Текст книги "Подкидыш (СИ)"
Автор книги: Little_Finch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 70 страниц)
Машина подъезжает к «его» дому и останавливается. Выходить Локи не спешит, ждёт чего-то.
Брюс говорит:
– Как ты знаешь, я, все это время пока ты отдыхал в больнице, занимался твоим завещанием… Точнее, завещанием, оставленным тебе отцом…
Локи кивает. Ждёт. Из бардачка раздаётся перезвон мобильника, сообщающий о пришедшем сообщении. Брюс, только подхвативший свой портфель в поисках документов, быстро говорит:
– Посмотри, что там, а я пока найду бумаги. Это скорее всего мисс Сейвер…
Мальчишка кивает, достаёт его телефон и снимает блокировку. Это действительно сообщение от его психолога. Он зачитывает в слух:
– «Завтра все в силе, как и договаривались. Нужное здание я уже нашла. Постскриптум: я не знаю, сможет ли он справиться. Вам лучше следить за ним повнимательнее.» – он смотрит на сливающиеся строчки и буквы, обиженно и расстроенно сжимает губы. Затем стискивает, челюсти, чтобы куратор не заметил как в преддверии истерики у него дрожит челюсть.
И он сам же не замечает как каменеет Брюс, а затем быстро забирает у него свой телефон. Откашлявшись, пытается успокоить его:
– Локи, мы все верим в тебя, ты же понимаешь это, и…
– Не надо, мистер Беннер. Вы выглядите смешно, пытаясь лгать, чтобы оправдать ещё более продолжительную ложь. – он отворачивается к окну, трет глаза и смотрит на крыльцо дома. Там неожиданно сидит Тор, в его руках кружка с кофе, на плечи накинута ветровка.
Локи смотрит на него некоторое время, пока Брюс молчит и все ещё копается в своих бумажках. Он не пытается улыбнуться или сделать что-нибудь, но когда парень приподнимает свою кружку и указывает на нее взглядом, Локи кивает.
– Тебе нужно подписать вот здесь и здесь. Зачитывать завещание я тебе не буду, но если вкратце, Лафей оставил тебе банковский счёт с довольно крупной суммой и также немаленьким количеством различных облигаций. Воспользоваться всем этим ты сможешь естественно только после наступления восемнадцатилетия, потому что это было одним из его условий. – мужчина указывает на те места, где мальчишка секунду спустя расписывается, а затем забирает бумаги. Не говоря ни слова, Локи тут разворачивается к выходу. Баннер пытается остановить его, желая, видимо, сказать что-то ещё: – Локи, послушай…
– Завтра в восемь заедете за мной. Я помню.
Он выходит и хлопает дверью. Колени дрожат, все тело кажется слишком усталым и слабым.
Но на кухне его ждёт Тор и чашка сладкого чая с мятой. Локи даже до стола не доходит, чуть приподнимается, садясь на столешницу, греет отчего-то слишком холодные пальцы.
– Как день?.. – парень замирает напротив, оседлав один из кухонных стульев. Тоже отпивает чая.
Локи смотрит на него долго, внимательно и как-то побито. Тихо покачивает ногами.
– Мы могли отложить разговор на завтра?.. Я просто… Я не думаю, что…
– Я просто спросил как прошел твой день… Я ни к чему тебя не принуждаю… – Тор фыркает, усмехается уголком губ и все же поднимается. Задвигает стул на место, убирает чашку в раковину. Прежде чем выйти, говорит напоследок: – Выспись нормально, пожалуйста, а то ты бледный, как смерть. Если понадоблюсь, я в своей комнате.
Договорив, получив кивок в ответ, он все же стоит ещё пару секунд, смотрит на Локи. А затем чуть усмехается, почти что улыбается ему. Затем уходит.
Мальчишка покрывается лёгким румянцем, запивает странное чувство в животе чаем и еще некоторое время сидит там же, на кухне. Усталость наваливается, накрывает его пульсирующими волнами, и, когда становится совсем невмоготу, Локи все же идёт к себе.
