Текст книги "История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)"

Автор книги: Lisya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Измученный, горящий заживо от жажды, он углублялся все дальше и дальше в бедные кварталы, надеясь, что заплутавшая в неурочный час случайная жертва сама наткнется на него.

Горизонт темнел все быстрее, вокруг загорались неоновые вывески и уличные фонари. Офисные клерки спешили заглянуть в бар за углом. Мамы тянули куда-то непослушных детей. Из Волмарта струилась нагруженная бумажными пакетами толпа. Статные бизнесмены не отрывали от уха блестящие телефоны. Деметрий скрыл лицо под мантией, ускорил шаг и, наконец, очутился около пристани, близ воды, где ему всегда лучше думалось.

Важно быть осмотрительным, не убивать почем зря, найти самую дорогую подделку из сотни фальшивок, именно ту, что поможет ему временно прогнать из сознания трепещущий образ. О, моя маленькая проказница, моя жертва, моя ненаглядная добыча, чья кровь уже почти согревает мне кончик языка.

Смутный силуэт хрупкого женского тела неподвижно затаился в неосвещенной части прибрежного парка. Тонкие ноги подростка задраны на скамью, к запаху кожи примешивается влага и соль обиженных слез. Он позволил невесомым шагам стать тяжелыми, человеческими; она встрепенулась, и серые глаза напряженно уставились на его будто бы буднично прогуливающуюся фигуру. Она хорошо спряталась. Ни один грязный, пьяный подонок ее ни за что бы не заметил, ни один человек. Но Деметрий, к сожалению или к счастью, последним уже давно не являлся.

Ее вьющиеся светлые волосы были собраны в неаккуратный пучок на макушке, но несколько непослушных прядей выбились и белыми змейками прилипли к мокрым от слез, по-детски круглым щекам. Неумело покрытые кремовой помадой губы вздрогнули, в воздух выскользнул то ли вздох, то ли всхлип. На мгновение Деметрий увидел себя ее глазами – высокий, чуть сутулый, безупречно одетый молодой мужчина, одновременно пробуждающий желание и тревогу. Статный дьявол. Деметрий отлично знал, насколько он красив.

Она поспешно спустила ноги со скамьи, утерла слезы краешком измятой кофты. Деметрий приблизился почти вплотную, склонил голову набок, чтобы лучше разглядеть завороженное лицо девочки, похожее на розовый лепесток. У нее были чудесные, упоительно грустные глаза. Не совсем то – но все же на ужин сойдет.

Она действительно похожа на Элизабету. Такая же растрепанная, такая же переполненная чувственностью, о которой она сама не имеет понятия.

Кадык судорожно дернулся, губы увлажнились от яда, но Деметрий был терпелив. Он учтиво улыбнулся и прикоснулся двумя пальцами к краю капюшона.

– Как вам удалось меня увидеть? – Деметрий тщетно пытался уловить знакомые нотки, но не то, не то, это было не то. Ее голос был ниже и грубее от канадского акцента.

Что же, выбирать не приходится.

– Я увидел тебя потому, что искал. Я искал тебя всю ночь, моя ласточка, и наконец-то нашел. – Плотный шелк его голоса без труда обволок девочку, и уже через мгновение ее глаза заискрились доверием. Он присел перед ней на корточки, убрал налипшие пряди с лица. Под его прикосновением она оказалась свежей и напряженной, как готовый распуститься бутон. Он шутливо дотронулся до кончика ее носа облаченным в перчатку пальцем. Она прыснула и смущенно отвела глаза. По губам ищейки расползлась удовлетворенная ухмылка.

– А зачем вы меня искали, сэр? – Она осмелела.

– Откуда эти формальности, моя ласточка? Ты плачешь, а я умею слушать. Расскажи, что мне сделать, чтобы ты не плакала.

Между ее бровями залегла глубокая складка и она неуютно поежилась. Ровные белые зубы впились в побелевшую нижнюю губу. Глубоко под действием чар все еще топорщился детский, никогда подводящий страх. Но, городская дурочка, она давно разучилась прислушиваться к инстинктам, повелась на его красоту. Какой бы смехотворной не была ее печаль, боль от нее чувствовалась не хуже раскаленного клейма, и нужда поведать кому-то о беде пересилила здравый смысл.

