Текст книги "Подкидыш (СИ)"
Автор книги: Little_Finch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 70 страниц)
Слова вылетают сами собой, но он даже не злится на себя, даже не дает себе мысленный подзатыльник, как сделал бы в обычной ситуации…
Просто потому, что это бес-по-лез-но. И проверено уже тысячу раз: когда ему физически плохо, всё его болтливое и светлое, что есть в душе, будто дерьмо, всплывает наружу. И потопить его невозможно.
Развернувшись боком, он аккуратно подтягивает ноги, укладывая их на сиденье, и подкладывает под щеку ладони. Закрывает глаза, почти тут же проваливаясь в тесную дрему.
Тор приоткрывает окно. На пару секунд поворачивает голову вбок, смотря на устроившегося мальчишку. Кеды немного пачкают кресло, но парень не обращает на это внимания. Прямо сейчас это того не стоит.
Через несколько минут уютной поездки в кармане начинает вибрировать телефон. Он дергается, быстро вытаскивает его, напряженно косится на притихшего Локи. Боится разбудить…
– Привет… Да… Да, мам. Да, я понял. Я не знаю, но мы уже подъехали к магазину. Да, деньги есть. Локи?.. Да, я забрал его с работы. Он в порядке, опять что-то учит тут. Даже от книги оторваться не может. Передает тебе привет… Ага, – завернув на парковку, Тор останавливается. Отстегивается, чуть тормошит мальчишку и, отодвинув трубку с что-то говорящей матерью далеко-далеко, нагибается к маленькому аккуратному уху. Шепчет. – Сейчас вернусь. Только попробуй чего-то учудить.
Когда он отстраняется, кончик носа задевает ушную раковину, и мальчишка вздрагивает. Приоткрывает губы, выдыхая, и хмурится, еле заметно улыбаясь. Тор видит, в ответ усмехается.
– Не… Заблудись там… – Локи трет нос, зевает.
– Да, мам, я понял. Закрыть окна и люк в домике на дереве, хорошо. Вы точно не сможете вернуться? Хорошо, вам есть где остановиться там, да?.. – он выходит из машины и бегом добирается до входа в небольшой магазин.
Локи ерзает, чмокает и облизывает губы. Снова засыпает.
+++
Когда они доезжают до дома, ему становится немного легче. Возможно, это благодаря обезболивающему, которое Тор впихнул в него, вернувшись в машину… Но вряд ли. Точно не из-за этого.
Кое-как дойдя до прихожей, он снимает кеды и, держась за стену, идет наверх. «Брат» в это время носится по дому, закрывает окна, что уже треплет стихия, успевает вернуться в машину, завезти ее в гараж и принести забытый Локи рюкзак. Все, на что хватает самого мальчишку – это подняться в комнату и, упав на постель, укрыться одеялом.
– Хей… – спустя несколько десятков минут, Тор приносит ему его рюкзак, аккуратно садится на кровать и кладёт ладонь на лоб. – Ты горячий… Температура?..
– Возможно… – он пожимает плечами, дышит через рот, потому что нос заложило, и немного приоткрывает глаза. Рука парня медленно смещается на волосы, легонько гладит, но Локи не ведется. Он знает, что пару секунд, минута, а затем «брат» снова сделает больно. Эта ласка обманчива… – Просто дай мне полежать, ладно. Все нормально.
– Ты еле на ногах держишься, а лоб горячий, как печка. Я принесу тебе жаропонижающее, – поднимается, убирает руку с мягких растрепанных волос. Хмурится.
– Нет. Я не буду их пить. Ничего не буду. – он тихо коротко мычит, качает головой. – Мне станет лучше. Я просто не выспался, а еще там шторм и…
– Да ты, блять, издеваешься?! Я не хочу, чтобы ты подох у меня на руках! – взволнованный Тор вскидывает руки и, резко сорвавшись, кричит. С яростью смотрит на чуть сжавшегося на кровати мальчишку, и сердце самую малость колет. Но он тоже не ведется. Этот дохлый болезненный идиот опять нарочно выводит его из себя!
– Тогда почему не отвез в больницу?.. – он кутается в одеяло сильнее, говорит тихо-тихо. Закрывает глаза. Заставляет себя не зажмуриваться, заставляет не пугаться, заставляет сердце успокоиться…
У него нет сил, чтобы противостоять этому урагану ненависти прямо сейчас. Он слаб. Ему хочется куда-нибудь, где не сделают больно. Где Тор не будет делать из его тела решето своими острыми словами.
