Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Часть 2. Война и страсть. Глава 1.
(Десять лет спустя)
В солнечное летнее утро прискакал в Лилиас-Миду помощник управляющего из соседнего поместья, присланный тамошним хозяином графом Стейном.
Князь Марлин Берти, чувствовавший себя уже не первый день не лучшим образом, принял его хоть и в гостиной, но полулежа на диване на подушках, потом, встревоженный чем-то, велел немедленно позвать к себе Тефана с Аликсом, что и было исполнено новым лакеем Исидором.
– Что-то случилось, дядя? – глядя на взволнованного Марлина, спросил граф Тефан.
– Объявлена война, мой милый, – суровым голосом произнес Марлин, – а мы живем тут на отшибе и не знаем ничего. Карейский император перешел границу три недели назад и уже далеко продвинулся вглубь Наймана. Нам стоит подготовиться к отъезду.
– Война? Но как же так, у нас с Кареем мирный договор? – безмерно изумился Тефан. – И почему нам надо уезжать? Вы полагаете, враги дойдут сюда? От нас до западного рубежа два месяца пути, так неужели наши армии допустят чужеземцев до Матары? Да и куда нам ехать, дядя? Вы болеете, кроме того, у нас хозяйство, конефермы, что же будет с ними, если мы уедем?
– Скорей всего придется лошадей отдать для нужд армии и перевозки раненых, – резонно предположил князь. – Так что забота о животных отпадает.
– Ну, с этим я согласен, – кивнул Тефан, – в тяжелые времена каждый должен внести свой вклад в победу. Но наши элитные жеребцы и матки, что с ними делать? Мы потратили немало сил, чтобы вывести породу лошадей, которой по праву можно гордиться. Я не могу позволить, чтобы этот многолетний труд пропал даром.
– Но весь наш край может быть занят, милый. Ты прочитай газеты, что прислал граф Стейн – сила идет небывалая! Не стоит рисковать собой и нашими людьми ради породы лошадей. Крестьянам надо объявить о войне, пусть каждый поступает так, как знает, перед лицом такой беды мы им приказывать не вправе. Потом собрать необходимое, чтоб быть готовыми уехать по первому же тревожному сигналу и увезти нашего мальчика из опасного места...
– Но я вовсе не хочу уезжать, дедушка! – с жаром воскликнул до того молчавший Аликс, занятый внимательным чтением газеты. – Найман в опасности! Я желаю стать в ряды его защитников!
Тефан ласково потрепал сына по рыжеватым волосам.
– Хорошо, Аль, – сказал он, – мы поговорим об этом позже. А пока иди к себе и посмотри, что бы ты хотел взять с собой на случай отъезда. Нет-нет, мы пока никуда не едем, но всегда лучше быть наготове.
После того, как мальчик послушался и ушёл в свою комнату, Тефан велел позвать управляющего и поехал на фермы поговорить с конюхами и объяснить им положение вещей.
– Мы никуда не поедем, хозяин, – заявили конюхи, отвечающие за чистокровный молодняк. – На дальних Выселках среди болот есть большой остров твердой суши. Вы знаете об этом, так что много говорить не будем. Немедленно начнем перегонять туда отборных жеребцов и маток. Жилье там есть, загоны тоже. Даже если враг и захватит наши земли, в болота он не сунется. До осени мы без хлопот там отсидимся. Но ежели до той поры наши войска не победят карейских супостатов, вот тут, возможно, будет нелегко, но все равно, мы готовы рискнуть, это дело всей нашей жизни. Так что не сомневайтесь, уезжайте от опасности со спокойной душой, все будет здесь в порядке.
Прошла неделя, вся в заботах. Коней перегнали, но пока не на Выселки, а на ближайшее к болотам пастбище, чтоб в случае опасности все они были под рукой, спешно подремонтировали старые загоны на острове, соорудили несколько жилых домов. Из Матары приехали военные чиновники и забрали, как и предполагал Марлин, большую часть тягловых лошадей. Князь попытался выяснить у них положение на театре военных действий, но тыловые офицеры тоже были не особенно осведомлены. Сказали только, что наша армия с боями отступает, больших сражений пока не было, но сколько будет длиться отступление, никто не знает, и на прощанье посоветовали как можно быстрее уезжать в тыл.
