Текст книги "История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)"

Автор книги: Lisya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

– Не слишком ли маловат гараж для такой большой семьи? – поинтересовалась я.

Таня обвела меня загадочным взглядом, и железная створка двери стала подниматься вверх.

– Ты видишь лишь то, что позволено увидеть. Попроси об экскурсии Эмметта или Элис. Они с радостью скинут чехлы с каждой из машин, – хмыкнула Таня и внезапно закрыла мне глаза ладонями.

Под колесами машины зашуршал гравий, и я попыталась раздвинуть ледяные пальцы, чтобы подглядеть хотя бы краем глаза. Хлопнула дверца, и теперь я отчетливо слышала, как на холостых оборотах работает весьма мощный мотор.

– Все, можешь открывать! – радостно пропела Элис. Зрение вернулось за счет дара речи. – Пока мы с Розали не ездим на ней за покупками, она в твоем распоряжении!

На подъездной дорожке прямо возле крыльца высился громоздкий кроссовер от Порше насыщенного аметистового цвета, прелестно переливаясь под пасмурным небом. Я сбежала вниз по ступеням и отметила молочный кожаный салон, современную аудиосистему и невероятное число различных кнопок, которыми, наверное, можно было активировать даже закись азота (надеюсь, ее здесь нет). Я не могла не испытывать легкое удовлетворение от факта хоть и временного, но владения этой красавицей. Только вот чего она мне будет стоить…

– Хорошая машина. Спасибо, – коротко поблагодарила я, оборачиваясь к Тане и Элис, которые застыли на лестнице.

– Тогда забирайся внутрь. Прокатимся по 101-му [3], – воодушевленно объявила Элис, и я отстраненно пожала плечами, занимая водительское кресло и принимаясь настраивать удобное, мгновенно принявшее контуры моего тела, сидение и зеркала. Одуряющий запах нового автомобильного салона щекотал мне ноздри, но тяжелые мысли об обязательствах, расспросах наивных, занятых лишь самими собой детях, не давали мне ни получить настоящее удовольствие от подарка, ни выразить подобающую благодарность.

______

[3] 101-е – шоссе, пролегающее через Форкс и ведущее на север.

______

Когда и Таня, и Элис устроились на задних сидениях, я предположила, что с нами поедет еще и доктор собственной персоной, но вместо этого на пассажирском сидении устроился Джаспер. Он мне, пожалуй, нравился. У него еще не вошло в привычку беспардонно меня рассматривать или задавать уйму вопросов.

– Как будешь готова, поехали. На шоссе направо, – коротко проинструктировал Джаспер и напомнил о ремне безопасности.

Легким касанием ладони я сдвинула рычаг переключения передач и одним носком коснулась газа, заставляя многотонный железный корпус плавно сдвинуться с места. Кроссовер медленно набирал скорость, и у меня еще было какое-то время насладиться стройной чередой деревьев, оценить высокий клиренс [4] машины, благодаря которому открывался целостный обзор на дорожное полотно.

Под чутким контролем и руководством своего штурмана, я покинула лесистую подъездную дорожку от дома Калленов и выехала на шоссе. Таня и Элис полностью погрязли в обсуждении роста каких-то акций на бирже и возможности на этом заработать, совершенно забыв о поездке.

– Как у тебя обстоят дела с парковкой и ездой задним ходом? – поинтересовался Джаспер, когда на шоссе я уверенно набрала требуемую скорость, не испытывая никаких проблем с ездой по ровному асфальту. Это было не так трудно, как выбираться из снежных сугробов после посещения горы Мак-Кинли.

Я было собралась ответить, как с заднего сиденья свою лепту вставила неминуемая Марвел.

– Вообще-то она редко ездила за рулем именно в городской черте. Мы в основном испытывали на прочность дороги национального парка. И лед, конечно же. В езде по льду ей нет равных… – раздался ее довольный голос.

– Вообще-то, паркуюсь я нормально, – довольно резко оборвала ее я. – Елеазар даром времени не терял. Научил вставать между машинами, используя и камеру заднего вида, и зеркала, и просто обернувшись назад, – голос стал заносчивым, и я бросила взгляд в зеркало заднего вида, чувствуя некое превосходство от того, что хоть в чем-то я обыграла свою прекрасную всезнающую мать, которая сминала дорогие автомобили, словно обертки от леденцов. Однако на её лице не отразилось даже намека на недовольство от того, что я не дала ей сказать, скорее, нечто отдаленно напоминающее гордость.

