Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
Глава 11
– Нет никакой возможности пробиться до своих, командир, – доложил Изиль, один из посланных на разведку солдат. – Матару сдали, наши отступили, теперь по всем дорогам прут карейцы, словно саранча. Правда, в окрестностях поместья никого, они в леса пока предпочитают не соваться. Что будем делать, командир? Сидеть в бездействии и ждать, куда повернет война?
– В бездействии сидеть негоже, – задумчиво произнес Илай, расхаживая по комнате. – Но что мы можем, оказавшись у врага в тылу? Разве только партизанить?
– Но с кем? – засомневался Изиль. – Народ здесь хоть и смелый, но крестьянский, никто ни разу ружей не видал. Чтоб обучить, да так, чтоб можно было воевать, понадобится время, а у нас нет даже...
– А ты-то сам до призыва кем был? – с усмешкой перебил Илай. – Вот видишь! А теперь и думать про крестьянский труд забыл. И местные не дураки, любого можно обучить. А как – надо подумать. Сначала проведем собрание, узнаем, что крестьяне сами думают на этот счет. Сколько в деревне альф?
– Точно не знаю, командир. Надо у графа Тефана спросить. Но так навскидку тридцать-сорок человек, а остальные в ополчение ушли.
Крестьяне воевать не отказались.
– Веди нас, князь, все встанем под твое начало! – одобрительно зашумела сходка. – Вот только ружей бы добыть да обучиться попадать. Устроили б тогда захватчикам веселую житуху!
– Устроим, дайте время! – одобрительно улыбнулся Илай. – Ну а пока подыщем место для военной школы и будем проходить науку воевать. А на тебе, Изиль, остается разведка, это для нас сейчас, пожалуй, самое важное. Отбери несколько альф, кто умеет ездить верхом, и пристально следите за окрестностями. Если война уходит на восток, тыловым полкам скоро придется ездить по деревням в поисках фуража и провианта. Подкараулим такой отряд и отнимем оружие!
***
Для большинства крестьян лошадь была лишь тягловой силой, чтобы пахать, возить телегу или сани. Почти никто не умел ездить верхом, а между тем быстрота и маневренность передвижений были залогом успешного действия партизан.
Илай начал занятия в школе с элементов кавалерийской верховой езды и простейших команд. Одновременно под его наблюдением деревенский кузнец сковал несколько самодельных пик, и князь научил крестьян ими пользоваться. Потом двадцать лучше всего обученных альф верхом на лошадях, вооружённые пиками, под покровом ночи совершили свой первый пробный рейд по лесам и проселочным дорогам, тренируя на практике полученные навыки.
Вскоре пришло и донесение от разведки – группа карейцев из двенадцати человек отклонилась от большой дороги в поисках продовольствия и корма для лошадей и углубилась в лес.
Партизаны среагировали мгновенно. Отлично зная местность, они намного опередили осторожничающих врагов и устроили ловушку. Только фуражиры въехали в условленное место, как спереди и сзади путь им преградили упавшие со страшным шумом разлапистые ели. Не успели карейцы опомниться, как со всех сторон на них налетели бородатые мужики с пиками и вилами. Бой был коротким – никто из врагов не остался в живых. Партизанам досталось двенадцать отличных лошадей, двенадцать ружей и двадцать четыре пистолета с запасом зарядов к ним.
Князь не спешил – ведь никто из его солдат никогда не держал в руках огнестрельного оружия. Сначала надо было обучить их владеть им – заряжать, стрелять с лошади, с земли, стоя и лежа, да не просто палить в божий свет, как в копеечку, а прицельно, поэтому он отвел свой отряд назад, в лес возле Выселок, где открыл второй класс своей школы. Времени было в обрез, да и зарядов мало, поэтому обучение шло ускоренными темпами.
На деревьях развесили самодельные мишени в виде человеческих фигур, но не успели ученики и пару раз попрактиковаться в стрельбе, как на взмыленной лошади прискакал дозорный. «Карейцы идут к деревне!» В самом деле, новый отряд вражеских фуражиров во главе с офицером и целой колонной провиантских фур двигался через лес по направлению к Лилиас-Миду.
