Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)
Вилан молча смотрел на сердитое лицо Матью, не зная, что сказать. Грехопадение, конечно, дело плохое, но всё же до сих пор он продавал врагам только свое тело. Но вот предательство отечества – это уже серьезно и чревато...
– Соглашайся, – видя его колебания, продолжал комендант.– У тебя всё равно нет выбора, или будешь господином в завоеванном нами Наймане, или пойдешь в бордель, иного не дано! Смотри, что я сегодня получил – наши войска вошли в вашу столицу! Война закончена, теперь мы здесь хозяева, так что тебе прямой резон оказывать содействие в разгроме последних шаек диких партизан, чтобы потом…
Не слушая, омега выхватил пакет, начал читать, лихорадочно бегая глазами по мелким строчкам.
– Я … я согласен, – потерянно пролепетал он, дочитав роковую бумагу. – Сделаю всё, что ты прикажешь…
– Вот и отлично, сладкий мой, – комендант удовлетворенно вздохнул, чмокнул любовника в надушенную щёчку. – Начало операции назначено на послезавтра. Инструкции получишь перед выходом. Но помни! Мы измены не прощаем! Из-под земли достанем, помни это! Вечером жду, уж отлюблю тебя, как надо, на прощание!
– Не беспокойся, – обречённо выдохнул Вилан. – Я не подведу.
Глава 19
"Дикий партизан" Илай произвёл на Вилана совсем не то впечатление, которое он ожидал. Вместо грубого неотёсанного мужика, похожего на тех, что громили поместье его отца, он увидел мужественные благородные черты знатного человека, безупречную осанку военного, изысканную изящность человека, рождённого властвовать. Этого не могли скрыть ни крестьянская одежда, ни окладистая чёрная борода. «Дворянин? Несомненно! Причем, высокого положения. Но как, откуда он здесь?»
Альфа представился, и все сомнения отпали. Князь Илай Эйден…
Вилан умело имитировал обморок, исподтишка наблюдая за ним, а также давая себе время справиться с неуместным смущением и собраться с мыслями. Крепкие объятия Эйдена неожиданно оказались приятны, и омега с трепетом и интересом ждал продолжения. Что партизан предпримет дальше? Может, понесёт его на руках, потом посадит впереди себя на коня? Виль совсем не возражал бы против такого способа передвижения… Соблазнить его, насладиться опасной любовной игрой, а уж потом выполнить задание? Приключение могло бы принять романтический характер…
Итак, лошадь? Он прижмется спиной к крепкой груди князя и поплывет через лес в кольце его рук, как в ласковом облаке, а альфа будет вдыхать его соблазнительный запах и желать большего. И может быть, там, в их лесном логове, (или где они обитают, эти партизаны?) он унесет его в свою хижину (должна же у предводителя партизан быть своя хижина?), бросит на роскошную постель (или на грубый топчан, устеленный шкурами) и сделает своим?..
…Шпион разочарованно вздохнул, почувствовав, что Эйден отстранился и бережно уложил его на сидение кареты.
– Турин! Позаботься о пленнике! – крикнул он кому-то из своих партизан.
Это совершенно не устраивало омегу, и он резко переменил тактику. Мучительно простонав, Вилан приоткрыл глаза, точным движением нашел руку князя и прижал к своей груди.
– О нет, не оставляйте меня, Ваше Сиятельство, прошу вас, – прошептал он, умоляюще глядя Илаю прямо в глаза. – После всего пережитого я боюсь оставаться один! Если бы вы только знали, каких ужасов я натерпелся за время плена! Ах, эти злодеи! Мои родители, семья… это ужасно! Весь дом в огне, кругом мёртвые тела... Меня грубо схватили, затолкали в повозку… и повезли неведомо куда, – омега резко подался вперед и прижался головой к его груди.
– Я вам сочувствую, – Илай взял омегу за хрупкие плечи и несколько отстранил от себя. – Скажите мне, кто вы? Почему вас держали в плену?