– Ничего вы не можете сделать, сэр. Разве что подарить мне новые мозги. Я в выпускном классе… – Она прошептала это с такой горечью, как будто признавалась, что проклята. – Я все никак не могу повысить средний балл, а на носу очередные экзамены. Срок приема заявок в университеты вот-вот закончится, а я так и не смогла написать толкового сочинения… – Она безнадежно покачала головой и глубоко вздохнула. Деметрий чувствовал, что это еще не все, что главная тайна остается отчаянно сокрытой, и вопросительно поднял смоляные брови.

– А еще!.. – Голос сорвался на рваный плач, она вырвалась из его рук и упала головой в острые коленки. – Еще меня бросил парень, с которым мы должны были пойти на выпускной!

Деметрий вздохнул в притворном сочувствии. Он опустился рядом на скамью и привлек девочку, слишком поглощенную рыданиями, чтобы сопротивляться, к себе. На виске проступила соблазнительная жилка. Сейчас, когда лицо было скрыто за белокурыми локонами, представить на ее месте Элизабету не составляло труда. В горле стало тесно, челюсть свело от требующего излиться яда. Деметрий в предвкушении приоткрыл рот, но продолжал сдерживаться. Пускай поживет еще несколько минут. Счастливые люди не только ярче светятся, они еще и куда слаще на вкус.

– Не плачь. У тебя такие удивительные глаза. Жаль мутить их слезами. – Голос скользил, словно шелковая сеть. Он обхватил ее крепче, прижал ближе. Их лица почти соприкасались, и он мог бы поклясться, что увидел тот самый момент, когда здравый смысл покинул ее детское мышление, оставив за собой лишь безрассудное неопытное желание.

Вампиры, по крайней мере те, кто уважает собственное достоинство, никогда не кормятся, кем попало. К этому надо иметь определенное призвание, определенную склонность быть уничтоженной. В этот раз он сорвал джекпот. Пусть пока вместо отчаяния погибшего таланта он вберет в себя обыкновенную горечь разбитого сердца, но, по крайней мере, ему обеспечен изысканный ужин.

– Кто… – Последняя капля терпения впиталась в гранит его древнего сердца. Он прервал ее сбивчивую речь жадным, требовательным поцелуем. По ее щекам катились слезы облегчения, оставляя на рукавах серой мантии черточки темных следов. Не прерывая поцелуя, он разорвал на ней пальто, сжал в кулаке еле заметную под рыбацким свитером грудь. Она не пыталась его остановить, она отдавалась ему целиком.

Он распустил пряжу, мысленно отметив, что впервые за несколько сотен лет девушки снова не носят дурацких, по его мнению, бюстгальтеров. Прикосновение молодой неопробованной кожи обожгло его, и он наконец позволил голоду взять свое. Он отнял губы и в последний раз посмотрел на помутившееся в игре воспоминания лицо.

– Элизабета… – Это были его последние человеческие слова. Глаза разомлевшей девочки распахнулись, как по щелчку, но было поздно. Он бросился на нее, прижав всем своим весом к жесткой спинке скамьи, и, накрыв ладонью рот, заглушив не успевший раздаться жалобный крик, впился прямо в крошечную, пронизанную драгоценными зелеными жилками грудь.

Эйфория длилась минуту. За пару глотков он высушил ее до капли и теперь, отстранившись, равнодушно взирал на нее, тонкую, безвольную, и безжизненную, сверху вниз.

Ничего общего с Элизабетой. Не то, не то. Что же, по крайней мере, в груди поутихла жаровня, и теперь он может спокойно полюбоваться на суровое, прекрасное зимнее море, обрамленное, словно в византийскую тиару, в городские огни.

Он уложил голову еще теплой незнакомки себе на колени, откинулся на скамью, и, глядя в ржавое небо, принялся с ленивой нежностью перебирать спутанные завитки самой дорогой на свете платины.

