Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
– В этом есть и твоя вина, мой господин. Ты был слишком снисходителен с ним. Если бы принял прошлую зиму предложение графа Арена, ничего этого бы с нами не случилось…
– Все наладится, вот увидишь! Время лечит любые раны. Но ты прав, я напрасно потакал капризам Марлина! Что ж, как только он поправится, немедленно сыграем свадьбу. На лучшую партию рассчитывать теперь не приходится, но я уже всё продумал. Он станет супругом князя Лан-Магды!
– Но, дорогой, князь наш ровесник! – покачал головой омега. – Может, не стоит нам так спешить с замужеством Марли? Он так измучился...
– Ты непоследователен в своих суждениях, – возразил Иво, – то говоришь о строгостях, то взываешь к послаблению. Нет, я убежден, что замужество – лучший выход из создавшегося положения, перемены пойдут на пользу Марлину и отвлекут от глупостей.
– Я всю зиму пытался снова сблизиться с ним, вернуть прежнего беззаботного юношу, – горестно прошептал Тони, – но безуспешно. Он замкнулся в своей скорлупе, как ящерица. Кто знает, как он отреагирует на известие о назначенном ему женихе?
– В панцире, как черепаха, – машинально поправил князь. – Отреагирует нормально. Скажи, а он не пытался увидеться со своим… хе... с этим... – Тони замялся, не зная, как бы поделикатнее обозвать любовника сына.
– Нет, не пытался. Мальчик почти не выходил из своей комнаты, хотя я вовсе не запрещал ему гулять в окрестностях поместья. Он даже в столовую редко спускался, если не прикажешь отнести еду ему наверх, так он и не спросит. Похудел, побледнел, одни глаза от него остались.
– За что нам такие напасти? – горько вздохнул Иво. – Ну да теперь всё. Миновало. – Он говорил так, словно убеждал самого себя. Ребёнка мы отправили, куда должно, его отца – тоже.
– Он уже уехал из деревни?
– Завтра поутру, – ответил князь, – чиновник разрешил новобранцам побыть эту последнюю ночь дома.
– А где сейчас …этот человек? Он ведь нездешний, у него нет родных.
– За лесом, на хуторе у знахаря. Он его выходил, на ноги поставил, так вот он и попросил разрешить сходить к нему, попрощаться. Я позволил, всё равно ему более пойти не к кому.
– Ах, дорогой, хоть бы все это поскорее забылось! – прошептал Тони, прижимаясь головой к плечу мужа.
– Забудется, дорогой, все забудется, – целуя омегу в висок, твердо сказал князь, – вот выдадим замуж Марли и заживем, как прежде!
Они замолчали, глядя на бушевавшую за окном непогоду. Никем не замеченный, от раскрытых дверей родительской спальни тихо отступил Марлин, – бледный, дрожащий, с широко распахнутыми безумными глазами…
– Случайно подслушанный разговор родителей явился последней каплей для моего и без того расстроенного состояния, сильно подорванного тяжелой зимой, родами и потерей ребёнка, – рассказывал дальше князь Марлин. – Я впал в какое-то помешательство, не понимал, что и зачем делаю. Выбежав вниз, в подсобные помещения, я сдернул с гвоздя первый попавшийся полушубок, – это оказался старый армяк нашего лакея, нахлобучил на голову его же шапку и помчался в лес сквозь бушующую на улице ужасную вьюгу. Сейчас уж и не припомню, что заставило меня решиться на этот безумный поступок? Может быть, желание убежать от произвола родителя, может, отчаянная попытка последний раз увидеться с любимым, сказать ему последнее «прости»?
Я сбился с дороги почти сразу же, как вошел в лес, и наверняка погиб бы, если б на меня случайно не наткнулись заезжие охотники, застигнутые в лесу той же непогодой. Они приняли меня за местного крестьянина и отнесли в охотничий домик, где я и пролежал без памяти целые сутки. Когда же мне сделалось лучше, и погода наладилась, я смог объяснить своим спасителям, кто я такой и где живу.
А дома меня ждал ещё один удар судьбы – тяжелейший и непоправимый…
Родители хватились сына не сразу, а ближе к вечеру, и сначала не очень обеспокоились, думая, что он где-то сидит в одиночестве, по обыкновению избегая их. Когда же тщательные поиски ни к чему не привели, отец собрал слуг и спросил, не видел ли кто в это утро молодого князя. Все дружно покачали головами, и только кухаркин сын робко подал голос, сказав, что когда он нёс дрова в печки, навстречу ему выбежал молодой господин, да так чудно был одет, ровно простолюдин, а глаза испуганные, вроде безумные…
Тотчас снарядили поиски, родители тоже поехали в лес в маленькой повозке.
