Текст книги "Найти дом (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

«Знаешь, я как-то тоже эту ногу ломал. По глупости. Как сейчас помню, Орин меня на пару недель в покое запер, наверно, чтобы подумал хорошенько».

«Что же за глупость такая была? Ты с кем-то поспорил?»

«Ага, сам с собой. Смогу я забыть, или нет? Не смог. Я, короче, только с первого похода вернулся, радостный, в Аркенар. Думаю, сейчас отдохну, Хагни потискаю, илисиэлевской стряпни поем. Куда там. Мы еще на подходе заметили стяги Имлара, а это точно значит, не жди хорошего. Распахиваю двери, а там – весь двор. Еду точно, значит, сожрали, а всех же развлечь надо, рассказать, что да как. Хорошо, дед все-таки отдохнуть дал. А там случилась такая вещь, что для моего оруженосца Ильме комнаты не нашлось, все дамы с господами заняли, дружине ночевать негде. Вот зачем я это рассказываю?»

«Ну, значит, ты хочешь это рассказать. Но если ты передумал, то давай спать».

«Ну надо же тебе что-то рассказать, чтобы ты не думал, что я холеный балованный принц. А то я вижу, как ты на меня с этими дровами смотрел. Ну вот, картина дальше. Я Ильме и велел остаться. Кровати для него не поставили, а моя широченная, хоть на ней со всеми восточными шлюхами кувыркайся, и еще места хватит. Ну, мы там разместились. Утром просыпаюсь от ора, вижу, родич мой светлый с перекошенным лицом стоит и смотрит. А такой момент – отец Ильме меня сильно недолюбливал, да и сейчас не в восторге, ну, и наговорил про меня. Хотел Ильме вернуть да в монастырь послать. А Имлар, видимо, всерьез все и воспринял – позабыл, видать. А тут мы с Ильме на этом ложе. И ничего, что между нами расстояния два хвата. Для Имлара и этого хватило. Я взъярился и сиганул в окно. Я тогда переживал все это, сейчас-то уже все равно. Зима стояла, а я неодетый в поле ринулся. Обернуться даже не могу – злость мешает. А какой-то козел там яму ловчую вырыл, да так и не засыпал. Ну, я туда и свернулся – сижу, весь злой, в кровище, нога в кости раздроблена – и думаю: «Топчись оно все вороным конем! И домой не вернусь, и тут делать нечего, видать судьба такая!». Уснул, хорошо так стало, даже волчий дух меня навестил, ну, и предок промыл мне мысли. Проснулся опять от ругани – Фиорин с Боргом меня нашли, вытащили. Не знали, кому ввалить: то ли мне за глупость, то ли Имлару, а то и Ильменасу. Ну, потом все утряслось, Имлар каяться приходил, Адолантэ смылся куда-то в поместье, Ильме при мне остался, а я сидел две седмицы в одной комнате. С тех пор научился под ноги смотреть и идиотов не слушать. Такова мораль сей басни, как говорят в книгах. Хотя тебе она не подходит. Не надо было мне коня гнать».

«Оставь, мы уже говорили об этом. Ничьей вины тут нет. Если так надо – поживем здесь. Знаешь, Киа, ничего так просто не делается, абсолютно, это я успел понять. Не мы ведем свою судьбу, а она нас. Может, тебе просто хотели дать урок? Например, о том, что не надо слушать лжецов? »

«Возможно, но он мне не понравился, можно было и попроще рассказать. Сейчас вспоминаю – смеюсь, а тогда все всерьез принимал. Ладно, хватит воспоминаний. Спокойной ночи».

Киано заснул почти сразу, а Иррейну не спалось – слишком взволновал рассказ. Подумать на Киано такое? И что же за тайну он хранит – разрезая ее на кусочки и доставая из своей души по капле? Но, может, он все-таки оттает?

Иррейн с нежностью посмотрел на спящего, прислушиваясь к легкому дыханию. Его радость спит, почти свернувшись в клубок под колючим одеялом; можно едва-едва, кончиком пальцев, дотронуться до черных кос, но не стоит. Он словно обманывает Киа. Зачем прикасаться без разрешения? Так очевидно, что Киа это не нравится: он вздрагивает под чужими руками, хотя и позволял за собой ухаживать во время болезни. Или это след плена – ведь он помнит, что вытворял с ним этот рыжий ублюдок, и теперь ему неприятны любые прикосновения. А то, что они вместе спят – Иррейн даже не обольщался. Киано нужно тепло, он ищет тепла, его не спасают одежды и огонь – его спасет живой жар. И неважно, кто его греет – деревенская ли девка или приморский эльф, лишь бы было тепло и живое дыхание. Или он ошибается?

