Текст книги "Найти дом (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Инъямин, отправь два письма, эльфам и волкам, пожалуй.

«Убью тебя», – существо на полу попыталось разомкнуть губы, и в опустошенный разум упало первое семя мысли.

– Ну и чего мне с ним делать полгода? Отлично придумано, только я вознамерился от этой твари избавиться, и на тебе! – Решение властелина вовсе не порадовало темного князя.

– Отдай его мне, – уронил Нерги. – Я присмотрю за ним.

– Знаю я, как ты присмотришь!– Инъямин вскинулся. – постой! Ты это серьезно? Брат, ты сошел с ума! Этого волка пускали по кругу мои караульные, а ты хочешь положить его на ложе к себе?! Я знал, что ты извращенец, но не до такой же степени! Неужто у нас мало смазливых пленников – выбирай любого, – а тебя на эту дрань потянуло? Там уже ничего, наверно, и не осталось, нет, ты точно сошел с ума!

– Это ты сошел с ума. Отборной пшеницей кормят лучших коней, а не грязных свиней. Ты неразумно распорядился моим трофеем. А у меня он хоть еду отработает, – рассмеялся Нерги.

– А, ….с тобой, забирай! И чтобы я эту тварь больше в этой башне не видел! – Инъямину было уже все равно. Пусть его брат теперь мается. Надо же, дождался, пока из волка покорную игрушку сделают.

Перед этим всадником расступались все. Вестника нельзя трогать. И пусть он наглухо закутан в черный плащ, конь его чернее ночи, а на седельной сумке пришит собачий череп. Его беспрепятственно пропустили в Столицу и канцелярию князя.

Вестник бросил письмо на стол Фиорину и, подняв воздух черным плащом, вышел.

Второй же вестник отдал свое послание молчаливому волку, встретившемуся ему на самой границе Волчьего леса.

9-я глава

Пленника Нерги забрал с собой. Пока при дворе властелина он был не нужен, и мог насладиться покоем и отдыхом в своем имении, располагавшемся в глубине темных земель. Инъямин откровенно был рад избавиться от надоевшего ему волка и решил закрыть глаза на склонности брата. Поэтому получить разрешение на надзор за ценным пленником не составило труда.

И отряд выехал в дорогу. Нерги был собран и сосредоточен, ему не терпелось покинуть пределы властелина и стать самому себе хозяином, без царственного брата и без приказов. Он выполнил свою работу, а остальное не его дело. За полгода много что может поменяться.

Пленника поручили заботам личных целителей Нерги и отвели отдельную охраняемую повозку. Нерги любил роскошь и мог ее себе позволить, поэтому повозка была устлана изнутри мехом и обтянута кожей, запряжена в тройку великолепных лошадей, взятых им данью со степняков.

Пленник большей частью находился без сознания и если открывал глаза, то взор его был лишен смысла и устремлен в никуда, и тело исцеляли без ведома разума.

Нерги не заглядывал в повозку, довольствуясь докладами лекарей. Он еще успеет побыть со своей добычей, а пока же и ожидание было приятно. Лекари приведут волка в порядок, излечат раны, нанесенные пытками и целителями брата. По его мнению, все, что делал с пленником Инъямин, было полной дуростью – ясно было, что сам оборотень ничего не скажет, ему проще умереть, чем прослыть предателем. Пытать его было бессмысленно, а уж отдавать оркам – тем более. Эльфийский князь ценен как заложник, и если его не захотят выкупить эльфы, то волки сделают все, чтобы освободить одного из своих лордов, хоть и им запрещено вмешиваться в свару эльфов и тьмы. А у них много что можно попросить, кроме меча – например, потребовать не вмешиваться в драки на Гранях. Почему брат не подумал, что там можно вырвать клыки Тэррановой своре? Ну а поскольку братец не прислушивается к мнению Нерги, то нечего и напрашиваться.

Иррейн гнал коня, не щадя ни себя, ни животное. Проклятое письмо, его привезли ровно в тот миг, как он прощался с Фиорином. Полгода жизни отведено Киано, и что с ним могли сотворить – известно лишь только Хранителям. Хорошо еще, что Волчий лес уже виднеется вдали. Он не останавливался на отдых, лишь изредка спешивался, давая коню передохнуть и выпить прохладной воды из речушек.

