Текст книги "Подкидыш (СИ)"
Автор книги: Little_Finch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 70 страниц)
Где-то там, далеко-далеко, его «босс» гниёт и позволяет сжирать своё тело паразитам. Это его расплата. Его наказание.
У Локи нет синдрома «Бога головного мозга». Это не какая-то вселенская кара или святое возмездие. Мол, ты получил по заслугам, потому что был таким плохим мальчиком, Фьюри!.. Конечно же, нет. Мужчина просто предал его. Отец всегда учил, что предавший один раз, предаст и во второй.
Да-да, иногда бредни его отца были не такими уж бреднями. Примерно на десять процентов от всего времени.
Они выходят на небольшой перекрёсток коридоров, и Колсон сворачивает в противоположную от нужной им сторону. Локи напрягается, но виду не подает.
В той стороне только выход на спортивную площадку, да раздевалки с душевыми. Может он решил дать ему сходить в туалет?..
Было бы лучше, выпусти парень его на улицу. Свежий воздух сейчас пришёлся бы как нельзя кстати. Его тело всё ещё было слишком напряженно, тошнотный ком стоял в горле.
Дойдя до конца коридора, Колсон открывает левую дверь и пропускает его в небольшую раздевалку перед выходом на улицу. Локи чуть прищуривается, смотря, как уверенными движениями тот вставляет ключ, а затем открывает вторую дверь, отделяющую их от мнимой «свободы». Спрашивает:
– У вас не будет проблем?..
– Не беспокойся, это приказ непосредственного начальства.
Его лицо пустое. Взгляд прямой и спокойный.
Локи не видит никакого страха, усмехается. Колсон выглядит, как человек, не боящийся ничего, в том числе психопатов. У него, видимо, есть своя жизненная позиция, цель и своё мнение на всё, что сейчас происходит.
Это вызывает у него благосклонную полуулыбку.
Выведя его на мягкое покрытие, выведя его на улицу, парень снимает наручники и уже разворачивается назад к выходу, как вдруг замирает. Говорит:
– То, что ты делаешь, заслуживает уважения. Не сдавайся.
Мальчишка может и хочет что-то ответить, но не успевает. Дверь за полицейским закрывается, поворачивается ключ.
Он качает головой, улыбка меркнет, стирается. Он медленно переставляет ноги и бредёт к столам, стоящим чуть поодаль, ближе к ограде.
Ночь прохладна и звёздна. Она блестит, переливается сотнями ярких точек на небосводе и тихим шорохом ветра оглаживает его сгорбленные плечи. Распрямить их ей не под силу, но немного ослабить давление всё же получается. Он забирается с ногами на лавку и садится край стола. Затем медленно опускается на него спиной, подкладывает руки под голову.
По сравнению с площадью деревянной поверхности он маловат. По сравнению с площадью всей площадки – крошечен. Небольшая оранжевая полоска на тёмно-зелёном, вытертом покрытии. В этих потёмках столов даже не видно, если смотреть сверху.
Что он может сделать против целого мира?
Колсон говорит: «Не сдавайся».
Что он может сделать против своего отца?
Лафей говорит: «Они будут моим вечным, неизменным трофеем».
Что может сделать, чтобы спасти свою жизнь… Чтобы спасти жизни тех, кто ему дорог…
Теперь уже изворачиваться и скрываться бесполезно. Оказывается, те чувства, те привязанности, что он испытывал, прячась под маской, всё это время, каким-то образом закрепились и в его душе. Раньше такого не было.
Терять тех, кто якобы был его друзьями, не хотелось. Не хотелось, чтобы их также потеряли и те, кому они были дороги.
Он всматривается в звёзды над своей головой так сосредоточенно, будто пытается увидеть ту самую мудрость, что поможет ему.
Завтра слушание. И скорее всего там всё тоже куплено.
Он начинает считать. Доходит до сотни и обнуляется. Начинает заново.
Вот бы в жизни можно было обнулиться также. Раз и вот ты уже новорождённый. Твои глаза карие, твой отец любит тебя, а твоя мать жива.
Если бы…
Где-то далеко-далеко завывает сторожевой пес. По вою понятно, что он при смерти. Локи лежит, прикрыв глаза, прислушивается, а затем медленно садится.