– Элизабета, пойми меня, Элизабета… – прошептал Деметрий на своем родном наречии, забываясь в кратковременном покое. – Я лишь хочу получить то, что однажды упустил…

========== Глава Шестнадцать ==========

Эмметт беспечно насвистывал под нос мелодию из популярного фильма, ловко отправляя остатки дубового стола в ласкающие объятия занимающегося пламени. Щепки с треском разлетались по паркету, но Эсме не сказала неаккуратному сыну ни слова, с осторожностью вынимая блестящие стальные ножи из досок, столешницы и даже хлебницы. Она неспешно прибралась на кухне и прошествовала в мягкую гостиную, в последний раз засматриваясь на резные деревянные ножки, что упрямо поглощало нещадное пламя. Эсме опустилась на колени возле черепков разбитой вазы и стала укладывать их в прозрачную миску; она не чувствовала ни злости, ни огорчения – предметы интерьера волновали ее столь незначительно, что она, не моргнув, отдала бы дом на сожжение, если бы это гарантированно защитило всю их большую семью.

В доме стояла непривычная тишина. Елеазару требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее и оценить грядущие перспективы после неожиданного визита высокопоставленной свиты; в последний раз их с Кармен видели на берегу реки, которая только начала обрастать первой наледью. Белла была преисполнена множеством опасений и тотчас же уехала за Ренесми в резервацию, в то время как Эдвард безмолвно мерил шагами комнату; он был единственным, кто видел картину целиком и несколько винил себя в том, что так редко бывал в Большом доме. Быть может, ему бы удалось объяснить странное поведение Элизабет, а затем и разгадать ее эксцентричного одноклассника. Вряд ли он бы мог предотвратить тщательно спланированный визит Вольтури, но уж точно облегчил бы задачу отцу. Теперь же он всматривался в яркую киноленту будоражащего сна, что зародилась в глубинах сознания спящего ребенка, девушка бессвязно бормотала и вздрагивала каждую новую секунду, а вместе с ней приходила в движение и Таня. Обеспокоенная вампиресса смачивала пылающий лоб влажным полотенцем, одновременно с этим продолжая осыпать дочь успокаивающими речами. Эдвард никогда не видел Таню такой по-человечески уязвимой, обеспокоенной, ранимой. Он даже и представить себе не мог, что она может быть такой; маска исключительности была оставлена за ненадобностью.

– Мам, накидать дров вам в камин? – Эмметт поднялся с пола, держа в руках увесистую кипу из тонких ножек и неровных досок.

– Будь добр, дорогой, – тепло отозвалась она, и вампир с готовностью потрусил наверх. Эсме собрала совком мелкие осколки и поднялась, внимательно прислушиваясь к беседе, которая вот-вот могла изменить жизнь еще одного ребенка. Вот бы только изменить, а не загубить…

На третьем этаже разместилась небольшая комната для неожиданных гостей, и на связанном крупными спицами покрывале восседал молодой человек – он старался держаться спокойно, не бросаться с миллионом вопросов, потому что понимал: тайн здесь больше, чем он способен осилить, а самая главная может запросто лишить его головы. На этот раз – навсегда. Доктор Каллен все время обращался в слух: его тревожил беспокойный сон Элизабет, ведь от такого количества лекарств она давно должна была заснуть крепко и надолго. К тому же ему требовалось позаботиться и еще об одном человеке, который мог получить существенную травму о треснувшее стекло. Доктор видел, как трудно Алексу усидеть на месте, как невысказанные вопросы рвутся наружу, но все же продолжал спокойно реагировать на его живость и не спешил начать трудный разговор. Они еще успеют поговорить с глазу на глаз, а сегодняшний вечер и так переполнен событиями.