В голосе Эйдена растерянность. Что же, отлично, начало положено. Только бы не потерять теперь чувства меры…
– Я Вилан, единственный сын Париса Айхе. Наша семья была одной из самых знатных в Матаре, а теперь… – омега выдавил на лицо пару натуральных слезинок и снова припал к Илаю, почти коснувшись губами его заросшей бородой щеки. Правой рукой обольститель умело и чувственно перебирал жёсткие чёрные волосы у него на затылке, – …теперь мой любимый отец лежит там, где его настигла вражеская пуля, всеми забытый, не погребённый, словно дикий зверь… О нет, не уходите, умоляю! Не оставляйте меня одного!
Вилан провел рукой по шее князя, задев ухо, потом по губам, и далее ладонь скользнула вниз, в распахнутый ворот крестьянской рубахи.
– Турин доставит вас в поместье, – Эйден выпрямился, и руки омеги упали вниз. – Прошу простить, но у меня много важных дел. Увидимся позже, теперь же позвольте откланяться. Вы не один и в безопасности, вам нечего бояться.
– Простите мою несдержанность. Я вам так рад, так благодарен за своё спасение, что не смог справиться с чувствами, – Вилан томно вздохнул, потом заставил себя улыбнуться. Не выиграно только первое сражение, все основные битвы впереди!
«Берегитесь, князь Эйден! Против моих чар не устоял ещё ни один альфа, ибо все вы одинаковы, что наши, что карейцы! Стоит обнять, поцеловать или подставить обнаженное плечо под вашу шаловливую руку, как вы тут же сдаёте бастионы своих высоких моральных устоев и делаетесь послушными, как ласковые котята!»
***
– Что же теперь будет, Ваше Сиятельство? – пытливо заглядывая в лицо Тефи, спрашивал Наст.
– Война еще не окончена, Наст. Матара тоже ведь захвачена, но мы воюем всё равно. Не сложим ружей и теперь, наоборот, будем ещё смелее! Ты посмотри на наших партизан! Сначала носы повесили, а теперь? Слышишь, кричат: «Поляжем, как один, но отомстим за нашу столицу! Голыми руками растерзаем злодеев! Не будет им пощады!»
– Вы правы, господин. Наши крестьяне мирные, но ежели их разозлить, удержу не знают. Не поздоровится врагу, кто раньше и не воевал, придут в отряд! Но всё равно, жалко столицу, такая там красота была!.. А как же наш король, где он сейчас, если враги вошли в город?
– Не знаю, милый, – задумчиво покачал головой граф, – наверно, с армией ушел. Мы здесь отрезаны от мира и не знаем новостей. Даже разведчики в Матаре ничего не сообщают толком.
– Матара, да... – вздохнул Наст, – видели бы, как она горела! Кромешный ад, в глазах стоит! И князь Марлин в том пекле сгинул... В этом моя вина. Если бы я с ним остался, может, Его Светлость был бы с нами сейчас, в поместье, – омега замолчал и ткнулся в локоть головой.
– Почему ты винишь себя, Наст? Ты же говорил, что в лазарете был, когда обстрел начался?
– Да, был. Только я не всю правду вам сказал, молодой хозяин. Покаяться теперь хочу, сил больше нет молчать…
– Покаяться? – насторожился Тефан. – Но в чем? В те страшные дни всякое могло случиться, и даже если ты намерено оставил дядюшку, спасаясь сам, я не могу тебя винить.
– Я не себя спасал, Антония, – едва слышно пролепетал Наст, опуская голову. – Он в ногу ранен был, ходить не мог. Сгорел бы заживо, кабы не я. Я вытащил его из пекла, были мы уже на площади, а тут злодеи прорвались. Я потерял сознание от ран и ничего не помню. Не спас Антония, и Его Светлость потерял... – Наст безнадежно махнул рукой и умоляюще взглянул на графа. – Простите, очень вас прошу…
Он жалобно всхлипнул, помолчал, потом заговорил опять, волнуясь и перескакивая с одного на другое.