К самому Лесу он подъехал уже к ночи – громада устремленных к закатному небу сосен пугала его, воздух, казалось, звенел, и мощь древнего леса давила эльфа. Конь попятился, боясь переступить незримую границу, а сквозь деревья засветились зеленые огоньки глаз оборотней. И не успел он вздохнуть, как стая обступила его. Патрульная дюжина волков: огромные поджарые звери с непроницаемо черным мехом и хищным умным взглядом. Ожидание в зеленых глазах.

– Я с миром к вам, лесные воины, – Иррейн спешился, низко наклонился, думая, что стук его сердца отчетливо слышен волкам. – Мое имя Иррейн, я приехал из Столицы, искать помощи.

«Тебя нет в мире живых, эльф», – раздалось у Иррейна прямо в голове, а вожак стаи выжидающе смотрел на него.

– Я жив. Но это совсем отдельная история. Мне нужно повидаться с князем Тэрраном.

«Что у тебя за дело к князю, эльф с той стороны?»

– Я хочу попросить помощи, в плену его младший сын, а я хочу отправиться за ним, в темные земли. Но один я бессилен.

«Какое тебе дело до младшего Лорда? Это не твоя забота, мертвый эльф».

– Он мой князь.

«Следуй за нами».

Они долго вели его Лесом, и Иррейну казалось, что нарочно запутывают, чтобы сбить с пути. Неважно – главное, что они ведут его к князю.

Видимо Тэррану доложили о незваном госте еще до их прибытия в замок, и теперь, едва Иррейн переступил порог, его тут же проводили наверх, в княжеские покои.

Тэррана до этого он не видел ни разу, и даже не представлял себе, но если это отец Киано, то между ними должно быть сходство. Никакого. Перед Иррейном стоял оборотень, и прожитые тысячи лет светились в ледяных изумрудных глазах, драгоценных камнях, переливавшихся гранями ярости. Высокий, выше Иррейна, мощная фигура, черный шелк отделанных серебром одежд, и поблескивающие редкими нитями седины вороные волосы. Венца не было. Рядом с этим оборотнем стоял другой, не менее гневный, помоложе, суровый мужчина с длинными косами и с венцом. Кто же из них князь Тэрран? Иррейн низко поклонился.

– Добрая ночь, вам, Лорды,

Договорить ему не дали.

– Кому добрая, а тебе последняя! – оборвал его оборотень помладше. – Это ты Иррейн?

Имя он словно выплюнул, и такое гордое имя «Сокол моря» прозвучало ругательством.

– Подожди, Тиннэх, – старший царственно отстранил младшего, – какого …ты приперся сюда, ……..?

Все заготовленные ранее речи Иррейн, ошеломленный таким приемом, забыл.

– Меня зовут Иррейн, я... – начал он снова.

– Мы знаем, кто ты! Ты уже успел принести в этот дом горе! Я спросил тебя, как у тебя хватило наглости приехать сюда?

– Я ищу помощи, – Иррейн решил уже не размениваться на приветствия, – я еду в темные земли, чтобы освободить князя Кианоайре!

– И зачем? – усмехнулся князь… или не князь? – Чтобы домогаться его и всучить потом очередную эльфийскую безделушку, на которую слишком много охотников? А потом смыться и оставить его маяться? Ты думаешь, удрал в смерть – и хорошо?

– Я не знал, что так получится. – Иррейн опустил голову, как виноватый ребенок. – Я не желал ему дурного. Я люблю его.

– Что ты знаешь о любви, эльф? Ты поступил как девственница, которой отказал заезжий десятник! Только последствия были другими! Ты уехал и повесил на мальчишку груз своей глупой смерти! Ты как жил идиотом, так и умер! И лучше бы там и оставался.

Нерги нежился в собственных покоях, наслаждаясь изумительным летним вечером и предвкушением интересной ночи. В свой гарем он даже не заглянул – по сравнению с новой игрушкой все остальное меркло. Целители вроде привели пленника в порядок, зарастив раны и вернув телу былой вид, и теперь оставалось только дождаться сумеречного часа, когда приведут пленника.