Жаль, такого места для него нет…
– Иди в жопу, Локи! Хочешь дохнуть?! Да пожалуйста! Скинь смс, когда можно будет вызывать трупоперевозку! – он рычит и вылетает из комнаты, с хлопком закрывая дверь. Дрожь, переходя по стенам, отдается эхом в продрогшей грудной клетке мальчишки, и он сжимает зубы, чтобы не всхлипнуть. Обнимает себя теплее.
– Я просто подвержен влиянию погоды, Тор… Я просто… Тц. – он пытается уменьшиться, комкает в пальцах рубашку напротив сердца и зажмуривается. На щеках становится мокро, но это из-за того, что он хочет спать. Такое бывает. Это не из-за… Из-за… Такое бывает.
В теле чувствуется слабость, голова тяжелая, а глаза слипаются. Он лежит, укутавшись, неизвестно сколько минут, а затем по оконному стеклу что-то ударяет. Резко распахнув глаза и вздрогнув, мальчишка присматривается, понимает, что это ветка, и вздыхает. Под кожей все вены и артерии пусты. Там только холод.
Поднявшись и вздохнув, Локи медленно стаскивает одежду и надевает самую большую и уютную свою футболку, штаны, неаккуратно снимает с кровати покрывало и заворачивается в него. Подбирает рюкзак, берет из него мобильник с наушниками и снова откидывает. Спрятав всё в карман, медленно выходит из комнаты.
Уснуть не сможет. Промозгло.
Где-то снаружи разгорается пламя стихии. Идя по коридору, он слышит, как ветер задевает крышу, пытается рвануть ее, прихватывает своими острыми челюстями. Дождь пулеметной очередью обстреливает их дом, не затихая.
А внутри, под защитой стен, должно быть спокойно и уютно. Он дрожит от холода – убеждает себя, что только от чертового холода – спускаясь по лестнице.
С кухни раздается негромкая возня. Кажется, Тор готовит ужин…
Шаг за шагом его ноги сменяют ступеньки, а пальцы держатся за перила. Он шмыгает носом, втягивая сопли назад, кривится и сглатывает.
– Тор… – появившись в дверном проходе, мальчишка замирает. Смотрит на напрягшуюся спину парня, хмурится и понимает, что зря пришел. Не нужно было спускаться. Холодно и ладно. Не заледенеет же… Не умрет…
А что до сна, так… В какой-нибудь момент его все равно бы вырубило. Холодно – не холодно… Организм устал. Ему по боку.
– Что?.. – Тор оборачивается, складывает руки на груди и сжимает челюсти. Смотрит, как тоненькая фигурка, запутанная в одеяло, делает шаг назад. Еще один.
– Ты… – Локи моргает, сглатывает.
Кто-то в голове кричит, что он должен быть сильным, должен атаковать, съязвить, выпрямить спину и показать, что не сломлен. Он должен. Должен?..
Никому. Ничего.
Он устал. Сегодня он не выспался, погода испортилась, а потом его еще и опозорили. Он вымотан. Все случайности так дико наложились друг на друга…
Его тело требует тепла, а мозг заботы. Он чувствует себя беспомощным, жалким, на грани слез…
Он кутается в одеяло сильнее.
– Ты… Нет, ничего… – мотает головой, усмехается так блекло, как призрак, и делает еще шаг назад. Знает, что мог бы попросить то, чего хочется, но не может… Чувствует, что просто морально не выдержит, когда Тор начнет снова на него кричать.
– Я не собираюсь бегать за тобой, как нянька. Говори, что хотел, – он стоит, смотрит. Выражение лица немного смягчается. Понимает, что мальчишке действительно плохо. Понимает и успокаивается.
Они оба всего лишь дети.
– Ты… Ты не мог бы разжечь камин… пожалуйста. Я просто немного замерз. А если пойду в душ, то, наверное, заболею, и… – хмурится, утыкается взглядом в пол. Прямо чувствует, как «брат» уже открывает рот, чтобы послать его куда подальше…
– Иди в гостиную. Я сейчас приду, – развернувшись, он продолжает заниматься какими-то своими делами.