Надоевшие затяжные дожди первого летнего месяца сменились удушающей жарой, от которой не было спасения даже ночью. Колосились поспевающие хлеба, начинала зацветать липа. Тихо, спокойно, безмятежно... Ничто не указывало на приближение войны, но на дороге стали появляться беженцы. Они останавливались в деревне передохнуть, их тут же окружала толпа крестьян, которые жадно выспрашивали у пришлых о сражениях и численности вражеских армий. Беженцы ничего толком не знали, рассказывали всякие ужасы, пили чистую колодезную воду и спешили дальше. Их провожали горестными вздохами, не зная на что решиться – то ли оставаться и ждать перемен к лучшему, то ли самим пускаться в бега.
Альфы и даже некоторые молодые омеги записывались в ополчение. Их собирали группами и отправляли на учение в военный лагерь под Матарой. Руди ушел одним из первых, обняв на прощание Нанси, а Теа он сказал всего два слова: «Береги мальчишку».
– Как был он мне чужим, так и остался, – тихо вздохнул омега, глядя вслед уходящему мужу. – Что ж, сам я виноват, обманом думал счастье получить, а так на свете не бывает...
Князь Марлин каждый день торопил племянника с отъездом, больше всего переживая за внука, но Тефан медлил и никак не мог решиться. Ему не верилось, что нужно бросить дом, отлаженное крепкое хозяйство и убежать куда глаза глядят. Казалось, что война их не коснется, она была еще так далеко, что кроме беженцев, ничем о себе не напоминала, а этих бедолаг граф видел мало, за нескончаемой чередой дел почти не бывая дома.
А между тем вал народа, бегущего от войны, с каждым днем разрастался. По дорогам теперь шли и днем, и ночью – кто в карете, кто верхом, кто пешим. Попадались и вовсе курьёзные экипажи, к примеру, тележка, запряжённая одной коровой, а то какие-то допотопные дрожки с лошадью и коровой на пристяжку, в одной группе многие были полураздеты и в рубищах, а иные, напротив, одеты во весь свой туалет; у одного альфы на голове был платок, а в руке шляпа, а на омеге рядом с ним – солдатская шинель, словом, люди шли, кто в чем и как попало, видимо убегая из дому в большой спешке и панике.
В один из вечеров, освободившись от дел раньше обыкновенного, Тефан вышел за деревню поглядеть на беженцев. Глазам его предстало удивительное зрелище: на тройке везли большой медный чан, сработанный бог знает для каких нужд. В чане сидел народ и оттуда выглядывал, а за тройкой еле поспевал молодой омега. За ним семенили четверо ребятишек, мал мала меньше, они дружно ревели, то ли проголодались, то ли устали, отец прикрикивал на них, но сам был утомлен до такой степени, что с трудом передвигал ноги.
Тефан окликнул беженца с детьми и предложил ему немного отдохнуть у них в поместье.
– Спасибо, ваша милость, – с достоинством принимая из рук повара Соу миску с ухой, поблагодарил омега, – измучились мы, три дня уже ничего толком не ели.
– Но почему бежали вы из родных мест? Враг в самом деле так силен?
– Как почему? Не оставаться ж под злодеем жить! Их тьма пришла, орда, а император ихний – сущий дьявол! Он покорил двенадцать королевств, и всех теперь поставил под ружье. Они безжалостны и кровожадны, не щадят ни стариков, ни младенцев! Нет, ваша милость, только эти звери близко подошли, вся наша деревня с места снялась – кто в леса ушел, кто за армией двинулся, со всем, что смог в руках унести, а дома и всё оставшееся, что могло бы послужить на пользу неприятелю, мы без жалости огню предали.
– Как – огню? Сами свои дома подожгли?
– Сами, ваша милость. Пришли захватчики в наши края – а нечего им взять с наших земель, негде поспать и нечем голодное брюхо набить! А победят злодея, вот тогда вернемся, все заново отстроим, лучше прежнего! Дозвольте вас спросить, вы сами-то что медлите? Злодеи уж и к вашим краям близко подходит, вам тоже надо уезжать!
– Я все же верю, что до нас им не дойти! – ответил Тефан. – Должны же наши дать сражение и победить врага! Возможно, около Матары будет бой? В городе стоят артиллерийские полки, есть добротная старинная крепость.