Илай отдал первую воинскую команду «В ружье!» Врагов вдвое больше, но на стороне партизан внезапность и знание местности. Снова короткий бой и снова успех – около двадцати оккупантов остаются лежать на чужой земле, бросив оружие и боеприпасы.
Вот теперь можно было воевать по-настоящему!
***
Король Альберт спешил в главный зал на внеочередной военный совет. Столица была на осадном положении, но паники не наблюдалось – напротив, горожане вели себя сдержанно и спокойно. Большинство уже сложили в дорожные торбы необходимые вещи и пребывали в полной готовности при первом же сигнале тревоги сняться с места и покинуть город. Правда, о сдаче речь еще не заходила – вражеские армии были пока достаточно далеко от столицы и все ждали решающего большого сражения, которого жаждал сейчас каждый, от рядового до генерала.
– Матару сдали, Ваше Величество, – докладывал на ходу дежурный адъютант. – Что же касается вашей личной просьбы, сейчас очень сложно что-то доподлинно выяснить, но по указанным вами адресам ни граф Тефан Уллиян, ни князь Марлин Берти не появлялись. Прикажете продолжить поиски?
– Не нужно, – подавляя вздох, сказал Альберт, – при таком наплыве беженцев отыскать конкретного человека вряд ли удастся. Где расписание сегодняшнего совета? Фельдмаршал будет или снова только первый заместитель?
Фельдмаршал Мэлор был, и Альберт внутренне напрягся, как и всегда при встречах с этим человеком. Острый язык и удивительная смелость старика нередко ставили его в тупик и вызывали раздражение, но не признать выдающегося полководческого таланта Мэлора и его популярности среди солдат и офицеров государь не мог, поэтому и сдался под напором обстоятельств и поручил ему заботу о судьбе отечества в столь грозный час.
– Я буду откровенен, государь, – как и всегда без церемоний начал говорит Фельдмаршал, – ваши губительные действия в первые дни войны поставили вторую армию на грань уничтожения, но мы сумели вытащить ее из готовых сомкнуться клещей противника. И вот тогда, с учетом изменившихся позиций, ваш план предстал и с некой положительной стороны.
– Что вы имеете в виду, Ваше Превосходительство? Извольте уточнить.
– Виссарион поставил под ружье двенадцать королевств, заставив их солдат служить себе с такой же преданностью и отвагой, как и карейские полки, в итоге численность его армии в три раза превзошла нашу. Он был уверен, что побьет нас на границе и вынудит вас заключить с Кареем выгодный ему мирный договор. Учитывая соотношение сил, его планы могли осуществиться – мы потеряли бы армию и проиграли войну. Однако в результате всех маневров, вызванных вашими с Раулем действиями, сражения мы не дали, и враг бежит за нами вглубь страны, что для него совсем нехорошо.
– Но это плохо и для нас! – возразил король. – Половина страны лежит в руинах, народ постигли неисчислимые бедствия.
– А вам известно, что крестьяне сами жгут свои дома, чтоб не оставить ничего врагу? С таким народом да не победить? Против карейцев с этих пор играет все, в том числе наш скверный климат и плохие дороги, но самое главное – удаленность от баз снабжения провизией и медикаментами. Скоро противник начнет голодать, и наша главная задача – как можно больше измотать его и по возможности отрезать от снабженческих обозов. На территории, занятой врагом, уже начали действовать партизаны, их смелые вылазки очень эффективны.
– Но что сражение? В войсках только о нем и говорят!
– Сражение дать придется, – уныло кивнул Фельдмаршал, – но я бы этого не делал, если б мог. Тем самым сохранил бы много жизней. Но в нынешних обстоятельствах драться придется, и все, что мы можем – свести потери к минимальным. Позиции уже нашли, вы сами можете их осмотреть, Государь, мои генералы дадут вам полные и исчерпывающие объяснения.
– А дальше планы каковы?
– Исход сражения покажет, а сейчас сказать могу только одно – скорей всего придется сдать столицу.
– Я правильно вас понял – сдать? Но почему?