Локи замирает, кивает и уходит. Остановившись рядом с диваном, долго смотрит на него. Думает.
– Что застыл? Уснул, что ли?.. – Тор подходит к камину и присаживается около него на корточки. Вытаскивает спички.
– А тебе не нужно принести поленья или… – мальчишка шмыгает носом, смотрит, как пламя начинает разгораться.
– Нет, мама всегда, когда использует камин, оставляет в нем новые поленья вместо сгоревших, – парень проходит мимо него, но даже не смотрит, еле не задевает плечом.
– Спасибо… – Локи чуть шугается, медленно оборачивается, но сзади уже никого нет. Он пожимает плечами. Ловит себя на мысли, что не должен так часто благодарить этого злюку-колюку, но только мотает головой. Сил нет, да и разводить мысли на такие «глубокие темы братских взаимоотношений» – это далеко не то, что ему сейчас нужно. Совсем-совсем не то.
Сделав несколько шагов к камину, опускается в полуметре от него на пол, кладёт вокруг себя одеяло. Его ноги складываются в неправильную позу лотоса, а дрожащие ладошки тянутся к теплым языкам пламени.
Он вздрагивает. Наклоняет голову, утирая заслезившиеся глаза о футболку на здоровом плече, и глубоко дышит. Тепло ласкает, пробирается под его тонкую как пергамент кожу, разгоняет кровь в венах.
Он мягко ломано улыбается. Подползает самую чуточку ближе.
Когда он был маленьким, и мама забирала его с собой в Денвер в горы на каникулы, они всегда любили сидеть вдвоем перед камином в ее горнолыжном домике и слушать шепот огня, выкрики медленно сжираемых им поленьев…
Она каждый раз рассказывала ему какие-то невероятные истории о далеких мирах, богах и людях, их подвигах, о героях и злодеях… Она зарывалась в его рыжие, как лисий мех, волосы, и дышала им.
« – Зачем ты так делаешь?.. Это же странно… – ему щекотно, он улыбается.
– Тебе разве не приятно?.. – она вскидывает брови, прижимает мальчонку сильнее.
– Наоборот. Так мне кажется, что ты любишь меня так сильно, будто никогданикогда не сможешь расстаться со мной… – хмурится, сосредоточившись на этой странной мысли.
– Так и есть, Локи. Я люблю тебя больше жизни… – она прячет глаза и снова глубоко вдыхает.»
Тогда еще его волосы были рыжими. После смерти матери он вылил себе на голову целый тюбик черной, как ночь, найденной в ванне краски.
Ему было шесть, и не то чтобы смерть матери стала травмой его детства. Ему было шесть, и он не пытался быть аккуратным, размазывая ладошками краску по голове.
Все друзья над ним смеялись. Придумывали ему клички от «черныша» до «хамелеона». У него потом еще несколько месяцев были черными ладони, затылок и кончики ушей…
Но зато больше никто не зарывался носом ему в волосы. Его запах был только для его матери.
Пальцы чуть жжёт. Он отводит руки назад, дотягивается до покрывала и накидывает его на себя. Прикрывает глаза.
Дерево похрустывает громко. Мягко. Как только что выпавший снег в горах…
Мама везет его на санках, смеётся. Её бледные щеки укрывает румянец. Локи смеётся тоже. Неловко чуть наклоняется вбок, санки переворачиваются и, протащив его почти метр, позволяют вдоволь наесться снега.
« – Локи?! Ты в порядке?..»
Она бежит к нему, вытаскивает из завалов, просто невероятно огромных куч снега и смотрит. Внимательно.
Он смеётся, кидает в нее немного кривым снежком. Его щеки тоже укрывает румянец, а глаза блестят так ярко, как было только в детстве.
Он счастлив.
Когда перестрелка заканчивается, он заваливает маму в снег. Садится ей на живот и, сняв варежки с рисунком лошадки, аккуратно заправляет черные, как ночь, пряди назад под шапку.
« – Ты такой заботливый, Локи.»
Его волосы-огонь достались ему от отца. Бледная кожа и слабое здоровье – от матери. А вот глаза его собственные. Ни у кого таких не было.
Снег под ее ногами хрустит. Его, снега, шепот похож на шепот поленьев в гостиной чужого дома в совершенно чужом штате. В чужом мире?..