– Не знаю, господин, – с сомнением покачал головой омега, – больно уж сила прет на нас большая. Если останетесь, так спрячьтесь где-нибудь, в леса уйдите.
– Да, так и сделаем, – Тефан дал беженцам с собой немного хлеба и овощей. – Места у нас болотистые, враги туда и носа сунуть побоятся.
***
На подъездной аллее буйно цвела липа. Несмотря на вечер, щедро светило солнце, жужжали ещё не закончившие свой дневной труд пчёлы, в тени на крылечке растянулся совершенно одуревший от жары большой белый кот. Как тихо, как спокойно! Неужели где-то совсем близко идет война, льется кровь и гибнут люди?
Тефан попытался представить себе эту огромную массу чужих враждебных людей, зачем-то пришедших к ним в Найман, но так и не смог. Перед глазами упорно вставали ряды первобытных дикарей и конницы – картинка, виденная в детском учебнике истории. Но это было давно, кроме того, те дикари были кочевниками, они не знали ничего, кроме войны и походов. А карейцы? Он с детства привык думать о них, как о передовом просвещенном народе. И вот они выступили в роли жестоких завоевателей, они пришли в его родные места с тем, чтобы жечь, грабить и убивать. Но почему? Что их толкает на это? Неужели воля одного-единственного человека столь сильна? Кто он таков, император Виссарион, и зачем ему понадобилось завоевывать половину мира?
Граф проводил беженцев до околицы и теперь не спеша возвращался в поместье. Голову раздирали на части беспокойные тревожные мысли. Он словно в первый раз реально осознал грядущую опасность.
Что делать, если враг приблизится к Лилиас-Миду? Спалить поместье, всю деревню и уйти в леса? Или уехать в тыл, как говорит дядюшка? Он оглядел уютный милый дом... Поджечь его? Об этом даже думать не хотелось...
«Что-то сейчас Альберт?» – подумал Тефан. Если уж ему безмерно жаль один лишь только дом, что должен чувствовать король большой страны, которая подверглась нападению жестокого врага? И есть ли рядом понимающие, близкие люди, способные поддержать его в грозный час, ободрить и утешить?
За прошедшие десять лет граф видел короля только однажды…
«Да, точно так же было и тогда, – улыбнулся воспоминаниям Тефи, останавливаясь у своей любимой беседки, – пять лет назад тоже цвела липа, тоже жужжали пчелы. И ОН вдруг приехал, как снег на голову...
Глава 2
(пять лет назад)
…Всадники появились на подъездной аллее неожиданно, под вечер. Клубы пыли, весёлое ржание коней – и вот уже спешились у крыльца высокий офицер и два молодцеватых адъютанта. Распахнулась дверь, поспешно выбежал к гостям обычно нерасторопный старик Дорен.
– Дома ли Его Сиятельство граф Тефан Уллиян? – заметно волнуясь, задал вопрос офицер.
– Дома, господин, как же, – ответил старый лакей, – они завсегда дома, редко выезжают.
– Нельзя ли повидать его, любезный?
– Отчего ж нет? Проходите в дом, милости просим. Сейчас же доложу Его Сиятельству.
Тефан, сидевший у открытого окна на втором этаже, как раз над самым крыльцом, выглянул посмотреть, кто приехал, и вдруг замер, услышав до боли знакомый голос. Голос, который он так и не смог забыть. Не смог забыть, как ни старался…
«Да нет же, это невозможно! Мне показалось!» – подумал он, придерживая рукой гулко застучавшее сердце.
Офицер тем временем кинул поводья коня своим спутникам и пошел в крыльцо. Перед тем, как войти, он поднял голову, видимо осматривая дом, и Тефан увидел его лицо…
Граф слабо вскрикнул и отпрянул внутрь, судорожно сжимая на груди руки. Книга выпала из ослабевших пальцев и полетела на пол, он потянулся поднять её, – и тут же забыл об этом.
О, небеса! Альберт! ЭТО ЖЕ ОН! Это действительно КОРОЛЬ, ему не снится! Но как? Откуда? Почему он здесь?
