от себя его отпускать не должен, а ничего такого нет.

– А зачем ему щелкать, если он и так уже их знает? – задумчиво пробормотал Анж. – Прикинь, если ты уже читаешь, нафига тебе снова азбука. Ясно что ты тупить станешь, а твой мозг – недоумевать, зачем его переучивают. А Линдстрем оракулов с третьего курса ведет. Так что по всякому выходит, что Романа будут подтягивать до второго курса как минимум.

– Дислексию его это ни фига не объясняет, – Айвен задумчиво прикрыл глаза. – А вот что тянуть его будут – тут ты прав. Тогда понятно, почему его еще не выкинули. Есть за что побороться. А про нас что? Ничего не изменилось?

– Меня еще интересует, у них в будущем есть что? Или вы только в прошлое скатались? Кстати, если вы, парни, не заметили, то вас в это прошлое утянуло вслед за греком, а это уже повод для размышлений. Он с кем-нибудь связан? – Матей, последним усилием воли избавился от иллюзии и чуть расслабился, открывая глаза. Правда, японца из рук так и не выпустил.

– Думаю, что связан, – Санада извернулся, погладил его по щеке и легонько тронул скулу губами. – Лемешев рассказывал, что он из разорванной группы. Лемешев – новый преподаватель. Мы засекли Линдстрема и грека. Они работали как часы. А значит, были группой раньше, работали вместе раньше. И не один год. Но то, с какой мощью проломился Амфимиади, говорит только о том, что его пара теперь здесь. Если больше никто из преподов не менялся, давайте подумаем, кто бы это мог быть?

– Мы не знаем, с какой силой работал грек раньше, чтобы сранивать, – это уже Айвен подал голос. – Может, это его обычное… состояние.

– Зачем нам это? – Матей чуть нахмурился, глядя прямо в лицо Санады. – Кем бы они ни были, они сильны и опытны, и для нас этот факт ничего не меняет.

– Ошибаешься, Тей. Если нас решили разорвать…

– То должны были прислать тех, кто с этим справиться, – почти жестко произнес Матей. – Мы «стихийники», мы связаны. Чтобы нас развести, понадобится группа оперативников или кураторов. Даже Арестову в одиночку с этим не справится. И предположить, что здесь решили собрать тех, кто когда-то был группой – логично. Пусть их связь разорвана, но она есть. А еще есть опыт. Грек и ректор. Лемешев – с большой вероятностью. У них должен быть четвертый, оператор. Без него в этом всем нет смысла. А вы, как я понимаю, видели только двоих и того неизвестного третьего. Но даже если тот третий и есть оператор, он должен быть здесь, в Гнезде. Он здесь? – Матей перевел взгляд на Анжея.

– Нет, – поляк покачал головой и обмяк в объятиях любовника. – Но он очень близко. Я бы сказал, что он где-то в стране точно.

– Ты хорошо поработал, – с нежностью шепнул ему на ухо Айвен, касаясь губами края.

– Анж, что насчет мелких и нас? Давай, милый, напрягись еще немного, – Матей чуть сдвинулся, бездумно лаская костяшки пальцев Санады.

– Мы им не нравимся, – выдохнул тот. – Мы им совсем не нравимся. Мы их напрягаем своим присутствием и нас считают угрозой. Разговор Санады с младшим хроником, Аяном, они приняли за агрессию. Боюсь даже предположить, что будет, если мы попытаемся подкатить к ним… в смысле, не приставать на предмет… в смысле, представления не имею, что будет, если мы начнем с ними играть.

– Значит, не надо с ними играть, просто попытаться подружиться, – Матей сдвинулся к парочке поближе и притянул Санаду к себе. – Да и про нас, думаю, им уже много рассказали. Мы слишком зациклены друг на друге, и со стороны смотрится это не очень. Но я хотел бы познакомиться поближе. Они странно чувствуются. Вроде и вместе, но у каждого свой кокон. У нас тоже полно скелетов в шкафу, но мы друг другу доверяем. Может, все дело в том, что они еще не группа? Поэтому сами по себе. Или, – он покосился на Анжея, – ты уже на кого-то глаз положил?