Глава 4

В деревне им действительно пришлось задержаться, ибо погода не располагала к путешествиям, снег стаивал, мешаясь с грязью дорог, а с неба лили первые весенние дожди. Так что волей-неволей распутицу следовало переждать. Киано маялся от вынужденного безделья и внимания женского населения деревни, которым, впрочем, не обделен был и Иррейн. Единственным плюсом этого внимания были различные вкусности, которыми объедались оба эльфа, и новые иррейновы штаны, вышитые затейливым узором. В остальном же они не знали, куда деваться от девиц и скуки.

Наконец, когда погода начала налаживаться, Киано нашел занятие для обоих. Утром, после завтрака, он покопался в своем дорожном мешке и вытащил четыре меховых, набитых какой-то крупой мячика, скрепленных попарно веревочками. Подкинул их на ладони – проверяя тяжесть. Иррейн с удивлением наблюдал за ним, силясь понять, зачем волку эти смешные шарики.

– На!– Кинул Киано ему мячики, – лови!

Иррейн едва сумел подхватить игрушки.

– Что это и зачем это тебе?

– Это тебе вообще-то! – хитро улыбнулся Киано. – Тренироваться будешь.

– Жонглировать? Ты передумал насчет Границ, и мы прибьемся к бродячему цирку?

– Угу, если ты не научишься как следует владеть мечом. Я тут вспомнил, что на Границах нужно поединок выстоять против трех. Там, конечно, бойцы не ах, но и ты не силен. Я видел, как ты дома у нас занимался, я бы даже Ильменаса против тебя не поставил. Плохо, Ирне. Мне это не нравится, и я не уверен, что ты выстоишь против трех. Ты отличный лучник, лучше меня, но с клинком у тебя плохо.

Иррейн хотел возразить, и было чего возразить, но стоит ли отказываться? Только зачем эти меховые шарики?

– Ты мне не ответил на вопрос, Киа: зачем мне вот это?

– У вас не используют такую технику. На таких шариках на севере учат фехтовать детей. Ты ими отрабатываешь движения – туда, сюда, за спину,– учишься владеть руками. Я их давно таскаю с собой, Борг подарил. У тебя есть кое-какие навыки, я хочу их отточить. Я бы, конечно, погонял тебя с клинком, но раз ты ходишь плохо, то сиди, грейся на солнышке и крути. Дай сюда, смотри: нужно вот так, только сидя или стоя, как нравится.

Киано забрал у Иррейна шарики, и в его руках они ожили, превратившись в воздухе в мелькавших мохнатых птиц, они то едва соприкасались, то расходились, выписывая замысловатые фигуры, но Иррейн вскоре усмотрел, что фигуры повторяются, почти с точностью копируя друг друга.

– Вот так у тебя должно получаться, но не сразу. Сначала попробуй с одной парой вот это движение – оно у вас называется «двойное колесо».

Киано уцепил пару шариков за середину веревочки и сделал едва заметное движение запястьем, обрисовывая два соприкасающихся круга. Повторил еще несколько раз, а Иррейн заворожено смотрел на него, как ребенок на бродячего фокусника.

– Понял? Попробуй так же.

Иррейн подхватил свою пару так же, как ему показалось, за середину веревочки, мотнул рукой, но шарики, метнувшись было вверх, обвисли на веревочках, словно дохлые мыши. Попробовал еще – как бы повторить движение?

– Не так, – безжалостно отрезал Киано, – еще раз смотри.

В его руки мячики жили, вырисовывая круги.

– Просто поверни кисть, не пальцы, а запястье, пальцы неподвижны.

Безрезультатно, меховые птицы не хотели слушаться его. Киано вздохнул, опустился на корточки перед сидевшим Иррейном.

– Дай сюда руку, следи за мной!

Не дожидаясь ответа, он взял Иррейна за запястье, стараясь обхватить пальцами.

– Ну и лапы – не ухватишь!