Что с ними случилось той ночью и почему они выпали из повозки, покатившись по крутому обрыву к реке, осталось невыясненным. Их нашли через день к вечеру. Отец Тони сломал шею, ударившись о дерево, и умер сразу же, а князь Иво, серьёзно повредивший обе ноги, замёрз, не дождавшись помощи…
– Мой дед так и не оправился после похорон, месяц проболел, потом тоже скончался... Меня давило горе, но ещё более, – тяжкий груз вины, я не хотел жить и всерьез подумывал наложить на себя руки. От этого безумного поступка меня спас младший братик, твой будущий отец. Я вспомнил о нем в тот самый роковой момент, когда уже прилаживал к потолку крепкую веревку.
Я остался жить ради него, ни в чем не повинного десятилетнего мальчика, лишившегося по моей вине родительской ласки, и всю свою дальнейшую жизнь полностью посвятил заботам о его воспитании.
Жить в поместье деда я больше не мог, там всё слишком напоминало о погибших родителях, о счастливом прошлом. Я продал его и переехал с братом в Лилиас-Миду, принадлежавшее тогда моему дядюшке. Старый князь очень обрадовался нашему приезду и, не имея наследников, составил завещание в мою пользу.
Остальное тебе известно, Тефи. Я вырастил братика, выдал замуж. Только… – князь сделал паузу и лицо его снова затуманилось, – только не суждено было ему узнать счастье. Видимо, кара небес через меня дотянулась и до твоего родителя.
– Вы не виноваты в его смерти, дядя, – попытался утешить Марлина добрый Тефан. – Так распорядилась судьба.
– Я был обязан распознать чёрствую душу Ярита, – возразил князь. – Но когда он приехал с предложением руки и сердца, такой красивый, молодой и элегантный, моё сердце дрогнуло, и я искренне радовался, вместе с сияющим счастьем братишкой. Кто мог знать тогда, что всё это так обернется?
– А что ж ваш сын? – спросил Тефи, желая отвлечь дядю от тягостных воспоминаний. – Вы искали его?
– Искал, но безрезультатно. Ребенок как сквозь землю провалился. Отец умел прятать концы в воду. Я даже не знал, дали ли ему имя, а если дали, то какое...
– Вы рады, что встретились с ним? Как он вам показался? Вы сказали ему правду?
– Нет, не сказал, – покачал головой Марлин, – ни к чему это теперь, слишком поздно. Я чужой для него человек, он бы не понял меня и не принял, а возможно, даже и не поверил. Мы из разных миров, и ему не принесла бы никакой пользы запоздалая отцовская любовь. Да я ничего и не могу для него сделать, потому что ничем не могу подтвердить наше родство.
– Но как же так? Неужели совсем ничем нельзя помочь ему? – Тефан бережно взял руку Марлина и прижался к ней щекой. – Как же тяжело вам было ничего не знать о нем столько лет, а теперь найти его в столь жалком положении, – в простых солдатах.
– Да, милый. Не знаю, что бы я делал все эти годы, если бы не было тебя! Ты стал смыслом моей жизни, – прижав к себе племянника, прошептал князь, – моей радостью, моим утешением. Я старался ничего не запрещать тебе, пока ты рос, чтобы лишний раз не искушать судьбы. Запретный плод сладок, а строгое обращение зачастую приводит к совершенно противоположным результатам. Как я переживал, видя твоё опасное сближение с Руди! Но небеса милостивы, они не допустили в тебе повторения моей судьбы. Неравная любовь, Тефан, – самое страшное несчастье в нашей жизни, поверь мне! Опасайся её, беги как от чумы, ибо она сжигает душу и разрывает сердце!
– Пойдемте пить чай, дядя, – грустно улыбнувшись, сказал Тефи, – и вместе прочитаем письмо из деревни.
Глава 23
пять месяцев спустя
Влюблённые глухи и слепы ко всему на свете. Скрывая от окружающих свою любовь, они всерьез полагают, что это им удается, что никто не замечает их сияющих счастьем глаз и нежных улыбок.
Альберт был неправдоподобно, ошеломляюще счастлив. Забыв про Тосио, каждую свободную минуту он проводил в комнатах Тефи, скорее похожих на ювелирную лавку или музей ценностей, чем на жилое помещение молодого омеги.