Прежде чем зайти в свою комнату, он с какой-то странной тоской и растерянностью оборачивается на дверь, что позади, и смотрит. Он не то чтобы запутался, но он даже не знает, хочет ли туда вообще, и…
Закрыв за собой дверь своей же комнаты, Локи поворачивает замок и направляется к постели. По пути скидывает всю одежду и даже не собирается убирать её. Просто валится на постель, укутывается, скручиваясь в позу маленького, слабого эмбриона, и затихает.
«Я не знаю, сможет ли он справиться…»
Слова Эль отдаются внутри его головы, пока Локи пытается душить рвущиеся рыдания. Он тоже не знает. И незнание добивает его, и…
Зажмурившись, мальчишка обещает себе начать все с завтрашнего дня. Обещает себе стать сильным с завтрашнего дня.
Рыдания скручивают его вновь и больше он не сдерживается. Так и засыпает, в слезах и истерике, потерявшийся где-то внутри своей черепной коробки.
+++
========== Глава 24.2 ==========
+++
На следующий день Тор на ногах чуть ли не с самого раннего утра. Вначале он тренируется, несколько часов подряд задыхаясь в зале на цокольном этаже, потом принимает душ, готовит завтрак, попутно провожая мать, что уходит то ли на съезд одноклассников, то ли просто гулять с подругами.
Ему сложно не заметить, что Фригга все сильнее и сильнее отдаляется. Разговаривает с ним все меньше, почти не обращает на него внимание. Все ещё злится.
Бальдр говорит, что скоро это пройдет. Скоро она успокоится, поймет, что у ее сына есть собственное мнение и собственный взгляд на проблему, нависшую над ними.
Самому Тору от этого не легче, но он держится. Старается больше концентрироваться на Локи, на собственной выдержке, на приближающихся экзаменах и также скором соревновании по футболу. Оно будет для него последним в роли не только капитана, но и игрока вовсе, поэтому Тор все еще выбивается из сил на тренировках и надеется, что не подведет свою команду.
Когда около одиннадцати он стучится в комнату Локи, дверь неслышно скрипит и открывается. Внутри пусто.
В первую секунду он замирает, а затем понимает, что мальчишка попросту сбежал. Даже без телефона, ведь тот все еще на тумбочке у постели.
И вид пустого пространства, открытого нараспашку окна неслабо бьет под дых, на самом деле. Он сжимает пальцами дверной косяк, стискивает зубы и встряхивает головой, пытаясь убрать яростную пелену.
Локи в любом случае вернется. Должен вернуться.
Ведь он обещал, что они поговорят. Вчера просто перенес на сегодня, но он же обещал и…
Можно ли верить его обещанию теперь? Можно ли доверять ему теперь?
Ванда доверилась, и что?.. Если бы они не успели вовремя, сейчас Локи бы уже не было. Ни здесь, ни вообще, по факту.
Зажмурившись, Тор берет себя в руки. Прикрывает окно, вновь спускается вниз, только в этот раз захватив учебники.
Доверие – это важно. Он знает, уже не раз оступался на этом за все то время с момента, когда познакомился с Локи.
Однако сейчас… Локи будто бы и не Локи вовсе.
С момента возвращения Лафея все его действия и слова были довольно логичными, были довольно обоснованными. Делая шаг за шагом, он не забывал прикрывать спину и всегда был на шаг впереди… Если не отца, то хотя бы себя самого.
После же смерти Лафея… Тор заметил это. Заметил, что что-то произошло.
Сначала сбежал, но при этом поддерживал связь с Вандой. Потом довел себя до нервного срыва, принял наркотики, но при этом отправил подруге сообщение.
В его действиях будто бы потерялся смысл. Сам Локи будто бы потерялся.
Казалось, он пытался справиться сам, но все же кричал о помощи. Кричал, только вот так и не докричался.
Ни до кого не докричался.
В больнице вел себя странно. Перепрыгивал со спокойствия на нестабильность, как никогда раньше, но не в смысле, что слишком быстро, а просто… Будто бы иначе. С каким-то постоянным испугом на глубине зрачка, с постоянной неуверенностью в движениях.
Тор присматривался к нему, незаметно и осторожно, но не узнавал его. Не узнавал того яркого, будто появление молнии, мальчишку, не узнавал в нем того чувственного, слишком эмоционального…
Просто не узнавал его.
