Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
– Сейчас, сейчас, милый вы мой, – захлопотал он возле Тефи, – кисленького попьёте, враз полегчает! Уж поверьте, я такие дела хорошо знаю, на себе испытал, шутка ли, семерых на белый свет произвел.
– Как вы догадались? – прошептал граф, принимая из огрубевшей руки кружку с морсом, – я и сам-то ещё толком…
– На такие дела у меня глаз намётан, я жизнь прожил, – улыбнулся повар, – да вы не переживайте, всё образуется. Это только первое время тяжко, а потом легче становится. У вас ведь первенец, да? Не стесняйтесь, расстегните воротничок-то, вон он у вас какой тугой! Медальончик выправьте, здесь воров нет, никто не тронет. Красивая вещица! Небось, от муженька подарочек, от любимого? Что же он вас одного в таком положении из дому отпускает? Или не знает ещё про ребёночка?
– Не знает, – эхом отозвался Тефан, – и не узнает. Да и не муж он мне вовсе.
Так неожиданно легко и просто оказалось выплеснуть свою боль, открыть душу совсем незнакомому простому человеку. Признавшись в сокровенном, граф испытал странное облегчение.
– Как же нескладно всё у вас вышло, – поцокал языком пожилой омега. – Однако, вот что я вам скажу: грех-то он что, он людьми придуман, а перед святыми небесами все невинные младенцы одинаковы, – что в браке рождённые, что так, по любовному делу. Бог Солнца милостив, он и распутников за грешных не считал, а вы, сразу видно, – из порядочных. Просто не заладилось у вас что-то, или неровню полюбили.
– Не заладилось, – признался Тефан, – и неровня он мне. Как вы всё правильно говорите, словно открытую книгу читаете.
– На то ума много не требуется, дело житейское. Да вы не горюйте – вырастет ваш ребёночек, и счастье своё вы еще найдете. Вы добрый, а добрых Бог наш милостью своей не оставляет.
От кислого питья действительно полегчало. Тефан расслабился, сел поудобнее, сжал рукой висевший на груди медальон. Очень хотелось раскрыть изящную крышечку и посмотреть на портрет внутри, но он не решился, только погладил эмалевую пластину сверху, словно приласкал.
За окнами возникло какое-то движение, раздался шум и звук голосов, вслед за тем двери широко распахнулись, впустив двух рослых солдат. Бряцая оружием, они вошли и встали по бокам у входа, как часовые. В образовавшийся живой коридор вписался молодцеватый офицер, за ним давешний чиновник, – последний вкатился как-то бочком, сразу же согнулся едва ли не до земли, всё время повторяя одно и то же частой нервной скороговоркой:
– Сюда, сюда извольте, Ваше Величество, Их Сиятельство здесь пребывают – в полном уважении, как Вы и изволили повелеть!
«Альберт? Быть не может! – задохнулся Тефан. – Зачем он сюда приехал?»
От произошедшего шума в столовой возникло волнение. Ребёнок перепугался и заплакал, отец кинулся его утешать, студент неловко привстал, выронив газету, да так и застыл с открытым ртом. Один лишь Тефан не сделал ни малейшего движения, хотя внутренне весь сжался, уже поняв, что явление всех этих людей неслучайно, что сейчас, сию минуту, сюда войдет король, что он приехал за ним, ради него, к нему…
Вошел Альберт, и Тефан жадно впился в него взглядом, любящим сердцем отмечая малейшие перемены в дорогом облике, – лицо побледнело и осунулось, в глазах тревога, напряжённое беспокойство.
Они не заметили, как остались одни – в этой бедно обставленной, унылой комнате. Последними вышли личные адъютанты короля, плотно прикрыли за собой двери и встали на часах снаружи.
Тефан был слишком ошеломлен внезапным явлением Альберта, чтобы сделать или сказать хоть что-то, он как поднялся с лавки, на которой сидел, так и стоял, не замечая, что побелевшими пальцами всё сильнее и сильнее сжимает на груди заветный медальон. Он забыл даже поклониться государю…
Впрочем, король меньше всего ждал от него поклонов. Напротив, он сам, едва лишь за адъютантами закрылась дверь, кинулся к Тефану и упал перед ним на колени.