Вглядывается в широкое бесконечное поле, что за оградой. Точнее за двумя. Тюрьма, как-никак всё же.
Попытка разглядеть собаку глупая и бесполезная, но он всё же смотрит. Там, на свободе, темно и пустынно. На многие-многие мили.
Пёс застревает на одной ноте и вытягивает её до ужаса долго. У него сердце сжимается от боли. Хочется, чтобы кто-нибудь уже убил этого беднягу и прекратил его мучения.
Хочется, чтобы кто-нибудь уже убил его и тоже… Прекратил мучения.
Вокруг всё ещё пустынно, относительно тихо. Он не знает, зачем он здесь, возможно, чуть позже кто-нибудь придёт за ним, что-нибудь скажет.
На площадке темно, ни один фонарь не горит, и свет доносится лишь из-за угла от другого яркого источника. Мальчишка ложится назад, зажмуривается.
Далёкий вой обрывается неожиданно. Он слышит отзвук выстрела, слышит эхо чужой смерти.
Когда позади раздаётся грохот открываемой двери, Локи вздрагивает. Медленно садится, но не оборачивается. Звук такой оглушительный в уже давно наступившей тишине, что по его коже бегут мурашки.
Ветер мягко оглаживает его щёки и целует в лоб, успокаивая. Беннер шуршит пачкой сигарет. Подходит, встаёт напротив, загораживая вид на тьму за тюремной оградой.
Негромко спрашивает:
– Будешь?
Локи не отказывается. Даже если бы хотел, не смог бы. Тревожность любовно обнимает его поперёк талии, холодит кожу своими липкими прикосновениями и вздрагивает каждый раз, когда на неё накидывается лёгкий поток воздуха, защищая его.
– Было бы неплохо. Можно две?..
Мужчина кивает, подцепляет пару сигарет. Мальчишка чуть смущённо добавляет:
– Точнее три…
Брюс вздыхает и качает головой. Не от того, что ему жалко. От того, что Локи губит себя и никак не хочет с этим бороться.
Конечно же, губит не так целенаправленно, как его отец, но всё же…
Он прихватывает губами кончик сигареты и берёт у куратора зажигалку. Две других пока откладывает рядом, на стол.
Никотин попадает в лёгкие, он зажмуривается и выдыхает. Опирается локтями на колени.
– Это было пугающе, честно. Я раза четыре хотел тебя оттуда вытащить, – Беннер затягивается тоже, выпускает дым вверх. Напряжённо приглаживает волосы. – Ты как только вышел, он тут же стол перевернул, а затем снова стул в стекло со всей дури кинул. Я действительно думал, трещина появится.
– Нормально, – Локи фыркает, ничему не удивляясь.
Этот кретин и в его шесть лет, был таким же, так что… Привычно.
– Я боялся, как бы он тебя…
– Неа. Не тронул бы. Точно не тронул бы, – мальчишка качает головой, лениво стряхивает пепел, постукивая кончиком пальца по бумаге. – Во-первых, свидетели… Раньше он меня всегда избивал за закрытыми дверьми. То, что две недели назад случилось, вообще странно. Если бы я на него тогда не кинулся, он бы меня и пальцем не тронул. Увёл бы тихо, и всё. А вы стояли бы сейчас не здесь; в полицейском участке точно, и всё ещё пытались бы меня найти, мистер Беннер, хах…
Это отчего-то вызывает полуулыбку. Мужчина лишь качает головой. Говорит:
– По поводу глаз… Даже не знаю, спрашивать или нет, было ли это шуткой.
– Ох, нет. Это его навязчивая идея. Он думает, что моя мать меня на стороне зачала, поэтому у меня глаза и зелёные. Мол, у них обоих карие, а мои зелёные, как насмешка от того ублюдка, что меня сделал, – он опускает взгляд в пол и замирает.
Сигарета медленно тлеет в пальцах, Брюс откашливается. Говорит:
– Он же знает, что такое возможно, правда?..
