Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
– Отстань, ненормальный! – рассердился князь, вставая с дивана и отталкивая слугу. – Ишь, разжалобить решил! Ладно, что ж с тобой теперь делать! Иди, зови Руди. Назначим день, проведем церемонию. И моя вина в том есть, ведь это я разрешил кузнецу в доме жить. Если бы он в деревне остался, ничего у вас и не было бы… Иди, иди, нечего тут сырость разводить!
В оговоренный день деревенский храм был полон народа. Руди стоял бледный, спокойный, на непроницаемом лице его невозможно было прочесть ни одной мысли. Теа вошел в сопровождении своего отца, сияющий и радостный. На нем был белый шелковый костюм графа Тефана, любезно подаренный детскому приятелю по случаю свадьбы, совсем новый, почти не ношеный. В продолжении всего обряда Руди упорно смотрел на изящную отделку штанов и узорные рукава красивой рубашки, а выше, на лицо омеги, глаз не подымал, и казалось ему, что не рыжий Теа стоит рядом с ним перед жрецом Хезером, а любимый желанный Тефан, что это его тоненькие пальчики осторожно берут его руку, его мягкие губки прикасаются к его губам в первом супружеском поцелуе…
Глава 7
В конном полку Его Высочества служили молодые альфы из лучших дворянских семей. Немногие офицеры были активными участниками провалившегося заговора против короля, но скверный характер Теона испытал на себе практически каждый. Пройдя аресты, унизительные допросы и недоверие, молодые люди больше не испытывали к своему монарху ни уважения, ни преданности, в глубине души жаждая перемены власти, а с тех пор, как Альберт замкнулся в себе и помрачнел после внезапного вызова в Главный дворец, все почувствовали, как тучи на политическом небосклоне снова сгущаются. Опасность витала всюду, казалось, что ею пропитан сам воздух, хотя никакими конкретными действиями это не подтверждалось.
Князь Илай Эйден менее других был уверен в своем завтрашнем дне. С тех пор, как отца посадили под домашний арест и предали его имя полному забвению, каждый день он ходил, словно по острию ножа, не зная, доживет ли в мире и безопасности до вечера. Почти всё своё время он проводил на службе, в унылый опальный отчий дом возвращаться не хотелось. Князь Саркис болел или делал вид, что нездоров, прислуга ходила на цыпочках и разговаривала шёпотом, словно в доме лежал покойник, – гнетущая обстановка родного дома производила на молодого офицера тягостное впечатление.
На праздник Весеннего равноденствия королевский двор по традиции выехал за город в расположенный там Храм Солнца, и в полку принца наступило долгожданное расслабление, но продлилось оно недолго. Уже на второй день после отбытия Теона конников Альберта подняли по тревоге и приказали немедленно следовать на место проведения праздничных торжеств.
– Что это значит? Зачем нам туда, да еще по тревоге? – делились изумлением офицеры. – На праздниках короля всегда охраняет личная гвардия его телохранителей, а нам он никогда не доверял. Князь Илай, вы что-нибудь знаете?
– Ничего. Так же, как и вы, теряюсь в догадках. И принца Альберта нет, отбыл с Его Величеством. Последний раз видел его вчера утром. Он как всегда безупречно владеет собой, но все же я заметил в нём некоторое напряжение.
– Все это неспроста. Что-то грядет недоброе.
На улице стояла хмурая стылая погода, студёный северный ветер швырял в лица прохожих снежной крошкой, заставлял руками придерживать шляпы – весной и теплом даже не пахло. Ужасно хотелось чего-нибудь мясного, жирного и горячего, но благочестивый богомольный повар подал всё ту же надоевшую постную кашу, квашеную шерпу и высушенные черные сухарики с солью. Почти насильно затолкав в себя эту неаппетитную снедь, Илай натянул сапоги и поднялся в спальню попрощаться с отцом. Князь выглядел бодрее, чем накануне и казался странно возбужденным, даже весёлым.
– Сегодня всё решится, Илай, – на прощание пожимая сыну руку, объявил он, – сегодня великий день!
