Текст книги "Ава (СИ)"
Автор книги: Pretty Rippey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 53 страниц)
Папа постоянно поддерживал с нами контакт, но писем и звонков было слишком мало. Эмма снова впала в апатию и былую замкнутость, хоть и пыталась проявлять какой-никакой интерес к новому месту, а я… А я окончательно сорвалась с цепи.
Стоит сказать, что в тот момент мне исполнилось четырнадцать, я была лютой рокершей и страшной бунтаркой. Меня сразу же невзлюбили в новой школе, потому что я со всеми вела себя грубо и нелюдимо. Хамила, ругалась, хулиганила и дралась с задирами. Как я выглядела можешь себе представить: вечно бледная и со всклокоченными волосами, вся в черном, с густым слоем подводки на глазах и темной помадой на губах… И под длинными рукавами футболок и драными джинсами множество порезов от лезвий и проколов от булавок. В тот момент я почти перестала контролировать свою тягу к самоистязанию. Верная Эмма продолжала молчать, а я думала, что хорошо прячу от окружающих своей секрет и в особенности от мамы. Пока в один день она меня все-таки не застукала с лезвием в руке.
Страшно вспоминать, какой скандал она мне закатила. Даже Эмме крепко прилетело за то, что старалась меня защитить и оправдать. В итоге мама силком отвела меня к психотерапевту, которая пыталась лечить меня несколько месяцев. Но как можно исцелить того, кто не хочет, чтобы его хоть как-то трогали? Вместо пользы, терапия делала мне только хуже. Врач пыталась донести до меня мысль, что я поступаю с собой неправильно, и советовала, как надо, но любые ее слова я воспринимала в штыки и все сеансы только и делала, что молчала. Она прописывала мне таблетки, от одного вида которых мне становилось тошно. Я умоляла маму прекратить терзать меня против моей воли. Клялась, что больше не буду себя резать, вела себя ниже травы и тише воды, пока наконец-то она не решила надо мной сжалиться и отменила походы ко врачу.
Но один плюс от терапии все-таки был. Пытаясь наладить контакт, мой психотерапевт подарила мне книгу про историю Чикаго, в частности про его знаковые места и здания. Я часто и подолгу листала подарок, рассматривала фотографии и мало-помалу осознавала, что хочу тоже создавать нечто столь же прекрасное и монументальное. Иными словами, я стала мечтать о профессии архитектора.
Я взялась за ум, стала вести себя прилежнее и благоразумнее, а страх опять попасться маме более-менее удерживал меня от самоистязания. К сожалению, к тому моменту в школе моя репутация уже была полностью уничтожена, что очень мешало в первую очередь учебе. Я стала посещать репетитора, чтобы подтянуть некоторые предметы, в частности точные науки, но в школу ходить было практически невозможно, ведь я сама сделала все, чтобы стать там изгоем.
Но достаточно скоро мне повело, как когда-то в родном Дублине: мы переехали в новую квартиру, больше и лучше старой, сменили район, а заодно и школу. Там-то я уже не была такой лихой рокершей и хулиганкой, и даже одеваться стала куда менее нарочито и броско. Я грезила великой карьерой архитектора, поэтому сосредоточилась исключительно на уроках и терпеливо ждала, когда пролетит время до выпускного. Я так ни с кем и не подружилась, даже не старалась, но и врагами не обзавелась, что тоже было весомым плюсом. В любом случае моей лучшей подругой все равно всегда оставалась Эмма, а заодно у меня было полным-полно свободного времени для штудирования книг по искусству и архитектуре и ознакомительным прогулкам по Чикаго. Будущее казалось таким светлым и полным перспектив… Что и говорить, в тот период у меня даже поводов не находилось себя резать. Хотя странные фантазии все равно продолжали жить и обрастать новыми подробностями, но они все равно казались совершенно бесплодными, так что я не особо воспринимала их всерьез.
А затем жизнь стала еще лучше. Устав жить с нами по разные стороны океана, отец из шкуры вон вылез, но все-таки приехал к нам, да еще и с твердым обещанием, что насовсем. Как же мы с Эммой были ему рады. А мама… Скажем так, ее реакция была весьма неоднозначной.