– Ваше Величество, что Вы делаете? – испуганно вскричал совершенно потрясённый юноша. – Встаньте, прошу Вас! Вам не подобает…
– Мне не подобает оскорблять недоверием единственного на земле любимого, – прервал Альберт, обхватывая обеими руками его стройный стан. Дорожная отдушка заглушала естественный запах тела Тэфи, и король не мог уловить, остался ли тот странный оттенок, который так сильно поразил его неделю назад, заставив поверить в роковую измену. – Мне не подобает отталкивать от себя по-настоящему любящего меня, бескорыстного и преданного! Волшебник мой, я понимаю, что одной просьбы о прощении слишком мало, чтобы исправить то зло, которое я причинил тебе. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты вернулся ко мне?
– Ваше Величество, пожалуйста, – омега попытался поднять короля, но тут же поняв всю тщетность своих усилий, не придумал ничего иного, как рухнуть рядом с ним на колени.
Падая, он неловко зацепился рукой за его головной убор, шапка упала и покатилась куда-то на пол, но никто из них не обратил на это никакого внимания. Альберт наклонил к омеге голову, Тефан рванулся навстречу – и пальцы его мгновенно запутались в рыжих кудрях. О, небеса, и неужели ему это не снится? Он ведь уже и не надеялся видеть его, быть с ним рядом, прикасаться к нему, чувствовать его дыхание, слышать любимый голос…
– Скажи же скорей, что прощаешь меня...
-Ваше Величество…
– Не так, любовь моя, не так! Мне невыносимо слышать от тебя подобное обращение!
– Но Вы сами запретили мне называть Вас иначе!
– О, нет! – не то простонал, не то прохрипел Альберт, – да, знаю, я смертельно виноват перед тобой, но.. Поедем домой, Тефи! Я постараюсь заставить тебя забыть об этом!
Ах, эти руки его, эти губы! Ах, эти сводящие с ума поцелуи! Как легко сдаться на милость победителя, как легко позволить увезти себя – в Главный дворец, за город, куда угодно!
Дрожащими руками Тефан гладил его по волосам, сминая искусно уложённую причёску.
– Мой дорогой, – восторженно шептал Альберт, всё теснее прижимая омегу к сердцу, – скажи, что прощаешь меня, Скажи, что поедешь со мной. Не молчи, ну, пожалуйста!
Как же хотелось Тефану сказать ему:"Да! Да, я прощаю тебя, Аль, мой любимый! Да, я поеду с тобой хоть на край света! Да, я согласен на все условия, на любое положение при твоем дворе, лишь бы никогда не разлучаться с тобой, лишь бы иметь это счастье – видеть тебя, слышать, чувствовать!"
Он был так близок к этому. Готов был сдаться и упасть в его объятия, и будь что будет...
Внутри него что-то толкнулось, и Тефан замер, изумлённо прислушиваясь. Нет, это никак не может быть ТО САМОЕ, еще слишком рано! Но он подумал о ребенке, и это привело его в чувство.
Если сейчас он останется, то лишится его.
В памяти безжалостно встал во всех подробностях тот ужасный день – день их разрыва. Юноша вздрогнул, вспомнив искажённое болью и яростью лицо Альберта, презрение в его взгляде и ненависть в голосе…
Когда он навсегда уходил из своих покоев, в коридоре ему как бы невзначай встретился торжествующий победу князь Айдар.Но Тефан понимал, что он не случайно прогуливался именно в этом крыле дворца, возле его комнат, в надежде лично увидеть поверженного соперника и сполна насладиться зрелищем его унизительного изгнания. Такой завистник ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего! Сейчас что-то не сработало в коварном замысле, и Альберт вдруг переменился и снова раскрыл Тефану свои объятия, но кто знает, что придумают дворцовые интриганы в следующий раз? Не пришлось бы снова бежать, спасаясь от изменчивого ревнивого нрава короля, и тогда уже точно одному, ибо ребенка у него отнимут навсегда! От такой перспективы заледенело сердце. Обнимавшие любимого руки обессилели и повисли.