– О чём вы говорите, отец? – не понял молодой офицер.
– Увидишь, – загадочно блестя глазами, ответил князь Саркис и уж совсем несвойственным ему заботливым тоном добавил, – будь осторожен, сынок, береги себя. Не лезь на рожон.
«Отец что-то знает. Видимо, не потерял прежних связей, несмотря на опалу. Вчера у него были какие-то странные люди, возможно, из числа прежних заговорщиков, – думал Илай, спускаясь по лестнице. – Он сказал, что сегодня все решится… Неужели и правда нас ждет что-то великое? И... страшное?»
***
Поначалу всё шло как обычно. Прибыли к Храму, заступили в караул. Вдруг в неурочный час пришла смена, им же было выдано новое предписание – немедленно следовать быстрым маршем к Королевскому замку. Тотчас исполнили, прибыли на место, заняли позицию по внешнему периметру.
Теон прибыл в замок после торжеств в Храме мрачнее тучи, и офицеры совсем сникли – принца в свите монарха не было, и они сочли это плохим знаком, тем более, что король окинул их недовольным подозрительным взглядом, что-то сказав ехавшему рядом с ним Главному военному губернатору. Все замерли навытяжку, отдали честь, ожидая самых неблагоприятных для себя последствий.
– Что все-таки происходит, господа? – не выдержал кто-то из молодых лейтенантов, когда королевский кортеж проследовал мимо. – Мы словно не праздник охранять прибыли, а тайный военный совет. Может, Карей нам войну объявил?
– Да уж лучше бы войну! – невесело рассмеялся другой. – Там хоть знаешь, кто друг, кто недруг, а тут что? Сами видели, как грозно Его Величество зыркнул на нас, словно подозревает в измене всех поголовно!
К ночи распространился слух, что принц Альберт арестован и заперт в своих покоях, а сам король после ужина, ни на кого не взглянув, ушел из столовой в большом гневе. Все погрузились в уныние, справедливо решив, что добром этот день ни за что не закончится.
С наступлением темноты заметно похолодало. Замок постепенно затихал, снаружи же, напротив, нарастало непонятное возбуждение. Ближе к полуночи чётким строем прибыл полк Военного губернатора, солдаты плотным кольцом окружили замок. Все стояли тихо, почти не переговариваясь, командиры ходили, проверяли, заряжены ли ружья. Тревожное напряжение нарастало, на лицах читался немой вопрос: «Зачем нас сюда привели?»
После полуночи стало ясно, что в замке действительно происходит что-то из ряда вон выходящее – в окнах мелькали тени, слышались возбужденные крики, ругань, угрозы. Командиры внимательно следили за строем солдат, те, видя это, молча ждали, не пытаясь предпринимать каких-либо действий.
– Не могу больше оставаться в неведении, – шепнул Илаю один из офицеров, – пойду узнаю, в чём там дело.
– Да как ты пойдешь, везде солдаты стоят, – попытался удержать сослуживца Илай, – чёрт знает, что происходит в замке, нарвёшься на короля, костей не соберёшь.
– Я быстро, туда и обратно, никто и не заметит.
Вернулся он действительно быстро – но в каком виде! Взъерошенный и бледный с безумно горевшими глазами! Он еле на ногах стоял от потрясения, дыхание рвалось из горла судорожными рывками.
– Что ты узнал? Или нарвался все-таки на короля? – тот словно бы не слышал, и Илай попытался привести его в чувство, основательно встряхнув за плечи, но это не возымело никакого эффекта, и тогда он отвесил подчиненному несильную оплеуху. – Прости, друг, но ты точно не в себе, поэтому и принял меры. Ну, отвечай, что увидел в замке?
– Та-ам, та-ам... – губы разведчика дрожали, он никак не мог заставить себя говорить связно. – Пох-хоже, что нашего короля неожиданно х-хватил удар! Его В-величество Альберт сейчас сам выйдет и все объявит!