Этот Локи даже в момент экспрессивной эмоции был другим. Будто бы настоящим, ощутимым и… Проверенным?..
То как он сорвался тогда на Дарси… Тор почувствовал гнев, ярость и гнилой привкус предательства. Почувствовал, что мальчишка и сам действительно был не рад тому, как его обвели вокруг пальца.
Сравнивая то, что было в начале, и то, что было сейчас… Он видел разницу, но не смог бы объяснить ее.
В Локи будто исчезла та нотка лживой иронии, всегда проскальзывавшая в его словах/движениях.
Значит ли это, что он не лгал на счет притворства?.. И на счет того, что использовал Тора?..
Значит ли это, что теперь он стал настоящим? Что, наконец, перестал притворяться?
Тор не знал. Уже ни в чем не мог быть уверен, если это касалось Локи.
Прошло не мало времени прежде чем он услышал, как открывается входная дверь. Тут же подорвавшись, парень выбежал в коридор.
– Какого черта вообще, а? Ты мало того, что сбежал, так еще и телефон не взял, придурок! Мы вообще-то договаривались на сегодня! – он зло сжал кулаки, но когда мальчишка поднял глаза, весь его запал будто бы разом остыл. Даже если Локи был не Локи, он все еще умел остужать его вот так: на раз-два, всего лишь своим присутствием.
– Я помню. Но если мы договаривались, это не значит, что я должен провести с тобой весь день. – он стянул кеды, заправил прядь волос за ухо. Выпрямился, поднимая с пола несколько пакетов с одеждой. Проходя мимо, сказал: – Я сейчас спущусь. Можешь пока что поставить чайник.
Тор прикрыл глаза и потер лицо рукой. Медленно развернулся назад, в сторону кухни.
Он не знал, что заставило его замереть и остановиться. То ли взгляд Локи, то ли его внешний вид…
Нет, не то чтобы мальчишка выглядел как-то ужасно или… Наоборот. На нем были новые светлые джинсы, прекрасно показывающие длинные стройные ноги и каким-то образом скрывающие появившуюся после больницы худобу, и черная толстовка с капюшоном. Поперек груди белела ясная и понятная надпись: «Не трогай». Буквы только успели врезаться в сознание, как его руки тут же сжались в кулаки. Только после он поднял глаза выше и увидел…
Все те же распущенные черные волосы, только теперь с ярко выделяющейся медно-рыжей довольно широкой прядью. Прядью его настоящих волос. Волос таких же как были у его отца.
И Тор совершенно не знал, что это значит. Возможно, ничего. Возможно, многое.
Буквально месяц назад ему казалось, что он, наконец, узнал Локи Лафейсона. Сейчас же Тор понял, что не уверен, хочет ли узнавать его вообще.
+++
Вернувшись в свою комнату и разложив новые вещи в шкафу, он потянулся к той самой коробке, что было спрятана за свитерами и другими пустыми коробками из-под обуви. Достав ее, Локи вывалил магниты и ножи на постель, а затем одним из лезвий поддел дно.
Оно поддалось почти сразу, приподнялось, являя ему с десяток, но чуть больше, сложенных в несколько раз листов бумаги. Локи на миг прикрыл глаза и мотнул головой, отгоняя всякие плохие предчувствия.
Если он будет бояться «подарочков» отца или, не дай бог, его имени, он определенно будет полным идиотом. Хотя бы потому, что это просто смешно.
Его отец мертв. Буквально сегодня утром он самолично развеял его прах, скинув его с самого высокого здания в городе.
Эль и Беннер были с ним. Они поддержали его, помогли и…
Все закончилось. Бояться теперь было бессмысленно.
Пару раз моргнув, Локи вдохнул полной грудью и, подхватив еще и телефон, вышел из комнаты. Внизу, за столом, его уже ждал Тор. Внизу закипал чайник.
– Я последний раз тебя спрашиваю: действительно ли ты понимаешь, на что идешь?.. – он остановился в дверях, прищурившись, посмотрел на затылок чуть напрягшегося «брата». – То, что я тебе расскажу, не должна знать ни одна живая душа. Этим нельзя делиться ни с Бальдром, ни с Тюром, ни с Фриггой. Ни с кем, Тор.