– Потом вы все поймете сами, мой король. От вас потребуется только стойкость, но вам ее не занимать, и я уверен, вы проявите себя, как надо! Но королевскую семью и главные реликвии страны я настоятельно рекомендую вам отправить на восток, в глубокий тыл.
«Столицу сдать! Как мы до этого дошли? – с отчаянием думал Альберт, глядя из окна своих покоев на залитый дождем огромный город. – Матара сожжена, и не одна она. Мне было б легче во сто крат сейчас, если бы я знал, что Тефан избежал всех этих ужасов войны. А если нет? Где он сейчас? Я даже не могу его найти, спасти, хоть и являюсь повелителем большой страны. Пожалуйста, мой милый, оставайся жив! Ну почему я оказался слаб в любви? Зачем не настоял, не приказал, не упросил, и не увез тебя с собой пять лет назад?!»
Раскаты грома сделались сильнее, и на столицу хлынул настоящий ливень...
***
Выселки были весьма удобным тылом для партизанского отряда, но места там явно не хватало, и после некоторых раздумий базовой стоянкой Илай всё же выбрал Лилиас-Миду. Опасность появления врагов, конечно же, существовала, но пока в окрестности Сиреневого Луга захватчики не совались – то ли прослышав о постигшей товарищей печальной участи, то ли опасаясь углубляться так далеко в дебри варварских лесов.
Князь почти перестал появляться на Выселках, постоянно занятый обучением партизан и разведкой. Аликс ходил за ним везде, как хвостик, не отходя от обожаемого командира ни на шаг, и тогда Тефан, первое время безвыездно живший на Выселках, принял решение переехать в свой прежний дом в деревне, не слушая увещеваний Илая, что лучше бы остаться на болотах.
Тефан уверял себя, что двигало им лишь желание быть рядом с сыном, но понимал в душе, что это не единственная причина, заставившая его покинуть безопасное место. Ему нужна была активная позиция, в бездействии он чувствовал себя как на иголках. Но было и еще одно, о чем он думать не хотел, но думал все равно, не в силах удержать в узде собственные эмоции. Цикл кончился, но притяжение к Илаю не прошло, это и злило графа, и смущало. Он вроде избегал с ним встреч, но каждый день они встречались, то в комнатах Большого дома, то в партизанской школе.
Со стороны эти контакты выглядели обыденными и довольно сухими, но Тефану они давались нелегко. Присутствие Илая выводило Тефи из эмоционального равновесия, он чувствовал себя опасно уязвимым, хотя никаких поводов к этому князь не давал. Изо всех сил стараясь держатся естественно и спокойно, граф, сам того не замечая, выдавал себя своим старанием – он нервничал и избегал смотреть ему в глаза, порой излишне суетился, становясь неуклюжим и рассеянным.
«Это князь Эйден, у него есть муж, я не имею права видеть в нем мужчину. Зачем я думаю о нем? Это непозволительно, нелепо и совсем не нужно мне. Наверно, я устал от одиночества, отсюда это странное влечение, оно пройдет, надо заняться делом и прийти в себя...»
Дел было много и они отлично отвлекали. Но среди них уроки верховой езды и стрельба в цель из пистолета, требовавшие от графа сосредоточения всех душевных и телесных сил. Когда Илай оказывался рядом, почти касаясь со спины большим и сильным телом, когда его рука ложилась сверху на ладонь, сжимающую рукоять оружия, а дыхание обдавало жаром шею, Тефан весь подбирался, как перед прыжком и становился манекеном. Омега даже не дышал, и слушал только инструктаж. Он должен обучиться – больше ничего, нельзя себе позволить отвлекаться! Как ему это удавалось, он и сам не понимал, но руки не дрожали и цель он поражал неплохо.
Слишком сосредоточенный на том, чтобы себя не выдать, Тефан не замечал ни лихорадочно блестевших черных глаз Илая, ни обожания в его взоре, ни слишком длительных прикосновений, когда в них вовсе не было нужды. Граф бы безмерно удивился, если б узнал, что их занятия волнуют Илая не меньше, чем его, доставляя опасное, но приятное наслаждение. Князь ждал этих минут, ждал и боялся, но вместе с тем желал, и каждая новая встреча с Тефи приводила его во всё больший трепет.