Он поднял взгляд и встретился с Иррейновыми глазами. На мгновение ему показалось, что он окунулся в море, такими синими были эти глаза. Но только на мгновение, он опустил глаза, а на скулах выступил предательский румянец. Иррейн же затих, стараясь не вспугнуть чудо – прикосновение тонких, изящных пальцев к своей руке, открытый изумрудный взгляд.

– Ну вот, – Киано встряхнул с себя наваждение, – гляди. Все легко.

Незаметно для Иррейна он повернул запястье – легко и плавно, шарики взмыли в вверх и очертили круги.

– Покажи еще раз, слишком быстро, – попросил он.

– Последний раз, Ирне – это просто.

Пальцы крепче ухватили запястье – слишком широкое, чтобы сомкнуться на нем. И Иррейн уже не отрывал взгляда – нельзя просить чудо остаться навсегда.

Все получилось. Киано убрал руку, и Иррейн понял, что от него требуется – всего лишь легкий поворот запястья, и шарики стали покорны.

– Вот так. Ну, ты тут тренируйся, как почувствуешь себя уверенно, бери вторую пару. Я вернусь – проверю! Пойду, до нашей хозяйки дойду, у нас скоро жрать будет нечего. А через три дня поедем – я вижу, ты уже стоишь хорошо, тоже надо запастись.

Иррейн удивлялся – после отъезда из Логова у Киано проснулся дикий аппетит, словно его не кормили год. Киа постоянно что-то грыз, а за обедом его было не остановить. Неясно, правда, куда все девалось – внешне волк был таким же тощим, как и после плена. А сейчас было ясно, зачем он направился к щедрой крестьянке, завтрак был закончен, запасы иссякли, а есть наверняка хотелось по-прежнему.

Действительно, пора ехать – они задержались в этой деревне. Ирне уже сносно ходит, хотя тренировать его нельзя. Ну почему Киа только сейчас вспомнил об этом? Почему думает только о себе? Пусть Ирне гораздо выше и крепче его, но как боец он намного слабее. Не самый плохой среди эльфов, но и не из лучших. Им нужно уметь защищаться и нападать обоим. Своему искусству Киано учился годы: сначала у Сигмара, освоив основные навыки, а потом у Борга – оттачивая мастерство и совершенствуясь. Он не успеет так же обучить Иррейна – нет времени, да и учитель их него не такой терпеливый, как Борг. Киано уже пытался учить молодых эльфов, но из этой затеи ничего не вышло – государь быстро раздражался и срывался на неподобающие ему речи. Только с сыновьями было по-другому: он собственноручно выточил для Сэльве и Нэльве тренировочные клинки и был рад провести любую свободную минуту со своими малышами. Нэльве принимал эти уроки как неизбежность, и спрос с него был меньше, а Сэльве был искренне счастлив. Но где сейчас те времена? – все оборвалось, осталось в том огромном зале, где на него одели ошейник.

Киано после плена приобрел странную привычку и, сколько его не одергивали родичи, беспрестанно касался шеи – словно проверяя, нет ли там черной полоски.

Он незаметно дошел до двора тетки Нарайны – так звали хлебосольную хозяйку. Странно, что в этой нищей на вид деревне был такой щедрый дом. Хотя, впрочем, и платил он немало. В деньгах они пока с Иррейном не нуждались – Киано захватил достаточно из Аркенара, до Границ им должно хватить, а там они посмотрят, можно ли выжить на жалование.

– О, пришел! Ну, проходи! Не стой на пороге, – встретила его Нарайна, – я слышала, вы уже в путь собираетесь! Ты не волнуйся, мы вам хорошей провизии соберем – до Ланки хватит и еще останется.

– Вот это вряд ли, тетка Нарайна, – улыбнулся он, – от твоей стряпни оторваться невозможно, нам бы с ней до соседней деревни протянуть. Да и до отъезда бы нам надо чего-то.

– Товарищ-то твой чего не заходит? – Нарайна уже была знакома с Иррейном, – неужто варежки не понравились?

Одна из ее дочерей пришла как-то на двор к Камису, якобы занести кувшин с киселем, да так и стала захаживать каждый вечер, а вчера принесла варежки из белой шерсти, протянула Иррейну. И что удивительно – впору варежки оказались.

– Он их даже ночью не снимал. Это он не со зла, хозяйка, – Киано потянулся за вторым горячим пирожком, – я ему заделье оставил. Пускай работает.

