Текст книги "Найти дом (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– Твоими молитвами, тварь Инъямин. Чего это ты мне на отдельные покои расщедрился? – Киано решил сохранить прежний тон общения с темным князем, принятый им еще на памятном совете в Гранин.

– Чтобы ты не подох раньше времени, волк, и не подох быстро и безболезненно. – Инъямин пропустил «тварь» мимо ушей.

– Жаль, я бы, может, постарался стонать погромче, если бы ты попросил. А теперь извини, но пока помирать я не намерен.

– А я и не дам, правда, Нерги? – Инъямин обратился к брату, и Киано наконец-то мог рассмотреть того, с кем недавно сражался.

Нерги был необычайно высок, наверно Киано едва бы достал ему до груди, кареглаз, с золотыми искрами в странно узких для эльфа глазах, вытянутых к вискам, волосы его были необычайного цвета – яркой красной меди, переливчатые в темную рыжину и доставали до пояса, спускаясь волнами,– острые скулы. Кожа была едва-едва смуглой, как будто он загорал на солнце. Одежда тоже была ярче, чем у брата – бордовые и коричневые цвета. Пожалуй, не то, что красив, но необычен точно, отличаясь от классического канона эльфийской красоты.

Нерги, однако, не поддержал брата, разглядывая пленника. Киано поймал его взгляд, спокойно-любопытный: так разглядывают необычного зверя, наблюдая за его поведением и повадкой.

– Я буду тебя пытать, волк, сам. Пока ты не скажешь мне все, что я захочу узнать.

– Что, вы настолько обеднели, что нет средств нанять мастеров, или это тебя возбуждает?

– Мне просто хочется с тобой поговорить, волк.

– Вас вроде двое, или мне кажется? Вот и поговорите, а я хочу спать. Закройте дверь с той стороны.

– На том свете выспишься, волк! У нас есть к тебе один важный вопрос, и мы вытрясем из тебя ответ на него. А если не мы – то сам властелин.

– Какая честь! Просто всю жизнь мечтал увидеть! Однако вы мне льстите, сколько персон по мою скромную душу! Что же вас так интересует?

– Твой клинок. Так называемый меч Запада. Все просто, волк. Мы тебе – твою поганую жизнь, а ты нам – обрубок железа и свой ключ к нему.

– А мои воины?

– Что твои воины? – поднял бровь Инъямин.

– Здесь находятся трое моих воинов.

–Ааааа! Ты про этих! Ну ладно, пойдут тебе в довесок, и все.

– И все? Ну тогда не беспокой меня по пустякам, …тебе в зад, а не клинок. Этой мой первый и единственный ответ.

– Ты так уверен в этом, волк? Или ты все-таки эльф? Я думаю, что после того, как ты встанешь на ноги и увидишь мои подвалы, ты запоешь по-другому.

– Ты еще и думаешь,– удивительно! Ну-ну, посмотрим, что ты мне потом предложишь. Я намерен хорошенько поторговаться.

– Я тебя предупредил, волк.

Больше им разговаривать было не о чем, и Нерги с Инъямином ушли, причем последний едва сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью.

– Я ему покажу «клинок в задницу»! Наглая маленькая тварь! Я его пущу по кругу между орками и пока у него не будет занят рот, он мне все расскажет! – Инъямин бесился в своих покоях, а Нерги лишь недоуменно пожимал плечами.

Так значит, вот как выглядит первый мечник Запада, этот невысокий тощий эльф, лучший мастер. И странно поверить тому, что хрупкий, изящный, больше похожий на восточного наложника мальчишка – государь Запада, прославленный государь Запада. Эльфы – дураки, они всегда были падки на красивое личико, а волк хорош собой, тут не поспоришь с менестрелями. И даже в камере, грязный, покрытый кровью и синяками – он был похож на гордого зверя, попавшего в клетку с полудохлыми крысами. Но зубки он показал. Даже его братец растерялся. Нерги было откровенно наплевать на меч Запада, его лишь интересовало – действительно ли эльф устоит перед пытками и ужасами плена? Или это лишь пустые слова гордости пленника, у которого больше ничего не осталось? Если выстоит – тогда, он, Нерги будет еще больше гордиться тем, что пленил западного государя. Стойкость врага всегда красит славу его противника.