Джаспер с наигранным интересом изучал одну из толстых книг, что таилась на небольшой книжной полке в гостевой комнате; вампир изумлялся яркости и количеству эмоций, что захлестывали молодого человека. Помимо непонимания и огромного интереса, из Алекса буквально сочилось чувство вины, а от крайней физической и эмоциональной измотанности он был невероятно подавлен. Идеальное состояние, чтобы вогнать его в сон. Вампирам нужно еще немного времени, чтобы осмыслить происходящее. Возникало слишком много вопросов, ответы на которые были скрыты в связи с несвоевременным появлением Квилетов; видения Элис превратились в смазанную неразбериху. Были большие сомнения в честности методов, которые в итоге предпримет Аро, даже несмотря на то, что в его благоразумность уверовал Карлайл. Фитиль, ведущий к пороховой бочке, был подожжен этим вечером. И никто не знал, когда все окончательно взлетит на воздух.

Доктор проверил реакцию зрачков и убедился в том, что ушиб мягких тканей головы отсутствует. На вопрос о самочувствии парень ответил невнятным кивком и было хотел что-то спросить, как внизу раздался хриплый, страдальческий крик девушки. Джаспер неосознанно обернулся и отложил непутевую книгу, считывая ту череду эмоций, что тянулась из одного сознания и переливалась в другое. Алекса передернуло, и он неосознанно соскочил с постели, впиваясь в дверь бездумным взглядом: его колотило, он хрипло дышал и словно пытался прогнать из головы дурные мысли. Джаспер осторожно приблизился к парню и кивнул Карлайлу – здесь он справится и сам. Джасперу потребуется немало времени, чтобы окончательно обуздать эмоции мальчишки-эмпата.

Ее истошный крик еще не успел оборваться, как Карлайл уже оказался снаружи. Он бы с легкостью пересек пространство дома за несколько секунд, если бы не старший сын, возникший у основания лестницы.

– И часто ей снятся такие сны? – Эдвард выглядел встревоженным и одновременно с этим подавленным. Карлайл положил ладонь ему на плечо и безмолвно кивнул.

– Она никогда не рассказывала, что именно ей снится; утверждает, что не помнит. Это вполне объяснимо: травмированное сознание создает дыры в болезненных воспоминаниях, защищая ее, фактически, от самой себя, – коротко объяснил доктор и пересек пространство второго этажа. Сын следовал за ним.

В спальне девушки было даже теплее обычного, горящие ночники позволяли острым теням расползаться по стенам и полу, пока в ледяных объятиях вампирессы прерывисто дышала обессиленная, едва ли не бескровная тень всем знакомого человека. Пульс девушки упал до рекордно низкого, с лица сошла вся кровь, а из глаз сочились слезы. Она бы проснулась, если бы не лекарства.

– Карлайл, что с ней происходит? – взмолилась Таня, бережно укачивая ребенка. Вампиресса непрерывно утирала катящиеся слезы, не отнимая от ее лба ледяную ладонь. Она вдруг в полной мере осознала ту хрупкость человеческого тела, ту опасность, что подстерегает их даже в недрах собственных снов.

Эдвард отошел к столу и подцепил картонную обложку скетчбука, распахивая ее на той самой странице, где простым карандашом был нарисован пятилетний мальчуган. Теперь он мог сопоставить образы из ее воспоминаний и реальное лицо; сложно было даже вообразить, что все случилось именно так, как помнила эта юная леди. Безмолвные вопросы Тани вылетали из ее мыслей как огненные стрелы; Эдварду становилось все труднее сосредоточиться на происходящем.

«Что происходит с моей дочерью, Эдвард?!»

– Она только что увидела, как Деметрий свернул шею ее младшему брату. По всей видимости, до этого он помог самолету успешно приземлиться там, где его нашли, а после падения позаботился и обо всех пассажирах. Последним на его пути стоял ее пятилетний брат, – глухо отозвался Эдвард, с трудом выдерживая сокрушенный взгляд Тани.

Будущее в мыслях Элис резко приобрело один единственный вариант и она взмолилась, чтобы брат молчал. Быть может, им получится его изменить.

«Больной ублюдок», – слишком громко подумала Розали, прежде чем покинула дом. Она могла держать на лице привычную маску надменности, но всё её внутреннее существо разрывалось от ядерной ярости: смерть, причиненная беззащитному ребенку была для нее тем бременем, что будет тяготить ее еще очень долгое время. Эмметт отправился вслед за женой. Возможно, никто не увидит этих двоих еще несколько дней или недель.

