Текст книги "Найти дом (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

Я вернулся домой, женился, точнее, меня женили на Арриере и войске ее отца, которого я так не дождался. Одним из пунктов договора было то, что один из наших детей будет править Севером, а другой – Западом. Имлар и северный эльф едва не подрались из-за моих близнецов. Я не уступил никого. Ты знаешь, какие чудные у меня были малыши? Сэльве был похож на Тэррана, никому не уступит и за словом в карман не полезет, из него бы вышел славный воин, а Нэльве, наверно, был похож на меня, говорили так. Он все время прятался за Сэльве – от всего мира. Но Грани стали бы ему домом. Они были неразделимы,– разве можно разорвать целое? Мы очень много ссорились с Ри, я позволял детям все, они проживали и мое детство, а она хотела их вырастить в северных традициях, подчиняя их расписанию и ритуалам. Мы с ней, наверно, не любили друг друга, просто растили детей, хотя – лгу, Ри любила меня, а я был холоден, даже редко ночевал в своей постели. Мне нравилось спать у детей, охранять их. Они прижимались ко мне, а я слушал, как они дышат во сне. Я так мечтал увести их в стаю. Им нравилось в Логове, отец и Тэнне обожали их. Но я потерял их, мне нет прощения. Я разрешил Ри ехать в это путешествие вместо того, чтобы наорать на нее и отправить Гранями. А стихии этим воспользовались. Мои дети погибли из-за того, что кому-то из ветров понравился мой облик на Гранях. Даже для тех обитателей я красив, к несчастью, поэтому я поклялся больше не выходить на Грани, отказался от права. Потом – ты слышал, что случилось. Я понял: нельзя делать дело, когда на душе раздрай. Мне следовало уйти раньше, а не вести на смерть армию. И вообще, нечего было браться за корону Запада. Я хочу быть маленьким и спрятаться в своей скорлупе, потому что не способен на большее.

Я никогда не прощу Инъямину ошейника, второго в моей жизни. Третьего не будет. Они так хотели получить этот меч, Ирне,– все только из-за него. Хотя Инъямин хотел поглумиться надо мной из-за Гранин. Меня пытали, а они стояли и смотрели. Вдвоем с Нерги. Инъямин наслаждался криками и кровью, а Нерги молчал и смотрел. Потом меня привели к черной мрази. Ирне, помнишь, в книгах написано про древнего героя, которого приковали к скале? Я знаю, что он испытал. Все, что было раньше – просто шорох в темной комнате. Меня вывернули наизнанку, – все мои страхи и тайны, выкручивали душу в тисках по капле, я был открыт всем демонам тьмы, и они делали со мной, что хотели. Потом был ошейник и Нерги. Я помню все. Я бы убил его еще раз, и не за то, что он насиловал меня, хотя это было не совсем насилие. Он играл моим телом, словно искусный музыкант на арфе. В постели он был богом, одаренным самими властителями, нет такого, чего бы он не знал. И он понял, как заставить меня отзываться. Он ни разу не причинил мне боли, не ударил меня, не унизил. Он ухаживал за мной, словно за любимым зверьком, спал со мной, расчесывал мне волосы. Один раз он просто порезал мне спину, и я наслаждался тонким лезвием, едва его чувствуя, татуировка тоже была безболезненной. Он много разговаривал со мной, – знал, что я запомню. Он говорил глупости, но часть была правдой: про то, что я ничего не стою без своей красоты и что она мое проклятие: никто не видит того, что скрыто под ней. Он жалел, что я в ошейнике и что он не встретил меня раньше. Ирне, он знал все точки моего тела, заставляя искать его ласк, я не мог уже без того, чтобы он не взял меня снова и снова. Он не гнушался ласкать меня в таких местах, что сказать неудобно. Что я несу? Стыда у него не было вовсе. Но мой разум противился, я ненавидел всех тех, кто желал меня, мужчин, и ненавидел себя, за то, что мне нравится. У меня не было выхода – я убил его, чтобы заглушить пожар в себе. Жалко, что мы не забрали тех клинков, ну ладно, пусть хранятся в Аркенаре. Ну вот, в общем-то, и все. Остальное ты знаешь. Ну, теперь-то вино точно кончилось?