– Так ты, понимаю, главный у вас, – пододвинула Нарайна миску поближе, – вы, наверно, и дворяне какие?

– Да, Ирне из известного приморского рода, – с чистым сердцем ответил Киано, – а так мы равны. Просто ему нужно научиться кое-чему, и он остался дома, вечером вроде зайдет, дочку твою поблагодарит. Знатные варежки.

– Да Вилка и твои довязывает, это за полдня можно: ручка-то как у ребенка.

Хозяйка снова начала спрашивать его о новостях на белом свете, Киано казалось, что деревенские жители вытрясли из него все что можно, вплоть до инициации Хальви и женитьбе племянника государя Вазада. Про свой же собственный поход ему пришлось сочинить целую сагу, якобы услышанную от заезжего эльфа. Эльф этот заезжий, прямо скажем, недолюбливал бывшего государя Киано, и посему сага вышла злой на слова. И теперь Киано думал, какие же сплетни ему еще рассказать? Они с Иррейном уедут, а крестьянам будет что обсудить – гости тут редкость.

Он прихлебывал ароматный отвар, очаровательно улыбаясь дочкам Нарайны и рассказывая какую-то древнюю историю из эльфийских книг: о том, как две эльфийки не могли поделить одного воина. История была до крайней степени пафосной и трагической, и на ее примере матери поучали дочерей, как не надо вести себя с мужчиной. Девушки же слушали внимательно, ловя каждое слово и переживая за древних аристократок до слез.

– И она пошла набрать воды, расстроившись, что он выбрал не ее, думая, как же отомстить сопернице. Боялась, что не успеет, – Киано рассказывал нарочно медленно, заостряя внимание на самых душераздирающих деталях, но закончить историю ему так не удалось.

Приступ. Их так давно не было, что он успел потерять бдительность, забыть, что проклятье стережет его неотступно. Киано согнуло молниеносно, он едва успел отставить кружку с кипятком, как обруч сжал его виски – он еще что-то слышал, встревоженные голоса вокруг; его подхватили, запрокидывая голову. Потом потерял сознание.

Очнулся он в верхней горнице, в мягкой кровати, заваленный одеялами. На лбу лежало холодное полотенце, а рядом на столике миска с наколотым льдом. Был вечер – окно было темным, горела лучина в маленьком поставце. Он застонал от боли в висках – приступ был сильным; кто-то метнулся к нему:

– Киа!

Иррейн… зачем он тут?

– Я в порядке, где я?

– Киа, как ты себя чувствуешь? – Иррейн был взволнован, – я почувствовал, но не успел дойти, прости. Ты у Нарайны, в горнице.

– Я нормально, голова кружится… тут есть вода?

– Какой «нормально», молчал бы лучше! – Сварливый старушечий голос из угла, – а ты, белобрысый, иди домой поздорову! Завтра получишь своего Киа. Из угла раздалось шарканье, Киано приподнял голову и увидел старуху, древнюю настолько, что он сам себе показался беспомощным новорожденным щенком.

– Ты кто, старейшая?

– Какая тебе разница, эльф? Если бы не бабка Луна, ты бы не оклемался, не успел твой полюбовник. Да не красней ты так, – обратилась она к Иррейну, – один трясется за другого, как за девку. Иди уже, домой. Завтра встретитесь, вишь, слабый он еще. Да поговорить нам надо. Не для твоих ушей слова. Не съем я его, тощий слишком.

– Спасибо тебе, бабка Луна, – догадался Иррейн.

– Как стемнеет, поблагодаришь, давно я таких ладных парней у себя не видела!

– Ирне, – Киано чуял в бабке не просто людскую старуху, а магиню. – Извини меня, пожалуйста, я действительно, наверно, останусь тут, хорошо? Завтра вернусь, посмотрю, чему ты научился.

Иррейн молча ушел.

– И кто же тебя так ненавидит-то, милок? Заговор на тебя сильный положили. – Если бы каждый, кто меня ненавидит, клал бы заговор, я бы сдох еще до рождения.

– Ты не злись, я спрашиваю, откуда наговор! Или ты всю жизнь хочешь мучаться с ним? Чего тогда сам не снимешь? Силенок нету?

– Нету, – признался Киа, – я в плену был, подрастерял все. Вот потихоньку восстанавливаюсь.