В ее комнате на несколько секунд повисла гробовая тишина и первым опомнился Карлайл, продолжая выполнять свои врачебные обязанности. У девушки был шок. Кейт говорила о флешбеках, но не такого масштаба.

– Её нужно доставить в больницу. Взять анализы, сделать снимки головы и шейного отдела, – вслух комментировал Карлайл, беспокойно скользя взглядом по комнате. В его голове вертелось лишь одно слово – триггер. Деметрий – её триггер.

Джаспер успел расспросить Алекса о тех снах, что так тревожили молодого человека, и теперь всем стало совершенно очевидно, что же пугало его все это время; никто не мог поверить, что разгадка трагедии в жизни Элизабет была все это время так близко. Алекс был первым, кто увидел тень вампира в своих снах. Все это время Алекс мог помочь им добраться до правды, ведь едва ли не каждую ночь он неосознанно перенимал каждый из снов Элизабет, пропускал все ее воспоминания через себя. И видел Лиззи через Деметрия. Если бы они услышали друг друга, попросили помощи, многого удалось бы избежать…

Но доктор обвинял в бездействии и тотальной слепоте только себя. Он мог помочь ей уже давно, но фокусировался на совершенно другом…

– Положи ее под одеяло, Таня. Лиззи спит. Собери вещи, которые могут ей понадобиться. Мы едем в клинику. – Доктор не сказал больше ни слова и отправился прямиком в кабинет, где ему предстояло связаться с Кейт. А перед этим, утешить жену, что так остро восприняла новость о колоссальной потере в жизни Элизабет.

Доктор сомневался в том, что травма девушки и на этот раз отступит на второй план. И им всем нужно быть готовыми к тому, что придется помогать ей это пережить. Ей больше не нужно забывать свое прошлое, пора его принять, осознать и отпустить.

***

– Серьезно, ты бы знал, сколько раз я пыталась вывести Мышонка на разговор, – Кейт ходила вдоль дощатой веранды где-то на берегу тропического пляжа. – И когда мне это удавалось, я буквально видела прогресс! Она преображалась, ей становилось легче. До тех пор, пока, прозябая в затворничестве, она не придумывала себе новые байки, – вампиресса откинула со лба светлые пряди и серьезно посмотрела на доктора. – Верный медикаментозный курс лечения – это очень важно, однако не нужно зацикливаться только на нем. С Лиззи нужно говорить, – Кейт кивнула своим словам и опустилась в плетеное кресло подле вампира, который заполнил ее сердце любовью. – Идеально, если бы с этим нам мог помочь Джаспер.

Карлайл взглянул на собеседницу, что взирала на него с экрана планшета и понимающе кивнул, одновременно с этим внося показания приборов в медицинскую карту Элизабет.

– Думаю, Джаспер не откажет нам в помощи, – коротко ответил доктор. – Я обратился к знакомому, который мог бы помочь нам подобрать наиболее качественные и эффективные препараты для Элизабет.

Кейт согласно кивнула, пролистывая толстую записную книжку и вооружаясь тонкой серебристой ручкой.

– Что насчет того парня… Неужели и правда эмпат, который чувствует Лиззи? – Карлайл метнул быстрый взгляд на Таню, которая безмолвно восседала в мягком кресле в изголовье кровати дочери. Ей не удалось сдержать эмоции от упоминания их нового знакомого. – Звучит так, словно в этом вашем крохотном городишке наша комнатная затворница нашла себе соулмейта, – приободренно откликнулась Кейт и показала Карлайлу список тех медикаментов, которые в разные периоды времени она пыталась давать Лиззи.

Доктор было хотел уточнить реакцию на некоторые компоненты и дозировку, как утробное рычание Тани прервало их беседу:

– Я больше не позволю этому ублюдку приближаться к моей дочери.

