Текст книги "И.С.Т. (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц)

====== Часть 1. “Первый раз – в первый класс”. Глава 1. ======

Такого сладкоежку, как он, еще надо было поискать. Причем очень избирательного. Сахар он не ел, от печенюшек, пряников и прочих пирожных обычно воротил нос, конфеты ел только по настроению, а вот отказаться от шоколада и мороженого было выше его возможностей. Сам Ромка своей слабостью это не считал, даже когда спускал всю стипендию на месячный запас бельгийского шоколада. Он бы и мороженым запасся, но морозилка была забита замороженными на зиму овощами и фруктами. Так что сейчас он искренне наслаждался жаркими солнечными деньками и мечтал о мороженом. О мягком мороженом в вафельном стаканчике, поджаристом и хрустящем. Так что пройти мимо появившегося пару дней назад уличного лотка шансов у него не было. Не то чтобы он пытался, конечно… Но перед витриной он все равно завис. От выбора разбегались глаза, и рот наполнялся слюной, но денег осталось всего чуть, и теперь перед ним стоял еще более нелегкий выбор. Взять три шарика сейчас или растянуть на эти три дня до стипендии. Мороженое хотелось здесь и сейчас, но рассудок упрямо предлагал представить себе завтрашнюю ломку. Жить без сладкого Роман не мог, поэтому нелегкий выбор был сделан в пользу только одного шарика. Осталось только определиться, какой взять. Хотя фаворит у него всегда был один, и в продаже, что удивительно, любимый сорт присутствовал.

Он уже почти достал деньги, когда локтя коснулись. Роман обернулся с рассеянным видом и вежливо улыбнулся сухонькому дедку с палочкой, смотрящему на него из-под кустистых седых бровей. Он не был похож на тех благообразных старичков, которые частенько служат идеалом благородной старости, но ощущения вызывал странные. Может, диссонансом морщинистого лица и на удивление хитрого, почти задорного взгляда и смешинками в выцветших глазах.

– Сынок, ты мне не поможешь? – а улыбался он вполне мило.

Роман кивнул, постаравшись улыбнуться не хуже. Но так как своих дедушек с бабушками никогда не знал, то и трудности в общении со старшим поколением испытывал вполне конкретные.

Правильно расценив его кивок как согласие, дедок протянул ему смятую бумажку:

– Прочитай мне, пожалуйста, что тут написано. А то я без очков совсем плохо видеть стал.

Роман принял бумажку, аккуратно развернул и недоуменно нахмурился, пробежав глазами пару машинописных строчек. Бред какой-то… Набор букв без какого-либо смысла вообще. Розыгрыш? Роман на всякий случай огляделся, но ничего подозрительного не обнаружил. Почти опасливо покосился на деда, стоящего с ожидающим видом, и прочитал, немного спотыкаясь, первые два слова. И испуганно замер, когда перед глазами вдруг дрогнуло и поплыло. Впрочем, длилось это не больше доли секунды, хотя испугаться он не успел. Тряхнув головой и матеря про себя жаркое солнце, Роман выдохнул и быстро дочитал остальное. Прислушался к себе, но не заметил ничего необычного. Из-за угла с криком «Вас снимает скрытая камера» тоже никто не выскочил, и Роман с облегченным выдохом вернул бумажку деду, который вежливо поблагодарил его и, не выказав никакого удивления прозвучавшей абракадабре, побрел прочь.

А Ромка, пожав плечами и с мыслями о том, каких только на свете чудаков не водится, развернулся к лотку с мороженым. Облизнулся, глядя на полную ванночку черничного мороженого, покачнулся от несильного удара сумкой пристроившейся рядом дородной матроны и уже открыл рот, готовый озвучить свой выбор, как поймал себя на не очень хорошем ощущении чего-то не очень хорошего впереди. Как это было связано именно с черничным мороженым, он понятия не имел, но ощущение имело место быть. Настолько глупое и мимолетное, что Ромка забил на него с чистой совестью и уже через минуту стал счастливым обладателем вафельного стаканчика с темно-фиолетовым шариком.

