Текст книги "История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)"

Автор книги: Lisya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

***

Мое тело превратилось в тюрьму. Одиночную камеру, обитую мягким поролоном, чтобы невозможно было себе навредить. Карлайл постарался на славу, и напичкал мой организм таким количеством таблеток, что я просыпалась еще более уставшей, чем была до этого. Зато никаких дурных, изматывающих снов. Тяжелые воспоминания приходили лишь после того, как я начинала сонно ворочаться, а вампиресса нежно окликала меня по имени или ласковому прозвищу. В такие моменты я замирала, как парализованная, крепко закрывала глаза и медленно позволяла воспоминаниям и мыслям наполнить разум, захлестнуть меня с головой.

Порой, когда речь Карлайла или Тани сливалась в неразборчивый гул, я забиралась так далеко в свои воспоминания, что переживала вновь каждую гадкую мысль, что посещала мою голову в моменты злости на родителей. Но чаще я видела живые воспоминания со счастливым братом и страдала от несправедливой судьбы, что его настигла. Мучительно переживая его потерю, я неосмотрительно позволила своему сердцу вновь подцепить надежду – ядовитый цветок, что способен погубить одним своим ароматом. Надежду, что новая семья заменит мне старую, что их безупречность, неуязвимость не позволят оставить меня одну, и холодные ласки окажутся теплее человеческих объятий.

Я ошибалась.

Мой дар привел убийцу в самолет. Но не по моей вине он учинил катастрофу, ведь мог банально выкрасть. Ежегодно в США бесследно исчезают сотни детей, и как бы несправедливо это не было по отношению к моим родным, в таком случае они хотя бы остались живы… Он мог заманить в свое логово баснословно прекрасной стажировкой в никому неизвестной музыкальной школе во Флоренции. Но выбрал то, что под стать его сути – расчетливую смерть. И тут не было моей вины. От этого понимания мне действительно становилось проще дышать, проще сражаться с эмоциональной бурей, проще выбираться на поверхность, чтобы в очередной раз проглотить гладкие капсулы и свернуться под мягким одеялом.

Таня бдела над моей постелью денно и нощно, и на душе было тошно оттого, что мне приходится её отталкивать своим вынужденным молчанием и холодностью. Горло действительно ужасно саднило, но вовсе не поэтому я предпочитала молчать. Я просто не могла подобрать правильных слов и боялась если не испортить, то как минимум обидеть женщину, что сделала для меня так много. Я не хочу, чтобы Таня чувствовала себя обязанной, чтобы её покровительские порывы исходили от давно тлеющего желания стать мне родным человеком. Возможно, мне следовало с ней поговорить, а не прятаться за мнимым саднящим горлом, но я слишком боялась размякнуть от ее любви и утонуть в гипнотическом шарме. Слишком больно она ударила меня в тот раз, когда с видом полнейшего превосходства спустила с небес на землю после хоть и не первого, но и не такого серьезного промаха. Теперь я знала, какой она может быть в момент ярости и больше не хотела становиться причиной ее исступления. То, что она все еще была здесь, говорило мне о многом, и хоть и молчаливо, но я очень сильно это ценила.

Слишком часто я начинала оплакивать Арчи, просто потому, что не могла со спокойной душой мириться с тем, как он погиб. Почти всегда Марвел была рядом, но вовсе не пыталась успокоить меня полуправдивыми увещеваниями или морозными объятиями. Она лишь держала меня за руку, а как только мне становилось немного легче, подносила к губам стакан с водой или чаем. Казалось, в ее глазах плещется настоящая боль, которую она пропускает через себя вместе со мной, при виде меня, из-за меня. Наверное, было бы честно, если бы я позволила ей уйти, оставить меня в прошлом. Она и так подверглась огромному риску по моей милости, сменила привычный образ жизни на роль комнатной сиделки и как бы долго не убеждала меня в своей любви, я не могла ответить взаимностью просто потому, что ей всегда будет мало одной только меня.