Он трёт прикрытые глаза, вздыхает. Он согрелся. Мелко улыбается.
Распахнув веки, шмыгает носом. Чешет его.
Глаза засматриваются на шальные языки пламени. Как они взвиваются, опадают, умирая… Как возрождаются, истинно феникс… Хотя нет. Они – основа. Феникс уже позже…
И может он тоже мог бы. Мог бы стать фениксом?.. А потом найти свою маму, замерзшую где-то в недрах сугробов, под завалами, в горах Денвера, и научить ее быть фениксом тоже?..
Может он мог бы…
Медленно вытащив руку из-под одеяла, Локи протягивает пальцы к оранжевому свету. Медленно, сантиметр за сантиметром. Становится горячее, но он не отдергивает. Хмурится, терпит. Мама говорила, что он сильный. И уже почти-почти касается…
– Хей… Тише… – сильные руки ложатся на его плечи и останавливают. Они не давят, правое плечо не начинает искрить болью. Медленно его берут за талию, отодвигают назад. – Тише…
Мальчишка кивает, будто болванчик. Отстраняется. Вздыхает, смаргивает и, укутавшись, поворачивает голову в сторону. Тор сидит рядом.
– И давно ты тут…
– Почти час как. Не оставлять же тебя одного. Еще в камин упадешь, а мне потом пол от золы чистить… – он ловит слабый блеклый взгляд и пытается улыбнуться. Локи не реагирует. – Ты пару раз успевал заснуть… Как чувствуешь себя?..
– Слабым, – он прикрывает глаза, кутается сильнее. Не хочет, чтобы Тор опять ударил. Не делом, так словом… Не боится. Просто… не хочет. Потому что отразить не сможет.
– Я разогрел пиццу, есть еще пончики, яблоки, печеньки и чай… Тебе нужно поесть, – он поджимает губы, смотрит, как мальчишка начинает легонько покачиваться взад-вперед.
– Я… – вздохнув, натягивает одеяло на голову тоже. Жмурит веки, комкает в пальцах ткань. Он не любит быть слабым. Не любит чувствовать себя слабым. Когда он слаб – он откровенен. И будто это кому-то нужно… – Не хочу, чтобы ты злился…
Полено с треском разламывается. Искры разлетаются, но так и не вырвавшись из поля «материнского гнезда» затухают. Огонь продолжает гореть и дальше.
Парень молчит. Смотрит на будто уснувшего Локи, наклоняет голову чуть вбок. У него ведь никогда не было младшего брата. Не было собаки, кота или кого-то еще…
Он не умеет заботиться. Хоть и понимает, что может с легкостью обидеть кого-то в запале, что его вспыльчивость это плохо, но как будто не осознает этого полностью.
Точнее, не осознавал.
Теперь иначе. Прошло всего две чертовых недели, а этот мальчишка успел перевернуть в нем больше, чем за все предыдущие семнадцать лет что-либо вообще переворачивало…
Он пришел. Поставил рамки, границы. Потом начал за них бороться.
Он подставился.
Тор медленно поднял руку и, чуть стянув одеяло с растрепанной головы, приложил ладонь ко лбу. Хмыкнул.
– Я не буду злиться. Но ты обязан поесть и выпить жаропонижающее… – вздыхает, начинает подниматься.
– Хорошо, – Локи кивает. Открывает глаза, смотря, как парень поднимает легкий кофейный столик и относит его в сторону.
– Садись у дивана, сейчас еду принесу…
+++
– Расскажи о своих предыдущих опекунах, – Тор усаживается рядом, плечом к плечу, ставит перед ними две тарелки, и подаёт Локи полотенце. Тот убирает одеяло на диван и поправляет футболку. Один рукав постоянно норовит сползти.
– Зачем тебе? – положив полотенце на колени, он тянет к себе тарелку и берет пиццу.
– Чтобы узнать тебя получше?.. – Тор тоже берет еду и смотрит, как мальчишка медленно откусывает и пережевывает. Вздыхает. – Опять сегодня не ел?
– Да, как-то не вышло: то время поджимало, то блевать хотелось… – он пожимает плечами, шмыгает носом, утирая его обратной стороной ладони.
– И как же ты себя так запустил, с таким слабым здоровьем-то? – парень рассерженно отворачивается. Ест.