Нерги смотрел на оборотня, боясь вздохнуть. Какие же глупцы все там, в твердыне – пытаться испоганить такую красоту! Пусть этот светлый оборотень эльф – отличный воин, пусть он чародей – наплевать. Такая красота затмевает даже эти достоинства – он совершенство. И никакой Запад и никакой меч не сравнимы с главным сокровищем эльфов – их князем.

Он изумленно разглядывал эльфа: ни следа пыток, ни шрама от ожога или кнута, лишь черная полоса ошейника на изящной шее и отрешенный пустой взгляд. Ах, если бы эти глаза горели тем неистовым огнем, каким они горели при битве... Нерги обошел кругом свою добычу: восхитительное, живое чудо подарила ему судьба. Точеная фигурка с нежной, атласной кожей, словно и не ведавшей уродства мучения, чистые переливающиеся черным шелком волосы, маленькие изящные кисти рук с розовыми ноготками,– а ведь Нерги помнил как кричал эльф, когда вырывали ногти с этой ручки. Теперь же тонкие запястья хотелось украсить драгоценными браслетами. Лицо бога, попавшего в силки к смертным. Печальное и холодное. Изумрудные глаза полуприкрыты густыми ресницами, тонкие брови распластались на гладком лбу, высокие скулы лишь подчеркивают изящество черт, а губы крепко сжаты, словно их хозяин дал вечный обет молчания. Узкие, покатые плечи, под прохладной кожей – мышцы воина, впалый живот, крохотные точки сосков на груди, маленькие ягодицы и стройные ноги с небольшими ступнями.

И все таки – как можно было калечить такое диво, отдавать на растерзание скотам? Нерги осторожно провел большим пальцем по щеке эльфа, скользнул ниже, обрисовывая подбородок, шею, ключицы; рука уходит дальше, обводит плечи, касается беззащитно выступающих лопаток, идет к ложбинке между ягодицами. Едва заметная дрожь.

– Ты боишься меня, эльф? Мне так удобнее называть тебя – ты совсем не похож на своего отца, а уж тем более на братца. Я не причиню тебе зла.

Не эльф – натянутая, звенящая от напряжения струна; Нерги коснулся зубами крохотного заостренного ушка, едва прикусив его. Запах полыни от волос, дрожь ресниц.

– Ты нравишься мне, эльф. Ты такой разный, за тобой интересно наблюдать. Ты тверд как сталь и мягок как масло. Я давно хотел тебя,– еще там, в долине, когда впервые увидел тебя. Я бы взял тебя, на поле, на глазах твоих воинов. Ты храбро и умело дрался, но ты проиграл, и у меня право победителя. Ты выдержал пытки, остался жив после прикосновения властелина – а это осилит не каждый. Я восхищаюсь тобой, эльф. И поверь, я получу от тебя все, что захочу, а хочу я многого.

Убью тебя.

Нерги уже был раздет, но медлил, лаская своего пленника. Ему хотелось зацеловать это прекрасное тело, оставить везде свои отметины, словно клеймо. Он изучал его, как музыкант узнает новый инструмент. Каждая струна должна звучать так, как настроят ее опытные пальцы. Нерги был опытным – и не зря имел славу самого умелого и страстного любовника во всех темных землях. Немало сердец было разбито им – мужских и женских. Нерги был разнообразен в своих пристрастиях и выбирал тех, кто нравится ему, независимо от пола. Он прижал к себе эльфа, уткнувшись носом в по-детски мягкие волосы, склонив голову: невысокий пленник едва доставал ему до груди. Приятно сжимать в объятии такие плечи, кажется, нажмешь еще чуть-чуть сильнее, и статуэтка рассыплется в твоих руках. Но Нерги сейчас был не настроен причинять боль, хоть и не чурался подобных игр.

Эльфу же было почти все равно, что с ним делают. Казалось, разум был отделен от тела. Он дрожал, борясь всеми доступными ему силами с прикосновениями, а в голове билась одна мысль, заблудившаяся в зачарованном разуме – «убью тебя». Последние слышанные им в сознании слова, единственная нить, за которую он мог уцепиться, вытаскивая себя из безумия. И за этими словами он видел только высокого мужчину, с медными волосами и жадными руками, настойчиво ищущими его. Но почему? Кто такой этот эльф?