Доктор Каллен, похоже, всласть использовал все прелести расширенной страховки для членов своей семьи, раз не спешил меня выписывать и ссылать за закрытые двери вампирского дома. И если Таней двигал материнский инстинкт, то Карлайла не отпускал врачебный. Так, я и приходила в себя: самовольный обет молчания, частые приступы агонии от воспоминаний промеж двух противоборствующих фронтов из властной материнский и отцовской фигур. Иногда мне просто хотелось побыть одной, обнять подушку и насладиться тишиной, но Таня или сменялась Карлайлом, или вообще не покидала моего общества. Моя тотальная холодности практически ее не задевала. По крайней мере, я на это надеялась.

– Поешь хотя бы суп. Я понимаю, что горло саднит, но тебе нужно переходить на твердую пищу. Ты сильно теряешь в весе. – Так звучал призыв Карлайла не пропускать очередной обед или ужин, сколько вообще сейчас времени?

Я перевела обреченный взгляд на мутный суп и смирилась с тем, что довольно удачно успею сесть здесь на диету. Если меня не разбомбит от лекарств.

– Ну же, Ли. Хочешь, я тебя покормлю? – Тане стала присуща дикая гиперопека, пока я находилась здесь, и я постаралась изобразить ужас на своем лице, наблюдая в изящной кисти больничную пластиковую ложку.

Пока она не зачерпнула суп и не начала изображать из меня младенца, я отвернулась, пряча голову в плечи. Несколькими часами ранее Карлайл снял фиксирующий воротник, и мне стало гораздо комфортнее и проще избегать взглядов матери.

– Пускай ест сама, Таня. Пора ей уже набираться сил, прежде чем возвращаться домой.

Домой. Мифическое слово, несущее в себе лишь ассоциативные очертания покатой крыши, огромных окон и мягкой мебели. Шарм создает новизна, уют – пышущий очаг. Но ни то, ни другое не соотносятся с семейным гнездышком. Даже облезлая скамейка и качели на заднем дворе у Мэнголда смотрелись более органично.

– Лиззи? Ты с нами? – Я перевела взгляд на голос доктора и устало вздохнула, с сомнением смотря на неидетифицирующуюся жижу в пластиковой тарелке. Ложку Таня вернула на место, прежде чем затаиться в кресле и выжидающе наблюдать со стороны. Жизнь под вампирским прицелом.

Суп оказался пресным и холодным. Я с трудом осилила несколько ложек, прежде чем заметила шоколадный десерт на краю подноса. Приторный, вязкий, но безумно приятный на вкус. По взгляду доктора я поняла, что он смирился с моим протестом насчет местной стряпни, но все же остался доволен тем, что я начала есть. Быть может, в скором времени меня отключат от всех этих иголок.

– Я принес из дома твой телефон. Судя по количеству сообщений, твои одноклассники здорово волнуются из-за твоего отсутствия. – И доктор вынул из нагрудного кармана мой смартфон, который я с радостью у него приняла. – К их сведению, приемные часы в больнице с двух до шести.

Я благодарно кивнула и уселась по-турецки, проверяя почту, читая десятки сообщений от Софи и несколько от Алекса. Алекс… У меня из головы совершенно не выходила сцена тем днем, и я до сих пор терялась от обилия чувств. Он нес собой нечто приятное; я до сих пор мечтала вновь почувствовать ту легкость, даже эйфорию от его присутствия. Но больше он здесь не появлялся, ведь отношение Тани к нему вряд ли поменялось.

– Ты уверял, что ей нужен отдых и покой, а сам принес телефон, в котором она теперь… – Я перевела взгляд на мать, ожидая, чем же она закончит гневную тираду. Также сделал и Карлайл. Таня взмахнула ладонью и стремительно вышла за дверь. Карлайл без особой строгости попросил меня не сидеть долго и удалился, а я теперь могла вдохновенно переписываться с Алексом без свидетелей.