– Я не запускал. Просто я очень зависим от погодных условий, падения давления, штормовых предупреждений… – пожимает плечами, замирая взглядом на огне. Смаргивает. – Если бы не сегодняшняя буря, такого бы не было.
– Извини… меня. – Одинсон хмурится, сжимает челюсти, выдавливая из себя эти слова. – За то, что накричал сегодня и за то, что… тогда…
– Воу… Я… – Локи приоткрывает рот от удивления, слабо усмехается. Контроль эмоций утонул, светлая душонка всплыла… Он становится честным. – Я не держу зла. Мстить тоже не собираюсь. Все равно, если я так сделаю, то пострадаю в итоге я же…
– Дурак… – парень качает головой и негромко смеётся. Вздыхает. Берет еще пиццы. – Я нашел некоторые…сайты…
– С порно? – Локи по-доброму усмехается, вскидывает брови. Тор пихает его в плечо. Хорошо, что в левое…
– Иди ты. Сайты с советами по контролю гнева… – он берет еще один кусок, смотрит на мальчишку и, прищурившись будто гневно, заставляет его взглядом доесть корочку. Усмехается. – Там пишут, что нужно считать или попытаться отвлечься.
– И как?.. Помогает?
– Если бы, – Тор хмыкает, качает головой.
– Я не думаю, что этот метод, метод отвлечения, слишком хорош, знаешь. Я, конечно, никогда им не пользовался, но… – под тяжелым, чуть печальным взглядом, он берет еще кусочек пиццы.
– У тебя были проблемы с гневом? – парень удивленно дергается, отставляет пустую тарелку в сторону. Убирает туда же полотенце.
– Ага. Когда мама скончалась, я как с цепи сорвался… Все драки, происходившие в нашем районе, были моими. Потом в первом детском доме некоторое время тоже, – Локи вздыхает, недовольно цокает, доедая. – Мне казалось, что если я буду вести себя вот прямо нереально плохо, то мама вернется. Хотя бы лишь ради того, чтобы наругать меня…
– Ты не выглядишь как тот, кто готов затеять драку прямо сейчас… – Тор забирает чужую пустую тарелку, отставляет тоже. А затем, приподнявшись, берет с боковой каминной стены кочергу и садится назад. Легонько ворошит поленья.
– С тобой затеешь – живым не выйдешь… – Локи усмехается и сжимается, ожидая, что «брат» начнет злиться, но тот лишь хмыкает в ответ. – Просто в какой-то момент, уже в детском доме, я нарвался не на того парня… Он оказался сильнее и умнее. Раскрыл меня, как проломил скорлупу арахиса – одним пальцем. И довольно доходчиво разъяснил, что мама не вернется, что ее уже давно в «аду черти пользуют», а я только жопу зря надрываю… Сказал, что если так сильно хочу делать плохие вещи, их нужно делать так же тихо, как скользит по земле змея, что подбирается к жертве.
– Этот парень, похоже, любил сравнения… – Тор качает головой. В дымоходе развевается еще куча огоньков.
– Очень. Тамошний напыщенный «Король горы», – мальчишка подтягивает колени к груди, укутываясь в холодные воспоминания. Он чувствует себя замкнутым в спичечном коробке. Спичек нет, лишь воздух и эхо. – Его звали Фенрир. Я звал его Фенри… Он был великолепным лидером, всегда стоял за «своих» до конца. Научил меня делать отмычки, ходить тише шелеста ветра и драться. Использовать не силу, так скорость и изворотливость. Если бы не он, я бы там пропал… Только вот…
Он замолкает. Кусает костяшки, утопая в огне камина/своего прошлого. Тор, сидящий чуть впереди, оборачивается. Смотрит.
– Только вот, что?..
– Тебе вряд ли понравится, – он качает головой, не отрывает глаз от сжирающего пламени. Даже не пытается думать над вопросом, зачем рассказывает это все сейчас. В голове мягкая, но такая тяжелая вата…
– И все же, – парень прищуривается.
– Будешь плохо спать… – мальчишка кусает костяшки сильнее.
– Не маленький, справлюсь, – Тор тянет руку и насильно вытаскивает бледные пальцы со следами зубов из захвата.