«Почему? Зачем? – в смятении чувств корил он себя. – Что мне до Тефана, когда у меня есть Май? Мой нежно любимый единственный Май?»
Кругом была война, он ничего не знал о муже и о сыне, он беспокоился о них. Но Тефан... За Тефана Илай боялся так сильно, как не боялся ни за кого другого.
Уезжая из деревни в рейды, князь непременно оставлял человек десять для его защиты – на случай внезапного нападения оккупантов. Все знали, для чего принимаются такие меры предосторожности, знали, но вслух не говорили, как, впрочем, и не осуждали. Крестьяне любили своего молодого хозяина и желали ему счастья, пусть и недолговечного.
А был еще и Аликс. Сын короля Альберта, выросший без мужской руки – он ходил за ним повсюду, не отставая ни на шаг. Копировал движения и голос, глядя ему в глаза откровенно обожающим восхищенным взором...
Князю нравился смелый находчивый мальчик. Тефан сумел вырастить его настоящим альфой.
Илай почти благословлял войну, подарившую ему эту встречу. Как же он будет расставаться с ними, когда придёт время?
Глава 12
Начался последний летний месяц, принесший облегчение от нестерпимого зноя. Небо затянуло тучами, и пошёл дождь, пока какой-то робкий и прерывистый. Илай с утра уехал в лесную школу обучать новобранцев, недавно приставших к отряду, Аликс и Нанси по обыкновению увязались следом. Оставленные в деревне крестьяне во главе с иноземцем Карлосом жали овес для лошадей, одновременно присматривая за безопасностью в округе.
Спасаясь от дождя, Тефан быстро шел по прилегающему к поместью парку, в который раз отмечая нанесенные врагами повреждения. В любимой беседке они развели костер, в результате от резных перил ничего не осталось, деревья пожгли, цветники вытоптали. Исидор сумел навести некоторый порядок, убрав мусор и поломанные сучья и стволы, но все равно ущерб, причиненный парку, был очевиден.
Граф вошел в гостиную, потом поднялся по лестнице к себе в мастерскую. Здесь тоже царило запустение – картины лежали в беспорядке, по большей части порванные или испорченные, гобелены порезаны, стулья поломаны. Убирать здесь не имело смысла, потому что в любой момент можно было ожидать новой опасности. Тефан давно не переступал порога своей студии, да и теперь не знал, зачем пришел сюда. Осторожно двигаясь по разгромленной комнате, он прошел вглубь, поднял с пола несколько чистых листов, выпавших из альбома, два целых карандаша. Немного постояв в раздумье, присел на уцелевший топчан, и вдруг быстро, словно боясь не успеть, начал рисовать по памяти …портрет князя Эйдена…
Несколько смелых штрихов – и вот он, Илай! Длинный прямой нос, строгие упрямые глаза, мягкий контур губ, изогнутая линия бровей, шапка чёрных волос…
Неожиданное явление лакея заставило его вздрогнуть.
– Молодой господин, – запыхавшись от быстрой ходьбы, доложил Исидор, – лошади ржут. Не наши, чьи-то чужие. Спрятались бы от греха, вдруг карейцы? Командир велел оберегать вас, мало ли чего, время беспокойное…
– Хорошо, – Тефи сунул листок в карман и быстро пошел к чёрной лестнице, но вместо того, чтобы спускаться вниз, как ожидал слуга, начал подниматься на чердак. – Сверху посмотрим, кто приехал. Из слухового окна.
– Рисковый вы, однако, граф, – пробурчал лакей. – Если что с вами случиться, командир мне шею свернет, как курёнку.
– Князь Эйден излишне беспокоится обо мне, – нарочито недовольно ответил Тефан, старательно скрывая, что ему приятна проявленная о нем забота. – Ну вот, мы и на месте.
Из чердачного окошка открывался отличный вид на всю усадьбу. Справа к крыльцу вела широкая подъездная аллея, а слева малая дорожка, ведущая к деревне и к лесу. В мирное время она использовалась для хозяйственных нужд: подвозки сена, зерна и дров.
