Текст книги "Найти дом (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Киано немного недоумевал, что же означало такое приглашение, но, пожав плечами, отослал оруженосца Торгейра со своим согласием. Как стемнело, за ним зашел Борг, окинул взором наряд Киано:

– Хорош, скромненько и со вкусом. Но стоит ли оно того? Ну, чего, пошли к твоему варвару?

– Он не мой, – проворчал Киано.

– Ну что-то он от тебя хочет ведь, раз пригласил? А, Киа?

– Мне тогда интересно, что он хочет от тебя? – усмехнулся князь.

Тихий стук в двери, оруженосец открывает и согласно приказу испаряется прочь. Лишних глаз и ушей нам не надо, верно, древние?

Дивный княжич похож на древнюю сказку, правду говорят, что в сумерки и рассветы сиды еще прекрасней. Одет просто – замшевые штаны, на ногах домашние сапожки, серый шелк рубахи и серебристый мех плаща, на причудливо заплетенных косах застыли, искрясь, снежинки, лоб перечеркнул простой серебряный обруч, а вытянутые к вискам большие, нечеловеческие глаза мерцают в тусклом свете факелов. Безоружен, даже ножа на поясе нет. Зато наставник вооружен, правда, только ножом, но с таким-то мастерством ему хватит и зубов.

Вежливые приветствия, княжич садится в кресло, справа от огня; в глубоком большом кресле он похож на ребенка, забравшегося на родительское место. В слегка расшнурованном вороте рубахи поблескивает серебряная цепочка, а на ней висит крохотная фигурка, грубо вырезанная из кости. Фигурка тура – знака рода Торгейра. Откуда эта вещь, которая принадлежит только их роду, на груди княжича бессмертного народа? Ответ ясен – от деда, но не подтвердить, не спросить – кому приятно, когда тебе за шиворот глазеют?

Как воины, речь они повели об оружии. Разговор потихоньку разгорался, но в основном беседу вели Торгейр и Борг, а Киано сидел и слушал.

– Киано, вот я тебе много лет твержу, что доспех ты должен чувствовать как свое тело, и не говори, что по тебе они не идеально подогнаны, а ты в любую стычку лезешь хорошо если в кольчуге! – на любимую тему Борг был готов разговаривать бесконечно.

Киано же держит в тонких пальцах бокал, легко сжимая хрупкое стекло, жмурится от тепла и уюта. Ему понравились покои Торгейра: темно-синие ткани, занавеси опущены, теплые меха на полу и глубокое, мягкое кресло. Золотистое вино послевкусием ласкает язык и согревает.

– Я себя как мышь в сумке чувствую в этом всем железе, я не чувствую вкуса боя и не получаю ничего, кроме рубки. Это все равно, что мыться в шубе.

– Верно, – поддержал его Торгейр, – но это касается только честного поединка, где выходят вообще часто только со щитом, а схватка с гоблинами – не битва, и неужели тебе хочется получить стрелу, обмазанную дерьмом, в бок? Славная битва – та, где противники равны друг другу и уважаемы.

– Пусть еще попадут сначала, стрелой-то! Надо просто не подставляться под удары – и все, и не терять подвижности. А яд легко вывести, я не столь уязвим, как человек. Я знаю, Торгейр, что где-то у вас есть страна, где воины закованы в железо с ног до головы, и лишь маленькая прорезь на шлеме дает им обзор, и они не в состоянии даже сами сесть на лошадь, верно? Зачем тогда им все это?

– Верно ты говоришь, они практически неуязвимы для стрел и мечей плохой ковки, и малоподвижны – это ты правильно заметил, но в этой стране много княжеств, а ты знаешь раздоры между ними, поэтому они бьются друг с другом. Я как-то видел их конный турнир, чуть не умер со смеху, но лошадей мне было жаль.

-Ты, Киано, неверно судишь, ты говоришь со своей позиции бессмертного, – вмешался Борг, – у тебя другие возможности, и твои враги – это не враги людей. Вспомни, когда ты последний раз дрался – ну, например, с орком, а не каким-нибудь курганным упырем, где тебе нужно не грамотно махать лезвием, а искать пути магии или призывать свои силы с Граней? А? Забыл уже? Вот. А ты себя представь на месте человека, где противник такой же, как он. Одна армия людей против другой? И твой враг – такой же, как ты, из плоти и крови, и любая рана выбивает его из строя почти сразу? Понятное дело, ты будешь искать способы защиты своего тела. А на Гранях – конечно, ты наложил чары, твое тело спокойно лежит в тварном мире, а ты в бою.