Виски заломило от боли – цепь мыслей потревожила заклятье и причинила пленнику муку. Осталось лишь одно средство: снова впасть в небытие.

– Какой ты красивый. Неужто и вправду Тэрран – твой отец? Странно, что у него такой нежный сын. Тебе следовало родиться девой – было бы меньше забот, а я бы заплатил любой выкуп.

Нерги коснулся губами рта пленника, неотзывчивые, но такие сладкие уста. Осторожно провел языком, усложняя поцелуй. Ему все равно, что пленник безучастен, его мнение тут лишнее… и все бы хорошо, если бы не эта едва заметная дрожь.

– Не надо меня бояться, – повторил Нерги, – ты ведь не боялся орков моего братца. Или они понравились тебе больше?

Он неистово ласкал руками пленника, покрывая поцелуями плечи и грудь, словно стараясь разогреть это холодное и неподатливое тело. Желание уже жгло нестерпимо.

– Потерпи немного, сейчас будет больно. Хотя что оно тебе…

Нерги, не отрываясь, протянул руку на прикроватный столик, нащупал баночку с маслом, смазал пальцы и коснулся входа в тело, проникая, раздвигая тугие мышцы. Пленник вздрогнул, инстинктивно уходя от вторжения и боли, но силы были слишком неравны. Нерги опрокинул эльфа на ложе, придавив своим весом и не выпуская из объятия, правая рука так и осталась на ягодице, продолжая свое движение вглубь. Пленник забился под ним, пытаясь вырваться.

– А ты оказывается, опытный мальчик. – Нерги моментально догадался о причине сопротивления: пусть подавлен разум, тело помнит все само. – Но так даже интереснее, я хоть вижу, что ты жив.

Жалкое подобие бунта было подавлено.

– Тихо, красавец, тихо, все равно я сильнее, – пальцы были все глубже, и эльф уже не рвался, покорно распластавшись под своим мучителем. – Вот и хорошо, тебе же лучше, расслабься. Ты же хороший воин, а он знает, когда нужно сдаться, и я горжусь тем, что ты был моим врагом.

А дальше Нерги и сам забыл, что он и где он. Ничего не было, кроме этого восхитительного тела под ним, белизны простыней, запаха пота и страха, возбуждающе щекочущего ноздри, вздохов боли и наслаждения: он сам стремился стать своим партнером, неистово вбивая того в ложе. Он потерял себя в запахе черных волос, в изумрудных, расширенных от боли глазах, в своей страсти и желании, снова и снова беря то, что принадлежало ему по праву. Податливый сладкий рот, узкие бедра, по которым так приятно скользит ладонь, успокаивающе поглаживая, как строптивого коня; уютное чужое тепло и желание покорить.

Очнулся Нерги только утром. Пленник был без сознания, под глазами синь усталости, по щекам дорожки слез, а на нежной коже шеи темнели следы поцелуев. Беспомощный больной взгляд, кровь, запекшаяся в уголках губ, тонкое тело невероятно раскинуто волей Нерги на запачканных багровыми пятнышками простынях.

Потом уберутся, решил Нерги,– эльф вроде очнулся, жив… заезжен, правда, до полусмерти. Ничего, придется ему привыкнуть. Рыжий эльф прижал пленника к себе, как ребенок прижимает сшитого из тряпок медведя, сплел нехитрое заклинание сна и уснул.

«Убью тебя» – последняя мысль в гаснущем сознании.

Глава 10

Никто не сказал бы, что с пленником плохо обращались. Нерги не терпел дурного отношения к своим вещам, и пленника по его приказу поселили в комнате, большой и светлой, застеленной коврами, принесли ворох дорогой одежды, драгоценностей. К эльфу было приставлено двое слуг, молчаливых и внимательных южан, которые заботились о нем. Но все это было ему безразлично – утром его отводили из покоев Нерги в комнату, смывая следы прошедшей ночи, переплетали волосы, кормили, он ел, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, спал до вечера, впадая в забытье и видя странные сны. Сны, которые должны быть предназначены кому-то другому, не ему. В зеркале он видел эльфа и знал, что он – эльф, хотя рыжеволосый часто называл его волком. И именно это имя совпадало с его снами. Ночами, освещенными лишь только лунным светом, он мчался по степи, разрезая мощной, звериной грудью травы, ловя носом запахи ночи и ища добычи, сердце бешено билось, и эта ночь была его – обещая лучших волчиц и добрую охоту. Его звали, он чувствовал зов вожака стаи – не по имени, которого он, впрочем и не помнил… безотчетный зов, на который не мог ответить.