Хорош братец! Инъямин швырнул в стену хрустальный бокал, стекло рассыпалось искрами. Две радости в жизни – повоевать и совокупиться. Все равно с кем, лишь бы нравилось. Правду говорят при дворе – Нерги думает мечом и головкой. Вон как пялился на волка. А мог бы и поддержать своего брата-государя,– слишком уж наглый оборотень язык свой распустил. Ничего, посмотрим, как он в пыточной орать будет. И уж тогда похотливому братцу совсем не понравится то, что останется от полукровки.

– Откуда ты взялся, эльф?! – старый трактирщик-гном поставил перед Иррейном стакан с вином и жареное мясо. – Ты разве не знаешь, что у вас война? Что ваш князь увел за собой в поход войско, мой внук тоже в этом войске, а значит эльфы победят темных! Да чтобы с моим внуком – да не победили? Быть того не может.

Но Иррейн уже не слушал гнома – новость ошеломила его. Киано ушел воевать, Имлар отправил еще одного родича на верную смерть! Он отослал Киано. Тот смущенный сверкающе юный мальчик, которого он запомнил, ведет войско на черную твердыню.

– Да и князь ваш не таков, за ним столько славных дел вьется, что я уж песен наслушался. У меня лучшие менестрели поют, послушай вечером, эльф. Всем ваш Киано славен – делами, красой и мужеством. Уж такой-то точно победит, – гном продолжал свой монолог.

Вот значит как. Это он, Иррейн, отстал, утратил время среди мертвых. А мальчик вырос и превратился в славного мужчину.

– Только уж судьба больно несчастливая у него. Чего он в этот-то поход пошел, знаешь?

– Расскажи. – откликнулся приморец.

– Семья его погибла. Он женился на северной красавице, да, ходят слухи, не любили они друг друга, но двое детей было. Близнецы-мальчишки, все в отца да мать. Такими сыновьями гордиться можно. А тут вздумалось королевне север свой навестить, отца-мать повидать, осенью и поехала. Дурная баба, кто же осенью на север-то несется? Да и князь ваш отпустил ее зря. Погрузили они сундуки с богатством, сыновей он обнял, да так больше и не увидел. Буря случилась, едва им до дома чуть-чуть оставалось. Кианоайре так убивался, что эльфы уж готовились и его хоронить. А весной в поход этот пошел, видать, места себе найти от тоски не мог.

Сейчас Иррейн мог пожелать себе только смерти и если бы не знал, что это такое, так бы и случилось. Что себе представляли боги, когда вложили в него эту больную любовь? Почему они не спросили себя – зачем он нужен Киано? Как он полезет в чужую поломанную жизнь? Его обрекли на страшную муку – желать невозможного. Биться бессонными ночами в молитвах, спрашивая, чем он так провинился, что назначено такое наказание? В какие игры играют боги?

У Киа своя жизнь, свое сплетенное полотно событий и поступков, а Иррейну надлежит взрезать эту ткань и вплести туда свою нить? И что ему теперь делать – ждать государя или пытаться нагнать войско?

– Скажи, любезный, а давно началась война?

– Давно, эльф,– весна уж минула, лето скоро совсем разгорится. Как раз дойти должны.

Значит, нет смысла догонять Киано, надо ехать в столицу, да и сколько Иррейн еще протянет поденной работой и мелким грабежом, пока его не повесят? Интересно, что скажут родичи, увидев его снова в мире живых, и те, кто закрывал глаза ему мертвому? И что скажет Киано? У него нет выбора, он прикован к волку и если тот выгонит его, Иррейну придется сидеть под дверьми. Лучшим вариантом будет смерть от руки любимого. И Иррейн решил ехать в столицу. Если придут вести – они придут туда.

Глава 8

Войско вернулось в Столицу быстрее, чем шло к границам темных земель. Возглавил его единственный уцелевший из приближенных полководцев Киано, лорд Адолантэ. Северяне, получив оговоренную плату, уехали, гномы тоже, а эльфы возвратились в Столицу, пряча глаза от стыда. Они потеряли своего князя.