______

[4] Клиренс – дорожный просвет; простыми словами – высота машины.

______

Когда я уверенно покрутилась по стоянке в небольшом городке, несколько раз развернулась и продемонстрировала чуть ли не все чудеса автошколы, весь балласт вампиров в машине осознал, что ехали зря. Таня вся светилась от гордости, Элис пребывала в неминуемом будущем или в прострации, и один лишь Джаспер казался настороженным.

– Все хорошо, – задумчиво начал вампир и перевел свой взгляд на меня, когда я остановилась на обочине перед поворотом к дому Калленов. – Остался лишь один вопрос, который я должен тебе задать. – Я мгновенно сникла, почему-то сразу догадываясь, к чему он ведет. – Какова вероятность того, что вчерашнее состояние может повториться у тебя за рулем?

Я сжала челюсти и медленно перевела на него свой взгляд. От вампира, способного улавливать самые тонкие эмоции человеческой души, вряд ли удалось бы долго скрывать наличие в моей жизни взрывных флешбеков, вырывающих меня из реальности на неопределенный срок. Я никогда не думала об их опасности в таком ключе, но и неправ он не был.

– Это была банальная усталость, Джаспер. Она задремала, – молниеносно отреагировала Таня, и я скосила затравленный взгляд в ее сторону, медленно поглаживая пальцами мягкий кожаный руль и начиная жевать губу.

– Устала. Хм. – Лукавые искорки в глазах Джаспера намекали, что он видел насквозь наше вранье.

– Очень надеюсь, что такого не случится, – тихо бросила я и поджала губы, смотря на вампира.

– Есть способ это преодолеть? – был его короткий последующий вопрос, и теперь я отметила в зеркале еще и бездонные, ртутные, все еще немного расфокусированные после визита в будущее глаза Элис.

Я безмолвно покачала головой и стиснула челюсти, устремляя свой взгляд вперед.

– Способ есть. Засуньте подальше ее коричневый альбом с фотографиями и держите подальше от голубоглазых детишек, – довольно-таки резко произнесла Таня. Меня передернуло. Не хватало еще, чтобы Каллены прятали мои вещи. – Ах да, еще у нее есть старый красный плеер. Выбросите его к черту. Он – сущее зло…

– Прекрати! – шикнула я, и машина покачнулась от проезжающей мимо с оглушительным сигналом фуры.

– Кхм, – откашлялся Джаспер. – Понятно, мне все понятно…

– А теперь, езжайте-ка вы в город сами, – как можно более беспечно произнесла Элис. – Школа будет по левой стороне, вы увидите, – пообещала она и многозначительно посмотрела на Джаспера, который явно поколдовал над гнетущей атмосферой в салоне.

– Это и правда хорошая идея. Спасибо, дорогая. – За несколько секунд Таня обошла машину и заняла место Джаспера, который обернулся и прошелся по мне неприятно пронзительным взглядом, прежде чем исчезнуть в густой зелени под руку с Элис.

Наваждение исчезло, и я снова ощутила приступ гнева и досады, который возник от обидных слов Тани. Но говорить об этом сейчас я не хотела совершенно: лучше успокоиться. Когда я на взводе, то могу наговорить ужасных, по-настоящему ужасных вещей, за которые буду стыдиться месяцами.

Машина резко сорвалась с места, и гравий из-под колес застучал по днищу. Марвел поддержала игру в молчанку. Вместо этого она рассматривала бесконечные леса за окном и стискивала в ладонях свой телефон, идеально черный и блестящий, без раздражающих отпечатков человеческих пальцев.

– Прости, я не должна была так отзываться о дорогих тебе вещах, – тихо произнесла она, когда мы уже приближались к черте города. Пришлось сбросить скорость.

– Почему ты пыталась скрыть флешбеки от Джаспера? Сама мне всегда говорила, что нечего их стыдиться.