– Девочки, я пришла! – громко оповестила Вивьен дочерей, переступив порог дома. Излучая усталое спокойствие после долгого трудового дня, она сняла бежевую кожаную куртку, повесила ее вместе с сумкой на крючок и взяла со столика под зеркалом оставленную там корреспонденцию. На ходу перебирая конверты, женщина направилась вглубь квартиры. Со стороны кухни слышались веселые голоса и, громко цокая высокими каблуками строгих туфель-лодочек, Вивьен машинально направилась туда.
– Я надеюсь, вы обе уже сделали уроки, – не отвлекаясь от изучения почты, произнесла она. – Если да, то сегодня вечером мы можем…
Она осеклась, как только подняла глаза, и замерла в дверях кухни. Эмма и Ава вмиг притихли и вжали головы в плечи, но губы обеих девочек то и дело расползались в озорных улыбках. Рядом с ними за большим кухонным столом сидел мужчина в строгом деловом костюме-тройке, но его пиджак небрежно висел на спинке стула, а галстук был беззаботно ослаблен. Увидев Вивьен, незваный гость поднял на нее взгляд и приветливо улыбнулся легкой и безумно очаровательной улыбкой. У старшей Хейз тотчас же перехватило дыхание.
– Фрэнк? – изумленно вопросила она, вперив в мужчину ошарашенный взгляд. Подумать только, прошло столько времени, когда они виделись в последний раз… Будто прошла целая вечность. Месяцы, проведенные в Штатах, в новых условиях, на новой должности и с ворохом новых дел и обязанностей, превратились в долгие и долгие годы. Но Фрэнк ни капли не изменился. Все те же каштановые волосы и чарующие синие глаза. Все тоже красивое и точеное лицо мужчины, которому возраст только добавляет привлекательности и привораживающего магнетизма. Казалось, он даже выглядел посвежевшим и полным энергии по сравнению с прошлым разом, когда они с Вивьен пересекалась. Хотя не мудрено, ведь в ту пору он был бесконечно зол, раздражен и вымотан из-за того, что его бывшая уезжала и увозила за океан их дочерей, а он никак не мог ее остановить. Она постаралась лишить его всех возможных шансов оставить детей на родине, и казалось после ее жестокого поступка, он больше никогда не захочет ее снова видеть.
И все же он приехал. Он здесь, прямо перед ней.
– Привет, Вив, – тепло поздоровался Фрэнк так, будто они виделись только вчера, да еще и расстались вполне мирно, а не с жутким скандалом и выяснением отношений как было на самом деле.
– Мам! Папа приехал сегодня днем и сразу из аэропорта к нам, – искрясь от счастья, живо объяснила Эмма, а Ава с довольной улыбкой поддерживающе закивала ее словам. – Смотри, что он нам привез в подарок!
Обе девочки мигом соскочили со своих стульев и встали перед мамой, демонстрируя ей новенькие футболки. У Эммы была черная с ярким неоновым логотипом Daft Punk, а у Авы – серая с монохромным портретом Дэвида Боуи. Вивьен окинула дочерей несколько рассеянным взглядом. Она все еще плохо понимала, что происходит и как стоит правильно реагировать на сложившуюся ситуацию.
– Девочки, оставьте нас с папой ненадолго одних, – наконец-то произнесла она. – Нам с ним нужно поговорить.
– Но, мааам! – тут же взмолились обе девочки, состроив крайне жалобные рожицы, но Вивьен была непреклонна.
– Вы уроки сделали? – напустив строгости, напомнила она. – Если покажете мне сделанную домашнюю работу, то сегодня вечером ужинаем в пиццерии.
– А папе с нами можно? – сложив брови домиком, с надеждой попросила Ава.
– Я был бы не против, – вставил свое слово Фрэнк, чем девочки тут же воспользовались.
– Мааааамммм! Пожааалуйстаааа! – умоляюще протянули они слаженным дуэтом, вцепившись в маму жалобными взглядами.
– Я подумаю, – осадила их Вивьен. – Если сейчас же отправитесь к себе и доделаете все уроки.