– Кончилось, – мрачно ответил Иррейн, – ничего не осталось. Скажи, Киа, для чего ты рассказал это все? То, что ты сейчас наговорил, это страшно. Невозможно кому-то вынести такой ужас, не искалечив души. И страшно, потому что ненавидишь сам себя. Кто убедил тебя в том, что без своей красы ты бесполезен и не нужен никому? Нерги? Нерги мертв. Забудь о нем и сведи эту проклятую татуировку.

– Ты ревнуешь, Ирне? – Киа был уже заметно пьян,– нервное напряжение и крепкое вино сделали свое дело.

– Можешь сказать и так, я ненавижу его. Он касался тебя, а я не могу.

– Почему, Ирне? Ты думаешь, что я шарахаюсь от тебя потому, что мне жалко повернуться к тебе голой спиной и доставить радость? Нет, но стоило тебе воскресать из мертвых, чтобы спать со мной? Ирне, меня насиловали сотни раз: купец, наемники, бандиты, орки, Нерги. Я не могу отдать тебе такой истрепанный подарок. Ты заслуживаешь лучшего. Мне же просто стыдно.

– Нет, Киа, я коснусь тебя только тогда, когда ты захочешь этого сам. И не иначе. Я не имею никакого права трогать тебя или просить о том, что тебе противно. Я вижу тебя, я грею тебя ночью – это уже чудо. Я не мог надеяться на это. Ты со мной.

– А кто тебе сказал, что это мне противно? Нерги мне показал другую сторону – когда можно выть от удовольствия и страсти.

– Ты можешь хоть час не вспоминать Нерги? Нерги пользовал тебя как вещь. Арфу не спрашивают, когда на ней играют. И неважно, ребенок ли это балуется или играет музыкант. Твоя беда в том, что ты ненавидишь себя и пытаешься сделать так, чтобы я оттолкнул тебя. Если ты думал, что я люблю балованного принца из рода Имлара, то ты сильно ошибаешься. Было бы так – меня бы не вытряхнули из серого мира, не заставили бы тащиться с Тэрраном, выслушивать его насмешки. Я бы просто пополнил число наивных дураков, погибших от неразделенной любви. Мало ли их? Да, я увидел тебя таким, я был поражен твоей красотой. Я ничего не знал о тебе, хотя пытался узнать, а советники ловко уворачивались от вопросов. Твой Фиорин вообще послал так далеко, что можно было заблудиться по дороге. Такая судьба, как у тебя, выпадает не каждому, и мы не творцы ей,– так играют высшие силы, и зачем-то они столкнули нас вместе. Я раньше молил богов, чтобы они отвернули меня от тебя, а сейчас я боюсь расстаться с тобой даже на миг, особенно после твоего рассказа. У тебя чудесная воля к жизни, ты же смог выжить после всего и не сойти с ума, этим можно только восхищаться.

– Хватит красивых слов, Ирне – мы сейчас говорим о плотском? Просто о желании.

– Ты убежден в том, что я просто хочу переспать с тобой, ищу твоего тела? Я не скрою, хочу. Но не имею права. Я никто для тебя и не могу навязывать своих желаний. В конце концов, это я признаюсь в любви, а не ты.

Киано встряхнул головой, стараясь справиться с головокружением.

– А что ты скажешь, если признаюсь я? Вот тут, сейчас.

– Скажу, что ты пьян. Тебе не с чего любить меня. Ты можешь сколько угодно сейчас провоцировать меня, но я не хочу, чтобы наутро мы смотрели друг на друга с укором.

– То есть ты можешь любить, а я – нет? Значит, я – ледяная статуя?

– Я этого не говорил! Я говорю о том, что тебе не за что любить меня. Я не сделал ничего такого, что заслуживало бы твоих чувств.

– Нет, Ирне, ты пытаешься меня сделать неблагодарной скотиной. Ты даже не хочешь знать, что я могу испытывать к тебе. Или ты считаешь, что я только из милости позволил тебе ехать за мной, словно собачонке за хозяином?

– Киа, я больше не позволю тебе столько пить.