– Там была игра. В детдоме. Игра на выживание, – Локи переводит свой взгляд на «брата», но в его глазах нет осмысленности. Он далеко. – Детей было много, строение старое, места мало… Государство выделяло деньги, но их хватало едва-едва. Скорее всего, директор забирал всё себе… – он не чувствует, как Тор откладывает кочергу, возвращается назад и откидывается на диван. Не чувствует, как он все еще держит его руку, сжатую в кулак. Сжимает. – Фенри говорил, что эта игра была придумана задолго до моего прихода. Задолго до его прихода тоже… И я честно не знаю, почему их, преподавателей и директора, раскрыли только тогда, но это определенно стало чем-то вроде спасения для меня и оставшихся детей.
– Оставшихся?.. – Одинсон напряженно сжимает челюсти, в упор смотрит на мальчишку. Тот грустно усмехается.
– Каждые месяца два, наверное, они «разводили» нас. Как водой разводят сок для меньшей концентрации. Они просеивали… Ограняли лучшие экземпляры, а плохие выкидывали. Они устраивали «Игры», – Локи прикрывает глаза, вздыхает. Его тон, манера речи неуловимо меняются. И он не может отследить это, контролировать. Он чувствует, что за стеной/за спиной/защищен и просто начинает плыть по течению. Холод начинает снова щекотать ребра. – Новичков обычно не трогали в первую игру. Им давали насладиться представлением, давали почувствовать, что их ждет… – Где-то прямо над домом громыхает гром. Он вздрагивает, неосознанно вырывает руку, прячет под вновь накинутое одеяло. Тор лишь хмыкает. – В подвале обычно стояло три клетки. В конце концов оставалось трое проигравших. Суть игры была такова…
– Всех детей заранее распределяли на группы, потом делили по парам. Некоторым, особо хорошим, даже предлагали выбрать себе противника… И всё. Пару бойцов запускали в клетку и давали «играть». Правил не было вообще. Ты мог кусаться, рвать одежду и выцарапывать глаза. Единственное, что ты обязан был сделать – это либо убить своего противника, либо заставить его признать поражение… Тогда…
– И часто там… Убивали?.. – он смотрит. Все еще. Не может перестать пялиться на спокойное равнодушное лицо Локи.
– Когда как. Обычно просто ранили, и дети тут же сдавались… – жмет плечами. Равнодушно, будто кукла в умелых руках кукловода.
– А оружие…
– Да. Что сам сделать сможешь, то и будет твоим оружием. Однажды какой-то малец притащил кирпич и почти всем своим противникам проломил головы… Мне тогда удалось включить мозги и сдаться, только переступив порог клетки, – в его глазах что-то загорается, связанное с этим воспоминанием. Локи помнит много крови, изуродованные черепа и упертых малышей.
Слабые детки, что думают, будто могут быть сильными…
– И что…потом? – Тор грустнеет, недоверчиво хмурится. Он просто… Просто думает лишь одно: почему?
Почему, чёрт побери?! Они же просто дети…
– Тот, кто проигрывает в парной «игре», если, конечно, выживает, будет позже сражаться с такими же проигравшим счастливчиками. И так раз за разом. Кто останется в самом конце, будет «побежденным», – Локи открывает глаза, поворачивает голову и ловит неверящий взгляд «брата». Держит. – Тех, кто станет «побежденным» – их в итоге оказывалось трое – обычно куда-то уводят и больше их никто никогда не видит. На следующее утро их постели сложены, простыни сняты…
– И ты не знаешь, что с ними делали? – Тор не отворачивается. Сжимает-разжимает руку, в которой до этого была прохладная ладонь Локи, держит чужой взгляд.
– Конечно, знаю, – он легонько улыбается. Снисходительно качает головой. – Я знаю обо всем, что хоть как-то косвенно касается меня, Тор, – моргает, хмыкает. – Раз уж ты решил покопаться в моих…«внутренностях». Тебе издалека или коротко?
– Издалека, – кивнув, поджимает губы. Снаружи гремит гром. Будто третий звоночек в театре, оповещает/предупреждает о начале чего-то… Одинокого.