Тогда был едва ли не первый раз, когда Таня не сумела удержать чувства под контролем. Тихий звоночек предупреждал меня о том, как ей на самом деле тяжело вот так просто сидеть и отрешенно наблюдать за моими попытками прийти в норму. Но если я и могла обратить внимание на ее поведение, то просто предпочла переключиться на то, что доставляло мне немного радости. Щенячий восторг Алекса от того, что мне принесли телефон сложно описать без того количества смайликов и картинок, что он использовал.

Мы бездумно болтали час за часом, пока мой смартфон не изъявил желание отключиться. В тот момент я поняла, что Таня так и не вернулась. Мне стало довольно грустно, а одновременно с этим я старалась заставить себя с этим смириться. Живи, пока тебе рады, но будь готова уйти по первой просьбе.

Медсестра помогла мне избавиться от капельницы и отпустила в душ, а перед этим, путем нехитрых манипуляций, жестов и мимики я нашла себе зарядку. Когда я покинула прилегающую ванную комнату, опасливо придерживаясь за дверной косяк, Таня нашлась на своем привычном месте. На ней была свежая одежда, а на постели стояла сумка с неизвестным содержимым.

– Выглядишь гораздо лучше, мышонок. – Она поднялась и приблизилась, осторожно отодвигая мокрые пряди с моего лица. – Элис передала фен. Давай, я помогу тебе высушить волосы?

Я отступила, чувствуя резкий контраст ледяной кожи ее тела и своих распаренных щек. На лице матери отразилось непонимание.

– Ли, прошу тебя… Мне действительно жаль, что я приняла то роковое решение оставить тебя здесь одну, да еще и не внимала твоим крикам о помощи. Ты не можешь себе представить, как сильно я виню себя за то, что не сумела предотвратить действия этого…

Я с мольбой взглянула ей в глаза, мысленно упрашивая не продолжать. Она просила прощения за то, что мы уже не сможем изменить. А чтобы с чем-то смириться или отпустить может понадобиться больше, чем несколько дней у постели больного ребенка.

– Не отталкивай меня, Лиззи. Я все еще твоя Марвел, – прошептала она, нежно касаясь губами кожи на моем виске.

Я кое-как сдержала в груди рыдание, кое-как не позволила слезам пролиться. На тумбе спасительно завибрировал телефон. Ожил. Зарядился.

Ей пришлось выпустить меня из хватки, когда я дернулась навстречу вибрирующим телефону. Я действовала совершенно самовлюбленно, когда приняла решение наплевать на ее искреннее признание собственной вины. Несмотря на те дни, что она провела у моей постели, я все еще не могла заставить себя перестроиться, позволить ее ласке и любви пробить броню ощетинившегося сердца. Пускай ощутит, каково мне было, когда в ледяном одиночестве чужого дома я не могла нормально спать, когда я бесконечно проверяла почту, сообщения, да все что угодно, лишь бы быть удостоенной хотя бы одной весточки. Прости, Марвел, что мне приходится быть такой задницей, но ты это заслужила. Смотри, что ты заставила меня делать.

«Взгляни, Эшли увлеклась этими маленькими разноцветными круглыми шариками и сделала деток-дракончиков!» – Алекс прислал фото с тремя забавными брошами из бисера, которые смотрелись просто невероятно. Три маленьких дракона: черный, зеленый и багровый.

«Выглядит невероятно! Забронируй мне одного».

«Хочешь поговорить таким образом?» – параллельно пришло сообщение от Тани, которая со свирепым видом наблюдала за мной из кресла. В ее ладонях едва ли не трещал по швам серебристый Блэкберри.

«Говорит, выбирай любого. P.S. Пожалуйста, выбери Дрогона!»

«МИШЕЛЬ ЭЛИЗАБЕТ, ПРЕКРАТИ МЕНЯ ИГНОРИРОВАТЬ!» – Ух, ты. Кричащие буквы от мамы.

«Кто такой Дрогон? Тут над моей душой стоят, так что не теряй, если я вдруг исчезну,» – я нажала кнопку “отправить” и буквально похолодела всем телом, когда до меня дошло, что я к чертям перепутала диалоги.

– Над душой, значит, стоят, – злостно прорычала Таня. Я прерывисто дышала, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Объясни-ка, что это значит в твоем понимании, дочка.