– Хватит окорачивать меня! Я не ребенок! Если напомнить, то я тебе Лорд, так значит, слушай! Я редко кого благодарил, разве что Борга, словно чуял, что мы расстанемся. Но даже отблагодарив, я никому не позволял лезть к себе в душу и не доверялся полностью. Не раскрывался ни перед кем, даже перед отцом и Тэнне. Ирне, ты нужен мне, только ты можешь меня согреть. Творец, как пошло звучит, словно в паршивой книге. Я мерзну, умираю, я живу твоей силой и надеждой только на тебя. У меня нет своей, понимаешь? А ты даришь свою без остатка, и я беру, много беру. Больше чем надо, потому что хочу ее. Ни от кого бы не взял, а от тебя беру. Я помню то, как ты сорвал ошейник, словно от моего лица убрали гадину, стало так светло и тепло, я был готов целовать тебе руки. Ты ухаживал за мной, убирал, за беспомощным, я следил сквозь ресницы. Ты как зверь грозу, чуешь мои приступы. Но я не кровопийца, Ирне, я хочу отдавать. Хотя бы то, что могу, но не имею прав подсовывать вместо себя драную подстилку. Понимаешь ты или нет? Я люблю тебя, но мне нечего тебе дать! Мало того, я сам хочу тебя. Ты силен, красив, а я, словно женщина, хочу укрыться от невзгод под сильным плечом. Мне было страшно, что ты оттолкнешь меня после моего рассказа, но и обманывать я не могу.

– Ты сумасшедший, Киа. Ложись спать... или давай я отвара сварю?

– Да иди ты вместе с отваром! Ирне, если сейчас не услышишь меня, завтра будет поздно! Я почти трезв.

Киано поднял голову, посмотрев в глаза Иррейну. Изумрудные глаза действительно были чисты, лишь горели шальным огнем.

– Ты хочешь меня? Вот прямо сейчас, тут? Смотри, два раза предлагать не буду, действительно спаивать придется!

– Хочу, но

– Никаких “но”! Ты веток накидал, или снова жаться на кочках будем?

Ночь была яркой, и луна освещала поляну достаточно. В полнолуние много света. Киано кинул плащ на сосновые ветки, потом одеяло, потом стянул с себя рубашку.

– Киа, – робко позвал Иррейн, – ты...

– Заткнись пока, ладно? Или мне самому? – Киано обнял Иррейна, прижавшись всем телом, – ну голову, что ли, наклони?

Поцелуй был такой же, как предыдущей ночью, но сейчас волк Киа вел своего Сокола Моря, уводя на тропы весеннего любовного зова.

Ах! Тело волка, обнаженное, совершенное в своей хрупкой красе мерцало при свете луны, словно драгоценная статуэтка, черные волосы легли на плечи, выпущенные из косы на волю. Иррейн опустился на колени – так они равны ростом. Глаза в глаза, сапфировые очи отражают изумрудные, повторяя выражение, словно зеркала. И руки уже сами искали другого тела, маленькие ладони обхватили белые сильные плечи, а крупные кисти эльфа лежали на тонкой талии волка. Не надо слов – только нежность, открытые друг другу души, и тает холод, лежащий на одной из них, словно снега на горной вершине.

Лапник мягок, словно постель во дворце восточного императора, а шерстяной плащ – словно шелк дорогих простыней, но двоим на этой лесной постели не нужен уют дворца, да и не до него сейчас. Стонет оборотень, сладко-сладко, подставляя все тело поцелуям эльфа и обхватывая его поясницу тонкими ногами, потом вскрикивает, и эльф замирает. Но вот волк что-то шепнул ему и прижался теснее, переплетая ноги на спине эльфа. Потом они перекатились, и Киано лежал на животе, касаясь лицом губ Иррейна, а эльф плакал, просто от счастья и той невыразимой нежности, что бывает лишь между теми двумя, кто любит друг друга, зная точно, что любовь не исчезнет после ночи и не растворится утром, как туман над лесным озером.

Глава 7

Это утро началось для Иррейна с тычка в бок, довольно чувствительного, что-то царапнуло по голой коже. Он моментально проснулся, подскочил, пытаясь понять, что происходит.

Киано не было, зато около расстеленных плащей сидел волк, черный, с внимательными изумрудными глазами.

«Это ты? Киа, это действительно ты? Получилось? »

Невозможно поверить. Иррейн много раз видел, как переворачиваются оборотни. В том же Логове певец мог отложить кружку с пивом и лютню и тут же умчаться в лес, помахивая собратьям пушистым хвостом,– таких сцен было полно. Но представить себе Киа в волчьем облике Иррейн не мог. И на тебе – перед ним зверь с густой черной шубой, изящный, как и в эльфьем облике.