Просыпаясь, к вечеру, он пытался понять, едва справляясь с дикой болью в голове, что же это за сны? Почему они снятся ему и кто так настойчиво зовет его? Любая мысль требовала огромного напряжения, всех сил, которые оставались в истерзанном разуме. И тем не менее он думал, осмысливая самые простые вещи. Сначала, в первые дни, ему даже было трудно сосчитать, сколько же пальцев на его руках и что сейчас – день или ночь. Голову разрывало от приступов боли, но он терпел, стараясь не выдать себя даже стоном. Ему нужно сделать так, чтобы прекратились эти ночи, причинявшие ему невыразимую муку. Рыжеволосый – его звали Нерги, как успел выучить пленник, – делал с ним все, что ему приходило в голову. Но это было больно и унизительно – чувствовать того, кто насильно вторгается в твое тело, и страшно – осознавать то, что телу это нравится и что оно больше не хочет сопротивляться. Разум кипел, сводя эльфа с ума, голову сжимал тесный обруч боли, а тело предавало его.

А к ночи приходили слуги, молча вели его в купальню, обмывая, натирая ароматными маслами, одевая в шелковые одежды, обвивая шею и запястья золотом, унизывая кольцами пальцы, вплетая жемчуг в волосы. Но утром жемчужины белыми горошинами светились на полу покоев Нерги, ожерелья срывались, а к браслетам ювелирам приходилось подбирать новые замочки.

Нерги был счастлив. Его драгоценное сокровище, его миниатюрный эльф был покорным и шелковым, а опыт Нерги сотворил казалось бы, невозможное.

Киано не отзывался. Тэрран был в отчаянии, и единственное, что удерживало его от неконтролируемого яростного бессилия – то, что Киано жив. Тэрран чувствовал нить жизни сына, как и две сотни нитей клана, но эта была особенной. Он жив, но не может ответить на зов. Тэрран ночами слал сны, стараясь найти то, что поможет его сыну найти путь. Что происходит с ним, что могли сотворить с ним такого, что разум высшего перворожденного был глух к хранителю рода? Если это так, то даже при лучшем раскладе эльфам достанется лишь телесная оболочка князя, а душа с разумом будут потеряны.

У Тэррана почти не было четкого плана, как помочь Киано. Пока он повиновался лишь самому сильному голосу – голосу родительской любви. Дороже Киано у него не было – единственного, о ком болело сердце. Тиннэх и Хальви в безопасности, и они намного сильнее, чем младший сын, им не довелось пережить столько горя.

Тэрран сначала намеревался узнать, где же находится Киано. Пленника вполне могли увезти из темной цитадели – в глубь страны, чтобы спрятать подальше от желающих вызволить своего князя. О том, что будет, когда он все-таки узнает это, Тэрран даже не думал: если надо, Инъямина он вывернет наизнанку, но вернет сына. Должен вернуть, обязан. Мешал груз на шее – Иррейн. Его присутствие несказанно раздражало Тэррана. Негоже ему роптать на богов, но чем этот эльф заслужил возвращение? Тем, что так глупо распорядился своей жизнью и чужой душой? Он даже не попытался завоевать сердца возлюбленного, сбежал, получив невнятный отказ! Или он рассчитывал, что принц сразу кинется ему на грудь? Тэрран был ярым противником однополой любви, но считал, что Иррейн мог бы добиваться своего, хоть чуть-чуть смягчив бы сердце Киано, а не бросаться за своей смертью, невольно причиняя боль Киа.