Наверное, это был его личный рай. Чуть подтаявший, в меру сладкий, с отчетливым привкусом черники. Многочисленные подружки и пара приятелей утверждали, что при поедании вид у него становится жутко непристойным, но это последнее, что имело для Ромки значение, хотя сам факт он вполне признавал. Ну, а попробовал бы кто-нибудь слизывать, посасывать и сминать губами так, чтобы выглядело это прилично, при условии особо нежной любви к объекту подобных «издевательств».

– Черт!!!

Удар был несильным, но очень обидным. Ибо, во-первых, сам виноват, надо смотреть куда идешь, и не сталкиваться с прохожими, а во-вторых… Мороженое было на рубашке. Отпечаталось на белом хлопке со всей своей фиолетовой яркостью. И не так рубашку было жалко, как неполученного удовольствия. Хотя рубашку тоже было жалко. Мама ее очень любила. Да и самому Ромке она нравилась. Но мороженое… Отойдя в сторонку и сгрызя с горя оставшийся рожок, он со вздохом и матерясь сквозь зубы, стянул рубашку и, свернув неаккуратным комом, сунул под мышку, оставшись в одной майке. Температура позволяла, своего тела он не стеснялся, но мороженое все равно было жалко. С минуту поколебавшись и даже сделав пару шагов в сторону дома, он решительно повернул обратно. Он хочет мороженого. Сегодня. А что будет завтра – это завтра. Найденные, например, на дне кармана джинсов деньги никто не отменял.

Он уже протянул купюры, когда волна уже знакомого предчувствия словно окатила с головой. Накрыла и схлынула, оставив неприятные ощущения. Более яркие, но не более понятные, чем пятнадцатью минутами раньше. Мелькнула было мысль обойтись сегодня без мороженого, но Роман верил в интуицию очень избирательно. А если речь шла об удовольствии, то не верил вовсе. Поэтому и назвал продавщице любимый сорт. Только на этот раз он решил отойти в сторонку, дабы снова не врезаться в кого-нибудь. Спрятавшись за газетным киоском и подставив морду лица под лучи проглядывающего сквозь зеленую листву солнца, Рома принялся за мороженое. Аккуратно, откровенно растягивая удовольствие, он уминал порцию, даже не замечая, как текут по пальцам растаявшие сливки. Да что потеки, он даже бомжа не заметил, хотя тот «подкрался», гремя пустыми бутылками в потрепанной авоське и распространяя вокруг себя убийственный сивушный запах. Зато когда тот начал вдруг кашлять за спиной – взвился с места что твой кот, которого застали в момент задумчивой настороженности. Маневр даром не прошел, инерцией его снесло с облюбованного места и…

– Твою мать…

И других слов больше не было. Ибо недоеденное мороженое теперь красовалось на нарядной блузке проходящей мимо девушки. В другое время Ромка бы даже втихаря порадовался, так как девушка была вполне себе ничего, а умение превращать любую неприятность в повод для знакомства Ромка довел до совершенства. Но мороженое было жалко. А когда девушка огрела его сумочкой, весом мало чем уступающей хорошему качественному кирпичу, и убежала в слезах – стало жалко еще и голову. Шипя сквозь зубы, он повернулся, скривился, не увидев бомжа, и решительным шагом направился к лотку с мороженым. У него оставалось еще на порцию, и уходить, не съев полностью хотя бы одно мороженое, он не собирался. Но у лотка он все-таки притормозил. Взгляд так и притягивало фиолетовое великолепие, что ощущение грядущего пиздеца наконец оформилось и честно предупреждало, что не стоит. Поэтому, прислушиваясь к себе, вместо черничного он назвал фисташковое. И, слизывая так любимые им потеки подтаявшего мороженого, добрался до дома без приключений. А когда на зубах захрустел вафельный кончик, пришел к выводу, что сегодня просто не день черничного мороженого, и что интуицию он таки не послушал зря. С другой стороны, дома его ждет целый набор конфет и новый, но так пока и не просмотренный сезон «Игр престолов». Так что жизнь налаживается… Определенно.