– Но я рискую больше, Борг; в схватке с орками погибнет мое тело, а душа уйдет в смертный покой, а наГранях, если я оступлюсь, то Чертогов мне уже не видать, и что будет с феа, даже страшно представить.

-Как у вас все сложно, – хмыкнул Торгейр, – толи дело у нас! Пришла весна, снарядил корабль – и вперед, вон хотя бы к тому же шаху, несколько лет назад я его славно пощипал, этого золота мне хватило на три драккара.

– А что же он молчит на совете? – заинтересовался Киано.

– А что он скажет? Что наглый северянин-варвар ограбил корабль, на котором была контрабанда, в которой он изволит обвинять того князька? У шаха самого морда в пуху.

– Ходил я на ваших кораблях, давно еще, когда вы не строили их с драконьими головами, – подтвердил Борг, – согласен, занятие интересное, есть что вспомнить, но не для оборотня это. Когда два года на палубе, начинаешь с ума сходить по лесу.

Киано удивленно поднял брови, чуть не выронив бокал из цепких пальцев. Борг никогда не говорил, что он жил со смертными. Но решил, что спросит потом, а сейчас было просто интересно.

– Волки, а вот можно вас спросить, но это очень тонкий вопрос и… – непривычно неуверенным голосом начал князь Торгейр.

– Дай угадаю, – рассмеялся Борг, воспользовавшись паузой, – ты хочешь нас спросить, чем мы отличаемся от обычных оборотней, от волков, что оборачиваются людьми?

– Да, – удивился Торгейр, – а как ты догадался?

– Если бы каждый раз, как мне задавали этот вопрос, я получал золотую монету, я был бы богаче князя. Если ты заметил, северянин, мы отличаемся и от людей и от волков, но в то_же время нам не чужды их маленькие радости, например – вкусное вино, мягкая постель, весенний гон; а ты знаешь, как приятно загнать оленя или зайца? Не на коне, а своими лапами? И сколько запахов ловит волчий нос, или как хорошо и тепло спать в снегу, прикрыв нос лапой? Но мы любим и теплый дом, и хорошие вещи. Но мы воины, и воины, созданные светлыми богами, для борьбы с тьмой, и наш предок – Великий Волк. Просто волки нам младшие родичи, а вот порождения тьмы – те твари с волчьим обликом, созданные злой волей, – нам враги. Этих тварей мало, и они стремятся пополнить свое число за счет вас, смертных, которые теряют свою целостность и превращаются в тварей, которых убиваете и вы и мы. Но вся беда часто в том, что вы часто ошибаетесь, принимая нас за них. И немало наших братьев погибло с деревянным колом в груди – только потому, что приняли за полночную тварь. Но запомни: никто из нас никогда не прикоснется и не причинит вред человеку, не защищаясь, и уж точно не будет кусать заплутавших в лесу грибников или пастухов. Мы стараемся не вмешиваться в людские дела, ибо ничего хорошего это нам не приносит.

– Но вы так же любите и ненавидите, вы так же делитесь на роды, на князей и лордов и воинов!

– Ну, это вы переняли нашу иерархию, только вы ее понимаете по-другому: тот, кто наверху этой лестницы, считает, что может унижать безнаказанно того, кто внизу, и ничего не делать на законных основаниях! Это не везде, но часто – посмотри на того же шаха. У вас, северян, больше похож род на нас, ваши князья держат с дружиной одно весло. Но у остальных разница громадна.

– Ну, знаешь ли, и бондов собрать в войско труднее, чем эльфов. Я как увидел вашу команду на игре, обзавидовался – моим бы остолопам такую выучку, и все сокровища жирнобрюхого шаха были бы мои.

– Спасибо за совет, Торгейр, – откликнулся со своего кресла Киано, – если в моей сокровищнице не будет хватать средств, я буду знать, как их добыть и где. Борг, ты пойдешь на моем корабле?