Спутник из Иррейна был бестолковый, по меркам бывшего волчьего князя – неумеха, посредственный воин. Если бы Иррейн ехал бы один, его бы убили и ограбили еще на людских землях. Но Тэрран замечал и другое: Иррейн был терпелив; ради своей цели он сносил язвительные насмешки и холод волчьего князя. Любой из эльфов, кто сталкивался с вздорным нравом волка, бежал без оглядки, – этот же молчал, снося все. Тэрран заглянул и в сны эльфа – один-единственный раз. Такого кошмара он не пожелал бы и врагу. Все, что составляло Иррейна, было в этих сновидениях – душевная мука, вина и страсть, непереносимая и безответная. Ради Киано этот эльф добровольно разорвет свое феа и сломит любую твердыню. И только поэтому князь Тэрран не отослал его подальше. Верное сердце сможет помочь Киа. Но он второй раз убивает себя, снова бесполезно и бессмысленно. Киа никогда никому из мужчин не даст и притронуться к себе – слишком боится. Та давняя обида жива и поныне в нем, и неясно, что может произойти с ним в плену. Ничего хорошего ожидать не следует, даже если они вернут Киа живым. С такими мыслями Тэрран продолжал свой путь.

Нерги чертил тонким лезвием узоры на спине пленника, капли крови сбегали по коже, впитываясь в белоснежное шелковое белье. Тонкая вязь алых букв на золотистой лопатке пленника гласила о власти владельца чудесной живой игрушки. Эльф лежал лицом вниз, уткнувшись в подушке и казалось, что он не чувствует порезов и не ощущает бегущей крови, касания отточенного лезвия парадного маленького ножа, которым можно было резать на лету шелковый шарф. Темный же эльф улыбался – хороша была эта ночь! Пленный волк исполнял все его прихоти, безропотно подчиняясь любому желанию своего хозяина. И мало того, тело пленника не было столь холодно, как его разум и взгляд. Нерги всегда знал, что делал, и безразличие партнера, кем бы он не был, наносило удар по его самолюбию. А теперь он добился отзыва от зачарованной статуи. И чувствовать, как тело под тобой изгибается в сладострастной истоме и покорно раскрывается навстречу, было невероятно сладко. Одна-единственная заноза – глаза пленника. Холодное, равнодушное ко всему лицо, которое сразу напоминало Нерги о том, что власть его искусственна и будь пленник в своем разуме и силе, никогда бы им не делить ложа. Даже Нерги не мог представить, что тот гордый волк, который был на поле боя и в пыточной камере, по доброй воле бы согласился лечь с ним. Хотя, если бы братец не одел бы на пленного ошейник, а отдал бы просто так под надзор Нерги, то было бы еще интереснее. Каждая ночь бы стала схваткой, но схваткой с живым существом, а не покорным телом. Жаль, нельзя снять этот ошейник – верная смерть и ему и пленнику.

Нерги склонил голову, слизнул кровь с кровавых порезов: густую, темно-алую, с солоноватым привкусом. Кровь высшего перворожденного, кровь волка – каждая капля драгоценна, и людские колдуны отдадут за нее душу, а он, Нерги, вольно распоряжается и кровью и семенем своего пленника.

– Тебе понравилось, сладкий? – солеными от чужой крови губами Нерги впился в рот пленника, и тот покорно доверил губы. – Может, продолжим? Я весь твой! Мне сегодня торопиться некуда.

«Киа! Отзовись, пожалуйста!» – Тэрран все звал сына – каждую ночь. Бесполезно. Нет ответа. Волшебные сны, которые плел оборотень, вкладывая в них свою любовь, под утро рассыпались как сухие осенние листья.

Стоял уже последний месяц лета, но в этой части континента было невыносимо жарко, раскаленная земля дотла выжигалась солнцем, не надеясь на дожди. Они подходили все ближе и ближе к темным землям, стараясь остаться незамеченными, не останавливались на ночлег в постоялых дворах, не разжигали костров. Тэрран мрачнел день ото дня. Самое главное для них сейчас – пересечь границу и прибиться к любому каравану южан, услышать последние сплетни. Иначе им не найти Киано – слишком велика страна. Наконец они подошли к границе, где уже виднелись посты. Тэрран спешился и подал знак Иррейну.

– Раздевайся! – коротко кинул он.

– Зачем? – удивился эльф, впрочем, беспрекословно выполняя приказ.