– Восстанавливается он! Да уж, знаки от Нерги никому так просто не даются. Эта дрянь тебя рано или поздно убьет, эльф.

Киано прошиб пот. Откуда она знает про Нерги? Ох, как непроста эта бабка Луна, непроста!

– Ты кто такая? – Спросил он, – Ведьма?

– Не ведьма, милок, но кое-что знаю в этой жизни. Видела я таких, как ты, только не полукровок. Но если ты на плен думаешь с наговором, то зря. Не там ищешь. Под носом у себя гляди – кому насолил ты?

– Ты хочешь сказать, что эльфийские да волчьи маги не разглядели проклятия, а ты нашла? Может, мне написать письмо их государю – чтобы их тобой заменили?

– Не откажусь. Прохвосты твои маги, или глядели не туда – все, небось, думали, что ты с плена принес. Да на тьму и смотрели. Слишком умные, простого наговора не нашли. С плена тебе и так хватило – вовек не расхлебать. А тут просто все – кто-то из своих решил добить тебя.

– Ну так что там, не томи?! – Попросил Киано.

– Ишь ты, молодой-шустрый. Послушай сначала, а потом беги. От зависти или от ненависти этот наговор. «Чтоб тебе сдохнуть в корчах!» – слыхал такие слова? Про тебя были сказаны да облечены в проклятье. Вот ты и мучаешься, как недруг твой про тебя вспоминает. Захочет – весь день тебе посвятит, а может, и раз в год вспомнит.

– И что теперь делать?

– Да ничего… Надейся на то, что забудет он про тебя, да вряд ли это. Уж больно ты ненавистен ему.

-А ты можешь снять проклятье? Раз уж нашла?

– Я – нет, а ты сможешь, или тот, кто проклял тебя. Даже этот твой Иррейн не сможет – не под силу ему, хотя в беде он тебя не оставит. Если я там правильно все поняла, то пока не ты не вернешь потери, не будет тебе покою.

– Смешно… Если бы я мог вернуть все свои потери, я бы головы не пожалел. Это иголка в сене, Луна.

– Я уж не знаю, но прочла так. А решать тебе, эльф. Ты всю жизнь прожить можешь, но, а вдруг тебя на ратном поле прихватит?

– Значит такова судьба. – У Киано снова застучало в висках, и все что хотелось – это погасить свет и зарыться поглубже в теплое одеяло.

– Легко ты решил сдаться! В плену, что ли, жить надоело? Ну ладно, пошла я. Спи давай, а то дружок там твой извелся. Прилетел – едва тебя срубило, как только докостылял-то! Как чуял! Ладно, пойду я.

– Спасибо, Луна!

– Чего уж там, приходи, как стемнеет! – повторила бабка присказку и закрыла дверь.

Вот, значит, как. Киано поворочался, устраиваясь поудобнее в мягкой перине. Свои, значит, прокляли… кому же он не угодил? Первый приступ случился с ним, едва его привезли в Аркенар, даже тогда, когда он только-только начал вставать. Кто же заходил к нему? Фиорин, отец, Иррейн, лекари. Лекари! Среди них тот, чей сын был в войске Киано. Юноша не вернулся. Как все просто, великий волк! Как все просто… Маэон, Мейлин перерыли все Грани, отыскивая обидчика, а он был рядом. Интересно, о чем он думал, исцеляя раны Киа, заботясь о почти беспомощном тогда еще государе? Так просто отомстить – но почему бы не убить? Легко было бы все списать на смерть от ран. Ничего, там, в сером мире, все будут равны.

Киано проснулся рано утром, потянулся всем телом, не открывая глаз, ощущая, как играет кровь – зелье бабки Луны было поистине чудодейственным. Потом замер, наслаждаясь чистой постелью, подушкой, пахнущей можжевельником, мягкой периной и ласковым весенним утром. Почуял рядом чье-то тепло – неужто Иррейн остался с ним? Нет, это не Иррейн: рядом с ним спала девушка, одна из нарайновых дочек,– он даже не помнил ее имени. Хорошо-то как, создатель! Ведь можно так жить, как нормальный эльф – жениться, спать в теплой постели с женой, родить детей, заниматься любимым делом, в красивом и уютном доме. «Да? – спросил его внутренний голос. – Тогда почему ты сбежал? Ты мог бы жить в Аркенаре, уехать из Столицы, со временем – жениться заново, вести беззаботную жизнь, свалив все на Фиорина! А? Или жить в Логове – выполняя легкие и приятные обязанности, окруженный родичами и заботой? Завел бы себе женку из смертных – Тэрран бы еще внукам порадовался. Так нет, понесло же: по грязи, непонятно куда, в компании с полоумным мертвецом, который глядит на тебя, как голодный на кусок хлеба! А, принц? Что ты на это скажешь?»