Фиорин и Имлар были в шоке, и если бывший князь вообще не знал, что теперь делать без внука, пребывал в растерянности и недоумении, то Фиорину пришлось собраться, ибо нужно было отстоять корону. Киано в плену, раз он не мертв, то, значит, он еще князь. Князь, поручивший ему хранить венец и вести дела в его отсутствии. Документально это было подтверждено, эту доверенность Фиорин предъявил собранию Лордов, среди которых были и старые недруги Киано.

– Мы все будем ждать возвращения государя и надеяться на то, что он останется жив. Он не простой воин, и его смерть не останется неизвестной для нас. Напротив, темные силы постараются устроить представление, и мы должны приложить все усилия, чтобы вызволить Кианойаре из беды. А скорее всего они будут торговаться за его жизнь, и у нас есть пока срок, чтобы подумать и понять, чем мы можем помочь ему.

Иррейн слушал его, кипя от ярости – эта бумажная крыса еще и рассуждает. О чем можно думать, когда Киа в плену! И как посмело войско вернуться без него? Он вспомнил свой разговор с Фиорином, когда пришел в Столицу.

Он не раз возблагодарил богов за то, что в той жизни в столице появился редко и его мало кто знал, но его появление произвело все-таки так ненужный ему шум. Его узнали воины, с которыми он был в последнем походе, и сложно ему было солгать, зачем его вернули в мир живых. Но не ему и не другим судить о решениях богов. А спрашивать «что там, за пределами» было неэтично, и его, в конце концов, оставили в покое. Но Фиорин его допросил с пристрастием, ибо скрыть от него свои цели Иррейну было невозможно.

– Не скажу, что рад тебя видеть! Неужто ты и там достал всех? – так поприветствовал Иррейна исполняющий обязанности государя.

– Можно сказать и так. Я хочу увидеть Киано, у меня нет другого пути.

– Дела творятся на этом свете! Неужто я дожил до этого позора?! Величайшие герои пребывают в мире мертвых, а какого-то мужеложца эльфа вытряхнули из того мира! Ты там ни к кому не домогался? Ты вообще подумал, как ты Киано в глаза-то посмотришь, когда он вернется?

– В его воле убить меня снова. У меня будет оправдание в том мире. Если он прогонит меня, это будет хуже – я просто буду следовать за ним как пес. Я не могу без него, ты понимаешь?

– Нет! Я не понимаю! Боги забрали у него детей и женщину, а взамен выплюнули тебя! На кой…ему такая замена? Слишком неравноценно. Впрочем, решать все равно ему. А ты раз приперся, давай работать. Поместье тебе твое вернут. Кому эта дыра нужна? Даже твои родичи, по-моему, туда не доехали.

Больше Инъямин и Нерги не приходили. И даже надоедливого Гилани заменила молчаливая пожилая толстая женщина, которая обращалась с ним как с вещью. Он все еще был беспомощен – рука не двигалась, а вставать он едва-едва начал. Он ковылял к окошку, которое было высоко – не достать даже рукой,– но он все равно ловил малейшие крохи света. Он уже не смущался своей наготы, одежды ему так все равно и не дали. Какая ему теперь разница? Лекарка переворачивала его, меняла повязки, мыла – он молчал. Ему не о чем разговаривать с врагом.

Им овладела апатия. Целыми сутками он спал – без снов. Проваливаясь в сон, как в спасение. Лишь бы не думать, не думать о прошлом и не тревожить терзаниями сердце. Но не давало покоя то, что он был разлучен с Тахаром, Аксимаром и Вигельеном. Что с ними? Угнаны ли они в рудники, или их приберегают для другого? Ладно, Киа, но за что им такая участь? Им, его верным друзьям.

Тахар. Его самый близкий друг. Тот, кто почти единственный (не считая Борга и Фиорина) мог прийти в покои государя этой жуткой одинокой зимой и просто сидеть молча, заполняя собой пустоту и пытаясь разделить горе на двоих. Тахар был его старше ровно на сотню лет, он первый из простых волков клана предложил свою именно дружбу – не помощь! – маленькому испуганному оборотню– младшему сыну князя. Им было что вспомнить – веселые поездки по землям клана, походы, драки, ночные охоты и соперничество за волчиц. Славные были времена. Тахар не задумываясь последовал за своим княжичем и к эльфам.