Я молчала, стискивая во внезапно похолодевших ладонях стеклянный девайс.

– Довольно этого, Лиззи! Я сыта по горло твоим поведением! – Мать вскочила на ноги, с грохотом переворачивая злосчастное кресло. – Чем я заслужила такое к себе отношение, скажи?! Всему есть предел, и это, – она указала на телефон в моих руках, который едва ли не каждые десять секунд разрывался от нового сообщения от Алекса, – мой предел. Я прекрасно понимаю, что тебе нужно было время, чтобы оплакать брата, и как бы мне не было трудно видеть твои стенания, я не вмешивалась. – Я сглотнула, ощущая физическую боль от ее злости, от ее видения ситуации. – Но теперь я вижу твое совершенно немотивированное отрешение, твой тотальный бойкот без объяснений и причин. Что я сделала не так в этой жизни, Лиззи? Что еще я могла сделать не так, кроме как подарить тебе несколько по-человечески обычных недель там, где тебе, как оказывается, очень даже понравилось?! – Она всплеснула руками, замирая в метре от меня с потемневшими от жажды глазами.

Я продолжала упрямо молчать, чувствуя приступ стыда и уже совершенно не соображая, к чему это меня приведет. Мне хотелось доказать ей, что я в силах сама справиться со своей болью, я хотела вырасти в ее глазах, а не стать неблагодарной дочерью. Но как убедить ее в обратном, если…

– Если ты ведешь себя так из-за этого мерзкого человеческого отродья с членом вместо мозгов, то даже не жди, что я поверю во все эти сказки про идеальные вторые половинки! Все это брехня, уж поверь! Этот ублюдок едва не сломал тебе шею, он и не думал останавливаться, если бы я ему не намекнула! Ты могла стать человеком с ограниченными возможностями, и тогда бы я взглянула на то, как бы вы сейчас премило общались! Мне плевать, какие у вас там теперь отношения, соседи ли вы по парте или ходите друг к другу на ужин. Он чуть тебя не убил!

Из Тани сочился самый настоящий яд, обращенный в праведный гнев. Я чувствовала себя беззащитной букашкой, на которую вот-вот наступит огромный каблук и раздавит в зеленое месиво. Она снова давила на меня, снова не оставляла никакого шанса просто пережить ситуацию как она есть. Она требовала от меня того, к чему я была не готова. Она хотела чтобы я стала ее маленькой девочкой, которая спрячется у нее в объятиях и расскажет, как ей страшно, она не понимала, что мне нужно это пережить, справиться одной, чтобы хотя бы попытаться стать ей ровней…

– Раз уж ты так этого хочешь, я уйду, – ее голос упал до шепота. – Но потом не обвиняй меня в эгоистичности, не кричи на весь дом о том, кто я такая и как живу. На этот раз ты сама меня оттолкнула, запомни это. Я не сделала ничего дурного, лишь пыталась тебя защитить.

«Та сногсшибательная женщина взяла тебя в плен?» – Его сообщение ярким маяком мелькнуло на экране и из горла Тани донеслось утробное рычание, когда она выхватила мой телефон и со всей силы швырнула его в стену. Он разлетелся на тысячу мелких осколков и оставил огромную вмятину, добравшись до самых кирпичей. Я ошеломленно закрыла рот ладонями, чувствуя, как по щекам катятся слезы, а в груди разрастается болезненная дыра.

– Достаточно, Таня. Мои поздравления, ты добилась от нее реакции, – доктор Каллен стоял на пороге палаты. Из-за его спины выглядывали обеспокоенные медсестры.

Мое тело лихорадочно дрожало, из груди рвались горькие рыдания, и я совершенно не понимала, что происходит. Таня с ужасной злобой окрестила Карлайла кем-то там на незнакомом мне языке и вылетела из палаты. Я отдернула от себя ладонь доктора и забилась под одеяло, чувствуя себя просто отвратительно. Его утешительные слова сливались в механический шум; все, что я слышала в своей голове – кричащий голос матери.