Карлайл обреченно вздохнул и предпочел не реагировать на выпад Тани: ее можно было понять. Она чувствовала вину за то, что Лиззи подверглась нападению и осознавала неправильность собственных решений, хотя по мнению большинства, они принесли Лиззи больше пользы, нежели вреда. Ей только предстояло это понять, и Карлайл не собирался торопить ее с выводами.

– Не распаляйся понапрасну, сестра, – доброжелательно откликнулась Кейт. – Ты должна быть счастлива, что твой Мышонок, наконец, готов выбраться из маминой деналийской норы. Согласись, после всех подробностей становится довольно очевидно, что вины парня в этом не больше, чем каждого из нас. Ты ведь не ругала дочурку, когда она довольно спонтанно и неосознанно приходила к выводу, что наш книжный шкаф нуждается в деструкции, – спокойно отозвалась Кейт.

Карлайл с интересом наблюдал за перепалкой сестер, одновременно с этим не отмечая никакой активности на приборах, что отслеживали состояние Лиззи. Она находилась в глубоком сне и вряд ли осознавала все то, что происходит в палате вокруг нее.

– Никуда ей не потребуется выбираться, сестра, – едко заключила Таня. – Как только ей станет лучше, мы отправимся домой, где не будет никаких эмпатов, соулмейтов и неуравновешенных представителей мужского пола.

Карлайл вздохнул, ощущая масштабы гнева вампирессы и одновременно с этим не находя его приемлемым в данной конкретной ситуации. Ей не следует долго находиться в такой близости от крови дорогого ей человека.

– Лечение Лиззи может несколько затянуться, Таня. И прежде чем принимать решение об очередном переезде, было бы гораздо разумнее поинтересоваться, что думает на этот счет твоя дочь, – спокойно откликнулся доктор.

– Ты действительно думаешь, что она выберет кого-то кроме меня? – самозабвенно поинтересовалась Таня, сверкая гневными, потемневшими глазами.

Карлайл мог бы ей возразить, но Кейт на экране легко качнула головой, одними губами произнося: «Оставь ее». Таня даже не подозревает, что когда девушка придет в себя, то она может вовсе и не броситься к ней в объятия. В какой-то момент внутри Лиззи оборвался трос, что намертво удерживал ее в Денали. И Таня не видела тот гнев, те слезы и то отрешение, что сочилось из девушки. За время, что Тани не было, ее ребенок сумел вырасти. И ей, как матери, придется это принять.

– Давай не будем загадывать и прежде всего позаботимся о ее здоровье. Но помни, этого разговора вам не избежать и Лиззи должна иметь право голоса в вопросе, где ей теперь жить. А теперь, пускай Лиззи отдохнет в тишине, через полчаса мне нужно отвезти её на МРТ.

Таня не ответила и неосознанно укуталась в тонкую шаль, погружаясь в собственные мысли и не отводя взгляда от дочери. Карлайл и Кейт продолжили обсуждение различных методик лечения и медикаментов, которые могли бы обеспечить Лиззи спокойное восприятие реальности. Ей нужен здоровый сон, правильное питание и полезное занятие, которое бы не позволило ей зарываться в собственных мыслях. Быть может дом Калленов и посещение школы и есть идеальный вариант?

Анализы, снимки, капельницы, долгие часы ожидания, когда организм девушки начнет бороться. Медсестры регулярно проверяли пациентку и с тревогой смотрели на восхитительную девушку, что выглядела совсем уязвимо в мягком больничном кресле с тонкой шалью на плечах. Они видели её спящей, моментально приходящей в себя при любых изменениях девушки и гадали, кем же они друг другу приходятся. Никто не решался спросить. Слишком сильно эта представительница прекрасного пола была похожа на непревзойденного доктора Каллена. Быть может, она его сестра?

– Карлайл, почему она не приходит в себя? – голос Тани звучал устало, в нем чувствовалась боль. С каждым часом ей становилось все труднее ждать, все тяжелее наблюдать за полной стагнацией. Дочь выглядела страшно измотанной, болезненность не проходила, а медикаменты как будто работали только в качестве седативов.