– О чём это говорю? Такое не прощается, да я и сам себе простить не могу! Нет ночи, чтобы я о князе Марлине не вспоминал! Он вырастил меня, безродного сироту, работой чёрной не морил, а я не уберег его в страшную пору! Верно говорят, что от любви этой проклятой одни беды, вот разум у меня и помутился! И зачем только я его встретил?
– Да погоди ты причитать! – Тефан сочувственно коснулся руки Наста. – Я вовсе не виню тебя ни в чем. Дядя был не один, с князем Ядвигом и Дореном. Может они и живы, мы ж не знаем ничего. Сам говорил, в Матаре много людей осталось, так что надежда есть! О ком ты говорил? Этот Антоний – кто тебе?
– Никто, Ваше Сиятельство. Он мне не пара – из господ, да и годами моложе. Он ранен был, коленка перебита, а лекарей не хватало, вот я и лечил его, как умел, в лазарете кое-чего подглядел и перенял. Рана плохая у него, и в лазарете лекарь ногу отпилил бы, не раздумывая, но тут мне приходилось делать, что умел. Мне было очень жаль его, Антония, совсем молоденький, такой красивый, да если бы ещё и без ноги остался... Я рану промывал, перебинтовывал, лекарством мазал, а лекарю все было некогда его смотреть, и раненые прибывали, потом и вовсе началось всё это! Обстрел, пожар, сражение...
– Ты полюбил его?
– Да, полюбил, да только это и неважно все. Одно дело, неровня мы, а другое, самое главное – я всё равно его ни разу больше не увижу, не знаю, жив ли он или сгорел в пожаре? Всё сердце у меня изболелось, и по нему, и князю Марлину! Измучился я, извелся совсем!
– Поэтому ты и лезешь под вражеские пули? Смерти ищешь? Не отпирайся, мне командир всё рассказал! Он даже зарекся брать тебя с собой в рейды! Сегодня ты ходил с отрядом в последний раз!
– Последний раз? – побелевшими губами переспросил Наст. – Но как же так? А кто же раненых перевязывать будет?
– Поль справится. Флат у него за санитара и новый мальчик Фил. Мало двоих будет, ещё кого-нибудь научит.
– Но, молодой хозяин…
– И слушать ничего не буду. Пока сердцем не успокоишься, никуда не пойдешь! Работы тебе и здесь достаточно, лазарет наш, к сожалению, никогда не пустует. Что же касается дяди Марлина, повторяю ещё раз – я тебя не виню! У каждого человека своя судьба, и то, что он в Матаре остался, значит для чего-то это нужно было. Ну, все, иди сюда, сядь рядом. – Тефан обнял его, поцеловал в висок, так бережно и ласково, словно отец иль старший брат. – А любовь не нужно проклинать, милый, на ней мир держится. И верить надо, верить в лучшее. Ты же не видел его мертвым, своего Антония? Иди, немного отдохни, Поль всех перевязал, тебе не обязательно сейчас туда идти.
– Так вы правда не сердитесь, Ваше Сиятельство?
– Нет, не сержусь. Ты ведь и Аликса спас. Разве забыл?
– Нет, не забыл, – вздохнул Наст, – такое не забывается. А вон и наши вернулись, слышите, кони ржут… Ой, карета, настоящая! Кого это там командир высаживает?
Они вышли на крыльцо, и Тефан замер в удивлении. Лихой партизанский командир князь Эйден, словно простой кучер, отворил дверку кареты и подставил локоть находившемуся внутри пассажиру.
«Может, раненый кто? Или…»
Из кареты, опираясь на протянутую руку вышел стройный изящный блондин, томно улыбнулся, и вдруг упал – прямо в объятия князя.