– Мисс Каллен, вам нужно выпить лекарство, – медсестра добралась до меня под одеялом, и я дернулась, отрицательно качая головой. Хватит с меня обездвиживающих лекарств. – Ваш отец…

– Оставьте меня… – мой голос звучал глухо, хрипло, словно я кричала на протяжении последних нескольких дней.

Как ни странно, девушка послушалась. А я, наконец, позволила себе выплакаться просто потому, что мне было больно. Арчи мертв, Таня только и думает о том, чтобы сковать меня цепями, а вокруг белые стены и таблетки, что не дают мне вырваться из-под контроля собственных чувств. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое и дали время на размышления, а в итоге мать все свела к тому, что я неблагодарная сволочь. Еще и расхреначила мой телефон об стену…

Я прекрасно понимаю, что их забота меня спасла. Без теплого крова и искреннего внимания Тани я бы могла вновь оказаться в лапах дьявольского стража итальянского вампирского клана. А Марвел дала мне сколько угодно времени на то, чтобы я смогла набраться сил и окрепнуть, невзирая на ту опасность, что я собой несла для нее и ее семьи. Изменилось бы ее поведение, если бы она знала правду обо мне?..

Но теперь правду знают все, и это не заставило их отвернуться и сбежать. Они готовы рискнуть собственными семьями, чтобы отстоять найденыша из зимнего леса.

За время, проведенное в Денали, я настолько пригрелась и смирилась со своей судьбой, что совершенно потеряла возможность быть самостоятельной. Нет сомнений, что я все еще люблю Таню, но меня не покидает страх, что если я позволю ей безраздельно мной командовать, то скоро снова пригреюсь под мягкой шубкой и растеряю решимость меняться. Моя семья мертва, но они бы никогда не хотели, чтобы я хоронила себя заживо из-за того, что чувствую себя потерянной и одинокой в этом мире. Тем более, я здесь не одна. Больше не одна.

– Воу, у вас тут что, боевые действия были?

Я вздрогнула от знакомого голоса и вынырнула из легкой дремоты, все еще чувствуя себя разбито и расстроенно. Спасаясь от одеяльной духоты, я выбралась наружу и непонимающе уставилась на свою находку: Мэнголд замер в дверях палаты и с искренним недоумением рассматривал дыру в стене; на полу так и продолжал лежать уничтоженный девайс. Он держал в руках яркий, свежий букет цветов и тепло мне улыбнулся, прежде чем поднять кресло с пола. Он устроился на том самом месте, откуда чуть раньше исчезла моя мать.

– Привет, Ли, – шепотом отозвался Алекс. Было странно видеть его здесь. Хоть я и не испытывала к нему жгучей ненависти, всепоглощающей любви не было и в помине. Лекарственные чары рассосались, и больше я не окажусь беззащитной жертвой в плену его небесных глаз. – Выглядишь гораздо лучше.

Я глубоко вздохнула и отвернулась, испытывая странный приступ стыда от того, как же я, должно быть, выгляжу в действительности. Опухшие, заплаканные глаза, бледное, осунувшееся лицо и дурацкая больничная одежонка в ромбик. Не знаю, за что принял Мэнголд мое молчание, но его оно явно нисколько не угнетало. Какой настырный.

– Все в школе несколько обеспокоены твоим отсутствием, а Софи в особенности, – поведал Алекс, осторожно пристраивая цветочный букет рядом со мной.

Я принялась отрешенно гладить нежные лепестки мандариновой розы, совершенно прекращая вслушиваться в его россказни о типичных школьных буднях. После всего, что произошло, я очень сомневалась в том, что еще когда-нибудь там появлюсь.

– Твой отец предупредил, что ты в последнее время несколько молчалива, но я не думал, что до такой степени, – несколько расстроенно бросил Алекс, и я взглянула на него краем глаза. Быть может, на этом его миссия по оказанию поддержки закончится, и я смогу продолжить самобичевание под одеялом с надеждой, что завтра все образумится?