«А кто же еще? Здесь есть еще черные волки? Ирне – это я! Снова я! Я вижу весь мир! Я вернулся! »

Радость Киа передалась Иррейну, он перехватил черные бархатные лапы и сел на колени, лицом к волку, перекладывая лапы на плечи. Хотелось петь – Киано счастлив, Иррейн чувствовал радость избранника как свою – словно это ему после долгой зимы наконец-то улыбнулось солнце.

Шершавый язык на щеке, и от этого движения Иррейн упал на спину, хватаясь за волка.

«Ирне, ты себе даже не представляешь, что это значит!»

«Киа, все правильно!» – догадка была так легка.

«Ты вернул потерю! Ты вернул сына в семью! Все просто!»

«Ты уверен в этом? Ирне – этого не может быть!»

«Может, сердце мое, он просто сам не знал, что его проклятие снимается так. А старуха оказалась права! Но так непривычно видеть тебя в таком облике. Ты хоть будешь возвращаться?»

«Единый с ними! Ирне, что ты хочешь на обед? Зайца или птицу, а может быть, что-то покрупней? У меня лапы просятся в лес! Привыкай, мне до судорог надоело ходить на двух ногах! Но разве уж иногда, то поменяю облик. Собирайся, тебе теперь одному на коне ехать, до Ланки я даже не пошевелю ушами!».

Иррейн собирал вещи, забыв обо всем и не сводя взгляда с Киа. Все как в сказке – с оборотня сняли проклятье, вернув потерянное. Второй облик, сила – теперь любимому незачем мучиться в ненавистном облике.

«Да не бойся ты так! Мы на людских землях, мне придется пока повременить с обращениями! Не хочется получить деревянным голом в грудь!»

«Киа, если ты хочешь, мы можем никуда не ехать, пожить в лесу, ты хоть порадуешься вволю!»

«Я и так счастлив, поехали!»

Киано наслаждался обретенным состоянием. Его манило все: запахи, следы, растения, вода, все нужно было попробовать, понюхать или хотя бы тронуть лапой. Приятно снова ощутить весеннюю землю подушечками пальцев, выпустить когти, потянуться, встряхнуть шубу, зевнуть, демонстрируя внушительные клыки. Его сила вернулась, словно он и не покидал родного дома и только-только прошел инициацию. Его чудесное зрение… видно, как в воздухе искрится пыль, как течет жизнь в деревьях и травах, как улыбается Иррейн.

Иррейн… как же все-таки хорошо с ним: не нужно скрывать ничего, прятаться от самого себя. Как же все примитивно в его, Киано, жизни – он не может без чужой защиты и тепла, как бы ни старался. Сменяются только защитники – Сигмар, Борг, Иррейн. Нет, Иррейн не уйдет, Киа не позволит ему. Теперь сильней он – эльф не сравним с оборотнем, и теперь ему быть ведущим в паре днем, а ночи он, пожалуй, пока уступит.

От воспоминания о прошедшей ночи Киано прижмурился, словно поймав в зрачки солнечный свет – как же было им хорошо, обоим.

Он легко обгонял Сердце Ветра, испытывая силы в соревновании со своенравным жеребцом. К слову сказать, к преображению хозяина конь отнесся довольно равнодушно и был рад избавиться от легкого, но докучливого седока.

«Мы перекусим, а потом поедем в город, хорошо? Я, кажется, унюхал зайца!»

«Как захочешь! А ты так и будешь есть?»

«Я бы с радостью, но как-то не хочется портить тебе аппетит, к тому же я бы не отказался от жареного!»

Киано легко загнал зайца, забирая его жизнь и уже мечтая о том, как было бы чудесно поохотиться ночью, одному или с братьями. А может, это и есть причина того, что он покинул отчий дом, он бежал от невозможности своих желаний? Столько вопросов, ну их! Сейчас нужно радоваться.

Они остановились чуть позже полудня, Иррейн спрыгнул с коня и повел Сердце Ветра к источнику, чтобы напоить. Киано был уже там – жадно хлебая воду. Он оторвался от ручья, встряхнул головой и обернулся обратно в эльфий облик. И Иррейну снова пришлось удивляться – даже этот облик стал другим, более юным и беззаботным, словно с того памятного вечера не прошло столько лет. Только проклятая татуировка напоминала о том, что годы необратимы даже для бессмертных. Отвратительная отметина Нерги. Ревность снова накрыла сердце эльфа: а что, если Киа сравнивает его и темного? И сравнение это точно не в его пользу – Нерги был гораздо опытнее, и наверняка Киа думал об этом. Что же нужно сделать, чтобы Киа забыл рыжего насильника?