Дважды уговаривать дочерей не пришлось. Просияв от радости, Эмма и Ава наперегонки бросились в свои комнаты, чтобы как можно скорее добить брошенную на половине домашнюю работу. Шум от них был, как от целого стада слонов, но он быстро затих, и родители двух без пяти минут половозрелых девиц наконец-то остались одни.
Вивьен тотчас же обернулась и прожгла бывшего полным огненной ярости взглядом.
– Что ты здесь делаешь? – звенящим от негодования голосом выпалила она.
– Приехал к вам, – как будто не понимая причин ее гнева, спокойно ответил Фрэнк. – Не помню, чтобы ты для меня в суде выбивала право не видеть дочерей. А я соскучился.
– Что ж ты тогда раньше не приехал? – язвительно поинтересовалась Вивьен, с крайне стервозным выражением лица сильно изогнув бровь.
– Работу искал, – пояснил Фрэнк, слегка поведя плечами.
– О да, это важно, – закатила глаза Вивьен. – И как, нашел?
– Да, здесь в Чикаго, – кивнул мужчина и довольно улыбнулся. Лицо его бывшей медленно вытянулось от удивления, а зеленые глаза стали круглыми, как плошки.
– Ты должно быть шутишь, – внезапно севшим голосом произнесла она.
– Ничуть, – парировал Фрэнк. – Пришлось изрядно постараться и подключить все имеющиеся связи, чтобы найти место инженера в какой-нибудь местной компании. Но, как видишь, у меня все-таки получилось. Контракт пока короткий, но это только начало.
– Дай угадаю. Все ради Авы и Эммы? – покривилась Вивьен и тут же наткнулась на крайне серьезный и даже строгий взгляд бывшего.
– А как иначе? – задал Фрэнк встречный вопрос, скрестив руки на груди. – Ты мне не оставила выбора, забрав с собой девочек.
– Но и ты мог сильнее настоять на том, чтобы они не уезжали, – мстительно парировала Вивьен. – Пускай не совсем честные, но кое-какие лазейки у тебя все равно оставались.
– Они и так достаточно настрадались, чтобы втягивать их в наши разборки еще раз, – настоял на своем Фрэнк. – Но и совсем бросить их я тоже не могу. Честно, мне было проще найти работу в Штатах, чем жить с вами тремя на разных концах океана.
– «Тремя»? – скептически заметила женщина, но сердце в ее груди все же заметно екнуло.
– Да, именно так, – совершенно серьезно кивнул Фрэнк и встал из-за стола. Он медленно подошел к бывшей и встал напротив нее в широком дверном проеме кухни. Вивьен машинально сделала шаг назад, сохраняя требуемую дистанцию, но злость и гнев в ее глазах быстро таяли, уступая место застарелой грусти, давно уже превратившейся в неотъемлемую часть разбитого когда-то сердца.
– Пускай мы с тобой расстались, но мы все еще семья, хочешь ты и этого или нет, – чуть понизив тон, весомо напомнил ей Фрэнк. – У нас ведь двое дочерей, которым отчаянно нужна любая поддержка. Особенно Аве, учитывая, через что она не так давно прошла.
– Она уже оправилась, – прохладно заверила его Вивьен, но, судя по всему, все же решила немного сбавить обороты и, отведя взгляд, забавно покривила губы. – По крайней мере, больше ее с лезвиями я не застукивала.
– От такого так просто и быстро не выздоравливают, – веско заметил Фрэнк. – Аве нужна поддержка. Ей нужно, чтобы мы оба были рядом. И Эмме тоже, пускай она и более благоразумная и не впадает в такие дикие крайности. Да и тебе тоже.
Осторожно он коснулся женского подбородка и мягко заставил Вивьен приподнять голову и взглянуть на себя. Та, в свою очередь, не шарахнулась от него, не ударила его по руке, как могла бы, да и сделала еще полгода назад, и посмотрела на мужчину, которого когда-то очень давно с любовью называла своим мужем, твердым, стойким, но в тоже время бесконечно усталым взглядом.