Я вдруг поняла, что не могу разобраться в собственных мыслях и вроде хочу попросить его закрыть дверь с противоположной стороны, а вроде и не против того, что он здесь. С раскрасневшимися от мороза щеками и ясными, искрящимися глазами, полными не то заботы, не то раскаяния. Я была не готова ему отвечать, но и запретить ему говорить тоже не могла.

– В тот раз, что я был здесь… Не знаю, что на меня нашло, Ли. Будто наваждение, безропотное подчинение высшей силе. Ты прости, если я тебя задел; та женщина-воительница достаточно ясно дала мне понять, что я был несколько… не своевременен, – он провел пятерней по растрепанным волосам и бездумно уставился в окно, прежде чем набрать в грудь побольше воздуха и продолжить.

– Это была моя мама. Не менее несвоевременна, чем ты, – глухо произнесла я, чувствуя, как горло неприятно жжет от вынужденного разговора. Алекс заботливо налил воды в пластиковый стакан, и я сделала несколько глотков, продолжая гладить маленькие розы.

– Я очень благодарен, что твой отец позволил мне приехать сюда в такой поздний час, ведь у меня на душе кошки скребут уже который день от того, что я натворил, – его голос упал до хриплого шепота, а побелевшие костяшки пальцев впились в лакированные ручки мягкого больничного кресла. – Это самое меньшее, что я могу сделать в сложившейся ситуации, но я просто обязан попросить у тебя прощения за то, что чуть…

– За то, что хорошенько меня придушил. Да, забыть такое сложно, – пробормотала я, чувствуя себя до странного тревожно от того, что парень выглядел настолько разбитым и отчаявшимся. Он сглотнул и выпрямился, устремляя на меня совершенно серьезный взгляд.

– Лиззи, я страшно виноват перед тобой за тот вечер, когда в абсолютной прострации ворвался в твою спальню и едва не лишил тебя жизни. Мне до сих пор не до конца ясны мотивы собственного поведения, но в одном я уверен наверняка: я был ведомым необъяснимой силой и не мог ей сопротивляться до тех пор, пока… твоя мать не остановила меня. Я искренне прошу у тебя прощения и пойму, если ты не захочешь больше меня видеть…

Я в изумлении слушала его тщательно выверенную речь, видела, как от зашкаливающих эмоций на его лице играют желваки, слышала, как срывается голос, и он хватает больше воздуха, чтобы целенаправленно завершить попытку искупления. Я была восхищена его искренностью и подверглась атаке странных чувств. Как ни странно, я вовсе не испытывала злости или обиды по поводу случившегося, потому что давно заметила то странное раздвоение личностей Алекса – внимательного, голубоглазого блуждающего полузащитника и ледяного монстра, чьи движения были резкими, расчетливыми, пугающими. Быть может, я бы отнеслась к ситуации несколько иначе, если бы события того вечера не привели к визиту итальянского клана, если бы его глава несколько раз не грозился беспечно оборвать Алексу жизнь.

– Это может прозвучать странно, – Алекс оторвал взгляд от пола, со странной надеждой вглядываясь в мое лицо, – но я знаю, что в случившемся мало твоей вины. Я, как ты можешь заметить, все еще жива, а прохлаждаюсь здесь лишь из-за простуды.

За дверями палаты стали нарастать голоса, и я затихла, используя это время, чтобы сделать несколько глотков воды.

– Однако я не могу так просто заставить себя перестать опасаться повторения подобной ситуации, ты же понимаешь? – Парень монотонно кивнул и передернул плечами, пытаясь найти более удобное положение в кресле.

– Знаю, что гарантии тут мало уместны, но если следовать логике твоего дяди… Забыл, как его зовут, то тут все по большей части зависит от… эмоциональной стабильности.

– Что это значит?