Илай подхватил омегу на руки и понес в дом.
***
– Этот человек очень подозрителен, отец.
– Почему ты так думаешь, Аликс?
– Потому что он притворяется. Лежит, вроде в обмороке, а сам подглядывает сквозь ресницы.
Тефан с сыном стояли в дальнем углу гостиной. Около лежащего на диване омеги хлопотали Наст и Теа.
– Может, у него просто глаза закатились, вот и кажется, что он подглядывает? С чего бы ему притворяться? Он у карейцев был в плену.
– Вот именно, в плену! А ты посмотри на него – он чистый и совсем не изможденный, даже причесанный, и хорошо одет.
– Может, враги заботились об этом юноше, хотели обменять на кого-то из своих. Я слышал, на войне так делают.
Аликс пожевал нижнюю губу, размышляя. Совсем как Альберт в минуты сомнений…
– И все таки мы с Ленаром и Нанси будем следить за ним! – непреклонным тоном объявил он. – Посмотрим, что за знатный человек, и для чего он объявился здесь.
– Ну, что ж, – задумчиво рассматривая неожиданного гостя, согласно кивнул Тефан, – это не помешает. Но будьте осторожны, мало ли чего.
– Ты тоже чувствуешь к нему недоверие, отец?
– Скажем мягче, сомнение. Он появился у нас внезапно, и мы ничего не знаем о нем. Почему он был у карейцев? Куда они везли его в такой карете? И… ты, бесспорно, прав, он выглядит совсем не пленником, ухоженный и чистый, хоть и пытается выглядеть обессилевшим.
«И слишком уж явно пытается обольстить Илая…»
Тефан нахмурился, вспомнив, как князь нёс этого омегу на руках... Стоп, он ведь цепко обвивал его за шею обеими руками, и голова у него не заваливалась набок, как непременно было бы, если бы он и в самом деле был без чувств. Нет, он держал её прямо и ровно, прислонив к плечу Илая. Неужели он и в самом деле искусно притворялся, изображая обморок?
– Аль, если ты заметишь что-то странное в его поведении, то непременно мне скажи.
***
Аликс не ошибся – Вилан действительно наблюдал сквозь ресницы за суетившимися вокруг него людьми. Собственно, прислуга занимала его мало, куда важнее было разобраться в обстановке хозяйского дома и понять родственные связи изящного высокого омеги и Илая. Кто он такой, князь Эйден? Владелец здешнего поместья, собравший ополчение из числа собственных крестьян, или случайно отставший от армии офицер?
Он пытался разузнать о князе еще по пути сюда, но у него ничего не вышло. Эйден дал в провожатые спасенному омеге двух молодчиков из числа своих разбойников, один сел на козлы за кучера, второй разместился напротив в карете, и все попытки разговорить этого болвана ни к чему не привели.
– Не знаю, ваша милость, вы бы лучше спрашивали про сие у командира, – уныло бубнил парень одно и то же, не отвечая ни на один из поставленных Виланом простых вопросов.
В конце концов Виль разозлился, оставил безуспешные попытки и отвернулся к окну, сосредоточив всё внимание на дороге, не с целью запомнить, как они ехали, а попросту оттого, что заняться больше всё равно было нечем.
За окном шел дождь, а они ехали по скверной лесной дороге, явно не предназначенной для широкой кареты. Тряска изматывала душу, а путь казался бесконечным.
Спереди и сзади скакали партизаны. Одни двигались довольно быстро и ушли далеко вперед, так что их было почти не видно за пеленой дождя, другие как будто не спешили и шли вровень с каретой. В одном из ближних всадников Вилан узнал Эйдена и радостно вздохнул, словно встретил в чужой толпе близкого человека. «Сам охраняет! – мелькнула было горделивая мысль, но тут же потухла, заменившись иной, менее заманчивой. – Или сторожит?»