– Потому что как только до них с Карлайлом дойдет, что это именно флешбеки… – она вздохнула. – Ты отказываешься принимать лечение, которое предлагает Кейт. Карлайл будет убедительнее и настойчивее, да и практического опыта у него гораздо больше.

– Да, отказываюсь и буду отказываться! Потому что нет у меня никакого ПТСР [5]! – Мой голос прозвучал растревожено и визгливо. Марвел закрыла тему, словно не хотела спровоцировать что-то угрожающее и ядовитое во мне, что-то, чье присутствие мы с удивительной тщательностью скрывали друг от друга в ежедневном ритуале осторожных слов.

______

[5] ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство.

______

– Найду какое-нибудь кафе, – пробормотала она и принялась забивать координаты в поисковик, одновременно успевая указать на красное кирпичное здание, в коем мы обе узнали местную старшую школу.

– Пипец маленькая, – вздохнула я, успевая остановиться на единственном светофоре и разглядеть здание.

– Выбирай выражения, – изобразила строгий тон Таня, и я хмыкнула. – Ну и дыра. Найди, где припарковаться. Даже Макдональдс сюда не добрался, – с нотками веселья произнесла она, и я завернула на прилегающую улицу, ища свободное парковочное место.

Кафе, которое сумела отыскать в этом городишке Таня, не отличалось броским названием или шикарной обстановкой. Оно было больше похоже на семейный ресторан, где на стенах висели картины наиболее успешных художников школы, а салфетки для стола стирались заботливыми руками хозяйки. Невообразимая разница между едва ли не стерильностью в кухне Калленов и нагромождением мало сочетаемых предметов за длинной барной стойкой этого ресторана просто не поддавалось описанию – особенно мне, свыкшейся к единственной картине светлой Таниной гостиной.

Написанные мелом вывески предлагали купить свежевыжатый сок, полезные смузи с типичными названиями и демонстрировали ординарное домашнее меню. Внутри разлилась щемящая ностальгия, навевающая отнюдь не радостные чувства – уж лучше бы я поела в Subway; кажется, я видела его по пути.

С моего места открывался прямой обзор на стойку обслуживания, и, в ожидании своих макарон с сыром, я успела щепетильно рассмотреть всяк сюда входящего. Кажется, их свежевыжатый сок и полезные смузи пользовались большой популярностью среди жителей города. Посетители непринужденно махали рукой из дверного проема, отряхивали зонтики, обменивались с владельцами парочкой теплых фраз, интересовались о здоровье каких-то представителей города и просто болтали о пустяках. Смузи пользовались таким успехом, что я все же заказала один – мятный.

Я медленно втягивала густой напиток через трубочку, когда колокольчик на двери сообщил о новом посетителе. В руках он стискивал хромированный велосипедный шлем, и, прежде чем сделать свой заказ, парень провел пятерней по взмокшим от долгой езды волосам. Но нет. Разглядывала я вовсе не миловидное лицо представителя местной молодежи. О, как здорово смотрелась его задница в этих велошортах.

– Что это с тобой? На травку захотелось? – прыснула от смеха Таня, когда к моим щекам прилила стыдливая кровь, и я поспешила охладить свою неуемную фантазию очередным глотком холодного коктейля.

Белокурая голова моей спутницы медленно повернулась в сторону прекраснозадого посетителя, и Таня кокетливо вскинула брови, возвращая свой хитрый взгляд на меня.

– А как же Томас, Лиззи? – шепотом поинтересовалась она, и я не удержалась от смеха, мгновенно воспроизводя в голове задницу Локи и несколько особенно пикантных кадров из его осенней фотосессии. Мы обе неровно дышали к Тому Хиддлстону.

Белокурый велосипедист, скучавший у стойки в ожидании заказа, подмигнул мне. Я потупила глаза.

– А что, мальчишка-то неплох, – откинулась Таня на спинку кресла и скрестила руки на груди, в то время как я бросила в нее салфетку, заставляя перестать пялиться в окно на то, как он крепит бутылку с девчачьим клубничным смузи к велосипедной раме. – От меня бы он живым не ушел… – Таня игриво подмигнула и рассмеялась с моего ошарашенного вида. Да уж, от таких недвусмысленных фраз вампира кому угодно стало бы не по себе.