– Сложно вот так просто объяснить, но я попытаюсь. – Алекс задумчиво огляделся в поисках необходимых приспособлений и ловко ухватился за блокнот, что торчал из внешнего кармана небольшой сумки, что так и стояла здесь после того, как Таня ушла. – Можно мне здесь порисовать? – он бегло пролистал заполненные страницы, и я согласно кивнула, открывая ему чистую. – Вот смотри: в центре находишься ты, – и парень несколькими уверенными штрихами изобразил улыбающееся лицо с копной волнистых волос. – А я, как выразилась та миниатюрная девушка, – твой соулмейт, – и Алекс нарисовал рядом такое же лицо, но с ежиком торчащих волос и ослепительной улыбкой. – Я так до конца и не понял, по какому принципу это вообще происходит, но каким-то образом я перенимаю твои сны. Там-то я впервые и увидел того долговязого, что приходил к вам в дом, – тихо отозвался Алекс и нарисовал над нами еще одно лицо с заштрихованными глазами и кривой линией рта.– Похоже все это время он и тебе снился, поэтому как будто по цепочке это перетекало в меня. И каким-то странным образом он повлиял на меня в той опасной манере, что тебе пришлось испытать.

Я внимательно рассматривала карандашный набросок, что Алекс создал, удивляясь его искренней вере в эту казалось бы нелепую детскую сказку. Но, похоже, за неимением достойных объяснений, у него просто не осталось другого выбора и любая, даже откровенно странная выдумка воспринималась им лучше, чем врачебный диагноз. Меня несколько насторожило то, с каким жаром он поведал мне эту странную цепочку и эти сияющие верой глаза. Что еще за соулмейт? Связаны, как в дурацких фильмах о вечной любви? Ох, помогите же мне разобраться и уберегите от новой порчи автомобилей, когда нам вновь приспичит сладостно поругаться.

– И ты действительно в это веришь? – осторожно спросила я, пытаясь изобразить беспечность. Алекс несколько секунд помолчал, бездумно постукивая по циферблату часов на запястье.

– Скорее нет, чем да. Все это… больше подходит под остросюжетную любовную драму, а я их ненавижу.

– Это хорошо. А то мне бы пришлось порекомендовать тебе перестать читать комиксы, – Алекс усмехнулся и расслабленно расправил плечи, наблюдая за тем, как я дорисовываю его рожицам характерные детали. У меня из ушей потянулись тонкие витые провода, над Алексом свистел бейсбольный мяч, а дьявольскому вампирскому отродью я добавила характерную вампирскую мантию. Дорисовывать клыки я не решилась. – Надо бы предложить Елеазару писать сценарии для твоих нелюбимых любовных блокбастеров, – хмыкнула я.

– Да, у них с твоим здоровяком-братом здорово получится, – Алекс перехватил блокнот, рассматривая мое модифицированное творение.

– А Эмметт-то что успел натворить? – с улыбкой поинтересовалась я, и Алекс задорно улыбнулся своим мыслям, прежде чем рассказать.

– Он рассказал, что та банда – итальянская мафия. Не объяснил, правда, зачем им нужна ты и почему тому странному дядьке попеременно приходило в голову меня убить… – Я прыснула от смеха, который обернулся в едва ли не истерику. Изобретательности Эмметта можно только позавидовать. – Да, не стану отрицать, это и правда звучит смешно. Но послушай вот еще что: по рассказам твоего брата, эти мафиози обладают какой-то суперсовременной технологией и именно так этот долговязый внедрился ко мне в голову!

Я схватилась за живот, умирая со смеху от того, как эпично Эмметт обернул ситуацию для непосвященного человека. Только вот я, похоже, испортила ему всю игру. Алекс с довольным видом наблюдал за мной со стороны и, видимо, обдумывал что-то, пока я приходила в себя. Он мог бы задать миллион вопросов, усомниться в любой даже самой незначительной детали, но почему-то предпочел не зацикливаться. Неужели кто-то из семьи успел ему пригрозить? Или он верил в рассказы вампиров до тех пор, пока я их не высмеяла?

– Знаешь, может быть мы выберемся куда-нибудь после того, как тебя выпишут? Поможем твоим родственникам сочинить оскароносный любовный блокбастер или подумаем над тем, как за оставшееся время создать проект по истории. Что думаешь? – осторожно поинтересовался Алекс. Он неотрывно следил за выражением моего лица, пока я пыталась вообразить достойный ответ, который бы его не расстроил.