– …Его Величество Альберт? – Илай был потрясен неожиданным известием не меньше товарища, разница была лишь в том, что он ни на миг не поверил в то, что Теон ушел в мир предков «от удара». «Отец знал точную дату, назначенную для нового заговора, но в этот раз они пошли дальше и лишили короля жизни. Я рад, что Небеса уберегли клан Эйден от участия в этом злодействе».
– А что же Альберт? Ты видел его?
– Мельком. Он потрясен и опечален, что вполне естественно. Но он мужественный человек и понимает, что от его твердости зависит сейчас будущее Наймана. Я уверен, что мрачному времени настал конец, со сменой власти жизнь переменится к лучшему!
Действительно, вскоре на балкон вышел Альберт. Его сопровождал Военный губернатор и несколько министров. Некоторое время новый король молча стоял и смотрел вниз. В неровном свете факелов было сложно рассмотреть выражение его лица, но когда он, наконец, заговорил, голос его звучал ясно и не дрожал.
– Слушайте все! – сказал он. – Его Величество только что скончался от сердечного приступа. Согласно законам королевства, я принимаю на себя тяжкое бремя монаршей власти и обещаю быть справедливым и великодушным правителем нашего Наймана! Внемлите и повинуйтесь!
Личная гвардия короля Теона потрясенно молчала. Секунда, и неровный строй телохранителей ощетинился оружием.
– Измена! – крикнул кто-то, бросаясь вперед. – Как вы посмели покуситься на священную особу Его Величества?
Внимательно наблюдавший за всем происходящим Илай увидел, как Военный губернатор поднял руку, и тотчас преданных Теону гвардейцев окружили солдаты его полка. В короткой стычке некоторые были убиты, всех остальных обезоружили и увели прочь от замка.
Альберт, казалось, и не ждал иного. Он постоял ещё немного, горько усмехнулся и ушел с балкона, почти не обратив внимания на что-то сердито выговаривающего ему губернатора.
***
Утром, прибыв в столицу вместе с кортежем нового короля, Илай не узнал город. Еще вчера безмолвный и угрюмый, сегодня он ликовал и веселился, словно разбуженный от зимней спячки большой бурый медведь. На улицах шумели толпы, радостно и восторженно встречающие молодого монарха, всюду творилось нечто невообразимое, казалось, все жители вышли из домов, чтобы предаться бурному безудержному веселью.
Альберт с великим трудом пробирался сквозь густую толпу людей, заполнивших площадь перед Главным дворцом. Горожане бросались навстречу кавалькаде, сопровождавшей юного короля, целовали его ноги, края одежды, даже бока и гриву его коня, восторженно кричали. Это походило на всеобщее помешательство.
Илай ехал совсем близко от Альберта и хорошо видел, каких нечеловеческих усилий ему стоило сохранять спокойный непринужденный вид. Он дружелюбно улыбался народу, приветственно махал рукой, но временами гримаса мучительной боли прорывалась из-под маски спокойствия, искажая его прекрасное одухотворенное лицо, и он с горечью смотрел на свою ликующую столицу покрасневшими от бессонницы и слёз глазами.
Возле самого дворца случился неприятный инцидент: какой-то оборванный нищий бродяга кинулся к королю и закричал зычным голосом, немного шепелявя и растягивая слова:
– Го-оре нам, го-оре Найману! Отцеубийца на тро-оне!
Альберт сделался белым, как снег.
– Оставьте его! – бросил он схватившим безумца солдатам.
– Что на улицах? Что во дворце? – нетерпеливым голосом спросил отец у Илая вечером следующего дня.
– На улицах столпотворение, во дворце траур, – неохотно ответил Илай. – Теон при всех регалиях лежит во гробе, а народ пьянствует и гуляет по случаю его кончины. Желающих проститься с ним немного, хотя доступ в главный храм свободно открыт для всякого.
– Как же не вовремя меня свалило, – усмехнулся князь Саркис. – А ты что такой мрачный, сын? Или не рад воцарению своего друга?
– Я не могу назвать себя другом короля Альберта, отец, – возразил Илай. – Теперь он мой повелитель, и я присягнул ему на верность. С вашего позволения я бы хотел пойти к себе, переодеться и отдохнуть.