– Ты перевернешь этот мир, Киа! – расхохотался волк. – Я не могу представить себе эту картину: отряд боевых ушастых едет грабить эту жирную бочку! А что у вас на носу корабля будет? Драконы ведь не по вашей части? Я бы прилепил арфу!

– Смейся, смейся, мы еще вернемся с добычей!

– Ты только с палубы не упади в воду! А то мало ли кто под водой схватит!

Торгейр изумленно взглянул на Киано – маленький эльф боится воды?

Киано передернуло, он почему-то не любил открытых водоемов и непрозрачной воды глубоких мест, кроме того лесного озера в глубине Волчьего леса.

Но разговор скоро снова вернулся в серьезное русло, и Киано притих в своем кресле, слушая спор, вертя в пальцах кольцо с изумрудом.

– Мы не люди, Торгейр, и никогда не будем такими, как вы! Мы не выше или ниже, мы просто другие, и у каждого свое предназначение. Вот его предки, по их же собственному разумению, – ведь ты слышал эту историю? – Борг вопросительно посмотрел на варвара и продолжил: – Так вот, они считают, что боги создали их как игрушки для себя – красивые холодные игрушки, тогда, еще в начале наших миров; но наделили их разумом. Как оказалось, зря: игрушки долго услаждали взор и украшали палаты богов, но им это надоело, они захотели самостоятельности и ее получили. Боги посмеялись над ними и бросили на произвол судьбы, оставив лишь одно покорное племя при себе. А игрушки прошли много земель, переплыли много морей, ввязались в драку с темными силами и стали бороться за существование. Довольно успешно, но драка длится до сих пор, и кое-кому скоро предстоит принять в ней участие, – таково проклятие этих прекрасных остроухих кукол. Боги про них забыли, а они все суетятся. И они перестали быть забавой для других. Они могучие воины и дивный народ, от которого не знаешь, что и когда ждать. Извини, Киа, но сегодня тебе отвечать за всю расу ушастых. Они обманчиво красивы и хрупки – смотри, Торгейр, вот этой детской рукой Киа может свернуть шею взрослому воину из ваших, а его холеных ноготков боятся демоны на Гранях, и при этом он глубоко уверен, что стоит ему заплыть далеко в озеро, как он тут же станет добычей рыб. Тогда же, когда еще не было вас, были созданы и мы – волки, лисы и другие кланы, нас теперь осталось немного, а тогда мы были многочисленны. Мы были заменой эльфам, они игрушки, а мы воины, защитники, но тогда битвы велись не здесь, а в том мире, который предшествовал даже Граням. Наш предок – Волк, который по преданию должен спасти мир, погрузив во тьму, после того, как он начнет гибнуть, уничтоженный вами, людьми. Ты ведь знаешь такое предание – про битву богов? Люди сильно хотят принять в ней участие! Вы даже умираете за это. Боги вас не обманули – это будет битва ваша, а нас уже не будет на этой земле. Ни его, ни меня, ни гномов, никого, созданного в предначалах.

Сначала мы боролись с чудовищами и мороками в сумеречных мирах, потому нашли земли тут, в Волчьем лесу, потому что надо было растить щенков и защищать, учить их. Эльфы боролись тут, а мы в других мирах, что сопровождают тварный. А Киано сложнее – у него две крови, и иногда, вместо того, чтобы получать удовольствия на Гранях, он ночами напролет не выходит из битв, а когда станет королем – битвой будет вся его жизнь! Мы победим Тьму, но только ту Тьму, что угрожает нам, у каждого народа она своя. А люди создадут ее себе сами.

– Почему ты так думаешь, воин? Какой нам прок от того, что вы уйдете? Наш народ почитает альвов, цвергов, и у нас нет войны.

– Я жил с вами. Я знаю. У вас другой огонь, вы быстро сгораете, но успеваете опалить все, что в пределах досягаемости. Пока древний будет, например, раздумывать, жениться ли ему или не стоит в это ввязываться, какой-нибудь степняк успевает вырасти, убить своего отца и завоевать несколько царств, а когда он умрет, наш остолоп наконец-то сообразит понести перстень деве. Нам почти некуда торопиться, а вам есть, ваша старуха ждать не будет. А за этот краткий миг вы стараетесь оставить о себе память.