За прошедшие одинокие годы Тефи не раз мысленно представлял себе возможную встречу с любимым, но то, что он почувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение с мечтами. Его охватила целая гамма самых разных чувств – от буйной радости до полной растерянности, близкой к панике. Он заметался по комнате, не зная, что делать, как вести себя. Как принимать Альберта, как с ним говорить? Каков он теперь? Кровь резко прихлынула к лицу, и щеки загорелись, потом вдруг так же быстро ушла вниз – и Тефан побледнел. Он побежал было из комнаты, но тут же вернулся, ноги задрожали и отказались служить, он закрыл глаза и в изнеможении рухнул на софу.
Под руку ему что-то попалось... Оловянный солдатик! Новая игрушка Аликса… Мысль о сыне придала Тефану силы и заставила действовать. Быстрее, времени так мало!
В небольшой библиотеке, примыкавшей к его будуару, суетился Теа, стирая пыль с книжных полок.
– Ах, Теа, оставь это! – отрывисто проговорил граф, следя за тем, чтобы голос звучал ровно, – быстрее беги, забери Аликса с Нанси, они играют в саду за гумном, и немедленно уезжайте к графу Стейну! Нет-нет, мне некогда объяснять, в чём дело, просто делай, как я велю!
– Но, Ваше Сиятельство, господин Аликс может отказаться, он же такой своенравный!
– Он не откажется, Теа, он давно просится показать внуку графа своих новых оловянных солдатиков. О, небеса, они же разбросаны у меня по всей мастерской, утром они играли там с Нанси, пока я работал. Да, кстати, вот еще один, нашел в будуаре, – он сунул в руку горничного игрушку, потом слегка подтолкнул его к выходу, – быстрее, Теа, собери всё в коробку – и уезжайте, с заднего двора! И позови ко мне Наста и всех с кухни, да тихо, по чёрному ходу!
– Да что стряслось-то, Ваше Сиятельство? Что за переполох?
– После, все после! Времени нет!
«Нет, я зря это затеял, все равно ничего не выйдет, – в нетерпеливом ожидании позванных думал Тефи, расхаживая по библиотеке, – совершенно невозможно, просто немыслимо за то короткое время, пока старый лакей скрипит по лестнице, поднимаясь ко мне с докладом, суметь скрыть все следы пребывания в доме пятилетнего ребенка! ОН ведь наверняка захочет осмотреть моё поместье!»
Тефан и сам не знал, почему так боится показать Альберту сына. Теперь, когда у короля родился долгожданный наследник от законного супруга, он вряд ли захотел бы увезти с собой бастарда, так что за Аликса граф мог бы быть спокоен. Однако он не мог знать мыслей государя и действовал скорей интуитивно, нежели осознанно, желая скрыть от него правду, тем самым обезопасив их общее с сыном будущее.
Поначалу, когда граф только вернулся в деревню из столицы, обида на любимого заглушала в его душе часть щемящей, неизбывной тоски по нему. Скорее всего, он просто не давал ей воли и всё тешил себя мстительными мыслями, что король никогда не узнает о сыне, а сам тем временем неосознанно ждал чуда; ждал, что Альберт приедет к нему, и тогда он всё простит ему, во всем признается и вернется с ним в столицу. Ему казалось, что он и на расстоянии имеет над ним некую власть, власть любящего и любимого омеги, и Аль не сможет забыть о нем. Но вместо этого пришло известие о королевской свадьбе, и Тефан потерял надежду, смирившись с поражением.
Вместе с надеждой ушла и обида, так, словно её никогда не было. А тоска осталась, мало того, она разрослась и окрепла, заполнив освободившееся место, и некуда было деться от неё, и не было средств бороться с ней, и с каждым днем она всё больше набирала силу, сжимая сердце и разрывая душу. Ничто не спасало – ни книги, ни домашние дела, и тогда Тефан прибегнул к испытанному средству – к рисованию. Долгими летними вечерами, светлыми и прозрачными, он сидел в своей мастерской и заполнял карандашными набросками лист за листом в большом толстом альбоме. Услужливая память подсказывала малейшие детали их счастливых встреч, и рука послушно скользила по бумаге, запечатлевая всю историю ушедшей навсегда любви, от первого дня до дня последнего... Он нарисовал всё, кроме последнего свидания на постоялом дворе при заставе. Вместо сцены прощания художник вдруг изобразил себя – грустного, одинокого беременного омегу, глядящего вдаль ничего не выражающим равнодушным взором.