– Оооотвечаю… все решабельно, чувак… епрст… да он, бля, как новенький, ту би однозначна!.. – Жарко. Ужасно жарко. Так, что даже кататься не хочется. Есть одно непреодолимое желание – сунуться в фонтан, позволить воде облизать тело, чтоб самому не превратиться в тающую льдинку. Прохладнее, конечно, станет. Но не раньше чем через пару часов. А до этого прекрасного момента еще дожить надо. Это он отлично придумал: дожить. Не расплавиться на гранитных ступеньках перед «Глобусом», не разъебошить к едрене-фене телефон, не поддаться на уговоры Кибенка пойти пивасика посербать. – Нет, бля, я технику наложением рук лечу! – заржал Сима в трубку. – Ты еще скажи, что Сашенька от святого духа залетела, или в бассейне искупалась и потому теперь немножко беременная еле ходит… Киба, ты меня за Фиксика держишь, что ль? Сышь, Кибенко, хипстота прибитая, я те не волшебник… что смогу, то и сделаю, не нервируй меня… Гы… точняк, Муля… читал я Раневскую, крутецкая баба… Доооо, щазз… разогнался. Хер ты, а не мою доску получишь! Мой? Чувак, да ты педик, что ль? Ну лады, голубой аки флаги Еуропэйськой спильноты!.. раааадужный…

Безумная болтовня продолжалась уже с полчаса. Полчаса назад он весь был в тени, сейчас тень прикрывала только верхнюю половину тела, так что надо бы поднять зад и сдвинуться, но жара… жара и лень. И ни одного облачка. А домой не хочется.

Сима поднял глаза к небу. Прищурился. В прозрачную бирюзу смотреть больно. Но цвет такой красивый. Безумно красивый. Красивее наверное только небо после зимы. Где-то в конце апреля. Деревья только-только выпускают первые клейкие листочки, а небо, вот эта самая охеренная синь, еще не выполоскано дождями и не выцвело от летне-городской жары.

– Раааадужный… – вдохновенно провыл Сима в трубку. Где-то под универом принялся возмущенно зудеть Пашка Кибенко.

– Йа пэ-рэ-про-шуйуу… – интонации – ну чисто представители диаспоры. Голос то взлетал, но текуче опускался, и этот непередаваемый акцент! – Вы нэ до-по-можэтэ? Йа б во-ли-ла цэ про-чи-та-тЫ… алэ нэ бачу…

Колоритно-сухощавая пани, красиво седеющая, в очках с цепочкой на дужках, легком льняном приталенном платье и непременных белых тряпичных мокасинах, с полотняной же сумкой, и вежливо-изнемогающим выражением на лице.

– Ща перезвоню, – бросил Сима Пашке и отключился, протянув руку к книжечке, которую держала дама. – Да, конечно, давайте, – и тут же сунул нос в открытые странички. Чуть не матернулся в голос. Такой абракадабры он в жизни не читывал. Камер вокруг нет. На прикол не похоже. Да и мадам слишком терпеливо ждет. Щурится. Пытается самостоятельно вникнуть в белиберду, но по ходу правда не видит.

Написано латиницей. И вроде как должно быть по-английски, только нихрена не по-английски. Тупо ни словечка не понять. Не французский. И дойчеры так не пишут. Короче, хрень неимоверная, но попросили ж, надо морду о грязь не изгваздать.

Сима аж вспотел еще сильнее. Взмок, кажется, до исподнего. Буйные кучеряшки прилипли ко лбу и вискам, язык во рту едва ворочается, глаза щиплет. Шо не ясно? Прочесть, попросила ж импозантная тетка. Вот и читайте, господин Бехерович. По слогам да усерднее… В какой-то момент перед глазами потемнело, и Сима инстинктивно потер кончиками пальцев веки. Судорожно выдохнул, меняя траекторию капли, готовой слететь с кончика носа прям на пахнущие типографской краской странички.

Мыча и заикаясь – прочел. Протянул книжечку даме, та лучезарнейше улыбнулась, поблагодарила, сунула книженцию в свою торбу и неспешно пофланировала прочь, рассматривая достопримечательности.

Голова кружилась, перед глазами все отчетливее кружились огненные мошки.