«Ну, ничего, совсем скоро всё изменится, и ты будешь доверять мне. Скоро вы все будете доверять мне. Инструкции хороши, хитрый Матью все продумал. Всё, до мелочей».
Лес расступился, и Вилан с изумлением увидел, что они въехали не в жалкий партизанский лагерь где-нибудь в непроходимой чаще, а в обширное поместье. Шпион так и прилип к оконцу, жадным взором осматривая дом. Живой интерес тут же заменило острое чувство зависти. «Какой огромный особняк! Мне и не снились в Селби такие хоромы!»
В конце подъездной аллеи карета остановилась.
– Приехали, господин, выходите! – равнодушно сказал сидевший напротив альфа, распахнул дверку и спрыгнул на землю, но Вилан не тронулся с места, продолжая наблюдать за происходящим снаружи.
Партизаны вокруг спешивались, расходились по своим делам, весело переговаривались с встречавшими их омегами и детьми. Но что хозяева особняка? Так вот же и они!
На парадное вышли двое омег, явно горничные. А вот и господин, его невозможно ни с кем спутать, несмотря на простую, почти крестьянскую одежду. Хорош – тут ничего не возразишь! Тонкие черты аристократического лица, безупречная кожа, блестящие каштановые волосы. Осанка и стан принца крови…
Смотрит на карету с интересом, но как-то вскользь, тогда как основное его внимание направлено… конечно же, на князя Эйдена!
А что же он? Рванулся было навстречу ему, своему супругу (жениху? возлюбленному?), но вовремя вспомнил правила учтивости и вернулся к карете.
Вилан едко улыбнулся, наблюдая за его приближением. Он не смог отказать себе в маленьком спектакле, и едва лишь князь распахнул дверку кареты и подал гостю руку, выполняя долг гостеприимства, закатил глаза и в очередной раз «пал в обморок».
Что выйдет из этой затеи, и выйдет ли вообще – покажет время. А пока – так приятно плыть в кольце сильных крепких руках, прижиматься щекой к груди, слушать частый тревожный стук сердца! И пусть ЭТОТ смотрит…
Глава 20
К вечеру в доме всё утихло, даже мальчишки раньше обыкновенного улеглись спать. Со свечой в руке Тефан обошел верхний этаж, заглянул к детям, поправил сползшие во сне одеяла, спустился по лестнице в лазарет, потом ненадолго задержался в гостиной, слушая тихое дыхание нового гостя.
Обморок, мнимый или истинный, давно прошёл, и омега уснул. Горничные, однако, не решились тревожить его и оставили до утра на диване, отгородив левую сторону большой комнаты передвижной ширмой. Движения по установлению ширмы не обеспокоили гостя, и он не только не проснулся, но даже не переменил положения. Может ли быть, что он только делал вид, что ничего не слышит?
«Кто он, этот красивый юноша? Почему его поведение кажется мне подозрительным?»
Тефан зашел в свой маленький кабинет, примыкавший к гостиной, поставил подсвечник на оставшийся в комнате стол. Дверь в гостиную он не закрывал. За окном шумел ветер, но дождь прекратился, и только иногда крупные капли с мокрых деревьев с тихим шумом падали на землю. Сквозь разрывы туч пробивалась одна из лун, освещая сад призрачным тревожным сиянием. Граф подошел к окну и остановился, всматриваясь в знакомый пейзаж. Уставшие за день ноги болели, сердце тревожно сжималось, неспокойные думы переполняли душу.
Кругом враги, а столица сдана. Что с ними будет, если карейцы победят? Где дядя Марлин, жив ли он? Или влачит в разоренной Матаре жалкое существование, оставшись без пищи и крова над головой, или сгорел в ужасном пожаре?