Говорит:
– Это же гены, их различные комбинации…
Говорит:
– Обычная биология, Локи, ты же понимаешь, ведь…
– Вы издеваетесь? – мальчишка поднимает на него ироничный взгляд и затягивается глубоко, долго. Спокойно поясняет: – Это просто предлог. На самом деле, ему лишь хочется убить меня. Ему хочется разрушить мою жизнь. Скорее всего, забрав мои глаза, он оставит меня в живых. Затем бросит. Больше никогданикогда он не появится в моей жизни. Но и жизни у меня не будет, – мужчина непонимающе хмурится, чуть мотает головой. Локи вздыхает. – На самом деле он любил мою мать. Но однажды увидел, как она прогуливалась с каким-то неизвестным ему парнем. Через девять месяцев появился я. Теперь понятно?
– Но это же не повод…
– Ему не нужен повод, чёрт побери! Его любовь превратилась в безумие, и теперь ему уже не нужны все эти условности, вы понимаете?! Всё, что ему нужно: мои мучения, моя кровь, моя боль! – он затягивается до самого фильтра, голова становится немного тяжёлой. Затушив окурок о стол, Локи берёт вторую. Говорит: – Я – искупление греха моей матери. Греха, которого не было.
Поджигает. Тлеющий кончик чуть разбавляет пугающий тёмный морок вокруг.
Можно жить и бояться теней. Бояться тех монстров, что прячутся в образе шкафа, цветка в горшке или футболки, висящей на спинке стула.
Но чего бояться, если не смотришь на это всё со стороны, а как бы… Чего бояться, если ты тень? Если морок поглотил тебя?
Он бы хотел лечь назад, но тогда пепел точно будет падать в глаза. Это будет больно.
Правда, если запустить, если воткнуть по окурку в каждый глаз, то Лафею ничего не останется. Интересно, что тогда он будет делать?..
– Вы знали, что до луны лететь триста восемьсот четыре с половиной тысячи километров?.. Если точнее: двести тридцать восемь тысяч восемьсот пятьдесят семь миль… – он говорит это просто так, а Беннер вновь качает головой.
– На небе нет луны, Локи. Как ты сможешь долететь до неё, если её не видишь?
– Вы, как обычно, улавливаете самую суть… – хмыкнув, Локи поднимает руку и чешет за покалеченным ухом. Все его синяки почти сошли, только на руках всё ещё бинты. Пока что, ещё даже ни с кем не подрался и… Хотя зачем ему с кем-то драться?.. Сын Филла оказался хорошим малым, да и компания его приняла мальчишку чуть ли не с распростёртыми объятьями.
Всё-таки все эти фильмы о том, что тюрьмы ужасные места, что там убивают-насилуют поголовно, такая пустозвонщина. Всё дело в том, какой ты сам.
Это такой своеобразный закон. Он распространяется везде. В тюрьме ты или нет…
Он говорит:
– Из нашего разговора… Удастся оттуда что-нибудь вытащить, хоть какую-нибудь информацию?..
– Не уверен. Только если сделать нарезку… В аудиозаписи, конечно же, я имею в виду, – мужчина отходит, щелчком скидывает потухший окурок за ограждение. Возвращается. – Если делать видео, то это только тебя погубить может, он-то… Он почти ничего толком и не сказал. Я, например, совсем ничего не понял.
– Совсем?.. Ну, вы даёте… – Локи качает головой, смеётся негромко и сипло. Поясняет: – Он сказал там так много, что мне на всю жизнь вперёд хватит… Но всё, что вам нужно знать – ребята, с которыми я общаюсь… Точнее общался, да… Они могут быть в опасности. Было бы неплохо сообщить им, чтобы не гуляли поздно, не шастали по безлюдным местам. Да и… Вы могли бы приставить кого-нибудь так, присматривать за ними…
– Хорошо. Я понял. Ещё что-то?
– Мм… Да, я… Я хотел спросить, – Локи берётся за третью сигарету, тянется к зажигалке, а затем, наконец, возвращает её Беннеру. Негромко спрашивает: – Как там, мм… Тор, он же, ну… В порядке?..
Его голос горчит, чуть неуверенно, но твёрдо подхрипывает. Локи откашливается.
Почти тут же, в ответ ему, сзади раздаётся звук полученного сообщения.
Он замирает, боится обернуться.
– Я думаю, тебе лучше спросить это у него самого, разве нет?.. – куратор усмехается, но по ощущениям будто бы сдерживается. Будь его воля, улыбался бы во все тридцать два. Спрашивает: – Есть ещё что-нибудь?.. Что ты хотел бы мне сказать, я имею в виду…
– Вы мудила, мистер Беннер. Не находись я здесь, я бы вам врезал, – Локи качает головой.