– Да уж не за этим, не надейся! Или ты думаешь, что вот нам там все будут рады? Особенно эльфу и оборотню!

Менять внешность было несложно, и через минуту у низкорослых восточных коней неловко топтались два южных уроженца, поправляя на себе пеструю одежду.

– Вот тэперь савсем другое дело, да? Еще неделю-две не помоемся, и савсэм отлично будет! – подтвердил гортанным голосом один из них, вскакивая на свою лошадку, а другой молча пожал плечами, в недоумении оглядывая себя.

Кочевники беспрепятственно пересекали границы темных земель – все знали, что их вожди служат Инъямину, а юркие южане легко перетаскивают сведения и ценные грузы с места на место. Для уроженца северных и западных земель на лицо все они одинаковы и почти не запоминаются их имена: то ли Рашид прошел, то ли Шариф – кто их разберет?

Патруль остановил эту пару только один раз – и на ломаном северном наречии Тэрран пояснил, что, мол, отстали они с братом от каравана, животом маялись, а ждать их никто не стал и не будет ли столь любезен многоуважаемый орк-страж подсказать, в какую сторону ушел караван? Орк не заметил подвоха и объяснил «черномазым овцеводам», что их вонючий караван ушел ровно день назад, что если они успеют, то еще нагонят.

Им несказанно везло. То ли князь Тэрран обладал даром убеждения, то ли просто использовал чары, но следующим вечером они сидели около костра, жевали едва прожаренное мясо, запивая кислым вином, и слушали последние сплетни. Толстый купец кипятился, как вода в котелке, доказывая своему помощнику, что новой войны с эльфами не будет:

– Ты, Равшан, совсем идиот, да? С кем там теперь воевать? Эти псы трусливые даже своего князька отвоевать не пытаются! Через полгода получат уши от него, на этом все и успокоится! Мой брат в крепости работает, да! Он этого эльфа, как только его захватили, от ран выхаживал, да и еще вместо благодарности пинка получил! Эльф злющий как кошка, а трогать его не моги! Только ихние величества могут мол! Брат рассказывал, что какой-то клинок требовали у эльфа, мол, такой клинок, что только получи его – и весь мир твой! Представляешь, да? А эльф не сказал им, где меч, ну, и нацепили на него ошейник колдовской. Теперь мозгов совсем нет, одна шкурка, а снять никто не может, кроме повелителя. А братец Инъяминов, Нерги – слыхал ты про такого? ему-то все равно – думает эльф, не думает,,– тот его к себе увез, как наложника. Чего, мол, эльфа в цитадели держать, его то поместье в самой дыре находится, уж туда-то точно ни один эльф не пролезет. Так что никакой войны не будет: оттрахают эльфа да прибьют потом, вот и закончится все.

Тэрран сжал рукоять кинжала, спрятанного в складках одежды. Еще бы чуть-чуть, и он бы перерезал этому смертному скоту горло. Все гораздо хуже, чем может быть. Киано не просто заперт в темнице, он еще и безумен, и даже если они спасут его, то вряд ли исцелят. Вот почему сын не слышит зова – разум скован чарами, разбить которые не в силах никто. Наложник для Нерги – хотел ли я для тебя такой судьбы? Я хотел дать тебе корону и свободу, свободу выбора. Я не хотел решать за тебя. Но ведь мы толкнули тебя на этот поход, убедили тебя, что только ты сможешь принести спасение и прославить свою страну. А что теперь? Я обязан вызволить тебя из плена – безумного и истерзанного; даже если ты умрешь, то свободным. А Нерги пожалеет о том, что прикоснулся к тебе.

Хорошая, если конечно, ее можно было так назвать, новость была только одна – поместье Нерги неохраняемо. От кого его охранять – расположенное в самом сердце темных земель поместье недосягаемо для врагов. Им будет легко пробраться туда, просто попросить работы на кухне или сразу попробовать найти Киано. Вряд ли он скован – куда он убежит?

Тэрран немало знал о Нерги – им приходилось встречаться и в битвах и за пиршественным столом. Если привычки Нерги не изменились за эти века, то, скорее всего, Киано содержат как породистое домашнее животное. И рыжая сволочь заплатит за каждую ночь, проведенную с пленником. А пока они не добрались до поместья, Тэрран будет звать.