– Заткнись! – Вслух.

Девушка проснулась, открыла сонные глаза, посмотрев на волка. И Киано почувствовал нежную ладошку у себя в паху. Ну, пусть будет так.

Он пришел домой к полудню, ибо потом снова заснул, а тетка Нарайна не хотела отпускать его без завтрака и, таки, связанных варежек. Киано распрощался с хозяйкой и ее дочкой, которая хитро поглядывала на него. Бабка Луна остановила его в сенях, сунув в руки крепко запечатанную бутыль:

-Вот, держи, пить надо на ночь – в горячем глоток раствори. Хоть не спасет, но все легче будет! И хорошенько подумай, государь!

Наконец-то вернулся. Иррейн мог выдохнуть облегченно, бессонная ночь закончилась хорошо. Всю ночь он просидел на крыльце, вертя тренировочные шарики, не в силах уснуть. Сколько же можно? Эти приступы могут убить его Киа, и вдруг проклятая ведьма что-то сотворит с ним? Уж больно шустро она выставила его прочь, и не ее собачье дело, любовники они или нет… как только пронюхала? Киа долго нет – неужто ему легче не стало? Иррейн был готов мчаться, невзирая на перелом – лишь бы помочь Киа, да не велено было ему пока у Нарайны появляться. Разум, чуявший, что с Киано все в порядке, велел ему успокоиться, а сердце билось – боясь за любимого.

От Киано пахнет женщиной, удовлетворением. Он спит, ест и совокупляется. И лишь ему, Иррейну, достаются жалкие крохи внимания принца. Он не испытывал обиды – ему было страшно. Сколько они еще пробудут вместе? Хотя нет, была ревность. Этим смертным женщинам позволено касаться сокровища двух рас – они могут гладить чудную кожу, играться волосами, целовать алые губы и чувствовать в себе Киа. А Иррейну снова достанется роль живой грелки. Как же хотелось вчера взять эту тонкую руку, поцеловать ее, вдохнуть чудный полынный запах кожи, ощутить в пальцах хрупкость этой кисти. Прости меня, Киано, я не обижен, я все равно не смогу без тебя. Ты предупреждал – я согласился,– какие могут быть обиды, сердце мое? Я живу для тебя, и даже если ты прикажешь держать свечу, я сделаю это. У меня больше нет гордости и жизни, я живу тобой. Но почему так горько?

– Ну, покажи, что получилось? – Киано весел.

Шарики были покорны – перелетая в руках, как послушные ручные птицы.

– Здорово! Я гораздо дольше мучился, даже Сигмара вывел из себя, он уже не знал, как объяснить.

– Кто такой Сигмар? – Лишь бы не скользнула горечь в голос. Бесполезно.

– Сигмар? – Киано подозрительно замялся, – наставник мой первый. Я тебе как-нибудь расскажу. Ирне, прости меня, пожалуйста, за вчерашнее. Я не должен был ей разрешать гнать тебя. Ты беспокоился за меня, что у тебя с ногой? Тебе нельзя пока так много ходить.

– Завтра можно ехать, я вполне хорошо хожу. Киа, а как мне за тебя не беспокоиться? Я же чувствую тебя, – меня тут тряхнуло так, что я понесся как здоровый. Ты был без сознания, а эти дуры не знают, что делать, одна ведьма только сообразила. Кстати, если не секрет, что она тебе сказала?

– Не секрет, – усмехнулся Киано, усмешка вышла кривой, – она не ведьма, она магичка, причем сильная. Что она тут делает, ума не приложу, но бабка непроста. Если вернусь домой – я найду, чем подколоть Майо и Мейлина. Ну, надо же, они на Гранях у каждого демона в заднице проверили – почему же у меня башка болит? А оно все просто, я мог бы сам догадаться, если бы умел думать.

– Ну что там? Киа, кто это сделал?