Оказывается Тор всё это время сидел прямо за его спиной. Меньше, чем в метре позади. И как он только так бесшумно там оказался? Зашёл вместе с Брюсом, это ясно, но всё же…
– Сочту это твоей благодарностью, – он кивает, всё ещё лыбится. Медленно уходит, кидая напоследок: – Выйдешь, когда закончите, но лучше не дольше пятнадцати-двадцати минут. У него завтра ещё слушание.
Скрипит дверь. Закрывается.
Звенящая тишина опускается в миг. Локи продолжает курить, Тор не издает ни звука.
Ночь всё ещё безлунна. Пёс мёртв.
Где-то там его беснующемуся отцу вкалывают снотворное. Жаль, не смертельное.
Он говорит:
– Не хочешь хотя бы сюда выйти. Раз уж пришёл…
Тор хмыкает. Сейчас точно встанет перед ним, потребует объяснений по поводу поцелуя с Дарси, потом они поругаются, всю ночь Локи не сможет заснуть из-за боли, а завтра потеряет сознание посреди слушанья… Да уж.
Он не прорицатель, но… То, что они поругаются, запах их предстоящей словесной и не только драки буквально висит в воздухе.
Парень поднимается. Обходит стол, но на него не смотрит. Садится спиной к столу рядом с его левой ногой, откидывается на деревянную поверхность, опираясь на локти.
Молчит.
Локи жадно, до ужаса нервно, разглядывает его силуэт. Пытается заново впитать в себя и светлые волосы, и рельефное тело, и движения грудной клетки при вдохах…
До этой секунды ему казалось, что влюбилась по уши лишь его маска. Лишь та личина, что он носил поверх все шесть месяцев до этого.
Сейчас, затягиваясь глубже и пытаясь взять, как можно больше никотина, ему уже ничего не кажется. Только… Его самого, видимо, чужая влюблённость тоже задела.
Тор говорит:
– Почему он не убил тебя?
Говорит:
– Почему так легко позволял управлять собой?
Локи смеётся. Качает головой.
Ну, первый вопрос хотя бы не о Дарси. Уже радует.
– Он пытался создать иллюзию невинной овечки. Пытался сделать вид, что это я там самый ужасный. Ещё ему было скучно. На самом деле ему всегда скучно, и именно поэтому мне не скучно никогда. Да уж, – он тушит последнюю о стол, обнимает себя руками. Поясняет: – Когда он будет убивать меня, точно захочет ещё разок попользовать. Захочет сделать что-нибудь ужасное. На свидетелях он этого делать не будет. Не из страха за решётку попасть, атмосфера просто будет не та.
– Ясно…
Парень кивает, запрокидывает голову, выпуская облака пара в пронизанный прохладой воздух. Он в одной из тех толстовок, что когда-то носил и сам Локи. Надо же.
Это не должно быть совпадением, но именно таким оно и кажется. Также кажется, что у него едет крыша.
Медленно подняв руку, мальчишка тянется вбок и самыми кончиками пальцев касается светлых волос. Тор вздрагивает, но не отстраняется. Наоборот, будто подается ближе. На миллиметр, но ближе.
– Зачем ты здесь?
– Где же ещё мне быть?
– Дома. Вместе с любящей семьёй, американской мечтой в каждом уголке комнаты и мягкой постелью…
Смешок. Короткий такой, снисходительный.
Он покрывается мурашками и, будто ныряя одним махом на глубину, запускает пальцы Тору в волосы. Мягко расчёсывает, проходится подушечками по голове.
– Ты даже не спросишь про Дарси?.. Совсем кричать не будешь? Или может кулачный бой устроим? Раньше тебе это так нравилось…
– Смысл?.. Что было, то прошло, – пожимает плечами. Так по-взрослому, так логично. Когда этот парень успел так вырасти и возмужать, а Локи даже и не заметил?.. – Да и её я здесь что-то не вижу…
Он дёргает уголком губ и понимает, что не может не спросить:
– А как же крики об изменах?.. Как же долгие споры, ссоры и разбирательства? Как же пустые злые слова и безликие обвинения?