– Что, милый? Что не так? – со страхом спросил Альберт, мгновенно ощутив произошедшую с ним перемену.
– Ваше Величество, – собрав всё своё мужество, решительно начал Тефан, стараясь не смотреть в его наполненные тревожным ожиданием глаза, – мне не за что прощать Вас. Ваша реакция на увиденное тогда в моей комнате вполне закономерна.
– О чём ты говоришь? – перебил король, стараясь поймать его ускользающий от него взгляд.
– Тот, кто всё это устроил, ненавидит меня, и непременно повторит попытку опорочить меня в Ваших глазах. Поверьте, второй раз мне не пережить Вашего недоверия!
– Любимый мой, клянусь тебе, второго раза не случится! Никогда! Я знаю, кто пытался навредить нам, и они больше не посмеют…
– Найдутся другие. При дворе много завистников, а я, прожив в столице целых полгода, так и остался наивным провинциалом, не имеющим ничего, чтобы противостоять опытным в изощренных интригах светским львам. Мы были наивны, как дети, Ваше Величество, когда полагали, что о наших отношениях никому неизвестно. Двор знает о нас, так что у меня есть лишь один выбор – или согласиться на официальную роль Вашего фаворита, или навсегда покинуть Вас. Я предпочитаю уехать, и уехать именно сейчас, пока Вы верите мне, пока любите, ибо в противном случае у меня не останется даже надежды.
– Тефан, не принимай опрометчивых решений! Всё будет хорошо, я обещаю! Ты сможешь жить, где захочешь, я сделаю всё, что ты ни пожелаешь, ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Не мучайте меня, Ваше Величество! Минуту назад я не имел ничего, – ни вашей любви, ни доверия, я бежал от Вас, презираемый и покинутый. Теперь Вы вдруг вернули мне своё расположение, а я даже не знаю, как это случилось? Почему Вы переменились, почему поехали за мной вдогонку?
– Волшебник мой, пожалуйста!
– Отпустите меня, Ваше Величество! Поверьте, мне нелегко даётся это решение. Я…я не представляю, как буду жить вдали от вас!
– Зачем же вдали?
– Затем, что я слишком люблю Вас, чтобы делить с многочисленными претендентами на Ваше внимание, а день, в который Вы разлюбите меня, станет самым ужасным днём моей жизни.
– Но я тоже не могу жить без тебя!
– Вы прогнали меня. Вы жили без меня целую неделю. Вы сможете прожить без меня и дальше.
– Ты сильный и красивый человек! – воскликнул Альберт, с жаром целуя его руку. – Именно о таком, как ты, я и мечтал! И именно тебя я потерял! Мне никогда не восполнить эту потерю! Что ж, я справедливо наказан за свою гордыню и самоуверенность! «Там, где начинается ревность – там кончается разум». Когда-то давно я прочитал эту фразу в одной из книг и в душе посмеялся, посчитав её нелепой. И только теперь я понял её абсолютную истинность. Я высоко вознесся над миром и людьми – наследный принц, потом король, я считал себя чуть ли не богом, а на деле оказался простым смертным, не сумевшим удержать возле себя любимого омегу.
Он встал на ноги и поднял с пола Тефи.
– Ты ничего не взял с собой ценного из тех вещей, что я подарил тебе. Только этот грошовый медальон с моим портретом.
– Работа выполнена очень искусно, Государь, – возразил Тефан, – Ваше лицо столь естественно и выразительно, словно Вы лично позировали художнику. Для меня эта вещь бесценна, и вовсе не важно, что это лишь обычная эмалевая пластинка в обрамлении серебряной скани.
– Что я могу сделать для Вас, граф Уллиян?
– Распорядитесь не задерживать мою подорожную, Ваше Величество. И ещё – если мой отец захочет вернуться, не препятствуйте ему! Мне не нужен его столичный дом, у меня есть свой, в поместье.