– Так говоришь… Пытаешься напугать меня? – парень не оборачивается, но в защитном жесте переплетает руки на груди. Поджимает губы.
– Нет. Я не хочу сидеть десяток лет в тюрьме за дачу ложных показаний, сокрытие чужих и своих преступлений и еще множество разных вещей. Ты даже не представляешь, как много нынче законов, и как легко они нарушаются. – усмехнувшись, мальчишка вздыхает. В ожидании ответа, касается кончиками пальцев рыжей пряди. Пытается растереть ее в пальцах, будто бы это прах отца.
Тор медлит, но все же говорит:
– Я хочу знать правду. Она останется только между нами.
– Что ж. Отлично. Ты же понимаешь, что залог этого не подписанного контракта – твой язык?.. – мальчишка, наконец, сдвигается с места и со стуком опускает перед парнем коробку. Как раз выключается чайник. Оставив Тора наедине с рифмованными угрозами и убеждениями, он отходит к столешнице и тянется за чашкой. Поясняет между делом: – Можешь всё смотреть, читать… Теперь это не представляет никакой ценности. Чуть позже я собираюсь сжечь их.
– Это… Стихи?.. – парень берет в руку первый листок, разворачивает его и вчитывается. Рифма оказывается так себе, но смысл все же остается на поверхности. Повернувшись к Локи, он зло сжимает челюсти. – Ты издеваешься надо мной? Это что шутка какая-то?!
Мальчишка тихо натянуто смеется и заливает чайный пакетик кипятком, достает вазочку с печеньем.
– Я начну свой долгий и до ужаса нудный рассказ с самого начала, так что следи за сюжетом. Некоторые моменты буду пропускать, потому что ты их уже знаешь, так что…
Он отпивает и начинает. Старается делать свой тон не слишком насмешливым и нарочито скучающим.
– Вся основа моих трений с Лафеем заключалась в его безумии. За несколько, если точнее девять, месяцев до моего рождения он случайно застал мою мать за прогулкой с неким молодым человеком с ярко-зелеными глазами.
Которые он потом, кстати, ему вырезал, но это не суть важно…
Дело в том, что отец действительно любил маму. Любил буквально до помешательства. И естественно, когда на свет появился я, а он заглянул в мое милое личико… Вся его любовь мигом рассыпалась. Затем вновь собралась, только уже в немного иное чувство.
Он возненавидел меня в первые же секунды моей жизни. Первые три, три с половиной года было еще терпимо, после он начал медленно третировать меня. Матери повезло меньше, ее он не трогал лишь первые пятнадцать месяцев.
Ты должен понимать, что все эти числа довольно относительны, я тогда был еще слишком мелким, хоть и помню все… Хотя помню я тоже все как-то смутно.
Что ж, не суть. Я не буду пускаться в долгие объяснения и россказни о всех тех годах, но… Главными его развлечениями были прятки. Даже в самой игре всегда была некоторая устрашающая нотка, но он превращал ее в пляски со смертью. Если находил, избивал, порол, кричал. Делал что угодно, чтобы запугать меня, чтобы показать мне свою ненависть.
Иногда матери удавалось сбежать вместе со мной. Мы неделями или же, если везло, месяцами прятались в домике на каком-то горнолыжном курорте, пока он не приходил за нами.
Тогда я думал, что это случайность или же наоборот судьба, но сейчас я понимаю, что это были обычные «кошки-мышки». Он позволял ей забирать меня, приводить в порядок мои нервы, а затем приезжал за нами.
И все начиналось заново.
Локи вздыхает и отпивает чуть остывшего чая. В горле давно пересохло, а пальцы так сильно сжимают бок кружки, что уже болезненно затекли.
С каждым словом в нем все сильнее разрастается тревожность. Доходить до конца разговора совсем не хочется…
– Твоя мать… Она… – Тор откашливается, нервно перебирает сложенные исписанные странички.