«Перегрелся», – Сима вздохнул и, сунув телефон в карман, поднялся на ноги. Солнце тут же вкогтилось лучами в макушку, точно в попытке проплавить дыру под черепную крышку внутрь, к страдающим мозгам. – «Ну хоть бы тучку!»

Площадь он пересек, чувствуя, как цепляются одна за другую ноги. Наверное, это и означает «плестись». Провал спуска в метро ожег лицо душным спертым воздухом. До стеклянной двери прохлады не жди. А если учесть сколько турбин кондиционеров выходит в этот переход из всех магазинов торгового квадрата, он изжарится заживо пока доберется до зоны метрополитена.

«Блядь… хоть бы одну тучку!» – пронзительная небесная синь оставалась такой же пронзительно-чистой. И только со стороны Бессарабки усиливающийся с каждым мгновением ветер нес сухие каштановые листья.

…– Ееееобушки-воробушки!..

Суровая маман поджала губы. Ее нервный отпрыск нахохлился, пытаясь как можно дальше отойти от разрастающейся под козырьком лужи.

За те полчаса, что он провел в метро, погода не просто испортилась. Она скорее стала напоминать тот самый хренов апокалипсис, который предполагает наличие единственного спасшегося Ковчега. Если тебя зовут НЕ Ной – черта лысого ты уцелеешь.

Похолодало. Притом – резко. Ветер трепал флаги над виднеющимся в стороне «Макдаком», швырял на открытую платформу не просто пригоршнями, скорее уж ведрами ледяную воду. Че? Как? Кому-то было жарко?

– Бляяяяядь… – Сима припустил к дверям, ведущим в переход, но притормозил. В переходе сейчас не протолкнуться аще. Он там тупо потонет. Во цвете лет, так сказать. Не-не, чувак, не пойдет!

Он ежился, приплясывая на месте, в насквозь промокшей майке и облепивших задницу джинсовых шортах-обтрепышах. Телефон, наверное, тоже насквозь. Хрень-хреновая! Надо ж так!.. Тучку тебе захотелось, ебанько ушибленное?!

Хочется стать посреди платформы и заорать, глядя в чернеющее штормовыми тучами небо: « ФФФФФАТИТ, дорогое Мироздание! ФФФФААААТИТ!!! Я усе поняв!» Как теперь домой ехать? Ептвоюмаааааать…

Каком кверху! Если сейчас просочиться по переходу, на остановке маршруток вообще не будет людей. Все попрятались. Телефон так и так промок. Но остается надежда, что неубиваемая «Сонька» потоп пережила. В конечном итоге у нее в параметрах прописано: водостойкая. Плавать не боится. То есть у него в теории есть все шансы не просто влезть в свою маршрутку, но еще и доехать нормально. Сидя, а не повиснув на поручне под укоризненными взглядами вездесущих бабулек.

Еще раз маршрут: подземка, там воды сейчас по щиколотку и ливневая канализация не справляется. Ну так мы ж не Токио! Выход, пробежка по рынку, собаки тоже попрятались, так что нестись следом и лаять не будут. Главное чтоб молнией не приложило… сука-сука-сука!.. Третья платформа и привет сухой салон и «Радио Шансон». Так. Не будет людей у самой двери, потому что двери поснимали, а ветром воду гонит еще основательней. Не будет собак. Не будет тачек под ногами. Давай, на старт и гоу-гоу-гоу!..

Сима нырнул в переход, загребая грязную мутную воду ногами. Душно. Людей столько, что многим стоило побеспокоиться о сумочках и кошельках. Стремительный взлет по ступенькам, глоток холодного воздуха и горсть ледяных капель в лицо. Седые космы дождя метут город. И лихо метут. Поваленных деревьев столько, что назавтра коммунальщики замахаются это все пилить и растаскивать. Ладно… бегом, Егерь, бегом.

Он несся вприпрыжку, петляя, как ополоумевший заяц, между брошенных деревянных поддонов, раскисших картонных лужиц, поднимая тучи брызг, несся к остановке, прямо к завернувшему на третью платформу ярко-канареечному бусику, приветственно распахнувшему двери, и серый непрошенный ливень нещадно полоскал его, превратив задорные кудри в вермишель из бомж-пакетов.