Юноша натянул дорожные перчатки, взял с лавки чемоданчик с неоконченным холстом и пошел к двери, потом вдруг остановился и кинулся обратно, решив, что имеет полное право на прощальный поцелуй.
– Прощай, Аль, – прошептал он, чувствуя на губах солёный привкус слёз, то ли его, то ли своих? – Я…я люблю тебя. Ни разу, никогда, ни в помыслах и ни в поступках… я ни о ком другом и не мечтал… лишь о тебе.
– Я буду ждать тебя, волшебник мой, буду надеяться, что ты вернёшься! Ты побывай на родине и приезжай назад! Нынче же распоряжусь начать строить для тебя новый дворец!
– А вот это совершенно не нужно, Государь, – невесело улыбнулся граф, – лучше отпишите эти деньги … в помощь школам солдатских сирот!
Дверь неумолимо захлопнулась. Альберт неловко, как-то боком осел на грубую некрашеную скамью и застыл в неподвижности. Сквозь крошечную щёлку в кухонной двери на него безмолвно взирал совершенно потрясённый увиденной сценой безымянный пожилой омега повар…
***
Четверть часа спустя после ухода графа, в гостиную решился заглянуть адъютант. Он нашёл Государя сидящим в глубокой задумчивости, с пустым равнодушным взором и безвольно поникшей головой. Дорогой головной убор короля валялся небрежно брошенный посреди зала, тогда как всегда безукоризненная причёска пребывала в некотором беспорядке.
Альберт никак не отреагировал на явление офицера, даже головы не повернул. Тот молча прошел вперед, поднял с пола шапку и аккуратно положил на лавку рядом с королем.
– Какие будут распоряжения, Ваше Величество? – по-военному кратко осведомился он.
– Проследите за благополучным отъездом графа Уллияна. Распорядитесь от моего имени выдать Его Сиятельству особую подорожную, с двумя штемпелями, – ровным голосом сказал Альберт. – Что же касается нас, то мы немедленно едем в Мемель.
– Но, Государь, смею напомнить, что Вы выезжаете в столицу Сильвы только через два дня. Свита не предупреждена, и экипажи не подготовлены.
– Пошлите во дворец курьера. Свита нагонит нас в пути, если поторопится.
– Желаете ли Вы видеть князя Тосио в числе сопровождающих Вас придворных омег?
– Пусть сам решает, мне без разницы, – равнодушно ответил король. – Поторопитесь с отправкой курьера! Да, и ещё – распорядитесь выдать из моего личного фонда десять тысяч байров в качестве пожертвования школам военных сирот.
Глава 26
Осенью граф Тефан ехал в столицу счастливый и влюблённый, обратная же дорога, особенно первые часы по выезде с заставы, наполнены были неизбывной тоской.
За окнами кареты, словно отвечая тягостному состоянию путника, мела настоящая зимняя метель. Невесомые снежинки летали, подхваченные порывом неумолимого северного ветра, кружились, поднимаясь вверх и снова опускаясь, пока, наконец, не обретали относительный покой внизу, на земле. «Вот так и меня несёт куда-то безжалостным роком, и где найду я покой, и дано ли мне это?»
Граф, наконец, раскрыл заветный медальон, смотрел, не отрываясь, на любимое лицо, смаргивая длинными ресницами подступающие горючие слёзы. Губы ещё помнили горький вкус прощального поцелуя, и сердце разрывалось на части от невосполнимой потери.
Сейчас, в минуту слабости, ему хотелось все забыть и повернуть обратно – туда, к нему! Совсем не поздно ведь, еще не поздно? Недавние веские доводы, которыми он обставил своё твердое, как ему казалось, решение, теперь представились глупыми и пустяковыми, ведь по сравнению с ними горечь бессрочной разлуки была непомерно большой платой за сомнительное спокойствие в будущем.
«Зачем я уехал? – корил он себя, размазывая по щекам солёные слёзы. – Мне следовало согласиться на официальную огласку наших отношений, занять соответствующее новому рангу положение при дворе и принять, как заслуженный дар короля, обещанный им дворец».