– Это наговор, Ирне, – Киано присел на пенек, поднял голову, глядя снизу вверх, – просто наговор. Из серии – «чтоб ты сдох!». Ты помнишь, когда у меня это началось? Когда я еще под себя после плена ходил. Возле меня были ты, отец, Фио и лекари. Целая толпа костоправов, знахарей и целителей. Чем меня только не пичкали. Так вот, руки Эрмиэна смешивали для меня травы с молоком и медом, а на языке был яд. Его сын был в отряде Нарнила. Я вернулся, а он нет. Мало кто не вернулся, а он был в этом числе. Несчастливая судьба, как моя. Я могу понять – но ему было проще и милосердней меня убить. Никто не подумал бы на целителей. А теперь мне мучиться. Ирне, знаешь, это очень больно: словно мне сверло в мозги загоняют и наизнанку нутро выворачивают.

– Чтобы ему обосраться на месте! – в сердцах сплюнул Иррейн, опустился на корточки, чтобы быть на одном уровне с Киано, – вот же сука! И что, нельзя ничего поделать, так и терпеть? Снять можно?

– Можно, только как? Луна сказала – терпеть, пока не верну потери. Какой, Ирне? Я столько потерял, я не могу возвратить ему сына. Я бы не то чтобы голову, я все бы отдал – чтобы своих сыновей вернуть. Что же я могу сделать? Ирне, может, ты знаешь?

Иррейн замолчал. Киано отдал бы и его – сыновья для него дороже всего. Наверно, чудные были мальчишки. Да он бы и сам согласился – лишь бы был счастлив Киа. Иррейну жизнь все равно не в радость – а еще горше видеть, как мучается сердце Киа.

– Я не знаю, сердечко мое. Я могу только сказать – может, что-то будет завтра? Жизнь долгая, может, найдем отгадку? А если нет – я сам из него вытрясу все.

Иррейн взял обе кисти Киано в ладони, легко сжимая, и тот не отнял рук, не дернулся, как бывало обычно. Взгляд волка был отсутствующим. Иррейн прикоснулся к ладоням всем лицом, вдыхая запах кожи, стараясь отдать свои чувства, открыть себя – Киа нужны тепло и надежда, ему надо верить. И спокойствие.

Они так и сидели молча. Беловолосый эльф, держа чужие руки в своих и закрыв их лицом, и оборотень, с расслабленно прикрытыми глазами.

Они уехали следующим вечером, вдвоем на одном коне, с седельными сумками, набитыми вкуснейшей снедью тетки Нарайны. До Ланки оставалось три дня пути.

В одном из белоснежных дворцов светлой Столицы Запада, в том, в котором размещался лекарский корпус, сидели несколько эльфов-целителей, неспешно ведя беседу о новых травах, найденных на гномских взгорьях. Вдруг один из эльфов странно дернулся, а остальные фыркнули и вылетели из покоя, зажав носы. Травник Эрмиэн остался в одиночестве, пытаясь понять, как это могло с ним произойти. О бывшем государе Киано и его друге-приморце в этот позорный момент он даже не вспомнил.

5 глава

Утро было невероятно теплым, снег уже почти стаял под весенним солнцем, и кое-где, среди прошлогодней, пожухлой травы виднелась новая, зеленая свежая травка. Они остановились на глухой лесной поляне, недалеко от речки, тихой и забытой даже обитателями этих мест. До Ланки оставалось полтора дня пути, и завтра вечером они будут там, остановятся в хорошей гостинице, помоются в теплой воде и решат, куда же им ехать дальше. С такими приятными мыслями Иррейн встречал рассвет нового дня. Он уже проснулся, но не спешил вставать, наслаждаясь ясным утром и солнцем, Киано же спал, укрывшись своим плащом, перетянув на себя иррейнов и общее одеяло. Он прижался к Иррейну, стараясь не потерять ни крохи тепла, уткнувшись лицом в грудь, и эльфу достался волшебный запах волос, полынный и едва пряный; если прикоснуться губами, незаметно – можно ощутить их мягкость. Грудь ловит чужое легкое дыхание, и если чуть-чуть наклонить голову, можно увидеть лицо Киа, расслабленное и спокойное, чуть разомкнутые губы. Иррейн вспомнил: когда Киано только-только привезли в Аркенар, после плена он спал не так. Даже во сне он был напряжен и готов к броску, как змея. Сон его был беспокоен, тревожен, и не раз те, кто сторожил государя в покоях, вздрагивали от стона или сдавленного крика. Сейчас же все не так: мягкое, умилительное во сне лицо молодого эльфа. Интересно: наверно, там, у Нарайны, он спал так же. Может быть, лучше для путника – теплая и чистая постель, женщина, вкусный завтрак. Киано нужно тепло, нужен дом, нужна семья и уют. А он противоречит сам себе. Что из этого может дать ему Иррейн?