Это был единственный нарисованный им автопортрет. Он совсем не понравился Тефи, и он хотел порвать его, но потом передумал, и рисунок остался, забытый между страниц альбома.
Потом родился Аликс, и ему стало легче. Он сам заботился о сыне, сам кормил из бутылочки, сам вставал к нему по ночам, когда малыш плакал, сам качал колыбель и пел длинные и протяжные народные песни, не раз слышанные им от молодых крестьян. Для соседей пришлось сочинить душераздирающую историю о том, как его жених, молодой красавец князь, погиб в цвете лет бессмысленной и трагичной смертью на охоте, как раз накануне брачной церемонии. Вопреки опасениям Марлина, разговоров о грехопадении Тефи было немного, его больше жалели, чем осуждали, к нему даже не раз сватались, закрывая глаза на ребёнка, но он неизменно отказывал всем претендентам на свою руку, словно боялся разрушить в душе ту хрупкую драгоценную память, которую он так бережно и так упрямо хранил.
Маленький Аль рос, и Тефан всё больше успокаивался, найдя, наконец, ту золотую середину существования, при которой ему было легко и спокойно. Князь Марлин совсем удалился от дел по ведению хозяйства, Тефи же, напротив, занялся поместьем всерьёз, вник во все тонкости и нашел в этом неожиданный интерес. Доходы возросли, прибыль утроилась, крестьяне были довольны. Жизнь устоялась, сделалась проста и размеренна, и ему не хотелось ничего менять в ней.
Часто, сидя за конторскими книгами, граф наблюдал в окно за играющим во дворе Аликсом, совсем забывая о том, что он сын короля. Омега был даже по-своему счастлив – простым отцовским счастьем, делом, которым занимался, уютным ухоженным домом, достатком, обретенным заслуженным уважением.
Но так продолжалось недолго. К четырем годам с лица мальчика исчезла младенческая пухлость, и черты его стали приобретать удивительное и пугающее сходство с отцом. Волосы, вначале очень светлые, потемнели, откуда-то появился точно такой же рыжеватый оттенок, губы изогнулись и сделались выразительными, глаза приобрели четкие линии и удивительный синий цвет. Сын смотрел так же, ходил так же, улыбался так же, даже спал точно в такой же позе, как Альберт.
С тех пор как Тефан понял это, он потерял покой. Ему казалось, что все окружающие видят это сходство и знают его тайну. Земля слухами полнится, а мир тесен. Что, если Альберт тоже узнает о сыне и приедет забрать его, справедливо решив, что ребёнок королевской крови должен жить в столице, получая все полагающиеся ему про праву происхождения блага и привилегии?
На Праздник равноденствия приехал сосед граф Стейн и напугал Тефана еще больше.
– Да, милый Тефи, что ни говори, твой сын совсем других кровей, чем мы, – прищурившись, заявил он, пристально рассматривая портрет короля. – Вот посмотри-ка сам, на лик государя. Дед Альберта ведь не из наших, он из северян, и в Аликсе такие же черты! Должно быть, многие в столице породнились с выходцами из соседних стран, и твой жених из их числа, отсюда и возникло это сходство. Что скажешь, верно ли я отгадал твою загадку?
– Что вы такое говорите, граф! Какую загадку? – Похолодевший Тефан с большим трудом сохранил самообладание. – Его отец обычный офицер, он был случайно убит на охоте, как раз накануне нашей свадьбы.
– Да-да, я слышал эту печальную историю, милый, – задумчиво сказал сосед, переводя взгляд с портрета на сидящего за столом Аликса. – Наверное, ты плохо изучил генеалогическое древо своего избранника, в его роду точно есть северяне. И в сыне твоем северная кровь течет, черты эти с годами ярче проявятся, вот увидишь!
Тефан отшутился, но в душе понимал, что наблюдательный сосед прав. Он и сам все чаще замечал это усиливающееся сходство сына с отцом, которое проявлялось не только в лице, но и в манере поведения. Разговор с графом настолько напугал его, что не успел гость и со двора съехать, а Тефи уже собственноручно снял опасный портрет и унес из гостиной к себе в мастерскую, а на его место водрузил прадеда по клану Берти князя Бенжамина. Вдруг еще кому-то придёт в голову сравнивать Аликса с королем? С глаз долой – меньше разговоров!