А перворожденный, что волк, что эльф, что лис – за двести лет едва успевает научиться жить в этом мире, встает на ноги. Наши детеныши уязвимей. Нам сложнее – у нас больше врагов. Стоит нам оступиться – и все, наша душа может уйти к Тьме. Но пока мы могущественны, и это продлится еще долго, сгинет еще добрая тысяча ваших поколений, пока мы ослабеем.

Вы начнете нас убивать – тогда, когда все из вас осознают, что мы не люди, что мы наглые, зажившиеся на свете нелюди, виноватые во всех ваших бедах. Вы склонны обвинять в своих горестях и неудачах других, но не себя. И никто из вас не переносит тех, кто не похож на него.

– Ну так почему ты думаешь, что мы выгоним вас?

– Потому что вы на нас не похожи, и вас станет много, вам нужны будут пища и земли, вы быстро плодитесь. А мы живем хорошо, у нас красивая одежда, инструменты, оружие, мы бессмертны. Вы убьете нас из зависти и из-за того, что мы не такие как вы. Вас станет слишком много, чтобы мы смогли сражаться, и в вас не будет жалости. Вы спокойно убьете и ребенка, и женщину, и мужчину. Вы будете убивать эльфов за красоту и их драгоценные поделки, нас – за наш лес, который не сможет нас защитить, и за богатства, сокрытые в нем. Гномов – за сталь и металлы, что спрятаны в их горах. Нам придется уйти, чтобы дать вам место. Я не хочу обидеть тебя, князь, это будет не сейчас и даже не через тысячу лет, даже его внуки, – Борг указал на Киано, – проживут отведенный им срок, но это время придет.

– Невысоко ты ценишь нас, волк, хотя я не могу не признать твоей правоты. Мне доводилось бывать в ваших городах и видеть, как живут древние, и как живем мы. Разница колоссальна, и нам не достичь никогда такого уровня, потому что мы не сможем изменить свои души. У вас матери не убивают новорожденных и не выкидывают их на улицу, и никто из вас не пытает пленных.

Киано возблагодарил всех богов, что сейчас сидел в тени, и даже огонь камина не освещал его, лишь обрисовывая силуэт. Ему хотелось горько усмехнуться и развеять заблуждения смертного относительно новорожденных, но он не позволил себе этого. Эту боль он тщательно хранил в себе. Ему довелось увидеть портрет своей матери, хранившийся у Имлара, и ловить на себе взгляды тех, кто некогда претендовал на ее сердце, но вслух он никогда не упрекал никого и был лишь бесконечно благодарен отцу и брату за то, что нашел все-таки свой дом.

До утра было уже недалеко, и пора было расходиться.

– Благодарю вас, князь Киано и Борг, за то, что почтили меня своим присутствием, и за то, что дали мне пищу для размышлений. Я клянусь в том, что мои сородичи не будут иметь в отношении вас злых мыслей.

– Спасибо и тебе, князь Торгейр, за искренность. Я думаю, на наш век мира хватит.

Торгейр затворил за ними дверь и устало опустился в кресло, где сидел Киано. Посмотрел на оставленный гостем бокал – чистый, словно из него не пили и не вертели меж пальцев. Ему так и не удалось разгадать эту загадку с эльфом, но он чувствовал, что сам увязает в ней. Проклятый волк прав – они не люди, и понять их сложно, можно только смотреть издали. Но убивать? За что можно убить такое создание, как Киано? За красоту, равной которой нет, за тот свет, что излучают его необычно яркие даже для эльфов глаза? У кого поднимется рука? Ради такого чуда стоит самому умереть. Это он, Торгейр, знает, что этот хрупкий эльф одним ударом своего меча может раскроить человека пополам, а то и не человека, а тварь похлеще. Странное существо. Может, стоило пригласить его одного, без этого волка? В присутствии своего наставника княжич кажется просто ребенком, наследником трона, над которым боятся дышать. Хотя, наверно, так оно и есть. Но до чего же хорош! Торгейру почему-то вспомнилась жена – признанная красавица на Севере, и, чтобы завоевать ее милость, ему пришлось разогнать немало соперников. Варвар сплюнул, какие-то нехорошие мысли лезли ему в голову. При чем тут жена и этот мелкий эльф? Он что, мужеложец? Так какого же тролля ему все время видится лицо эльфийского принца? Его же нельзя сравнить с любым человеком – ни с девкой, ни с парнем, будь они хоть самые раскрасавцы. Результат слишком очевиден – Киано вообще несравним ни с кем, потому что его красота выше похоти и примитивного деления на пол. Но тогда почему ночью так хотелось протянуть руку и коснуться затейливо заплетенных кос, ощутить пальцами гладкую кожу, и так любопытно было узнать – действительно ли ресницы изумрудных глаз такие длинные и густые, или это только морок эльфьих чар? Ключицы в вороте полураспахнутой от тепла рубашки казались такими тонкими, словно из птичьей кости, узкие плечи и нереально тонкая талия, наверно, браслет с предплечья северянина будет эльфу поясом…