– Фенри… Фенрир… Когда меня отправили в тот детдом, мне было шесть, шесть с половиной может, ему же было восемь. Умен не по годам, высок, и хоть и не заметно, но силен… Так сказать, верхушка той социальной лестницы. И я – все еще с болящим задом, после первого изнасилования, кучей гнева и ярости – находящийся где-то под его подошвами. Это…
– В смысле, «первое изнасилование»?.. Их было… – Одинсон запинается, открывает рот, не в силах продолжить предложение. Ему не хватает воздуха. Смешно раз за разом он размыкает и снова смыкает губы. Как задыхающаяся рыбка…
– Боже мой, да! Их было несколько, привет. Мой зад настолько популярен, что ему позавидовал бы сам Майкл Джексон! – Локи фыркает, сумасшедше смеётся с потерянного выражения на лице Тора. Вдруг затихает. Присматривается. – Если тебе противно, я все пойму…
– Ты… Ты!.. Ты, блять, как вообще выжил после этого… После такого, блять, дерьма?! – он яростно вскидывает руки, реагируя слишком ярко. Зло раздувает ноздри, его дыхание сбивается.
Локи засматривается… Красивое лицо в яростном всплеске, украшенное бликами пламени. Судорожно сжимающиеся кулаки, оплетенные цветами огня, что буквально подогревает гнев. Нервно раздувающиеся ноздри, будто у дикого, хищного зверя. Мальчишка облизывает пересохшие губы.
Всего пара секунд и все пропадает. Тор трёт переносицу, возвращает контроль. Локи чувствует сожаление…
– Сколько?
Его голос резко спокойный. Сдержанный. Равнодушный. В противовес сердцу, выбивающему непонятные сумбурные ритмы.
Локи вдруг чувствует себя неуютно, фыркает, чешет кончик носа. Его ощущения меняются. Возвышенность и восхищение слетают осенними листьями, становится зябко. Единственная, с кем он об этом говорил – его психолог. То было давно…
Потом он замкнулся.
– Я скажу это один раз, и больше мы никогда не будем об этом разговаривать, ладно… Это не та тема, которой тебе нужно забивать себе голову и мучиться из-за нее, – поймав внимательный взгляд светло-голубых глаз, он дожидается кивка, а затем продолжает. – Два раза. Первый в шесть, второй в десять. Всё, закончили с этим.
– Да… – он немного сбито кивает, проводит рукой по волосам, а затем поднимается. Берет с пола пустые тарелки. – Я пойду поставлю чайник.
Сделав два шага по гостиной, вдруг останавливается из-за насмешливого голоса мальчишки.
– Разорвало шаблонную картину мира, да? Наверное, думаешь, как же так, это так жестоко, ужасно, так не должно быть… – он качает головой, снова кутается в одеяло. Шмыгает.
– Да. Я так думаю. И вряд ли ты думаешь иначе… – он все-таки выходит. Спокойно и сдержанно.
Локи берет в руки кочергу и деревянными движениями ерошит поленья, пока Тор не возвращается через десяток минут с двумя чашками чая.
– Я слушаю дальше, – они усаживаются.
– Почему так рьяно хочешь узнать?.. – Локи аккуратно держит чашку, дует, меняя направление тонкой струйки пара.
– Почему так спокойно и без препирательств рассказываешь?.. – Тор отставляет свой чай, складывает руки на скрещенных ногах.
– Чтобы ты узнал все, что хочешь, и, наконец, отвязался, – мальчишка вздыхает. Кажется, врет… Но он не уверен. В том, что сейчас вообще происходит.
– Чтобы узнать тебя лучше и, наконец, наладить контакт, – парень пожимает плечами.
Они смотрят друг другу в глаза. Их радужки теряют свои цвета, остаются лишь язычки пламени. Они бегают по коже рук, щекам, лбам… Облизывают, покрывают собой.
– Упертый, – Локи щурится, сглатывает.
– Сложный характер, – Тор пожимает плечами вновь.
Качнув головой, мальчишка усмехается, прикрывает глаза. Его «брат» усмехается тоже.
– Ты говорил о Фенри… Фенрике?.. Фенре?.. – Одинсон смешно хмурится, кривится. – Подожди, как это вообще склоняется?..
– Прекрати… – он негромко хихикает, жмурится. – Фенрир. О Фенрире.
– Ладно, – он набирает воздуха, выпучивает глаза. – Так вот о… нем. Да.