– Я дал ей большую дозу лекарств. Сейчас сон – лучший вариант, ведь мы не знаем, с какими воспоминаниями она придет в себя.

– Ей больно?.. – шепотом спросила мать, осторожно касаясь тонкой, обесцвеченной кисти.

– Надеюсь, что нет. За вчерашний вечер она пережила слишком много, дай ей время.

Мать безмолвно кивнула.

– Сходи в кафетерий, возьми кофе и перекус. Не нужно привлекать к себе внимание, – попросил Карлайл. – Мой кабинет открыт. Я побуду с ней, пока тебя нет.

Таня с неохотой поднялась на ноги и тревожно пригладила белоснежные локоны. «С ней ничего не случится, ничего не случится…» – звучала мантра в ее голове.

***

Я чувствовала себя как человек, тщательно пропущенный сквозь блестящую стальную мясорубку. Реакция тела происходила до странного медленно, а по венам вместо крови сочилась боль. Даже думать об этом было больно. В голове вообще царил необъяснимый кавардак перевернутых воспоминаний и снов, смазанных сцен и ярких вспышек – будто встряхнули снежный шар и внутри него заплясали ровные, блестящие снежинки, которые больше никогда не лягут на землю в том самом порядке, как было прежде.

Пугало то, что я была не в своей комнате. Однако по смешанному аромату лекарств с ионизированным воздухом, я быстро нашла объяснение своему местонахождению. Чертовски сухо и наэлектризовано, жарко и тошно. Я оказалась в той же самой палате, где и неделю или… сколько времени прошло с тех пор? Десяток дней или целая жизнь? В вене обнаружилась новая толстая иголка, удерживаемая ярко-розовым пластырем, а вокруг едва слышно шуршали аппараты. Хорошо, что мне стало хоть чуточку легче.

Наслаждаясь тишиной и одиночеством в окружении стерильно-белых стен, я пыталась расставить по полочкам события вчерашнего дня, который помнила странно неправдоподобными урывками. Вроде Эмметта, что кормил меня супом или голоса брата, что просил научить его играть на рояле. Однако что-то подсказывало, что все это правда. И это нравилось мне все меньше.

День благодарения, после которого я слегла с простудой, гриппом, чем там еще можно заболеть? Полдня агонии, огненные галлюцинации со взбешенным Алексом, приездом Тани и охренеть какими реальными Вольтури… Мать честная, хорошо, что это был всего лишь…

Дверь приоткрылась практически беззвучно, и я сомкнула глаза, надеясь, что посетитель посчитает меня спящей и уйдет. Даст мне время закончить, отделить правду от сна, восстановить утраченные данные…

– Сейчас она отдыхает, и я не могу сказать, когда она придет в себя, – раздался тихий голос доктора Каллена, ответом на который было молчание. Я подглядывала из-под ресниц за тем, как внутрь протискивается светловолосая шевелюра. Моему взгляду предстало осунувшееся лицо с темными кругами под уставшими небесными глазами. Теми самыми, которые блестели ледяным стеклом, когда крупные ладони вдавливали мое тонкое горло в мягкую перину.

Я бы хотела отвлечься на восхитительный букет ярких гербер в его руках, но вместо этого неосознанно потянулась к горлу, которое ощутимо сильно першило. Из него вырвался не то хрип, не то всхлип, когда воспоминания лавинообразно наложились одно на другое и водоворот вчерашних событий привнес в мою жизнь правду. Правду, от которой хотелось выть, крошить стены, рвать на голове волосы и больше никогда не быть прежней.

Я видела его глаза, но одновременно с этим не видела ничего и все сразу. Обсидиановые мантии, голодные, багровые взгляды, бескровные улыбки и певучие увещевания; боль от удара, звон в ушах и тепло маленького тельца совсем рядом. Его страх, мой страх, его смерть, конец моей прежней жизни… Внутреннее опустошение заглатывало меня целиком, будто форель свежую наживку.