Торгейр очнулся только тогда, когда напряжение внизу живота сказало ему, что мысли его зашли слишком далеко. Вот же дивная тварь до чего довела! До того, что мысли о мужчине приятны потомку варваров! И что теперь делать?

Стоп! Прадед! Торгейр сжал кольцо с черной прядью. Интересно, прадед смог устоять перед очарованием эльфа, или он был настолько тверд и чист душой, что просто заботился о спасенном им, без излишних мыслей? Почему эльф не подарил иного подарка – например, оружия, как Торгейру, да мало ли чего можно было подарить на память, так ведь нет, бесполезное серебряное кольцо, которое могло налезть на палец только ребенку, да мало того, с вплетенной прядью. Прямо как девица рыцарю. Прадед берег его как зеницу ока. Ведь если верить рассказам деда, кольцо было подарено через несколько лет после того, как Кианоайре возратился к родичам, когда произошла история с курганом, да и прадед неспроста подарил Тура эльфу. Такие подарки просто так не делаются. Только тому, кто дорог как родич. Ох, что-то здесь не так. Да и еще Инъямин с его намеками о темном прошлом волчьего княжича. Мол, неизвестно, откуда он взялся у эльфов. Чего же не хватает в этой мозаике, какая тайна у тебя с моим предком, а, красавец?

Торгейру даже не столько хотелось дознаться до этой тайны, сколько хоть чуть-чуть понять этого эльфа, и чтобы это чудесное существо хоть немножко стало ближе к нему.

И не дай боги, маленький эльф прознает об этих мыслях, а еще хуже, если его наставник. Вот тогда будет беда.

Северянин решил навести порядок в комнате, встал со своего места, решив переставить кресло, в котором сидел эльф, убрать грязные бокалы, и вдруг заметил на полу что-то блестящее. Наклонился и поднял кольцо. Небольшое серебряное кольцо тонкой работы в виде перевитых ивовых ветвей с ярким изумрудом, точно под цвет глаз эльфийского княжича. Вот так находка, невнимательный княжич обронил свое украшение. Красивое, однако, кольцо, но почему оно больше того, что висит на груди Торгейра? Ненамного, но больше; или мастер, делавший его, не знал размер пальца своего князя? Тогда это подарок. А судя по красоте княжича, таких подарков должны ему делать полным-полно. Эльфы любят подобные побрякушки, а волки – нет. И на Киано не так уж много всего было навешано – протокольный венец, браслеты, держащие широкие рукава, и это кольцо. Значит, княжич не особенно любит украшать себя, да и зачем ему? Следовательно, кольцо ему дорого, если он его носит, и он обрадуется возращению безделушки.

Они вышли. До рассвета было недолго, и Киано намеревался поспать хоть немного, вино согрело его, но беседа утомила, и хотелось отдохнуть. Но надежде не дано было осуществиться.

– Что случилось, Борг? – Киано был изумлен до предела. – Это была самая длинная речь, что я от тебя слышал за всю мою жизнь!

– Да сколько ее там, твоей жизни-то, – усмехнулся волк, – мне нужно было отвлечь этого смертного, вот и пришлось распинаться. Зато он теперь будет думать много и долго.