Дом у него был – роскошное поместье на краю эльфийских земель, выделенное отцом непочтительному сыну. Слишком далекое от столицы и неухоженное, чтобы жить там семьей, но угрюмому Иррейну оно было в самый раз. Беломраморный небольшой дворец, в котором жили несколько слуг; конюшня, небольшая рощица и озеро неподалеку. Он жил там один, наслаждаясь покоем и одиночеством, проживая свою бессмертную, как ему казалось, жизнь. Отданный отцом меч Запада спокойно лежал себе в оружейной. Покой был нарушен принцем Киано, разбившим своей улыбкой всю его жизнь. После этой встречи было не мило все: дом, казавшийся ему раньше самым уютным на свете, поля, которые он любил объезжать в одиночестве... Он не решился идти к принцу с признанием,– слишком это было смешно и неловко.

Иррейн думал, что наваждение спадет, если он уедет. Он нанялся на один из торговых кораблей, пересек моря и попал в человеческие земли. Разнообразие людской жизни в портовом городе потрясло его – чего тут только не было: наемники, торговцы, те, кто продавал собственное тело, мастера, солдаты и прочее. Он остался в этом городе, стремясь познать все, чем жили люди, и забыть свою жизнь в эльфьих землях, но это не помогло. Он начал скитаться – от города к городу, где-то селясь надолго, заводя легкие романы, а где-то оставаясь на одну ночь. Но внук князя Имлара стал его проклятьем – невозможно было сомкнуть глаз, чтобы не увидеть тонкий профиль и изумрудные глаза.

В людских землях ловить было больше нечего, и он решил вернуться, может, годы изменят принца? Дома его ожидали вести: из просто внука Имлара Кианоайре превратился в наследника трона, над которым боялись дышать, и стал еще прекраснее. Иррейн едва навестил дом и рванул в столицу – нельзя было больше терпеть. Будь что будет – он скажет принцу все, что думает!

Киано даже не отверг его, он испугался. Вот почему больше всего недоумевал Иррейн: чем его признание так оттолкнуло принца? Он не слышал о том, чтобы мужчины докучали светлому Кианойаре, только о девах. Что принц мог об этом знать? Ничего.

Дальнейшее Иррейн помнил, как в тумане – отказ его даже не ошеломил, убил. Дальше было жить незачем – сколько еще мучиться? Или бегать за принцем, как докучливая собачонка? Он поехал на первую же границу.

Итак, все-таки он думал о доме и, как всегда, увлекся. Он столько раз представлял себе, как пригласит Киано в поместье – в свой собственный дом, который он будет счастлив разделить с любимым. Но так и не довелось – ни ему самому побывать там после возвращения, ни привезти туда Киа.

Киано недовольно и сонно заворчал – видимо, настеленное в темноте ложе из сосновых веток кололо нежную кожу. Он придвинулся поближе к Иррейну, даже и не думая просыпаться; Иррейн перехватил его поудобнее рукой.

Восхитительно. Ему нечего жаловаться на судьбу. Подаренная вторая жизнь, и разве он мог надеяться раньше, что Киано будет спать вот так – с ним, под одним одеялом, касаясь носом груди в полурасстегнутой рубахе эльфа? Они вдвоем в этом лесу, слышно только фырканье Сердца Ветра и шум деревьев. Жаль только, что спать приходится в одежде – еще прохладно. А как было бы хорошо прижаться друг к другу, касаясь обнаженных плеч и рук…

Стоп. О чем он думает? Только от мысли о раздетом Киано у Иррейна мучительно заныло внизу живота. Да что же это? Эльф дернулся, инстинктивно отодвигаясь, и стараясь совладать с собой и своим желанием. Никогда. Никогда этого не будет, забудь, Ирне. Но нытье внутри не прекращалось и лежать рядом с доверчиво прильнувшим к нему Киа было невыносимо. Слишком близко желанное, и трудно сдержаться.