Тефан попытался представить себе Матару в руинах – и не смог. Слишком мучительно было осознавать, что тех улиц, по которым они ещё совсем недавно ездили с дядей, по которым гуляли с друзьями, мечтая о счастье, больше не существует. Ныне они завалены пеплом и мусором, по ним ходят солдаты вражеской армии, слышится чужая разноязычная речь. Дом князя Ядвига тоже наверняка сгорел, Наст говорил, что в той стороне огонь бушевал особенно свирепо…
– Граф... Тефан... Тефи, вы здесь? – знакомый голос прервал его горестные размышления. Он повернулся, и князю стали видны его полные слез глаза. – О, небеса, что же случилось? Мой милый, вы же никогда не плачете.
– Простите, князь, это всего лишь минутная слабость, она уже прошла, – Тефан закрыл глаза и попытался отвернуться.
– Нет уж, рассказывайте, что произошло? – не отступал Илай, бережно приподнимая его лицо за подбородок и близко заглядывая в глаза. – Что так встревожило тебя? Скажи мне, не держи в себе, вместе мы справимся с любой бедой!
Прикосновение руки, тембр голоса, влекущий запах, сама близость альфы взволновала и растревожила Тефи. Ноги сделались ватными, к бледным щекам хлынул румянец, сердце застучало. Он поднял на него глаза, и тотчас встретил ободряющий и нежный взгляд. Илай кивнул, и Тефан начал говорить, рассеянно водя ладонью по его груди.
– Мне стыдно сознаться, князь, но я… я не уверен ни в настоящем дне, ни в будущем, я устал и мне страшно, а особенно теперь, когда получено известие об взятии столицы. Вы человек военный, как вы полагаете, что с нами будет? Есть ли у нас надежда победить в войне?
– Тефи, не надо сомневаться, – шепнул Илай, гладя ладонью по его щеке и по виску, по вьющимся каштановым волосам, собранным сзади в простой хвост, – всё будет хорошо, мы непременно победим. Не знаю, кто сейчас командует войсками, но я уверен, операция со сдачей столицы придумана не просто так. Важнее сохранить армию, нежели город, кроме того, Виссарион сейчас наверняка испытывает затруднения со снабжением, скоро зима, что тоже для него не очень хорошо. В Карее и западных королевствах всегда тепло, там не бывает морозов, так что в Наймане им придется туго. Мы здесь не знаем новостей о ходе боевых действий, но судя по настроению пленных, карейцам до победы далеко...
– Спасибо, князь. Как же я рад, что ты сейчас со мной... Идите отдыхать, вы же сегодня целый день в седле, – Тефи несмело улыбнулся и повернулся уходить, но князь не дал.
Крепко обняв, он с наслаждением вдохнул призывный запах липы и полыни, взглянул в глаза и вдруг поцеловал, сначала бережно, почти по-братски, потом совсем иначе – чувственно и глубоко. Тефан вздохнул и обвил шею Илая руками, запутав пальцы в жестких черных волосах, а поцелуй все продолжался, превратившись в бесконечный. Они впервые целовались так и не хотели прерываться ни на миг, пылая на одном большом костре любви...
– Илай...
– Ты в первый раз назвал меня по имени, мой милый. Но почему твои глаза опять наполнились слезами? Я чем-то огорчил тебя?
– Нет, ты ничем меня не огорчил, – смущенно отозвался граф, – просто меня уже целую вечность никто не целовал… Конечно, я сам не хотел ни с кем отношений, кроме того… Альберт…
– Ты всё ещё любишь его, Тефи? Ты думаешь о нем?
– Да, думаю, – просто признался он, – но по-другому. Те времена остались в прошлом, навсегда, и не волнуют сердце, как бывало... Теперь я чаще думаю совсем не об Альберте... – Тефан смутился и умолк, с трудом переводя дыхание. – Простите, князь, идет война, сейчас не время для того, чтобы мечтать о личном счастье.
– Ты ошибаешься, мой милый, никакая война не в силах отменить человеческих отношений! В любые времена, даже в самые тяжкие, люди по-прежнему любят, ненавидят, мучаются и мечтают, так что нет ничего грешного в том, что нас тянет друг к другу. Посмотри мне в глаза и скажи, что это неправда!