Эти мысли настолько овладели Тефи, что он готов был и впрямь повернуть коней вспять. Но тут перед ним снова встало, как наяву, злорадно-торжествующее лицо князя Айдара, потом кипящее ненавистью и презрением – Альберта, когда король бросал в него чудовищные обвинения в несуществующей измене... Тефан вздохнул, вытер глаза и перестал плакать.
– Нет, я всё сделал правильно, – сосредоточившись на этой мысли, убеждённо сказал он себе, – лучше быть полным хозяином в своём собственном поместье, чем игрушкой в руках изменчивого подозрительного государя. Роль фаворита стеснит меня, я не смогу естественно и непринужденно держать себя в обществе. Я должен покинуть Альберта!
По мере продвижения на юго-запад погода улучшалась, чего нельзя было сказать о физическом состоянии графа. От дорожной тряски и неудобств его почти беспрестанно тошнило, и он всерьез начал опасаться, не повредит ли его недомогание ребёнку. На третий день путешествия Тефан остановился в большом городе и велел позвать к себе лучшего лекаря.
– Вы ждёте ребёночка, молодой господин, – после недолгого осмотра радостно известил его позванный лекарь, – и, судя по состоянию вашего тела, первенца. Вот уж ваш супруг…
– Мне известно о моей беременности, – прервал добродушного старичка Тефан, – я пригласил вас по другому вопросу. Видите ли, я очень плохо себя чувствую, а путь мне предстоит неблизкий. Нет ли какой опасности для моего ребёнка?
– Уверяю вас, нет совершенно никакой опасности! Вы молоды и абсолютно здоровы! А тошнота и недомогание скоро пройдут, это бывает лишь в начале беременности, на первых месяцах. Пейте больше кислого, почаще останавливайтесь на отдых. Не перенапрягайтесь, проводите в пути не больше нескольких часов в день.
Советы старого лекаря помогали, но не слишком, так что к моменту приезда в Лилиас-Миду Тефан был вымотан до предела.
Деревенские мальчишки, издали заметив нездешний экипаж, помчались с новостью в главный дом, намного опередив усталых лошадей. Все слуги во главе с дядюшкой высыпали на крыльцо поглядеть, что за нежданный гость пожаловал, да еще в столь необычно позднее время. Увидев племянника, на нетвердых ногах выбиравшегося из коляски, князь ахнул, принялся кричать лакею, чтоб помог молодому господину, не дождавшись, кинулся сам, забыв про больное колено и палку в руке.
– Сынок, как же я рад! – чуть не падая от непривычного напряжения, вскричал Марлин. – Но почему ты вернулся, Тефи, что случилось? Как ты измучен, милый мой, как похудел, одни глаза остались! Да брось ты этот несуразный чемодан, что ты в него вцепился, как в сокровище! Сейчас дозовемся этого увальня, внесёт твои вещи! Где он запропал, старый бездельник!? Давно пора его к родственникам в деревню отправить, да привык к нему за столько-то лет! Дорен, иди скорей, прими у Тефи чемодан! Да что там у тебя такое, коль не отдаешь? Так ведь домой приехал, не на постоялый двор, здесь нет воров. Дорен, ну где ты там, выгружай скорей багаж из кареты!
Из парадного выкатился, наконец, лакей, ещё больше раздавшийся в талии, чем помнил Тефан, бросился исполнять приказание.
– И это что же, все твои вещи?! – донельзя изумлённый, обернулся Марлин с верхней ступеньки крыльца, – эти вот два тощеньких чемоданишка? Да тебя не ограбили ли в дороге-то, солнышко мое? То-то на тебе лица нет…
– У меня всё в полном порядке, дядя, – Тефан сумел, наконец, вставить слово в поток дядюшкиного красноречия, – никто меня не грабил, и это действительно, все мои вещи. Я понимаю, что у вас ко мне тысяча вопросов, но придется отложить все разговоры до завтрашнего утра. Теперь же, с вашего позволения, я поднимусь в мою прежнюю комнату, потому что с ног валюсь от усталости. Пришлите ко мне кого-нибудь из горничных с тазом горячей воды, пожалуйста…
– Конечно, Тефи. Может, баньку приказать?