– О чем? – Киа ничего понимал, ему было вообще неясно, что происходит.

– О чем угодно, но главное, не о тебе! Ты чего, совсем ничего не замечаешь?

– А что я должен замечать? – внезапно рассердился Киано, сворачивая к своим покоям.

-Хотя бы то, что смертный в тебя влюблен до смерти! – Борг резко дернул дверь покоя на себя и почти втолкнул туда Киано, не давая ему опомниться.

– Приготовься, сейчас я второй раз за эту неделю буду на тебя орать! – наставник был взбешен, – Тебе сколько тысяч раз было говорено князем, братом, мной, Маэоном, и последним нашим конюшим, что прежде чем вступать со смертным, эльфом, гномом или другой дрянью в разговор, ты должен увидеть его насквозь, чтобы ни одна мысль и ни одна игла в рукаве от тебя не ускользнула! Тебя учили этому, постоянно тыкая как котенка в молоко! Или тебя мало поучила жизнь? Ты же один из высших перворожденных, так где твое чутье? А может, ты действительно настолько беспечен? Так ничего подобного – в владениях деда ты всех чуть ли не обнюхивал, а тут поразительная безалаберность! Или ты даже этого не замечаешь, Киа? Да он с ума по тебе сходит, глаз с тебя не спускает, и думает, что это никому не видно! Смертным, может, и нет, но я вижу его насквозь. Пробрало его сильно.

Киано опустился в кресло. Хорошо, что Ильменаса он отпустил на ночь к дружине.

– Как это «влюблен»? Я что, девица на выданье? – Киано не то чтобы был так уж сильно изумлен, но сказанное потрясло его так, что он даже не обратил внимания на брань. Он чувствовал себя так, как будто его предали. Ему нравился северянин, и Киано был склонен считать его другом, но не так же!

– Брось, Киа, мы с тобой ОБА отлично знаем смертных, и передо мной ты можешь не притворяться. И ты хорошо знаешь о том, какое впечатление ты производишь на людей, и не только на людей, будем честны. Твоей вины в этом нет, кроме твоей юности и красоты. Да и вины Торгейра, впрочем, тоже, он даже не осознает своего чувства. Вот представь себе: ему с детства рассказывали о тебе, и не только ему, его отцу и прочим, это твое кольцо передавалось из поколения в поколение, а это значит многое. Тем более что на севере почитают эльфов. И тут он приезжает и видит свою легенду, еще прекрасней, чем о ней рассказывают, мало того, он почти повторяет подвиг предка, с этим твоим обмороком, потом ты гордо осаживаешь Инъямина и побеждаешь варвара в поединке на топорах – при том, что, глядя на тебя, можно подумать, что ничего тяжелее лютни ты в руках не держал. При этом ты редкостно хорош собой даже среди перворожденных. То, что произошло, в принципе, естественно, и никто ни в чем не виноват.

– И что же мне теперь делать с этим? – Киано был совершенно растерян, и Боргу стало жалко его. Похоже, что его воспитаннику не избежать подобных бед и в будущем.

– А ничего. Мне кажется, что он успокоится сам. Он отлично понимает, что он простой северный ярл, а ты недостижимая мечта, бессмертный князь эльфов. Он осознает разницу, а я сегодня ее еще раз подробно рассказал. Но ты впредь должен быть осторожен со смертными – пока они будут пялиться на тебя, ты уже должен знать о них все, вплоть до детских тайн.

У Киано тревожно сжалось сердце. Лишь бы не произошло такой беды как с Иррейном. За что ему такое наказание и эта никчемная красота?

– А если он захочет разговора?

– Не думаю, но тебе придется подобрать правильные слова, чтобы не оскорбить его, Киано, в этом нет его вины и твоей нет, повторяю еще раз. Но тебе надо научиться справляться с такими ситуациями, предотвратить их нельзя, ведь сердцу не прикажешь. И не проклинай свою красу – это подарок богов. Если он дан, значит, зачем то нужен.

– Ну, пока от него ничего, кроме вреда, нет.

– Не обманывай, – улыбнулся Борг, – ты уже научился использовать это оружие тоже. И оно не менее действенно, чем твои мечи. Ладно, тебя оставить спать или посидеть вместо Ильменаса?