***
Прошел месяц. Семье Эйден вернули прежний высокий статус, младшие братья вернулись из деревни в столицу. Жизнь налаживалась.
В Главном дворце давали первый после смены власти большой бал. По случаю продолжавшегося траура он был весьма скромный, без излишней пышности. Собралось самое изысканное столичное общество, присутствовало несколько иностранных послов и дипломатический корпус.
Торжественный выход молодого короля Альберта никого не оставил равнодушным. Парадные одежды удивительно ловко сидели на его высокой стройной фигуре, широкий шарф опоясывал тонкую талию, подчеркивая изящество и природную грацию – Его Величество был обаятелен и необычайно хорош собой. Омеги не сводили с него обожающих глаз, с трудом сдерживая рвущийся наружу вздох восхищения, казалось, еще секунда или чей-нибудь смелый пример – и они дружно бросятся целовать следы его ног на гладком паркете.
Альберт как всегда мастерски владел собой, но в душе вовсе не восторгался окружающей его атмосферой всеобщего поклонения. Он выполнял положенные придворным этикетом обязанности единственно в силу привычки, полученной от рождения. Король быстро шел по живому коридору расступавшихся перед ним придворных, любезно улыбался и, глядя на его спокойное приятное лицо, никто не мог бы даже предположить, какие истинные чувства владеют им в эти минуты.
С детства выросший среди высшего слоя дворянства и военных чинов, он ненавидел и презирал этих знатных предателей, которые подали достаточно много примеров подлости, продажности, отвратительного лицемерия, действуя в угоду непомерным амбициям и собственной выгоде. В свое время они помогли Теону убрать неугодного супруга, а теперь убили и его самого, втянув в это отвратительное действо и Альберта, навсегда приклеив к нему несмываемое клеймо отцеубийцы. Ни уважать таких людей, ни тем более доверять им молодой король не мог.
Альберт открыл бал обязательным церемониальным танцем с первым столичным красавцем князем Тосио, которого многие прочили в его новые фавориты, любезно переговорил с несколькими иностранными посланниками – и откланялся, сославшись на сыновний долг, не позволяющий ему предаваться веселью в дни траура.
После его отъезда бал несколько оживился. Князь Илай равнодушно наблюдал за кружащимися по огромному залу парами, сам же танцевать вовсе не собирался.
Неожиданно его намерения изменились. В числе омег, оставшихся без кавалеров, князь заметил одного юношу, вовсе не красивого и отчаянно несчастного. Он стоял неподалеку от него с более зрелым спутником, очевидно, отцом или старшим братом, и с тихой покорной грустью следил за танцующими. В его милом облике сквозила безнадежность: он знал о своей некрасивости и даже не мечтал быть приглашенным в круг избранных.
Илай и сам не мог бы сказать, что его заставило подойти к этому юноше. Может быть, он просто пожалел его, явно впервые выведенного в большой свет? Или его вела за руку сама судьба?
Он учтиво поклонился омегам и предложил танец. Лицо незнакомца вспыхнуло недоверчивой радостью. Он обернулся к своему спутнику, как бы спрашивая, а не снится ли ему все это, потом робко посмотрел на неожиданного кавалера. Илай близко заглянул ему в глаза и вдруг утонул в них, – глубокие, чистые, изумрудно-зеленые, они были прекраснее всего, что он до тех пор видел.
После танца он галантно проводил юношу на прежнее место.
– Князь Илай Эйден, – представился он, с жаром целуя невесомую тонкую руку.
– Граф Май Возер, – последовал ответ.
Через два месяца Илай сделал юному графу Возеру предложение руки и сердца.
Глава 8
– Извольте присесть, граф, нам надо поговорить.
Тефан похолодел: когда дядюшка начинал говорить с ним так церемонно, добра не жди.
– Что-то случилось? – одними губами выдохнул он, падая на диван.