Иррейн не верил своим ушам. Эта грязная свинья врет – Киа не может быть ничьим рабом, это невозможно. Но тот, кто притронется к любимому – умрет.

Голову сводило болью, этой ночью рыжего эльфа не было. Тело тосковало по своему мучителю, а разум искал способ обмануть его, переступая через боль. Снова сны о степи, о лесе и зов, от которого мучительно тянет в груди.

– Кто ты? – Удалось протянуть нить; она режет кожу, врезается в голову, но ему удалось!

– Киа, что с тобой? Отзовись, – вскрик вожака.

– Убью его.

Он отозвался! Тэрран был готов петь. Он жив, он может владеть своим разумом, пусть плохо, но может. Но ему больно,– он ощущал это. Безумие.

Следующим утром Нерги получил неприятную весть. Братец Инъямин спешит проведать своего младшего родича и вечером изволит прибыть в поместье. Мало того, что придется оторваться от своего сладкого эльфа, так надо будет еще и показывать, как содержится пленник. А если брату захочется тоже? Слишком красив волк, слишком будоражит взгляд и душу. Сердце Нерги сжалось – никому, никому он не отдаст своего пленника. Даже властелину,– пусть светлый умрет, но ничьи руки больше не коснутся его. Он, Нерги, лучше ослушается приказа, чем расстанется со своей добычей. Ничего, он найдет, чего ответить брату.

– Ты специально выбрал эту дыру, чтобы до тебя было труднее добраться? – фыркнул Инъямин, стряхивая дорожную пыль с перчаток. – Я, слава властелину, завтра обратно, у тебя тут подохнуть можно. Кстати, об этом – ты эльфа еще не затрахал совсем? Полгода проживет?

– Ты недооцениваешь меня, братец! Ему даже нравится. Ты приехал проведать его? Ничего, он жив-здоров. Или ты тоже хочешь попробовать его?

– Тьфу на тебя! Я, знаешь ли, в отличие от тебя, брезгую. Впрочем, ни для чего иного он и не годится. Я даже догадываюсь, какая смерть его будет ждать. Половины сотни орков он вряд ли вынесет. но

Нерги передернуло.

– Тебе такое удовольствие доставит его смерть? По мне, он лучше живой. Почему бы не оставить его мне – тут он никуда не сбежит, а эльфам будет совсем хорошо, если они узнают, что их князь лежит подо мной.

– Мне наплевать на них! Я мечтаю видеть эту тварь мертвой. Мне сейчас нужно всего лишь отчитаться, что его не …. до дыр и что до казни он еще протянет. Я доволен, но оставаться в твоей берлоге не желаю! Харги мне рассказал, что тут происходит. Зачем ты поставил на этого ублюдка родовой знак?

Пленник не думал – он просто стоял, рассматривая лезвие клинка. Сталь. Острая. Можно убить. Провел пальцем по лезвию – кровь. Кровь – это хорошо. Значит, кровь рыжего такая же. Он убьет рыжего, убьет Нерги. Он послушает зов.

Дверь неслышно отворилась. Брови Нерги изумленно дрогнули – обнаженный пленник с его, Нерги, мечом, одним из клинков. Это выглядело бы возбуждающе, если бы не было столь неестественно.

– Брось, сладенький, иди ко мне! У меня есть кое-что получше. Ну?

Голос Нерги был ласков, но сам рыжий эльф был насторожен, словно дикий зверь, почуявший опасность. Так быть не должно, его игрушка обязана лежать в постели, покорно раскинув ноги. Или чары властелина и братца дали сбой? Невероятно.

Нерги внимательно смотрел в глаза пленнику. Абсолютно пустой изумрудный взгляд, без проблеска мысли – это не ошибка. Ошейник действует. Но что же тогда?

– Брось игрушку, малыш! – повторил он, – Не зли меня, или ты хочешь, чтобы я попортил твою нежную шкурку? Мне бы не хотелось этого делать! Или тебя изукрасить татуировками всего? Тебе мало твоего плечика? Надо напомнить, кто тут хозяин? Я сейчас отниму эту железку, а потом накажу тебя. Больно.