– Аль, ну зачем это? – спрашивал счастливый Тефан, когда король прибегал к нему с очередной драгоценностью в руках. – Ты уже надарил мне столько всего, что я теряюсь в раздумьях, куда мне складывать все это добро?
– Ты ничего не просишь у меня, – огорченно вздыхал альфа, – а мне хочется подарить тебе весь мир. Давай я распоряжусь построить для тебя огромный дворец?
– Зачем он мне? – смеялся Тефан, обнимая его. – Мне ничего не нужно, кроме тебя.
– Волшебник мой, – шептал король и целовал в губы. – Я так счастлив, что встретил тебя! Но всё же – попроси у меня что-нибудь, ну, пожалуйста! Чего тебе хочется?
– Ну, хорошо, раз уж Вы настаиваете, Ваше Величество, – лукаво прищурился омега, – у меня будет к Вам одна просьба. Вы обещаете исполнить её?
-Обещаю! Я сделаю для тебя всё, что в моих силах!
– Ты поступаешь опрометчиво, Аль, обещая исполнить то, чего ещё не знаешь. А вдруг это потребует от тебя слишком больших усилий?
– Неважно. Я буду рад выполнить любое твоё желание.
– Любое, Аль?
– Любое, милый. Говори!
– Позволь мне написать твой портрет! Я знаю, что это очень дерзкая просьба с моей стороны, так как я наделен весьма скромными талантами в живописи. Но я уверен, что моя работа будет одним из лучших твоих изображений, ибо я вижу тебя с такой стороны, с какой не способен увидеть ни один даже самый выдающийся живописец.
– Изволь, ангел мой, – рассмеялся Альберт, – пиши, если хочешь. Но должен честно предупредить тебя, что я нетерпеливый натурщик и не умею подолгу позировать.
– Я сделаю наброски быстро, а детали допишу после, по памяти, – обрадовался граф. – Давай начнем прямо сейчас? Иди, садись вот туда, в кресло. Так, голову чуть левее, и смотри весело!
С тех пор так и повелось. В те дни, когда Альберт был свободен, он непременно по полчаса позировал своему «милому волшебнику». В его отсутствие Тефан увлеченно совершенствовал портрет по памяти. А ведь и верно он выходил куда как хорош, ибо кистью юного художника водила не только искусная рука, но и любящее сердце!
Тефан купался в счастье и не думал о плохом, а между тем за влюблёнными наблюдали десятки недоброжелательных глаз.Особенно преуспели в слежке отвергнутые государем Айдар и Шарит, те самые, о которых графа предупреждал еще в Митте князь Май. Омеги знали всё – в какое время Альберт приходил к Тефи, в какое уходил, сколько времени граф проводил на службе, какие книги читал, какими отдушками пользовался… Несколько раз в его отсутствие они тайно проникали в личные комнаты и с завистью рассматривали дорогие подарки повелителя. В хорошеньких головках светских львов зрели коварные планы расправы с удачливым соперником.
План вскоре составился, примитивный, но действенный. Оставалось лишь склонить к согласию главного участника и исполнителя, что, впрочем, оказалось совсем не сложно, так как он яростно ненавидел Тефи. Эта ненависть была столь сильна, что он без колебаний решился рискнуть всем, – отношением к себе государя, карьерой и благополучием семьи – лишь бы унизить, уничтожить взлетевшего столь высоко несносного гордеца графа Уллияна…
***
Подгоняемый нетерпеливым ожиданием желанной встречи, Альберт почти бежал по коридорам Главного дворца, направляясь к Тефану. Меньше часа назад он вернулся в столицу из поездки по восточным провинциям, и теперь горел желанием обнять любимого. Они не виделись почти три недели, и он спешил к нему, забыв о том, что на дворе давно стоит день, и вряд ли в это время Тефан у себя...
– Волшебник мой, наконец-то! – с горящими от счастья глазами он пробежал пустую гостиную, отворил дверь, ведущую в спальню, и вдруг застыл, почти окаменел, решительно отказываясь поверить тому, что предстало его потрясённому взору.
Широкая постель была примята, а в комнате витал терпкий чужой запах, ничем не напоминавший тонкий аромат тела Тефана. Некоторое время Альберт стоял неподвижно, втягивая ноздрями этот подозрительный парфюм, и тысячи мыслей роились в его окаменевшей от болезненной подозрительности ревнивой голове. Что здесь случилось в его отсутствии и почему, о небеса, здесь так невыносимо пахнет посторонним альфой?