– Ты борец, Вив. Я в тебе никогда не сомневался, – заверил ее Фрэнк, ласково смотря в ее зеленые глаза. – Но для всех будет лучше, если тебе будет на кого положиться во всем, что касается девочек. Тем более в чужой стране, где у тебя ни родственников, ни друзей, а только одна сплошная работа.
– Может быть, ты и прав, – сдержанно вздохнув, с неохотой признала Вивьен. – По крайней мере, хоть будет с кем их теперь оставить. Пара свободных выходных мне точно не повредит.
– Вот видишь, – широко улыбнулся Фрэнк, отпуская ее подбородок. – От моего приезда только плюсы.
– Как бы не хотелось этого признавать, – цинично хмыкнула женщина и, внезапно заметив кое-что краем глаза, предостерегающе вскинула ладонь. – Подожди секунду. Ава! Эмма! Я все вижу! А ну, марш к себе!
Из глубины коридора тут же раздался озорной визг и смех, и с диким шумом и гамом, скользя по надраенному паркету босыми ногами, пойманные за подсматриванием девчонки ринулись в свои комнаты.
– Маленькие гоблины, – весело прыснул Фрэнк, наблюдая за дочерьми.
– Они уже почти взрослые, а мне до сих пор кажется, что их не двое, а целых двадцать, – устало закатив глаза, пожаловалась Вивьен. – Нет, правда. Я действительно начинаю радоваться, что ты приехал, потому что одной с ними справиться просто невозможно.
– В таком случае, мне же можно сегодня с вами поужинать? – с наигранно стеснительным видом уточнил Фрэнк.
– Да, конечно, почему нет, – безразлично отмахнулась Вивьен и тут же строго ткнула мужчину пальцем в грудь. – Но первая пицца за тобой.
– Идет, – согласно кивнул тот, и бывшие наконец-то улыбнулись друг другу теми самыми улыбками, которые дарят прошедшие вместе через огонь и воду люди. Они ведь и вправду были рады увидеться вновь, ведь долгое время порознь, проведенное в разделенных огромным расстоянием странах, многое заставляет пересмотреть в своей жизни. В том числе и чувства.
Тем временем в комнате Авы сестры наконец-то взялись за уроки, но радость от приезда отца была слишком сильной, чтобы толком сосредоточиться на заданных задачках и параграфах, и восторг плескался через край, давая благодатную почву для надежды и оптимизма.
– Как думаешь, они снова сойдутся? – с энтузиазмом спросила Эмма, забираясь с учебниками на кровать сестры.
– С чего вдруг? – состроив скептическую гримасу, поинтересовалась в ответ Ава и села за письменный стол, на котором в беспорядке валялись тетрадки, книги и всякие разные письменные принадлежности.
– А вдруг, – загадочно протянула Эмма. – Они ведь столько времени не виделись, наверняка о многом успели подумать… Тем более они оба все еще одни, да и мама в последние дни все чаще ставит вечером после работы тот сборник с хитами 70-ых, который ей папа когда-то подарил, и слушает его за бокалом вина. Не верю, что она стала бы так делать, если бы все еще ненавидела папу и совсем по нему не скучала.
– Она все равно так просто не сдастся, – неуверенно заметила Ава, принимаясь за недоделанные примеры по математике.
– Все равно буду верить в лучшее, – твердо заявила Эмма. – И вести себя буду так, словно мы снова семья. Ты со мной?
Ава отвлеклась от уроков, посмотрела на сестру, чьи глаза так и искрились от надежды, и улыбнулась ей улыбкой истинного заговорщика.
– А ты как думаешь? – лукаво усмехнулась она, и обе сестры наконец-то преступили к домашней работе, дабы покончить с ней как можно скорее и отправиться вместе с мамой и папой на ужин. Совсем как раньше.
– Они все-таки сошлись, наши родители. То время до сих пор похоже на сон. Мы с Эммой с трудом верили, что наши мечты о воссоединении мамы и папы наконец-то сбылись. Не знаю, что именно повлияло на них – долгая разлука ли или что-то еще, но родители оттаяли друг к другу и будто бы вновь влюбились, как когда-то в молодости.