– Ну круто, чувак… – пыхнул в его сторону сигаретой водила. Сима был первым. Следом за ним в маршрутку нырнули еще трое парней и две девушки, погромыхивая жестяными банками в «винтажной» авоське.

День удался, чо…

Глубоко внутри точно тренькнула оборвавшаяся струна.

Он ненавидел «День сурка». Самый идиотский фильм, который только могли снять в Америке. Ненависть появилась с первого просмотра и жила в нем до сих пор. Вряд ли что-то еще настолько могло зацепить почти уличного мальчишку, выращенного дедушкой с бабушкой. Для него время всегда было странной субстанцией, чем-то напоминающей карамель. Чуть разогрей – и она станет подвижной, пластичной. Оставь в покое и холоде – застынет, превратившись в мертвый камень.

Когда умер дедушка – Аян обрил правую сторону головы, послал учителя в колледже подальше и в первый раз напился до беспамятства. Он не знал, что делать с собой и тем ощущением, что поселилось внутри. Он жил, дышал, ходил, ел, но словно наблюдал за собой со стороны. Когда вслед за дедом ушла бабушка – он сломался, вернувшись к себе прежнему. Стеснительному, пугливому парню, боящемуся людей и близких отношений. Он хотел вырваться из ощущения красных флажков, которыми окружают волка, когда хотят его загнать. Он не знал, что ему делать со своей жизнью, не видел своего будущего и все, что у него по факту было – это он сам и его никому не нужная жизнь. И немного накоплений, оставшихся от дедушки с бабушкой. При условии жесткой экономии он протянул бы меньше года, но даже этого у него теперь не было. Он сам впустил вора. Сам открыл дверь милому очаровательному мальчику, который – как думал и надеялся Аян – сможет вернуть его в реальность. Только «милый и очаровательный» пришел не один. И то, что делали с ним, он старался не вспоминать.

Когда это было? Ксо, почему он никак не может вспомнить? Час назад? Неделю? Может, месяц? Жизнь словно превратилась в так ненавидимый им «День сурка». Изображение перед глазами стало странно подрагивать, реальность – сужаться до крохотных кадров, идущих вереницей по кругу. Вот он пьет чай. Вот он смотрит новости. Вот снова пьет чай. И вкус такой же, и даже листья той же формы, а новости эти он уже слышал. Дежа-вю, от которого начинало уже физически мутить. Улица и ее шум показались отличной идеей. Но он не смог сделать и шага дальше подъезда. Такое ведь уже было. Или нет? Аян с силой зажмурился, тряхнул головой, но стало только хуже. Мир дрогнул, закачался, и даже подхватившая его чья-то рука не заставила его вернуться.

– Еще немного – и мы бы опоздали, – голос был незнакомым и раздавался словно откуда-то очень издалека. Но его держали, и Аян был благодарен, так как мир прекратил свое вращение. И он вцепился в голос, в слова, даже не понимая их истинного смысла, хотя с английским у него всегда было хорошо. – Он почти замкнул себя во временное кольцо, из которого его никто не смог бы вытащить. И хорошо, если один, а не вместе со всем Токио. И почему, интересно, о его существовании мы узнали только, когда начались возмущения?

– Он не был в списках, господин Арестов. Никто не знал, что он на это способен.

– Я бы сказал, что японский филиал совсем сдал, но в последнее время ошибки с идентификацией случаются все чаще. А парень – стихийный хроник, причем довольно сильный, иначе не смог бы за такой короткий срок создать кольцо. Кто он такой? Родители, семья?

– Никого. Вернее, есть где-то родители, но он их никогда не видел. Мать родила его рано, от студента, с которым училась. А потом сбежала с каким-то очень богатым японцем, оставив сына своим родителям. Господин и госпожа недавно умерли, так что у парня никого не осталось.