– Я думаю, что моя мама…

Я не успела закончить собственную мысль, как в голове как будто завертелись шестеренки. Вот он – идеальный шанс показать Тане, что не только она способна властвовать надо мной. Да она сойдет с ума от одной только мысли, что я останусь наедине с Мэнголдом! Будет волосы на себе рвать, но не сможет запереть в четырех стенах и запретить мне ходить в школу, общаться с одноклассниками, задерживаться в кафе после уроков… Может, конечно, но тут я надеюсь на здоровую конфронтацию со стороны доктора Каллена, ведь это он толкал побудительные речи о необходимости социализации.

– А знаешь, эта идея очень даже неплохая. Про проект-то я совершенно забыла, – задумчиво откликнулась я и парень моментально изменился в лице: на щеках проступили очаровательные ямочки, а лисьи глаза уже было считали, что я попалась в его сети. Кто еще куда попал, Мэнголд.

– Отпад, – благоговейно протянул парень. – Я мог бы заглянуть к тебе завтра после школы. Подумали бы, с чего вообще можно начать, – предложил Алекс и я неопределенно пожала плечами. Кто знает, что будет завтра.

– Если к утру меня обеспечат новым телефоном, я дам тебе знать, что думаю насчет этой затеи.

– Может, принести тебе чего? – задумчиво спросил Алекс, прежде чем вскинул указательный палец к потолку и с улыбкой принялся шарить в кармане теплой толстовки. – Совсем забыл о подарке. – Парень извлек очередной бархатный мешочек и протянул его мне.

Подобные сюрпризы начинают становиться повторяющимся явлением, и это не только заставляет меня испытывать минуты эйфории, но и дает Мэнголду причины полагать, что он может надеяться на большее. Быть может я строю из себя чересчур важную личность или становлюсь слишком мнительной, но как бы то ни было – парень чего-то добивается своими визитами, извинениями, теплым отношением и подарками. Если не учитывать его срыв в моей спальне, то последняя школьная неделя перед праздниками превратилась в водоворот захватывающих эмоциональных событий. И они, похоже, продолжаются.

Я потянула за узелок, и на мою ладонь упала переливающаяся брошь из матового и глянцевого черного бисера; пылающим алым глазом на меня смотрел миниатюрный дракон.

– Это Дрогон, – торжественно произнес Алекс, с довольным видом наблюдая за тем, как я поглаживаю выпуклые бусины.

– Он замечательный. У Эшли самый настоящий талант, передай ей мою благодарность, – мягко откликнулась я и улыбнулась парню.

– Будет здорово, если ты как-нибудь снова заглянешь к нам в гости и сама ее поблагодаришь. – Алекс продолжил распространяться о том, как его сестра болтала обо мне на следующий день после праздника, как она обсуждала нашу возможную поездку на каток, пока я находилась в прострации из-за его слов. Отпали последние сомнения в том, чего именно добивается от меня Алекс.

Нет, я вовсе не была напугала его настойчивостью и совершенно незавуалированным желанием провести со мной больше времени, но я точно знала, что в любом случае не смогу в полной мере дать ему то, что он заслуживает. Или по крайней мере хочет. Я могу держать дистанцию и проводить с ним время в качестве напарника по проекту или одноклассницы, но однажды он может начать видеть во мне нечто большее. И тут не столько настораживают его дальнейшие действия, сколько пугает моя возможная реакция. Непредвиденно и незапланированно лед на моем сердце может растаять и я легкомысленно погрязну в его чарах. Стану героиней романтического блокбастера, который под конец развернется в триллер-детектив. И снова мои надежды растопчут, а привязанность обернется в черную дыру на сердце. Я не готова так рисковать. Не готова привязываться. Мне нужно научиться самодостаточности, а не метаться от одного теплого, расслабляющего, снижающего бдительность уголка к другому. Баста, Мэнголд. Я поиграю на железных нервах Тани и на этом твоя миссия будет окончена.