Он подошел поближе и склонился над постелью, внимательно рассматривая смятые простыни. На подушке отчетливо обозначен след от чьей-то головы, мало того! несколько черных волос осталось на гладком сиреневом шелке. И запах... Смутивший короля запах здесь был всего сильнее!
Некоторое время Альберт неподвижно стоял и безумными глазами смотрел на эти явные свидетельства чьего-то присутствия. Кого посмел принимать на их постели Тефан? С кем забавлялся, пока его не было в столице? Богатое воображение, не раз выручавшее короля в затруднительных ситуациях, сейчас сыграло с ним жестокую шутку, – он живо представил, как тонкие пальчики Тефи блуждают в густой шевелюре незнакомого ему черноволосого альфы, как этот мерзавец блаженно жмурится, и как потом, перевернув легкое тело омеги под себя, ласкает и целует самые интимные места, а Тефан стонет и раскидывает ноги, охотно отдаваясь возбужденному самцу...
В глазах потемнело от бешеного гнева, и Альберт перестал владеть собой. Под руку попалась тяжелая бронзовая статуэтка, и он в сердцах запустил ей в прикроватную тумбу, разбив ее вдребезги. Тумба опрокинулась набок, а статуэтка упала на пол, ударившись о что-то маленькое и блестящее, что до этого момента была скрыто от глаз короля под изящным предметом мебели. Одним прыжком он преодолел пространство до тумбы и поднял с пола изысканную золотую вещицу. О, он узнал бы эту подвеску и из миллиона – сам лично заказал и подарил на двадцатый день рождения другу детства и самому преданному своему адъютанту князю Илаю Эйдену!..
Мутным взором он смотрел на знакомый кулон, чувствуя себя на грани безумия – его любимый изменил ему с Илаем! Двойное предательство потрясло Альберта так сильно и мучительно, что он пошатнулся, а из груди его вырвался вопль отчаяния. И неужели в этом мире верить никому нельзя? И верный друг, и единственный на земле любимый, которому он доверял, как самому себе – оба лжецы и лицемеры!
Ему было так больно, как никогда в жизни, до сего часа он и не подозревал, что в мире существует подобная боль. На негнущихся деревянных ногах он вышел из спальни и прикрыл за собой дверь, – скорее интуитивно, чем осознанно, горьким взором обвел привычную милую обстановку гостиной, навсегда прощаясь с рухнувшим в одночасье счастьем. С нехорошей ухмылкой подошел к стоящему у окна мольберту, снял наброшенное поверх холста чистое белое покрывало.
С почти законченного портрета на него радостно смотрел абсолютно счастливый человек. Любящий и любимый…
– Какое лицемерие! – горько прошептал он, сжимая пальцы в кулаки. – Распутный предатель еще находил время совершенствовать моё лицо! Верно, отдыхая от любовных утех с князем, или в предвкушении их.
Король остро пожалел, что безоружен, – сейчас он с большим удовольствием проколол бы шпагой собственную улыбающуюся физиономию, это доставило бы ему мучительное удовольствие, сродни тому, что испытываешь, убивая лютого врага. Он вздохнул, набросил обратно тряпицу, повернулся и вышел из комнаты.
Сквозь неплотно прикрытую дверь спальни за ним осторожно наблюдал выскользнувший из гардеробной Илай. Он все сделал в точности с составленным накануне планом: наследил в комнате своим запахом, измял девственно чистую постель ненавистного омеги и оставил на подушке несколько волосков. Посчитав свою миссию исполненной, собрался уходить, однако судьба распорядилась иначе. Звено цепочки у него на шее неожиданно разошлось, и золотой кулон – подарок короля, упал куда-то возле прикроватной тумбы. Илай нагнулся подобрать, но драгоценная вещица закатилась далеко, пока он шарил в поисках, услышал звук шагов и голос Альберта Пришлось ретироваться в шкаф, в надежде, что государь тоже не обнаружит кулон, и он отделается в этой авантюре «малой кровью»...
И вот теперь, когда случилось то, на что он не рассчитывал, Илая раздирали совершенно не те чувства, какие должны были. Он не боялся за собственную участь и не испытывал злорадства или удовлетворения, напротив, его охватили безмерное сожаление и раскаяние…
Соглашаясь участвовать в грязной авантюре, придуманной ревнивыми омегами, он жаждал только одного – насолить Тефану и изгнать его из королевской спальни. О чувствах государя он не подумал, считая графа его очередной незначительной прихотью…
Боль Альберта потрясла его. Ах, если бы он мог повернуть время вспять и всё исправить!