– Лучше посиди, если несложно, иначе к утру я себе сломаю голову.

– Это точно, по самоедству с нашим принцем не сравнится никто.

Киано с наслаждением забрался под меховое одеяло и, успокоенный присутствием наставника, моментально уснул. Борг же растянулся на пустующем ложе Ильменаса.

Глава 7

Киано проснулся резко, словно кто-то его пнул в бок, и еще не успев открыть глаза, он схватился за правую кисть. Точно! Киано прошиб холодный пот – на руке не было кольца, того кольца, что ему подарил Иррейн. Киано вскочил, перетряхнул постель, будя Борга.

– Киа, что случилось? Ты чего? – зевнул волк.

– Кольцо! Его нету!

– Какое кольцо? Ты потерял что-то?

– Да!!! Помнишь у меня кольцо, серебряное с изумрудом?

– Ну, это то, от сумасшедшего эльфа?

– Он не сумасшедший! Он...– Киано замялся, боясь, что скажет что-то лишнее. – Мне дорого это кольцо! А я его потерял! – Киано обыскивал комнату, но так ничего и не нашел.

– Значит, оно тебе не так дорого, – скептически заметил волк, но, поймав полный отчаяния взгляд Киано, смилостивился. – Даю одно ухо на то, что ты посеял его у Торгейра, ты всю ночь вертел его в пальцах.

– Значит, я попрошу его посмотреть у себя! Или переверну всю крепость!

– Найдется твое кольцо, не переживай так, а если не найдется, значит, так угодно судьбе!

Киано был в отчаянии и ужасе, потеря кольца Иррейна расстроила его. Это почти единственное, что осталось ему от эльфа, кроме меча Запада. Но меч был ритуальной вещью, а кольцо – личной, принадлежащей только ему. Он часто вспоминал об Иррейне, с чувством вины за все происшедшее, казня себя за жестокость и высокомерие. Жалея, что не выслушал эльфа до конца, что не сумел обратить ситуацию так, чтобы не случилось беды. Сердце сжималось от горя, когда он как наяву видел больные сапфировые глаза и ощущал, как горячие пальцы хватают его за запястье. Но изменить было уже ничего нельзя, просто какая-то часть его души умерла тогда, когда он получил известие о смерти хранителя меча. А теперь он потерял кольцо из-за своей невнимательности, и правильно его ругал наставник! Мало ругал!

Киано нашел Торгейра в общей зале, где государи собирались на утреннюю трапезу и где Киано был впервые за время Совета – потому что либо предпочитал спать до полудня, либо завтракал с дружиной. Его появление вызвало шелест голосов – видимо, появление эльфийского государя было полной неожиданностью, и этим не преминул воспользоваться Инъямин, решив отомстить за Совет.

– Неужто светлый эльфийский государь рискнул поесть с недостойными его князьками? – насмешливо протянул он, – неужто не боится, что его отравят?

– Ну, раз уж тебя не отравили в первый же день, то местной кухне точно стоит доверять! – Киано не был вообще настроен на какие бы то ни было разговоры, а уж тем более на еду, но этикет все-таки требовал остаться на трапезу.

Торгейр сидел напротив него, невозмутимо разрезая кусок мяса, и сердце Киано прямо-таки прыгало в груди, требуя спросить насчет кольца немедленно. Но это было бы прямым нарушением традиций и этикета.

Кивнув друг другу в знак привествия, они продолжили трапезу, Киано проглотил пищу, не чувствуя ее вкуса и еле сдерживая себя, чтобы не глядеть Торгейру в глаза.

Они стали расходиться, и Киано подошел к Торгейру. Сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть, и Киа казалось, что его стук слышен на весь замок.

– Доброе утро, государь Киано? Как голова, не болит? – поздоровался Торгейр.

– Это с чего бы, с двух кувшинов вина? Маловато будет, но, однако, позволь спросить тебя, князь, я вчера обронил одну ценную вещь, и не помню где, бывает с нами такое, – Киано улыбнулся самой очаровательной улыбкой, какой только смог, обозначая ею: «ну, мол, и у мудрых эльфов промашки случаются, но ведь простить это можно, да?» – то ли у тебя в покоях, толи где в крепости. Ты случаем не находил у себя серебряное кольцо с изумрудом? Это печальная потеря – оно мне дорого как подарок друга.