«Извини, что вмешиваюсь, но ты слишком много и громко об этом думаешь! Можно потише? Я думаю, мы вчера все выяснили! А если тебе что-то непонятно, я могу еще этой ночью порассказать! Забудь про Нерги и не напоминай мне! Татуировка неубираема, потому что на ней проклятие, я его чувствую, а рука мне еще пока нужна!»

«А ты не думал о том, что Инъямин может тебя по ней найти? Что это маяк?»

Киано плеснул в лицо водой.

«Тем хуже для него. Я отправил в серый мир одного, отправлю и второго! Мы сегодня будем есть или нет?»

Киано был готов задремать после сытного обеда, они наконец-то доели запасы тетки Нарайны и рассчитывали вечером в Ланке насладиться ужином в трактире.

– Киа, сердце, можно тебя спросить? – голос Иррейна был осторожным.

– А почему нет?

– Слушай. Я тут подумал, мы едем в людской город, там много людей, и могут быть эльфы, а у тебя слишком яркая внешность. Тебя могут узнать или просто пялиться будут. Ты можешь изменить этот блик?

– Я тебе не нравлюсь таким? – Киано рассмеялся. – Конечно же, сменю, не хватало мне еще драк на улицах и извращенцев. Наверняка кто-то захочет получить по морде. Да и Фио незачем знать, где я,– пусть спит спокойно. Ирне, мне понадобится твоя помощь. Я наброшу заклинание, а тебе надо будет запомнить, как оно снимается, потому что, если меня ранят или что-то случится, я могу сам не сбросить облик. Хорошо? Ты же будешь рядом?

– Я не отойду от тебя ни на шаг. Я запомню, хотя постараюсь, чтобы ничего не случилось.

– Не зарекайся. Смотри на меня и запоминай.

Киано разделся, совсем донага, чтобы изменить все тело , провел руками по лицу, словно стирая свои черты, по груди, животу, бедрам, ногам, и Иррейн с изумлением смотрел на то, что выходило из под ладоней оборотня.

Рост остался почти таким же, чуть-чуть выше оригинала, волосы словно выцвели, потеряв блеск и оставшись просто смоляными прядями чуть пониже лопаток, золотистая кожа стала чуть темней и погрубела, как будто от ветров. Нежные черты лица исказились, старея, выделились скулы, подчеркивая узкий рот и впалые щеки, глаза потеряли свой изумрудный цвет, становясь карими с зеленью, губы стали тонкими и почти бесцветными. Хрупкость тела сменилась болезненной худобой, на спине еще сильнее проступили шрамы белыми нитями, татуировка так же никуда не делась. В общем, перед Иррейном теперь стоял не прославленный своей красотой бывший князь Кианоайре Тэрранион, а обычный эльф из низших лесных, не с самой благородной биографией и явно паршивым характером.

«Ты не перестарался? Ты похож на наемника или разбойника».

«Я этого и добивался. Правда, красавец? Ирне, тебе разве так важна моя внешность? Ты любишь нежных мальчиков? Я могу обращаться для тебя ночью, правда, нужно будет тратить силы».

«Я не про это – ты постарел, я едва узнаю тебя. Хотя глаза у тебя все равно волчьи, из них видно зверя. Мне все равно, как ты выглядишь, ты сам знаешь об этом!»

«Меня устраивает этот облик, в нем удобно. Теперь, правда, все будут строить глазки тебе, а я спокойно отдохну! Вот теперь будет моя очередь смеяться».

Они целовались долго, словно боялись, что в городе могут помешать остаться вдвоем. Не смотря на то, что Иррейн обнимал такого непривычного в этом облике Киа, поцелуй был таким же нежным и многообещающим.

В Ланку они приехали под вечер, едва успев до закрытия городских ворот. Они спешились, когда стражники преградили им путь.

– Так-так-так… – протянул пехотинец-стражник, – кто это у нас? Остроухие? С чем пожаловали? Документики предъявляем, чего везем?