– Лучше расскажи мне про ваш разговор о моем… как его? Даре, – тихо попросила я, подхватывая вилкой несколько макаронин и вытягивая их из расплавленного сыра.

Золотистый взгляд мгновенно оторвался от телефона, и Таня поджала губы, скользя взглядом по пустым столикам вокруг.

– Что ж. Они знают, – коротко ответила она и закинула ногу на ногу, с легким налетом отвращения рассматривая зеленую жижу в моем стакане.

От нее не последовало больше ни слова, и я вздохнула, поднимая бровь.

– Подробности?

– Я не хочу, чтобы ты забивала себе этим голову, – словно скороговорку произнесла она, и я покачала головой, совершенно не согласная с решением, что она приняла. Я любила Марвел, но ее всепоглощающее желание оградить меня от всего повергало в беспомощность.

Пару минут я дожидалась, пока она отвлечется от телефона, втайне надеясь, что она-таки придет к выводу, что я вправе знать о подробностях их разговора. Но ничего не менялось.

– И все же. Как они отреагировали? Мне с ними жить, как-никак, – задумчиво поинтересовалась я, краем глаза поглядывая на Таню. Она быстро ломалась под напором.

– Все, что тебе нужно знать из этого разговора, так это что их готовность принять тебя не поколебалась, – совершенно не глядя на меня, отчеканила она. О, сегодняшний день был буквально создан для того, чтобы проверить мои шаткие нервы на прочность.

– И ты действительно считаешь, что я приму эту отговорку за ответ? – как можно более мягко спросила я, стискивая в ладони вилку и приходя в ярость от ее спокойных игр с клавиатурой. – Неужели ты считаешь, что за все эти годы, что мы с тобой – семья, я не научилась видеть, когда ты от меня что-то скрываешь? – Я швырнула вилку на столешницу. Вероятно, вышло слишком громко, так как я привлекла к себе внимание пожилых владельцев, которые до этого преспокойно возились с посудой, хранившейся в нишах за барной стойкой.

Глаза Тани сузились.

– Прекрати этот допрос, Лиззи, – вкрадчиво попросила она, будто пытаясь меня загипнотизировать. – Я лишь пытаюсь тебя защитить… – едва ли не устало произнесла она и никак не отреагировала на тихую вибрацию, что испустил ее Блэкберри.

– Защитить? – выплюнула я и закатила глаза. – Защищать и скрывать правду – не одно и то же! – Я не смогла сдержать растущий тон своего голоса, и вампиресса предупредительно шикнула, краем глаза осматривая все такие же пустые соседние столики и работников кафе.

Марвел протяжно вздохнула. Она прижала ладонь ко лбу, словно мучаясь от мигрени, а потом все же остановила серьезный взгляд на мне.

– Что ж. Да, Элизабет. Тогда на пароме у нас состоялся серьезный разговор. И Карлайл выдвинул новую, достаточно правдоподобную версию того, как именно произошла авиакатастрофа.

– Новую? – переспросила я, округляя глаза от того, что у них был список версий

– Меньше знаешь – крепче спишь, Лиззи. Мне вообще не стоило обсуждать это с тобой.

– Это моя жизнь, меня это касается в первую, что ни на есть, очередь! – Я практически перегнулась через стол, пытаясь удержать на себе ее взгляд. Таня поглядела на меня с превосходством. Иногда мне казалось, что она наслаждается этим ключевым различием между нами, в том, что я – человек, она – вампир, она – мать, я – дочь, она – всезнающая, я – обречена на догадки.

– Даже и не пытайся, мышонок. – Я безнадежно кивнула.

– То есть выходит, что и здесь я не в безопасности. Зачем тогда вообще было уезжать?

– Затем, что в Денали ты была бы в еще большей опасности.

– Тогда тебе нужно остаться здесь. Чтобы меня защитить, – вскинула я брови.

– Я не могу здесь остаться, Лиззи. Ты меня слышала. – Был ее короткий ответ, за которым не последовало никаких разъяснений и лишь легкое клацанье электронных клавиш.

– Почему же? Вот почему?