– Молодежь… – почти тепло и с легким сожалением фыркнули где-то уже совсем близко, и Аян удивился. Что-то он понял, что-то пронеслось мимо сознания, но его подняли на руки так легко, что отпустить наконец себя оказалось так просто. Мир больше не шатался, и тепло человека рядом стало вдруг таким реальным. Словно проступавшим сквозь тающее стекло. Шум, ветер, запах табака.

– Спи, – серединки лба коснулись кончиком пальца. И Аян послушно провалился в темноту.

Когда ему было десять, мать мечтала, чтобы он стал менеджером. Тогда об этом мечтали все мамы, глядя на проносящихся мимо в роскошных машинах обладателей дорогих портфелей, золотых «роллексов» и холеных красоток «менеджеров». Через семь лет жизнь заложила крутой вираж, и мечты поблекли, став размытыми и полными неопределенности. Все равно кем и где, главное, чтобы у сына было будущее, деньги и возможность раз в год ездить на море. Сам Ромка, несмотря на то, что время определяться давно настало, никак не мог понять, чем же он хочет заниматься. «Менеджер» для него давно стало ругательным, просиживать штаны в офисах, корпя над какими-нибудь скучными и никому не нужными бумажками, не было никакого желания. Он хотел приносить пользу. А это так или иначе предполагало наличие какой-то узко-определенной профессии, получение которой было не совместимо с семейным бюджетом. Поэтому после выпускного он просто пошел туда, куда конкурс на бюджетные места был не особо высок. Имея за плечами внушительную библиотеку из прочитанных книг обо всем на свете и Илью свет Михайловича в качестве преподавателя алгебры, геометрии и физики по совместительству, поступить получилось даже не особо разорившись на взятку. Другое дело, что будущая профессия, хоть учеба и была интересной, особого энтузиазма не вызывала. Поэтому когда на исходе первой декады августа он получил письмо с официальным штампом в виде странно знакомого Всевидящего ока на фоне абсолютно незнакомого символа, являющегося симбиозом знака бесконечности и привычного изображения ДНК, и все это замкнутое в круг, который в свою очередь был центром треугольника, он даже обрадовался. Не странному символу, разумеется, а скромному обозначению адресата в виде «Институт Специальных Технологий» и собственно содержанию письма. Которое было весьма лаконичным и фактически в ультимативной форме велело забрать документы из альма-матер и явиться не позднее тридцатого августа для зачисления в качестве студента и заселения в общежитии.

Первой мыслью было предположение о розыгрыше. Второй – что для розыгрыша было сильно круто, ибо вместе с «предписанием» в письме был билет на самолет, банковская карта, оформленная на его имя, и с договором на обслуживание и пин-кодом. А также небольшой график, в котором содержалась информация о размере стипендии в зависимости от результатов тестов и экзаменов, и что, собственно, он должен привезти с собой помимо личных вещей. Совы и метлы там не значилось, так что Роман даже немного разочаровался, но размер стипендии заставил его присвистнуть, а наличие среди необходимых вещей колоды карт Таро – удивленно вскинуть брови. У ребят явно есть чувство юмора. Но в розыгрыш верилось все меньше, а вот степень интриги перевалила за отметку сто из десяти. Чем занимался институт, на кого там учили и с чего вдруг такая щедрость – выяснить не удалось и после суток блуждания по Сети. Но с каждым вздохом и секундой все сильнее становилась уверенность, что ни черта это не шутки, все серьезно, и ему, Роману Силиверстову, выпал один шанс из сотни миллионов. И что он будет полным кретином, если им не воспользуется. И дело было даже не в деньгах (а ведь на карте уже была тысяча в деньзнаках «загнивающего Запада»!), а в уверенности, что ему предлагается НЕЧТО. И от того, как он этим предложением воспользуется – зависит не только его жизнь. В общем, к исходу недели после получения злополучного письма он так измаялся сомнениями, предчувствиями, странными снами и с каждой секундой разгорающейся потребностью последовать приглашению, что уже к вечеру дня последующего собрал и сдал все документы на загранпаспорт. Кстати, содействие в получении которого и визы ему обещали в том же письме. И это стало дополнительным способом проверки «на вшивость». Если это окажется ложью, то все остальное не стоит внимания, и деньги можно забирать в оплату за потраченные нервы.