– Да. Он сделал из нее проститутку и главную шлюху в том районе, где находился наш дом. Иногда, если она не успевала спрятать меня на чердаке, я видел это и… Ну, знаешь, такие воспоминания нельзя назвать счастливыми, так что… – ленивым, хоть и напряжённо-нервным жестом мальчишка сбрасывает пару пылинок с подтянутого к локтю рукава и вздыхает. Тор молчит, и это определенно делает ему честь. Уж что-что, а слушать причитания ему сейчас совершенно не хочется. Локи продолжает: – Когда мне было пять с половиной или где-то рядом, мама пропала. Она говорила, что уедет, а затем вернется, обязательно вернется ко мне, но… Знаешь, сейчас я здесь, и я – сирота. Иногда в жизни случается так, что ты просто не можешь сдержать данные тобой обещания.
Тор кивает. Закусывает щеку изнутри и потирает лицо. Поднимается, чтобы тоже налить себе чего-нибудь. Хочется чего-то крепкого, но так как здравый рассудок в приоритете, парень решает отделаться одним лишь чаем. Ещё лучше кофе.
Локи продолжает:
– После пропажи матери он перестал выпускать меня из дома. Сам тоже перестал выходить. День за днем я прятался по комнатам, пытался раздобыть себе еды, делая вылазки на кухню… Иногда он ловил меня. На самом деле каждый раз. Ловил, что-то спрашивал, а затем избивал.
Ох, знаешь пересказывать все это, только вызывать это скорбное выражение на твоем лице. Ну, вот. Опять. Я действительно могу тебе врезать, ты же знаешь, правда?..
Молчишь… Правильно. Лучше молчи, а то еще ляпнешь какую-нибудь глупость, типа «мне так жаль» или «я соболезную»… – Мальчишка кривится, передергивает плечами и отставляет подостывший чай. Чуть сдвигается в сторону, давая Тору место. – Так вот. Где-то около шести Лафей напился и… – вздрагивает, покрывается мурашками, отводит глаза в пол, – Мм, черт, никак не могу выговорить это слово… Я… Я… – голос становится тише. Он зажмуривается, потирает лицо руками и надорванно смеется. Если вначале ему еще смешно, то пару секунд спустя становится очень не по себе. Ком встает в горле и слова никак не складываются. Черт. Черт!
– Изнасилование, малыш. Не нужно бояться произносить это вслух. Лафей мертв. – Тор делает глоток и косится на него одними глазами. Головы не поворачивает. Он старается держаться, оставаться таким же стойким, каким остаётся Локи уже на протяжении очень и очень долгого времени.
Локи поджимает губы, смаргивает пустоту из взгляда и прочищает горло. Говорит четче:
– Он изнасиловал меня будучи в состоянии жесткого алкогольного опьянения. Так было записано в его личном деле, так было и по факту. Мне повезло лишь в том, что когда я пришел в себя, Лафей еще спал. Я не помню как добрался до полицейского участка, не помню, что было после… Дело прошло через суд, затем его посадили, а меня отправили в детский дом, но… Ровно с момента суда и до момента его смерти, как оказалось, все шло по его плану. Торговля оружием и наркотиками, которые остались на «свободе», всё также приносили хороший доход. У него были подопечные, проверенные годами помощники. Проблем со взяточничеством не было никаких.
Он платил, чтобы меня отправили в первый детдом. Платил, чтобы надо мной издевались, чтобы взяли в Игру. Иногда мне кажется, что даже Фенри… Даже он был подставным.
Он вздыхает и потирает лицо ладонями. Эти воспоминания такие странные из-за того, что наполнены одновременно и счастьем, и скорбью…
Локи держится. Продолжает:
– Однако, сейчас этого уже не узнаешь. Они оба, и отец, и «тот мелкий», мертвы, из напоминаний о тех временах осталась лишь моя крошка Ванда. Думаю, знакомство с ней стоило тех сложностей, что я встретил там. Определенно стоило.
После первого детдома был второй. Может быть и чуточку лучше, но не сильно. Кто не умел хорошо драться или же был не достаточно сильным, либо сосал, либо спустя пару дней валялся под окнами с перебитым хребтом.