Аксимар. Молчаливый суровый волк. Лучший охотник клана. Он первый из тех, кто пришел с Киано, женился на эльфийке. И ему так не хотелось уходить на войну, жена вот-вот должна была разродиться. Его дитя так может остаться сиротой-полукровкой.

Вигельен. Единственным делом жизни этого эльфа была месть за убитого брата-пограничника. Темных он ненавидел люто, и было трудно найти столь же яростного воина.

Они так же беспокоятся там, в той темной камере, как и он о них здесь. Но суждено ли им еще раз увидеться?

Все эти вопросы разъедали Киано душу, и он перебирал всю свою жизнь, нанизывая на нить феа бусинки воспоминаний.

Его детство. Страшное и безысходное, которое он помнил лишь по вонючим простыням насильников. И та деревня, в которой он вырос. Маленькому эльфу пришлось тяжело среди смертных. Чужой сидский ребенок был не в радость крестьянину, и хоть ему была уплачена огромная сумма, он обращался с малышом по-скотски, непоправимо искалечив душу. Киано помнил, как в «остроухого выродка» кидали камешки соседские детишки, подстрекаемые родителями. Потом позор рынка, хотя тогда он и не знал, что такое честь. Из ужаса жизни наложника-подстилки его забрал Сигмар. Годы скитания с Сигмаром – узнавания огромного мира. Потом совершенная им глупость и расплата за нее.

Думая обо всем этом, Киано думал и о том, сколько же нашлось тех, кто был готов помочь ему – бескорыстно. Сигмар, взявший на себя заботу о полубезумном сиде, Нарин, отправившийся один в опасное путешествие, чтобы вернуть щенка в логово, Тьерви – не жалевший себя, в борьбе с упрямством испуганного мальчишки. Обитатели Гранин, которые так старались не обидеть эльфа, северный целитель Гэлленар, вызвавшийся сплетать феа заново незнакомому западному эльфу.

Дом. Теперь воспоминания вызывали такую тоску, что хотелось плакать. Его дом – любимое волчье логово. Ему так хочется быть похороненным по обычаю – в Волчьем лесу, чтобы Предок принял своего беспутного потомка. В Волчьем замке его окружили заботой и любовью, все – от прислуги, набранной из деревень, до птиц, живших в кронах высоких сосен. Сколько же сил и любви вложили в него отец, брат и Борг, каких же трудов им стоило наверно вырастить из забитого и полумертвого полукровки эльфа, молодого волка... Но тот молодой волк не оправдал их ожиданий.

Запад. Его огромное, но уютное поместье – Аркенар. Лучшие годы на Западе прошли в нем. Киано так хотелось передать своим сыновьям это поместье, чтобы доставить им радость волей провинции, и не душить юных принцев церемониями двора.

Его семья. Арриера, перед которой он виноват так, что не избыть вины и посмертном мире. Он извел северную королевну своими капризами, изменами на Гранях и упрямством. Он обманул тестя – нарушив обещание о наследнике. Сэльве и Нэльве. Самые любимые им существа на свете. Не было большей радости, чем быть с ними и мечтать о их будущем. Но он, ошибка богов на этом свете, потерял их.

Сколько потерь по его вине? И как же он жалеет о том, что принял корону Запада! Но не потому, что теперь ему страшны пытки и плен. А потому, что он оказался ее недостоин, он не справился, не оправдал надежд многих. Конечно, гораздо лучше и удобнее быть любимым младшим сыном могущественного князя бессмертных, носиться по лесам, сманивать фей и охотиться, развлекая себя травлей демонов на Гранях. Но он возжелал другого – славы! И чего он добился – того, что его отрезанная голова украсит ворота Твердыни? Высоко ты взлетишь, князь Киано!

Киано не считал, сколько дней прошло. Раны его подживали, а сердце уже грызло нетерпение. Скорей бы они уже поняли, что никакой меч Запада не упадет им в руки. И неважно при этом, сколько его будут пытать, рано или поздно он умрет. Инъямин, конечно, тупая скотина, но и до него дойдет, что волк бесполезен.