– Что за провокационный тон, дорогая? Неужели ты пытаешься вывести меня из себя? – она вскинула бровь и выглядела невероятно заинтересованной. – Ты же знаешь, это невозможно. И поверь, ты не хочешь видеть меня, когда я злюсь.

Мы замерли в молчаливом противостоянии над пахучей деревянной столешницей. Что-то в дрожании Таниной челюсти, в жадности ее глаз напомнило – она никогда не сможет понять меня до конца. Что-то стояло между нами, жесткое, непрозрачное, непреклонное, будь то возраст или тот тщательно игнорируемый факт, что мы разных биологических видов. Словно почуяв мое разочарование, она сменила гнев на милость – вот только и тему ожидаемо сменила.

– Какая же ты у меня упрямая, детка. – наигранно мягко произнесла она. – Не забудь доесть. – Она указала на практически нетронутую тарелку с макаронами, которые не вызывали у меня и намека на аппетит.

– Я больше не голодна, – отмахнулась я и собрала остатки смузи со дна с раздражающим хлюпаньем.

– Как же ты любишь устраивать полемику! – Таня резко встала и, сцапав меня за запястье и хлопнув пачкой долларов о барную стойку, потащила на улицу к скучающему на пасмурной парковке Порше.

– И как все это понимать? – нахмурилась я, забираясь на пассажирское сидение машины и еле успевая захлопнуть дверь, прежде чем аметистовый красавец сорвался с места. – Таня? – Ответа не последовало.

– Ну, что опять не так, Лиззи?

– Что опять не так? Ты не отвечаешь на мои вопросы! Вылетела из кафе, как фурия, всех посетителей распугала!

– Потому что ответ на свой вопрос ты и так знаешь. Я не могу оставаться в этом городе. Точка. Разговор окончен, – твердо произнесла она и практически вдавила педаль в пол, стоило нам миновать официальную черту города.

– Ну, не будет тебя дома, когда в гости нагрянут эти ваши «Вольтури»! – я изобразила пальцами кавычки, и Таня с какой-то странной злобой ощерилась на мой жест. – Неужто они сразу решат, что ты что-то скрываешь? Кейт и Гаррет постоянно путешествуют!

– Я должна быть дома в этот момент, Лиззи. Это все, что я скажу тебе по этому поводу. Разговор окончен, – процедила она сквозь зубы, и я скрестила руки на груди, несколько секунд рассматривая сливающийся в одно сплошное зеленое полотно проносящийся лес.

– Мне совершенно не нравится ни обстановка сейчас, ни этот город, ни перспектива походов в школу, ни тот факт, что ты меня здесь бросаешь! – процедила я, хмурясь.

– Жизнь не состоит из одних только удовольствий.

– И все равно мне не нравится, что вы нагородили вокруг меня секретов и делаете вид, что защищаете! Это… это обесчеловечивает!

– Если тебя так уж сильно беспокоит теория Карлайла и хочется подробностей: его самого ты можешь пытать сколько угодно. Я, со своей стороны, с материнской стороны, Лиззи, не могу даже вслух произнести то, что сложил из составных частей Карлайл. Мне не под силу даже думать об этом. – И тогда я распознала в её голосе неподдельный страх. Прямо как в ту ночь, когда она объявила мне о переезде.

Я сглотнула и попыталась разглядеть ответы на вопросы в легкой дрожи ее изящных, словно вытесанных из слоновой кости пальцев. Лишь бы не раскрошился в ее ладонях кожаный руль…

– Ты говоришь об обесчеловечивании, Лиззи, – наконец произнесла Марвел тихо. – Я взрослая женщина. У меня есть некоторые потребности. Я научилась скрывать свою сущность в Денали. Но здесь любой мужчина может меня расколоть. Их слишком много, и все соблазнительны, я не смогу сдержать аппетиты – и меня раскроют. По коже, по глазам, по отказам кормиться в сальных ресторанах, и тогда… К тому же, Лиззи, посмотрим правде в глаза. Ты никогда не давала мне иметь личной жизни. Даже дома.

– Что?! – Я задохнулась, в лицо словно плеснули горячими помоями. – Хороша мать, скажешь тоже! Ты бросаешь меня из-за недотраха? Я тут загибайся от скуки, а ты скоренько побежишь к Оскару? Или к Доминику? А может, к Эвану? Еще хорошо, если не ко всем сразу.