Ржание усилилось, послышался скрип колес подъезжающей повозки – и наблюдатели замерли, ожидая дальнейшего. Со стороны леса, по малой дороге выехала простая крестьянская телега, запряжённая парой великолепных ухоженных лошадей. Правил подводой худенький омега, почти подросток, рядом с ним сидел мальчик лет десяти, а в телеге лежали двое, судя по неподвижности тел, раненые или больные.
– Кто это, Исидор? – всматриваясь в нежданных гостей, спросил Тефан, и вдруг узнал, вздрогнул и побледнел, как полотно. – Нет, быть не может, нет! Это же Май! – сорвавшись с места, граф помчался вниз, перескакивая сразу через две ступеньки. Ничего не понимающий лакей едва поспевал следом.
Телега въехала на лужок перед Большим домом и остановилась. Возница молча сидел, опустив вожжи, но на землю не сходил, так же, как и мальчик рядом с ним. Он вообще не предпринимал никаких действий и не пытался звать на помощь, лишь окидывал настороженным взором подворье и многочисленные окна первого этажа.
Стремительное появление Тефана и рослого альфы в первую секунду напугало омегу. Он в испуге схватился за отпущенные вожжи, но лакей отгадал его намерения и успел вмешаться.
– Остановитесь, мы не сделаем вам ничего плохого, – крикнул он, успокаивая подростка. – Здесь нет сейчас врагов!
– Май, что случилось? – голос Тефи дрожал и прерывался. Он уже видел, что Май Эйден ранен, и видимо тяжело, видел неестественно запрокинутую голову и бледный цвет кожи, пропитанную кровью повязку на животе, бессильно свисавшую с подводы руку. – Как же вы так? Как угодили в переделку?
Рядом с Маем лежал старый князь Саркис, раненый в обе ноги. Он был в сознании и на лице его отражалась гримаса мучительной боли.
– О, небеса, какое несчастье! Исидор, зови скорее Поля! И мужиков, они косят овес за деревней, надо перенести раненых в дом! Где ж вас так? – Тефан говорил, перескакивая с одного на другое, бестолково суетился вокруг телеги. – Май, Ваша Светлость, как вы оказались посреди опасности? Почему вовремя не уехали? А ты Ленар, наверно, да?
Мальчишка безучастно поглядел на молодого графа, но ничего не ответил.
– Мы долго ехали, ваша милость, – устало заговорил сидящий за кучера подросток. – Сначала пытались пробраться к Матаре, но опоздали, угодив в самую гущу вражьего наступления. Скрывались по лесам и ели что придется. Ладно еще кругом неубранный овес, и лошади не ослабели. Передвигались по ночам, но ехали уже без всякой цели, лишь бы на восток. А вот вчера хозяин вдруг узнал знакомые места – в окрестностях Сиреневого Луга, и мы немного воспрянули духом, хоть и не знали, уехали вы или остались. Забыв про осторожность, выехали на большак и нарвались на врагов… – он замолчал и закрыл лицо руками, потом пересилил себя и продолжил. – Злодеи окружили нас и стали требовать лошадей. Их было много, и молодой господин сказал, что надо отдать им всё, что они хотят, но Его Светлость князь Саркис словно умом повредился. У него было с собой старое охотничье ружьё, он выстрелил и убил офицера. Карейцы рассвирепели, начали стрелять в ответ. Во второй телеге ехали наши крестьяне – их всех убили наповал. Наши кони с испугу понесли, я упал навзничь и упустил вожжи. Так мы и неслись незнамо куда в лес, а злодеи отстали, видно, побоялись далеко забираться в чащу. А потом, когда я опомнился и увидел господ… Верите ли, ваша милость, я чуть ума не лишился. В кровище оба и совсем плохи. Перевязал их, как сумел, а на дорогу лошади сами вынесли.
Тефан молча слушал горестный рассказ и гладил Мая по безучастной руке.
– Трогай, милый, надо подъехать ближе к парадному, вон туда, видишь? Сейчас Исидор приведет лекаря и сильных альф, перенесем раненых в дом. Ну где же Теа? Надо постелить внизу в хорошей комнате для Мая и в кабинете князю.