– С нынешней почтой пришло письмо от вашего родителя, графа Ярита, – с той же интонацией продолжал князь Марлин, – он выражает надежду, что за прошедшее время вы осознали выпавшее на вашу долю счастье и не станете более упрямиться по поводу предстоящего замужества с Его Светлостью князем Саркисом Эйденом…
– Как, опять? – с ужасом прервал Тефи дядину тираду. – А я надеялся…
– …и он желает в эту же осень устроить, наконец, вашу судьбу, родительские заботы о которой прервали известные обстоятельства. Далее он пишет, что я должен сопровождать вас в священный храмовый город Ревен на коронацию Его Величества короля Альберта, которая состоится через месяц. После завершения торжеств вы отправитесь в столицу, где будет официально объявлено о вашей помолвке.
– О моей помолвке, – побелевшими губами повторил Тефан, – дядя, я ему что, игрушка? Почему я должен подчиняться? То он привозит мне жениха, не спрашивая при этом моего мнения, то исчезает на год, ничего не объясняя, то вдруг снова вспоминает, что у него есть сын и продолжает навязывать мне свою волю! Пусть он пишет, что хочет, я никуда не поеду и замуж не пойду. Я вырос с вами, и только вы можете распоряжаться моей судьбой. А если бы я за это время уже обвенчался с кем-нибудь здесь, в деревне? Он даже не допускает такой мысли, уверенный, что я сижу покорной куклой в ожидании его решения?
– Успокойся, милый, – мягко сказал князь, оставляя официальный тон, – послушай, что я тебе скажу. Как бы там ни было, но на коронацию мы непременно поедем. Это незабываемое и очень красивое зрелище, его не следует пропускать. Что ж касается замужества: я говорил тебе и повторяю еще раз – в обиду тебя я не дам. Если ты не переменишь мнения о выбранном для тебя супруге… что ж, я применю все возможные мне средства для того, чтобы расстроить планы твоего отца. Наберись терпения, Тефи! Посмотри на это с другой стороны. На коронацию съедутся лучшие семьи королевства, кто знает, может, и судьба твоя там решится! Не думай о грустном, иди пока к себе, просмотри свой гардероб, выбери нужные вещи. Мы выезжаем через две недели.
***
Лето шло на убыль, но дни стояли чудесные. Изнуряющая жара уже миновала, и на смену ей пришло ровное бархатное тепло.
Большой пруд в дальнем углу поместья манил прохладой. В полдень вода становилась настолько прозрачной, что можно было рассмотреть мельчайшие камешки на песчаном дне. Тефан мог часами смотреть на изменчивую водную гладь, любуясь солнечными бликами на зеркале водоёма. Была в воде какая-то магия, таинственная и пугающая, но вместе с тем приносящая душевный покой и умиротворение. Тефи любил купаться и до недавнего времени весело плескался на речке с деревенскими парнями, но с некоторых пор дядюшка Марлин строго настрого запретил ему посещать купальню. Поначалу юный граф огорчился запретом, хотя и не спорил, понимая, что дядюшка прав, слишком уж жадными глазами смотрели альфы на его облепленное мокрыми штанами тело, а вскоре нашел удачный выход и стал ходить поздно вечером на этот отдаленный пруд. В это время в окрестностях никого не было, а прогретая за долгий солнечный день вода становилась особенно приятной.
Марлин ничего не знал о его ночных вылазках, но на всякий случай юноша принимал все возможные меры предосторожности: по лестнице спускался босиком, вылезал на улицу через дальнее окно в глухом коридоре, а сумку с полотенцем и сменной одеждой заранее прятал в укромном уголке старого сада.
В воде он чувствовал себя уверенно и ничего не боялся. Нырять и плавать его научили деревенские мальчишки ещё в раннем детстве. Если бы дядя видел, что он вытворял во время своих ночных купаний!
Накануне отъезда Тефан решил искупаться в любимом пруду в последний раз…
***
Работа в кузне закончилась поздно: проверяли подковы лучших выездных коней, крепили новые ступицы к колесам кареты – хозяин твердо решил ехать на коронацию в собственном экипаже.