Ты, конечно же, думаешь, что я там был где-то рядом с верхушкой, но это не так. У тебя всегда было слишком хорошее мнение обо мне, это определенно не лучшая твоя черта… И тогда… Как вспоминаю, тут же хочется пойти почистить зубы, потому что при всем моем умении махать руками, руки эти были довольно хлипкими, так что…
– И тебя заставляли… – Тор кривится, хмурится и дергает плечом. Локи надсадно смеется.
– Да ладно тебе. До потери сознания от кислородного голодания доходило не так уж и часто, если честно, тем более опыт, как-никак…
– Это отвратительно.
– Ага, я знаю. Реальная жизнь, называется. Моя реальная жизнь. – они встречаются взглядами, поворачиваясь друг к другу. Локи отворачивается первым, потирает закрытые веки. Чуть помедлив продолжает говорить, но в его голосе больше не так много сарказма и веселья как было до этого. – В десять лет отправили в первую приемную семью. Тогда-то и началось все веселье. Во-первых, это стало точкой отсчета с момента первого «послания». Их отец присылал не слишком часто, только если предвидел что-то действительно знаменательное или важное…
Как ты, наверное, заметил, все послания в стихах. Рифма странная, то появляющаяся, то исчезающая. Это лишь очередная насмешка, очередная издевка. Он боялся, что, как и мать, вырасту творческой личностью… Или же просто не хотел этого… Черт его знает…
Коверкая строки, он пытался в очередной раз задеть меня. Намного больше это не задевало, а пугало. В каком бы штате я не находился, он всегда находил меня и… Да уж.
Во-вторых, я попал в свою первую «семью». О них ничего ужасного сказать не могу, хорошие, добрые и заботливые люди. Я бы там и остался, но… Мой куратор.
Это ложь номер один – он меня не насиловал. Да, ублюдок действительно был педофилом, но… После того, что сделал отец, я бы себя в обиду не дал. До сих пор иногда вспоминаю то чувство… – он передернул плечами и прочистил горло, поняв, что начинает говорить о слишком личном. – Я успел вырубить его до того, как он успел окончательно завалить меня. Однако, по личному делу это прошло как изнасилование. Сколько я тогда слез пролил, до жути ненастоящих и тем не менее до трепета «натуральных»…
Спустя пару-тройку месяцев отдыха в каком-то религиозном приюте, меня отправили во вторую «семью». Те были дотошными, постоянно злыми.
Я задержался у них ненадолго.
Третьи оказались религиозными сектантами. Имели кучу заебов и фобии, пытались парочку и мне всучить, но я вовремя слился.
Тогда мне еще верили, баловали тем, что позволяли менять семью за семьей… Отец, точнее его упоминания, объявлялись не так часто. Раз в пару месяцев, если не в полгода.
Всегда запиской, всегда небольшим стихом и наглой издевкой… Некоторые из тех листков я даже не разворачивал, честно.
В почти что одиннадцать с половиной я оказался в руках «Большого папочки». Под его уверенным взглядом было почти с дюжину таких же как и я беспризорников. Каждому находилась работенка.
Кто-то ухаживал за травой, кто-то крутил косяки, кто-то пересчитывал патроны… Самые милые и неразговорчивые удостаивались «чести» отсасывать ему раз в несколько дней.
Слушать о таком ужасно неприглядно, правда?.. Представь какого там присутствовать.
Когда из подвала выпускают редко, а на улицу – никогда. В воздухе постоянно витает дух марихуаны или мака. Иногда кто-то, перезаряжая оружие, случайно нажимает на курок и… Тут главное быстро упасть на пол, чтобы пуля не отрекошетила прямо в голову.
Я продержался там около восьми месяцев кажется. Придумал план побега, все обставил, подготовил…
И знаешь, что самое дурацкое?.. Я успел забыть, что у него во дворе собака. Если бы не она, убежал бы тихо и незаметно, а так… Пришлось подворотнями укрываться от погони. Правда, в какой-то момент спальный район кончился…
Ты мне не поверишь, но это было как в самом крутом боевике. Я бежал по мосту, над головой пролетали пули… Поняв, что выбора нет, пришлось прыгать. Хорошо еще мама давным-давно показывала основы плаванья, учила держаться на воде, когда купала меня в ванне…
Локи затихает и переплетает руки на груди, борясь с желанием обнять себя за плечи. Тор все еще стоит рядом, на расстоянии тепла, и ждет, пока он продолжит.