Тор медленно поворачивает голову, чуть запрокидывает её и смотрит на него. У мальчишки во рту пересыхает, и в животе будто бы кишки бантиком завязываются.
Виду он не подаёт.
Тор говорит:
– Измена, это когда по любви. Но я всё ещё не вижу её здесь.
Локи смотрит в ответ и рвано кивает. Не может глаз оторвать от чужого уверенного, спокойного и чуть усталого взгляда.
Как?.. Когда?..
Где потерялся тот момент, в который этот парень научился уметь безоговорочно доверять, а?! Почему Локи пропустил его?
Медленно убрав ладонь, он поднимается, спрыгивает со скамьи и идёт вперёд. До ограды.
Хочется завыть, что тот пёс. Только его ведь никто не освободит от мучений.
Постояв чуть-чуть, не увидев ничего утешительного во тьме по ту сторону, Локи возвращается назад. Встаёт напротив своего же места, чуть сбоку от «брата».
Еле выговаривает пересохшим ртом:
– Зачем ты здесь?
Он хотел бы повернуть голову, хотел бы повернуться всем телом. Но он даже дышать не мог. Тонул, задыхался.
Тор встал. Медленно, не спеша потянулся.
Коснувшись его плеча, коснувшись этой мерзкой оранжевой робы, помог ему повернуться. А затем проговорил:
– Подумал, что пара объятий тебе здесь не помешают…
И просто сделал шаг вперёд. Заключил в кольцо своих рук, согревая.
Локи дёрнулся, вырываться не стал, но напрягся, попытался отстраниться. Если в сухом остатке: ничего не вышло. Он позволял обнимать себя некоторое время, молчал.
Его хватило ненадолго. Сердце будто сходило с ума, ноги подкашивались и… Ему стало немного страшно. Он никогда не испытывал такого, никогда не чувствовал такого и… Он был уверен, что не готов к такому.
Его маски?.. Да, без проблем, если нужно, хоть с крыши прыгнет, хоть на девчонке женится. Но он сам…
– Может отпустишь меня уже?
– Ты сам за меня держишься…
Тор чуть отстранился и коснулся губами его виска, прошёлся кончиком носа по волосам, собирая по крупицам родной запах. Локи попытался разжать пальцы, что вцепились в чужую кофту, но просто не смог.
Они стояли так, пока Беннер не вернулся сам. Пока не откашлялся, далеко не тонко намекая, что их время уже давным-давно вышло.
Уходя, Локи не обернулся. Ни разу не обернулся, но судорожно хватался пальцами за ткань комбинезона на бёдрах, позволяя наручникам впиваться в запястья.
Вернувшись к себе, он лёг в постель. Неожиданно понял, что до луны, видна она или не видна, может быть сколько угодно далеко и долго.
А, может, и нет.
+++
========== Глава 21.3 ==========
+++
Середина марта – не самое тёплое место на всей годовой окружности. Локи тянет ярко-оранжевые рукава на костяшки, на кончики пальцев. Наручники мешаются.
Машину потряхивает; не пристегнись он – летал бы от стены к стене и к концу поездки был бы уже мёртв. Но он пристегнулся.
На самом деле весь этот цирк с бронированным автомобилем, с двумя охранниками, сидящими напротив… Мальчишка фыркает и подтягивает колени к груди. Металлическая стена до ужаса холодит спину и поясницу. Изо рта вырываются облачка пара.
Будто ему действительно есть какой-то резон сбегать прямо сейчас. Он так близко к своей цели.
Два парня, – да-да, те, что больше похожи на каменные изваяния выражением своих лиц, – что напротив, до ужаса неразговорчивы. В начале он ещё пытался разговорить их разными шуточками и фразочками… Ну, на манер того самого сбрендившего чувака с лицом, перемазанным клоунским гримом*.
Однако, всё было тщетно. Ему позволили балаболить некоторое время, затем один из охранников потянулся за дубинкой.
Локи понятливо закусил язык, продолжил пытаться удержаться на месте и изредка поглядывал в зарешёченное окошко на задней стене машины.
Он не мог сказать, готов ли к слушанию. Маски были наготове всегда, вне зависимости от положения звёзд, температуры и происходящего вокруг, но вот он сам… Он совершенно не был уверен в своей готовности. Что вообще нужно, чтобы подготовиться защищать свои права, если невиновен?..