– Завтра. Сейчас я должен отдохнуть. Пятнадцать дней провел в дороге, – Тефи оглядел милую с детства обстановку гостиной родного дома и пошел к лестнице, так и не выпустив из рук продолговатого чемоданчика.
***
Едва граф скрылся за дверью своей комнаты, через гостиную в кухню стремительно пробежал Теа. Около печки возился Наст, наливая горячую воду в большой медный кувшин. Припасенный таз уже стоял на столе, и в начищенном боку его весело отражались свечи.
– Я сам помогу молодому графу умыться с дороги, – отнимая у юного горничного кувшин, сказал Теа, – а ты иди, присмотри за Нанси.
Наст передернул узкими плечиками, но спорить не стал, – пускай себе идет, если хочется! С Нанси только вот возиться неохота, больно уж горласт малый, ну да не в первый раз.
– Соска на месте? – деловито осведомился он.
– Там в зыбке, с левой стороны. Найдешь. Ступай живее.
– Иду, – не тронулся с места Наст. – А с чего это граф вдруг домой вернулся, как думаешь, Теа? В нашу-то глухомань? Я бы, будь моя воля, ни за что из столицы не уехал. Там так интерес-с-на!!
– Откуда же мне знать? – задумчиво проговорил Теа, осторожно ставя кувшин в таз, – но слышал я от умных людей: в гостях хорошо, а дома лучше.
В комнату Тефана Теа вошел осторожно – вдруг бедный так намаялся в дороге, что уснул уже, не дожидаясь умывания? Вошел – и застыл на пороге, широко раскрыв глаза от удивления. Тефан вовсе не лежал и даже не сидел, а старательно и бережливо прилаживал большой холст с чьим-то портретом к своему старому самодельному этюднику. Любопытствуя, горничный подошел ближе, взглянул на холст – и ахнул в восхищении!
На портрете был изображен молодой альфа необыкновенной, поразительной красоты! На его выразительное лицо, на живые, чуточку насмешливые глаза хотелось смотреть и смотреть бесконечно.
– Это вы рисовали, Ваше Сиятельство? – благоговейным шёпотом спросил Теа, не в силах оторвать взгляд от удивительного господина.
– Я, Теа, – продолжая свое занятие, грустно отозвался Тефан.
– Какой красивый! – восхищенно продолжал горничный. – Это кто же такой будет? Ваш жених?
– Нет, милый. Это Его Королевское Величество повелитель Наймана Альберт...
– Вы видели самого Государя, Ваше Сиятельство! – восхитился Теа. – И даже писали Его божественный лик! Вы были его придворным, да? Вы танцевали с ним на балах? Как же вы могли уехать от такого красавца?
– Ах, Теа, сколько вопросов, и все сразу, – граф отошел от холста на полшага, любуясь делом своих рук, – а между тем, я еле живой от дорожной тряски. Давай-ка лучше помоги мне переодеться и полей на руки. Сегодня я ничего не могу ни говорить, ни делать, даже язык не шевелится… Спать, спать – вот единственное моё желание...
***
Утром в комнату заглянуло солнце, скользнуло теплым лучом по подушке, коснулось трепетных длинных ресниц. Тефи проснулся, но не от солнечного света, а от острого ощущения чьего-то присутствия.
«Аль, это ты?» – едва не сорвалось у него с губ.
Он открыл глаза и увидел дядю Марлина, близко рассматривавшего укрепленный на подрамнике портрет.
– Доброе утро, дядя, – приветливо улыбнулся Тефан. – Вы поднялись ко мне так рано. Который теперь час?
– Ты брал в столице уроки живописи, мой мальчик? – не сводя глаз с портрета, скорее утвердил, чем спросил князь. – Твое мастерство неизмеримо возросло. Скажи, какая волшебная сила водила твоей кистью, сынок?
«Меня вдохновляла любовь!» – Тефи не произнес вслух этих слов, но Марлин, похоже, вовсе и не ждал от него ответа.