– Разве что на грека, – томно вздохнул пан Михновский, затрепетав ресницами. – Но он, полагаю, занят. А жаль…

– Они еще не группа. Слишком рано. Или кого-то не хватает. Нет точки связки. Потому они так чувствуются. Мы ведь тоже не сразу друг в друга влетели, – японец накрыл ладонями руки Матея. – Им нужно время. И нам нужно время. Чтобы попытаться стать для них своими.

– Анж, – покачал головой Айвен. – Темнишь, любимый. Или тебе так кто-то из мелких понравился, что даже именем делиться не хочешь?

– Он все равно не скажет, – усмехнулся Матей, коротко целуя Санаду в шею. – Ты прав, Сан. Еще рано делать выводы, нужно время. Я, помнится, считал тебя красивым и очень неприступным. А Ваня был с короткой стрижкой и вид имел самый бандитский.

– Один я был весь такой свободный, раскрепощенный и клеил всех, кого хотел, – фыркнул поляк. – Нет, Айвен, мне никто из них не понравился. Нет, ни с кем из них мне не хотелось бы переспать. Так что не ревнуй. Но если я увижу что ты на кого-то косишься – придушу!

– Не будь эгоистом, – ухмыльнулся Матей. – Таким красавчиком грех не поделиться. Не рычишь же ты на нас.

– Не обращай внимания, в Матее у нас некстати комик проснулся. Неудачно, – Айвен с чувством оставил след не шее Анжея.

– Угу, я вас просто покусаю, – широко и чертовски плотоядно осклабился пан поляк. – А кусаться я умею страстно, со всей самоотдачей и очень, очень больно! – он потянулся, потерся щекой о плечо и сильнее зарылся в объятия Айвена.

Матей вскинул бровь, сощурился, повернулся к Санаде и вдруг спросил:

– Мой принц, ты кого-нибудь из нас ревнуешь?

– Нет, – покачал головой японец. – Я чувствую вас, мне незачем ревновать, ведь вы и без того мои, а я – ваш.

– Интересно, – Матей сузил глаза и перевел взгляд на парней. – А ты, Айвен?

– Сложные вопросы задаешь, – тот покачал головой. – К чему вдруг?

– К тому, что квартет в постели – это отлично, но не совсем нормально при условии имеющихся чувств? Анж делит себя на нас троих, но вполне способен свернуть тебе шею, если ты решишь посмотреть на кого-то еще. Анжей, твоя угроза всех касается или только Вани?

– Бесишься, радость моя? – склонил голову к плечу Анж. – Убивать не стану, так и быть… Я ведь знаю что тебе со мной хорошо, ты за мной попрешь в огонь и в воду, но ты меня не любишь.

– Как и ты меня, – Матей полыхнул глазами.– По крайней мере, не так, как мы с тобой оба имеем в виду.

Айвен вдруг нахмурился:

– Сан, с ним все в порядке? Он странный.

– Не больше, чем обычно, – хмыкнул Матей. – Я всего лишь пытаюсь прикинуть, на чьи ясные глаза лучше не попадаться, если меня вдруг в сторону унесет. Или чьего бы любовника мои бы глаза не видели.

– Санада? – а теперь в голосе Айвена зазвучала настоящая тревога.

– Не смотри на меня, я не знаю… я чувствую что что-то не так, но кажется его жестко корежит из-за метатренинга. Я начал позже вас, так что пока стабилен, но Тей… – отозвался тот.

– Ревность, Тей, – протянул Анжей. – Ты все равно ревнуешь нашего маленького Будду. Но не знаешь, станет ли он ревновать тебя. Так? Или может тебе хотелось бы видеть ревность в красивых глазах Медвежонка?