Май от переноски не очнулся, даже не застонал, а князь Саркис потерял сознание. В ожидании лекаря Тефан бегал из кабинета, где уложили старика, в малую гостиную к Маю, не находя места от беспокойства. Он уже достаточно слышал о ранах из разговоров солдат, и знал, что ранение в живот самое худшее.
Поль, осмотрев Мая, подтвердил опасения Тефи, признав раненого безнадёжным. Старый князь был в гораздо лучшем положении, но опасность для жизни существовала и для него.
– Сколько ему осталось? – горестно прошептал граф, кивая на друга.
– Неделя, может, две, точный срок определить трудно, – Поль пожал плечами, собрал инструмент в сумку, – видите ли, господин, рана несквозная, пуля застряла в полости живота, а это верное воспаление кишок и заражение крови. Возможно, помогла бы операция, но я всего лишь ученик, и у меня не хватит знаний на такое дело. Я не спасу его, а лишь измучаю. Простите, господин, мне очень жаль…
– Что ты можешь для него сделать?
– У меня есть ещё немного опия, но это всё, чем можно помочь раненому. Если он очнется, я дам лекарство, а пока это ненужно. Он не чувствует боли.
На деревянных негнущихся ногах Тефан вышел из гостиной. В кармане что-то зашуршало, он сунул руку, вынул свой недавний рисунок и некоторое время смотрел на него.
«Май. Извини меня за грешные мечты о твоём муже... О, да о чем я думаю сейчас? Надо послать за ним, и срочно! Вдруг Май придет в себя?»
Граф собирался позвать лакея, но тут же передумал и быстрым шагом пошел в конюшню, где всегда стояла пара оседланных лошадей. Вскоре он во весь опор мчался через лес, направляясь к скрытой среди густой чащобы партизанской школе.
***
– Отец, почему ты приехал? – стоявший радом с Илаем Аликс первым заметил выехавшего из леса Тефана. – Да ещё и один? Что-то случилось? Враги напали на деревню?
– Граф?! – Илай бегом ринулся к всаднику, помог ему сойти с лошади, и Тефан почти свалился ему в руки. – О, небеса, на вас лица нет! Неприятель? Говорите же!
– Нет, в деревне все спокойн-но, – голос Тефана прервался, предательски дрогнув, ноги подкосились и он на секунду позволил себе прислониться к надежному крепкому плечу альфы, но тут же выпрямился и заговорил тверже. – Никто не нападал. Но там…там…
– Вы не приехали бы просто так. Чем вы взволнованы? – Илай мягко обнял его за плечи, подвел к поваленной берёзе, служившей партизанам скамейкой, и бережно усадил на толстый удобный ствол. – Прошу вас, успокойтесь и скажите, что произошло?
– Я вам привез печальные новости, Ваша Светлость, – с сочувствием глядя на Илая, тихо произнес Тефан. – Только что в Лилиас-Миду прибыли ваши родные. Князь Саркис и Май тяжело ранены, ваш сын удручён и напуган.
– Они будут жить?
– Поль осмотрел их. Маю он помочь бессилен. Князь Саркис в лучшем положении, но никаких гарантий нет.
– Как это произошло? Почему они не уехали раньше, пока неприятель был далеко?
– С ними приехал один из слуг. Он рассказал, что ваш отец ни под каким видом не желал покидать поместье. Он не верил в то, что враг придёт на его землю.
– Я мог бы догадаться, – заскрипел зубами князь. – Старый упрямец, что же он наделал? Май, милый, как же я не уберёг тебя? Где он сейчас? В сознании? Он что-то говорил?
– Нет, ничего не говорил. Май не пришел еще в себя. Ранение в живот серьёзное. Ваш супруг потерял много крови.
– Едем, быстрей! Аликс, вы можете остаться с Нанси здесь. Закончите занятия, а на ночь возвращайтесь в деревню, – князь подсадил Тефи в седло и вскочил на коня сам. – А как мой сын? Он цел?