– Какие тебе документы, тулуп овечий? – оборвал его Киано, – ты читать не умеешь? У тебя над башкой написано – вход две монеты, так что получи и отваливай! Не мешай проехать.

– Умные все стали, я смотрю, – пробурчал стражник, принимая плату, – вы у меня проедете обратно, ага…

– Нет ничего хуже тупой пехоты, – проворчал Киано, – ну чего, пойдем искать жилье?

Трактир со странным названием «Кошачий хвост» был полон самого разномастного народу – гномы, люди, полукровки; все это шумело, плевалось и орало песни под аккомпанемент расстроенной лютни мальчишки-менестреля.

Киано едва удалось остановить трактирщика, сновавшего между посетителями:

– Скажи, драгоценнейший, у тебя есть свободные покои и хорошее стойло для коня?

– Есть одна комнатка, господин эльф, двойных нет. Так что вам потесниться на одной койке придется, сейчас весь город забит, ярмарка же весенняя. Зато там купальная комната хорошая, в ползолотого номер на сутки. Брать будете?

– Будем! И ужин! Еду сюда – вина и мяса побольше, а в комнату воды натаскайте, чтобы я пришел, и она была горячая! Ясно?

– Как неясно? Ясно все, вон, в уголке садитесь. Сейчас все будет!

Место было хорошим, они сидели, наблюдая за всем трактиром – за пирующими наемниками, за гномами, прихлебывающими пиво, за глазастыми шлюхами. Одна из таких девиц и приметила эльфов, беловолосого вальяжного красавца и черноволосого тощего бродягу, явно наемника или бывшего каторжника.

– Мальчики, не желаете ли любви ночью?

– Спасибо, сами как-нибудь обойдемся, своими силами! – нелюбезно ответил отпрянувшей шлюхе Киано, – Ирне, нам жрать дадут?

– Дадут, куда же денутся, я смотрю, ты пытаешься правдать свой новый облик?

– Ну не изображать же мне тут князя из себя? Ах, лорд Ирнемеари, будьте так добры, передайте мне вон тот серебряный кубок и золотую плевательницу! – Киано указал пальцем на глиняный кувшин с вином, принесенным трактирщиком.

– Все к вашим услугам, мой Лорд. – Иррейн пододвинул поближе кувшин.

– А я тебе говорю, проиграли остроухие! И князя своего просрали! Как есть, просрали! – Донесся до эльфов голос одного из наемников, – брат мой по отцовому брату там был! Северных сволочей темные на корню купили, вот и не дошло войско-то. Там, вишь, нелады какие-то семейные были. Ушастые все определиться не могут – кто же им нужен!

– Хрен они тебе проиграли! Вот чего темные с той войны получили? Войско в плен не попало, князек и то сбежал, шляется где-то. Послал он сородичей да и смылся на волю.

– Ага, бросил народ, волчий сын, эльфы-то говорят, больной после плена насквозь, а только я в то не верю. Убили его, небось, а они легенду сочинили, чтобы их не обвинили. Они не больно любят, кто в плену был. Вроде как порченые. Вон, старый их князь сынов своих мертвыми объявил, а старшой потом вернулся.

«Ирне, или мы добудем еды и уйдем, или тут будет драка. Выбирай!»

«Ты слушаешь смертных? Собаки лают и то лучше. Пойдем наверх, сердце мое.»

«Нет, сидим!»

Киано был в ярости. Кто такие эти смертные и почему они судят его войну? Стой, Киа, стой – что они говорили про «северных сволочей»?

– Война будет еще одна, я тебе точно говорю, вот на правую руку ставлю, этот новый князь их, бывший советник, не оставит так дела! Подзаработаем еще, у ушастых денег много. Чего, прогуляемся до долины, золотишко получим, обратно тоже пойдем – внакладе не останемся. А то до темных можно податься, те тоже не бедствуют, раз север купили. А про оборотня всякое говорили – что мол и с мужиком жить ушел, и домой вернулся. Помер он, чую. А вот, нам щас эльфы-то правду и скажут! Вон остроухие сидят, видишь?

– Не связывался бы ты с ними! – Собеседник оборвал наемника, – не оберешься потом.

– Нашел кем пугать! Их тут скока? Двое? Вот и пусть себе сидят, и отвечают, раз спрашивают!