Но странный институт проверку прошел благополучно. И к числу двадцать пятому Роман имел на руках новенький паспорт, в котором еще не высохла печать на проставленной визе, что было уже из ряда вон, ибо в визовом центре Роман не был, документы не сдавал, а в паспортном столе вообще ни с кем и ни о чем не разговаривал. Из всего этого напрашивался один и хороший, и не очень с точки зрения паранойи вывод. Возможности у Института безграничные, «руки» длинные, и нет ли здесь какого подвоха, ибо с такой скоростью и легкостью заставить работать государственную машину может только само государство. А, значит, и институт этот был не из простых. Мелькала мысль о школе разведки и прочих романтических мальчишеских бреднях, но других объяснений все равно не было. Не то, чтобы Романа это бы остановило, наоборот, он бы вприпрыжку понесся, ибо как раз был романтичным мальчишкой, выросшим на Джеймсе Бонде и Штирлице, но почему-то казалось, что таким простым объяснение быть не может. Хотя бы потому, что ради обучения азам разведки не обязательно уезжать в другую страну. В общем, взвесив все «за» и «против», выдержав недоумение и слезы мамы, любопытство декана и оставляемых друзей-приятелей, утром тридцатого августа он сидел в зале ожидания международного терминала и в который раз спрашивал себя, какого хрена он вообще тут делает. В который раз расписывался в собственном бессилии понять это, но все равно упорно сидел. А потом бежать было поздно. Ибо объявили посадку, и ноги сами понесли его к выходу.

– Сышь, мудачелло, – Марк хлопнул дверью, и как был, обутый, прошествовал по квартире в его комнату. – Тебе письмечишко. Я думал, универы уведомления по почте не присылают. Типа сдал экзамены и аля-улю!..

– Какие универы? – Сима высунулся из-под одеяла. Голова трещала, во рту сухо, но так всегда. На утро хреново, если накануне вечером было просто отлично. Да-да-да, отлииичнооо…

– Тебе письмо. Отправлено из «Института специальных технологий». Это что еще за хрень такая? Отец же тебя в КПИ вроде впихнул.

Брат всем своим немалым раскачанным весом обрушился на разобранный диван поверх закуклившегося Симы и принялся вскрывать пакет. Но тонкая полоска клейкой ленты и какой-то фиксатор совершенно этому не способствовали.

– Западленыш, хоть бы вякнул что куда-то документы подал и прошел!

– Да никуда я документы не подавал! – Сима выцепил пакет из плотной желтой бумаги и втянул его под одеяло, ничуть не заботясь о его целости. Отчаянно хотелось спать. А с программной ошибкой он может разобраться и вечером.

– Вылазь, скотина пьянючая, – Марк сполз с него и, безжалостно содрав одеяло, принялся стаскивать с постели. Ни капли жалости, ни грана человеколюбия!

– Отвали… – Сима наугад лягнулся, но был пойман. Марк выше, крепче, и четыре дня в неделю проводит в качалке, так что с этим лосем справиться попросту невозможно. Нечего и пытаться. Проще отдаться, чем объяснить почему собственно нет. И Сима сдался. Сел на разоренной постели, скрестив ноги по-турецки, и принялся вскрывать пакет. На удивление у него это получилось с первого раза, будто на обычную вощеную бумагу с кучей штемпелей кто-то налепил дорогостоящий девайс с определением отпечатков пальчиков. Бред? Стопудово бред.

Из пакета была вытряхнута ну просто уймища всякого разного. Начиная с письма на красивой желтоватой бумаге с водяными знаками, гербом или символом указанного института и всякими наворотами. И адресовано оно было Бехеровичу Симеону. И никак иначе. Собственно на упомянутого господина Бехеровича был вкусно пахнущий типографской краской билет. Авиабилет. Прилагался к письму список необходимых вещей.

– Бля… Потный Гарри, ты ли это? – заржал Марк, пробежав взглядом по белоснежному листу списка.

– Совы в списке нет? Ну вот и иди нахер, – Сима раздраженно выдрал листок из загребущих лап брательника и продолжил читать.