Родители опять не стали регистрировать брак, решили не торопиться с формальностями, но нашему с Эммой счастью все равно не было предела. Я окончательно забросила всякие мысли о спасительной боли, а сестра каждый день сияла, как солнышко. Казалось, жизнь наконец-то наладилась. Пока все опять не пошло к черту…
Они недолго продержались. Снова начались ссоры, скандалы и крики на весь дом. Снова громкие хлопки дверьми и демонстративные ночевки на кушетке в гостиной. Мир вновь наполнился самыми черными красками, но на сей раз процесс распада прошел куда стремительнее. Я училась в последнем классе и готовилась к выпускным экзаменам, когда родители окончательно разошлись и отец съехал от нас. Эмма уже успела поступить в колледж и отучиться первый год на программиста, но до последнего не съезжала в общежитие и надеялась на лучшее. К сожалению, ее веры оказалось слишком мало.
Ава стояла в коридоре, прислонившись плечом к стене, и с плотно скрещёнными на груди руками хмуро наблюдала как грузчики уносят последние ящики с вещами отца. Мамы дома не было. Она ушла на работу раньше обычного, оставив дочерей за всем проследить. Папа тоже не пришел. Сказал, что слишком занят, но с рабочими уже расплатился и нужно было просто показать им какие именно коробки забирать. Так что деваться было некуда.
Когда грузчики закончили и наконец-то ушли, Ава плотно закрыла за ними дверь и вялой походкой пошла в комнату к сестре. Осторожно приоткрыв дверь, она заглянула внутрь. Эмма все так же лежала на неразобранной кровати и смотрела в стену. Она не читала, не слушала музыку и даже не ковыряла ногтем обои. Сотовый телефон и тот был выключен и одиноко лежал на крышке закрытого ноутбука.
Ступая практически бесшумно, Ава прошла в комнату и тяжело села на свободное место на постели. Посидела так немного, слушая наполнившую дом тишину, и наконец-то устало легла на бок. Сестры прижались друг к другу спинами, но прошло немало долгих минут, прежде чем старшая наконец-то заговорила.
– Я перееду в общежитие, – тихо проговорила она бесцветным и безликим голосом. Ава промолчала. Лишь только сильнее сжала пальцами покрывало, едва сдерживаясь, чтобы попросту не впиться в ладонь ногтями.
– Или сниму квартиру. Пока еще не решила. Посмотрю, как будет с подработкой и деньгами, – продолжила меж тем Эмма. – Но здесь я больше не останусь.
Ава не ответила и болезненно закрыла глаза. Хотелось кричать, расцарапать свои руки в кровь, изрезать себя лезвиями и истыкать иглами. Утопить саму себя в крови и агонии, лишь бы больше не чувствовать той гигантской дыры, которая нынче зияла на месте сердца. Если родители не смогли сдержать свои эмоции и чувства, то и она для себя не видела причин держаться дальше. Больше нет.
– В итоге сестра переехала сначала в общежитие, а потом сняла с сокурсницами квартиру. Я же больше времени проводила у нее, чем дома. Часто оставалась с ночевкой или даже на все выходные. Мама не то, чтобы поддерживала, но и не запрещала. Всяко лучше, чем терпеть мое постоянное немое осуждение и ссориться по всякому мелкому поводу. С отцом я практически не виделась, отказывала во встречах и игнорировала звонки, хотя он старался не пропадать из наших с Эммой жизней. Мы ненавидели их обоих в тот момент, отца и мать, и не желали иметь с ними ничего общего. Да, мы делала им больно, но только потому что были свято убеждены, в том, что нам больнее, чем им.
Потом постепенно мы оттаяли и помирились с родителями… Хотя точнее, Эмма помирилась с ними обоими, а я смогла только с папой. В то время, когда мы с мамой жили одни вдвоем, наше недопонимание дошло до точки кипения. Не проходило ни дня, чтобы мы не ссорились. Мы превратились в настоящих врагов, и то, что она все равно продолжала опекать меня, контролировать и следить за каждым моим шагом, чтобы я опять не сделала с собой чего-нибудь страшного, только подливало масло в огонь.