Чумазые, разгоряченные жаром печи кузнецы наскоро ополоснулись в лохани и завалились в пристройке на топчан, но Руди не спалось. Теплая вода из корыта не остудила его пылающего лица, усталое тело ныло, болел ушибленный молотом палец на левой руке.
Впрочем, гораздо сильнее терзала молодого кузнеца душевная боль. Завтра поутру запрягут коней в карету, Тефи сядет в неё, последний раз посмотрит из окна печальным взором, кучер лихо взмахнет кнутом, взметнётся пыль из-под копыт – и умчится любимый в неведомую даль, с тем, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться обратно…
А он останется. С постылым беременным Теа, с окаменевшим сердцем, со сгибшими безумными надеждами…
За перегородкой безмятежно храпели напарники, а в крохотное оконце назойливо светили равнодушные крохотные луны, дразнили, не давали покоя, разжигая сумятицу в неспокойной страдающей душе. «Пойду хоть искупаюсь, все равно не уснуть. Авось полегчает».
Он тихо вышел из пристройки, немного подумал и свернул на дорожку, ведущую к поместью. Никто из крестьян, в том числе и он, никогда не плавали в здешнем пруду – не то чтобы это было запрещено, просто не принято, но сейчас Руди отчего-то не хотелось идти через всю деревню вниз, к речке. «Окунусь здесь, все равно никого нет», – подумал он, подходя к кустам, окаймлявшим пруд со стороны Большого дома.
До места оставалось пройти всего шагов десять, когда он вдруг замер и прислушался. Вода в пруду плескалась под чьими-то легкими руками, какой-то поздний купальщик опередил его. Твёрдо решив узнать, что за незваный гость плещется в заповедном хозяйском пруду, альфа осторожно подошел к самым кустам, раздвинул ветки – и остолбенел перед открывшейся его взору соблазнительной картиной…
***
Давно Тефан не чувствовал себя так свободно. Теплая вода ласково приняла его тело в свои объятия, мягко покачивала, успокаивала. Вволю наплававшись, граф забрался на высокий мостик и прыгнул вниз, проплыл под водой почти до середины и только там вынырнул, мотая головой и отфыркиваясь. «Пора к дому, – решил он, направляясь к берегу, – как бы дядюшка не проснулся, вдруг захочет наведаться ко мне в комнату пожелать доброй ночи».
Он вышел на берег, разделся догола и принялся тщательно вытираться большим пушистым полотенцем. Вдруг ему послышался какой-то шорох в прибрежных кустах. Он замер без движения, но звук не повторился. Вокруг стояла особенная звенящая тишина, какая бывает только в первый послезакатный час, когда природа замирает перед предстоящим таинством ночи. Луны серебрили мягким светом гладкую поверхность воды, их сияние наполняло окружающий пейзаж красотой и таинственностью. Тефи невольно залюбовался им, позабыв о том, что следует одеться. И тут он уже отчетливо услышал, как под чьей-то тяжелой ногой хрустнула ветка. Парень метнулся к сумке, выхватил припасенную сухую сорочку и, торопливо накинув её на себя, решительно обернулся в ту сторону, откуда был шум – скорее сердитый, чем испуганный. Он желал немедленно выяснить, кто посмел подглядывать за ним, здесь, в пределах поместья.
– Кто там? Немедленно выходи! – Властно приказал он невидимому нарушителю. – Как же не совестно наблюдать за мной, когда я купаюсь? Только непорядочный человек способен на такой неприличный поступок. Выходи и покажись, чтобы я знал, кого опасаться в следующий раз.
Кусты молчали.
– Ну, что же ты? – продолжил граф. – Стыдно стало? Боишься, что пожалуюсь дяде? Даю слово ничего не говорить, если раскаешься и попросишь прощения…
Ветки раздвинулись, оттуда показалась большая внушительная фигура. Альфа. Быстрым шагом, почти бегом он направился к Тефи, тяжело и хрипло дыша. Парень непроизвольно попятился, храбрость оставила его. Он готов был уже закричать, объятый непонятным ужасом, но в эту секунду узнал Руди.