– Совы нет…, а спицы для вязания есть. Бляяя… специальные технологии… чувак, носки мне пришли из… Берна… – Марк чуть ли не обнюхал конверт. Куча марок, штемпелей, отметок. Дорогая доставка. Официально все, чики-пики.

– Здесь должна была быть табличка с надписью «сарказм», – окинул мрачным взглядом старшего Сима.

– Сука, нахер носки… чувак, тебе стипендию дают. Штука разноцветных европейских шуршашек. Бля… ты в конце учебы себе хату купить сможешь!.. че я не специальный технолог?

– Харизмой не вышел, – договор, карта, еще карта. Обязан хорошо учиться. Размер материальной помощи прямо зависит от прикладываемых к учебе усилий… гарантировано трудоустройство. В почти нищей воюющей стране гарантированное трудоустройство после учебы в МЕЖДУНАРОДНОМ институте – это не просто круто. Совершенно другой вопрос: чему там учат?

– Тридцать первого тебе надо быть… встретит куратор… пипец, малой. Ну че, я тебя поздравляю! Отец озвереет просто.

– Да нахуй его, – Сима сгреб бумажки в одну стопку и глубоко вздохнул. Что угодно, лишь бы от бати подальше. А матери можно будет пару сотен пересылать, чтоб от мудака не зависела. Все остальное херня… херня, Сима, прорвемся…

…Забавно, но в посольстве визу открыли мягко говоря без проблем. Будто его документы уже были поданы. И оставалось только получить загранку (новенькую, с биометрическими данными) для того, чтоб открыли Шенген для учебы. Вот так, элементарно. Пришел, отдал, на завтра получил книжечку назад. Всего делов.

– И не ужирайся там, мученик науки, – напутствовал его брат, провожая в аэропорту. – И с матерью созванивайся…

– Бла-бла, и носки тебе из Берна пришлю.

– И шоколадку.

– И шоколадку.

– И на каникулы не забудь приехать…

И на каникулы… За огромными окнами порта в небо взлетали самолеты. Одни взлетали, другие садились, и столько людей ждали. Просто чего-то ждали. Он тоже чего-то ждал. Чего – хрен бы его знал. Время покажет.

====== 2. ======

Комментарий к 2. Александр Лемешев: http://static.diary.ru/userdir/4/7/9/3/479389/84136696.jpg

Особых инструкций кроме адреса, в конверте не было, так что на теплую встречу Ромка не рассчитывал. Поэтому, как только таможенный и прочие досмотры остались позади, табличка с надписью на русском «И.С.Т» оказалась очень приятным сюрпризом. Волоча за собой сумку, Ромка направился к встречающему и спустя каких-то жалких десять минут уже торчал на улице, в сторонке от двери аэропорта и ждал, пока соберутся остальные. Забавно, но в том, что все происходит на самом деле, что это не шутка и не розыгрыш, он почувствовал только сейчас, окунувшись в суету аэропорта и ясно ощущая – он не дома.

Следующий студент в сопровождении немногословного встречающего подошел спустя полчаса. Всех вещей у него было – рюкзак литров на шестьдесят за плечами. И сумка с ноутбуком. Джинсы с прорехами, совершенно неформальная майка с мордахой магистра Йоды, показывающего своими трехпалыми лапками вулканское приветствие, порядком стоптанные кеды.

Его английский оставлял желать лучшего.

– Хай. Май нэйм из Сима. Айм фром Киев, Юкрэйн. Вэр ар ю фром?

Рома покосился на него и хмыкнул про себя. Этот акцент спутать с чем-то ну очень сложно. У самого с этим было чуть лучше и то только потому, что год назад угораздило познакомиться с повернутой на мечте об инязе девушкой.

– А полное? – из всего сказанное он вычленил главное и тут же нашел, за что уцепиться. – Сима – сокращенное?

– Ээ… Симеон. Но если меня так назовешь – губешки расшибу и зубы пересчитаю, – напрягся парень. – А ты чьих будешь? – Он смерил собеседника долгим взглядом, с ног до головы и прищурился, пытаясь определить хоть бы намек на акцент, дабы идентифицировать парня.