Чёрт его знает…
Джейкоб уверил его, что главное – быть расслабленным. Говорить спокойно, не вступать в споры и не повышать голос.
Суд – штука слишком трепетная. Судья – тем более.
У него будет адвокат, ему также в любой момент предоставят слово, если это ему потребуется. К тому же, Фригга будет судьёй. Он знает, что всё окажется проще, чем может быть.
Когда машина тормозит, его бросает в сторону, и ремень безопасности врезается в горло. Закашлявшись, Локи еле успевает выпрямиться, как его тут же вздёргивают на ноги.
Вся эта грубость, резкие, до дикости жёсткие движения… Он передёргивает плечами от такого обращения и спрыгивает на землю. Чуть щурится под слепящим солнечным светом и частыми вспышками камер.
Казалось бы, что в их с отцом деле такого?.. Однако, журналистов, – этих настырных лизоблюдов, что тычут ему в самое лицо камерами и блокнотами, – столько, что яблоку упасть негде.
Галдят, толкают, пытаются перекричать друг друга… Локи хмурится, оттаптывает кому-то ноги, пока пробирается сквозь толпу и, только достигнув дверей, выдыхает.
Не то чтобы он плохо относится к данным представителям жёлтой прессы, но… Как главный лжец: лжецов он терпеть не может больше всего. Особенно тех, что делают ложь своей профессией.
Пока его ведут по коридорам здания суда, мальчишка осматривается, на всякий случай запоминает путь. Он не знает, где находится Лафей. Едет он позади или же уже внутри зала суда. Может успел умереть по дороге…
Тема его смерти настолько злободневна прямо сейчас, что Локи не может не усмехнуться. После их разговора, произошедшего позавчера ночью, сутки спустя он чувствует себя обновлённым, чувствует себя собранным, чувствует себя более-менее спокойным.
« – Ты должен понять, что в какой-то момент всё может пойти против тебя. Полностью, – Джи обходит боксёрскую грушу по кругу, смотря, как Локи боксирует, и иногда чуть поднимает его локти выше. – Но это не должно никак повлиять на выражение твоего лица. Ты понял меня? – мальчишка кивает, останавливается, тяжело дыша. – Удары хороши, но смазаны. Не понимаю, как ты умудрился надрать зад тем копам. Они были слепыми?»
Заходя в зал суда через специальную дверь для подсудимых, он тут же видит всю свою «группу поддержки». Конечно, нельзя так, с сарказмом и полной несерьёзностью, думать о тех, кто заботится о тебе. Нельзя думать о них в таком насмешливом ключе, но…
Лично ему смешно. Заседание закрытое, на нём могут присутствовать только те, у кого есть на это специальный допуск, однако, все его друзья здесь. Скорее всего их провёл Тор, только вот… Только вот, что они смогут сделать?..
В плане, мм… Ему не нужна их поддержка. Их страдальческие взгляды. Их… Всё это.
« – Когда последний раз ты тренировался нормально, а?.. Я вижу скорость, вижу зачатки полузабытых техник, – Джи боксирует напротив него, Локи уворачивается раз за разом. Но всё-таки парень прав, все его движения наполнены испугом и лёгкой неуверенностью. Джейкоб подбивает ему ноги, валит на маты и давит предплечьем на горло. – Ты говорил – шесть месяцев жил в „американской мечте“? Что же. Могу с уверенностью сказать, что она тебя испортила.»
Это правда. Обычная и неприкрытая.
Он прятался за маской, скрывался, изворачивался, но то, что происходило, расслабило его. Подбило его сдержанность, подкосило его твёрдость, раскрошило выдержку.
И все эти люди… Тор, Нат, Клинт и Тони, Пеппер, Сэм, Пьетро… Да, даже Ванда…
Их поддержка, как подножка. Как удар в спину; не ножом, всего лишь кулаком, но всё же…
Они – слабость для него. И лучше бы их здесь не было.