– Правда, – прошептал Тефан, вглядываясь в горящие восторгом карие глаза князя, – Май был на удивление чутким и деликатным человеком, даже в том состоянии он сразу понял, что мы друг в друга влюблены. Мне стыдно это говорить, уважая память Мая, но я давно люблю тебя, Илай...
– Любимый мой… – новый поцелуй был страстным и жгучим, тела затрепетали и жарко прильнули друг к другу. Князь чувствовал, что если он сейчас поднимет Тефи на руки и понесет наверх, то не встретит с его стороны ни малейшего сопротивления…
– Ах, извините, я, наверно, помешал, – вкрадчивый и ничуть не смущённый голос разметал любовников в разные стороны, – я вас не видел, как неловко! Мне снился жуткий сон, я из-за этого проснулся, а вокруг никого! Так стало страшно, что я не в силах был оставаться один, услышал чьи-то голоса и пошел на звук…
И Тефан, и Илай, ещё не пришедшие в себя после только что пережитого чувственного волнения, растерянно глядели на стоявшего в дверях кабинета Вилана. Вид у гостя был милый, всё понимающий и немножечко насмешливый.
– Ну что вы, вам не нужно извиняться, – обрел, наконец, голос Илай, – все хорошо, вам не о чем переживать. Вы больше не в плену.
– Я пришлю к вам Теа, – добавил Тефан, – раз вы всё равно проснулись, он постелет вам наверху, в гостевой спальне. Ложитесь и спите спокойно!.. Если желаете, он останется с вами в комнате до утра.
– Это излишне. Надо привыкать держать себя в руках.
– Как пожелаете. Доброй вам ночи!
***
На следующее утро, едва взошло солнце, «освобожденный пленник» вышел из отведенной ему комнаты. Как он и думал, в коридоре торчал какой-то грубый альфа из крестьян, скучающе смотрел в окно и с видимым удовольствием лузгал семечки из большого подсолнуха. «Охранник, – Вилан изобразил милую улыбку и пошел навстречу, – он–то мне и нужен».
Мужик вскочил, ожидая его приближения. К нижней губе у него пристала кожура от семечка, он почувствовал это и стряхнул её грязным рукавом. Виль отвернулся, сдерживая неуместную сейчас брезгливость.
– Не проводишь ли меня к вашему хозяину? – не поднимая глаз, обратился он к неряхе. – У меня есть для него важное сообщение.
– К хозяину? – удивился тот. – А, вы должно быть про командира нашего спрашиваете, про князя Илая?
– Да-да, любезный, именно про него, – Вилан старался говорить мягко и доброжелательно, как с равным. Кто их знает, этих партизан, как тут у них принято? Война всё смешала в одну кучу, и господ, и слуг, будь она неладна. – Так где же мне найти князя Илая?
– Так он уж ушел, ваша милость, у него забот-то немерено. – отозвался мужик. – Теперь только к завтраку ожидайте, к десяти часам. Да вы бы тоже шли покушали, молодой граф давно встал, и повар на ногах. Я провожу вас, а не то заблудаете.
«Как же, „заблудаю“, – сдерживая досаду, думал шпион, идя вслед за мужиком на кухню, – сутки прошли, как я здесь, а ничего ещё не сделано!»
Задушевной беседы с молодым графом не получилось. Хозяин был любезен, но сдержан, видимо, всё еще помнил о том, что произошло накануне, когда гость застал его наедине с князем.
– Я сказал горничным, чтоб не будили вас, пока не выспитесь, – улыбнулся Тефан, расставляя на столе чашки, – вам надо было прийти в себя после всего, что вам пришлось вынести. Вы уж простите, что в кухне чай пьем, как началась война, так мы и оставили прежние церемонии, да и мебели в гостиной почти не осталось.