В мастерской на любимое лицо мог смотреть только он. Сюда Тефан не пускал почти никого. Разве что сына и Нанси.
И вот теперь, так неожиданно, это случилось – ОН приехал! Неудивительно, что одновременно им владели столь разные чувства – и дикая радость, и отчаянная паника. Он и представить себе не мог, как отреагировал бы Альберт, если бы узнал о сыне…
– Быстро пройдите по всем комнатам второго этажа, – отдал граф распоряжение подошедшей прислуге, – соберите ВСЕ до одной вещи Аликса и снесите в детскую, после чего заприте её на ключ! Все до единой, слышите?!
Если горничные и удивились неслыханному приказанию, то не подали вида. Они привыкли к тому, что молодой хозяин ничего не делает зазря, по минутной прихоти, и поэтому без слова разошлись по комнатам исполнять, что велено, а Тефан только теперь смог перевести дух и метнулся к зеркалу. О, небеса – лицо как мел, глаза безумные! Костюм не подобающий, прическа тоже...
Переодеваться некогда – лакей уже пыхтит в коридоре. Что-то он и так задержался? Господи, да не осталось ли чего из детских вещей внизу, в гостиной?
– Молодой хозяин, вас спрашивают Их Светлость князь Эйгор! Сказали, ваш знакомый из столицы. Я проводил их в гостиную.
«Князь Эйгор? Что все это значит? Альберт приехал инкогнито?»
– Простите, что запоздал с докладом, – продолжил лакей. – Я взял на себя смелость спросить Их Светлость, не желают ли они морса с дороги. Они пожелали, тогда я зашел на кухню и послал Наста в погреб, а уж после и к вам.
– Хорошо, Дорен, ты молодец. Иди, скажи, что я сейчас спущусь...
«Боже, как неожиданно! Переодеваться или нет? Да где же гребень?» – В неописуемом волнении Тефи метался по будуару, и всё падало у него из рук...
...на чужих негнущихся ногах он медленно, точно слепой, спустился вниз по лестнице, неуверенно скользя пальцами по перилам и ощупывая ногой каждую ступеньку. Знакомая с детства лестница казалась ему бесконечной.
Сойдя вниз, Тефи остановился на последней ступеньке. Рука сильнее сжала перила, не решаясь оторваться от них, словно омега боялся потерять эту последнюю хрупкую опору. Он не знал, зачем Альберт приехал и насколько, может, на день, а может, на час, поэтому ему представлялось делом первостепенной важности успеть насмотреться на него за то недолгое время, так неожиданно отпущенное ему переменчивой судьбой.
Сначала Альберт не заметил его появления. Он сидел у стола и что-то пил из высокого запотевшего бокала, а перед ним с подносом в руках истуканом торчал Наст, не сводя с гостя откровенно восхищенного взгляда. И было отчего! За те пять лет, что они не виделись, изысканная утонченная красота короля достигла совершенства! Тефан стоял, забыв обо всем на свете, и так же, как и горничный, не отрывал от Альберта горящих восторгом и любовью глаз...
Стук бокала о стол показался ему оглушительным. Наст ловко подхватил прибор, подал гостю белоснежную накрахмаленную салфетку. Король вытер руки, чуть повернул голову и увидел стоявшего возле лестницы графа. Грациозно поднявшись, он пошел ему навстречу, улыбаясь счастливо и немного смущённо. Учтивость требовала встретить гостя, как должно, поэтому Тефан оторвался от спасительных перил и тоже шагнул вперед, употребив все усилия на то, чтобы выдержать его взгляд и устоять перед ослепительным мужским обаянием. Он еще не знал, чего ему ждать от Альберта, как говорить с ним, как вести себя – то ли проявлять сдержанность, то ли дать волю чувствам?
Король подошел близко, наклонил голову и взял за руку – Тефан почувствовал прикосновение его губ и закрыл глаза, отчетливо ощутив, как сильно задрожали пальцы.
– Тефан... – голос взволнованный, чуть хрипловатый. – Мой Тефан...
– Ваше Величество… – сил хватило только на шёпот, и он оставил безнадёжные попытки справиться с собой. Разве это возможно, когда любимый держит его за руку? Самое простое, самое безобидное, ни к чему не обязывающее прикосновение, а земля плывёт у него под ногами. – Альберт…
Лучше бы он этого не произносил!