Один из офицеров подводит его к его столу, усаживает, а затем снимает наручники. Мальчишка садится ровно, не сразу понимает, отчего внутри неспокойно, а поняв, замирает. Буквально каменеет. Повернуться нет сил, но…
Он неожиданно понимает, что Фригга сидит сзади. В смысле на местах для приглашённых свидетелей и родственников. В смысле не на месте судьи и даже не на месте его адвоката, а…
– Ох, чёрт…
Судорожно сжав руки в кулаки, он незаметно, медленно дышит, нервно сглатывает. Скорее всего адвоката ему не предоставят. Это уже очевидно. Кроме того, будет приглашённый судья. Скорее всего подставной. Прокурор будет защищать его отца, который весь такой бедный/несчастный, а он сам будет лишь локти кусать. И в начале, и в конце.
Прекрасно.
Шанс выигрыша в этом судебном заседании падает прямо на его глазах, а затем сдувшимся сморщенным шариком опускается где-то в его ногах, на пол. Локи стискивает челюсти, негромко прочищает горло.
До прихода судьи у него есть ещё пара минут, и всё это время он пытается хоть чуточку успокоиться. Пытается просто вернуть себе равновесие. Просто…
Дверь открывается, и заводят Лафея. Он спокоен, равнодушен.
Когда они встречаются взглядами, Локи видит эти огоньки в его глазах. Огоньки победителя. Огоньки, не предвещающие ему ничего хорошего.
+++
Локи остаётся собранным и сосредоточенным до самого конца, но всё же не успевает заметить, как и в какой момент ему дают срок в десять месяцев.
Десять месяцев лечения в психиатрической клинике с последующим наблюдением.
Начинает с того, что Лафей просто говорит: «Дело в том, что у моего сына ПТСР…»
Говорит:
«Его мать была женщиной лёгкого поведения…»
Говорит:
«Однажды один из её любовников изнасиловал его…»
Говорит:
«Она, моя покойная жена, пыталась защитить мальчика, но была смертельно ранена…»
Говорит:
«И я хотел бы снять с него предоставленные ранее обвинения, при условии, что Локи ляжет в центр психологической помощи…»
Он говорит…
У мальчишки взгляд каменеет и запинается об одну из стен. Рядом с ним нет адвоката, впереди какой-то левый, никому не знакомый судья, у которого в руках медицинское заключение о наличие у него «Посттравматического стрессового расстройства», прокурор только и делает, что раболепно кивает на каждое слово его отца, а Лафей говорит так убедительно, что…
Он медленно набирает воздух в лёгкие, спокойно и отстранёно дышит, а затем садится ровнее. Разводить нюни ещё не время, опускать руки тоже. Если сдастся сейчас, то окажется в психушке уже завтра. Уже послезавтра будет больше овощем, чем человеком.
Поэтому он берёт слово. Пытается неспешно и рассудительно убедить присяжных и заочно настроенного против прокурора, логично доказывает каждую свою, далеко не теорию.
Он сообщает суду о том, что его отец его изнасиловал.
Лафей говорит:
– Как я уже говорил, это последствия ПТСР, ваша честь. Мой сын очень сильно любил свою мать и после её смерти довольно долго находился в состоянии стресса. Я не причинил ему ни малейшего вреда, но в его сознании он обставил всё так, будто бы это я погубил мою жену.
Он сообщает суду о том, как его отец относился к нему и к его матери.
Лафей говорит:
– Всё свое детство Локи проводил с матерью и почти не контактировал с другими детьми. Он не очень хорош в коммуникации с другими людьми, в общении с ними, однако всё же, видимо, до сих пор привязан к матери, поэтому… Как видите, я не самый его любимый родитель.
Локи пытается говорить что-то ещё. Он оправдывает себя долго, тщательно и аккуратно. Иногда косясь взглядом в сторону присяжных, замечает кивки, выражение поддержки на лицах.
Потом не настоящий, проплаченный, подставной судья, просматривая дела подсунутые прокурором, говорит:
– Вы… Вы всё ещё страдаете от наркотической зависимости, Локи?..
Говорит:
– Тут есть документы, удостоверяющие о том, что недавно вы проходили годовой курс лечения после передозировки амфетамином. В не лечебных целях, конечно же.
Говорит:
– Ещё здесь полицейские отчёты о драках, торговле наркотиками и торговле краденным оружием. Ваше имя в отчетах не упоминается, однако, тут есть пометка, цитирую: «Парень бегает слишком быстро, чтобы за ним можно было угнаться».
Локи нет нужды поворачивать голову ни в сторону отца, ни в сторону скамьи присяжных… Всё очевидно.