Мои мучения прекратились, когда я закончила школу и поступила в Иллинойский университет на архитектора. Я сразу же собрала чемоданы и съехала на фиг, перебралась в студенческое общежитие. Дома с той поры я практически не появлялась, да вскоре некуда было больше идти. Пока я училась, фирма предложила маме переехать в Нью-Йорк и возглавить тамошний филиал, а папу еще раньше переманила крупная бостонская судостроительная компания, пообещав такой лакомый контракт, что сложно было отказаться. Мы с Эммой оказались предоставлены сами себе, но первую свободу я почувствовала еще когда переступила порог своей комнаты в общежитии. Больше никто не следил за мной и не контролировал, не проверял какие книги я читаю, какие фильмы смотрю и что я не успела удалить из истории браузера. Я наконец-то была вольна делать все, что захочу. Вот тут-то мне крышу и снесло.
Я сразу же осмелела. Стала в открытую смотреть странные недвусмысленные фильмы, вроде «Ночного портье», за просмотром которых страшно боялась попасться дома, и читать откровенные эротические книги. Именно тогда мне в руки попалась «Венера в мехах» Леопольда Захер-Мазоха.
Честно говоря, поначалу я ожидала от романа множества подробных любовных сцен и прочих откровенностей, но на деле книга оказалась весьма… Целомудренная даже. Особенно по нынешним меркам-то. Мазоха явно куда больше увлекал дотошный разбор личности своего главного героя и его возлюбленной, причины и следствия их странных отношений, да и относился он к ним с большой долей иронии и юмора. Многое из самого интимного оставалось за кадром или описывалась общими чертами, полутонами и полунамеками. Но то, о чем Мазох писал прямо, все равно шокировало, особенно меня тогдашнюю, еще совсем зеленую и неопытную.
Я сразу решила, что с Северином мы на одной волне. Мы оба вовсе не оказались под влиянием какого-то конкретного человека, который жестко привил нам любовь к унижению и подчинению, а сами годами сублимировали свои мечты и вскармливали своих демонов. Но дальше мы с ним уже сильно расходились.
В то время меня продолжали грызть противоречия из-за своих желаний с одной стороны быть независимой, а с другой – оказаться куклой в чужих сильных руках, и мои метания с каждым днем волновали меня сильнее и сильнее. Я все чаще ловила себя на мысли, что мне больше не хватает бесплодных фантазий. Мне хотелось, чтобы они стали правдой, и эта набирающая обороты тяга действительно пугала меня тогдашнюю. В итоге именно Мазох помог мне окончательно в себе разобраться. Но не с помощью Северина, а Ванды.
Я сразу влюбилась в нее, с первых же страниц. Она со своей своенравностью и внутренней свободой казалась чуть ли не идеалом, воплощением богини. И так приятно импонировало то, что она тоже была рыжей, белокожей, да зеленоглазой, фигуристой и мягкой… Так и тянуло представить себя на ее месте, быть такой же самодостаточной и полноценной, как она. Хотя в какой-то момент, когда она окончательно разошлась в предложенной Северином роли Госпожи, то стала сильно коробить и даже возмущать своим поведением. Она стала казаться такой инфантильной, вздорной, отвратительно капризной и несдержанной, что весь флёр обожания таял на глазах. Что интересно, и у меня, читательницы, и у самого Северина. Но когда я дочитала до конца… Честное слово, я поверить не могла, что на самом деле Ванда закрутила такую интригу, обвела всех вокруг пальца и собрала все сливки, заодно проучив своего глупого поклонника, как и собиралась с самого начала. Читая в конце ее письмо, адресованное главному герою, я поняла, что снова восхищаюсь ей. Невероятная женщина. Настоящая языческая богиня.