Но дни ожидания закончились, и ровно на следующий день, как он смог удержать простреленной рукой кружку с водой, за ним пришли: двое молчаливых темных эльфов. Один молча кинул ему холщовую рубаху, а после связал руки; второй же держал обнаженный меч. Его долго вели каменными переходами и, как он понял, они спускались вниз. Твердыня, по мнению Киано, вполне оправдывала свое название – Черной. Стены переходов были закопченными от сотен тысяч факелов, что горели здесь со времен сотворения Континента, пустые коридоры, с безмолвными стражами – орками или людьми, вооруженными до зубов. Стоило ему поднять голову вверх, вместо солнца он видел стену, уходящую в небеса черную громаду, сторожевые башни протыкали шпилями свод облаков. Темный властелин все правильно рассчитал – в окружении таких стен поневоле начнешь чувствовать себя маленьким и никчемным.

Его привели в подвал, комнату, назначение которой не оставляло сомнений. В ней столь отчетливо пахло кровью и чужим страданием, что даже у лишенного магии Киано свело виски. В этой же комнате его ждали Инъямин и Нерги.

Лицо оборотня было безразлично, изумрудные глаза подернулись льдом, а губы были презрительно сжаты.

– Наконец-то я вижу тебя, волк, в подобающей тебе обстановке. Думаю, наше с тобой общение будет плодотворным, и в твоей власти сделать его недолгим.

– Нам не о чем с тобой разговаривать, черный. – Киано словно выплюнул слова.

– Если тебе противно со мной разговаривать, можешь поговорить с моими палачами, я передумал сам пытать тебя, я лучше посмотрю.

– Ты боишься крови?

– Хватит разговоров, приступайте!

Нерги же, как и тогда, не обращал на эту перебранку никакого внимания, не сводя пристального взгляда с волка. Его вообще, казалось, не интересовало ничего, кроме глаз Киано. И Киано не отвел своего взгляда, но взором этим можно было заморозить и раскаленную печь.

С него стащили непонятно зачем надетую рубаху и положили навзничь на широкий дощатый стол, зафиксировав запястья и лодыжки.

Остальное, что было в этой комнате, Киано вспоминал потом, сквозь кровавую муть, прижимая к себе искалеченные руки с переломанными пальцами и пытаясь улечься так, чтобы не потревожить места ожогов и срезов на коже. Сколько прошло времени, он не знал, помнил, что кричал, срывая горло, ибо нельзя было не кричать, невозможно, и как только боль хоть немного стихала, он замолкал. Ни одного слова, кроме крика боли, и мало нашлось бы тех, кто, видя это, упрекнул бы Киано в слабости.

Потом его лечила не лекарка. Лечили те же два эльфа – магией, насильно. И слышать хруст своих срастающихся наново костей и жил было так же невыносимо, как и лежать под ножом палача. Эльфа можно вылечить насильно, чуждой им силой, но такое лечение лечит только тело и калечит душу.

А потом все превратилось в муторный, нескончаемый кошмар. Его таскали в пыточную, терзали, под взглядом Нерги и насмешками Инъямина, он упорно молчал на любой вопрос о мече. Потом залечивали раны и снова мучили. Сколько минуло таких кругов – он не считал. И Инъямин изменил тактику.

После очередного надругательства в виде исцеления его привели и вместо того, чтобы приковать к уже залитому его собственной кровью столу, усадили на стул, крепко привязав. Он уже не удивлялся ничему: раз ему придумали новую пытку, значит, так и должно. Но что еще можно сломать в его теле, чего не ломали раньше? И он обманулся.

В камеру ввели пленника, и Киано с ужасом узнал в нем Тахара, волк был избит, голова безвольно повисла, но усилием он ее поднял и посмотрел на Киано.

– Хорошо, свиделись хоть, – прохрипел он.

– Какая нежная встреча! Вы случаем не любовники? – усмехнулся Инъямин. – У тебя, оборотень-эльф, есть шанс спасти шкуру своего друга, да и других дружков. Всего лишь одна железка – или ты предпочтешь видеть, как он умрет у тебя на глазах? Тебе придется долго смотреть на это!

– Я уже сказал: хер тебе в задницу, а не Меч Запада. Я не торгуюсь, поищи себе соперника на базаре. – Киано сам не знал, как произнес эти слова, ибо желал больше всего, чтобы сердце его разорвалось прямо тут, обрывая жизнь ему и делая бессмысленной смерть Тахара.