***
– Как поживает твой дядюшка, Тефан? – спросил князь Май. – Если не ошибаюсь, он покинул столицу в начале зимы?
– Да, лекарь настоятельно рекомендовал ему вернуться домой, поскольку здешний сырой климат неблагоприятно сказывался на его здоровье.
– Как же он чувствует себя теперь?
– Значительно лучше. Недавно я получил из поместья письмо.
– Я рад слышать, что Его Светлость здоров, чего не скажешь о тебе, Тефан. Я давно не видел тебя и мне очень заметны перемены к худшему. Ты побледнел, под глазами круги, цвет лица нездоровый. В чем причина, ты плохо ешь? У тебя бессонница?
Они сидели в небольшой приемной, ведущей в покои принца Амалия. Брат короля был в отъезде, и омеги получили возможность без помех поговорить друг с другом.
Они не виделись целых два месяца – перед родами Май не появлялся на людях. Неделю назад он благополучно разрешился от бремени, став отцом здорового крепкого младенца альфы, и сегодня впервые появился при дворе, чтобы приступить к своим обязанностям.
– Не знаю, что и сказать тебе, Май, – растерянно проговорил Тефи, – в последнее время я действительно чувствую себя как-то странно. Думаю, что у меня что-то с желудком. Аппетита нет, особенно на рыбу, хотя я всегда любил ее, и кроме того, участились приступы тошноты, иной раз довольно сильные. Пока не попью чего-нибудь кислого, даже с постели встать не получается, так и держу под рукой кувшин с травяным отваром.
– Тебя тошнит? – живо отреагировал князь. – Знакомая картина. Может, ты беременный?
– Беременный? – ошеломленно пролепетал Тефан. – Да ты что, Май? Я как-то никогда не думал об этом…
– А ты подумай, – обняв друга, радостно зашептал князь, – это замечательная новость, и я уверен, что ОН тоже будет на седьмом небе от счастья! Он осыплет тебя золотом, ты будешь купаться в роскоши!
– Да у меня и так вся спальня завалена блестящими украшениями, – засмеялся граф, – куда ж больше?
– Ты скажешь ему? – заговорщицки подмигнув, спросил Май.
– Скажу, – без колебаний ответил Тефи, – но вовсе не для того, чтобы утонуть в золоте. Просто я считаю, что Альберт имеет право знать об этом, кроме того, мне всё равно не удастся долго скрывать от него своё положение. Но сначала необходимо удостовериться, так ли это. Завтра же проконсультируюсь с лекарем. Подскажи, к кому лучше обратиться, чтобы не из болтливых был?
– Могу порекомендовать моего...
Князь не успел закончить фразу. Дверь в приемную принца распахнулась, и вошел король. Его красивое лицо было бледно и бесстрастно, но в глазах застыло обычно несвойственное ему выражение растерянности.
– Ваше Величество, – Май, а за ним и Тефи поднялись с кресел и поклонились, – с благополучным возвращением!
Альберт посмотрел на омег с некоторым недоумением, и Май уловил мелькнувшую на его выразительном лице новую неожиданную гамму чувств – от искреннего сочувствия, обращённого к нему, – до яростного негодования, адресованного Тефи.
Обрадованный долгожданной встречей, Тефан ничего не заметил.
– Не сочтите меня невежливым, любезный князь, но я вынужден прервать вашу беседу, – сказал король, – мне необходимо сейчас же переговорить с графом Уллияном. Прошу вас, оставьте нас.
Май вышел, и они остались одни. Тефан радостно улыбнулся любимому и бросился навстречу, но словно споткнулся, увидев его искаженное болью и гневом лицо. Альберт шумно втянул в себя воздух и посмотрел на него с ненавистью, как на предателя или заклятого врага.
– Что случилось, Аль? – прошептал юноша осевшим голосом.
– Никогда больше не называй меня так, гнусный распутник! – ледяным тоном ответил король. – Поистине нет предела твоему лицемерию! Ты уверяешь меня в своей преданности и любви, прикидываешься другом князю Маю, и в это же самое время забавляешься в постели с его мужем! И ты еще смеешь спрашивать у меня, что случилось!? Браво, граф, ты неподражаемый лицедей! В твоих глазках нет ни капли смущения или раскаяния, они выражают лишь самое искреннее изумление! А между тем от тебя за версту разит другим альфой, похотью и развратом! Где твой естественный запах, что с ним случилось? Стоило мне ненадолго уехать, и ты сразу же пустился во все тяжкие!