– Судя по тому, что ты привез с собой неоконченную работу, ты приехал не в гости, так, Тефан? Ты вернулся домой насовсем?
– Совершенно верно.
– Но почему, мой милый? Что случилось?
– Случилось то, что и должно было случиться, дядя. Придворная жизнь не для меня. – Тефан, как был, в одной длинной ночной сорочке, выскользнул из постели, подбежал к князю, встал перед ним на колени и обхватил руками тонкий изящный стан. – Разве же вы не рады моему возвращению?
– Конечно, рад, малыш, но… здесь в глуши так мало радостей! Оставляя тебя в столице, я искренне надеялся, что ты найдешь там свою судьбу, выйдешь замуж и будешь счастлив! А впрочем, ладно, здесь тоже можно устроить неплохую партию. На зиму поедем в Матару и там…
– Давайте сразу же объяснимся, дядя, чтобы больше никогда не возвращаться к этому, – прервал Тефи. Он встал, накинул халат и сел на край постели. – Конечно же, я не собираюсь всю жизнь просидеть затворником в четырёх стенах, но не стройте никаких иллюзий в отношении моего замужества, ибо я не пойду замуж ни теперь, ни после. Я… я беременный, дядя, и мне вовсе не нужен никто в качестве отчима моему сыну!
– Беременный? – побелевшими губами прошептал князь. Руки его упали и бессильно повисли. – Ты беременный, Тефан? Я правильно тебя понял? Но почему же…
– Он не может быть моим мужем, – спокойно ответил Тефан.
– Но почему же? – растерянно повторил Марлин. – Он что, женат? Он обманул тебя?
– Нет, дядя. С самого начала наших отношений я знал о том, что свадьбы никогда не будет!
– Знал – и всё же пошел на это! Тефан, ты хоть понимаешь, на какую жизнь себя обрек? Внебрачный ребёнок! В наших местах! Разговоры об этом не утихнут годами.
– Вы преувеличиваете, дядя. Люди поговорят и перестанут. Внебрачных детей много, и все они находят свое место в жизни, наравне с рожденными в законном браке.
– О, Небеса! – князь зябко передернул хрупкими плечами. – Какой-то злой рок преследует нашу семью! Неужели мой грех столь велик, что настиг и тебя? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать, сынок. Может быть, мы скроем всё это и отдадим ребенка в хорошие руки? Ты ведь ещё так молод, так неопытен.
– Нет, дядя, – со спокойной ясной улыбкой ответил Тефи. – Мне нечего думать, потому что всё давно решено – к осени я стану отцом, и никому, простите мою жестокость, в отличии от вас, никому не позволю забрать моего сына!
– Мой милый, – всхлипнул князь, обнимая племянника, – но ты понимаешь, что можешь навсегда остаться одиноким? Немного найдется желающих взять в супруги омегу, имеющего ребёнка. Разве что какой пожилой вдовец или разведённый?
– Опять вы за своё, дядюшка? – Тефан достал чистый платок и вытер Марлину слёзы. – Я повторяю вам снова, что не собираюсь выходить замуж. – Он протянул руку и ласково погладил себя по плоскому ещё животу. – Я слишком люблю его отца, чтобы думать о другом альфе!
– Полагаю, совершенно напрасно спрашивать тебя о том, кто он? Да, милый? Ты ведь всё равно не откроешь мне эту страшную тайну?
– Не открою, дядя, – весело рассмеялся Тефан, – хотя бы оттого, что об этом вовсе не трудно догадаться. – Он замолчал и бросил выразительный взгляд в сторону портрета.
Князь Марлин ахнул и сделался вдруг белее снега. Некоторое время он изумленно и испуганно смотрел то на портрет, то на своего драгоценного мальчика, не в силах произнести ни слова, отказываясь поверить очевидному.
– Бедный ты мой ребенок, – наконец обрел он дар речи, наклонился и, как в детстве, мягко погладил племянника по каштановым волосам, – несмотря на все мои предосторожности, неравная любовь всё-таки настигла тебя, только подобралась она к тебе с другого, противоположного, полюса …
Конец первой части