– Потом почти полгода я бродяжничал. Оказался в незнакомом городке, ниже по течению, прятался там в одном из тупиков, просил милостыню. Ночью иногда было холодно, да и страх… Накатывал раз за разом. Я даже дышать боялся, казалось кто-то может услышать. Кто-то из тех парней, что в шайке «Большого папочки»…
Тогда Лафей, будто знал, что творится, начал медленно показываться. Неспешно раз за разом подставлял меня, давил морально и психически.
Чтобы тебе такое в пример… Ах, точно!.. Школа наша. Дымовая завеса, Стив, никаких следов пожара… Ну, ты помнишь.
В основном всегда происходило что-то похожее. Если кто-то и погибал, меня это никак не касалось. В плане того, что я всегда оставался в живых. Вот.
Отличительной чертой таких происшествий было его излюбленное «Папочка любит тебя, Локи!». Бээ… Это было действительно отвратительно.
Так вот… Перебиваясь объедками или остатками из пиццерий, ночуя в картонных коробках, я смог продержаться полгода. Сейчас на самом деле вспомнить не могу: то ли сам сдался, то ли меня разыскали и забрали в участок…
То, что случилось после… Я думаю, что картонные коробки и извечный голод все же были лучше.
Пятой приемной семьей оказалась странная вдова, лет под сорок. Она была реально чокнутой, ты понимаешь?! – Локи качает головой, закусывает губу и трет шею. С каждым словом внутри образуется все большая пустота, пальцы дрожат. Он говорит: – Когда возвращался из школы, сажала меня на цепь. Толстую такую, массивную; ни одного движения нельзя было сделать, чтобы она не загремела. У меня даже шрам где-то на затылке остался. От ошейника. Она всегда так туго его затягивала…
Однако, что было большущим плюсом, она не мешала мне учиться. Если требовались книги или тетради, всегда покупала, также как и новые шмотки, всю прочую шелуху.
Следила за мной будто сторожевой пес, но вроде бы и не ограничивала… Как две стороны одной монеты. Так странно, правда?.. – он понимает глаза на хмурого «брата», но тот не поворачивается. Лишь неопределенно хмыкает, разглядывая противоположную стену. – Что ж… Ладно…
Он смущается своей ничтожности и того чувства отвращения, что, видимо, вызывает у Тора. Дальше речь становится чуть сбитой, немного напряженной и быстрой.
Мальчишка рассказывает о том, как сам сбежал от той тетки, как прижился у какого-то барыги, как научился у него всему, чему не смог научиться от Лафея. Когда доходит до «родителей» растаманов, говорить становится трудно. Он открывает окно, недолго дышит рядом с ним.
Взяв себя в руки продолжает.
Обрисовываемые им картины – безвкусны и вульгарны. Вечные вечеринки в дыму от наркотических паров, насильные уколы, и в итоге – зависимость…
В животе урчит, в горле встает тошнотный ком. Локи не знает, как Тор до сих пор слушает это.
– Мне год понадобился, чтобы хоть малость в порядок прийти. Потом тут же отправили в еще одну семью. Тоже заботливые, тоже внимательные… Это они отправили меня на художественные курсы, на танцы, в школу юных джентльменов… Да уж. У них было хорошо, уютно. Прошло два месяца, прежде чем я понял, что именно не так.
Потакая моим прихотям, они все же пытались изменить меня. Комната в резко, мм, мальчишеском стиле, куча ненужного мне спортивного инвентаря, брутальная одежда… Я не то чтобы терпел, просто старался не реагировать, а потом «мать» решила обрезать мне волосы.
На следующее утро в их доме меня не было. За четыре месяца перерыва успел многое. И приторговывал, и внедрялся в разные банды… Развлекался как мог, в общем. Пару раз брал заказы, в роли киллера, но мне не очень понравилось, так что… Решил в это не ввязываться.