– Руди! Так это ты? Ты подглядывал за мной? – с негодованием воскликнул он. – Да как же ты посмел?
Кузнец, однако, повел себя странно. Он ничего не ответил, подскочил к нему совсем близко, издал приглушенный гортанный возглас, грубо схватил в охапку и прижал к своему горячему потному телу.
– Тефи, мой ангел… О, небеса, как же ты пахнешь… Я больше не могу терпеть… я так хочу… я по тебе с ума схожу, – бессвязно бормотал он, всё теснее прижимая его к себе и беспорядочно целуя в щеки, лоб, шею, вырез сорочки. Его дрожащие руки нетерпеливо шарили по гибкому юному телу, пытаясь сдернуть с плеч тоненькие бретельки.
Тефану сделалось нехорошо от едкого запаха пота, исходящего от подмышек кузнеца, он старался отвернуть лицо в сторону, но сил не хватало. В панике он уперся кулаками ему в грудь, отчаянно пытаясь освободиться.
Не тут-то было! Разве мог хрупкий омега справиться с молодым рослым кузнецом, привыкшим гнуть подковы голыми руками и плющить тяжеленным молотом раскалённое железо!
– Руди, мне больно. Отпусти меня, немедленно! Ты что, сошёл с ума? Что ты себе позволяешь?
Но альфа словно не слышал и сжимал его всё сильнее в несокрушимых твердых объятиях. Рука поползла вниз, приподняла легкую ткань рубашки и захватила в горсть мягкую округлость ягодицы. Омега дернулся, но тщетно, – кузнец не пустил, издал утробный рык и впился поцелуем в губы. Графу не хватило одного-единственного мгновения, чтобы увернуться, и на него пахнуло несвежим дыханием… О, небеса, что же он ел?
Неприятно пахнущий рот не отпускал ни на миг, требовательно и жадно сминая пытавшиеся сопротивляться губы. Тефан возмущенно замычал и отчаянно рванулся прочь из железных рук, но добился лишь того, что затрещала на груди материя тонкой рубашки. Потом берег опрокинулся, теперь прямо в лицо Тефи светила одна из лун, и он понял, что лежит на спине, придавленный сбоку большим телом Руди, а сам кузнец хрипло дышит ему в шею, неузнаваемым голосом бормоча его имя.
– Руди, остановись! – выдохнул юноша, тщетно пытаясь вывернуться и скинуть альфу со своего тела, – не делай этого, я не хочу! Я закричу, я буду звать на помощь, остановись, пока не поздно!
– Тише, мой ангел, не бойся. Всё будет хорошо, я ведь люблю тебя, – безумным шёпотом отвечал он, зажимая рот Тефи новым неприятным поцелуем. Рука его поползла по плечу, сдвигая сорочку, другая по-хозяйски легла на промежность, требовательно раздвигая ноги. Альфа чуть повернул свою жертву на бок, открывая жадной дрожащей ладони соблазнительный доступ к изящным бедрам и ягодицам, палец добрался до маленькой впадинки и резко нажал...
– Ммм... от-пус-ти... Кто-нибудь есть? Помоги... – остаток слова утонул в нем, крепко зажатом между большой ладонью альфы и его крепкой грудью, и Тефи обреченно притих, обессилев от неравной борьбы, совсем не зная, как же защитить себя от насилия.
Колено Руди втиснулось между его ног, а палец продолжал раздвигать тугие мышцы ануса, пытаясь проникнуть внутрь. Кузнец хрипел и что-то бормотал, охваченный безумным вожделением. Покусывая плечико омеги, он изловчился и добрался до соска, присасываясь к бусинке жаждущими губами, но этого ему показалось мало, и он приподнял легкое тело резким движением, рванул за лиф сорочки и разорвал, полностью обнажая того, кого так безумно сейчас желал.