– Дурак, – легонько пихнув его коленом, мальчишка качает головой. Становится серьезным. – Так вот… После того, как он хорошенько вставил мне мозги на место, и до того, как мы кое-как сдружились, прошла целая «Игра». Я мог бы соврать, что был хорош, победил и так далее, но…нет. Хоть у меня и был определенный опыт в уличных драках, тут было совсем другое, – он оглаживает пальцем еле видный горячий узор на темной стороне чашки и вздыхает. – Озлобленные, отчаянные, доведенные до сумасшествия дикари. От пяти до десяти лет. У большинства обычно было какое-то оружие, у новичков, как правило, не было ничего… И вот, меня сажают в клетушку, в пару ставят какого-то мальца, и он побеждает меня. И так происходит второй раз. Третий. В предпоследнем раунде я почти побеждаю, но понимаю, что не могу добить лежащую подо мной, побитую девчонку, и в итоге она побеждает меня. Остается последний раунд…
– Это был смежный приют?.. – Тор чешет ладонь, смотрит исподлобья. Он старается не замечать, как перед глазами всё самую малость плывет. Становится так пусто, отрешенно… И правда, картина мира лопнула с треском. Ему потребуется время, чтобы немного осмыслить всё это. Так ужасно…
– Да, и мальчики, и девочки, – Локи кивает. – Там нам не давали времени, чтобы расслабиться или отдохнуть. Придумать тактику. Просто запускали по очереди и ждали исхода. Фенри как-то рассказал, что преподаватели даже ставки на нас ставили… И тогда, в свою первую «Игру», я почти проиграл. В последнюю секунду даже не помню, как выкрутился. Просто понял, что ребенок у моих ног без сознания и смог вздохнуть спокойно, – он отпивает чай. Тор молчит, смотрит в огонь. Им кажется, что они слышат гогочущих демонов его прошлого… – У тебя бывало когда-нибудь такое чувство, что ты сделал что-то неправильное, но по-другому было никак, и ты как бы выбрал самое правильное из всего неправильного?..
– Самовыгораживание?.. Оправдание любимого себя?.. Об этом ты говоришь? – он поворачивается, встречается взглядом, некрасиво хмыкает. Локи кивает.
– Я тоже так думаю. Но совесть от этого отчего-то уже не просыпается, – поленья трещат, ломаются. Они оба думают, что пора закругляться. Слишком уж откровенный вышел этот промозглый вечер. Слишком личный для них…таких не знакомых. – А после «Игры», на следующий же день, ко мне пришел Фенри. Сказал, мол, из меня вышел бы великолепный воин. Сказал, что мог бы многому меня научить… Ну, а я и согласился, – пожал плечами, усмехнулся. – Почему бы и нет?.. Этот парень может научить меня многому, так почему бы мне не согласиться?.. Прошло полтора года, я научился давать сдачи, стал правой рукой Фенри, подружился с ним так, что не разлей вода. А потом он заметил, что я начал все чаще оказываться на втором месте в «игре»… Он отчего-то подумал, что я захочу свергнуть его, занять трон «Короля горы»… Глупый.
– А ты?.. – Тор заинтересованно наклонил голову на бок.
– Я хотел выжить. Выжить, чтобы в итоге уйти оттуда.
– Почему не сбежал?..
– Мне было восемь, Тор! – он восклицает, дергается. Это же очевидно… – Все, кто сбегали из того злосчастного места, всегда возвращались. Через день, два, неделю… Полицейские приводили их. Воспитатели говорили «спасибо», забирали, а затем уводили туда же, куда и «побежденных». Это было бы самым провальным решением – сбежать. И поэтому я боролся. Так сделал бы любой… – почесав нос, он зевает, хмурится. – В помощниках у Фенри был не только я. Чуть позже я также понял, что был не единственной его правой рукой. Он просто запудрил нам всем мозги, чтобы манипулировать… И за сутки до той злосчастной «Игры» меня подловили в одном из коридоров и хорошенько избили. Мои друзья – его помощники. Он стоял невдалеке и смотрел. Холодно, бесстрастно. Будто бы это не я прикрывал его спину, когда остальные детдомовские в очередной раз хотели сбросить его с трона. Будто бы это не я делился с ним полдником, игрушками и еще просто кучей вещей! Будто бы это не ко мне в постель он забирался, когда ему снились кошмары! Будто бы это не я, блять, был его чертовым убежищем, сука!