Иррейн впервые видел наглядную картинку к фразе «трясет от ярости», Киано и был ее воплощением. Глаза оборотня сузились, губы были поджаты, а пальцы, сжимающие латунный кубок, побелели от напряжения, казалось, еще совсем немного, и металл будет исковеркан стальными пальцами. Волк молчал, но это молчание было настолько красноречивым, что Иррейну впервые стало страшно. Он никогда не видел Киано в таком гневе, даже на последнем Совете.

– Ну так чего ты скажешь, эльф? – наемник поднялся и подошел к столу эльфов. – Говорят, грохнули вы своего государя, чтобы сучий сын под ногами не мешался?

От наемника несло лежалой кожей, перегаром и немытым телом, и оба нелюдя старались не дышать. Киано демонстративно помахал ладонью у себя перед носом, разгоняя воздух.

– Ирне, мне показалось или кто-то сюда внес помойную яму? Откуда так воняет?

Иррейн сморщился:

– По-моему, все-таки внесли и поставили перед нами.

– Ты меня слышал, нелюдь? – наемник пропустил фразу про помойную яму, – или у вас глухие водятся?

– Оно еще и разговаривает? – Киано оторвался от созерцания остатков вина в кубке, – чего тебе, милейший? Я сегодня не подаю. Были бы деньги, обязательно сводил бы тебя в баню, а пока ступай своей дорогой. Знаешь? …, – это туда!

Волк махнул рукой в неопределенном направлении и наемник наконец-то понял, что отвечать на поставленный вопрос ему не собираются.

Иррейн сидел молча, положив руку на рукоять кинжала. Драки не миновать все равно.

– Ах ты, херня ушастая! Давай поговорим по-другому! Ну, вынимай там свою железку! Ты чего, не понял?

Вокруг них уже стали собираться зеваки, а к наемнику подтянулись его дружки, два южанина с рожами базарных жуликов, полукровка северянин и восточный бритый боец с кривым длинным ножом.

Киано отставил кубок, поднялся из-за стола – одновременно с Иррейном. Двое против шестерых. Терпимо, даже если учесть слабые навыки Ирне, но из города утром придется убраться, если ночь вообще не закончится в каталажке.

– Так чего ты хотел, вонючка? – он вынул длинный нож, пробежался по рукояти пальцами. – Ты мне пожрать дашь или нет? Чего ты там про государя нашего говорил?

– А то говорил, – наемник едва стоял на ногах, хмель забирал его все сильнее, – что убили вы своего государя, за плен-то? И народец ваш на баб похож, правильно вас темные режут. Вон, на дружка своего посмотри, косищи как у девки! Это мамашу твою, наверно, орки драли, с твоей рожей-то?

– Ты все сказал? – прошипел Киано. – Вот чего тебе не сиделось на месте? Я за каждую фразу загоню тебе нож в живот, а потом кастрирую – за последнюю. Если там, конечно, есть чего резать.

«У нас сзади стена, твои южане, остальных оставь мне, блокируй проход слева!» Киано едва успел передать мысль Иррейну, как наемник бросился на него с ножом. Киано выбил его моментально, кончиком лезвия своего. И тут же его нож попал в живот северянина, попытавшегося напасть сбоку. Пока наемнику передавали меч, Киано успел ранить восточного бойца, Иррейн же последовал приказу оборотня и оборонялся от южан, успев ранить в бок одного; второй же предпочел выйти из драки без потерь, пролезть меж ногами зевак и заработать пинок от Иррейна.

Киано все-таки задели по плечу ножом, прорезав одежду. Наемник наконец-то получил оружие от дружков и, велев остальным стоять на месте и не дергаться, снова ринулся вперед. Оборотень тоже успел сменить нож на простой меч, и теперь Иррейну оставалось только смотреть на поединок и следить за зрителями,– мало ли может просвистеть дурных ножей.

На удивление Киа, наемник оказался не таким уж плохим бойцом, и даже хмель не помешал ему стоять ровно и отбивать удары, но преимущество было не на его стороне. Киа ловко обошел его справа, устроив так, что за спиной наемника осталась скамья и разлитая лужа пива.

Теперь же оборотень просто играл со своим противником, уколами клинка вынуждая того бесполезно махать оружием, и, наконец, ему это надоело.

Он выбил меч из рук наемника, заставляя того опереться на скамью, кончик меча направив в живот противника.

– Я предупреждал? Расстегивай штаны, или мне кишками сначала заняться?