Было бы гораздо легче, если бы я могла утонуть в боли, обиде, страхе или хоть чем-нибудь. Но мой внутренний эмоциональный фитиль как будто погас. Хотелось раствориться, чтобы стать невесомой и исчезнуть раз и навсегда. Моя душа была пуста. Арчи на небесах, где ему и полагается быть. Мама и папа там вместе с ним, пока я шкварчу на застоялом масле бессмысленной жизни, где у меня больше никого не осталось. Мой малыш угодил в лапы смерти по моей вине… Потому что искал защиты, а получил…

Реальность содрогнулась, и на мою щеку легла теплая ладонь. Он бережно утирал мои слезы, что-то шептал, и внезапно я осознала, что мир вокруг сосредоточился на его бледном лице с широкими скулами и усталыми глазами. «Лиззи», – он постоянно повторял мое имя, как будто пытался загипнотизировать, и я чувствовала, как дрожу, как цепляюсь за эту иллюзию жизни, что он собою нёс.

Он знал о моей странной семье, погибших родственниках и необъяснимом клане итальянцев, что едва не лишили его жизни, но все же пришел. Он был первым, кого я увидела после бесконечного сна и именно он утешал меня сейчас: продолжал вытирать слезы и стискивал ладони. На меня давила тяжесть от рыданий, и как только я сумела немного успокоиться, мне вдруг стало ощутимо легче. Боль постепенно отступала, на ее место приходила долгожданная пустота. Благодаря ему я хотя бы не чувствовала себя одинокой…

Вокруг нас была совершенная тишина: никто не беспокоил, слезы почти сошли на нет, и будто по моему внутреннему зову, он на секунду закрыл глаза. Перед глазами пестрила самая будоражащая сцена в моей жизни: детское безвольное тельце, пустые стеклянные глаза цвета лазури и смерть. Я вздрогнула и сфокусировалась на лице парня, когда его теплая ладонь призывающе коснулась моей щеки. Он вновь смотрел на меня живыми, настоящими глазами, в которых стояли слезы. А потом случилось то, чего я не могла предвидеть и уж тем более не хотела останавливать.

Его мягкие губы коснулись моих, и я полностью переключилась на эти новые, до странного приятные ощущения, прежде чем смогла оттолкнуть от себя последнюю страшную картинку прошлой жизни, чтобы на секунду ощутить прилив чего-то светлого и теплого. Надежды. Надежды на то, что я смогу это пережить и у меня может быть будущее, которое никто не вправе у меня отнять…

Он оторвался от меня так резко, что с моих губ сорвался прерывистый вдох, а ладонь безвольно упала с постели. Еще чуть-чуть, и мать продавила бы им стену насквозь. Алекс был зол, недоволен, но ни капли не сопротивлялся. Как будто смирился с тем, что это было вне его контроля и не обращал на отвратительную выходку Тани никакого внимания. Он не отрывал от меня живого взгляда, полного искренней тревоги. Его плечи поникли от необъяснимой усталости, а тонкие губы дрогнули в легкой улыбке. Одними губами Алекс произнес: «Я никогда тебя не оставлю», – прежде чем мать грубо вытолкнула его за дверь и громко захлопнула ее перед его носом. Еще никогда я не испытывала такой сильной обиды и стыда. Она все испортила.

– Лиззи, моя родная, – она было попыталась занять то место, где только что сидел единственный человек, что, казалось, необъяснимым образом меня понимал. Я собралась с силами и перевернулась на другой бок, закрывая слезящиеся глаза.

– Таня, поговорим, пожалуйста? – дверь приоткрылась, и оттуда донесся голос Карлайла.

– Малышка, почему ты снова молчишь? Как ты себя чувствуешь, мышонок? – она не обратила внимания на доктора, а я последовала её примеру. Слишком устала. Слишком отвратительно она себя повела. Мне так стыдно, Алекс, прости…

– Лиззи нужен отдых, а с тобой мне нужно поговорить. Идем, – стальной голос доктора оказался совсем рядом, и я услышала грозное шипение Тани, которое мало напоминало вразумительный человеческий ответ. Еще бы. Теперь я вижу, как мало человеческого в ней осталось.