– А что ты скажешь, волк? Может, ты знаешь, где твой государь спрятал меч? Он так дешево ценит твою жизнь, ему дороже кусок стали.

– Хорошо бы он вогнал тебе его в глотку! Искренне буду верить, даже в том мире, что так оно и случится. Прощай Киа, мы свидимся еще.

– Прощай… и прости меня.

Смерть Тахара мучила его потом беспрестанно; он уже потерял себя, без сна, обитая в ужасе наяву. Двое суток умирал его друг, а Киано рвал душу, силясь найти в себе хоть остатки силы, чтобы разделить эту муку на двоих. А потом были Вигельен и Аксимар, и самое страшное было – не отвести глаз и сохранить в них твердость; он сам не замечал, как по щекам катились слезы. Они умерли за него, за проклятый стальной клинок, подаренный ему неизвестно зачем и требующий жертвы даже на расстоянии. Осталось лишь умереть самому.

Потом его стали пытать снова, а он никак не умирал. Кости и органы послушно восстанавливались под опытными руками жестоких целителей.

Инъямин не выдержал первым. Нерги в этот раз не было.

– Хватит измываться, тварь! Можешь уже не говорить! Тебя кое-кто другой заставит! А я хоть отомщу! – он вырвал у палача плеть, оттолкнул смертного, и принялся за пленника сам. Удары падали куда приходилось, и кровь заливала глаза.

– Быстро, шестерых стражей сюда! Из караулки! – Ярость затмевала ему глаза; Инъямин вынул из богато изукрашенных ножен кинжал и срезал путы, удерживающие уже безвольное тело. Плеснул из бадьи воды, приводя пленника в чувство, и на пол потекли розовые струи.

Шестеро орков были уже здесь, смотрели на распростертое нагое тело, залитое кровью. Темный князь швырнул им пленника под ноги:

– Ваш до утра! Не калечить, если сдохнет – перережу сам всех!

– Ну и зачем ты это сделал? Он же все равно ничего не скажет. – Нерги невозмутимо налил себе вина. Слушая гнев брата, Инъямин был сейчас готов убить кого угодно. – А эти твари разорвут в нем, все что можно и что ты предъявишь властелину – труп?

– Не разорвут, если только глотку с задницей – эта шавка выдержит что угодно. Мне уже наплевать, что он скажет или нет! Мне надоело, понимаешь? Я хочу услышать мольбу о пощаде, я хочу посмотреть, как он будет ползать у меня в ногах!

– Ой ли? – усмехнулся одними губами Нерги, а узкий разрез глаз скрывал его истинные чувства, – на бабу он вроде не похож!

– Ты его в Гранин не видел! Половина точно хотела трахнуть этого эльфийского красавчика. А теперь его пялят мои орки. Достойная карьера. Сдается мне, братец, что ты и сам бы не прочь! Нерги, ты всегда думаешь только об этом?

– Всегда! Но не тогда, когда думаю, что мой брат идиот! Если он сдохнет, я отвечать за это не стану.

– Не сдохнет и хватит о нем, как только он очухается, мы представим его властелину и тогда это будет его проблемой.

Князь Тэрран метнул в деревянную стену нож, который ровно пролетел над головой князя Имлара, едва не срезав прядь золотых волос.

– Я бы убил тебя, эльф, если бы это помогло моему сыну! Ты знал, на что он идет! И ты знаешь, что у тебя не достанет сил помочь ему! Твоя армия – стадо овец! Что ты теперь прикажешь делать, ждать пока он умрет, пока нам пришлют, то, что останется от его тела? А душу мы уже не найдем. Ты сломал ему жизнь!

Имлар молчал, он перешел через Грани не для того, чтобы слушать гнев бывшего князя волков, и ловить ненавидящие взгляды оборотней, он пришел за помощью.

– Убирайся!

Иррейн же сидел в бывшей княжеской приемной, где нынче проводил все свое время мрачный Фиорин. Было видно, как эльфу тяжело приходится. Они бессильны помочь Киано, и советник пытался найти выход. Был бы он свободен от слова – он бы сам помчался в Твердыню, один, и будь что будет. Но он дал слово, и он должен сберечь этот венец для Киано. Государь вернется,– вот во что оставалось верить Фиорину.