Перевернув Тефи на живот, одной рукой он продолжал зажимать ему рот, второй пытался стащить с себя штаны. Омега извивался и возмущенно мычал, но это заводило альфу еще сильнее. Он не владел собой, полностью поглощенный диким первобытным желанием собственника. Палец проник в сухой канал на одну фалангу, но дальше ничего не получалось, и Руди завыл от нетерпения, не замечая, что причиняет графу боль. Он был слишком неопытен в любви, и тот единственный раз, когда он был с омегой, в корне отличался от нынешнего, однако он не знал причины отсутствия смазки, полагая, что у Тефи просто узкий вход.
Почувствовав железный член между своих ягодиц, граф Тефан в первый раз отреагировал иначе, чем до этого момента. Тело заныло в незнакомом томлении, внутри, где только что был палец Руди, как будто разлилось жидкое пламя, – природа начинала брать свое.
«Нет, я не сдамся! – упрямо подумал он. – Разве об этом я мечтал, когда читал любовные романы? Чтобы меня насильно взяли на траве? Нет, ни за что, я не хочу так, ни за что на свете!»
Но что же делать, как помочь себе в безвыходной ситуации? С большим трудом высвободив правую руку, он собирался вцепиться в растрепанную шевелюру насильника, но вдруг остановился, натолкнувшись пальцами на что-то гладкое и тяжелое.
Не раздумывая ни секунды, он схватил неведомый предмет и обрушил его на голову Руди. Тот слабо охнул и разжал руки.
***
Резкая боль в затылке привела парня в чувство. Он схватился за ушибленное место, почувствовал под пальцами теплую липкую жидкость. Кровь…
С трудом поднял гудевшую голову, огляделся по сторонам. Неподалеку стоял граф Тэфи. Он сжался в комок, стараясь запахнуть на себе белую батистовую сорочку. При всем при том вид у него был отнюдь не испуганный, а неукротимый и оскорбленный.
Боже правый, что же он наделал?
– Тефан, – виновато начал Руди, вставая и делая к нему робкий шаг.
– Не подходи! – предупредил Тефан, выставляя перед собой, как щит, правую руку. Разорванные края сорочки разошлись, но теперь вид его обнаженного тела вызвал в альфе острое чувство стыда. – Не думал я, Руди, встретить в тебе насильника.
– Тефи, прости! – он бросился перед ним на колени. – Я не понимал, что делаю! Голову потерял от любви!
– Голову потерял? От любви? – грозно повторил омега. – И это непотребство ты смеешь называть любовью? Хоть бы вымылся сначала, прежде чем лезть ко мне с вонючими поцелуями!
– Я виноват! Тефи, мой ангел, ты был так хорош, так восхитителен! Словно сказочный принц в свете лун… Не знаю, что со мной сделалось… Вся кровь закипела. Не совладал с собой…
– Ишь, нахватался слов-то изящных, – прервал граф. Теперь в его голосе звучало презрение. – Знал бы я прежде, на что ты способен, ни за что на свете не стал бы учить тебя грамоте! Да что ты на коленях-то передо мной стоишь? Испугался, что дяде все расскажу? Не бойся, я этого не сделаю. Вставай и убирайся с глаз моих. А мне ещё нужно отмыться от твоих мерзких прикосновений.
– Ваше Сиятельство, послушайте…
– И слушать ничего не желаю. Уходи, распутник! Бедный Теа, ты, верно, и на него набросился этаким же диким зверем!
– Этот зараза сам ко мне явился, – насупился парень, – дурманом опоил. Мне и почудилось, что это не он, а ты со мной, любовь моя. Я ведь всю ночь твоим именем его называл.
– Очень трогательно, – ледяным голосом отозвался Тефан, – я сейчас расплачусь от умиления.
Царственно отвернулся и рукой махнул – уходи, мол, я жду. Альфа встал с колен, безнадежно потупился и пошел прочь. Пройдя пару шагов, он вдруг остановился и тихо сказал, не оборачиваясь.
– Когда-нибудь вы тоже кого-то полюбите, Ваше Сиятельство, да так сильно, что позабудете кроме него обо всем на этом свете. Тогда вы вспомните меня, поймете и простите.