В таверне повисло молчание, притихли даже шлюхи. Голос эльфа был тих, но тон таков, что даже у видавших виды наемников похолодели спины. Невысокий тощий эльф с неприятным лицом действительно был жуток, как истинный нелюдь, и наверно, все находившиеся в таверне люди поняли, за что они могут ненавидеть другие расы.

– Э, братан, ты че? Я так, это, – с наемника спал спадать хмель, – пошутить хотел.

– Все, …, дошутился. Мне долго ждать? – Киано мог заморозить взглядом.

У наемника тряслись руки, и он никак не мог понять, что же ему следует делать, и его мочевой пузырь решил за него.

– Тьфу! – Киано отпихнул ногой лавку, – приберите тут! А ты, …, запомни ответ на свой вопрос – государя нашего мы убили и съели. В полнолуние.

Таверна захлебнулась хохотом над опозорившимся наемником, а эльфов опасливо пропустили вперед к лестнице, ведущей в жилые комнаты. Люди расступались перед чужаками, словно те были прокаженными.

– Дурацкий вечер. Киа, зачем мы ввязались в эту драку? Мало ли ходит сплетен? А теперь двух убили, а нас завтра выведут с почетом под руки из города. Надо было просто дать ему по роже, и все. Не трогай дерьмо – оно не будет вонять.

Киано стягивал с себя рубаху. Порез кровоточил, но был неглубоким. Он дотронулся пальцем до раны, слизнул зачем-то с него кровь, продолжил раздеваться.

– Ирне, мне надо было стерпеть? Нас провоцировали, они отлично знали, что мы все слышим, и решили повеселиться вечерком. У них это замечательно получилось, ты ранен? Нет, я тоже нет. А вот им теперь очень весело.

– Мне кажется, что с обликом у тебя изменился и характер. Я не узнаю тебя.

– «Я всего полдня как южанин, но как же я вас, северян, ненавижу!» – передразнил его Киа, – Ирне, расслабься, это часть моего характера, ты просто раньше не видел. Я тебя, кстати, предупреждал! А теперь я вернулся, так что поздно метаться, терпи. А теперь представь все то же, но при моем истинном облике? Представил? так вот, это я. Тебе братец не рассказывал про мои приключения на Гранях? Вот пошли мы с ним как-то в те миры…

Далее последовала крайне непристойный рассказ с участием двух волков и нескольких дев из лесных дриад.

Вода в бадье все-таки оказалась горячей, и Киа застонал от наслаждения. Что еще надо для счастья – обильный ужин, драка и хорошая история. А впереди была интересная ночь.

Глава 8

Утром они отправились на главный базар Ланки и сторговали за двадцать золотых монет отличную молодую каурую кобылу для Иррейна. Жеребца Киано покупать опасался, памятуя вздорный нрав Сердца Ветра – еще им не хватало драк между лошадьми. Поход по базару не закончился только покупкой лошади – они купили две новые льняные рубахи, кусок кожи для поделок Киано, пару связок бараньей колбасы, пряностей, тонкое шерстяное одеяло, а оставшиеся деньги потратили на роскошный обед и ужин в «Кошачьем хвосте». Гулять так гулять!

В итоге к утру следующего дня у них звенело в карманах несколько медных монет, и можно было смело отправляться на Границы.

К концу третьего дня они приближались к заставе, расположившейся на самом краю людского государства. Орочьи Границы представляли собой пограничные военные поселки, предназначенные для охраны от набегов из степей и темных. Служить туда принимали всех, кто пожелает и выдержит поединок против трех бойцов. Туда на зиму подавались наемники, выбывшие преступники, бродяги со всех стран и всех рас Континента. Там можно было встретить и светлого эльфа с Запада, и полукровку-орка, и гнома, но никогда оборотня. Последним хватало своих крепостей, и служить на благо смертным они считали крайней глупостью, да и никогда не любили тех, кто имеет две сути. Люди боялись изменчивых и путали с порождениями тьмы, которые могли приобретать похожий облик, и в старые времена немало Волков, Медведей и Лисиц умерло от рук смертных. Границы были грамотной придумкой смертных государей, не знающих, куда им девать толпы наемников, не годящихся для регулярной армии и королевских порубежников, и проще было нанимать бродяг и вольных, чем позволять им грабить на дорогах. И к делу пристроены, и какая-никакая польза.