– Не смей так со мной разговаривать! – Таня так резко вильнула в другую полосу, что я стукнулась виском об окно. Я тихо ойкнула, но она не рассыпалась в извинениях, как обычно. Остаток поездки прошел в напряженном безмолвии.

– Высади меня на крыльце, – попросила я, когда под колесами вместо привычного гладкого асфальта стал шуршать гравий.

Машина плавно затормозила у лестницы, ведущей к широким створчатым дверям, и в ту же секунду я выскочила из теплого салона и стрелой взлетела по лестнице, наугад открывая дверь в новую комнату. Довольно с меня разговоров на сегодня.

«Я лишь пытаюсь тебя защитить!» – что за вздор?! Каким образом она меня защищает, отправляя на настоящее растерзание в этих школьных коридорах, среди толп беспечных и одновременно жестоких одноклассников. Мы не привлекали ничье внимание среди бесконечных ледяных пустынь Денали, хотя весьма часто бывали и в Анкоридже, и в Фэрбенксе, да даже в Джуно! А сейчас… Меня снедала тревога от одной мысли, что придется находить общий язык с одноклассниками, что мне станут задавать вопросы о родственниках, и мне придется насильно вызвать в память лица погибших родителей и, главное, брата. Арчи был хуже их всех. Каждая мысль о нем выжимала меня, как тряпку. В порыве слепой ярости я бросила на диван тяжелое пальто и уселась у окна. На ногу с кресла мне свалилась декоративная подушка, и я отшвырнула ее в другой угол комнаты. За толстым стеклом весело заливались лесные птицы, но их беззаботная болтовня, позабавившая бы меня еще пару дней назад, лишь разжигала чувство жгучей обиды.

Как изумительно Таня себя контролировала: этот спокойный, вкрадчивый тон, неизменная очаровательная улыбка – ни одному мужчине было не под силу противостоять ее чарам. Я не была исключением, и частенько не могла отделаться от ее гипнотического воздействия, но сейчас, когда она фактически выставляла меня беспомощным котенком на всеобщее обозрение, я чувствовала, что в этот раз промолчать не смогу. Как бы мне не хотелось, чтобы мир между мной и моей новой матерью был нерушим.

«Пытай Карлайла сколь угодно долго…» – я фыркнула и весьма живо представила себе эту картину: я фурией влетаю в его кабинет, и требую объяснений, а вместо конструктивного диалога меня закатывают в смирительную рубашку и отправляют дожидаться Таню в мягкой постели напротив панорамных окон. С моих губ сорвался какой-то нервный смешок, и я встряхнула головой, уверенно следуя к неразобранном чемодану и усаживаясь подле него по-турецки. Неровными стопками рядом со мной росли книги и блокноты, грозясь, подобно Пизанской башне, свалиться в одночасье наземь.

И кто бы мог подумать, что этот невероятно влиятельный, изнеженный итальянским солнцем вампирский клан, вдруг, по собственной воле, решит забрести не куда-то в Аспен, а в самое сердце Аляски! Ну и что они там будут делать, скажите на милость? В проруби плескаться? Рыбу ловить? Распивать местное пиво? Проверять, как же там поживает популяция этих дьявольских отродий – угольно-черных гризли – которые стабильно, каждую неделю, идут на обед вампирскому семейству? И что же они сделают, если на месте не окажется главы клана, м? Ну, неужели хоть кто-то на этом свете считает, что за тысячу лет жизни на этой бренной планете она не может позволить себе путешествовать безо всякого скрытого смысла?

Ну что за ересь? Я скривила губы от досады, и тонкий кожаный альбом с нашими с Таней фотографиями был со злостью отброшен на пол. Наверное с минуту я глубоко дышала, пытаясь прогнать эту неукротимую свирепость, мучительное бессилие и безудержный гнев. Лишь после того, как мои ладони перестали дрожать, а из уголков глаз исчез даже самый крохотный намек на непрошеные слезы, я дотянулась до одной из самых дорогих моему сердцу вещей, крепко прижимая альбом к груди и чувствуя себя сокрушенной, раздавленной, брошенной на произвол судьбы.