Поэтому в конечном итоге вовсе не Северин, которого я во многом поначалу понимала, а именно она, Ванда фон Дунаева, помогла мне и подсказала, как быть со своими, казалось бы, противоречащими друг другу желаниями. Ведь она вполне спокойно сочетала в себе и демоническую сущность жесткого и капризного деспота, и готовность стать покорной и смиренной перед мужчиной, которого она посчитает достойным такого обожания со своей стороны. Я поняла, что можно быть сильной и независимой, даже полностью отдаваясь другому человеку. Главное не терять себя, знать себе цену и выбирать господина с умом, тогда и тот, кому ты отдашься, будет ценить тебя, твою преданность и покорность. Наверное очень дикая мысль, особенно для современной эмансипированной женщины, но, когда она наконец оформилась у меня в голове, я почувствовала себя такой цельной и решительной… Почти королевой и настоящей хозяйкой своей жизни. Парадокс, но чтобы получить внутреннюю независимость, мне для начала пришлось признать свою сабмиссивность. Фрейд был бы в восторге. Хотя, выбирая себе достойного спутника, я натворила немало ошибок, но об этом я расскажу чуть позже.
Не мудрено, что так впечатлившись «Венерой в мехах», я не смогла нормально воспринять «Историю О», хотя она куда больше котируется у сабмиссивов, чем любая другая похожая история. Но я не прониклась. Да, есть занятные моменты, и эротические сцены отлично шли, особенно на фоне бурлящих гормонов половозрелой девицы, но мне не хватило отклика в персонажах, в их истории и мотивации. Да и сама О. не воспринималась так, как о ней отзывались другие персонажи, а уж окружающие ее мужчины и вовсе казались картонками. К тому же в моих фантазиях были всегда только я и мой Господин. Я принадлежала лишь ему одному, а он берег меня как свое сокровище, никому не отдавая и не одалживая.
Но вот сама идея замка Руаси действительно цепляла. О, я была просто очарована! Сколько бумаги я извела, продумывая его архитектуру и выдумывая интерьеры… Вот уж кто действительно стал для меня самым главным героем всей книги. Тайное место, где все самые дикие фантазии о насилии и любви становились явью, и никто никого ни за что не порицал и не осуждал. Позже я много раз представляла себя жительницей этого места. Воображала, как ходила бы по его коридорам в атласных платьях с открытой грудью и длинными разрезами на юбке и подавала вино и закуски своему Хозяину, который отдыхал бы в богатых залах. Как сидела бы у него в ногах возле камина и вела себя, как преданная собачка. Один намек и я уже ласкаю его, так долго, как ему захочется. Одна шальная прихоть и вот он уже охаживает меня розгами забавы ради или, наоборот, со свей любовью берет прямо там, у камина на старой косматой медвежьей шкуре… Черт, кажется я опять увлеклась.
– Нет, нет, продолжай, – запротестовал Рид и широко усмехнулся весьма коварной усмешкой. – Подобные тайные фантазии даже куда интереснее, чем прямые предложения для сессии.
– С чего вдруг? – хмыкнула Ава.
– Потому что ты рассказываешь о своих желаниях, не оглядываясь на то, реально ли их воплотить в жизнь, – более серьезным тоном пояснил Роберт. – В то время как обычно ты предлагаешь только то, что и сама можешь представить как более-менее реализовать на практике.
– Что ж плохого в конкретике? – резонно спросила Хейз, с нарочито циничным видом чуть изогнув бровь.
– Ничего, – легко согласился Рид и вновь лукаво улыбнулся. – Но рано или поздно нужно начинать пробовать что-то новенькое и расширять границы возможного.
– И все равно не представляю как, – стояла на своем Ава, хоть и согласилась со словами любовника.
– А тебе и не нужно, – беззаботно повел плечом Роберт и посмотрел возлюбленной прямо в глаза своим фирменным пронзительным взглядом. – Доминант здесь я, и создавать сценарии сессий – часть моей роли.
На секунду Ава затаила дыхание, но на ее губах все же играла соблазнительная и игривая улыбка, а в глазах плясали маленькие чертики.
– Так мне продолжать? – мурлыкающим голосом предложила она.
– Да, пожалуйста, – тем же сладким тоном ответил ей мужчина. Ава перевела дыхание и снова вернулась к прерванному рассказу.
– В общем и целом, я перешла на новую ступень. После прочитанных книг я впервые осознанно заинтересовалась самой Темой. Конечно, вначале мой интерес был весьма поверхностный и ограничивался преимущественно поиском красивых картинок и видео в интернете, способных попасть в резонанс с моими собственными фантазиями или подпитывающих их, но в ту пору мне и таких мелочей хватало более чем. К тому же в университете мне и так было чем заняться.