–Ты знаешь, чего я думаю? – вдруг разрушил он тишину, отвечая каким-то своим мыслям, – Имлар сейчас у Тэррана, и будь я проклят, если он оттуда без синяков вернется, если вообще вернется. Но тебя Тэрран послушает, хотя поначалу тоже получишь,– он, знаешь ли, вспыльчив слегка и эльфов не любит. Здесь никто не поможет Киано, по-моему, только ты и я о нем думаем, а остальные ждут вестей, как стервятники! А Тэрран сделает для сына все, него есть магия и сила и самое главное – умные головы. Ты, главное, не зли его понапрасну, а если будет ругаться, не препирайся. Характер у него не сахарный. Иди в оружейку, бери, все что надо и скачи. Как со мной связаться, он тебе скажет. У нас одна надежда. Зайди только потом, я тебе письмо для него отдам.

Киано даже не смог провалиться в такое желанное забытье, в этой вонючей каморке караульных орков – невыносимый орочий гогот, запах перегара, и рвущая тело позорная боль, вонь грязных немытых тел, отвратительные вторжения. К утру его отливали водой.

Он проклял свое бессмертие и свою выносливость. Теперь он понял, почему смерть дар для смертных и он завидовал их слабости. А его проклятое, придуманное богами, как подарок для любимых детей, изумительное выносливое тело – жестокая насмешка. Сколько же он еще сможет выдержать, прежде чем темные устанут терзать его?

Утром его принесли в уже привычную, ставшую домом комнату. И снова два молчаливых эльфа принялись за дело. На поправку даже их стараниями ушло несколько дней, столько понадобилось, чтобы израненное горло смогло принять воду, а сам он – сесть. Но больше за ним не приходили, словно забыв о пленнике. Приносили воду, еду, меняли повязки и убирали комнату. Ни Инъямин, ни Нерги больше не заходили. Киано снова спал целыми днями, пытаясь не вспоминать ничего. Он сворачивался под тонким одеялом в комок и засыпал, думая лишь о том, как снова увидеть волю, пусть даже и волю посмертного мира.

Его можно было упрекнуть в том, что он даже и не пытался бежать, но это было и бессмысленно – убить его не убьют, да и возможности никакой: связанный и почти лишенный жизненной силы он вызвал бы просто смех темных эльфов.

Но уединение закончилось. Дверь в темницу распахнул радостно улыбающийся Инъямин, за его плечом был как всегда невозмутимый Нерги. Инъямин же радовался, словно этот день был самым счастливым в его долгой жизни.

– Ты так соскучился по мне? – усмехнулся пленник.

– Ты даже не представляешь, как! Да что я? Вот кое-кто другой будет просто счастлив тебя видеть! На, одевайся – я не собираюсь показывать ему мешок с костями.

Инъямин швырнул на ложе Киано шелковые вещи – штаны, рубаху, кожаный пояс.

– С чего бы такая честь? Боишься – уведут? – Киано брезгливо тронул вещи: ношеные. – Ты меня кому в этом хламе представлять собираешься?

– Хватит скалить зубы, волк, пошли!

Дорога заняла ровно втрое больше, чем путь до пыточной: Киано успел запомнить каждый шаг. И с каждым пройденном лучным пролетом залы крепости становились все богаче и богаче – черный мрамор, золото и серебро, дорогие светильники древней работы. Инъямин же согнал с лица улыбку, и лицо превратилось в каменную маску. Даже одет темный князь был не как прежде – на этот раз на нем было пышное парадное одеяние, и ритуальное оружие: длинный узкий кинжал в изукрашенных ножнах. А раз уж они решили одеть пленника, то и Киано запоздало догадался: они идут к самому темному властелину. Сердце его куда то ухнуло, далеко вниз – он слишком хорошо читал летописи в княжеской домашней библиотеке и хорошо знал, чем могла закончиться такая встреча, даже самая мучительная смерть в этом случае была бы подарком.