– Да, но он неимоверно удручен. После всего пережитого это и понятно…
Князь дал шпоры, и кони понеслись. Всадники едва успевали уворачиваться от низко свисавших ветвей берёз, тесно обступивших узкую проселочную дорогу…
***
Илай пробыл у отца не более пяти минут. Старый князь был в сознании, но говорить не мог, то ли лишился языка, то ли не отошёл ещё от пережитого потрясения. Он только смотрел на сына умоляющим взором, словно просил прощения.
– Все образуется, отец, – Илай погладил его по морщинистой руке, – главное, ты жив.
У Мая он оставался дольше. Сидел, вглядывался в бледное, словно восковое лицо, держал вялую холодную ладонь.
– Отец, – сын подошел почти неслышно, – что будет с дедушкой и папой Маем? Они поправятся?
– Не знаю, Ленар, – честно ответил князь, обнимая сына. – У нас нет лекарей и нужных лекарств, но всё же будем надеяться на лучшее.
– Я рад, что ты оказался здесь, – прошептал мальчик, прижимаясь к отцу. – Мне сказал об этом граф Тефан. Сначала я даже не поверил.
– Да, это почти невероятно, но мы все оказались здесь. Так бывает, а особенно на войне. Я тоже был ранен, поэтому отстал от армии. Теперь мы ведем здесь партизанскую войну, потому что пробиться к своим нам не удалось...
Князь Май застонал и открыл затуманенные болью глаза. Муж и сын одновременно наклонились над его ложем.
– Ил, это ты? Какой счастливый сон! – слабо улыбнулся раненый, снова впадая в беспамятство.
***
Прошло несколько дней. Князь Саркис выглядел бодрее, раны затягивались. Состояние же Мая сделалось угрожающим, начался жар, он бредил. По всему было видно, что роковой исход его близок.
Между тем угроза появления вражеских фуражиров усиливалась. В поисках продовольствия отряды карейцев рыскали уже и по отдаленным селам, и поэтому партизаны постоянно были начеку. Учитывая опасность, Тефан хотел перевезти раненых на Выселки, но Поль решительно воспротивился этому, заявив, что всякое передвижение усилит опасность для жизни Мая, и без того висящей на тонком волоске.
Однажды вечером Тефан зашел в комнату, где лежал старый князь Эйден. Саркис задумчиво поглядел на него, приподнялся на локтях на подушках и улыбнулся, немного смущенно, но тепло и приветливо.
– Рад видеть вас в добром здравии, Ваша Светлость, – сдержанно поприветствовал князя Тефан. – Позвольте узнать, что вас так развеселило?
– Да я вот думал тут на досуге, – повел бровями князь. Слова давались ему еще плохо, но разобрать было можно. – Как странно складывается человеческая судьба. Через столько лет она снова свела нас вместе, и притом в такой грозный и суровый час. Вы приняли меня в своём доме, лечите и ухаживаете, хотя имеете полное право отказать в этом. Когда-то я повёл себя с вами совершенно недопустимо, оскорбил вас, сломал вашу жизнь, вы же оказались столь великодушны, что не держите на меня зла и…
– Полноте, князь, – прервал Тефан многословные самобичевания своего гостя, – теперь война, вы ранены, и мой долг позаботиться о вас.
– Благодарю вас, – князь дотянулся до руки Тефи и церемонно поцеловал. – Я должен был бы на коленях просить вашего прощения за всё зло, причиненное вам раньше, но увы, это ничего не изменит, да и не исправит. Мне остается только сожалеть о совершенных прежде безрассудствах. Могу ли я задать вам вопрос?
– Спрашивайте, князь.
– Почему вы остались в оккупации? Почему не уехали в безопасное место?
– Аликс, мой сын… Он сбежал на войну, и я должен был дождаться его возвращения.
– Аликс, – задумчиво пожевал губами старый князь, – ваш сын. Ваш и…короля Альберта…
– Почему вы говорите столь уверенно? – тихо прошептал Тефан. – Как вы можете знать…
– Я знаю, – Саркис улыбнулся, немного помолчал и заговорил снова. – Ещё тогда, в столице, когда Альберт приехал за вами, я понял, что это не просто так, что между вами существуют особые отношения. Да вы не смущайтесь, Тефан, я вовсе не осуждаю вас, напротив, восхищаюсь. Вы редкой красоты омега и достойны любви царя, жаль только, что она оказалась недолговечной. Но как же он отпустил вас, зная, что у него есть сын? Это так непохоже на государя.