Вероятно, сегодня она уедет.

Я обреченно вздохнула и понесла внушительную стопку книг из чемодана к столу, чтобы бездумными действиями отвлечь подернутое красной пеленой сознание. От легкого касания мыши ожил монитор широкоэкранного моноблока, и после нескольких неудачных попыток избавиться от космоса на своем рабочем столе, я плюнула на эстетику и парой кликов позволила системе перенести все данные с моей учетной записи для легкого пользования чужим компьютером при первой необходимости.

На секунду мне показалось, что удалось отбросить тяжелые мысли, но вышло ровно наоборот. Я резко втянула воздух и спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как безнадега буквально поедает меня изнутри. Я до боли боялась потерять Таню. Боялась, что она уйдет из моей жизни так же легко и непринужденно, как это сделала моя семья. Ну, а я? Что будет со мной?

На столе возвышался дурацкий стакан с десятком идеально заточенных карандашей, тонкая алюминиевая рамка, в которой красовалась необъятная гора Мак-Кинли, и подставка для папок. Мне захотелось сгрести чужую канцелярию в малопонятную кучу и навечно спрятать в ящик стола, но что-то меня остановило. Виски свербили. Я крепко зажмурилась, сжимая и разжимая ладони в кулаках и падая обратно в мягкое кресло, легонько скрипнувшее под моим весом. Мне даже не хватило сил на то, чтобы посмеяться над названием сети Wi-Fi – Cullen Cadoodles. Я буквально заставила себя открыть браузер, ввести в строке поиска название сайта и начать отчаянно вспоминать логин и пароль, чтобы прочесть немногочисленные отзывы на блог, посмотреть очередную подборку прелестных фотографий с любимыми актерами (обожаю Хиддлстона!) и раствориться в бессмысленности интернета. Лучше отморожение интеллекта, чем чудовищное неистовство, способное за несколько секунд разнести половину необжитой комнаты.

Руки сами дотянулись до тех самых карандашей и, вместо очередного портрета непревзойденного Локи, стали выводить фигуристого велосипедиста со стаканом смузи в руке. Легкие штрихи, плавные карандашные линии, легкие тени и через десяток минут мои пальцы снова серые от грифеля, а в голове приятная пустота смешивается с выученной наизусть и прилипшей навеки сонатой Шуберта.

Насколько ей, должно быть, тяжело. Всякий раз смотреть на Кейт и Гаррета, Кармен и Елеазара и вместо своей второй половинки видеть меня. Встрепанную от ночи, полной кошмаров; с кружкой горячего какао, тонкие капельки которого медленно скатываются и марают ее белоснежное постельное белье; или в бессильном приступе негодования от того, что картина, над которой я корпела целую неделю, не удалась. Но всякий раз, когда после долгих лесных прогулок я сваливалась с температурой, когда одиночество давило до невыносимой боли в груди, а от ужасных снов пропадал аппетит, моя Марвел была рядом. Оставалась в постели до самого утра, перебирая мои спутанные волосы, рассказывала тихим вкрадчивым голосом бесконечные истории за сотни прожитых лет и совершенно не заботилась о пропущенных свиданиях, о гризли, счастливо избежавшем незавидной судьбы, о той опасности, что грозила семье из-за моей осведомленности касательно их сущности. Как уютно и защищенно я чувствовала себя в теплом шале, как треск дров и неслышно падающий снег заставляли меня поверить, что нашему маленькому, сотканному из тонких сахарных нитей мирку ничто и никогда не будет угрожать…

Я до боли закусила губу и перевернула плотную страницу своего скетчбука, начиная рисовать тонкий силуэт девушки. Когда на ее спине мягкими волнами стали вырисовываться локоны, пришлось отбросить карандаш. Здесь требовались легкая, бледная акварель, придающая картине завораживающую водянистость, прозрачную дымку недосказанности. Я устроилась на теплом полу в мягком свете, льющемся от фонариков и глубоко вздохнула, прежде чем наполнить маленькую емкость остатками воды из бутылки и расчехлить набор с кистями. Чемоданы я так и не разобрала.