По правде говоря, я немногим отличалась от обычных студентов. Конечно, на занятиях я выкладывалась по полной. Хотела доказать окружающим и себе в том числе, что чего-то да стою, что тоже могу быть прекрасным архитектором. Моему трудолюбию не было предела. Но и про веселье не забывала. Пила я в ту пору как черт. Сама удивляюсь, как у меня получалось совмещать свои загулы с учебой, но каким-то непостижимым образом энергии и энтузиазма у меня хватало на все. Хотя периодически, когда выпадала свободная минута, я могла впасть в глубокую спячку, чтобы потом опять броситься в бой. К тому же, я впервые оказалась в компании людей, которых могла назвать своими друзьями. Я понравилась им, они приняли меня, и общение с ними было так не похоже на мою школьную жизнь, что казалось, будто я очутилась в параллельной вселенной.
Дело в том, что у меня никогда особо не было друзей, по крайней мере долгая дружба с кем-либо так ни разу и не сложилась. Те немногие приятели, которые у меня когда-то были, остались во второй школе на родине, а в Штатах я оказывалась либо в роли изгоя, либо призрака, которого никто не видел и не замечал. В какой-то момент мне начало всерьез казаться, что так будет всегда, я до конца своих дней буду одиночкой, но университет круто изменил мою жизнь.
Я сразу же решила для себя, что не буду вести себя с окружающими как раньше. Тем более в общежитии меня с первого дня поселили с соседкой, и мне хотелось если не подружиться с ней, то хотя бы поддерживать более-менее дружественные отношения. К счастью, Молли Грин оказалась хорошей и общительной девушкой, и мы быстро нашли общий язык. Вдвоем, поддерживая друг друга, мы познакомились с другими студентами, и очень скоро у нас образовалась своя маленькая компания.
Не то, чтобы мы все были такие уж хорошие друзья, но нам нравилось общаться и зависать вместе. Нам всем кружила голову эйфория от осознания новой, горько-сладкой студенческой жизни, новых возможностей и знакомств. Мы больше не были школьниками, оторвались от своих родителей и казались себе такими взрослыми и самостоятельными. В общем, мы были самыми типичными студентами с самыми что ни есть типичными для нашего возраста мнением о себе и окружающих, максималистскими суждениями и прочим мусором в головах. Но все равно было здорово. И, самое главное, именно тогда я впервые стала встречаться с парнем.
Его звали Джаред, и он был коренной чикаговец. Довольно симпатичный блондин, хотя цвет его глаз я в упор не помню. Но хорошо запомнила, что у него была бесконечно обаятельная улыбка, татуировки на обеих руках, от кистей до самых локтей, и еще одна на груди и легкий позитивный нрав. Не скажу, что мы сильно влюбились, но в ту пору нам было хорошо вместе. Мы были из одной студенческой компании, там и познакомились. Вначале общались наравне со всеми, но постепенно стали все больше уделять друг другу внимание. В какой-то момент мы даже стали встречаться и гулять отдельно от других. Ходили вместе в кино, зависали в барах или в его комнате в общаге, хотя относились друг к другу как просто хорошие приятели. Пока однажды как-то поздно вечером, возвращаясь вместе с одной студенческой вечеринки и изрядно захмелев, мы не поцеловались.
Я знала, что не первая у него, но была этому даже рада. Лучше уж в паре будет только кто-то один неопытный, чем оба сразу. Целовалась я очень коряво, то и дела стучала своими зубами по его, и с одной стороны меня несло на волнах хмеля и эйфории от происходящего, а с другой было так страшно, что у меня даже коленки дрожали и подгибались. Благо Джаред не дал мне струхнуть окончательно и взял всю инициативу на себя. В итоге мы долго целовались на улице, пока не замерзли окончательно на осеннем холоде, и он проводил меня до кампуса. С той поры мы не то чтобы стали действительно встречаться, но образовали пару в нашей компании, а остальные начали к нам относиться соответственно – он мой парень, а я его девушка.