– Что ж так? – вежливо поинтересовался гость.
– В поместье были враги. Они нанесли значительный урон дому и парку. Часть обстановки была безнадежно испорчена, пришлось сжечь кресла и диваны, а также ковры и занавеси. Да вы пейте чай, а то остынет. Немного сахара еще осталось.
– А ваш супруг? Он что же, не присоединится к нам? – сделав наивное лицо, осведомился Вилан.
Тефан посмотрел на него с некоторым недоумением.
– Князь Эйден мне не муж, – неохотно ответил он, немного поколебался и добавил, – и не любовник. Возможно, вас ввела в заблуждение вчерашняя сцена в моем кабинете, но то, что вы видели, вовсе не…
– Вы не обязаны ничего объяснять мне, Тефи (я ведь могу называть вас так?), ибо ваши личные отношения меня не касаются, – тщательно скрывая удовлетворение, с любезной улыбкой ответил гость. – Позвольте мне задать другой вопрос. Князь Эйден офицер, не так ли? Почему же он воюет здесь, в глухом тылу?
– Он был тяжело ранен и отстал от своего полка, а в Лилиас-Миду попал случайно. Когда же раны затянулись, пробиться до своих оказалось невозможным. Повсюду были враги.
– И тогда он решил партизанить, – задумчиво, словно сам с собой, проговорил Вилан, – но как же ему удалось в столь короткий срок организовать сильный отряд, обучить незнакомых с военным делом крестьян, поставить под ружьё всю округу! Где они раздобыли оружие, лошадей, пушки?
– Это было непросто, – Тефан помедлил, отпил глоток, и только после этого спросил, стараясь говорить тихо и равнодушно. – Но почему вас это так интересует? Откуда вам известно про пушки и другое оружие, про сроки создания отряда и его численность?
– Я… – Вилан прикусил язык, сообразив, что неосторожным замечанием чуть было не выдал себя с головой. – Я долго был в плену и многое слышал. Для злодеев ваш отряд как кость в горле! Уж как они боятся партизана Илая, и не опишешь! Кстати, они не знают о его происхождении, считая обычным простолюдином, поднявшем на борьбу с врагом таких же, как он, крестьян. Признаюсь, сначала я тоже принял его за простого мужика, но лишь в первую минуту, пока не увидел князя в бою. Как он храбр и мужествен! Как изящен и благороден! Поверьте, Тефи, кадрового офицера не спутаешь ни с кем другим, как бы просто он ни был одет и как бы не выглядел! А князю удивительно идёт борода, вы не находите?
– Пожалуй, – прохладно кивнул Тефан, явно не горя желанием обсуждать с гостем Илая. Встал, собрал чашки. – Приятно было познакомиться с вами, Вилан. Теперь же мне пора, сначала нужно в лазарет, а потом на Выселки, это деревня на болоте. Сегодня отдыхайте, а завтра обсудим, каким поручением вас занять. Если потребуется что-то – Люм поможет. Это внук нашего повара Соу, вон он, на крыльце чистит яблоки, да и сам Соу скоро придет.
– Благодарю вас, граф. С вашего позволения, я выпил бы еще чашечку. Вы правы, мне нужно немного отдохнуть, но уверяю вас, бездельничать не стану и с завтрашнего дня буду во всем помогать вам.
– Хорошо, – несколько смягчившись, улыбнулся Тефи, – увидимся позже.
Вилан допивал третью чашку чая, смакуя маленький кусочек сахара, когда с заднего крыльца в кухню вошёл Илай.
– Мне сообщили, что вы желаете видеть меня по важному делу, – едва поздоровавшись, бесстрастным голосом объявил он. – Говорите, я вас внимательно слушаю…
«А он красив, – почувствовав внезапную сухость в горле, потрясённо подумал омега, – в нём есть что-то такое… притягательное. О, небеса, да не сгореть бы мне в огне его чудесных карих глаз!»