Зал, куда они пришли, был огромен, настолько огромен, что Киа увидел не стены, а только горизонты и уходящие в черный вверх смоляные колонны. Даже воздух тут был не прозрачен, а наполнен черным туманом, стелившимся по полу, а там, где-то вдалеке на горизонте, он стоял плотной, непрозрачной стеной. И в этом невероятно огромном зале они были втроем. Хрупкий невысокий пленник и два торжественно гордых эльфа. И Киано чувствовал, как волнуется Инъямин и прячет страх под маской безразличия.

– Ты все-таки привел его, Инъямин. Я знал, что ты не справишься, – равнодушный холодный голос из черноты – эта эльфийская заноза так тебе и не сказала, где клинок. Хорошо, я спрошу у него сам.

Инъямин был бледен, словно его натерли мелом.

– Ты не желаешь мне сам сказать, оборотень, где меч? Или мне поиграть с тобой?

Киано молчал: тут лучше действительно молчать. Ни одной мысли не должно достаться врагу, ни одного слова. Самое страшное, что может приключиться с бессмертным светлым созданием – потеря души, и нужно запрятать все чувства глубоко в себе, не дать врагу зацепиться даже за обрывок мысли.

Враг же продолжал; этот голос словно обволакивал Киано, увлекая его за собой.

– Ты не боишься меня, волк? Хорошо, тогда я напомню тебе, то, чего ты действительно боишься.

Сначала ничего не было. Киано так и стоял, ощущая холод и пустоту во всем себе – душе и теле. Сзади молчаливыми статуями стояли Инъямин и Нерги. А потом он стал падать. Падать в липкую темную воду, задыхаясь от запаха гнилых водорослей и силясь разглядеть хоть что-нибудь в этой непроглядной мгле. Он сам стал страхом, больше его не было – один неестественный ужас и обнаженные нервы тронуло зло: его словно всасывали в себя отвратительные щупальца, обхватившие все, что можно. Он ощущал мерзостные прикосновения даже на веках, бился и трепыхался в этих склизких лапах, но бесполезно, они проникали все глубже, стремясь достать до сердца и сжать его, раздавливая во тьме.

А зал содрогался от крика, монотонной высокой ноты ужаса, и на каменном поле пола билась маленькая фигурка, не замечая того, что хрипит уже от надрыва, а распахнутые глаза абсолютно пусты.

Потом все кончилось. Киано больше не стало; существо, когда-то бывшее им, чувствовало лишь горечь в гортани. Его рвало желчью пополам с кровью, и больше ничего. Оно распласталось у ног двух высоких неподвижных эльфов и вздрагивало в судороге.

Инъямин брезгливо наклонился и застегнул на шее беспамятного существа черный кожаный ошейник.

– Инъямин, маленький волк мог обыграть нас. Мне смешно, но он действительно не знает, где клинок, что, впрочем, не умаляет его ценности. У меня пока есть время, и я дам ему еще один, даже два шанса. И ты подсказал хорошую идею с этим ошейником, ты получишь свою награду. Я добавил еще кое-какие чары. У нас есть полгода, пока действует заклинание. Эта тварь теперь будет покорна, и ты будешь приглядывать за ним. Делай что хочешь, но полгода он должен прожить.

Голос снова обернулся вокруг пленника.

– Ты не слышишь меня, бывший князь Киано. Но я скажу тебе: может, что-то и запомнишь. Мое проклятие убьет тебя все равно. На тебе моя вещь. И ее снять может только тот, кто не питает к тебе зла – ни одной дурной мысли, ни одной обиды, ни единой занозы ты не должен оставить в его сердце, иначе ты умрешь. Любой, кто прикоснется к ошейнику с грузом твоих грехов в душе, причинит тебе боль. И любая пытка покажется лаской. Сам ты тоже его не снимешь, хотя теперь это и не придет в твою пустую голову. Если эльфы принесут клинок, я сниму ошейник и отдам им тебя. Но ты все равно умрешь, просто медленно; они подумают, что это от тоски. И только тот, кому ты действительно необходим, может спасти тебя. Но это вряд ли, – что-то не торопятся тебя спасать. Но, впрочем, если они не принесут клинка, ты тоже умрешь – но так, что твои вопли долетят до твоей белокаменной столицы. Запомни это. Я убью тебя.