Признаться, я даже не заметила, что на лес стали опускаться тени. Блеклого света от маленьких желтых огоньков светящейся гирлянды вполне хватало для моего стремительного творческого порыва. Хватало ровно до тех пор, пока комната не погрузилась в темноту от заснувшего моноблока.

Я тихо вздохнула и приблизилась к свету на одно короткое мгновение, дописывая краткую фразу на рисунке и с треском выдирая его из любимого блокнота. Быть может, я совершенно зря расстроила сегодня Таню своими разговорами? Ведь она абсолютно не заслужила моей взрывной дерзости, колких фразочек и непреодолимого эгоистичного желания показать, насколько же меня, на самом деле, не устраивает нынешнее положение. Ее благие порывы меня защитить вызывали во мне иррациональную реакцию. А я всего лишь боялась потерять свою единственную дорогую сердцу семью. Особенно бесконечно заботливую, предупредительную, очаровательную маму…

На полу развернулась тонкая полоска яркого света из коридора, и я стиснула в руках свой рисунок, чувствуя как глаза колет непрошеная влага.

– Ты чего сидишь в кромешной тьме? – ласково произнесла Таня, и за моей спиной загорелся ночник, озаряя комнату блеклым сиянием.

Ледяные ладони неуверенно легли мне на плечи, и я, как домашний ужик, вывернулась в Таниных руках, крепко обнимая за шею и сжимая челюсти до скрипа зубов. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы мы поняли чувства друг друга. Разве вообще нужны в такие моменты слова? Я зарылась в ее мягкие волосы и крепко зажмурилась, чувствуя, с какой силой она прижимает меня к своей груди.

– Я не могу даже представить свое утро без тебя… – прошептала я едва слышно, чувствуя как теплая слеза скатывается по моей щеке.

– Прошу тебя, мышонок, ну перестань уже… Ты прекрасно знаешь, для меня это не менее тяжело. Но ждать-то нам недолго. Несколько недель, максимум месяц, и я заберу тебя хоть на край света! – надрывисто произнесла она, отстраняя от себя мое требующее ласки тело и крепко стискивая в ладонях лицо. Вампиры не могут плакать, и мне было больно смотреть на бесплодную дрожь ее век, последние остатки человечности на окостеневшем древнем лице.

– Пожалуйста, Марвел, мама… Мы ведь можем уехать на Кубу, в ЮАР, в Сингапур, да куда угодно! Я даже в самолет готова сесть, если нам не придется разлучаться, – выдохнула я, и мы снова стиснули друг друга в удушающем объятии расстающихся родственников. С ее губ срывался неслышный шелест, слишком быстрый и тихий для того, чтобы я могла его разобрать.

– Ты вся дрожишь, милая… Тебе нужно отдохнуть. Утро вечера мудренее, – отрывочными фразами произнесла она, прикладывая свою ладонь к моей щеке. Лицо ее снова было безэмоциональным.

В ее руках я превратилась в безвольную куклу, с осторожностью и заботой уложенную на широкую кровать. На прикроватной тумбе примостился алюминиевый поднос с большим стаканом молока и шоколадным печеньем.

– Ты ничего существенного за день не съела, – с нотками укора произнесла она и вручила мне стакан молока, из которого я сделала маленький неуверенный глоток. Слишком приторное. Мед? Мускатный орех?

– Я кое-что нарисовала для тебя, – прошептала я и отправила в рот половинку мягкого овсяного печенья с шоколадом. Мое любимое, и, конечно же, она это знает. – Он на туалетном столике, – указала я на лист, и Таня с энтузиазмом матери поднялась со своего места, подхватывая рисунок и с несколько секунд недвижно его рассматривая. В легком полумраке комнаты было сложно разглядеть на ее лице эмоции, но то, какой неподвижной она стала, как ее золотистые глаза словно уставились в бесконечность, с какой бережностью ее пальцы накрыли лист бумаги, говорили лишь о яростном противостоянии, сковавшем бессмертную женщину. На несколько коротких секунд она крепко зажмурилась, и меж бровей залегла складка. Уголки вишневых губ опустились вниз и она глубоко вздохнула, и, словно пересилив себя, посмотрела мне в глаза. «Я буду скучать, мам» – гласила моя подпись на рисунке.