– Пустился во все тяжкие? – ошеломлённый чудовищным несправедливым обвинением, Тефан смертельно побледнел и пошатнулся, с трудом удерживаясь на ногах. – Я забавляюсь в постели с мужем Мая? Это гнусная ложь, Ваше Величество! Кто попытался так грубо оклеветать меня в ваших глазах?
– Не усугубляй своего положения новой ложью! – угрожающим голосом продолжал Альберт, швыряя ему в лицо блестящий золотой кулон. – Мне вовсе не пришлось опускаться до дворцовых сплетен, ибо я сам получил убедительные доказательства твоей измены, что вкупе с твоим мерзким запахом не оставляет никаких сомнений! Ты узнаешь эту вещичку? Должно быть в страстном порыве ты сдернул ее с шеи князя или он был настолько увлечен тобой, что не заметил, как она упала. Да что подвеска! Ты даже не потрудился сменить простыни и привести спальню в порядок перед моим возвращением! Или ты думал, что до вечера успеешь все убрать? Ну, что молчишь, ответить нечего? О, небеса, как я любил тебя, как верил, как делился с тобой самыми сокровенными мыслями! Ты же оказался настолько циничным, что посмел обманывать не только меня, но и чистого во всех отношениях князя Мая! Как же ты мог, днем прикидываться ему другом, а ночью развлекаться в своей спальне с его мужем?
Альберт глухо застонал и отвернулся, закрыв руками искаженное болью неузнаваемое лицо. Тефан молчал, не в силах поверить тому, что услышал. Он отчетливо понимал, что никакие доводы не помогут, что любимый всё равно не поверит сейчас ни одному его слову. Сердце безжалостно сдавила ледяная змея отчаяния.
«Как же неожиданно это случилось, – со странным равнодушием подумал он, – то самое, о чём с самого начала меня предупреждал Май. Дворцовые интриги настигли меня, а Альберт, ни на секунду не усомнившись, поверил в мою измену! Подумать только – Илай Эйден мой любовник! Да мы с ним едва выносим друг друга!»
Тефан безнадежно вздохнул и взглянул на Альберта. Их счастье рухнуло в единый неуловимый миг, словно весенний снег с подтаявшей крыши. Ему хотелось увидеть его лицо в последний раз, но король по-прежнему стоял, не оборачиваясь.
– Позвольте мне уйти, Ваше Величество, – смирившись с поражением, сдержанно проговорил Тефан.
– Не смею задерживать, – глухо ответил Альберт.
Тефан низко поклонился и пошел прочь, стараясь держаться прямо и сохранять достоинство. Напускная бравада удавалась плохо, ноги не слушались, шаг получался неровный. Ему почудилось, что Альберт смотрит ему вслед, но он не решился оглянуться, и поэтому не знал, так ли это. В коридоре ему вновь сделалось нехорошо, пришлось опереться о стену и остановиться, пережидая, пока пройдет приступ тошноты. Постаравшись успокоиться, омега прикрыл глаза и несколько раз глубоко и медленно вздохнул, слегка задерживаясь на выдохе. В последнее время это иногда помогало ему скрыть на людях свое недомогание.
Через минуту действительно стало легче. «Хорошо, хоть Май ушел, – с некоторым облегчением подумал он, – у меня не хватило бы сил сейчас объясняться с ним».
Юноша осторожно отошел от стены и пошел, сначала тихо, потом быстрее, наконец, почти побежал в свои теперь уже бывшие комнаты. Ему необходимо было забрать с собой в вечное изгнание две вещи – на память о сгинувшем навсегда счастье.
– Притворщик! – нарочито распаляя себя, пробормотал Альберт, внимательно наблюдавший за ним сквозь неплотно прикрытые двери приемной, – каков притворщик! Ведь догадался, что я буду наблюдать за ним, и великолепно отыграл последний акт своей незадавшейся пьесы! Как мастерски изобразил отчаяние, как естественно оперся о стену! Можно подумать, ему и вправду сделалось плохо! Верно, надеялся, что я не выдержу и брошусь с утешениями. Не дождался – и кинулся к себе, собирать подаренные мной драгоценности! Что ж, и здесь я в нем ошибся! Тефан столь же корыстен и падок на деньги, как и все остальные…
Он почти убедил себя в истинном значении собственных слов. Одно лишь сердце не верило ему – оно помнило иного Тефана Уллияна. Любящего, бескорыстно преданного, готового ради него на любое самопожертвование.