– Он вовсе не знает об этом…
– Не знает? – ошеломленно переспросил князь. – Так вы не сказали ему о своем положении, и уехали, увезя в себе частичку его крови? Браво, граф, браво! Я потрясен вашим безрассудством! Да знаете ли вы, какое высокое положение могли бы занять, будучи отцом пусть внебрачного, но все равно королевского сына?!
– Вам надо отдохнуть, – Тефан встал, собираясь уходить.
– Погодите, – остановил его Саркис. – Простите меня, я не должен был так говорить с вами. Скажите мне, в каком положении мой зять? Как его раны?
– У нас нет опытных лекарей, способных сделать операцию, поэтому надежда очень небольшая.
– Мне жаль, – горестно прошептал старик, – я погубил его своим глупым упрямством.
– Что же вы не спрашиваете о своем собственном состоянии, князь...
– Тефан, послушайте, – князь перебил его, вдруг заговорив другим тоном, быстрым и лихорадочным, – не сочтите меня за безумного, но у меня к вам будет просьба. Если Май обречен, если он не выживет, я желал бы, чтобы именно вы стали супругом моего сына! Не оставляйте его и Ленара, прошу вас!
– Что? – Тефан в ужасе отшатнулся от раненого. – Вы действительно не в себе, князь, если говорите такое! Это кощунственно! В то время, как ваш зять отчаянно борется за жизнь, вы позволяете себе такие ужасные слова!
– Вы сами только что сказали, что надежды на выздоровление Мая нет... Да что вы так в лице переменились? Я не сказал вам ничего ужасного. Вы молоды, у вас вся жизнь впереди, и нет ничего предосудительного в том, чтобы соединить свои судьбы вместе.
– Довольно, не желаю больше слушать! Надеюсь, что ваш зять поправится, несмотря на уверения лекаря в обратном, и все у них в семье будет отлично. А я... мы с князем Илаем не в лучших отношениях, и я... я не могу…
– Вы можете, граф, – усмехнулся старый князь, – я видел, как вы друг на друга смотрите украдкой! Да не смущайтесь, в этом нет греха. А ваши прежние размолвки? Я знаю их причину и помогу преодолеть. Это мой последний долг перед вами и перед сыном, ведь именно я повинен в непонимании и неприязни, необоснованно возникшей между вами в столице. Я сделаю то, что давно должен был сделать – честно и откровенно расскажу Илаю обо всем, что произошло тогда в доме вашего отца, графа Ярита, чтобы он знал о том, что вы ни в чем не виноваты.
– Зачем вам это нужно, князь? – сгорая от смущения, пробормотал Тефан. – К чему ворошить прошлое?
– Без этого признания я не смогу спокойно оставить этот мир.
Тефан тихо спустился с парадного крыльца, сел на последней ступеньке и задумался. Разговор со старым князем поразил его до глубины души. Он и не знал, что его чувства к Илаю так заметны для окружающих.
– Это непростительный грех, – прошептал он, ни к кому не обращаясь, – при живом муже я осмеливаюсь думать и мечтать о нём! Я порочен и достоин самого строгого наказания! Май ранен, он страдает, а в это время я борюсь с желанием отдать себя его супругу… О, небеса, за что вы так со мной? Ну почему из всех мужчин Илай? И именно сейчас?
Все десять лет, прошедших со дня их разрыва с Альбертом, Тефан считал себя однолюбом. Ни разу не встретился ему альфа, способный заменить в сердце облик любимого, ничей взгляд не взволновал его, ничье прикосновение не вызвало желания. И наяву, и во сне он грезил только королем, старательно удерживая в памяти малейшие детали дорогого облика, не замечая, что со временем они тускнеют и расплываются, не оставляя в уставшей от одиночества душе прежнего волнения.