– Тогда я обрадую тебя, государь Киано, – не твое ли это кольцо? Я нашел его под креслом, где ты сидел, закатилось случайно, видимо. Оно, по моему, великовато тебе, ты бы ужал его, чтобы не потерять еще раз. – Торгейр протянул Киано кольцо Иррейна.

Киано улыбнулся еще ярче в знак благодарности, и Торгейр едва сдержал порыв сжать тонкую руку эльфа, когда тот брал кольцо, настолько приятно было едва ощутимое прикосновение чутких пальцев.

– Благодарю тебя, государь Торгейр, ты действительно вернул мне радость.

– А ты тоже получил это кольцо, князь, за спасение кого-то? – поинтересовался Торгейр и испугался, увидев, как окаменело лицо эльфа, застыли льдом только что искрившиеся радостным светом глаза, но только на мгновение.

– Нет, я его не спас, но тебе это не важно, – чужим голосом проговорил Киано. – Спасибо, князь.

А Торгейр остался стоять в недоумении.

Киано сидел в покоях у Тиннэха, братья обсуждали Совет, участников и просто болтали ни о чем.

– Слушай, Борг как-то обмолвился недавно, что он был наемником у смертных, но я никогда не слышал раньше этой истории! И об этих приключениях он никогда не рассказывал! Это что, тайна?

Тиннэх присвистнул:

– Это же сколько он выпил? Он очень не любит, когда его об этом спрашивают, хотя времени прошло очень много, и чтобы он сам об этом сказал, должно что-то уж совсем необычное случиться!

– Да он трезв был, просто мы были у Торгейра, ну и речь зашла о людях, оружии и прочем, разговор как разговор, и тут наставник наш поделился сокровенным, что даже на их кораблях ходил! Ну, так ты мне расскажешь, как Борг оказался среди смертных, или это уж действительно такая большая тайна?

– Какой любопытный эльф, – рассмеялся оборотень, – в принципе не такая уж тайна, но лучше молчать. Тебе, так и быть, расскажу. Если бы Борг один раз не вышел из себя, то быть бы ему князем волков. Но эту всю историю пока даже в летописи не внесли.

– Как это?

– А вот так. Дело было давно, даже еще не то, что меня на свете не было, отец Тэрран был еще ребенком, ты же знаешь, что Борг старше его, да? Борг был сыном брата тогдашнего князя. У него было двое братьев – отец Борга и отец Тэррана, младший. У самого князя наследников не было, поэтому следующим шел сын брата. Я уж не знаю, почему именно сын, но рассказывали так. Уже все было решено, и Борг был почти уже князем, как мы с тобой, примерно в том же положении, уже вроде как не княжич, но еще и не князь. А тут случилась какая-то стычка с темными, наши победили и захватили пленников. Никто не знает, почему так получилось, но только Борг убил одного пленного, связанным. А это против чести и недостойный поступок. Дело вынесли на суд клана, и суд постановил, что Боргу надлежит еще сотню лет быть всего лишь княжичем и нести наказание в виде смирения на Гранях. Эта сотня прошла, он вернулся с Граней и отказался от княжеского звания, сказав, что хочет покинуть клан на время. И покинул, вместе с сыном. Князем стал наш отец, после смерти своего, тот погиб от демонов Граней, даже душу не успели спасти. Борг вернулся, когда я только-только начал учиться держать меч. Я помню это, Лес впустил его, а он был оборван, устал и один. Его сын погиб где-то в битве. И я долго таращился на незнакомого волка с худым лицом, а отец мне объяснял, что это мой родич. Тэрран спросил, есть ли у Борга претензии и обиды к Роду, и к князю лично, но ничего не было, Борг только сказал, что хотел бы обучать молодых, и так он стал правой рукой отца и нашим наставником. И, по-моему, он был рад, когда ему поручили тебя, и не помню, чтобы он к кому-то относился так, как к тебе. Ты заменил ему сына. Он ужился с людьми, уживется и с эльфами. С Фиорином, по крайней мере, точно.