– Ревную, – Матей словно и не услышал Санаду, глядя прямо в красивые глаза японца. – Я всех вас ревную. И в огонь, и воду… Только не так все… – он говорил все тише и тише, а под конец и вовсе перешел на еле различимый шепот. – Если нас разорвут, ничего не случится. Совсем ничего. Медвежонок так и будет любить своего ангела, а ангел – своего медвежонка, – глаза его все больше мутнели, слова сбивались, а напряжение в теле росло. – Мне страшно… мне так страшно… почему только я схожу с ума…

– Тей! – Айвен вскинулся, когда Матей затих, обмякнув вдруг, но так и не закрыв глаза.

– Может, потому что не любишь? – на дне янтарных глаз заплескалась боль. Кунимицу поднял его руку и губами прижался к серединке ладони. – Ты не любишь, но желаешь этого всем сердцем. Любить и быть любимым. Но ты мой, Матей, ты мой. Но забываешь об этом. Или просто не веришь мне.

– Вы – единственные, кому я верю, – Матей наконец закрыл глаза и сполз пониже, стискивая кулаки и начиная медленно и размеренно дышать. – Я действительно схожу с ума. И я твой, Сан, – качнулся вперед, уткаясь лбом в его плечо. Под тканью рубашки заходили мышцы, словно внутри него шла какая-то борьба.

– Тей, – Айвен опустился рядом с ним на пол, беспомощно и испугано посмотрел на Анжея. Об этом он говорил, этого боялся. Что будут сомнения, вопросы, которые разведут их и разорвут. Вот только не думал, что первой жертвой станет Матей.

Санада извернулся и обнял его. Руками, ногами, всем собой. Сжал крепко-крепко, точно змей, поймавший в смертельные объятия жертву.

– Тей, ты мой якорь, а я твой. Мы с тобой одно целое. Не ты и я, мы! Дыши, хороший мой, дыши. С тобой дышу и я. Все хорошо, слышишь?

– Я жалок, да? – еле различимо, так, чтобы слышал его один Санада, произнес Матей. – Прости, просто слишком неожиданно все. Я оказался не готов, – он на мгновение со всей силы прижался к обнимающему его парню. – Но к черту. Если бы я мог замкнуть все это безумие метатренинга на себе, я бы это сделал.

– И страдал бы в одиночестве? Размечтался, – фыркнул Айвен. – Я хочу, чтобы мне тоже было весело, – он дотянулся до безвольно лежащей руки Матея и сплел на мгновение пальцы. – Мы все с тобой.

– Я сейчас расплачусь, – «пригрозил» Матей в ответ, беря себя в руки и немного отстраняясь от Санады, но так и не рискуя выбраться из его объятий окончательно.

Анжей потянулся и прижался губами к его губам.

– Даже не думай о том, что мы можем отказаться от тебя, Тей. Такого не будет. Даже если нас попытаются разорвать, мы не позволим. Никому не позволим решать за нас и действовать против нас.

– Я знаю, – ответная улыбка и поцелуй были слабыми, но искренними. – Это все метатренинг, он вытаскивает все самое худшее, что во мне есть. И, пожалуй, хватит с меня на сегодня посиделок, – он заставил себя отстраниться от Санады и неловко встать.

– Спать валишь? – Айвен подозрительно сузил глаза.

– Чем больше я сплю, тем меньше схожу с ума. Так что… спокойной ночи, мальчики.

– Добрых снов, – шепнул ему Санада.

Долгий взгляд, дрожь в пальцах. Этот тремор Санаду бесил, но справиться с ним было попросту нереально. Удивительно, что это проходило, когда он сосредотачивался на работе. Но что будет, если он все-таки провалится и не сумеет зацепиться за реальность?

Анжей задумчиво смотрел в след Матею. Материалиста знатно штормило. Жестко. С душевным раздраем. А какой душевный раздрай может приключиться у шлюхи?