Лафей незаметно улыбается. Проплаченные от кончиков ног до макушки дяденьки и тётеньки качают головами.
Он не сдаётся. Не сдаётся до самого конца. Всё говорит, и говорит, и говорит. Иногда ловит очень сильно взволнованный взгляд Ванды, стоя на судебной кафедре.
Хотя нет. Скорее не так.
Довольно часто он бежит глазами мимо, только бы наткнуться и понять, что он не один, против всего мира…
Ведь они оба знают, что будет, если его упекут туда, за решётки на окнах, за белые стерильные стены. Никто не будет лечить его, никто не будет заботиться о нём.
Лафей просто придёт. За ним. Снова и окончательно. Будет колоть наркотики или психостимуляторы. Будет вводить ему афродизиак, а затем и свой член.
И это не закончится, пока Локи не сломается. Он будет рыдать, скатится до просьбы, мольбы и признаний в верности, скатится до полубредового состояния, до галлюцинаций, до постоянной рвоты, до невосприимчивости действительности… Когда время его лечения подойдёт к концу, когда врачебная комиссия увидит перед собой сошедшего с ума овоща, а не человека, его закроют там вновь.
«Продлят курс лечения», так сказать.
И поэтому он борется. Скрипит зубами, бьётся до конца, доказывает что-то. Лафей просто лжёт.
Лафей лжёт, и ему верят. Он говорит правду, и все стыдливо отводят глаза.
Им заплатили. Конечно же, им заплатили.
Ведь в мире всё решают деньги. Всё покупается, всё продаётся…
Интересно только, сколько стоили те самые мучения, которые уготованы ему дальше. Сколько, а?!
Новую шубу? Или, может, машину?! Может, квартиру побольше, а то «моим четырём детям так тесно в однокомнатной»?!
Конечно. Почему бы нет.
Зачем держать себя в руках и копить? Зачем надевать резинку перед сексом или хотя бы оценивать/взвешивать материальные возможности перед тем, как решаться на ещё одного ребёнка?
Намного проще вот так. Да и какая кому разница, что будет с этим худым, угловатым мальчишкой с бинтами на руках.
Его отец ведь желает ему счастья. Его отец ведь любит его.
Он чуть не срывается на жалобное: «поверьте мне», как присяжные уходят на обсуждение. Некоторые присутствующие в зале выходят в коридор, судья уходит тоже.
Он сидит на своём месте. Будто бы окаменевшее изваяние.
Ничего не видит перед собой.
Зал почти полностью пустеет. От услышанного тут многим хочется сбежать, как можно скорее, и большинство выходит на свежий воздух. Лафей вместе со своим конвоем выходит покурить.
Локи остаётся один. У дверей остаётся один охранник.
Неожиданно сзади раздаётся тихий-тихий шепот:
– Всё будет в порядке, слышишь?.. – Ванда незаметно проскальзывает ладонью сквозь деревянные столбики перегородки и касается его безвольно повисшей руки.
Мягко сжимает его прохладные пальцы.
Локи не отвечает. Он просто молча радуется тому, что его стол стоит так близко к деревянному заборчику, отгораживающему весь судебный процесс от мест свидетелей и родственников.
Ванда позади него тихо-тихо говорит:
– Тебе лучше не оборачиваться, но я скажу, просто, чтобы ты знал… Мы очень и очень волнуемся, но мы не отступимся от тебя. Ни за что не отступимся.
Он чуть хмурится, легонько поводит пальцами, что держит девушка. И она понимает его без слов. Говорит:
– Тор тоже тут… И он тоже… Волнуется…
Локи хмыкает. Ничего не может с собой поделать.
Чуть сдвинувшись, немного склонив голову и прикрыв губы волной волос, шепчет:
– Они не поверят мне. Никто не поверит мне. Ты слышала, что он говорил?.. Мои доказательства против его – ничто.
Она вздыхает, чуть сжимает его руку. Не дожидаясь ответа, Локи обречённо и устало шепчет:
– Я не знаю, что мне делать, Ванда… Что мне… делать?..
– Убей его.
Мальчишка распахивает глаза удивлённо, шокировано. Голос Тора такой серьёзный и глубокий, твёрдый-твёрдый.
Он еле перебарывает себя, чтобы не обернуться. Чтобы не заглянуть в его лицо.