Последней моей приемной семье были те два гомика, в прошлом году. Я вижу как дергается твой глаз, Тор. У меня действительно есть объяснение такому неприкрытому оскорблению.
Дело в том, что в какую бы семью я не попал, везде был один и тот же неписанный закон: не трогать меня. В плане, что мне можно было вкалывать наркоту, меня можно было избивать, заставлять отсасывать в туалете, пока якобы никто не видит…
«Трогать» меня было запрещено.
Сеть Лафея была действительно обширной. Он не только всегда знал мое местоположение, но и мое «положение» тоже.
Я не знаю чего добивались те двое, но им, видимо, жилось скучно. Каждый день был провокацией от начала и до конца. Ненавязчивые прикосновения, чувства напоказ в моём присутствии, завуалированные пошлые намеки…
Это было действительно грязно и слишком пошло. Они, когда брали меня к себе, видимо, решили, что берут этакого сладкого малыша, которого можно ебать ночи напролет.
Ага. Сейчас. Разбежались.
Кто-то из шестерок отца, видимо, объяснил им, в чем дело, еще в самом начале, но… Ты правда думаешь, они послушались?!
Был один раз, я так смеялся тогда, черт. Один из них короче решил «попытать счастья» и поцеловал меня. Даже не в общественном месте, дома, на кухне, чуть позже ужина…
Следующим вечером он вернулся домой с полностью загипсованной рукой. Днем просто «случайно» попал в аварию, был так рад, что еще жив остался…
В этом плане, я действительно не понимаю, почему ты еще жив. Ну, после всего, что было… – он пожимает плечами, проходится пальцами по волосам, приглаживая их. Вдруг дергается. – Ох, черт, я вдруг понял. Подожди-ка…
Он тянется к заднему карману и достает еще один клочок. Разворачивает его, дрожащими руками. Вчитывается.
Тор смотрит на него. Не на лист, на Локи, и борется с желанием коснуться. Просто потянуть его за локоть и прижать к себе.
То, что сейчас слышит, слишком и чересчур больно. До бухающего в груди сердца страшно. Он не может себе представить, что делал бы, как бы выпутывался сам, но…
Что тут сделаешь? Все, что остается – продолжать идти. Не останавливаться. Не оглядываться.
Слова Локи о том, что после сотворенного отцом его никто не трогал, разливаются теплом в его сердце. Локи не такой хрупкий, каким кажется, но Тор рад, что больше никто не причинил ему «такой» боли.
Пока он вчитывается в лист, Тор медленно поднимает руку и протягивает её к медной пряди. За пару сантиметров до замечает, как Локи каменеет.
– Могу я… – он негромко бормочет, откашливается, водя пересохшим языком по небу и сглатывая вязкую слюну.
Локи нервно настороженно подбирается, борется с тем, чтобы отойти на шаг, чтобы отскочить к противоположной стене. Но кивает.
Это же Тор. Это же…
Парень поворачивается к нему всем корпусом и касается самых кончиков его волос. Первые пару секунд боится обжечься, настолько сильно они напоминают огонек, но затем все же чуть отпускает себя. Пытается расслабиться.
– Почему сейчас?.. – подушечки пальцев ведут по всей длине, растирают прядь в пальцах, в желании узнать насколько она настоящая.
Локи хмурится, но все же отвечает.
– Я не мой отец. И не моя мать. Я нечто большее, объединившее в себе качества их обоих.
« – Я потерялся и пытаюсь найти себя всеми возможными способами. Я не знаю как себе помочь.»
Тор кивает, не слышит ту безмолвную, невысказанную мольбу. Его пальцы мягко соскальзывают, ладонь опускается на острое плечо.
Локи не дергается, но вздрагивает. Настороженно задерживает дыхание, молчит.
Тор шепчет:
– Я ничего не сделаю, ладно… – а затем медленно притягивает его к себе, обнимает, утыкаясь кончиком носа в волосы. Локи не двигается, напряженно ждет и боится даже моргнуть.
Внутри него вновь ворочается это чувство, но мальчишка не уверен в нем. Не уверен в том, что хочет его испытывать. Не уверен…