Обретшее жизнь имя в момент смело все преграды – и неуверенность первых секунд встречи, и смущение, и незнание произошедших с государем перемен. Тефан не помнил, как оказался в его руках, на его груди, в его объятиях. Всё рухнуло в лету, а остался лишь он, всё такой же любимый и единственный.
– Волшебник мой, – и голос все такой же, звучный и взволнованный, – прости, что я наехал так внезапно. Если бы ты знал, как давно я мечтал тебя увидеть! Как стосковался по тебе!
– Не стоит... извиняться, – он старался говорить внятно, – я рад.
Альберт наклонился и поцеловал, в губы, в висок, и выше, туда, где начинались волосы. Омега замер и тихонько вздохнул, пережидая, пока утихнет бешеный стук сердца, но он все не унимался, и тогда он положил голову ему на плечо и затих. Некоторое время они стояли так и молчали, заново обретая друг друга, потом король немного отстранил его от себя и заглянул в глаза.
– Почему ты не вернулся ко мне, почему? Я ждал тебя все эти годы.
– Моё место здесь, – возразил Тефи, – здесь, среди моих лесов и полей, моих книг и этюдов.
– Ты продолжаешь заниматься живописью? Покажешь мне свои работы?
– Право, Государь, не стоит Вашего внимания… – начал было Тефан, но Альберт не позволил ему закончить.
– Пожалуйста, не надо, ангел мой! Я примчался сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать от тебя равнодушные титулы! Как я боялся не застать тебя дома, или узнать, что ты давно замужем и позабыл меня! Прости меня за эгоизм, но в мечтах я всегда верил, что это не так! Я тосковал по тебе, по твоей истинной любви и неподдельному обожанию. Не разочаровывай меня, любимый, иначе я точно сойду с ума. С тех пор, как ты покинул меня, я не знал счастья. Давно порывался бросить все дела и поехать к тебе, но не мог вырваться. Эти бесконечные войны, неопределенные отношения с Кареем, неудачи в зимней кампании… Я так устал, невероятно! Ах, если бы ты был со мной рядом!
– Ты прав, Аль, – улыбнулся Тефи. – У нас слишком мало времени для церемоний. Ты хочешь посмотреть мои рисунки? Изволь, я не могу отказать тебе в этом. Пойдем! Пойдем сейчас же! – Он взял короля за руку повел за собой наверх.
Портрет висел в мастерской над рабочим столом, на самом видном месте. Не заметить его мог только слепой.
– Да, это он, – кивнул художник, – тот самый портрет. Я закончил его уже здесь, дома.
– А знаешь, я всегда немного жалел, что ты увез его, – сказал Альберт, вглядываясь в собственное изображение. – Ты оказался прав, когда говорил, что нарисуешь меня лучше всех живописцев. Но еще больше я жалел о том, что у меня не осталось ничего от тебя, совсем ничего, даже самой крохотной миниатюры!
Тефан не знал, что отвечать. Впрочем, слов и не требовалось. Любимый был рядом, он смотрел на него, он держал его руку. Чего ж он мог ещё желать в эти минуты?
Впрочем – нет! Можно обмануть кого угодно, но не себя! Близость любимого альфы волновала омегу, стосковавшееся по нему тело остро реагировало на нежные прикосновения, рождая внутри жгучее желание близости, заглушить которое он не мог, да и не пытался. Они были наедине, никто не мог бы помешать им…
Слабый нерешительный стук в дверь опроверг его грешные мысли.
– Ваше Сиятельство, можно вас на минутку? – Пискнул испуганный голос Теа, и Тефан помертвел – как, они еще не уехали? А что если Аликс вбежит сюда?
– Извините, Ваше Величество, я должен ненадолго оставить вас, – осторожно вынимая пальцы из его руки, деревянным голосом произнес он, – мне необходимо срочно отдать несколько распоряжений прислуге. С вашего позволения, я скоро вернусь.
– Что-то случилось, милый? – обеспокоился гость.
– Нет, всё в порядке, – улыбнулся Тефан, взяв себя в руки. – Обычные хозяйственные дела. Так вы позволите мне отлучиться?
– Конечно, ты ведь дома. Я осмотрюсь здесь сам, если не возражаешь.
– Не возражаю, Государь. Моя усадьба в вашем полном распоряжении.
